— Ни слова, — прорычал он, потащив меня вниз и под шаткую платформу, удерживающую металлическую горку. Она куда выше современных горок. В наши дни лишь от одного вида на нее у многих родителей бы побежали мурашки. — На нас охотятся, — хмыкнул он, а потом, — и ты засранка.
Это чистая правда. Я — засранка.
— Бернадетт, — услышала я свое имя, прозвучавшее из тени деревьев, и кровь в жилах застыла.
Гребаная Кали. Должно быть она знала, что ей нет спасения, больше нет. Должна знать, что она умрет.
Руки сжались в кулаки, когда Хаэль ослабил свою хватку. Тем не менее, он отпустил мою шею. Тоже из благих побуждений. Должно быть он чувствовал, как я дрожала, чувствовал жестокость в моих венах. В меня проникала вражда, которой нужен резкий конец, судьба, которая жаждет быть окутанной кровью.
Кали Роуз проиграла. Все кончено. Мне просто нужно решиться на убийственный удар.
Мне просто нужно это закончить.
— Берни, — снова проворковала она, но Хаэль прижал меня ближе к себе. Я слышала, как его сердце бешено билось позади меня, но пока мы ждали в темноте и холоде, до нас доносилась отдаленная метал-музыка, он замедлил свое дыхание, пока не показалось, что он задержал его. Но нет, Хаэль был всего лишь выжидающим хищником. — Должна сказать, я поняла, почему ты простила Аарона, — пауза. Сейчас я слышала ее немного громче, словно она приближалась. — Почему приняла его обратно. Этот член просто легендарный, — ее смех эхом разносился сквозь деревья, и я поняла, что она куда хуже, чем я представляла.
Лгунья, изменщица, воровка — да. Но социопатка? Это что-то новенькое. Отличная работа, Кали, тебе удалось удивить даже меня, а это не так уж и просто. Единственный насильник женского пола во всей округе, и мне удалось на нее нарваться.
Я так сильно стиснула зубы, что челюсть заболела.
— Сохраняй спокойствие, Блэкберд, — пробормотал Хаэль мне на ухо, разжигая огонь, горящий в моем животе.
Чудовище внутри меня извивалось в темном пространстве между любовью и ненавистью. Я любила Хаэля. Я ненавидела Кали. Разделить эти уровни практически невозможно. Чувствовала одновременно насилие и похоть.
— Он вроде бы и не возражал, чтобы я объездила его до беспамятства, — размышляла она, и рядом хрустнула ветка.
Хаэль толкнул меня вперед так сильно, что я споткнулась и упала на колени в грязь. А затем он набросился на того парня, одетого во все черное и в маске, словно COVID-19 вернулся. Мне удалось подняться, когда я увидела Кали, выходящую из-за деревьев.
Наши взгляды встретились, и мы обе поняли, что время пришло.
Без колебаний она подняла пистолет обеими руками и выстрелила в меня. Но стрелок из нее плохой, поэтому пуля попала в старую деревянную конструкцию детской площадки. Когда я побежала и использовала снаряжение площадки для укрытия, Кали выстрелила второй раз. Сначала я пошла за Хаэлем, потому что, как и сказала, поняла, что на самом деле имело значение, и это не месть. Это гребаная семья.
Но затем Кали нацелилась на Хаэля, и кровь затмила мое зрение.
Я выстрелила в нее из своего оружия, высаживая в нее обойму, пока она не пригнулась обратно за деревьями, а я последовала за ней. Знала, что, вероятно, не должна была, но ничего не могла с этим поделать. Нам нужно было найти Аарона. Сейчас мог быть единственный шанс выведать, что на самом деле знала Кали.
Босыми ногами топая по грязи, я со всех ног побежала к деревьям. Она выглянула из-за ствола с пистолетом в руке, но я двигалась быстрее, и она не так хорошо управлялась с оружием, чтобы достать меня до того, как столкнусь с ней.
Мы вместе свалились в кусты, мои розовые, пышные юбки зацепились за колючки ежевики, разрываясь, когда мы сильно ударились об землю. Кали ворчала, ее когтистые руки старались схватить меня, пока я пыталась приставить пистолет к ее черепу. Он был пуст, но она об этом не знала.
— Где, блять, Аарон? — прорычала я, и она засмеялась, на самом деле засмеялась, когда пистолет оказался у ее головы.
— Черта с два я что-то расскажу. Ты в любом случае убьешь меня, — руки Кали потянулись вверх и обхватили пистолет, заставляя мои пальцы нажать на курок. Пустое щелканье заставило ее засмеяться, но я лишь отошла и вырубила ее пистолетом второй раз за ночь. Она воспользовалась возможностью вонзить нож в мой бок, прежде чем я смогла среагировать. — Думаешь, ты такой хороший человек, Бернадетт. Как грустно. Ты такая же уродливая и сломанная, как и все мы.
Боль настигла меня обжигающей волной, я задыхалась и уронила пустой пистолет в грязь. Внезапно появилось ощущение, что не могла дышать, но заставила свое тело и содрогалась с каждой попыткой. Моя рука ухватилась за нож, пальцы стали липкими от крови.
Кали выдернула лезвие, и мой разум взорвался белыми пятнами. Я никогда раньше не чувствовала такой боли, но не могла потерять из виду эту жалкую подделку. В последний раз она крадет что-то у меня. Я не позволю ей получить Аарона.
Я не позволю ей победить.
Мои окровавленные пальцы обвили ее запястье, когда она снова попыталась ударить. У меня не только было преимущество гравитации, но еще я была гораздо сильнее.
А еще я безумно сильно истекала кровью.
Но не могла позволить всему закончиться вот так.
Не могла позволить ни одному из этих печальных, жалких, несчастных людей добраться до меня.
Корали была задирой с комплексом нарцисса. Она была ничем и умерла, как никто. Как второстепенный персонаж, чья история никогда не была настолько интересной, чтобы с нее начать. Эрик и его отец были монстрами, так что их предали земле, где им самое место. Тинг.. чудовище, ответственное за то, что отнял у меня самого важного человека в жизни, был оставлен помирать в одиночестве в темноте.
Я не позволю этим людям заставлять чувствовать себя как дерьмо, больше нет. Как однажды сказала Элеонор Рузвельт: «Никто не может заставить вас чувствовать себя неполноценным без вашего согласия».
Знаете, что? Я больше не согласна на это дерьмо.
Я смогла отнять у Кали нож в тот же момент, когда она столкнула меня с себя в кусты ежевики. Я быстро встала на ноги. Наверное, слишком быстро, потому что все кружилось. Когда посмотрела вниз, то увидела, что розовое платье стало почти полностью красным. Пунцовым. Окутанным смертью.
Я оглянулась назад.
Кали вытерла рот рукой, кружа вокруг меня. Я не сводила с нее глаз, пока она двигалась, ее маленький мозг работал, а злобные глазки сузились от ярости. Я едва ли подумала вытащить свой нож, привязанный к моему бедру, но управляться с одним клином довольно сложно. Два ничем мне не помогут.
— Хотела бы я описать блаженство на лице Аарона, когда ввела в себя его большой член, — сказала она, и я стиснула зубы, пальцы сжались вокруг рукоятки ножа.
Когда разрежу ее горло, в ту секунду, когда кровавая улыбка раскроет ее шею, это станет отражением моей триумфальной ухмылки.
Никогда не думала, что буду тем человеком, который наслаждается кровопролитием и болью, но жизнь подарила мне обе эти вещи в избытке. Передо мной стоял выбор: вернуть услугу за услугу или позволить этому поглотить меня. Я выбрала последнее.
— Лишь в твоих мечтах ты можешь заполучить такого мужчину, как Аарон Фадлер, — ответила, выпрямившись. Кровь все капала и капала на листья рядом с моими босыми ногами. Я проигнорировала ее. Позабочусь об этом потом, я была слишком погружена в свой собственный финал, чтобы обращать внимание на хрупкую смертность. — И все же, я стою здесь ни с одним, ни двумя, а с пятью мужчинами за моей спиной.
Я подняла нож для осмотра, прижимая палец к наконечнику, пока не появилась рубиново красная капля.
У Кали была низкая самооценка, которая формировалась мужчинами с жадными руками и голодными губами. Она жаждала внимания и любви, даже если все это было бредом, даже если это куплено тугой, мокрой киской и личиком чуть помоложе. Она прижималась к педофилу, потому что была жадной и отчаявшейся. Она пыталась — больше одного раза — быть мной.
Сегодня она заплатит за то, что сильно давила.
Некоторые вещи могли сломаться, если вы начинали сильно давить, а осколки, на которые они разбивались, могли быть вдвойне смертоноснее.
— Думаешь, я завидую, что ты сделала из себя шлюху? — спросила Кали, но я лишь подняла взгляд и улыбнулась ей сквозь лунный свет.
Я беспокоилась за Хаэля, но только так, как может волноваться тот, кто только что влюбился. Конечно, переживала за него, но знала, что он сможет справиться со своим дерьмом.
А я смогу справиться со своим.
— Можешь стыдить меня шлюхой, Кали. Все нормально. Ты — дрянь, это твоя сущность. Ты — гребаный нарцисс с проблемным прошлым. Но я не списываю это на ошибки прошлого, ты та, кем стала. И это, моя дорогая, чудовищно. — Кали засмеялась, резко и неистово, и остановилась рядом с саженцем. Таким же тощим, как и она, и который так же задыхался в тени больших деревьев. Некоторым из них больше ста лет, и они едва успели избежать топора лесоруба.
Однажды, когда один из пожаров стал очень, очень сильным, и всю восточную половину Спрингфилда велели эвакуировать, я пришла сюда и опустила ноги в ручей. Небо было оранжевым, а пепел падал как снег. Чувствовала запах обугленных останков леса, остатков разбитых, разрушенных жизней.
И была удивлена тем фактом, что, несмотря на то, что я никогда не была близка к пожару, я узнала запах. Он был почти постоянным атрибутом моей жизни на протяжении многих лет.
— Ты настолько чертовски самоуверенная! — крикнула Кали, ее голос слегка надломился.
При таком лунном свете ее макияж из восьмидесятых не выглядел таким уж мрачным и грубым. Она походила меньше на ночную женщину, и больше на хрупкую, потерянную, маленькую девочку.
Какая-то странная часть меня желала помочь.
Другая — знала, что иногда люди просто бывают злыми до мозга костей. Кали — одна из таких людей.
Корали, с другой стороны.. она просто была жалкой. Она причиняла людям вред, потому что это был ее единственный способ почувствовать власть, единственный способ для нее установить контроль. Никогда на самом деле не была злой или достаточно сильной. Она была просто слепой овцой в плохом стаде.
Кали совершенно иное животное.
— Самоуверенная? — повторила я, когда она сделала шаг ко мне, ее зеленое вечернее платье блестело на свету.
Оно отвратительно смотрелось на ней. Облегало во всех неподходящих местах, подчеркивая костлявую структуру ее тела. Если она на самом деле беременна, то это не было так очевидно.
— Стоишь тут будто у тебя есть высокие моральные ценности и выливаешь на меня дерьмо, такое же плохое, как и твоя поэзия, — она остановилась и склонила голову набок. Может, думала, что я не увидела, как она залезла в свою сумочку? Но я увидела.— Проблема в том, Бернадетт, что ты такая же плохая, как и все бугимены5, с которыми, по- твоему, ты борешься. Ты тоже монстр.
— Возможно, — сказала, вертя нож в руке, держа его так, как показывал Каллум.
Я посмотрела на Кали, когда она достала из сумочки второй нож, отбросив в сторону отвратительную золотую штуковину. Похоже, нам придется сразиться в рукопашную.
Много крови и боли. Как и должно быть. Пуля между глаз была бы слишком легкой, слишком стерильной.
Я позволила Кали броситься на меня и увернулась, когда она взмахнула ножом, направив его по дуге мне в лицо. Лезвие застряло в большом дереве позади меня, что дало достаточно времени, чтобы извернуться и зайти к ней сзади. К сожалению, она не была такой тупой, как казалось. Кали пригнулась и избежала моего клинка, достав свой собственный из дерева, когда она развернулась и получила второй толчок.
Она отбилась от моего ножа, но я все равно поранила ее. Кровь залила бледные руки. Не удивительно. Драка не ножах никогда не бывает чистой. Я, вероятно, останусь с частично отрезанным пальцем, прежде чем ночь закончится.
Почувствовала ловушку, когда она начала лихорадочно покачиваться, толкая меня в кусты ежевики, потому что знала Кали слишком хорошо. Ни секунды не выжидая, всем весом навалилась ей на живот, едва избежав падения в небольшой овраг, в ледяные воды Милл-Крик.
Мы обе упали на землю, лезвия сверкали. Я заметила, что ее рука порезана до кости, из ее горла вырвался крик, когда она ударила меня в грудь. Кружево моего платья разорвалось, и между грудями появилась яростно красная полоса. Тем не менее, я не ощущала боли, намереваясь закончить свою миссию.
Покончить с этим. Убить Кали.
Берни, это не ты, сказала я себе, но то была старая я, до смерти Пенелопы. Все, чего хотела, — быть хорошей, пить черный кофе и писать ужасные поэмы. Я хотела быть бедным художником в студии с протекающей крышей и хотела создавать. Хотела вырастить на подоконнике огород и визжать, когда у меня будет достаточно базилика, чтобы приготовить соус для спагетти с натертыми на терке цукини. Потому что это бы означало, что я создаю, а не разрушаю.
Та девушка.. она слишком долга жила с такими людьми, как Найл, Эрик, Корали и Кали. Они непоправимо изменили ее.
Единственный способ снова почувствовать себя в здравом уме — уничтожить их в их же игре. Она знала, что сможет сделать это и сделать хорошо. С Хавок подле меня я буду править этим ужасным городом и его ужасными людьми.
Черт, я уже по-своему хороша. Были задержки. Были метафорические пожары. Но ничто меня не остановит. Ничто. Блять, ничто.
