— Блять, — сказал Оскар, и Хаэль фыркнул, поднимая недогоревшую сигарету в знак согласия.
— Определенно. Это просто пиздец какой-то. Как хочешь с этим разобраться? — спросил он, но Вик был уже очень-очень далеко.
— Не ходите на участок Тома снова, — с отсутствующим видом сказал он, и должно быть он заметил взгляд на моем лице, потому что добавил, — даже у VGTF нет ресурсов, чтобы обыскать его, как подобает, так давайте не будем подкидывать им идею, где искать.
— Это все, что ты скажешь? — скептически спросила я, посмотрев на пустой стол, где раньше сидели команда Картера.
Теперь за ним никого не было, всего лишь гребанное запустелое место. Если бы я прищурилась, то, клянусь, смогла бы увидеть Кали и Митча, Иви и Дэнни, Логана, Кайлера и Тимми.
Билли сидела сама по себе в углу комнаты, ее глаза покраснели и постоянно перебегали на то место, где сидели мы. Она встретилась со мной взглядом и резко отвернулась, поставленная на ее гребенное место так, как Кали бы не позволила мне сделать.
Вместо этого она унесла свое упрямство и дерьмо в могилу.
— Это плохо, Виктор, — мягко сказал Аарон, он наш бесстрашный лидер лишь покачал головой.
— Знаю, что плохо, — ответил он, выдыхая. — Но мы в любом случае уже на войне с «Бандой грандиозных убийств». Мы примем дополнительные меры предосторожности, спрячем оружие по периметру школы. Что бы не задумала Офелия, «Банда грандиозных убийств» является частью этого. Я надеюсь, что они не предпримут никаких действий, если мы продолжим процедуру аннулирования.
Взгляд, которым он посмотрел на меня, был одним из тысячи извинений, из миллиона просьб. Я отвернулась, и Каллум положил руку мне на плечо в успокаивающем жесте.
— Я должна буду рассказать Саре что-то, — сказала я, чувствуя, как что-то сковало грудь.
Все в этой комнате наблюдали за нами. Может не прямо, но они ждали, гадая, что мы предпримем дальше. Если я буду доносить этому копу, все узнают. Но мне придется взять на себя управление ее судьбой, иначе она попадет в беду и погрязнет в мутных водах.
— Не переживай из-за Сары Янг, — сказал Вик, указав на меня пальцем, и затем улыбнулся в своей манере, которая приводит меня в такую ярость, что я могу плеваться. — Только сосредоточься на том, чтобы пережить следующие несколько недель, ладно?
— Иди нахуй, — сказала я своему мужу, когда он улыбнулся, приблизился, а затем поцеловал меня в щечку. Прямо как я сделала тогда, в гараже. И также как и тогда, я чувствовала себя ошеломленной, как и он. — Повеселись на свидании с Тринити.
— О, уверен, повеселюсь, — сказал Вик, все еще улыбаясь. В добавок ко всему, он сегодня вечером идет на ужин в какой-то роскошный ресторан в Оак Парк вместе с Тринити, чтобы обсудить детали нашего соглашения.
Я проигнорировала его и ушла из комнаты до того, как прозвенел звонок.
— Перестань наказывать себя и скажи ему что-то, — сказал мне Аарон, когда встал, посмотрев на меня сверху-вниз с выражением лица, состоящим в равной степени из нежности и жестокости. Лишь половина этого взгляда предназначалась мне. — Пока я, блять, не убил его.
— Не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказала, — огрызнулась я, чувствуя, как моя кожа напряглась и стала горячей.
Девушка, проходящая мимо, осмотрела меня с головы до ног, пока шла. Она выбрала ужасный день, чтобы попробовать свою удачу и забраться по социальной лестнице в школе Прескотт.
— Шлюха, — прошептала она, и несколько ее друзей усмехнулись.
Я отпустила ее, когда встала и вихрем направилась в коридор. Но я была в чертовски ужасном настроении.
И мне нужно было на ком-то его выплеснуть.
После школы мы с Кэлом ждали на соседней улице за углом. Когда болтливая сука прошла мимо, я вышла из-за ограды и ударила ее по колену своим каблуком из лакированной кожи. Она попятилась вперед и упала на асфальт, ободрав кожу на руках и коленях.
— Какого хрена? — выдавил один из ее подруг до того, как увидела Кэла.
В этот момент кровь отхлынула от ее лица, и наши глаза встретились.
— Это пиздец больно! — плакала девушка на земле, а потом я ударила ее в спину своим каблуком и отбросила ее на тротуар, пока хрипела и задыхалась от боли.
— Надеюсь, что больно, — сказала я, прижимая каблук к ее спине, пока она кричала.
Когда он перестала хвать воздух, слюна стекла по ее нижней губе и испортила помаду. Она украла не правильную помаду, потому что та была не водостойкой. Я отступила назад и присела рядом с ней, когда Кали Роуз шепнула мне на ухо.
— Ты недостаточно хороша, Берни. Даже после всего ты не смогла это сделать. Ты не смогла причинить боль так, как я того заслуживала.
Кали рассмеялась, когда я схватила девушку за волосы и подняла ее голову, чтобы она смотрела на меня со стекающей по лицу тушью. Каллум просто стоял на месте и закурил сигарету, пока наблюдал за мной.
— Команды Картера нет, — сказала я ей, пока она хныкала. Я узнала в ней одного из их безыменных лакеев. — Они все мертвы. Ты тоже хочешь умереть? Потому что если ты настолько верна, настолько предана своей команде, тогда мы можем это устроить.
— Пожалуйста, пожалуйста, — прошептала она, шипя и хныча. — Я ничего не имела под этим в виду, Богом клянусь. Клянусь, клянусь, клянусь во имя него.
Я отбросила ее в сторону и поднялась на ноги, принимая у Кэла протянутую мне сигарету.
— Она не Кали, — напомнил он, когда я подняла свои глаза к его.
Думаю, они слезились, но мой макияж был чертовски настоящим. Я крала только лучшее, иногда только после проверки отзывов в Интернете.
— Знаю, — прошептала я в ответ, когда девушка помогла своей подруге встать на ноги и их трио убежало. — Я знаю, что ты сказал, что убийство — это не совсем добродетель, но я не могу избавиться от нее. Кэл, она повсюду следует за мной, — я прошла мимо него к месту, где стояла Кали, но она была лишь в моей голове.
Когда я моргнула, она исчезла.
— Ты позволила ей забраться тебе в голову, — сказал он, выливая остатки пэпси на маленькие пятна крови на асфальте. Сахарный сироп смыл их все, словно их никогда и не было. Не помешает, что тротуар уже был мокрым, что небо выглядело так, словно могло развернутся на части и затопить город. — Ты сомневаешься в себе из-за нее. Из-за таких людей, как Корали. Или Тринити Джейд, — он взглянул на меня и попытался улыбнуться. Улыбка идеальна осела на его губах, на мгновение превращая его лицо в нечто очень красивое. — То, что мы занимаемся твоим списком, этого не меняет. Ты должна изгнать собственных демонов.
Он достал очередную сигарету, его капюшон накинут на голову, как и всегда, светлые волосы прикрывали лоб.
— Что насчет твоих демонов? — спросила я, зная, что они все еще у него есть и что, возможно, он хотел, чтобы они оставались.
— Я просто подкармливаю своих, чтобы утихомирить, — сказал он, поднимая голову, когда мимо проехала Субару Сары Янг.
Я отсалютовала ей сигаретой, нахмурившись, когда он поехала дальше и оставила нас в покое.
Я тянула время, потому что не хотел возвращаться домой и думать о том, что Виктор пойдет на свидание с богатой девушкой.
— Полагаю, я все еще не доверяю Виктору, — сказала я, стоя на месте, когда с неба начали падать первые капли. Его это, казалось, не волновало, так что я надела капюшон, чтобы не намочить свои волосы. На мне была розовая кожанка Хавок поверх толстовки, так что оставаться в тепле не будет проблемой. — Если поверю, то могу оказаться не такой.. — я сделала свободный жест рукой, сжимая ее в кулак, а затем снова разжимая. — Осторожной.
— Тебе следует, — заверил Кэл. — Потому что мы все знаем, как о тебе позаботиться, — он встал рядом о мной, беря мое лицо в свои прохладные пальцы. Я прильнула к его прикосновению, и Каллум улыбнулся. — Мы делали это годами. Позволь нам продолжить.
— Что происходит с моей матерью? — спросила я, когда Кэл опустил руки, держа их при себе по швам, а затем бросил сигарету в лужу. Он усмехнулся, а потом отвернулся. Я поняла, что мы пришли сюда только, чтобы выбить дурь из той девушки, но затем Каллум отступил к одному из садов, жестом указывая мне следовать за ним.
— Идем, Берни, — сказал он, повернувшись и шагая по траве в ботинках, шортах и толстовке.
Когда он поднялся по обветренным ступеням, меня потянуло за ним. Моя сигарета дотлела, но я засунула остаток в пачку, чтобы докурить потом. Не могла истратить ее, даже если во второй раз вкус становится дерьмовым.
Я обнаружила, что Кэл ждал меня сверху, парадная дверь была открыта перед ним. Он жестом указал мне зайти, что я и сделала, остановившись в маленькой прихожей и осмотрев дом, который казалось застыл во времени. На каждой стене висели фотографии Кэла, когда он был ребенком, но не было ни одной за последние десять лет или около того. Место пахло чистотой, в нем была какая-то затхлая нотка, которая заставила меня думать о пыли и тихих местах.
— Бабушка! — крикнул он, остановившись у подножья лестницы, его руки сложены на перилах. Он немного подождал, а потом снова крикнул. — Я скоро вернусь, — сказал он через плечо, улыбаясь мне, когда поднимался по лестнице и оставил меня одну в доме его бабушки.
Святое дерьмо подумала я, идя вперед, чтобы рассмотреть одну из фотографий. Казалось они начинались с его первого Дня рождения и закончились поле семнадцатого. Была фотографии той конкретной вечеринки, на которой он получил пару черных балеток. Я поняла это по свечке в виде цифры семь, вставленной в торт.
Когда я выпрямилась, то обнаружила, что замечаю маленькие вещи, такие как дополнительная пара обуви перед дверью, бейсбольную биту у стены и слабый аромат женского парфюма. Я не могла подавить желание полюбопытствовать, поэтому начала с гостиной и обнаружила себя толкающей дверь в другом конце.
— Что думаешь? — прошептал темный голос позади меня.
Я не знаю, как, блять, Кэл спустился по лестнице так, чтобы я не услышала его, но я находила его нависшее присутствие успокаивающим, словно вторая тень.
Я смотрела на его комнату, на эту красивую голубая коробка с обшарпанными стенами из обрезков дерева и огромной деревянной кроватью, которой на вид миллион лет. Тут же стало очевидно, что не Кэл обустраивал ее. Это была комната, покрашенная и обустроенная для него кем-то другим, и, вероятно, она не менялась годами. Рядом с дверью лежала куча балеток, силовые тренажеры в углу и телевизор на стене.
