Академия льда и пламени

Глава 31. Утро после шторма

Кира

Первое, что я почувствовала, проснувшись, — это запах. Не сырости и сквозняков моей башни, а сандала и... мужчины.

Я открыла глаза.

Вместо привычного потолка с трещинами надо мной нависал балдахин из тяжелого темно-синего бархата. Солнечный луч пробивался сквозь плотные шторы, разрезая полумрак комнаты золотой полосой, в которой танцевали пылинки.

Я пошевелилась, чувствуя приятную ломоту во всем теле, и тут же наткнулась на что-то горячее и твердое.

Ален.

Он спал рядом, уткнувшись лицом в подушку, но его рука собственнически лежала на моей талии, словно даже во сне он боялся, что я сбегу. Одеяло сползло, открывая его спину — широкую, мускулистую, с несколькими бледными шрамами (следы магических ожогов, отметила я профессиональным взглядом).

Воспоминания о прошлой ночи нахлынули волной, от которой щеки вспыхнули жаром. Коридор. Стена. Его комната. Безумие, страсть, шепот, переплетенные пальцы...

— Ох, Вуд, — прошептала я себе, — во что же ты вляпалась?

Это был не просто секс. Это было... заявление. Объявление войны всему этому чопорному миру. Я переспала с сыном герцога, официальным женихом (пусть и бывшим, как он утверждал) влиятельной аристократки.

Я осторожно высвободилась из его объятий и села, подтягивая простыню к груди.

На полу валялось мое платье. Тот самый серебряный шедевр, который мы с мадам Фиорой создавали с такой любовью. Теперь оно выглядело как тряпка — помятое, местами, кажется, даже надорванное. Рядом лежал парадный мундир Алена, превратившийся в бесформенную кучу золота и бархата.

— Суровая реальность, — констатировала я. — В этом я на лекции не пойду.

— И не ходи, — раздался хриплый, сонный голос.

Я вздрогнула и обернулась. Ален смотрел на меня одним глазом, лениво улыбаясь. Его волосы были взлохмачены, и он выглядел... домашним. Непривычно доступным.

— Доброе утро, Спичка, — я постаралась, чтобы голос звучал иронично, но улыбка все равно получилась глупой и счастливой. — Нам нужно вставать. Академия не дремлет.

Он протянул руку и поймал мою ладонь, поднося её к губам.

— Пусть подождет. Я бы пролежал так вечность.

— Если мы не выйдем к завтраку, они решат, что мы сбежали в Южные пустыни.

Ален сел, откидывая одеяло (совершенно не стесняясь своей наготы, отчего я поспешно отвела взгляд, хотя ночью видела всё).

— Пусть думают, что хотят, — он стал серьезным. — Лиана, насчет вчерашнего...

— Не надо, — я перебила его, чувствуя укол страха. Вдруг он сейчас скажет, что это была ошибка? Что действовало выпитое или, скажем, луна? — Не извиняйся. И не оправдывайся.

Он взял меня за подбородок и повернул мое лицо к себе, заставляя смотреть в его карие глаза. В них не было ни капли сожаления. Только тепло.

— Я и не собирался извиняться. Хотел сказать, что это было лучшее, что случалось в моей жизни. И что я не отступлюсь. Теперь, когда все маски сброшены... будет шторм. Мои родители, Элеонора, ректорат... они накинутся на нас. Ты готова?

Я посмотрела на его решительное лицо. Вспомнила, как он защищал меня. Как мы чинили доски. Как летали.

— Я гонщица, Ален, — улыбнулась ему. — Я люблю шторм. В шторм трасса интереснее.

Он поцеловал меня — коротко, но крепко, скрепляя этот негласный договор.

— Тогда встаем. Твое платье... м-да. Пострадало в бою.

— Нужно попасть в мою комнату, — поморщилась я, — необходимо переодеться.