Я вонзила нож настолько сильно, как могла, держа его обеими руками, но Кали смогла увернуться головой в последнюю секунду. Мой нож порезал пучок ее зелено-черных волос, но так и планировалось. Она зарычала на меня, как испуганная кошка, когда замахнулась ножом и порезала меня по плечу.
Закопав оружие в грязь, я перестроила хватку, пока не ухватилась за шею Кали.
Прямо как ранее Виктор сделал с Кайлером, я наклонилась вперед с мрачной решимостью. Теперь, находясь в такой же ситуации, поняла, почему он так поступил. Почему ему нужно было так поступить. Темнота всегда будет играть по своим правилам. Это прекрасно желать героя, но невозможно ожидать, что кто-то, сделанный из света, сможет побороть тени. Они могут исчезнуть с лучом солнца, но это не на совсем. Они просто восстанавливаются. В конце концов, всегда наступает ночь.
В ярости Кали бросила нож, чтобы добраться до моих рук. Она допустила ошибку, потеряв клинок. Возможно, если бы ей повезло, она могла бы вонзить его мне в сердце.
Выстрел эхом пронесся по лесу, странная серенада, смешанная с метал-музыкой, опустилась на призрачный город. Я едва ли услышала ее. Была слишком сосредоточена, слишком погружена в процесс. А как не быть в такой момент? Момент, который, по ощущениям, я ждала целую вечность.
Кроме того, в удушении есть своя интимность. Теперь понимаю, почему большинство убийств, совершенных таким способом, совершаются между людьми, которые знают друг друга. В этом есть какая-то связь, неподдающаяся объяснению.
Мой заклятый враг.. ее лицо стало красным, а потом посинело. Ее глаза выпирали из черепа, как две ямы в лунном свете. Она яростно боролась, а потом задергалась.
Я не могла это сделать.
Мысль осенила меня так сильно и быстро, что я начала задыхаться, словно душили меня.
Отпустила Кали, когда она не двигалась, а затем издала этот ужасный, задыхающийся вдох. Он был влажным и хриплым и звучал, как смерть во плоти. Поднявшись, я попятилась прочь и меня стошнило в кусты, истекая кровью и ненавидя себя. Ты слишком слабая, Бернадетт, прошипел мой разум. Ты позволила Билли уйти, хоть и не должна была. А теперь, даже зная, что она сделала с Аароном, ты не смогла закончить начатое.
Не слишком ли я похожа на измученного, ужасного, самодовольного супергероя? Моя мораль связывала мне руки? Или дело было в чем-то другом?
Я говорила слишком громкие слова и распиналась этой ночью перед парнями, перед собой.. Я обещала кровопролития и жаждала его. Так почему же? Блять, почему.
Потому что ты лучше Кали, говорило что-то внутри меня, и выпрямилась и посмотрела на нее. Кали пыталась подняться, но я не могла позволить ей добраться ни одного ножа, поэтому быстро отошла и зарядила ей в лицо так сильно, как могла.
Она упала на задницу в постель грязи и иголок ели, пока я подняла оба ножа с земли.
— Где Аарон? — спросила, возвышаясь над ней и надеясь, что она была достаточно умна, чтобы рассказать. Она не станет. Мне придется держать ее здесь. Хавок появятся: она умрет ужасной, омерзительной смертью, которую сама на себя навлекла. И я позволю им это сделать, потому что, так как они стали мои ручными питомцами, а я — всецело их. — Не стану спрашивать снова.
Кали рассмеялась, разворачиваясь так, чтобы стоять на четвереньках. Я позволила ей эту недостойную позицию траха. Трусики выставлены на показ. Это были красные стринги с отверстием в промежности. Они совсем не сочетались с ее платьем. Не то чтобы такое нижнее белье должно было, но.. это лишь показывало, что она слишком старалась. Отчаяние — вот как они смотрелись на ней. Любая другая девушка могла надеть такие трусики, и это выглядело бы свирепо. Но не на Кали.
— Сука, Аарон мертв, — фыркнула она, каждое слово, словно гравий, проскальзывает мимо ее змееподобных губ. — Ты правда думала, что я оставлю его себе? — Кали использовала дерево, чтобы встать, все еще задыхаясь таким ужасным образом, что я пожалела, что не убила ее, когда был шанс. — Зверюшка с большим членом? Я изнасиловала его один раз и закончила с ним, что больше того, что Найл сделал с Пенелопой, не так ли?
Зрение заволокло красным, и я знала, что она только что сделала это, нажала на кнопку, которая была бесповоротной. Убью ее и на этот раз не остановлюсь. Я пошла на Кали, но, когда она обернулась, у нее был тюбик помады, который выглядел немного не так.
Блять, это что, электрошокер? Делали такие, ну знаете, для самообороны женщин. От них больно, но они и близко не такие мощные, как, скажем, «тазер». Вероятно, я буду в порядке. Вероятно — ключевое слово.
Воздух потрескивал от электричества, когда Кали со всей силой метнула этот тюбик в нож рядом со мной. Мое тело взбунтовалось, пальцы сжались вокруг лезвия ножа, а затем разжались. Я оказалась на спине на лесной подстилке, прикусывая язык, и билась в конвульсиях.
Расплата за мою жалость.
Как я уже говорила, вселенная не играет в честные сделки. Злодеев не убить добротой.
И даже дешевый электрошокер в виде помады ранит, когда прижимается к грубой, окровавленной плоти.
— Ты чертова глупая сука, — засмеялась Кали, снова задыхаясь, когда шла на меня, глядя на свою работу с ужасной ухмылкой.
Она не слишком походила ее лицу, словно была сотворена для кого-то другого и прицеплена против воли. Она опустилась на колени рядом со мной, пока я пыталась собраться с силами, чтобы встать.
Господи Боже, где, блять, она его прятала?! Точно, блять, не в своих крошечных трусиках.
— Так как это последний раз, когда мы вообще разговариваем, я лишь хочу, чтобы ты знала, что я не ненавидела тебя с самого начала. Ты довела меня до такого. Бернадетт, в начале я любила тебя как сестру, — Кали подвинулась ближе ко мне, потянувшись, чтобы убрать волосы с моего лба.
Пыталась смахнуть ее руку, но мои конечности были слишком дерганными, и, видимо, я не могла заставить тело подчиниться.
К тому же, все еще истекала кровью. Обильно и без остановки.
Возможно, я всегда буду истекать кровью как физически, так и метафорически.
Возможно, такова цена моей судьбы.
— Думаешь, ты такая важная и всемогущая, Берни. Раньше я смотрела на тебя снизу- вверх, но потом поняла, что ты слишком погружена в свои мысли, чтобы заботиться о ком- то, кроме себя, — Кали схватила меня за волосы и подняла мою голову наверх, приставив один из выброшенных ножей к горлу. — В этом городе есть место лишь для одной королевы. Слушай меня внимательно, Берни: это будешь не ты.
Мои пальцы впились в грязь, и я смогла собраться с силами, чтобы бросить ее в глаза Кали. Она выкрикнула, когда я откатилась, но все еще спотыкалась и пыталась заставить свое тело работать так, как оно должно.
Так что я делала то, что могла, заползая в кусты ежевики, пока Кали пыталась прочистить глаза и найти меня в темноте. Здесь не так-то и просто что-то разглядеть. Городские мудаки всегда жаловались на темноту, но вы еще ни хрена не видели, пока не побываете на улице в деревенскую ночь.
— Бернадетт, — мило позвала Кали, словно мы играли в прятки, словно и в самом деле была маленькой, ужасной родственной душой Найла Пенса. — Я всегда знала, что у тебя не хватит яиц убить меня. Ты жалкая, — Кали ушла в сторону детской площадки. Или.. что я считала детской площадкой. — Подумай об этом, — крикнула она, голос прозвучал в темноте. — Ты напрасно позвала Хавок. Вот ты здесь, одна в темноте, истекаешь кровью.
Она посмеялась, пока я пыталась сориентироваться. Если честно, уже понятия не имела, где мы. Каким-то образом мы переместились во время драки.
Я продолжила ползать, медленно и тихо, все еще подрагивая, мое сердце бешено стучало. Когда Кали снова заговорила, выкрикивая мое имя, словно оно было заклинанием вызова, льющимся из уст ведьмы, я отсоединила клинок от бедра и больными пальцами сжала его насколько могла крепко.
Как только дошла до края кустов, то поднялась на ноги и побежала. Выстрел попал в дерево справа от меня, когда я резко повернула налево и побежала в сторону края кладбища. Черт, блять, сукин сын. Она нашла свой пистолет.
Конечно, тут все и должно было закончиться, прямо как сделал Найл, в темноте, на залитом лунном свете кладбище.
Здешние могилы были старыми и утилитарными, совсем не такими, как на кладбище «Богоматери Милосердия». Здесь не так много мест, за которыми можно спрятаться. Так я даже не утруждалась. Просто обернулась и увидела идущую ко мне Кали с пистолетом в руке.
— Слушай, — сказала я, опуская нож и поднимая руки в знак капитуляции. Она продолжала наступать, так что я упала на колени, зная, что она будет наслаждаться этой сменой расстановки сил. — Если ты на самом деле носишь ребенка Найла..
— Конечно, ношу, — сказала она, останавливаясь в двух метрах от меня. Довольно близко, чтобы выстрелить и попасть, но достаточно далеко, чтобы она не подумала, что я могу ее удивить. Мои пальцы впились в траву, когда я опустила их по сторонам. Там лежал осколок надгробной плиты, который я аккуратно взяла, стараясь двигаться тихо. Нож, который я только что бросила, был слишком очевиден, сверкая в метре от меня. Осколок лучше. — Найл любил меня, Бернадетт. Он любил меня.
Она остановилась и поправила хватку на оружии, взяв его обеими руками и держа ровно.
Идиотка, ты вполне можешь умереть здесь. Потому что все еще цепляешься за мораль, на которую не имеешь права.
— Хочешь знать, где он? — тихо спросила я, отводя взгляд.
Если я посмотрю прямо ей в глаза, она поймет, что я настолько ее ненавижу, что никогда не смогу отпустить и ей придется убить меня прямо здесь и сейчас. Но Кали хотела поговорить, потому что всегда любила зрителей. Мне нет смысла умирать, если этого никто не увидит.
— Ты убила его, — сказала Кали неуверенно, что мне понравилось.
— Он ушел, — прошептала я, наконец осмелев взглянуть на нее. Луна освещала ее, так что я не видела ничего кроме ее силуэта. Так как меня омывал лунный свет, готова поспорить, она видела все, вплоть до тонко прорисованных костей на моей маске скелета. — Когда мы с парнями сцепились с ним. Мы не совсем могли убить копа, и он знал это, так что мы дали ему выбор..
— Ты лжешь! — закричала Кали, делая шаг вперед. Теперь ее руки дрожали, уже не так уверена в себе, как она думала. — Он не оставил бы меня вот так. Нет, нет, ты убила его. Ты и эти грязные, прогнившие парни Хавок.
Я улыбнулась ей, понимая, что в течение тридцати секунд один из нас умрет. Я об этом позабочусь.
— Он сбежал, потому что ему было плевать на тебя, Кали. Как и всем, — я замолчала и покачала головой, немного невнятно произнося слова. Полагаю, вот, как на вас действует шокер. — Всем, кроме меня. Я тоже любила тебя как сестру, как кого-то наравне с Пенелопой. Но ты трахнула меня и сполна поимела. И из-за чего? Из-за шанса участвовать в конкурсе, который ты не выиграла? Из-за беспочвенной ревности, потому что Аарон никогда не полюбит тебя, когда он был предначертан мне? — я замолчала и полностью обхватила кусок камня. Если правильно подгадала время, то могла ударить ее. Сложно выстрелить в кого-то, когда вам в лицо бросают кирпич из цемента. — Ты выбросила мою любовь и променяла на что-то дешевое и заменимое. Надеюсь, куда бы ты ни пошла после, об этом факте не забудешь.
— Найл мертв, — повторила Кали, словно до нее пока не дошло. Может, она на самом деле любила его? Монстры могут полюбить других монстров. Я знала это, потому что сама такая, и любила так же сильно и глубоко, какой была земля. — Он мертв, и ты убила его.
Я поднялась на ноги, бросив отломленный от надгробия кусок и ударив им Кали. Выстрел все равно был, но пуля прошла мимо меня всего в нескольких сантиметрах, когда я за долю секунды решила оставить свой нож и наброситься на нее. Если пистолет останется при ней, все кончено. Вот и все. Больше не будет Бернадетт Саванны Блэкберд. Больше не будет девушки Хавок.
Парни никогда не будут прежними. Я не слишком верю в свою ценность, но.. они могут.
Наши тела слились, и я смогла заполучить пистолет, приставив его к ее лбу и смотря на нее сверху вниз. В этот раз не колебалась. Больше не буду.
Дуло пистолета было прижато к бледной коже Кали.
— Мне жаль, — сказала я, потому что так и было.
А затем спустила курок.
Но ничего не случилось.
С криком Кали воспользовалась моим сюрпризом и потерей крови, чтобы спихнуть с себя. Теперь я замерзла и дрожала. Блять, вероятно, мне нужно переливание крови, как сделали Аарону на диване в полночь.
Кали танцевала, пока я сидела на траве, задыхаясь, руки были прижаты к бокам, тщетно пытаясь остановить это ужасное кровотечение.
— Ты не так умна, как думаешь, сука, — Кали подошла к чему-то в траве. Было слишком темно, чтобы я разглядела что-то, но, видимо, она точно знала, что ищет. С ужасом смотрела, когда она, снова омываемая лунным светом, повернулась и вставила обойму в пистолет. Блять. Должна признать, это было умно. — Спокойной ночи, Бернадетт, — сказала она, поднимая оружие и кладя палец на курок.
Я видела, как согнулась и напряглась ее рука, когда она спускала его, и закрыла глаза на звук выстрела. Мы сейчас находились на открытом воздухе, поэтому гул стоял четкий и ясный, спугнув воронов, которые гнездились на деревьях.