— Можешь войти, — сказал он, пока мои руки нащупывали выключатель.
Я шагнула в темную комнату, единственный проблеск света был серым и рассеянным, он просачивался сквозь закрытые шторы и собирался вкруг нас, пока мы стояли в дверном проеме. Каллум последовал за мной и закрыл за нами дверь, отрезая остаток света.
— Твоя бабушка в порядке? — спросила я, оглядываясь через плечо в тот момент, когда включился свет.
Кэл держал цепочку на старой лампе. Он отпустил его и снова засунул пальцы в карман.
— Она в порядке, — сказал он, выглядя напряженным и слишком большим для такого маленького пространства. — Я бы попросил тебя прийти и познакомиться с ней, но она сегодня не в себе, — он уставился сквозь меня на черные простыни, а затем перевел голубые, как лед, глаза на меня. — Когда она становится такой, то начинает рассказывать мне вещи, о которых я не хочу знать.
— Например? — спросила я, когда Кэл прошел мимо меня, словно сама Смерть, открывая шкаф рядом с кроватью, а затем снимая толстовку через голову.
Очевидно, это не первый раз, когда я вижу его, раздевающимся, но у меня все равно перехватило дыхание. Мои глаза блуждали по шрамам на его прекрасной коже, смешанным с татуировками на его руках. Он поймал меня на рассматривании и бросил взгляд в мою сторону, выражение его лица заставило меня сделать шаг назад.
Его взгляд перешел от моего рта к моим глазам, удерживая меня на месте, словно в ловушке.
— В основном правду, — сказал он, пожимая плечами и отворачиваясь от меня, словно не мог выносить смотреть на меня, не касаясь. Но все нормально, потому что я хотела, чтобы он прикоснулся. Хотела, чтобы он крепко обнял меня и сказал, что все будет хорошо. — Например, как она убила своего мужа и заставила мою мать помочь ей избавиться от тела.
Минуту Каллум рылся в шкафу, достал белую майку и надел ее, после чего закрыл дверцы и повернулся обратно.
Я не совсем уверена, как ответить на такое заявление, поэтому просто ждала, странно стоя рядом с дверью его спальни.
Он усмехнулся.
— О, брось, Бернадетт, мы это уже проходили, — Кэл залез на свою кровать, снимая обувь, а затем откинулся на подушки со вздохом. Его голубые глаза закрылись и на секунду я представила, как он поступает в Джулиард и танцует на сцене в Париже. Если бы.. — Ты ушиваешься у двери, словно незнакомка.
Он прав. Я просто так чертовски напряжена.
Я пошла к кровати и села на край, сняла каблуки, а потом присоединилась к нему, положив голову ему на грудь.
— Сегодняшний день, безусловно, стал катастрофой, не так ли?
Кэл улыбнулся, его глаза все еще были закрыты, рука рассеяно разгладила мои волосы, убрав их с лица.
— Берни, каждый день в Хавок – это катастрофа, — он прав, так и есть. Кэл продолжил, прежде чем я смогла ответить. И, серьезно, перестань беспокоится из-за Виктора и Тринити. В итоге ты убьешься из-за этого.
— Неудачный выбор формулировки, — пробормотала я, но Каллум не обратил внимания.
— Ты наказываешь себя со Дня снежка. Вот и все, это то же самое. Ты знаешь, что Вик никогда бы не предал тебя. То же самое, ты позволяешь этому добраться до тебя, так же как позволяешь Кали. Но дело не в Викторе и дело не в Кали. Бернадетт, дело в тебе. Перестань причинять себе боль. Ты этого не заслужила.
Несколько минут я сидела притихшей, но я не знала, как на это ответить. И все же Каллум прав. Когда я закрыла глаза, то слышала его сердце, умеренное биение, даже от ритма я чувствовала себя умиротворенно таким образом, каким не чувствовала с афтерпати.
— Могу я остаться с тобой ночью? — спросила я, и пальцы Кэла замерли в моих волосах.
Его дыхание замедлилось, он было слегка сбившимся. Я открыла глаза и подняла их, чтобы увидеть, что он смотрел на меня.
— С пребольшим удовольствием, — ответил он, его тон был теплым. — Признаюсь, я чертовски ревновал, что Хаэлю досталась ночевка раньше меня, — его красивый рот немного приподнялся в уголочке в дразнящей улыбке. — Последний, с кем трахнулась, последний, у кого осталась на ночь..
— О, прекрати, — пробормотала я, садясь и откидывая волосы с лица назад.
Если я останусь тут, тогда мне нужно позвонить Аарону и сказать забрать Хизер. Хизер. Блять. Позвав Хавок, я лишь все усложнила для нее. Найл был плохим, но «Банда грандиозных убийств»..Господи. Могу только представить состояние мертвой девушки Стейси, когда они нашли ее. На короткий миг я подумала о предложении Аарона отправить девочек в Оак Ривер.
Я начала думать, что он прав, и ненавидела себя за это тоже. Как сказал Кэл, последние три недели были посвящены наказанию, не так ли?
Мысли о Хизер заставили меня подумать о Пен, как всегда и случилась. А потом я так сильно по ней скучала, что у меня сводило живот, а голова пульсировала. Я хотела вернуть ее вещи. Хотела вытащить их из этого гребанного, ужасного дома, унести прочь от всех кошмаров, которые обитали в этих четырех стенах.
— Мне нужно вернуть вещи Пенелопы из дома моей матери, — сказала я, гадая, когда и как я это сделаю.
Мы с Пэм не очень сейчас ладим.
Каллум взял мгновение на раздумья, а затем заставил меня сесть. Он слез с кровати и снова копался в своем шкафу, пока я не поняла, что именно он задумал. Он достал свежую толстовку и надел ее.
Я одарила его взглядом и подняла бровь.
— Мы пойдем за ними прямо сейчас, — сказал он, оборачиваясь, чтобы посмотреть на меня, когда снова надел обувь и поправил шнурки. — Вообще-то, мы сделаем из этого игру и ограбим это чертово место, — он снова улыбнулся мне. Всегда улыбался. Я доставляла ему удовольствием, как и смотреть на меня, разговаривать со мной, трахать меня. Он нашел свой свет в темноте. Это тяжелое бремя, поэтому я резко выдыхаю. — Это то, что мы делаем лучшего всего, Берни.
— Крадем? — спросила я, одно это слово было странно, бездыханно, как бабочка, поймавшая дуновение ветерка, ее крылья неподвижны, как два драгоценных ковра, расстеленных по обе стороны.
— Возвращаем назад, — поправил Кэл, протягивая мне руку.
Я сплела свои пальцы с его, упиваясь этой странной вещью — человеческой связью. Она настолько сильная, что крадет воздух из моих легких и кровь из моего сердца. Это все, казалось, устремилось в одно место, прямо между моими бедрами.
Он потянул меня с кровати, а затем без каких-либо усилий толкнул меня к стене. Я откинулась назад, чтобы облокотиться на нее, закрыв глаза, когда провел руками по обеим сторонам моей шеи. Он почувствовал мой пульс и вздохи, его тело содрогнулось, когда он откинул голову назад и закрыл глаза.
— Ощущение твоего пульса.. — начал он, и мне стало интересно, думали ли мы оба про Дэнни Энсбрука, истекающего кровью на полу в доме с призраками. Проявление моей собственной неуверенности в себе. Кэл снова опустил голову и прижался ртом к внешней стороне моей шеи, облизывая бьющийся ритм моего пульса. — Цель всей моей жизни – сохранить это биение, — сказал он, отстраняясь и обхватывая меня руками. — Вот и все.
— Уверена, что у тебя нет мечтаний больше этого? — спросила я в ответ, но с трудом подбирала слова, потерявшись в глазах цвета неба или шариков, которыми мы с Пен играли в детстве.
Глаза цвета боли и разбитого сердца, глаза, затуманенные нежностью у любовью.
— Больше, чем романа? — повторил он, смеясь надо мной, этот хриплый, темный звук сгущался вкруг меня, словно туман. Каллум даже не использовал дверь. Вместо этого он повернулся и пошел к окну, открыв его нараспашку, а затем обернулся, чтобы взглянуть на меня, прежде чем выпрыгнуть. — Больше любви?
Кэл вышел через окно, и я последовала следом, но он так и не ответил на вопрос.
* * *
Каллуму Парку потребовалось пятнадцать минут, чтобы перепрыгнуть через задний забор дуплекса Памелы, забраться в пустое джакузи, которое была наполнено илом и старыми листьями с тех пор, как мы переехали сюда много лет назад, и забраться на крышу.
— Вижу, ты уже делал это раньше, — проворчала я, когда Кэл помог мне проделать остаток пути, окутанный темнотой и звездным светом.
Памелы не было дома, и, честно, если соседи увидят нас, они просто отвернуться в другую сторону. Это самый юг Прескотта. Не звоните копам, потому что вас могут заклеймить стукачом. Не звоните копам, потому что они могут «случайно» выстрелить в вас или в ваших любимых.
Найл обожал быть полицейским. Его отец и брат смотрели на него свысока, как на «обычного копа», но они знали, почему он этим занимался. Он любил власть, которая приходила со значком. Он мог ранить людей и оправдать причины для этого. Я не говорю, что нет хороших полицейских, но Нил определенно не был одним из них.
Сара Янг могла бы быть. Наверное. Возможно.
— Как минимум три раза в неделю на протяжении многих лет, — сказал он, и я застыла.
Рядом с моим окном было потрепанное место, словно кто-то раньше сидел там. Я подняла на него взгляд, когда он очень аккуратно и систематично снимал старое окно, вынимая его из подоконника и откладывая в сторону.
— Ты..прокладывался сюда и наблюдал за мной через окно? — спросила я, думая о всех ночах, когда я лежала и прислушивалась к шагам Найла.
— Годами, — сказал Кэл, заползая внутрь и замерев на моей кровати.
Его обувь испачкала одеяла, но мне было все равно. На самом деле... такое ощущение, что там, в пустом окне, было силовое поле, которое напоминало мне глазницу без глаза. В горле встал ком, у меня перехватило дыхание. Это дом, где изнасиловали Пенелопу, где она умерла.
Я не хотела возвращаться.
Я посмотрела на окно позади меня, похожие на те, что в соседнем дуплексе. Шторы всегда задвинуты, так как вид отсюда не такой уж и звездный. За нашим домом была парковка для столярной мастерской. Иногда, если открыть окно в жаркие дни, можно почувствовать запах испарений.
— Бернадетт, — очень спокойно, очень медленно сказал Кэл. — Иди сюда, — он протянул руку и я взяла ее, вскарабкиваясь по окну, пока у меня не сдали нервы. Он притянул меня к себе, кровать пошатнулась под нами. Но мы не упали. Каллум держал нас, его капюшон спал со светлых волосы, оставляя его обнаженным передо мной. — Ты не можешь позволить этому месту иметь власть над тобой.