— Возьми пока мою рубашку. И брюки. Подвернешь. Дойдешь до башни Ветров, а там переоденешься в форму.

Выход из его комнаты был похож на выезд с пит-лейна на трассу во время аварии. Мы шли по коридору мужского общежития. Я — в его белоснежной рубашке, завязанной узлом на талии, и брюках, подвернутых снизу, босиком (туфли я несла в руках). Ален — в свежей одежде, невозмутимый, как скала.

Он держал меня за руку. Крепко. Переплетя пальцы.

Навстречу нам попался староста этажа. Он уронил стопку книг и так и остался стоять с открытым ртом. Потом — группа третьекурсников. Они вжались в стены, провожая нас ошалелыми взглядами.

Но самое интересное началось, когда мы вышли во двор и направились к моему общежитию.

Утро было ясным, и двор был полон студентов, спешащих на завтрак. При виде нас разговоры смолкали, словно кто-то выключал звук. Головы поворачивались синхронно, как у стаи сурикатов.

— Это Вуд?

— Она… в одежде Ролдэна?

— Вы видели? Он держит её за руку!

— Значит, вчера на балу... это была правда?

Я шла, чувствуя, как горят щеки, но Ален сжал мою ладонь крепче, давая понять: "Я с тобой". Он шел с таким видом, будто прогуливаться утром с растрепанной девицей в мужской одежде — это высшая привилегия сына герцога.

Мы поднялись в башню Ветров. Здесь публика была попроще, но реакция — та же.

Соседка, выходившая с полотенцем на голове, взвизгнула и спряталась обратно в комнату. Комендантша, мадам Жизель, поперхнулась чаем, когда Ален вежливо кивнул ей: "Доброе утро, мадам".

У моей двери он остановился.

— Я подожду здесь, — сказал он, прислонившись плечом к косяку. — Не хочу смущать твоих соседок еще больше. Хотя, кажется, больше уже некуда.

Я шмыгнула в комнату, быстро скинула его одежду (которая пахла им так одуряюще, что расставаться с ней не хотелось) и натянула учебную мантию. Привела волосы в порядок парой заклинаний.

Когда я вышла, Ален все так же стоял у двери, скрестив руки на груди, и отшивал взглядом любопытных первокурсниц, которые выглядывали из-за угла.

— Готова? — спросил он, протягивая руку.

— Готова.

Слухи в Олвэндже распространялись быстрее скорости света. К моменту, когда мы вошли в столовую, там уже знали всё (и даже больше, чем было на самом деле).

Воцарилась мертвая тишина.

Сотни глаз уставились на нас. Я видела перекошенное лицо Дориана, который сидел в углу, обхватив голову руками (видимо, вчерашнее оставило на нем неизгладимый след). Самой Элеоноры не было видно.

Ален не замедлил шаг. Он вел меня к своему столу — столу "элиты".

— Ален... — шепнула я. — Я...

— Ты будешь сидеть со мной, — громко ответил он, отодвигая для меня стул. Ален устроился рядом, и его взгляд, тяжелый и предупреждающий, обвел зал. — Если у кого-то есть вопросы по поводу моей личной жизни, — произнес он ледяным тоном, от которого у меня мурашки побежали по коже, — можете задать их мне лично. На дуэльной площадке.

Вопросов не последовало. Зал взорвался шепотом, но никто не посмел подойти.

Ален подвинул ко мне тарелку с круассанами.

— Ешь. Приятного аппетита.

Я взяла булочку, чувствуя на себе сотни взглядов — завистливых, осуждающих, восхищенных. Но мне было все равно.

Рядом сидел Ален. Он держал меня за руку под столом, и его ладонь была горячей.

— Мы справимся? — тихо спросила я, откусывая кусочек.

— Мы их сделаем, — подмигнул он. — Как на повороте.

Утро после шторма было ясным. И, кажется, это было начало моей новой жизни. Жизни, в которой я больше не была одна.