Когда ничего не случилось, не было ни огня, ни боли, ни нахлынувшей темноты, я открыла глаза и увидела Кали на коленях. Она не долго продержалась, дрожа, истекая кровью и уставившись на свою грудь, словно, как и я, не была уверена, откуда был этот выстрел.
— Бернадетт, — проговорил голос.
Звук был мрачным от боли, но четким и резким, и, о, до слез таким знакомым.
Аарон.Аарон.Это,блять,Аарон.
Я подняла взгляд, когда он появился в проломе каменной ограды, наставив оружие на Кали, но не сводя глаз с меня.
Никогда не видела ничего более прекрасного, чем Аарон Фадлер с окровавленными лицом и руками и мрачно нахмуренными губами. Он был такой же темнотой, как и светом, идеальная дихотомия. Лунный свет струился по нему, как серебряное одеяло, от чего его каштановые волосы сияли.
— Она сказала, что изнасиловала тебя, что убила тебя, — прошептала я, едва ли узнавая собственный голос.
Несмотря на то, что из-за моего ножевого ранения мир казался маленьким и темным, я видела Аарона так же четко, как в летний день.
— Она пыталась, но, как и во всем другом, облажалась, — Аарон остановился рядом с Кали, а она повернула голову, чтобы взглянуть на него, ее оружие затерялось в траве, а выражение лица было напуганное и болезненное. — Стоило убить меня, когда у тебя был шанс, — зловеще сообщил он, качая своей головой и наставив пистолет на ее лицо. — Прежде чем избавлю тебя от этих страданий, мне нужно, чтобы ты кое-что поняла.
— Пожалуйста, — прошептала Кали. Нет.. скорее она запиналась. У нее были проблемы с речью. — Я не готова умереть.
— Хавок никогда не служили тебе. Мы думали, что могли бы использовать тебя, чтобы отпугнуть Берни, чтобы дать ей другую и лучшую жизнь. Теперь же мы дадим ей наилучшую жизнь в нашем понимании, как мы умеем.
Палец Аарона напрягся на курке, из-за лунного света на его волосах, казалось, что на нем нимб. Ангел-мститель, мой ангел-мститель.
— Аарон, послушай.. — начала Кали, но от звука второго выстрела в звездное небо взлетели даже самые упрямые из воронов, а ее тело упало на траву.
Какое-то время не было ничего, кроме тишины, крови и надгробных плит.
— Она мертва? — выдавила я, и Аарон снова выстрелил.
И снова. И снова. Он выпустил в тело Кали всю обойму, а затем повернулся ко мне. И, блять, он был прекрасен. Прекрасен, но еще и.. пригрет смертью. С его правой рукой определенно было что-то не так.
— Она мертва, — прошептал он в ответ, а затем, спотыкаясь, подошел ко мне и упал на колени.
Нам удалось прижаться друг к другу лбами, оба дрожали и истекали кровью.
— У меня был шанс убить ее, и я не смогла, — прошептала, слезы текли против воли.
Я почти ничего не оплакивала после смерти Пен. Не могла начать сейчас, не тогда, как Кали наконец мертва, и ее больше нет.
— Ты – мой лунный свет, Бернадетт, — прошептал Аарон в ответ, его голос был потрепанным, усталым и полным облегчения. — Я живу, чтобы ходить под твоим светом. Никогда не сомневайся в этом, — он наклонился вперед и завладел моими губами.
Хоть я и уверена, что на вкус была, как кровь, все же поцеловала его в ответ, обнимая за шею и прижимаясь к ней пальцами.
Искры чистых чувств пронеслись сквозь меня, изгибаясь, как падающие звезды в моем сердце. Поцелуй с Аароном был бы хорошим способом закончить мою извращенную сказку. Если я умру прямо здесь, прямо сейчас, то это произойдет с меньшим количеством сожалений. Настолько мощным был поцелуй: он разговаривал на давно вымерших языках и писал невозможное. Это была любовь в одном простом действии.
— Так, так, — сказал глубокий голос, от которого волосы на затылке встали дыбом. Я могла бы прожить тысячу жизней и при этом никогда не забыть звучание этого голоса. Виктор. — Видимо звездами скрещенные влюбленные нашли друг друга.
Он звучал уверенно, как всегда, но, для меня, чьи уши натренированы прислушиваться к нюансам их родственной души, он точно бесился внутри.
Он хорошо притворялся. Все они. Потому что люди, которые слишком свободно делятся своими эмоциями, потом наказываются беспощадным миром.
— Тебя тоже нужно отшлепать, — сказал Хаэль, указывая на меня, когда я повернула голову в его сторону. Он стоял рядом, его рука тряслась, хоть он и очень старался это контролировать. — Может дюжину раз. Голой. А потом мы с тобой разберемся. Девочка, какого хрена?
Я постаралась улыбнуться, но сегодня эмоций у меня не было. Сегодня это ночь траура, по крайней мере для меня. И не из-за Кали.
— Ты подвергла себя безрассудной опасности, — отчитывал Оскар, и я заметила, что его очки пропали. Нос сломан. Кто-то ввязался в драку. Он опустил на меня взгляд, тень среди теней, загадка, на которую стоит пролить свет. — Ты вполне могла бы загнать себя в раннюю могилу.
— Отвали, — прошептал хриплый голос позади меня. Когда я обернулась, то увидела Каллума, присевшего на одинокий столбик ограды, — он всегда танцует, даже когда играет в монстра. Кто сказал, что темные создания с когтями не могут совершать пируэты? — Она достаточно натерпелась сегодня. Бернадетт, ты истекаешь кровью?
— О, — сказала я, когда внимание Аарона сместилось с моего лица к животу. Он побледнел, что удивительно, учитывая, какого пепельного цвета уже был. — Да.
Это все, что я помнила до следующего полудня.

Должна быть причина, по которой я проснулась с криками, какой-то кошмар, который не всплывал снова без многих лет терапии. Если так и было, то я его не помнила. Лишь знала, что Виктор тряс меня, чтобы проснулась, и смотрел яростно защищающим взглядом.
— Ты не имеешь не малейшего представления о том, через что мне пришлось пройти, не так ли? — спросил он, словно слишком боялся показать мне любовь, иначе бы сломался.
А, возможно, это лишь фантазия, потому что такой мужчина как Виктор Ченнинг не может сломаться.
— Который час? — ответила я вопросом на вопрос, пытаясь сориентироваться, но потом закрыла глаза от ярко белых стен в комнате.
— Около четверти пятого, — со вздохом ответил Виктор, от звука моего голоса его тело расслабилось.
Матрас двинулся под его большим весом. Даже сейчас, в состоянии полудремы, с закрытыми глазами и сильной мигренью, отдающей в затылок, я не могла сбежать от его запаха. Это был бергамот и табак, янтарь и тяжелый вес мускусного самца, положившего глаз на приз.
Я раскрыла веки, чтобы взглянуть на него. Лежала на больничной койке. В больнице.
— Где я? — внезапно произнесла, потому что мне нужны были ответы, и быстро. У этого есть история? Должна быть, раз мы здесь.
— В больнице генерала Джозефа, — сказал Виктор, стиснув зубы и на мгновение отведя взгляд. Здесь он выглядел непристойно, его татуированная, мускулистая фигура выделялась на фоне стерильности больничной палаты. — Но ненадолго. Они сказали, что ты можешь пойти домой, как только проснешься, — Вик снова посмотрел на меня, словно оценивал.
Если так, то я могла показаться ему желанной. Некая Королева Хавок, коей я была, сдерживавшаяся и позволившая Кали взять верх.
Больше не буду колебаться. Пока живу.
— Конечно, сука, конечно, — в голове я слышала голос Кали, и когда посмотрела на открытое окно, то, клянусь, видела ее призрак, стоящий там в зеленом вечернем платье, из дюжины пулевых ранений текла кровь.
Господи, должнобытьпрошлойночьюони дали мнехорошиетаблетки.
— И да, Аарон тоже, — сказал Вик до того, как успела спросить, облизав уголок рта таким образом, что, либо он задумался, либо планировал ужасные вещи, которые сделает со мной в будущем. Он снова посмотрел, украв мое дыхание одним единственным взглядом. Я помнила его руки на горле Логана и пыталась понять, была ли эта метафора все еще уместной. Употреблю ее в одной из своих ужасных, гребаных поэм. — Он в порядке. Странно, не так ли? Как же эти подростковые вечеринки так быстро принимают такой оборот?
Вик положил ладонь на белое постельное белье и наклонился ко мне. Будь я кем-то другим, то сказала бы, что он выглядел угрожающе. Но потому что я была той, кто есть, то скажу, что он был чертовски милым.
Я одержима этим мужчиной и всегда была. Теперь он мой, и я никогда его не отпущу.
Пока живу.
— Ты упала на кусок карусели на заржавелой детской площадке, — прошептал Вик, пробуя на вкус уголок моего рта и заставляя мои пальцы сжимать простыни. Монитор сердечного ритма запищал, когда мой пульс участился, и я резко выдохнула, когда он отошел.
Мы вели себя хорошо из-за врача. Они отсоединили меня от монитора и отправили домой с наркотиками. Швы на боку убивали меня. Место, куда они сделали укол от столбняка, болело еще больше.
Мы ненадолго остановились проведать Аарона, но он спал, а я не хотела его будить. Тем не менее, погладила его по лбу, убрав волнистые волосы, и оставила нежный поцелуй на его тихом рту. В животе запорхали бабочки, а я позволила им парить. Была так рада видеть лицо Аарона в свете солнца, живым и дышащим, что чуть не сломалась и не зарыдала.
Но опять-таки, это не совсем в моем стиле, не так ли?
— Иди домой и поспи немного, Блэкберд, — сказал Хаэль, когда я отвернулась от кровати Аарона и подошла к нему. Он обеими руками прикоснулся к моему лицу и улыбнулся резкой, грустной улыбкой, которая одновременно говорила, что он зол на меня и ужасно рад, что все еще жива. Знаю, я использовала его. Облажалась. Когда он сказал мне вернуться в машину, нужно было послушаться. — Я присмотрю за любовью твоего детства.
— Все вы – любовь моего детства, — прошептала я, голос был ломаным и странным. Призрак Кали смеялся надо мной из-за угла, но я проигнорировала ее, всматриваясь в, как всегда, красивое лицо Хаэля. Он был создан для билбордов, рекламы глянца в Интернете, социальных сетей и постов Инстаграм без фильтров. — Мои парни Хавок.
Хаэль посмеялся в ответ, но звук был немного полым. Когда он провел своим большим пальцем по моей губе и наклонился, чтобы поцеловать, на вкус он был как сладкая агония первой любви, грубый, плотский жар секса на одну ночь и блаженство романа на века.
Я наклонилась для большего, но он отстранился, одарив суровым взглядом, я знала, что уступлю, по крайней мере, чтобы загладить вину за прошлую ночь.
— Иди. Немного. Поспи, — он поцеловал меня в нос, в лоб, разглаживал спутанные волосы. — Ты нужна мне отдохнувшая, чтобы потом я мог хорошенько тебя пожурить, — он сделал шаг назад и в воздухе провел пальцем по кругу. — Вон, вон, вон. Не позволяй двери ударить тебя по заднице на выходе, это моя работа, — ухмыльнулся, когда я оттолкнула его и последовала за лидером Хавок в сторону выхода.
Если бы это была любая другая больница — то есть не дыра в Южном Прескотте — я бы сейчас сидела в кресле-каталке. Увы, отделение неотложной помощи настолько узкое, что сквозь него можно увидеть другую сторону.
— Хаэль привезет Аарона домой, когда придет время, — сказал Виктор, проверяя свой телефон, когда мы вышли через автоматические двери неотложной помощи в серый вечер декабря. Даже от едва освещаемой улицы мне хотелось выцарапать свои глаза из черепа тем, что осталось от мои черных ногтей формы балерины. Вик снова посмотрел на меня, словно ему сложно было поверить, что я здесь и все еще с ним. Взгляд был уязвимым, он длился лишь сотую долю секунды, а затем быстро исчез. Затем Вик снова стал мудаком. — Если думаешь, что статус моей девушки избавит тебя от неприятности за намеренное ослушание приказов, то ты ошибаешься.
— Не сегодня, Вик, — сказала я с маленьким вздохом, ближе обнимая вокруг себя толстовку Каллума. Он оставил ее на стуле в комнате ожидания, когда вышел покурить с Оскаром. Они еще не знали, что я очнулась, так что это будет весело. — Дай мне по- настоящему немного поспать, а затем можешь вымещать всю злость, помечать свою территорию, отстаивать превосходство и так далее, — я слегка пожала плечами, а затем застонала от боли.
Все тело болело. И когда я двигалась, кожа тянулась там, где были швы.
— Я приберегу твои шлепки для другого дня, но тебе не выкрутиться из этого, так что, блять, даже не утруждайся, — он зажег сигарету, а затем фыркнул. — Если бы я был другим мужчиной, то выбил бы из тебя все дерьмо. Черт, это было самое феминистское, что я делал: обращаться с тобой, как с одним из парней, сделавших что-то глупое, — он покачал головой и затянулся, остановившись на краю бордюра, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. — В данном случае, думаю, будет нормально придерживаться двойных стандартов, по крайней мере на время, — ухмыльнулся Вик, и я толкнула его в руку.
Не с привычной мне силой, но пойдет.
— Она жива, — сказал Каллум с маленькой улыбкой, отталкиваясь от края Бронко Аарона, где он курил. Его голубые глаза осмотрели меня с головы до ног, прямо как Вик. В отличии от последнего, он не оценивал или вникал, просто смотрел. Кэл одним взглядом проверял меня на прочность, нашел меня достойной и ухмыльнулся. — Ты чуть не закончила тем, что была бы похоронена на земле Тома, — грустно добавил он, и это было сказано так, что звучало скорее утешением, чем назиданием. Словно блять, спасибо, что оказалось не так и что ты здесь.