— Ты расскажешь мне, почему сталкерил меня годами, а я слышу об этом только сейчас? — огрызнулась я, используя злость, чтобы оттолкнуть чувство безысходности от моего пребывания здесь.
Это здание пропитано ненавистью и болью. Вы можете намазать его шалфеем или освятить святой водой, но он все равно будет пахнуть серой и пеплом.
— Дыши, — прошептал Кэл, его голос был грубым и прокуренным. Он закрыл глаза и коснулся руками моего лица с обеих сторон. Его пальцы ощущались прохладными на моей коже, они успокаивали меня, даже если мне казалось, что они не должны. — Это всего лишь дом. Дом не таит в себе ненависти, а люди — да. Здесь нет никого, кроме меня и тебя. Только мы.
— Виктор будет в шоке, когда узнает, что мы пришли сюда в одиночку, — сказала я, но мой голос друг и я была настолько возбужденной, что, готова поспорить, это было видно из космоса.
Здесь я потеряна в темной орбите, и мне это не нравилось.
— Дыши, — повторил Кэл, удерживая меня, стоя вместе на кровати, в которой я не спала годами. Я так устала. Уже так давно чувствовала себя уставшей. Я выдохнула и закрыла глаза, делая дрожащий вдох, который пах персиками и ванилью от спреев и лосьонов на моем запустелом столе. — Ты не одна, Бернадетт. Никогда не была. Если тебе нужно упасть, позволь своим коленям опуститься, а я тебя поймаю.
— Ты не можешь говорить мне нежности посреди ограбления, — пробормотала я, но я все равно почувствовала головокружение.
«Я – твой монстр» — вот, что сказал мне Каллум. Я чувствовала в нем какую-то нервозность, это яростное жжение, которое все время находится на грани. Много не нужно, чтобы высвободить это. И все же, сейчас с ним я не чувствовала опасности.
Я открыла глаза.
— Я сталкерил тебя, Бернадетт, — сказал Кэл со вздохом, его плечи слегка поникли. — По другому это не называть. Я не могу это романтизировать или объяснить. Уверен, это нездорово, — он снова посмотрел на меня, но в его взгляде не было стыда или сожаления. Совсем. — Я бы сделал это снова, если бы представился шанс. Мы — прекрасные яды, а не духи.
Он отошел назад, а затем слез с кровати, смотря на меня.
Ничто в моих отношениях с Хавок не было тем, что обычные люди посчитали бы здоровым или нормальным.
Мне было все равно.
В то время как я бы отговаривала свою сестру жить такой жизнь, сама бросалась с головой в темноту.
Я спрыгнула с кровати, осматривая комнату и пытаясь понять, чего я хотела. Когда я смотрела на все это сейчас, все было практически бессмысленным. Вещи не играли роли, совсем. Будь практичной, Берни сказала я себе, подойдя к моей шкафу и доставая темно-синюю спортивную сумку «Адидас», которая принадлежала Пенелопе.
— Твоя комната не похожа на тебя, — сказал Кэл, осматриваясь, пока я складывала трусы, лифчики, фотографии и старые дневники. Около шкафа была целая коробка из под обуви, полная старых поэм, произведения с мрачными названиями вроде «Суицидальные письма от преследователя». Было одно про девочку Пенни, которой отрубили ногу. На мгновение я уставилась на произведение, а затем бросила его в сумку.
Мне правда не хотелось здесь находится, как Пэм вернется домой. Я не боюсь этой суки, но еще я не хотела ссоры в темном, тихом доме. Что, если рядом с ней я не смогу сдержаться?
Что, если не сможет Кэл?
— Пожалуйста, — сказал призрак Кали, уставившись на меня, кровь стекала по ее лицу. Она вся изрешечена пулями от пистолета Аарона, но это не мешало ей издеваться надо мной, даже больше, чем при жизни, находясь в гробу. — Ты не смогла убить меня. Ты никогда не сможешь убить свой маму. Ты слишком мягка и слабая.
Я не обратила на нее внимание, когда выходила из комнаты, а затем остановилась перед дверью, которая принадлежала Пен, та, на которую Памела не дала ей установить замок. Когда я открыла ее, то увидела оборудование для тренировок, которое принадлежало Тингу.
— Это была ее комната, — сказал Кэл. Это был не вопрос, а факт. Он уже знал. — Где ее вещи?
— Имеешь в виду вещи, который Памела не продала? — огрызнулась я, чувствуя, как свело живот. Мою лицу стерли с лица земли до того, как высохли чернила на свидетельстве о смерти. — На чердаке.
Прежде чем мы направились туда, используя люк в потолке верхней площадки, я зашла в комнату Пэм.
Я украла ее лучшие украшения, вещи, которыми он так гордилась, когда покупала их в «Нордсторм» или «Нейман Маркус» у богатых женщин, с которыми она тусовалась в Оак Ривер Хайтс или Оак Парк. Я взяла все, хоть оно ничего для меня не значило.
Тем не менее, это уничтожит ее, когда она обнаружит их пропажу.
Каллум помог мне, систематически прочесывая комнату, как профессиональный преступник, кем он очевидно и был. Хотя для меня это было не важно. Так же как у него не было стыда в глазах, когда рассказывал мне о том, что сидел снаружи моего окна, я не почувствовала никакого стыда беря вещи, которые мне не принадлежали. Корпоративное воровство происходило каждый день, и люди позволяли, потому что это законно и сложнее увидеть. Это не более и не менее благородно, чем повышение цены на жизненно важное медицинское устройство, такое как эпинефрин, чтобы получить дополнительные деньги.
Вообще-то, я солгала: в этом гораздо больше чести.
— Давай обчистим ее, — решила я, после того как Кэл бросил охапку драгоценностей в другую сумку. Потом мы спустились по лестнице вниз, и я была удивлена, когда Кэл возился с деревянной полкой, установленной на стене возле входной двери. Она открылась и раскрыла два пистолета и много патронов. — Нихрена себе, — выдохнула я, пока Кэл забирал и это тоже, наполнив свою сумку до краев.
Наконец, мы стояли на вершине лестницы и смотрели в темный прямоугольник над моей головой, где хранились последние земные пожитки моей сестры.
Я не хотела идти туда, но знаю, что пойду.
Сделав глубокий вдох, я обхватила рукой первую ступеньку и заставила свое дрожащее тело подняться по лестнице в темноту. Здесь не так много места, чтобы встать, даже не так много, чтобы сесть. Все, что здесь хранилось, сложено по краям проема, окружено изоляцией и мышеловками с крошечными скелетами внутри.
Здесь была лишь одна коробка с вещами Пен, лишь одна. В прошлый раз, когда я проверяла, их было пятнадцать. Где остальные? Где все гребанные вещи моей сестры? Последняя коробка прижата к стене, почти скрыта в тени. Кто-то приходил сюда, чтобы убрать вещи моей сестры, но они упустили одну, потерянную за открытой коробкой с торчащими кусочками пластиковой елки. В коробках все еще лежит куча электроники, явно украденной и готовой к перепродаже.
Я взяла коробку Пенелопы и передала ее вниз Каллум. Сбоку на ней написано «Старая домашняя работа и проекты», но я знала, что это ее, потому что узнала почерк. Она прятала большинство своих важных вещей в этой коробке, положенную на верхнюю полку ее шкафа. Она написала это сбоку, чтобы отвести от нее мою мать и отчима-монстра.
Кэл взял коробку, и я спрыгнула, мои руки сжимались и разжимались из-за мыслей о насилии.
— Ее вещи исчезли, — сказала я, гадая, когда на вычистили чердак.
В последний раз, когда я проверяла ее вещи, около шести месяцев назад, все было на месте. Это случилось после того, как я съехала? Когда Тинг все еще был жив?
Снаружи послышался звук, но не с переднего двора Он доносился сзади, похожие на шаги на старом прогнившем крыльце, занимающем то немногое, что есть у этого места — задний двор. Мы с Кэлом обменялись взглядом, и он проскользнул к окну в старой комнате Пенелопы, выглядывая наружу.
Хмурость, овладевшая его ртом, немного напугала меня.
— Копы, — сказал он, оборачиваясь на меня. — А если точнее, то Сара Янг.
— Черт, — выдохнула я, чувствуя, как учащается пульс. Это было неожиданно. — Как нам выбраться? — спросила я, смотря на коробку Пенелопы и на две сумки с упакованным дерьмом. Будет сложно улизнуть к чертям, чтобы никто при этом не заметил. Я планировала выйти через входную дверь..
Каллум наблюдал за мной с бесконечным запасом мрачного, спокойного терпения. Такое ощущение будто он мог сидеть здесь вечно, лишь чтобы услышать, что я скажу.
— Пошли через переднюю дверь, — сказала я, когда услышала громкий стук в дверь. Он был грубым, не щадящим. Требующим, чтобы человека впустили. — У меня есть все основания быть здесь, и не то, чтобы Памела может доложить о своих украденных вещах, как, ну, об украденных, — я пожала плечами, и Кэл улыбнулся.
— Я тоже собирался это предложить, — сказал он, отходя от стены и вставая рядом со мной. Воздух между нами ощущался наэлектризованным, словно молекулы истекали отчаянием. Я подняла руку, и Кэл сделал то же самое, прижимаясь ладонью к моей, позволяя соприкоснуться кончикам наших пальцев. — Нам стоит спрятать сумку, — он указ на ту, что была заполнена украшениями, и ту, где были другие украденные вещи, — пока что на чердаке.
Внезапно он ушел отстранился до того, как я смогла полноценно оценить момент, и полез с тяжелой сумкой по лестнице, словно ему это ничего не стоило. Затем он опустился вниз, закрыл чердак и спустился по лестнице достаточно громко, чтобы оповестить каждого полицейского о нашем присутствии. Намеренный ход и хороший. Я не хотела спугнуть копов и попасть под пули.
Я последовала за ним, так что когда он открыл дверь после третьего стука, я стояла рядом с ним и смотрела на Сару Янг.
Она стояла там с детективом Константином и кучкой офицеров в форме.
— Берандетт, — сказала она, в ее голосе слышалась слабая нотка недоумения. — Удивлена увидеть тебя здесь. Разве ты не съехала? — она обменялась взглядами с Константином или, по крайней мере, попыталась.
Он не посмотрел на нее. Был слишком занят тем, что хмуро смотрел на меня.
— Она действительно съехала, — сказал Кэл, наклоняясь вперед и немного затмевая меня, прислонившись предплечьем сверху от дверного косяка, его тело было прислонено к правой стороне. — Мы здесь, чтобы забрать ее вещи.
— Так, а ты какой из парней? — спросил Константин, смотря на свой телефон, словно у него был список по этому вопросу, с которым ему нужно было свериться. — Потому что ты точно не Виктор Ченнинг, ее муж.