Оскар же, напротив, смотрел на меня так, словно желал, чтобы его руки снова оказались на моем горле. Не думаю, что после сегодняшней ночи смогу продолжать эту игру, но посмотрим. На нем была другая пара очков, на этот раз белые. Не знаю, как, но в этой осторожной вежливости было что-то, от чего задрожала.
Я провела рукавом толстовки по лицу.
Любая другая девушка, стоявшая вот так в темноте с этими тремя мужчинами, была бы в ужасе. Я — единственный человек во Вселенной, которая была рада, будучи окруженная такими хищниками.
— Пойдем домой, — сказала я, руки подрагивали в ткани толстовки, потому что нервы начали брать верх надо мной.
Когда я отпустила Кали, то рисковала жизнью и счастьем Хизер. То есть, мальчики бы позаботились о ней, но потеря Пен была достаточно плохой. Моя младшая сестра не нуждалась в потере другой сестры.
— Пошли, — прошипел Оскар, словно потом он мог хорошенько ударить меня. — Не против, если я поведу? Лучше бы мне не сидеть рядом с Бернадетт.
— О, блять, ради всего святого, — простонал Вик, проведя рукой по лицу.
Слишком устала, чтобы разбираться с бредом Оскара, так что просто показала ему средний палец, пока он смотрел на меня сверху-вниз.
— Я сяду рядом с ней, — мягко предложил Кэл, руки были засунуты в передний карман толстовки.
Тем не менее, он был каким угодно, но не мягким. Когда я посмотрела на него, то с легкостью перевела эту фразу в: я буду сидеть рядом с Бернадетт.
— Вот и решили, — ответил Виктор, его челюсть была напряжена, когда он облизал уголок рта.
Эта уступка его убивала, но он ее сделал. По тому, как он смотрел на меня, я чувствовала, что его решение сидеть на пассажирском сидении было больше связано с ним самим, чем с Каллумом. Может он не мог сопротивляться желанию коснуться меня? Уверена, у меня были проблемы с тем, чтобы держать руки при себе.
Они поползли наверх по груди Кэла и обхватили его за плечи. Он позволил мне так сделать, держа свои руки при себе. Хотя его глаза блестели, словно он предпочел бы усадить меня себе на колени.
— Чувствуешь себя как-то по-другому? — спросил он, перенаправляя мои ощупывающие пальцы так, чтобы они сплелись с его пальцами, согнутыми вместе и дрожащими. Каллум задержал свой мрачный взгляд на мне, его толстовка накинута на мои плечи, так что он не мог, как обычно, похоронить себя в ней. Светлые волосы блестели, пока мы проезжали мимо оранжевых фонарей, но глаза были темными, как яма. — Ну, то есть, раз теперь Кали мертва.
— Я не смогла убить ее, — призналась я, потому что не уверена, передал ли Аарон эту информацию или нет. Оскар напрягся на водительском сидении, я мельком посмотрела на его затылок. Когда остановился на светофоре, он очень медленно повернул свою длинную шею в мою сторону. Красный свет омыл его лицо кровью. — Мои руки были вокруг ее горла, она не двигалась. Она.. — я замолчала, кусая ноготь на большом пальце и пробуя кровь под ним.
Не знала моя ли она или нет, но я все равно всосала ее, немного чувствуя себя вампиром.
Солнце нырнуло своей ужасной, покрытой облаками головой за горизонт, но я проигнорировала его. Спасибо, блять, что уже не время для солнечного света. У меня было ощущение, что, если прямо сейчас его желтый свет коснется моей пепельной кожи, то я воспламенюсь.
Каллум взял меня за обе стороны моего лица, и я посмотрела на него в ответ.
— Ты не должна стыдиться того, что не смогла отнять чью-то жизнь. Это добродетель,— Кэл отпустил меня, когда я резко вдохнула, обнаружив его сладкий, мыльный запах, омраченный ноткой табака.
Мне он понравился, так что я прижалась немного ближе. Каллум смотрел на кого-то — судя по направлению его взгляда, на Оскара — и какое-то время задержал на нем взгляд.
Светофор показал зеленый, и мы поехали.
Этой ночью, я спала в кровати Аарона. Просто должна была, потому что спала там, когда он пропал. Теперь, когда я знала, где он, то буду ждать его возвращения здесь.
Утром я обнаружила Хаэля, поющего Valerie Broussard на кухне. Он даже покачивался взад-вперед во время пения, переворачивая оладьи на нержавеющей сковороде. Они даже не прилипали, когда он переворачивал их лопаточкой, было лишь движение его руки у рукоятки сковороды.
— Где Аарон? — спросила я, потому что думала, что он мог бы залезть ко мне в постель, когда вернется.
— Снаружи с Виком, — сказал Хаэль, оценивающе осматривая меня. На мне была одна из футболок Аарона и его боксеры, которые уже обвисли в районе бедер. Не нужно, чтобы гребаная ткань касалась швов, и еще я не хотела, чтобы Хизер видела мои раны и начала задавать вопросы. — Полагаю, докладывает о случившемся.
Хаэль прикусил нижнюю губу и поднял на меня взгляд, карие глаза были открыты и полны веселья. Это выражение лица было полной херней. За этим красивым личиком происходило куда больше, чем ему хотелось бы признать. Он делал вид, что жизнь — одна большая шутка, вечеринка с сексом, наркотиками и алкоголем. В действительности, он ненавидел ее. И, вероятно, себя тоже. Я помнила, что он сказал о том, что хочет быть супергероем.
Осторожно опустилась на один из стульев со стоном, положила локти на стойку и обхватила голову руками. Меня убивала не только боль в боку, еще у меня была гребаная мигрень из-за пули, пробившей мой череп. Динь-дон, сука мертва. Так почему же я не чувствую себя из-за этого куда более радостной?
Ох, точно. Потому что я взрослая, уже как несколько лет, и должна думать о последствиях всего.
«Как ты и говорила себе все те ночи, когда мечтала о кровопролитии, а затем ссыканула в последнее время? Ты жалкая, Бернадетт». Призрак Кали все еще был там, на краю моего зрения, мерцающая галлюцинация, посланная мучить меня из могилы.
— Кали..? — начала я, и Хаэль издал резкий смех.
— Навещает Тома, — не-настолько-загадочно сказал он, а затем замолчал, когда вошел Оскар.
Мгновение мы смотрели друг на друга.
— Мы пойдем на вечер матери Виктора в следующее воскресенье, — коротко сказал Оскар. — Тебе понадобится новое платье, — замолчал он и прищурил серые глаза в мою сторону. — Раз ты своим непослушанием испортила другое.
Я упорно смотрела прямо на него.
— Мы идем на эту идиотскую, гребаную херню? — спросила я, но знала, что идем. Мы должны были. Речь идет об изменении правил игры. Мы не играли против новичков, это большая лига. — Ты знаешь так же хорошо, как и я, что дешевый кусок дерьма, который я надела на День Снежка, не помог бы пройти охрану подобной вечеринки. Перестань быть гребаным придурком и просто скажи это.
— Что сказать? — Оскар бросал вызов, вскинув темню бровь.
Его нос рассечен посередине, по бокам слегка припух, кожа покраснела. Из-за этого на него неприятно смотреть, настолько совершенны рот и глаза, настолько прекрасно разрушен нос.
— Что ты беспокоился обо мне, а потому сейчас зол, что я жива и вполне в порядке, чтобы можно было на меня злиться, — я стучала ногтями по столешнице. Прежде чем спуститься вниз по лестнице, потратила полчаса на то, чтобы отодрать под ними кровь. Не терпелось узнать о членах банды, которых ребята убили на вечеринке. Война банд, настоящая война банд — это будет весело. Еще и против расисткого, крупного криминального круга, параллельно беспокоясь о тестах по биологии и работах по английскому языку. В южной части Прескотта мы просто бочка смеха. — Просто признай этой и перестань выставлять себя дураком.
Оскар посмеялся, и мы с Хаэлем подпрыгнули. Я могла на пальцах одной руки сосчитать, сколько раз слышала от него что-то более яростное, чем мягкое, насмешливое хихиканье.
— Хочешь, чтобы я признался в вечной любви? — спросил Оскар, подойдя к столешнице и растопырив длинные пальцы поверх нее.
Я уставилась на них и подняла взгляд на него, на резкое и прекрасное лицо, на лицо аристократа. Может, сейчас он и был бедным, но в его венах должна была течь какая-то голубая кровь. Он выглядел именно так.
— Было бы неплохо, да, спасибо, — ответила я, откидываясь назад на табуретке и застонав. Я скрестила руки на груди, и, блять, ждала. Наши взгляды встретились, между нами вспыхнула искра, разрыв в реальности, сотканный из воли и бреда. — Я жду.
— Я жду тебя в тоске, без осужденья, — промурлыкал Оскар, смотря на меня через верхнюю оправу своих очков.
Он снова цитировал Шекспира, думаю, какой-то сонет с номером вместо названия.
Спасибо, что я была внимательной на уроках.
— В часы твоих забот иль наслажденья6 , — ответила я, договаривая последнюю строчку поэмы. Он лишь уставился на меня, на его лице застыла эта зловещая улыбка. Я его удивила, и он это ненавидел. — Что? Не можешь принять то, что кто-то играет на твоем уровне? — пошутила, но затем раздвижные двери открылись, и внимание Оскара переместилось с меня, и через мое плечо он смотрел на Виктора и Аарона, когда они вошли.
Клянусь Богом, когда я повернулась, все было как в замедленной съемке.
— Берни, — выдохнул Аарон, мое имя прозвучало, как отчаянное обжигающее обещание, и обнаружила, что слезла со стула и выругалась. Я бросилась в его объятия, и он проворчал. На правой руке у него гипс, на ноге черный медицинский ботинок — по сути, гипс из жесткого пластика с ремешками на липучках. Сломана малая берцовая кость или.. что-то еще. — Ох, малышка, — промурлыкал он, потираясь об меня своей головой. — Блять.
Мы обнимались словно двое, знающие, что у них не остается шансов на то, чтобы все получилось, понимающие, что завтра никому не обещано. Мои пальцы впились в его спину, и он обнимал меня так крепко, что я не могла дышать.
— Господи Иисусе, — сказал Виктор с длинным вздохом и пронесся мимо нас.
К тому, что я показываю им обоим свои чувства, при этом не выводя другого из себя, придется привыкнуть. Сейчас Вику придется отойти назад. Он просто должен. Я думала, что потеряла Аарона навсегда.
— Она не касалась тебя, не так ли? — спросила я, когда он прикоснулся пальцами левой руки к моей щеке, смотря прямо мне в глаза своими золотисто-зелеными, похожими на весну с вкраплениями осени. Хотя на самом деле сейчас зима, закрывая глаза, я чувствовала сандаловое дерево и розу.
— Она пыталась, — сказал он, что напомнило о его словах прошлой ночью. — Она не могла сделать так, чтобы я стал твердым, — я открыла глаза, когда он ухмыльнулся мне. Улыбка не была милой, она была уставшей, настороженной. — Я бы не сдался.
— Кто ж знал, что твоя импотенция когда-нибудь сыграет на руку? — пошутил Хаэль, сочувствуя Аарону.
Ему довелось пережить то, чего многие мужчины не понимают: страх плотских пыток.
Я положила руки ему на грудь и наклонилась ближе.
— Я не могла, блять, ей поверить, — прошептала, потому что изнасилование — другой уровень испорченности. Убийство можно по-разному оправдать, но изнасилование? Никак.— Думаю, я должна быть благодарна ее странной одержимости, иначе ты бы уже был мертв.
— Офелия собиралась использовать его против нас, — сказал Виктор, играясь с оружием. Теперь я увидела, что гребаным нечестивым нет покоя. Он посмотрел своими обсидиановыми глазами в мои. Его эбеновыми глазами. Эбеновый, эбеновый, эбеновый. Выкуси, мистер Дарквуд, долбоеб, это настоящее слово. — Нам повезло, что у нее нет денег. Она – змея, — Вик зарядил две гильзы и задвинул ствол на место. — Как ты себя чувствуешь?
— Словно меня переехали грузовиком Мака, — сказала я, смотря на Каллума, когда он проскользнул через переднюю дверь. — Или ударили одной из бит Кэла.
Он улыбнулся мне, а затем очень осторожно снял капюшон. Это целенаправленное движение, которое привлекает мой взгляд.
— Одно и то же, — прошептал он, а потом засмеялся. Этот смех тоже был очень красивым. Словно поддразнивание. Словно Кэл мог быть другим, если бы другой была его
жизнь. Быть засранцев не заложено в его ДНК, как у Виктора. — Хорошо, что Кали – идиотка, — он кивнул головой в направлении Виктора. — Коп снова проезжал мимо.
Вик кивнул, словно уже знал, что происходит.
— Не Сара? — простонала я, но Вик одарил меня взглядом, который сказал все, что мне нужно было знать. — Сука.
Я должна была заехать к ней в ближайшее время. Возможно, она уже знала, что я была в больнице. Возможно, она уже знала, что Кали пропала. Не хорошо.
Со вздохом, я прильнула к Аарону и нырнула в него, прижимаясь лбом к его груди. Он обнимал меня одной рукой, крепко сжимая. И опять-таки, если бы мы были в любой другой больнице, а не в той, что обслуживается в Прескотте, то, возможно, за нами получше бы ухаживали, возможно, они бы подержали нас дольше. В южной части отделение неотложной помощи работает на минимуме, чтобы сохранить вам жизнь, а затем швыряет вашу задницу на улицу.
Вероятно, нам обоим придется отправиться в другое место.
Я решила, что у меня не осталось энергии задавать вопросы, поэтому просто позволила себе растаять в нем на секунду, проваливаясь в нашу ностальгию. Воспоминания о его руке на моей, воспоминания о том, как мы сидели за столом, ели сэндвич и улыбались, воспоминания о сентиментальных сообщениях, отправленных посреди ночи. Знала, что мне стоило выкурить тот косяк, прежде чем спуститься вниз. Иногда травка так на меня влияет, заставляя жаждать прошлого.
Хотя я бы никогда туда не вернулась, потому что та боль, что я испытала.. от нее не оправиться дважды. Вот почему я думаю, что после смерти мы перерождаемся без единого воспоминания из предыдущей жизни. Продолжать проживать жизнь и хранить так много боли — перебор.
Сегодня ощущалось эпилогом, словно нам нужно было отдохнуть и восстановиться, промежуточный этап, чтобы подготовиться к тому, что подкинет нам жизнь в следующий раз. К сожалению, для Хавок никогда нет настоящего выходного.
— Дерьмовая вечеринка Офелии состоится в следующее воскресенье, — повторил Виктор, положив винтовку на плечо. На нем белая футболка в обтяжку и черные брюки в мелкую полоску. Даже с подтяжками он похож на гребаного мафиози двадцатых. — Найди что надеть. Это все, что мне нужно от тебя на этой неделе, — он замолчал и увлажнил нижнюю губу, наклоняясь вперед, от него пахло сладким мускусом. Ублюдок. — У тебя четкие приказы отдыхать, так что не надумывай никаких планов в этой гребаной, упрямой голове, — он замер, и его пухлый рот дрогнул от веселья. — И не забудь о своей порке.
— Отвали, — прорычала я, подняв голову и обнаружив нахмуренного Аарона.
Виктор ушел в хозяйскую спальню, а Оскар последовал за ним. Хаэль продолжал готовит оладьи, пока Каллум наблюдал за мной и Аароном с любопытным выражением лица.
Не хочешь рассказать нам что случилось? — спросил Кэл, и, полагаю, Виктор — единственный, который до сих пор знает всю правду. Очень медленно Аарон единожды покачал головой. Его глаза потемнели, и он выдохнул. — Без проблем, — Каллум поднял руки, показывая ладони.
В конце концов Аарон и я сидели за столом. Наши стулья стояли рядом, но вместо этого мы сидели лицом друг к другу. Хаэль принес оладьи, а затем вклинился в то, что становилось довольно интимным моментом.
— Знаешь, — начал он, когда я наконец опустила взгляд и поняла, что мой оладушек был в форме члена с яйцами. Мои брови взлетели, когда я подняла глаза и встретилась с его карими. Очень незрелыми, но чертовски забавными. К тому же, давайте признаем: это требует серьезных навыков в приготовлении оладий. — Мы все переживали, что больше никогда снова тебя не увидим.
— Мм, — начал Аарон, посасывая нижнюю губу и закрыв глаза. — Так чуть и не случилось. Хорошо, что Кали была чертовой психопаткой.
Он снова открыл глаза, но что-то в них изменилось.
Ему не понравилось то, что пришлось сделать с Кали. Мы несколько лет вместе ходили в школу. К тому же, она была беременна. Как минимум, сводной сестрой Хизер. Я снова вздохнула и подняла пальцы, чтобы взъерошить волосы. Я одарила его тем самым взглядом. Сделала это с ним: добавила тьму в его и без того потускневший взгляд.
— Потому что ты – трусиха, — прошипел призрак Кали.
Я проигнорировала ее. В конце концов, действие лекарств, которые мне дали в больнице, закончится, и она исчезнет. Как я и сказала, настанет день, и, клянусь, я проснусь, а ее имя станет слабым воспоминанием, чем-то настолько хрупким, что легкий ветерок сможет унести его навсегда.
— Если избавление мира от моих демонов должно было сделать меня счастливой, — начала я, хватая пачку сигарет с центра стола. — Тогда почему я чувствую себя чертовски пустой?
На мгновение я замолчала, глаза метнулись к раздвижным стеклянным стеклам. По понятным причинам, Аарон не любил, когда курили в доме.
— К черту, — прорычал он, потянувшись, чтобы взять у меня пачку. Он достал две сигареты, зажег одну, а потом зажал другую между губами. Я смотрела на него, запоминая, когда он наклонился вперед и подожженным кончиком своей сигареты прикурил мою. Я не могла отвести взгляд, даже если бы ураган снес крышу дома и спутал волосы вокруг моего лица сильным ветром. — Мы чуть не погибли. Мы можем немного поиграться, так ведь? — Аарон засмеялся, звук был сухим и язвительным. Он не знал, что даже от такого звука мое сердце трепетало.
Я откидываюсь на спинку кресла, втягивая два счастливых глотка никотина.
На удивление, Хаэль ответил на мой вопрос вместо Аарона.
— Потому что, что бы ни преследовало тебя, оно еще не изгнано, — Хаэль поднялся на ноги, снял идиотский фартук, который носил, и кинул его на столешницу.
Аарон и я обменялись взглядами, когда он исчез наверху и хлопнул за собой дверью спальни.
В углу призрак Кали заливался смехом.

Мы с Аароном вместе уснули на диване, свернувшись в объятиях друг друга. Когда я проснулась, стояла идеальная темнота и слышался отдаленный рокот мужских голосов. Села, застонав от того, как натянулись швы, и замерла, когда услышала смеющегося позади Аарона.
— Посмотри на нас, — прошептал он, садясь, а затем хмуро посмотрев на гипс на руке. — Парочка бесполезных калек.
— О, прекрати, — прошептала в ответ, стараясь не нарушить теплую тишину темноты. Хизер и девочки должны были уже вернуться. Хаэль пообещал, что поедет за ними на Бронко, если я просплю. Учитывая состояние дома — все закрыто, кромешная тьма и тишина, если не считать жужжания холодильника — я поняла, что определенно не встала вовремя. — Мы раненые в бою солдаты.
Вытащила очередную сигарету из пачки на кофейном столике и прикурила.
Какое-то время Аарон наблюдал за мной, принимая сидячее положение и устраивая локти на коленях. Я ничего не могла поделать с тем, как он смотрел, а потому повернулась к нему. Он был красив во тьме, даже красивее, чем днем. Стоило лунному свету упасть на его каштановые волосы, они блестели другим цветом. Коричневый, красный, золотой. Прямо как у его младшей сестры. Черт, даже у его кузины Эшли было то же семейное ДНК в ее цвете волос.
Готова поспорить, что когда-нибудь у нас будет ребенок с волосами цвета осенних листьев и золотисто-зелеными глазами.
— Берни, — начал он, на мгновение отводя взгляд. Я чувствовала напряжение внутри него, отчаянно желающее сломаться, но слишком хрупкое, чтобы ударить по нему кувалдой. Интересно, могла ли я найти другой способ разрушить его? Я подвинулась, чувствуя между бедрами некую гладкость, которая дала понять, что мне не снились сахарные сливы и сладости. Скорее, плотские кошмары. Аарон повернулся и снова посмотрел на меня, я чувствовала, как его взгляд, словно стрела, пронзает мое сердце. — Когда мои мысли становились слишком темными, знаешь, что помогло мне больше всего?
Я не могла говорить. Во рту пересохло. Иногда жизнь была такой. Ты хотел, чтобы на губах был блеск и улыбка, но тебя прокляли языком, похожим на песок, и потрескивающим, кровоточащим ртом.
— Что? — спросила я, голос был хриплым и странным.
Вполне уверена, что всегда так звучала, как начинающая порнозвезда, которая слишком старается. Я сделала еще одну затяжку, уверенная, что сигареты краденные, и рада, что на вкус они были лучше, потому что были добыты ловкими пальцами и обманом. Полагаю, как буквально и все здесь, не так ли? Краденное. Потому что вам не даются хорошие вещи просто так, их надо отобрать.
— Ты, — сказал Аарон, смотря прямо мне в глаза. Из-за теней сложно было разглядеть его золотисто-зеленые глаза, но ничего. Как я запомнила взгляд Виктора, его запах, его вкус, его ощущение, так я запомнила и Аарона. Я буду нести эти маленькие части их темных душ внутри своей собственной. — Ни девочки, ни мои друзья.. лишь ты, Бернадетт, — он наклонился ко мне, беря мой подбородок своими нежными пальцами. — Ты – мой финал, к которому ведут все пути.
— Прекрати, — вцепилась я в него, пытаясь отстраниться.
Аарон напряг пальцы на моем лице в своем стиле и заставил оставаться на месте. Его рот столкнулся с моим в порыве неистового жара, зубов и языка. Он овладел мной одним поцелуем, уничтожая все мысли и заставляя бросить горящую сигарету на ковер.
Запах подгоревшей ткани дразнил мои ноздри, когда татуированные пальцы Аарона обхватили меня за шею сзади, доказывая одним поцелуем, что его слова были наичистейшей правдой: такой, что было больно. Не так-то и просто быть чьим-то всем. Это страшная ноша, которая навечно поселится в вашем сердце. Вы всегда будете знать, что ваши действия, неважно насколько они были необходимы, подобны ряби в чужом пруду.
— Иди сюда, — пробормотал он в мой рот, дыхание у моих губ было теплым.
На вкус он был как кленовый сироп, который мы ранее ели с оладьями. И мне это очень нравилось. Я любила, что Аарон Фадлер на вкус был, как дом и сладости, как безопасность и детство. Все это было завернуто в парня с твердыми мышцами, еще более твердым членом и простыней из чернил..вот почему, я проснулась с влажным жаром в верхней части бедер.
Одной здоровой рукой Аарон притягивает меня к себе на колени. Я оседлала его на диване, как сделала на следующий день после Хэллоуина. Мы были в очень схожей ситуации. Он раненый. Я сверху. Его твердый член прижимается к моим одолженным трусам.
— Почему на тебе мои боксеры? — спросил он, веки полузакрыты, а взгляд полон желания. Он облизал свои губы. — Именно это заводит, как ничто другое. Мой запах на всей тебе. Словно ты моя и только моя.
— Была, когда-то, — сказала я, и Аарон улыбнулся.
Улыбка была не слишком приятной.
— Нет, никогда, — ответил он, качая головой. — Ты никогда не была лишь моей.
Пальцами на моей шее Аарон опустил меня, снова целуя, пока я раскачивалась на его бедрах, влажная и капающая, готовая опуститься на всю длину его члена. На хрен прелюдию.
— Пошли наверх, — спустя мгновение прошептал он в мой рот, прямо когда мои пальцы наконец зацепили завязки на его трениках и начали развязывать узел.
Я одарила его взглядом, а затем посмотрела через плечо. Через трещину в раздвижной стеклянной двери проникал запах травки, а за ним — мужской смех.
— Пытаешься избежать мальчиков? — спросила я, поднимая бровь и позволяя своему рту изогнуться в саркастичной улыбке. — Хорошая идея. Я должна еще получить гребаное количество шлепков, — фыркнула и покачала головой, наклоняясь вперед, чтобы прижаться пальцами к груди Аарона, мой рот находился рядом с его ухом. — Но знаешь, ты единственный, от кого мне нравится получать шлепки.
Хватка здоровой руки Аарона на моей талии стала крепче, и он поднялся, унося меня с собой. Я не должна удивляться тому, какой он сильный, но все же. Приятно. Он посмотрел на меня сверху вниз с мужским собственническим выражением лица.
— Нет. Больше я ничего не избегаю. Даже этого. Я влюблен в тебя, Берни, и всегда был. Моя ошибка в прошлом состояла в том, что я пытался решать за тебя вместо того, чтобы объясниться. Больше такого не будет.
— Хочешь сказать.. ты не будешь пытаться решать за меня? Он ухмыльнулся.
— Нет, я имею в виду, что постараюсь объяснить эти решения.
В ответ на этот бред я закатила глаза, но лучше затащу Аарона в постель. Его пальцы остановились совсем рядом с моими швами, но, должно быть, он переживал, потому что опустил меня, а потом взял за руку. Наши пальцы переплелись, когда он вел меня вверх по лестнице. Я остановила его, ведя в хозяйскую спальню.
Аарон поколебался, но лишь на долю секунды. Он должен был знать, что случится, если мы вместе войдем в эту спальню, но позволил мне отвести его туда. Возможно, Виктор мог присоединиться к нам.. От этой мысли по мне побежали мурашки, когда мы зашли в комнату и Аарон захлопнул за нами дверь.
Я прижалась к нему, моя грудь зацепилась за безразмерную футболку, и напряглась, когда я выгнула спину и прижалась к груди Аарона. От движения у меня заболело в боку, но, если больно, значит я все еще жива.
Мы оба все еще живы.
Это просто чудо.
Мои пальцы запутались в волосах Аарона, когда его здоровая рука опустилась между моих ног, собирая мой жар и потирая мой клитор. Я обнаружила, что терлась промежностью об него, толкаясь навстречу грубым прикосновениям. Один из его пальцев прошелся по всей длине моей киски, дразня мокрую ткань.
— Ты испортила мои гребаные боксеры, — прошептал он, закрыв глаза, когда я поцеловала край его заросшей щетиной челюсти. — За это ты мне должна.
— Разве? — спросила я, делая шаг назад.
Когда я опустилась на колени, это и близко не выглядело так сексуально, как могло бы. Швы чертовски сильно болели. Но мне все равно. Я сбросила футболку, улыбнувшись, когда Аарон выругался и провел рукой по челюсти. Его глаза нашли мою грудь, но у него была лишь одна рука, и она оказалась на моей голове, когда я опустилась. Мои пальцы дразнили пояс треников Аарона, сгибаясь под ними и стаскивая вниз, пока его член не высвободился.
На кончике уже была бусинка предэякулята, которую я слизала, пока пальцами прошлась по пульсирующей голубой вене на гладкой коже его ствола.
— Берни, — прошептал он, звук граничил с проклятием и смертельным желанием. Я ухмыльнулась и скользнула языком по его члену снизу, в место, которое называется уздечкой. Благодаря дерьмовому докладу по биологии, я знала точное название. К счастью для меня. Одновременно могла быть научно-подкованной и извращенкой. — Скажи мне, о чем ты думаешь, — пробормотал он, когда я приятно, долго, медленно вылизала его от яиц до кончика.