Он снова поднял взгляд с выражением лица, которое говорило, что он более чем рад приманить Кэла, чтобы он сделал какую-нибудь глупость.
Но, бросьте, это Хавок.
Это Хавок, и я до сих пор не могла до конца осознать, насколько слаженно они работали, насколько глубоко уходили корни их заговоров, словно вена, запрятанная в глубине сердца.
— Ты – Каллум Парк, правильно? — сказала Сара, пытаясь сгладить личного плохого копа своего напарника.
Насколько они считали нас глупыми?
— Она – Каллум Парк, — ответила я, опуская руку Кэла. Он обнял меня за талию, и мне на самом деле пришлось сосредоточиться на том, чтобы вспомнить, как дышать. В этот момент его энергия была моей энергией, темный ураганный вихрь, который могла контролировать только я. — И да, я встречаюсь с ним, трахаюсь с ним, тарахаюсь с четырьмя другими парнями. В чем ваша проблема?
— Трахаешься с пятью парнями? — сказал детектив Константи с уродливым, мужским смехом. Некоторые офицеры за его спиной хихикали, как школьницы. Я сдержала свою ярость. — Это должно быть..ух-ты. Тебе сколько, семнадцать? Это парни должно быть дерутся за тебя, как животные.
Я лишь смотрела на мужчину, так долго, что он ему действительно стало некомфортно.
— Ваш напарник закончил со своим сексистким дерьмом или мы можем идти? Мы как раз уходили, — я снова посмотрела на Сару, говоря ей глазами, что мне нужно кое-что ей рассказать. Пока не понимаю, что именно, но мне нужно что-то придумать, чтобы у нее сложилось впечатление, что мы все еще на одной стороне.
Теперь, когда я знаю, что работает на VGTF и что она копала под Найла Пенса, у меня были определенные подсказки, который я могла использовать в свою пользу. Первая: она больше заинтересована в том, что бы узнать все ужасные вещи, которые совершал мой отчим, чем мои. Все ее вопросы разом снова нахлынули на меня, и все они стали чертовски логичными, что раньше.
Второе: если она работает на Специальный отряд по борьбе с бандами, тогда ее назначили на дела, которое касались опасных банд. Насколько мне известно, Найл не состоял в банде, значит должно быть он с ними работал. Команда Картера с трудом считается бандой, но они работали с «Бандой грандиозных убийств».
Вот, почему она была здесь.
Враг моего врага — мой..друг.
— Что бы вы не взяли из дома, нам нужно провести обыск, — с грустью сказала она, ее миленький ротик нахмурился, когда я прильнула к одному из моих многих парней. Гребанное закатывание глаз. На мне осел его запах, сладкий, чистый и восхитительно мужской, и я почувствовала, как успокаивалась. — Это же не станет проблемой, не так ли? — спросила она, и я покачала головой.
Кэл уже спрятал сумку с украденным добром моей матери на чердак. Уверена, они найдут ее там, но так лучше.
— Хотите копаться в моих трусах? — спросила я, чувствуя, как от раздражения стиснулась челюсть. — Поиграть с моими вибраторами?
— Прости, Бернадетт, — грустно сказала Сара, глядя на меня, не на Каллума.
Когда я подняла взгляд, то увидела ухмыляющегося Каллума, его голубые глаза блестели, его пальцы с синими ногтями сжимали дверной косяк. Он выглядел опасно и непредсказуемо, что, полагаю, было хорошо, так как он такой и есть. Тигр с явными полосками.
— У вас ордер на обыск? — уточнила я, и Сара кивнула, показывая бумажку с подписью судьи.
О, Памеле это понравится. Я отошла назад, позволяя Саре войти с Константином и остальными, следовавшими за ней.
— Пистолеты в моем кармане, — прошептал мне на ухо Кэл, заставляя меня дрожать.
Я лишь улыбнулась таким образом, из-за которого Константин фыркнул, словно думал, что этими губами диснейвского принца Каллум нашептывал на ухо извращения.
Сара наклонился и открыла мою сумку, просматривая мои трусики и пару вибраторов внизу сумки, фалоиметатор, который я украла из сексшопа в центре. Она резко выдохнула, но не потеряла жилку профессионализма. Тем не менее, когда она потянулась к коробке Пен, у меня так яро свело живот, что я почувствовала будто меня вырвет.
— Это вещи Пенелопы? — спросила она, и мое сердце остановилось.
— Прошу, не отнимайте их у меня, — сказала я, мой голос надломился. Это заставило Сару замереть, и она посмотрела на меня с позиции приседа, розовое шерстяное пальто рассыпалось по полу вокруг нее. — Мама, или Найл или кто бы это не был недавно избавились от остальных ее вещей. Я смогла найти только это, — на мгновение я замолчал, пытаясь не дать панике захлестнуть меня. — Это все, что у меня от нее осталось.
Каллум обнял меня сзади, удерживая меня, как призрак, пока остальные копы слонялись по дому, их попытками руководил детектив Константин.
— Мне жаль, Бернадетт, — сказала Сара, и я почувствовала головокружение, что могла блевануть. — Нам может понадобиться, что угодно, что мы найдем здесь для нашего расследования, — мгновение она просматривала бумаги, а затем встала, забирая с собой коробку. — Как только мы закончим, ты получишь назад все то, что нам не понадобится как улика.
Я лишь уставилась на нее, словно она была гребанным монстром, и он показал себя.
— Вас не заботила Пенелопа, когда она была жива и просила о помощи, но теперь, когда она мертва, а Найл сбежал с одной из своих шлюх, вам внезапно стало не все равно до такой степени, что вам понадобилась коробка со старыми работами?
— Если бы я знла про Пенелопу.. — начала Сара, но я фыркнула.
Тогда он просто перестала говорить, словно знала, что это бессмысленно. Когда передняя дверь открылась, было невозможно не заметить звук Олдсмобайл Пэм, заезжающего на подъездную дорожку и остановившегося за машинами копов.
Кэл снова прильнул ко мне и прошептал на ухо.
— Не ссорься со своей матерью здесь. У нас есть планы, — он выпрямился и отпустил меня, смотря на мою маму глазами, похожими на ледяные копья.
Ей повезло, что я попросила Хавок не убивать ее. Так чертовски повезло.
— Что, блять, здесь происходит? — зарычала Пэм, как один из некастрированных котов, которые дерутся в переулке двумя домами ниже. Когда она вошла с ключами в руках, а ее глаза испепеляли огнем, то тоже была похожа на одного из этих котов. От того, как она уставилась на меня, мне стало интересно, попыталась бы она убить меня, будь мы вместе в комнате наедине. — Что ты теперь натворила, Бернадетт?
Я ничего не сказала, устремив глаза в пол, вместо того, чтобы смотреть прямо на нее.
— Я лишь пришла забрать свои вещи, — начала я, но Пэм была слишком занята тем, что психовала от мысли, что в ее доме ужасов были другие копы, а не Найл Пенс. Она не обратила на меня никакого внимания, когда я взяла свою сумку и посмотрела на Сару долгим, изучающим взглядом.
Каллум не хотел, чтобы я ссорилась с Пэм перед ней? Почему? Мне нужно было знать, и мне нужно было узнать сегодня ночью.
— К чему все это? — спросила Памела, когда Сара встала рядом с Константином, держа коробку с вещами Пенелопы под рукой.
— Почему бы вам не присесть, чтобы мы могли поговорить, — сказала Сара, и я замерла у двери. Она проводила Пэм в гостиную, а затем опустилась перед ней на колени, кладя руку на колено моей матери. — Мне жаль сообщать вам, что мы нашли тело Найла Пенса...
Я споткнулась, но Кэл держал мою руку и толкал вперед, даже когда я пыталась остановиться и послушать.
— Вы..что? — спросила Пэм, и затем она рыдала так, как никогда не рыдала над моим отцом или над гребанной собственной дочерью.
— Продолжай идти, — прошептал Кэл, когда я споткнулась на тротуаре, мой разум побелел от страха.
Если они нашли тело Найла, то это был лишь вопрос времени, прежде чем наш карточный домик рухнет.
— Я паникую, — прошептала я, задыхаясь, когда мы остановились у тротуара, и Кэл взял у меня сумку с вещами, перекинув ее через плечо, словно она ничего не весила. — Почему ты не паникуешь?
Каллум нежно, почти мило, улыбнулся мне в ответ.
— Потому что, — начал он, когда я обернулась посмотреть на кошмар, который был домом Памелы Пенс. — Мы всегда хотели, чтобы его откопали.
Я снова посмотрела на Кэла в недоумении, но он взял меня за руку и притянул к себе.
Что ж, нахрен. Я этого не предвидела.
Виктор Ченнинг
— Доброе утро, сын, — сказала Офелия, одетая для тенниса и улыбающаяся так, словно думала, что побеждает в нашем маленьком государственном перевороте.
Она даже не представляла, как я был близок к тому, чтобы убить ее. Если бы знала, то не смотрела бы в лицо настолько победоносно, как сейчас, словно она наконец добилась этого и показала мне насколько был незначительным.
Видите, вот в чем проблема моей матери, которая усложняет наши отношения. У нас разные основополагающие принципы. Она думала, что человек ценен благодаря деньгам и влиянию. Я думал, что дело в уважении и честности.
И любви.
О, все дело в ней, не так ли?
— Доброе утро, — ответил я, зная, что она позвала меня в этот клуб только ради хороших новостей.
Она хотела выставить меня здесь как сына, о котором она на самом деле заботится, а не обращается с ним, как со свитером, который она выбросила, как только он вышел из моды. Я собирался прикурить сигарету, и Офелия запаниковала, с улыбкой на лице потащив меня за руку наружу.
— Ты можешь попытаться быть менее..тобой на людях, — предложила она, но опять-таки, она — та, которая заставила меня всю жизнь провести наедине с отцом-алкоголиком. Откуда я должен был научится роскошным, королевским манерам? Я выдул дым ей в лицо и улыбнулся, когда она нахмурилась.
Я стоял на тонкой, как бритва, грани, мои глаза сузились, мысли разбежались. Бернадетт ничего из этого не нравилось, и я не винил ее. Если бы я был настоящим мужчиной, то плюнул бы Офелии в лицу за предложение о расторжении брака.
Вместо этого я исполнял роль генерала в войне. Если я сделаю это, если смогу отойти в сторону от Берни на достаточно долго, тогда у меня будет королевство, которое я подарю ей.
Она не должна была оказаться в той позиции, в которой была с Кали. Если бы она послушала меня, то не оказалась бы подумал я, но я должен быть честен с собой и признать, что ее неподчинение чертовски меня возбуждало. Даже сейчас я чувствовал, как кровь хлынула к члену.
Я не винил Бернадетт за то, что не прикончила Кали. Она не просто так наняла нас ради имен из этого списка.