— Хочешь знать, о чем я.. думаю? — с недоверием спросила я, а затем рассмеялась. Мой рот завладел головкой его члена, и я скользнула, пока его конец не уперся в горло. Сильным всасывающим движением я скользнула обратно, а затем села на пятки. — Пока я делаю это? Ты на самом деле спрашиваешь? — наступила долгая пауза, а затем я обхватила член Аарона в кулак и начала поглаживать, заставляя стонать, его тело прижалось к двери. Тяжелый пластик его медицинского сапога громко ударился об дерево. — Думаю о том, как ты выместил всю обойму в Кали.
Пальцы Аарона сжались в моих волосах, почти до боли. Когда я подняла на него взгляд, он смотрел на меня сверху вниз с высеченным изо льда выражением лица. Он сделал то, что сделал ради меня.
И я хотела сделать что-то взамен.
— Сделай то, в чем ты лучшая: опустись на колени и отсоси, — насмехался призрак в моей голове, принимая образ гребаной Кали.
Я проигнорировала ее, вместо этого сосредоточившись на пылающем жаре тела моего любовника. Не могла объяснить ему словами, какого было его возвращение, словно Вселенная, при всей своей странной мудрости, наконец решила наградить меня вторым шансом. Поэтому я скажу об этом своим телом, поглаживанием кулака, влажностью языка, своими губами, оставляющими поцелуи по всей длине толстого ствола Аарона.
Вокруг его члена, на нем были синяки. Отчаянно хотелось знать, что с ним случилось во время исчезновения, но я не стану давить. Мне лучше всех известно, что нельзя заставлять кого-то заново переживать собственную травму. Моя хватка слегка ослабла, когда я увидела эти отметины. Последнее, чего мне хотелось, — причинять ему боль.
— Сильнее, — процедил Аарон сквозь стиснутые зубы, глубоким толчком обратно упираясь своим членом в заднюю стенку моего горла. — Сильнее, Берни. Настолько сильно и быстро, как можешь.
Я усилила хватку у основания его члена, а затем насадилась своим ртом на всего него, пока он не кончил горячей и соленой спермой на мой язык. Глотала, пока он задыхался надо мной, все еще наблюдая, его взгляд был мрачнее, чем я когда-либо видела.
Делал ли меня плохим человеком тот факт, что я возбудилась от этого взгляда? Села и провела рукой по губами.
— Тебя это беспокоит? — спросила я, но Аарон покачал головой, пот стекал по верхней части его бедра и манящими струйками проходил по его неповрежденной ноге, пока не впитался в помятые треники.
У меня перехватило дыхание, когда такая же капелька пота стекла между моими грудями.
— Беспокоит только потому, что это беспокоит тебя. Хотел бы я сказать, что Кали была первой девушкой, которую я когда-либо.. — Аарон замолчал и выдохнул, протянув руку и помогая мне подняться. Мы оба слегка застонали, но боль от его присутствия была более ощутимой. Я не собиралась останавливаться, хотя утром, наверное, возненавижу себя.— То, что ты не убила ее, ничего не значит.
— Я бесхребетна и слаба, — сказала я, но, когда Аарон попытался возразить, снова поцеловала его, крадя слова из его губ, используя свои как оружие.
Мы пятились назад, пока мое бедро не ударилось об край матраса. Ненадолго мы разъединились, и я откинулась на кровать, пока не закуталась в подушках. Это странная черта Виктора. Он любил, чтобы на его постели было много подушек, но спит лишь на одной. Аарон, с другой стороны, одну кладет между ног, другую обнимает, а на третьей спит.
Мне бы очень хотелось знать, как все парни Хавок используют свои подушки.
— Какая угодно, но не бесхребетная и слабая, — наконец возразил Аарон, снимая с себя футболку, медленно, осторожно и сильно морщась. Я улыбнулась, когда она упала на пол. Левой рукой он оперся на кровать для поддержки и опустился губами к моему животу, благоговейно целуя мою разгоряченную плоть, когда я позволила голове упасть на гору подушек Вика. — Воин.
Я фыркнула.
— Если я воин, то никудышный, — прошептала, поднимая взгляд на потолок и обнаружив там Кали, приклеенную, словно демон в ужастиках.
Она смотрела на меня и улыбалась ужасной, уродливой улыбкой. Ее лицо покрыто грязью, ее кожа уже стала фиолетовой. Тебе мерещится, Берни, сказала я себе, гадая, не сорвалась ли я и совершенно обезумела.
Внезапно села, напугав Аарона. Он вопросительно посмотрел на меня.
— Нам нужно немного травки, — выдала я, выскальзывая из-под него и спускаясь с кровати. Когда я открыла дверь, то обнаружила стоящего там Оскара. — Подглядываешь за нами, а, извращенец?
Он лишь уставился в ответ, а затем прижался предплечьями к обеим сторонам дверного косяка.
— Ты и я должны существовать в разных реальностях, — незначительно сказал Оскар, когда он смотрел на меня. — Откуда на земле тебе взбрела настолько тупая мысль, как эта? Нет, вообще-то я здесь, чтобы сказать, что твоей младшей сестре приснился кошмар. Она проснулась с криками, — Оскар отошел еще до того, как у меня была возможность толкнуть его с моего пути, он крепкой хваткой поймал мою руку и притянул к себе. — Не помешало бы надеть футболку, — промурлыкал он, а затем надел мне через голову одну и толкнул, ударив по центру спины так, что я споткнулась.
Как только на меня надели футболку, я посмотрела на него и обнаружила, что его взгляд был жидким, как расплавленное серебро. Мои ноздри раздувались, и я резко выдохнула. В этом доме могут водиться демоны, но они не были Кали Роуз-Кеннеди.
— Иди. Я присмотрю вместо тебя за сладким, милым Аароном, — Оскар смотрел на меня, пока я не развернулась и ушла, прыгая по ступеням, чтобы обнаружить Хаэля в комнате девочек.
Он разглаживал волосы Хизер по спине, пока она лежала с холодным компрессом на лбу. Она была так увлечена его рассказом, что даже не заметила, как я вошла.
— Берни, — наконец сказала она, когда я остановилась у кровати, а Хаэль поднял голову, чтобы посмотреть на меня. Как только я попала в поле его зрения, искренняя улыбка на его губах превратилась в нечто темное и злое. — Хаэль рассказывал мне о любимом рецепте его мамы. В нем есть раки.
— Фантастика, — сказала я, поправляя свисавший пояс моих одолженных боксеров. Я чувствовала себя непристойно, стоя перед сестрой в таком виде. Не так уж и важно. Присела перед ее кроватью, сделав глубокий вдох и всячески стараясь отсрочить прилив гормонов в организме. — Слышала, тебе снился кошмар?
Хаэль и я посмотрели друг на друга, но он ничего не сказал, позволив Хизер заполнить пробелы.
— Я немного скучаю по маме и папе, — сказала она, но с очень большой долей нерешительности.
Она боялась, что я буду злиться на нее из-за этого. Но я не злилась. Не могла. Даже, когда вы должны ненавидеть кого-то, иногда несколько хороших воспоминаний встают на вашем пути. Нелегко презирать того, когда когда-то любил. Или чувствовал, что должен вообще любить. Единственным именем, оставшимся в моем списке, была Памела, и это пугало меня.
Из семи человек, на которых я натравила Хавок.. четверо мертвы. Двое изувечены. Осталась только одна жертва, такая же целая, какой она была, когда все началось. Я прикусила губу.
— Знаю, ты сказала, что с папой не безопасно, но.. с ним весело, когда он рядом, — он был. Иногда. Педофилы не могут быть обаятельными, это часть их уловки. Я не могла ответить ничем иным, кроме как сочувствующей улыбкой. — И с мамой было в ее лучшие дни, — она звучала гораздо старше своих восьми лет.
Это моя ошибка. Я должна была лучше защищать ее.
— Мама и.. Найл, — начала я, потому что он не мой папа. Никогда им не был. Я могла лишь благодарить звезды, что я и Пенелопа не делили ДНК с монстром. Переводя взгляд с Хизер на Хаэля, я увидела, что он не больше меня понимает, как это решить. Этот ублюдок — единственный ребенок. И опять-таки, несмотря на боль в сердце и переживание, я бы не променяла наличие сестры ни на что. В этой связи есть что-то особенное, что-то, что невозможно понять, пока у вас не будет своей сестры. — Еще какое-то время мы их не увидим. О чем был сон?
Хизер покачала головой, сжав пальцы по краям одеяла и еще сильнее утопая в подушке. Ее глаза смотрели на меня из-под старого одеяла «Звездных войн», которое настолько выцвело, что, должно быть, принадлежало маме или папе Аарона в подростковом возрасте.
— В моем сне ты истекала кровью, она текла у тебя изо рта, — Хизер замолчала, когда мои губы раскрылись в удивлении. Что, блять, я должна на это ответить? Как сказать своей сестре то, что ей нужно услышать, чтобы заверить ее, что я буду в порядке? Даже если, скорее всего, это ужасная, ужасная ложь. — Берни, в моем сне ты была мертва.

— Это лишь сон пережившего стресс ребенка, — сказал Хаэль, когда я прислонилась к стене в коридоре, ожидая, пока он осторожно закроет за собой дверь комнаты девочек. Он прислонился к ней задницей и закурил косяк. Затянулся дважды и передал его мне. Минуту я смотрела на эту чертовщину в моих пальцах, а затем сделала затяжку. — Не парься.
— «Банда грандиозных убийств», — начала я, вспоминая о мертвых членах банды в лесу. — Хочу знать все, что нужно.
Хаэль вздохнул и покачал головой.
— Не сегодня, Блэкберд. Мне, блять, нужно отдохнуть, — Хаэль оттолкнулся от двери и встал передо мной, поднимая край футболки, чтобы он могу увидеть колотое ранение от ножа на моем боку. Если бы Кали повернула клинок на дюйм в любом направлении, он мог с легкостью убить меня. Разве это не смешно, как можно иметь самую дерьмовую удачу в мире, пока она не исчезнет? — Сейчас же зимние каникулы, так? Попробуй в них уложиться. Мы разберемся с «Бандой грандиозных убийств», но ты не хуже меня знаешь, что, чтобы избавиться от зомби, надо оторвать голову.
— Офелия, — выдохнула я, когда Хаэль обратно опустил мою футболку и забрал у меня косяк.
Он курил ее на протяжении секунды, а затем засмеялся своим громким, хриплым смехом. На фоне бежевых стен коридора его рыжие волосы выглядели как кровь, и мое сердце болезненно сжалось в груди.
— Офелия, — согласился Хаэль, потянувшись, чтобы поиграться с моими волосами.
Я хотела сказать, что собираюсь покрасить их в тот же цвет, что и у него, но затем взглянула в карие глаза, они поглотили меня так сильно и быстро, что забыла, что хотела сказать. Когда сглотнула, клянусь, чувствовала на языке вкус меда и миндаля.
Звук поднимающихся по лестнице ботинок Виктора привлек мое внимание.
Я всегда могла сказать, что он дома, потому что он либо тихий, как мышь, либо, когда хотел дать вам знать о своем приближении, издавал самые громкие шаги на всем Тихоокеанском Северо-Западе.
— Хизер в порядке? — спросил он, и я кивнула, предлагая ему косяк.
Он прошел последние две ступени, возвышаясь надо мной своим ростов в 192 см. Многие мужчины попытаются стать как Вик. Они увидят его и подумают, что смогут скопировать его энергетику, что могут быть более злобными или более жестокими, и каким- то образом прикоснуться к тому неминуемому, чем является Виктор Ченнинг. Этого никогда не произойдет.
Он выкуривает остаток косяка, но Хаэль уже пошел в комнату парней и вернулся со стеклянной трубкой. Он забил туда немного каннабиса и поджег.
— Она в порядке, — наконец сказала я, зная, что мой ответ невероятно затянулся.
Я взяла трубку у Хаэля. Когда ты под кайфом, все становится лучше. Еда. Музыка. Секс. Я курила конкретно из-за последнего пункта в списке. О, и потому что мне больно. Везде, в теле и в душе. Так сильно, что я вижу приведения, которых даже не существует.
Мой взгляд переместился на Виктора. Смотря на него, я чувствовала, что должна быть полностью уверена, что получится жить такую жизнь. Таким взглядом он уставился на меня в ответ, так он среагировал, когда исчез Аарон.
На долю секунды я увидела, как треснули его стены, но сейчас..было ощущение, что он вдвойне усилил свою эмоциональную защиту. Я совсем не могла прочитать его.
— Прошу простить, — сказала, спустившись вниз по лестнице и обнаружив Аарона на кровати.
По повешенному на стене телевизору шел «Южный парк», громкость звука уменьшена почти до конца. Слышался лишь шепот, когда я вернулась в комнату, забралась на кровать и оказалась на коленях у Аарона.
Он не задавал никаких вопросов, когда я сняла футболку, игнорируя Оскара, когда его внимание переключилось с телевизора на нас. Либо он мог смотреть, либо выметается на хрен отсюда. Мне было плевать.
— Потрахаемся так, — сказала я Аарону, покачиваясь на нем бедрами. — Не хочу больше так себя чувствовать, — как так, я была не до конца уверена. И может в этом вся причина? Факт того, что я ни в чем не уверена.
— Ты понятия не имеешь, кто ты на самом деле. Думала, что знала, но ты ошибалась, — прошипела мне на ухо Кали.
— Свяжи меня, — сказал Аарон, и я посмотрела на него с удивлением. На его запястьях и щиколотках были синяки. Может, он и не хотел говорить о том, что с ним произошло, но даже идиот увидел бы, что, скорее всего, его привязали и удерживали. — Знаю, о чем ты думаешь, и мне все равно, — он сжал губы, его глаза были похожи на кремневые осколки в темноте. — Сделай это. Прикуй меня наручниками к изголовью.
— Должен сказать, я удивлен, — промурлыкал Оскар, и когда я обернулась, то увидела, что он сидел, его подбородок опирался на локоть, опирающийся на маленький, круглый столик рядом с креслом. — Садомазохизм никогда не казался мне твоей фишкой, Аарон.
Я повернулась обратно к Аарону, но выражение его лица не изменилось.
— Ты уверен? Твоя рука.. — начала я, но он покачал головой, слегка прикасаясь пальцами левой руки к моему бедру.
Хоть и не могла увидеть буквы Хавок, чернилами нацарапанные на его плоти, клянусь, что чувствовала их.
— Моя рука будет в порядке, на ней бинт. Просто.. прикуй запястья, — он отвел взгляд в сторону стены, и тогда-то я и решила перестать спорить.
Каждый по-разному противостоит своей травме. У нас у всех собственные пути исцеления.
Что касается меня, очевидно, моей психике нужно пройти процесс исцеления, увидев призраков. Существо Кали, вовсе не изгнанное травкой, как я надеялась, скакало по деревянному изголовью кровати, словно крыса. Господи, травка была либо очень хорошей, либо очень плохой. Я не знала, как расценить то, что видела.
Противостоять гребаной травме.
Со стоном, я толкнулась вверх, поползла к прикроватной тумбочке и достала две пары пушистых наручников, которые Хаэль купил мне и Виктору в качестве подарка на свадьбу. Вполне уверена, что это был подарок Гомера Симпсона, который он сам намеревался использовать со мной. Каков мудак. Виктор традиционен, мы оба это знали. Я говорила об этом в самом лучшем смысле, но от этого оно не становилось менее правдивым.
Вернула наручники Аарону и снова оседлала его, чувствуя под собой его потное и горячее тело. Может, он не смог возбудиться для Кали, но он определенно стал твердым для меня. Его член был толстым и нуждающимся подо мной, и он застонал, когда я покачивалась на месте.
Надо полагать, Оскар все еще наблюдал, но я игнорировала его, пока приковывала моего больше-уже-не-бывшего-парня к кровати. Его дыхание участилось, сердце бешено колотилось, когда я приложила ладонь на его вспотевшую грудь. Не спрашивала снова, уверен ли он. Не стану спрашивать и не стану колебаться. Я пообещала больше никогда не колебаться.
Спустилась вниз и освободила его член из треников, беря всю его горячую длину в ладонь, и гладила, пока его бедра не начали толкаться навстречу моей руке. Все это время его глаза были прикованы к моим, тихо страдая в темноте.
Моя собственная рука скользит между моих бедер, отодвигая в сторону свободные боксеры, которые я надела, чтобы найти разбухшее тепло моей киски, дразня скользкую готовность и выходя мокрой. Мне бы хотелось, чтобы здесь было не так темно, чтобы я могла видеть лицо Аарона, пока мучала его, засовывая пальцы в рот и обсасывая их дочиста.
Мы обменялись долгими взглядами, которыми обменивались любовники в темную, глухую ночь. В них читалось: «я знаю, что твое тело болит так же, как мое. Я знаю, как колотится твое сердце». Это взгляд можно охарактеризовать как темный шоколад, черную водку и сигареты с гвоздикой. Взгляд, который, как по мне, на вкус был как самая темная ночь в году, когда нет Луны, а только звезды на бархатном небе.
Я выдохнула и подвинула тело так, что его длина терлась об обжигающее пространство между моих бедер, то, которое так отчаянно и сильно его желало, что потеряла любую надежду на рациональное мышление. Жизнь становится одновременно мелодраматичной и осмысленной, когда ты близок к потере одной из немногих причин существования. Это невероятным образом пугает тебя, проникает тебе в душу.
Аарон смотрел, как я опускалась на его член, приятно и медленно, наслаждаясь каждой секундой. Я продолжила, пока он полностью не оказался в моем теле. Прикусила нижнюю губу, на мгновение закрыв глаза, когда запустила пальцы своей татуированной левой руки в волосы. Раскачиваясь бедрами вперед, я вырвала из горла Аарона стон, лишь наполовину наполненный удовольствием. Остальная его часть состояла из агонии.
Открыв глаза, я посмотрела на него сверху вниз, но не прекратила двигать бедрами, мышцы живота напрягались и расслаблялись, когда я обрабатывала его своим телом. То, как Аарон смотрел на меня в ответ, как напряглись его мышцы на руке, когда он сопротивлялся натяжению наручников, сказало мне одно: может, он и был связан, но контроль все еще был не у меня.
— Быстрее, сильнее, — приказал он, и я повиновалась, даже когда меня пронзила боль, и я закричала.
Движение моих бедер немного замедлилось, когда приложила руку к повязке на своем боку. Вероятно, это было глупой идей вот так трахнуть Аарона, когда мы оба были ранены.
Я услышала, как Оскар издал звук позади меня. Что-то вроде смеха, чего я не ожидала от него.
Откинув розоватые волосы за плечо, я оглянулась и увидела, что он наблюдал за нами.
— Какого черта тебе нужно, извращенец? — огрызнулась, удивляясь тому напряженному чувству внутри моей груди.
Тело Аарона подо мной напряглось, но он никак не мог ревновать, не тогда, когда я испытываю к нему такие чувства. Когда он исчез, я чувствовала себя египетской мумией, мое сердце украли и помесили в керамический сосуд.
— Может, я хочу трахнуть тебя? — спросил Оскар, его голос был настолько мягким, что стал кислотным. Никто не бывает таким уравновешенным и сдержанным. Когда вы слышите настолько идеальный голос, то знаете, что смотрите либо в лицо актера, либо социопата. — Может после того, как он закончит, я хочу быть следующим?
— Хах, — я двигала бедрами в медленном, сладком движении, заставляя Аарона стонать в злой агонии. — Словно я пони, на котором можно прокатиться? Иди на хрен, Монток, — я повернулась обратно к Аарону, впиваясь ногтями в обнаженную кожу его груди.
Он был сильно избит и покрыт синяками, злые, фиолетовые отметины, которые при мигающем освещении телевизора были похожи на бабочек. Я наклонилась и прижалась губами к его уху, немного зашипев от боли, когда натянулись швы.
Черт, надеюсь, останутся шрамы. Возможно, это было странным желанием, но я чувствовала, что нуждалась в физическом пятне, доказывающем, что вся эта безумная жизнь, которую проживала, была реальной. До конца своих дней буду нести на своей коже боль Кали.
— Ты заслуживаешь худшего, — выдохнула она в лице призрака, скрючившегося на полу рядом с кроватью.
На мгновение я уставилась на него, моя кровь замедлилась, а мозг наполнился тетрагидроканнабинолом. Но даже мертвому монстру не удалось надолго завладеть моим вниманием, когда тело растягивалось, чтобы вместить огромный член Аарона.
Я снова посмотрела на него, и слова пронеслись по мне, остановившись, чтобы осесть на моих губах, как вороны, что были на пионерском кладбище, которые взлетели, когда Аарон спустил курок.
Что бы ты ни собиралась сказать мне, — прорычал Аарон, удивив меня свирепостью в своем голосе. Он уставился на меня, словно мог прочитать мысли. Я почти подумала, что мог, учитывая то, как он прямо сейчас смотрел на меня. — Не говори. Не этой ночью.
Он откинулся на подушки, и я снова задвигала бедрам, наслаждаясь красотой его твердого тела, поедая его, как грязную конфету, медленно попивая его, как хороший виски. Синяки, порезы, гипс определенно могли заставить Аарона выглядеть стервозно. Что может сделать мужчина с гипсом, чтобы защитить себя или свою девушку?
Но я видела. Чувствовала.
Хищница во мне чувствовала хищника в нем. Наши взгляды встретились, и я точно поняла, о чем он говорил. Не говори мне этой ночью ничего важного. Не произноси все прекрасные вещи, которые будут напоминать нам обоим, почему мы дышим. Не этой ночью, не когда мы оба заняты тем, что наказываем самих себя.
— Нет, не сегодня, — согласилась я, откидывая волосы назад и, как лебедь, сгибая шею.
Ты знал, что я собиралась сказать, не так ли? Я собиралась сказать, что ты — частичка меня, и я не могу жить без тебя. Ты это знал. Но не сегодня. Не сегодня.
Я закрыла глаза, таз двигался в самом базовом ритме. Человеческая раса была построена на этом движении, так что я буду чертовски хороша в это. А еще я не встречаюсь с пятью парнями, чтобы быть непорочной девственницей. Мы не просто компания друзей из старшей школы. Как бы я не верила, что эти пятеро мужчин влюблены в меня, они не станут довольствоваться лишь поцелуями в щеку и тихими ночами в миссионерской позе.
Кровать позади меня прогнулась, и длинные пальцы скользнули по передней части моего обнаженного горла, сжимая достаточно крепко, что я застыла. Черт, я почти позабыла об Оскаре.
Не многие совершают такую ошибку и доживают до следующего вздоха.
Мое тело перестало двигаться, мышцы напряглись, когда теплое дыхание дразнило мое горло.
Оскар мог убить меня прямо сейчас, если бы хотел. Даже если Аарон попытается остановить его. Или Вик, или Хаэль, или Каллум. Нет, если Оскар когда-нибудь захочет моей смерти, я не доживу до следующего рассвета.
— Разве неподчинение приказам освобождает от наказания? — спросил он, и Аарон издал звук, который означал, что он явно хотел пометить здесь свою территорию. Мои глаза раскрылись, и я обнаружила, что таращусь в потолок, на мигающие зеленым, белым и синим свет от все еще включенного сериалf, на который никто не обращал внимания. — Виктор сказала тебе отдыхать. Это, — изданный им звук граничил с фырканьем и издевательским смехом, — сложно назвать отдыхом. Ты растянешь швы, а затем станешь полностью бесполезной для остальных.
Я не знала, говорил ли он о том, что я была частью Хавок.. или о том, что я — часть Хавок, если вы понимаете, о чем я. Ругаться или трахаться. Одно из двух, и я не уверена, что могла понять, чем это было. Он удивил меня тем, что добавил в свое предупреждение очередную строку из Шеспира.
— Избави Бог, меня лишивший воли, — прошептал он, сжимая пальцы на моей шее достаточно сильно, что удивленный вздох непроизвольно вырвался из моих обнаженных губ.
Казалось неприличным, что я должна была трахать мужчину, прикованного к кровати, при этом моя помада не размазалась по рту, как кровь. — Чтоб я посмел твой проверять досуг7.
— Оставь меня в покое, Оскар, — пробормотала я, возвращая внимание обратно к Аарону.
Он задыхался подо мной, выглядя беспомощным. Пойманным. Вот, что Кали делала с ним? Или в любом случае пыталась? Я подняла бедра, пока наши тела едва ли не соприкасались, а затем резко и быстро опустила таз, заставляя Аарона выгнуться и извиваться подо мной.
— Ты снова не слушаешься, Бернадетт. Вот первопричина, по которой ты оказалась втянута в этот беспорядок, — Оскар резко отпустил мою шею и встал, его запах корицы еще долго витал в воздухе после того, как он отошел от кровати. — Не забывай: я – сын серийного убийцы. Вполне справедливо будет не выводить меня из себя.
Он закрыл за собой дверь спальни, когда я замедлила движение бедер. Какого. Хрена.
Он только что сказал?
— Не останавливайся, — прорычал Аарон, и я впилась ногтями в его грудь, портя татуировки, царапая кожу и заставляя его стонать.
Это были звуки глубокого, мужского голоса, которые так удовлетворяли мой слух. Я позволила им пройтись по моей разгоряченной коже, пот стекал с моего тела на Аарона, когда я снова задвигалась.
Могу позже озадачиться той херней, которую сказал Оскар.
Прямо сейчас мой мужчина находился между моих бедер, и я так сильно скучала по нему, что каждая секунда его исчезновения оставляла ожог на моей душе, шрам, который не скоро забуду.
— Не оставляй меня снова, — предупредила я, толкаясь сильнее, когда он выругался и дернул за наручники, что, как мы оба знаем, было тщетной попыткой. Чтобы он выбрался, ему нужно снова сломать руку. Аарон Фадлер никуда не уйдет. — Я серьезно. Если оставишь, я вызову твой дух с помощью спиритической доски и надеру тебе задницу.
— Верь мне, Бернадетт, — пообещал он, его слова было немного сильнее рычания.
Он разочарован и зол, но не на меня. Он хотел, чтобы я изгнала его демонов своей киской. Я двигалась вверх и вниз, скользя по всей длине, когда наши взгляды встретились. Прямо сейчас его глаза были больше золотыми, чем зелеными, как лунный свет, отражающийся от глаз зверя.
Он не контролировал происходящее, когда я заставила его кончить внутрь меня, его тело содрогалось подо мной, руки сжимали наручники. Кровать скрипела и стонала от силы его давления, но в конце, он закончил несколькими толчками бедер, а затем упал на подушки.
Я осталась на месте, мое собственное тело пульсировало и болело от желания освободиться. Вместо этого я поднялась с него, оттянула боксеры в сторону, и подождала пока его сперма стечёт вниз по внутренней части моего бедра, чтобы он видел это. Глаза Аарона поднялись с моей киски к лицу.
Он не просил развязать его, поэтому я не стала. Вместо этого, сидя на животе Аарона, наклонилась и схватила пачку сигарет с ночной тумбочки и закурила. Его кубики были таким твердыми, что, вероятно, я могла раскачаться на них и кончить.
Посмотрев вниз, я увидела, что на белой повязке на моем боку появилось пятно крови.
Черт.
Я продолжила курить, уставившись на изголовье кровати и желая, чтобы призрак Кали не был все еще скрючен, а ее пальцы гладили каштановые волосы Аарона по потному лбу.
— Спасибо, — наконец сказал Аарон, его голос был похож на битое стекло. — Мне нужно было это.
— Вот что она сделала с тобой? — спросила я, чувствуя, как моя челюсть сжалась от собственной глупости.