— Прости. Это в крови, — с опозданием ответил я, небрежно пожав плечами. Мои мысли устремились к Бернадетт и остановились на ней. Увидев ее с Джеймсом Баррассо, я ощутил себя настолько кровожадным, что было невозможно дышать. Я рад, что она провалилась в своей миссии достать из него информацию с помощью флирта. Тринити же, напротив, был крепким орешком. — Чего ты хочешь? Проверяешь меня после вчерашнего свидания?
Офелия тихонько цокнула, выдернув сигарету у меня изо рта и потушив ее о край горшка. Она скрыла доказательства в земле, а потом встала, скрестив руки на груди. Она была красивой женщиной с черными волосами, глазами, как смола, и дрянным ртом. Я выглядел точь-в-точь, как она, даже если каждый старался отличаться от нее.
— Что бы ты не сделала с мисс Джейд, она сражена наповал, — сказала Офелия, улыбаясь так же, как и я, когда подумал, что поймал муху в сети.
Почему она так подумала? поинтересовался я, зажигая новую сигарету, когда она вздохнула в раздражении. Если бы я убил ее прямо здесь и сейчас, смог бы потащить тело через поле для гольфа, чтобы при этом никто не увидел?
— Должно быть дело в моем безграничном шарме, — ответил я, улыбаясь в ответ, когда она поправила свой свитер и разгладила юбку. — С ней довольно легко спорить. Уверен, что могу жениться на ней и владеть ее задницей, как делаю с любой другой женщиной.
Это вызвало у Офелии раздражение, и она хмуро посмотрела на меня.
— Но с той девчонкой-отребьем, — сказала она, и я улыбнулся шире. Мы оба знали, что имел в виду каждую девушку, кроме Бернадетт. Ее не сможет контролировать ни один мужчина. Я иронично фыркнул. Не удивительно, что Офелия так сильно ее ненавидела. Они во многом похожи. Не знаю, что это какое это имеет отношение ко мне и моим проблемам с мамочкой, не так ли? — Это ничтожная шлюха, которой ты так одержим. Прямо как твой отец, гонявшейся за самой сладкой на вкус киской.
— Если она настолько никчемна и незначима, тогда почему ты так зациклена на ней? — спросил я, и то, как моя мама посмотрела на меня в ответ, заставило меня испытать непривычное чувство страха, что я опустил сигарету вниз, стараясь не уронить ее.
— Потому что я никогда раньше не видела тебя таким, — сказала Офелия, улыбаясь, когда она подняла бледную руку, чтобы коснуться моей щеки. — Первая любовь такая могущественная, что однажды именно твоему отцу я позволила манипулировать мной, — прошептала она, подойдя слишком близко, чтобы успокоить.
Я не позволил своей матери коснуться меня, из принципа. Мы не обнимались с тех пор, как мне было семь. Тогда это был ее выбор. Теперь — мой.
Рукой, что не держала сигарету, я осторожно и медленно схватил ее за запястье и оттолкнул. Мне нравилось, что я гораздо выше нее, чтобы мог смотреть сверху-вниз на нее, как на что-то неудачное, заслуживающее того, чтобы на него наступили.
— Руби хотела, чтобы эти деньги были у меня, — осторожно сказал я, пристально глядя на Офелию. — Это было предсмертное желание твоей матери. Почему ты так усердно борешься?
— Приплетая имя моей мертвой матери, ты не уведешь меня от темы, — сказала она, отойдя от меня и вытирая ладонь о свой свитер-жилетку, словно пыталась стряхнуть что-то чрезвычайно неприятное, например, сына от гнилого первого брака.
Посмотри, что ты сделала со мной подумал я, когда посмотрел на нее глазами, полными грусти. Посмотри, в кого ты заставила меня превратиться. Я — настолько же твое создание, насколько и твой сын. Если бы эта женщина любила меня, если бы заботилась обо мне, кем бы я был сейчас?
— Расскажи мне о сделке, которую ты заключила с Тринити Джейд, и я расскажу тебе все о Бернадетт, — предложил я, и Офелия с подозрением посмотрела на меня. В ее взгляде был маленький проблеск страха. Может она по моему голосу слышала, насколько я был серьезен? — Для ясности, это разовое предложение. Потому что если я когда-нибудь — и я имею в виду вообще — застану тебя одной в комнате, то убью.
— Не драматизируй, Виктор, — сказала Офелия, пренебрежительно махнув рукой в мою сторону. Мы оба знали, насколько серьезен я был. — Разве для тебя имеет значение, почему я это делаю? Ты тоже подучаешь с этого выгоду, — он посмотрела на траву, рукой прикрыв глаза.
Сегодня лил дождь, так что снаружи никого не было, лишь бесконечно зеленые лужайки и деревья.
— Я не забыл, что ты сделала с Аароном, — напомнил я, жалея, что не увидел на ее лице такого выражения.
Я сказал Бернадетт, что мы должны убедиться, что Офелия никогда не узнает, насколько сильно она мне дорога. Никогда. Потому что, если она самом деле поймет это, Бернадетт окажется в беде, особенно если я слишком быстро провалю эту затею с Тринити.
Но я не чертова шлюха, и в какой-то момент эта девушка захочет, чтобы я выложился.
Мне придется разобраться со всем до этого момента.
— «Банда грандиозных убийств», — начал я, думая о том, насколько у них тупое название банды. Мне пришлось поискать в Google самые худшие банды в США, чтобы убедиться. Названия не становились лучше. Я улыбнулся вокруг своей сигареты, когда сделала затяжку. В сравнении с ними Хавок и близко не так плохо. — Какие у тебя с ними дела?
— Виктор, просто женись на данной тебе девушке, повеселись с ней немного. Она даже сказала тебе, что можешь оставить себе это отребье, — она повернулась, чтобы посмотреть на меня с разгневанным выражением лица на ее аристократическом лице. — Я ценю, что ты ведешь якобы борьбу, но мы оба знаем, что единственный путь, который не закончится кровавой резней.
— Ты права, — сказал я, выдыхая, а затем бросил сигарету в фонтан, в тот же самый, рядом с которым я стоял, когда впервые привел сюда Бернадетт. Ее светлые волосы сияли словно золото на солнечном свете, и из-за нахмуренности на ее губах я почувствовал себя выпотрошенным. — Это единственный способ.
Я развернулся и открыл заднюю дверь клуба, заходя внутрь в темной футболке, джинсах, ботинках и прочем дерьме. Сегодня я не наряжался, но теперь, когда Офелия и Тринити ручались за меня, дверь открывались как по волшебству, а сотрудники относились ко мне, как к богу.
— Как все прошло? — спросил Оскар, когда я подъехал к дому Аарона и какое-то время сидел на мотоцикле, куря, чтобы пока не пришлось заходить внутрь.
Берни, скорее всего, будет не в настроении. Я хотел быть готовым к этому.
— Нам придется убить Офелию, — повторил я, и всегда знал, что это произойдет. Моя мать ни на миг не ослабляла свою хватку, ее когти все время впивались мне в спину. Даже если мне удастся получить наследство, несмотря на ее вмешательство, она не остановится. Мы никогда не сможем передохнуть и дышать полной грудью. — И Максвелла, — добавил я, подумав про главу «Банды грандиозных убийств». — Они оба нам нужны.
Какое-то время Оскар ничего не сказал, стоя в своем обычном костюме и галстуке, его руки засунуты в карманы.
— Она не вернулась прошлой ночью, — сказал он, и мы оба знали, кем была «она», так что не было смысла уточнять. Я медленно и плавно повернулся к нему, из-за чего дрожали многие люди. Оскару было похрен, он лишь стоял на месте и смотрел на меня, словно ждал, пока я выскажусь по этому поводу. — Еще они оба пропустили сегодня занятия.
— Где она была? — спросил я, но я все равно был чертовски раздаржен.
— Она была с Каллумом, — объяснил Оскар. — Они только что приехали, — он на мгновение замолчал, и я выдохнул.
— Ладно, блять, выкладывай. В чем теперь дело?
— Ни в чем, — спокойно ответил Оскар, но он был настолько чертовски хорошим лжецом, что я бы не узнал. — Полиция раскопала тело Найла. Бернадетт узнала об этом, когда они вчера заявились в дом ее матери с ордером на обыск. Очевидно, он пошли туда, чтобы ограбить дом.
Я слез с мотоцикла, ослепленный яростью и готовы задушить Кэла.
Дверь распахнулась и ударилась об стену, оставив вмятину, из-за которой Аарон красноречиво выругался со своего места на диване.
Бернадетт сидела в обнимку с Каллумом, прижавшись к нему, на противоположном диване, на котором были пятна крови ее и Аарона.
— Какого хрена ты вчера делала у Памелы дома? — спросил я, ненавидя, что я был с Тринити, зная, что это к лучшему.
Я знаю, что, вероятно, должен по-другому решать вопросы с Бернадетт, но ничего не мог с собой поделать. Разве она не понимала, что каждый принятый мною шаг был ради нее? Чтобы она была в безопасности?
— Мы забирали мои вещи, — огрызнулась Берни, смотря на меня с безопасного места в объятиях Каллума. Я не осмелился коснуться ее, когда он смотрел на меня вот так. Даже от настолько простого жеста, как схватить ее за запястье, он мог огрызнуться. Я усмехнулся над ним, в моем горле нарастал рык, но ему все равно. У всех нас уже выработался иммунитет к показухе друг друга. — Вообще-то, крали их. Пэм там не было, так что мы залезли на верхнее окно.
— Ты думал это была хорошей идеей? — спросил я Каллума, смотря на него, а не на свою жену, чтобы полностью не потерять свое дерьмо. — Господи Иисусе.
Я повернулся и провел рукой по лицу, закрывая глаза из-за разочарования. Это все было из лучших побуждений — защитить Бернадетт, ради ее безопасности — но мне потребовалась каждая унция само-контроля, чтобы окончательно не взорваться.
Встреча с Офелией этим утром напугала меня, как никогда раньше. У нас были планы на команду Картера, на список Берни, даже на «Банду грандиозных убийств». Но на мою мать? Она — дикая карта, с которой, как мне казалось, я уже разобрался. Не ожидал, что она будет участвовать в этом так, как сейчас.
— Расскажите мне про Найла, — сказала Берни, и я слышал, как скрипнул диван, когда она встала.
Хаэль вышел из кухни, уставившись на меня с приподнятой бровью, спрашивая буду ли я сейчас вести себя как мудак. Этот вопрос сам по себе заставил меня замереть, так что я сделал глубокий вдох и медленно — очень медленно — повернулся, чтобы взглянуть на Бернадетт. К моменту, как я это сделал, то уже достаточно успокоился, чтобы понять, как она была расстроена.
Мы смотрели друг на друга, будучи так же далеки друг от друга, как и близки, так было всегда. Мы настолько непохожи, что иногда отталкивали друг друга. Иногда мы оба были слишком упрямы и горделивы, чтобы просто броситься в объятия друг друга и послать нахрен боль и обиду.
Вероятно, это будет один из таких моментов. Я пытался, правда, но никто не касался меня, обнимал меня или любил меня, когда я был ребенком. Каждый чертов день это попытка вспомнить, как нужно себя вести.
— Мы всегда хотели, чтобы Найла нашли, — осторожно сказал я, выдыхая, когда глаза Бернадетт вспыхнули разочарованием.
Я не хотел держать вне ведении всего. Правда, не хотел. В Хавок нет лжи, нет секретов. Я просто хотел позаботится о ней. Почему, блять, она этого не видела?
— Я тебе не верю, — возразила она, и я поднял бровь.
Она пиздец настойчивая, такая чертовски упрямая. Это одна из черт, которые больше всего в ней люблю. Это еще одна из черт, что злит меня, как ничто иное. Она чуть не умерла на руках Кали, потому что не послушала меня. Из всех людей — Кали. Ничто и никто.
Я положил руки на бедра и уставился на нее сверху-вниз.
Моя жена.
Единственная женщина, на которой бы когда-либо женился, и будь проклято наследство.
Я здесь играл в игры, вот и все. Это все, что я когда-либо делал, — игрался.
— Ты не веришь мне? — спросил я, и услышал, как Хаэль фыркнул откуда-то позади меня. Кусок дерьма. Конечно, он находил это забавным. — И почему же это?
— Потому что, когда Сара рыскала по кладбищу, ты сказал, что она должна умереть. Что ж, если ты хотел, чтобы она нашла Найла, тогда не должен был этого говорить.
Бернадетт выдержала мой взгляд, как не мог ни один человек на этой земле. Она одновременно бросала мне вызов и приводила меня в восторг. Я чувствовал себя ее хозяином и рабом одновременно.
Я улыбнулся, и по выражению ее лица мог сказать, что ей это не понравилось. Она думала, что я опекал ее. На самом деле, это меня веселило.
— Бернадетт, мы повесим убийство Найла на твою мать, — откровенно сказал я, и она удивленно уставилась на меня.
— Вы..что? — заговорила она, опуская руки по швам.
Я поднял взгляд, чтобы увидеть, что оставшиеся буквы Хавок смотрели на меня. Мы с братьями понимали друг друга. Вот, почему мы все еще были вместе, потому что никто в мире никогда бы не понял, как мы ведем дела. Мы жили во тьме, но жаждали чего-то светлого. Мы делали это ради денег, киски или власти. Все было ради нее. Все было ради Бернадетт. Это целенаправленная сосредоточенность, которую мало кто сможет постичь.
— Собирайся, — сказал я, отворачиваясь от нее. — Понравилось ночевать с Хаэлем и Каллумом? Что ж, ты останешься на ночь у меня. Сегодня. Сейчас, — я умчался прочь в сторону парадной двери, пока она бросалась ругательствами позади меня, но, хотя бы в этот единственный раз, этот единственный гребанный раз, она на самом деле подчинится моим приказам.
* * *
— Где твой папа? — спросила Берни, когда вошла в дом с перекинутой через плечо сумкой.
Мои глаза нашли место у стены, у которого мы трахались в первый раз, к которому я швырнул ее и взобрался на нее, как дикий зверь, охваченный тревогой. Я фыркнул, но больше на себя, чем на нее.
— Кто, блять, его знает? Надеюсь, лежит мертвым в какой-нибудь канаве.
Я закурил сигарету, потому что, черт, Бернадетт Саванна Блэкрбер заставляла меня нервничать. Я курил, когда нервничал, потом что как лидер Хавок, мне не позволено нервничать. Поэтому я скрываю это. Отбрасываю подальше и закапываю, как делаю с телами.
— Ты когда-нибудь узнал, кто были эти люди? — спросила она, когда я достал телефон и начал заказывать в «ГрабХаб»31. Мы поедим, поговорим, а затем, надеюсь, она позволит мне трахать ее до восхода солнца. Если же нет, то не знаю, что, черт подери, я буду делать. От нахождения рядом с Тринити Джейл у меня болело лицо. Из-за нее мой член становился настолько мягким, что мне было интересно, смогу ли я снова стать твердым. Она делала меня кровожадным, если уж быть совсем честным. — Тех, кто избили твоего отца?
Я бросил взгляд через плечо и обнаружил, что моя жена наблюдала за мной, кольцо моей бабушки блестело на ее пальце. Она была белой леди с богатой задницей, не способной проверить собственную привилегированность, но она была забавной. И ее смех был заразительным. Она была единственным человеком, кто мог бы по собственной воле заставить меня прийти в дом и терпеливо сидеть за столом, без телефона, без iPad, без игрушек.
Причина, по которой она оставила деньги мне, заключалась в том, что она знала, что ее дочь была ядовитой змеей. Она знала это так же точно, как и я. Думаю, она боялась, что я могу стать, как моя мать, или, как минимум, похожим на отца. Вот, почему она создала эти правила. Но, черт подери, если они сейчас не были занозой в моей заднице.
— Идиоты из местной пивной, — иронично улыбнулся я. — Он взял в долг денег почти у каждого мужчины в Южном Прескотте, что играть в азартные игры. А что? Думала, он был достаточно умен, чтобы состоять в «Банде грандиозных убийств» или что-то в этом роде?
— Думаю, я больше уже ничего не знаю, — сказал Берни, кладя свою сумку на стол. — Я никогда не думала, что ты примешь предложение Офелии. Никогда. Ты любишь меня..это выходит за рамки гордости и здравого смысла. По крайней мере, я так думала, — Бернадетт уставилась на меня глазами изумрудного цвета. Знает ли она насколько чертовски свирепо выглядит? Несмотря на то что случилось с Кали, она во многих смыслах самая сильная женщина, которую я знал. — И мне нравилось вот так, Вик. Мы с тобой не должны быть рациональными.
Я сделал заказ на телефоне, а потом засунул его в задний карман, когда повернулся, чтобы встретится с ней лицом к лицу.
— Вот, в чем дело? — спросил я, позволяя голосу смягчиться. — Ты переживаешь из-за меня и Тринити?
— Не совсем, — сказала она, но, вместо того, чтобы продолжать держать мой взгляд в железной хватке, она посмотрела в сторону лестницы. Хотел бы я, чтобы она смотрела туда, потому что хотела, чтобы я поднял ее наверх, чтобы я по-настоящему мог трахнуть ее и заявить права. Вероятно, нет. То есть, не совсем. — Я знаю, что ты не заинтересован в ней. Просто я..
Я встал перед ней, моя близость вернула ее внимание и ход мыслей ко мне. Я оказывал физическое влияние на эту девушку, даже через людную комнату. И мы оба это знали. Я улыбнулся, а она хмуро на меня посмотрела.
— Берни, это ты скажи, чего хочешь. Ты позвала Хавок. И ты все еще — технически — клиент. Так в чем дело? Ты убрала имя из списка? Хочешь, чтобы я надрал задницу самому себе? — на мгновение я замолчал, когда она закрыла глаза. Ее одновременно легко прочитать и невозможно понять. Блять, мы похожи. — Хочешь, чтобы я надрал задницу тебе?
Она снова открыла глаза, чтобы посмотреть на меня, заправляя светлые волосы с кроваво-красными кончиками за ухо.
— Я хочу увидеть шкаф, — сказала она, и почувствовал холод во всем своем теле.
Срань Господня. Последнее, что я сейчас хотел делать, это воскрешать ужасы, которые мы на нее обрушили. Но опять-таки, причина, по которой эти ужасы не сработали так, как должны были, заключалась в том, что моя девочка была сильной. Моя жена была королевой. Пока что она единственный человек, не понимающий этого. Может ей нужно? Многие люди, чьи задницы вы запираете в темном шкафу на целую неделю с ведром для туалета, несколькими бутылками воды и горсткой злаковых батончиков, теряли свое дерьмо и самообладания. Но не Берни. Она вышла оттуда со свирепыми глазами и решительностью, поджатыми губами и сжатыми в кулаки руками.
Я никогда не забуду то, как она посмотрела на меня в тот день. Это был именно тот самый идеальный момент, когда ее любовь и ненависть ко мне были связаны в одно. Баланс, который невозможно сохранить. Ее волосы были сальными, подмышки рубашки были мокрыми от пота, но в тот момент она была красивее, чем я когда-либо видел.
Вместо того, чтобы сломать ее, мы немного приоткрыли щель, чтобы вся эта дикая ярость вылезла наружу.
— Шкаф, — размышлял я, на минуту подвигав челюстью. Если я не отведу ее туда, тогда я буду трусом, которым она считает себя. Это я знаю наверняка. Я посмотрел на Бернадетт сверху-вниз и тогда понял, зачем вселенная создала меня. Чтобы заботится о ней, вне зависимости нравится ей это или нет. — Я отведу тебя к шкафу, но продолжу встречаться с Тринити до тех пор, пока мы не найдем другой выход из этих дебрей.
— Я тебя ненавижу, — сказала она, но я улыбнулся, потому что, даже если она имела это в виду, она любила меня настолько сильно, что это, блять, не имело значения.
Начиная от школьного двора и заканчивая свадьбой, она всегда была моей.
Я отвернулся от нее и поднялся по лестнице, перешагивая две ступени за раз, чтобы только я мог дойти до туда на секунду раньше нее, открыть дверь и ожесточить нервы. Когда она зашла в спальню и встала рядом со мной, я был готов.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил я, потому что знал, что это был один из тех странных моментов, который ощущается, как пустяк, но который изменит все, и вы это знаете.
Мы с Берни в этом нуждались. Потому что, как только я получу наследственные деньги, жизнь изменится. Прежде чем это случится, нам нужно сесть здесь, в грязи, гравии и щебне, откуда мы пришли, и выжечь эту идентичность в нашем сознании.
Если деньги нас поменяют — кого-угодно из нас — я от них избавлюсь.
Помяните мои гребанные слова.
— Просто..запри меня в нем, — сказала она, и медленно повернулся, чтобы посмотреть на нее, из-за чего она задрожала.
— Нахрен это. Я не запру тебя там, — огрызнулся я в овтет, и она встретила мой огонь волной собственного жестокого, фиолетово пламени.
— Черт подери, лучше сделай это, Виктор Ченнинг, иначе я не позволю тебе встречаться с этой девчонкой, вопреки тому, что мы оба знаем, что этот план разумен, — она перекинула волосы через плечо, ударив меня ими по лицу и напав на меня сладким запахом персиков, ванили и кожи. Мой член тут же стал твердым, и в итоге я, ругаясь, схватился за пах своих джинсов.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — пробормотал я, ожидая, пока она не залезла в маленькое, темное пространство, а потом я захлопнул над ней дверь.
Замок был снаружи, где и всегда, после того, как я установил его в десятом классе, только чтобы мог запереть любовь всей своей жизни.
Какое-то время было тихо. Я прислонился ухом к двери, чтобы услышать ее, как сделал в прошлый раз. Я слышал ее дыхание, но в этот раз оно было другим. В нем не было ни паники, ни страха. Она звучала почти..задумчиво.