Конечно, я спустила курок на кладбище, приняла решение убить ее, но она была на шаг впереди меня. Я не скоро забуду это. Вот почему, чувствовала себя трусихой, словно не совсем не принадлежу Хавок.
Ни один мужчина в этом доме не колебался бы.
— Слава Богу, это никогда не заходило так далеко, — сказал он мне, когда я маленьким ключиком от наручников открыла замок. Хотя, оставила их на его запястьях. Металл был теплым от его кожи, когда он обеими руками прикоснулся к моим бедрам. — Просто я как бы не чувствовал себя беспомощным. В основном, я беспокоился за тебя.
— Похоже, не зря, — пробормотала я, подумав о том ужасном моменте между жизнью и смертью, о той доле секунды, когда Аарон спустил курок раньше Кали.
Я продолжила курить сигарету, наклоняясь, чтобы смахнуть пепел в пепельницу на прикроватной тумбочке. Когда я так и сделала, взяла телефон в руки.
У меня была куча сообщений, но я проигнорировала их все. Мне было плевать на всех, кто не находился в этих четырех стенах. Вместо этого я открыла Spotify и включила рандомный плейлист. Самой первой заиграла песня Cardi B и Megan Thee Stallion — WAP.
Я вскинула бровь.
— В этом доме есть как минимум одна шлюха, — пробормотала я, слезая с Аарона и с кровати.
По случайности, встала прямо там, где сидел призрак Кали, наши фигуры слились в одного прекрасного монстра. Свободные боксеры наконец упали с моих бедер на пол, когда я подключила свой телефон и прибавила звуку.
Аарон сел, беря сигарету себе. Еще он достал из тумбочки бутылку рома. Не знаю, откуда они здесь или как долго тут лежат, но кому какое дело? Алкоголь есть алкоголь. Он сделал большой глоток и передал его мне, наблюдая, как я делаю несколько глотков за один раз.
— Вернись сюда, Бернадетт, — сказал Аарон, потянувшись к моей руке и притягивая меня обратно к кровати. Он убрал бутылку рома, когда наполовину накрыл мое тело своим, стараясь удержать свой вес на локтях, чтобы не причинить мне боль. Я обеими руками коснулась его лица, наслаждаясь грубым ощущением щетины. — Дай мне десять минут, и я трахну тебя так, что вдавлю в матрас, пока ты не кончишь на мой член.
Я фыркнула и толкнула его в грудь, но он не сдвинулся.
— Иди и принеси нам что-то поесть, — промурлыкала я, слизав пот с края его челюсти. — Умираю с голоду.
Аарон улыбнулся и сел, проведя рукой по лицу. По тому, как он смотрел на меня сверху вниз со свисающими с запястий наручниками, я могла сказать, что он имел в виду то, что сказал.
— Торчок, — пробормотал он с улыбкой, воздух в комнате омрачился неуверенным чувством облегчения.
И все же.. я знала, что мы находились на пороге чего-то гораздо большего, гораздо более опасного.
Зло есть зло, но зло с деньгами.. безжалостно.
Аарон встал, надев обратно треники и направился к двери. Он оставил ее полуоткрытой, лучик света разрезал кровать напополам и освещал татуировку розового дракона на моем бедре. На минуту я уставилась на нее, садясь, а затем повернулась, чтобы покопаться в ящике прикроватной тумбочки.
Заиграла песня «Bodak Yellow», тоже от Cardi B, и хоть я немного и сморщила губы, все равно не остановила музыку. Я больше по металкору. В прошлом году я избила одну сучку-металлистку за то, что она сказала мне, что металкор — это не более чем металл без сложностей. Вполне уверена, что разбила ее лицо об раковину в туалете. Это что-то вроде моего опознавательного движения: имею в виду удар головой, а не часть про раковину.
Я фыркнула, когда вытащила из ящика вибратор, включая его, чтобы убедиться в работе батареек. Приятное жужжание пробрало мою руку, когда я прижалась пальцами к кончику со вздохом. Один оргазм — приятно, но два еще лучше.
Пока ждала Аарона, я устроилась на горе подушек и закрыла глаза. Вибратор скользнул между моими бедрами, когда начала раскачиваться об него, представляя, что все парни были в этой комнате со мной, просто клубок рук, ртов и членов. Это все, чего я хотела: всех их одновременно.
Если Карди и Меган не боялись быть шлюхами, может и я могла почерпнуть вдохновение от песни «WAP» и просто смириться с этим? В любом случае, нет ничего неправильного в любви к сексу. Пока это происходит по обоюдному согласию, не понимаю, почему остальной мир должно ебать, что я делаю.
Пальцы левой руки впились в простыни, пока я извивалась и стонала, воображаемые руки скользили по разгоряченной плоти, скользкие языки слизывали капельки пота с моих татуировок. Мои ноги согнуты в коленях, пальцы на ногах согнулись, когда это пульсирующее ощущение между бедер растеклось по всему телу, в нем разворачивался демон наслаждения.
С яростным стоном, словно одержимая, я выгнула спину, когда освобождение завладело моим телом, прижимая вибратор к клитору настолько сильно, насколько могла, а затем упала с дрожащим стоном.
Мне понадобилось тридцать секунд на одышку, чтобы понять, что я была не единственным человеком в комнате. Мои глаза раскрылись под легкое мерцание телевизора. Очевидно, выбранный плейлист полностью состоял из песен Карди. Когда я приподнялась на локтях, чтобы лучше рассмотреть, что происходит, играла песня «Money».
Все пятеро парней Хавок стояли у конца кровати, без рубашек и в масках скелетов.По мне пробежала искорка страха, прежде чем я облизала нижнюю губу и осторожно убрала вибратор в сторону, словно любое резкое движение могло воззвать к их инстинктам хищников. Моя кожа чертовски сильно побелела, почти блестела из-за странного полусвета. Я чувствовала, как все они смотрели на мою наготу.
— Что вы делаете? — спросила я, мой голос был ровным и спокойным.
Вы бы не подумали, что, лежа здесь голышом на кровати с пятью мужчинами в масках, я бы чувствовала себя в безопасности. Но, полагаю, я чувствовала себя лучше, чем в безопасности, потому что самоуверенность в моем голосе — жуткая имитация спокойного тона Виктора.
— Я сказал тебе отдыхать, — заговорил Вик, стоя во главе группы, как и всегда. — Почему ты так упорно не подчиняешься моим приказам? Никто так не делает, — он указал на четырех мужчин по обеим сторонам от него. Аарон стоял в конце, наручники все еще свисали с его запястий, и, скорее всего, он был тем, к кому сейчас обращался Вик. — Ты не должна ни с кем трахаться, дорогуша.
Я стиснула зубы, когда Виктор наклонился вперед и расставил руки по обеим сторонам от меня.
— Назови меня дорогушей еще раз, и я покажу, какой жесткой становлюсь.
Мой голос был мрачным и грубым, словно внутри я разваливалась на части. Собери меня снова воедино, звучало внутри, моля Вика сделать то, в чем он был лучше всех. Он владел мной. Он избавлял меня от оцепенения. Он будил меня изнутри.
— Я буду называть тебя так, как, блять, захочу. Ты взбунтовалась, и тебя чуть не убили. Если ты думаешь, что я не зол, то это только потому, что я знаю, как контролировать свой темперамент. Если бы у меня действительно случился взрыв, тебе бы не захотелось при нем присутствовать, — он посмеялся надо мной и снова выпрямился, я никогда раньше не видела маску, которая была на нем. Она скрывала верхнюю половину лица, сделана из черных блесток и хрупких костей, которые вполне могли быть реальными. — Я не хотел этого делать, пока на тебе все еще были швы, но если ты вполне здорова, чтобы объезжать член, то тогда ты вполне хорошо себя чувствуешь, чтобы извиниться за то, что сделала. Поворачивайся и покажи мне свою задницу, Бернадетт.
Я посмотрела на линию мужчин, когда один из них наклонил голову в мою сторону. Каллум. Он изучал меня за маской, которая при слабом освещении становится нечитаемой. Оскар отзеркалил позицию Виктора с другой стороны, его грудь, руки, и ладони были покрыты чернилами до такой степени, что невозможно было найти нетронутого квадратного сантиметра на обнаженной коже. Хаэль и Аарон стояли в конце по обеим сторонам, один из них щеголял в наручниках, другой — с ухмыляющейся улыбкой, в которой читалась доля опасности.
Он зол на меня, Хаэль зол. Я облизала губы.
Моей первоначальной реакцией было показать средний палец. Но почему? Виктор прав: я облажалась. Последовала за Кали и чуть не была убита. Я на самом деле заслуживаю наказания. Так почему же такое ощущение, словно это похоже на сбывающийся мрачный сон, чем на кошмар?
— Ты была создана, чтобы быть шлюхой, вот почему, — сказал призрак Кали, и я проигнорировала ее.
По крайней мере, травка не сделала ее видение хуже, хотя я надеялась, что она уйдет на хрен. Не могла видеть это дерьмо. Если это скоро не прекратится, мне нужно будет рассказать об этом кому-то.
Я на минуту закрыла глаза, чтобы не видеть их, пятерых парней, исписанных чернилами и прячущихся за тем, что очень быстро стало символом нашей банды: ухмыляющейся пастью костлявого лица.
Когда я открыла глаза, они все еще смотрели на меня.
— Господи Иисусе, — пробормотала я и задрожала от грубого смеха Хаэля.
— Господь тебя не спасет, детка, — промурлыкал он, когда я повернулась, перебросив волосы через плечо так, что они ниспадали у моего лица.
Уставилась вниз на простыни и вздохнула, когда почувствовала, как матрас просел под чьим-то движением.
Виктор. Я знала это еще до того, как он прикоснется ко мне. И дело было не только в его мускусном запахе, а в чем-то еще. В ауре. В ощущении. В пульсации во Вселенной, которую могла чувствовать только я. Знаете, так бывает с родственными душами, даже у негодяев, бездельников и дикарей. Так можно в двух словах описать парней Хавок.
— В следующий раз, когда я говорю тебе сделать что-то, — сказал Виктор, и я услышала звук соскальзывающего с его джинсов ремня. — Ты это сделаешь, не так ли? — кожа скользнула по моей заднице, когда он сложил его пополам, а затем взялся за металлический конец.
Вик ударил меня ремнем по заднице, и я задохнулась, впиваясь ногтями в матрас. Чертовски жгло. Черт, почти больно. Но потом.. теплая рука Виктора разгладила мою больную и ноющую кожу, и этот вздох от боли превратился в хныканье от удовольствия.
Даже в семье были правила. Одно их них: ослушался Виктора — будешь наказан за это.
Полагаю, моей ценой была гордость, и на самом деле, это маленькая цена.
По крайней мере теперь я знала точно: нанять Хавок было единственным способом для меня стать целой. Потому что я влюбленная странным и бесконечным образом. Еще я никогда не была способна причинить боль людям, которые причиняли боль мне. Не своими руками.
Видите, говорила, этот вечер был полностью про наказание.
Сегодня.. было не так же, как когда он шлепал меня в последний раз. В последний раз он предупреждал меня. Вообще-то, он был милым. «Я подготавливаю тебя. Это услуга, которую я не предоставляю большинству моих клиентов. Будь благодарна, Бернадетт», — вот, что сказал мне Виктор, когда мы сидели на переднем дворике, прямо перед тем, как я поцеловала его, чтобы заключить сделку.
Поцелуй. Хах.
И теперь мы дошли до такого, еще один момент, к которому он постарался подготовить меня.
Ремень снова соприкоснулся с моей задницей, и мое приподнятое тело упало на подушки, я прикусила одну, чтобы сохранить хоть немного достоинства. Это не должно ощущаться так хорошо, не так ли? Я сказала Аарону, что мне нравится, когда он шлепает меня, но.. может это была ложь?
Пальцы Вика впились в мои волосы сзади, и он потянул меня наверх, заставляя оставаться на руках и коленях.
— Прими это как королева, Берни, — прорычал он, и затем третий раз ударил меня ремнем.
Виктор отпустил мои волосы, но я оставалась на месте, ожидая следующего резкого удара кожи об обнаженную плоть, последующие за этим укол и теплое удовольствием, которое исходило от каждой точки, куда Вик выбирал прикоснуться своими татуированными пальцами. Он ласкал мою задницу после каждого шлепка, словно не мог не быть моим боссом и мужем одновременно.
Он наслаждался сладким временем, когда мое тело пульсировало в ответ ремню, его близости, оргазму, который я испытала от вибратора. Моя кровь была горячей, ленивой и медленной, с примесью марихуаны, и от нее все кажется удивительным.
— Один за каждого члена Хавок, — объяснил Вик, когда я посмотрела назад и нашла их прямо там же, где они были, смотрели на меня из-под масок.
Виктор снова шлепнул, и я подвинулась, словно подумала, что он закончил. Один шлепок за каждую букву в акрониме. Только.. есть еще один человек, которому причитался фунт плоти, и это я.
Ага, самый последний шлепок будет в честь меня.
Виктор хлыстнул ремнем, и я закричала, когда он ударил меня, но не из-за боли. Ничто из этого не было болезненным.
Вик швырнул свой ремень в сторону, когда я издала чувственный и низкий смех.
— Что теперь планируешь делать? — спросила я, и мой муж замер, пальцами касаясь обеих моих бедренных костей.
— Полагаю, это зависит от тебя, — сказал он этим своим ужасающе спокойным голосом, которым можно было — нет, уже — командовать армиями. Та другая банда..«Банда грандиозных убийств».. они бы не засматривались на Хавок, если бы в руководстве Виктора не было ничего такого. — Ты хотела пятерых мужчин, ты их получила.
Я никак не ответила, и руки Вика сжались на моих бедрах, заставляя меня застонать.
— Сделай это, — прошептала я, мой голос был с придыханием и тоненький, словно я могла рассыпаться, если они оставят меня здесь. — Трахни меня.
Виктор на минуту замер, а затем я услышала звук расстегивающейся ширинки его джинсов. Когда он прижался ко мне головкой члена, мое тело невольно задрожало.