Пять минут этого дерьма, а она ничего не говорила. Я не мог этого вынести. Мне нужно было услышать ее голос.
— Бернадетт? — спросил я, прижавшись пальцами к двери и растопырив их. — Поговори со мной, принцесса, иначе я войду туда.
Когда ничего не произошло, когда ее дыхание не изменилось, а тело не сдвинулось, я повернул замок и открыл дверь.
Вот она, сидела на полу со скрещенными ногами и мокрым от слез лицом. Она не посмотрела на меня, когда я вошел и закрыл за собой дверь.
— Что случилось, миссис Ченнинг? — пробормотал я, присаживаясь и положив руки ей на колени.
Здесь было слишком темно, чтобы мы могли увидеть больше, чем едва ли заметные тени, но я знал, где она. Я чувствовал ее тепло, ее запах, слышал, как в груди колотилось ее сердце.
— Ощущение, что я должна знать, что тут делаю, — она издала режущий смех, когда я наклонился и прижался поцелуем к ее лбу. — Это то, в чем я хороша: быть сильным, преодолевать трудности, выживать вопреки всему, — последовал еще один самоуничижительный смех. — Так почему же я чувствую себя так не к месту? Почему просто не могу принять, что единственное разумное решение — это, чтобы ты притворялся будто подыгрываешь плану Офелии? Почему просто не могу перестать переживать из-за других людей и всех их ужасных действий? Если я не вписываюсь в Хавок, Виктор, то нигде не вписываюсь.
На мгновение я замер, позволяя смыслу ее слов дойти до меня.
— Бернадетт, — начал я, отодвигаясь в угол и притягивая ее к себе на колено. Мои руки автоматически потянулись к ее бедрами, и я знал, что когда она оседлала меня, то почувствовала через джинсы мой член. Почему она наделу эту гребанную, нелепую юбку? подумал я, облизав губы и стараясь сдержаться. — Тебе не нужно вписываться в Хавок. Ты — причина, по которой существует Хавок. Все, что мы делаем, мы делаем для тебя.
— Знаю, — сказала она, едва ли звуча как семнадцатилетняя. Будто она была девушкой, говорившая как тридцатилетняя. Как и все мы. Некоторые люди думали, что возраст — мерило времени. А дело в опыте. Мы впихнули в свою жизнь столько дерьма, что старели со скоростью света. Хотел бы я, чтобы Берни заботили лишь оценки и сплетни. Я желал этого всем нам. Но есть мир, в котором мы бы хотели жить, и мир, в котором мы жили на самом деле. Иногда это больно осознать. — Я лишь хочу быть достойной этого. Не хочу никого разочаровывать. Ты говорил, что все это время ждал меня? Что ж, я тоже тебя ждала, — она положила лоб мне на плечо и пошевелила бедрами.
Из меня вырвался рык, прежде чем я смог взять себя в руки.
— Черт подери, Бернадетт.. — заговорил я, но я не был зол, и мы оба это знали.
— Прости, все становится слишком серьезным, — прошептала она, но мы оба знали, что, даже если она шутила, если пыталась не придавать этому значение, оно многое значило. Этот момент многое значил, и если мы не воспользуемся им, то опустим возможность, данную нам, несмотря на ужасность мира. Не важно, что происходит вокруг нас, даже если мир полыхал, если испортились люди, если ничто другое не имело смысла..у нас было это.
Всегда было.
— Я не хочу терять то, что заработала с таким трудом, — Бернадетт снова замолчала, словно она на самом деле обдумывала слова. — Все это время я говорила себе, что делала это ради своей сестры, но я — эгоистка. Виктор, я не могу ничего с этим поделать, но я хочу этого. Я хочу быть с тобой. Я последую с тобой в могилу.
Я содрогнулся под ней, мои руки потянулись к ее заднице. Я не мог остановить себя. В итоге я так сильно сжимал ее задницу, что она вскрикнула. Я ослабил хватку, и она укусила меня за ухо.
— Прекрати, — пробормотала она, но ее голос изменился.
Она так же, как и я, чувствовала это одержимое притяжение между нашими телами. По сути, мы были созданы, чтобы трахаться друг с другом.
— Послушай меня, принцесса, — сказал я, касаясь сжимая в руке ее подбородок, даже если не мог видеть ее лица. Я держал ее так, и, блять, клянусь, я чувствовал, как ее взгляд прожигал меня изнутри, одновременно разжигая во мне огонь и разрывая на части. — Ты колебалась убить Кали, потому в тебе еще осталась толика невинности. Ты — живое доказательство, что мир может усердно постараться сломить душу человека и все равно не преуспеет. Ты — это вторые шансы и прекрасные начала, Бернадетт. Ты колебалась, потому что хотела убедиться, что дала этой девчонке каждый шанс в мире. Если тебе приходится верить в ложь, то вера в то, что другие люди по своей природе хороши, — это та ложь, которой ты можешь придерживаться.
Я притянул ее лицо, чтобы наши губы соприкасались. Когда я облизал ее рот, она была на вкус, как слезы, но это нормально. Эти слезы принадлежали мне так же, как и ее улыбка или ее смех. Когда вы принимаете человека таким, какой он есть, вы не выбирайте кусочки его. Вы принимаете каждую его часть, вплоть до гнилых кусочков. Потому что все хотели, чтобы кто-то любил их порочность и гниль.
Даже я.
— Разве ты не понимаешь? — спросил я, и она колебалась настолько, что мне пришлось снова сжать ее подбородок, чтобы привлечь ее внимание. — Кали здесь? — спросил я, и она кивнула.
Я ненавидел, что она видела такие вещи, за то, что пообещал самолично защитить ее, зная, что это была ложь. Она должна быть частью его, как некто целостный и полноценный, как кто-либо другой. Бернадетт должна защитить себя.
Потому что, он могла и не знать этого, но она — последнее имя в собственном списке. Каждая когда-либо совершенная ею ошибка, каждое плохое воспоминание, каждый неверный шаг — она позволяла всем этим вещам преследовать ее. Сейчас — это она, воплощенная в образ Кали Роуз.
— Она не оставит меня в покое, — прошипела Бернадетт, словно одновременно и прибывала в ярости, и боялась. — И я не могу больше это выносить: весь стресс, страх и разочарование. Всего.
Я слегка улыбнулся, но она меня не видела, так что я поцеловал ее, пока ей не стало трудно дышать.
— Берни, единственный человек, который может избавиться от Кали, — это ты. Прости себя за совершенные ошибки, вынеси из них урок и возьми меня за руку, чтобы могли двигаться к следующей значимой вещи. Если жизнь всегда не движется дальше, тогда она застывает на месте и тонет. Ты — моя королева. Ты заслужила гребанную корону. Кали не имеет значение. Никто из них не имеет. Ни Корали, ни даже Найл. Черт, Тритини Джейд — ничто. Они все лишь препятствия на нашем пути преодоления прошлого. Ты понимаешь?
Мгновение она колебалась, но, когда кивнула, я почувствовал движение у моего лица.
— Я собираюсь трахнуть тебя сейчас, новичок, — сказал я, и она задрожала, когда я снова схватил ее за задницу. — На этот раз ты будешь следовать мои чертовым приказам?
Последовала долгая пауза, прежде чем я шлепнул ее по заднице и она издала вздох удовольствия.
— Я предпочитаю, когда мен шлепает Аарон, — пробормотала она, и я зарычал, вскакивая на ноги и прижимая ее к стенке шкафа.
Руки Бернадетт обвили меня, когда наши губы встретились, мой язык уничтожал ее, подталкивая ее к подчинению. Одновременно с этим я раскачивался бедрами, трясь об нее так сильно, что, уверен, ее задница оставит дыру в чертовой стене.
— Ты предпочитаешь, когда тебя шлепает Аарон, потому что знаешь, что он не серьезен, — огрызнулся я, облизывая ее шею с одной стороны. Если она думала, что я не заметил каждый новый засос, каждый новый синяк от пальцев, оставленные остальными парнями на ее коже, тогда у нее другое мнение. Я запомнил их, это был узор, который я должен был повторить, проделать снова, контролировать. — И ты знаешь, что в основном я серьезен.
Я потянулся между нами и высвободил свой член из джинсов, двумя пальцами отодвигая ее трусики в сторону, и обнаружил, что она была настолько чертовски мокрой, что она намочила свои бедра. Обжигающий жар ее тела запустил мои самые базовые инстинкты, разрушая окончательный контроль, в котором я жил. Мои бедра двинулись вперед, мой член полностью заполнил ее, когда она крикнула и прижалась ко мне, позволяя мне заниматься ею, как мне хотелось, в шкафе, где однажды она была моей заключенной.
Это настолько извращенно, настолько сломано и настолько мрачно.
Но я ничего не мог с этим поделать.
Я был переполнен ревностным гневом из-за того, что должен был делить ее. Когда поцеловал ее, протолкнув язык между ее сладкими губами, то чувствовал тот же самый вкус зависти. Мы разрывались на части из-за нее и из-за того, что так яро желали друга, что не могли дышать.
И именно так мне и нравилось.
Я овладевал ей так же, как в тот первый день, грубо, дико и бесцеремонно, пока не кончил так сильно, что увидел звезды.
Дыхание Бернадетт в темноте было тяжелым, пока она прижималась ко мне, впиваясь в мои плечи, ее лицо прижималось к впадинке между плечом и шеей. Осторожно, почти благоговейно, я изменил хватку на ее заднице, удерживая ее, вместо того чтобы опустить, а затем я вынес ее из этого идиотского, гребанного шкафа и понес к своей постели.
Я осторожно уложил ее тело на нее, когда она подняла на меня взгляд, черная плиссированная юбка помята, старая футболка металкор-группы закручена вокруг талии. Медленно, с величайшей заботой я раздел ее, наши взгляды встретились, наше дыхание звучали одинаково.
Не было нужды в словах. Черт, не было ничего, что мы могли бы выразить друг другу словами, чего не могли сказать наши тела.
Как только она оказалась обнаженной, я разделся до гола, уравнивая нашу уязвимость и убеждаясь, что в этот момент мы были равны, как никогда раньше.
— Ты – моя жена, Бернадетт, — сказал я ей, когда начал со внутренней стороны ее бедра, обнаружив пятна, которые Хаэль или Каллум должно быть оставили после времени с ней. Я поцеловал каждую отметину, лизал их, сосал и кусал, делал все, чтобы снова пометить ее кожу своей. — Ты – моя королева, моя семья. И это то, что делает семья: мы по очереди прибираем беспорядок друг друга.
Она схватила меня за волосы, запустив в них пальцы и потянула меня наверх к себе, что наши тела соединились и мой член искусно скользнул в ее жар. Ее ноги обвились вокруг меня и наши губы нашли друг друга, просто две потерянные души, кружащие в темноте.
К моменту, когда я вспомнил, что заказал еду и спустился вниз, чтобы забрать ее, она была ледяной и почти заледенелой от прохлады зимней ночи. Мы все равно ее съели, обнимаясь лежа вместе в постели, которая была слишком маленькой для нас двоих, а потом мы трахались до тех пор, пока солнцу не удалось согреть рассеянную серость ледяного неба.
Бернадетт Блэкберд
В воскресенье я собралась домой к Саре Янг, надев такой же розовое платье, как то, в котором я должна была убить Кали. Я прикусила губу, стоя там, на мне почти не было макияжа, и я чувствовала себя голой. Кто я такая без помады темного цвета, черной подводки, накладных ресниц и прочей ерунды? Кто я, блять, на самом деле?
Дверь открылась и появилась она, сама мисс VGTF.
Я уставилась на нее, а затем собралась уходить. Вообще-то, это не было сделано специально, но тактика оказалась очень хорошей. Сара потянулась ко мне, взяв за руку своими холодными и сухими.
— Бернадетт, пожалуйста, останься, — сказала она мне, и я замерла.
Теперь, когда я стояла здесь, на этой скучной улице, в этом скучном районе, перед этим скучным домом, мне пришлось задаться вопросом, был ли это вообще дом Сары. Действительно ли она..находилась ли она под настолько глубоким прикрытием, что ей понадобилась аренда через Airbnb или вроде того?
— Вы уже доставили мне достаточно проблем, — сказала я, кладя руки на живот.
Сара могла истолковать это, как ей вздумается, но, если честно, у меня болел живот. В начале я говорила себе, что была на пути к мести. Затем все дело стало во власти. Дело было о том, что найти свое место. О семье, связи, сексе, любви и темной фантазии. В чем же суть теперь?
В принятии.
Потому что я ненавидела себя так же сильно, как того хотел от меня мир, в итоге все выиграли, а я проиграла.
— Знаете, а я показала матери видео? — сказала я с придыхательным смехом.
Когда я повернула голову, то увидела ее американский флаг, развевающийся по ветру. Он трещал, как резинка, когда зимний воздух подбрасывал его, словно воздушного змея. Мое дыхание замедлилось, стало более неглубоким. Я чувствовала, что падала.
— Прости меня, Бернадетт, — сказала она, но я не совсем поняла, из-за чего она извинялась.
Я продолжала смотреть на флаг, думая, должна ли я чувствовать что-то подобное патриотизму, когда смотрю на него. Я не знаю, что чувствовала. Я даже не знаю, что сейчас чувствовала по отношению к себе.
Я снова посмотрела на Сару Янг, рука все еще лежала на моем животе, я все еще старалась вздохнуть.
— Не извиняйтесь передо мной, — сказала я, смотря прямо ей в глаза, и увидела, как же сильно ей хотелось быть хорошей, как ее и вправду это заботило. А ведь так и было. Это написано на каждой линии на ее лице, но она понятия не имеет, как на самом деле стать хорошей, потому что она были слишком оторвана от мира. Она предупреждала меня о вреде кофеина, пока я находилась под кайфом насилия и безумной любви. Что она знала? — Если только вы не извиняетесь за то, как наш мир относится к таким случаям, как случай Пенелопы. Если только вы не извиняйтесь за каждую девушку, которую поимела система, которой наплевать. Если только вы не говорите, что хотите что-то изменить, тогда не извиняйтесь.
— Почему бы тебе не войти? — спросила Сара, но я не собираюсь.
Вместо этого я буду стоять здесь, сжимая ноющий живот, и гадать, когда же все это наконец сложится в единую картину, когда же все встанет на свои места. Я продолжала запинаться, продолжала лажать. Моя история не была идеальной, прямой линией, какой я хотела.
— Я показала Памеле то видео, — сказала я, что, в каком-то смысле, было правдой.
Это было правдой, потому что Пенелопа рассказала нашей матери о том, что происходило. Она оставила дневник, в котором петляющими буквами была написана ее боль, а затем я рассказала нашей матери о том, что происходило. Всем было наплевать. В этой версии истории, в этой фантазии кому-то это волновало.
— И что случилось потом? — спросила Сара, прислоняясь плечом к двери и хмуро посмотрев на меня.
— Она лишь продолжала говорить.. — начала я, но затем выдавила ложь. Блять. Это одна из самых уродливых неправд, которые я когда-либо говорила. Он забивала мне рот и создавала ощущение, будто язык покрыт машинным маслом. Она была настолько уродливая, потому что отдавала Памеле должное, чего она не заслуживала. — Она продолжала говорить что он сделал с моей малышкой? — я закрыла глаза, представляя, как бы отреагировала чья-то другая мать. Однажды я смотрела сериал о настоящих преступлениях, в котором мать нашла видео изнасилования падчерицы мужем. Эта мать пошла, взяла ружье и вышла мужчине мозги, пока он спал. Вот, какую мать я представляла, закрыв газа. — Когда Найл пришел домой, она ударила его. И все била и била, — я снова открыла глаза и выдохнула. — Не думаю, что она остановилась бы, если бы он не ударил в ответ.
Какое-то время Сара смотрела на меня, прислушиваясь, как ветер развевал флаг. Я надела кашемировый свитер такой же розовый, как и платье под ним. Пен бы понравился наряд. Она бы носила его с гордостью и слушала песню AViVA — GRRRLS, а потом, возможно, пошла бы на свидание и поцеловала бы одну из их. Вот, какой я представляла ее теперь: живой и полной красок.
— Так глупо, учитывая, что она умерла сломленной и в одинокой, — прошипела Кали, но я проигнорировала ее.
Она всего лишь сюжет, инструмент повествования одной сюжетной линии, чтобы швырнуть мне в лицо мою боль. Она — ничто. Никогда не была чем-то иным.
Как только я приняла правду, как только позволила проникнуть в свое сердце, то моргнула, и она исчезла.
— Сможешь дать показания по тому, что видела? — спросила Сара, но я покачала головой.
— Нет, — я смотрела прямо на нее, когда сказала это. — Я не собачка полиции.
— Ты не поэтому здесь, Бернадетт, — сказала она, словно была гребанным психологи или подобным дерьмом. — Ты здесь, потому что хочешь поступить правильно.
Затем я рассмеялась, звук вышел уродливым, как ухмыляющееся лицо призрака Кали, которого я призвала своим собственными болью и разочарование.
— Пенелопа мертва, так что больше ничто не будет правильным. Но продолжайте преследовать плохих парней, Сара Янг.
Я отступила назад и развернулась, спускаясь по лестнице и ожидая увидеть, позовет ли она меня. Не позвала. И это хорошо, потому что это значит, что теперь я дала ей все, что было нужно.
* * *
— Я знаю, как мы разберемся с Бриттани, — сказал Вик, хлопая папкой по столу в столовой Аарона.
Я сидела за ним с телефоном, на котором был открыт сайт начальной школы Оак Ривер. Она сияла, была современной, все осыпали ее похвалами..и я ненавидела все в ней.
Хоть и знала, что я веду себя упрямо и эгоистично. Поступление Хизер в эту школу изменит для нее все. И Аарон был прав: учитывая, как в Прескотт ведутся дела, там ей куда безопаснее.
Я сглотнула и выключила телефон, но не раньше, чем Аарон увидел, что я смотрела. Мы обменялись быстрым взглядами, а потом я повернулась к Виктору.
— Хорошо, босс, — начал Хаэль, проведя рукой по лицу — Выкладывай.
— Думаю, тебе понравится идея, — бесстрастно сказал Оскар, откидываясь назад в кресле и играясь со своим антистрессовым мячиком в виде огромного сперматозоида. Знаю, это странно, но нам всем выдали по одному во время занятия по половому воспитанию в десятом классе. Мяч Аарона я нашла на следующий день между подушками дивана. Вероятно он лежал там годами. — Это прекрасно связывает наши обязанности. И на самом деле, эта сделка куда лучше, чем та, которую заслуживает маленькая ведьма.
— Ты уверен, что мы вообще можем сейчас трогать Бриттани? — спросила я, слегка нахмурив брови. Кэл с хрустом надкусил яблоко, привлекая мое внимание к нему. — То есть, учитывая, что ее отец — капитан Специального отряда по борьбе с бандами.
— Вообще-то, — начал Вик, прислоняясь к островку, его большие руки скрещены на груди. Когда я снова посмотрела на папку и заглянула внутрь, то увидела в ней много карт, отчетов об активности и списков имен, связанных с «Бандой грандиозных убийств». Разведданные от команды Хавока. — Мы используем это в качестве преимущества против «Банды грандиозных убийств».
Кэл еще раз откусил от яблока, на мгновение изучая фрукт, а потом поднял глаза на меня и улыбнулся.
— Что мне нужно сделать? — рассеяно спросил я, словно был предельно уверен, что конкретно в этом плане подразумевалось определенное насилие.
Вероятно, он прав.
— Мы возьмем Бриттани на полдня, — незначительно сказал Виктор, потирая подбородок в своем стиле. При освещении ламп в гостинице его волосы выглядели фиолетовыми. — Кэл позаботится о ней в его особой манере — руки и верхняя часть спину. Нам не нужно, чтобы какие-то ее раны появились во время ультразвука.
Его особая манера.
Я не совсем понимала, что именно это значило, но очевидно оно было связано с физическими пытками. Что Каллум говорил до этого? Что-то вроде: порезать ее так, чтобы никто не видел.
— А потом? — спросил Хаэль, хрустя костяшками.
Он закурил сигарету рядом с дверью, на его футболке были пятна машинного масла. С тех пор как мы трахались на капоте Эльдорадо, он начал уделять работе над ей в два раза больше времени.
— Мы отпустим ее с дозой боли в качестве предупреждения, а затем отправим ее с информацией про «Банду грандиозных убийств». Она доставит ее папочке, VGTF приблизятся к цели, которую так долго преследовали, — сказал Оскар, вставая с кресла и приблизившись к обеденному столу, за которым сидели мы с Аароном.
Прошлой ночью я обнаружила Аарона на диване, просматривающего телефон его мамы. Она оставила его, когда ушла, а он заряжал его, чтобы смотреть детские фотографии с ним, его сестрой и его кузиной. Он заметил, что сейчас я смотрела на него и взъерошил свои каштановые волосы. Прошел месяц с тех пор, как он вернулся ко мне, но каждый раз, когда мы виделись друг с другом в коридоре школы или в ванной наверху, я снова ощущала прилив адреналина и облегчения.
Он спас мне жизнь.
Он пришел ради меня.
Нас никогда не смогут различить снова.
— Как мы сделаем это, чтобы нас не поймали? — спросил Аарон, его глаза устремлены в темноту моего экрана на телефоне.
Несомненно, мы оба думали сейчас про Оак Ривер. Оба думали про неизбежность отсылки наших сестер.
— Хаэль встретит Бриттани у входа в школу Фуллера. Чем лучше людей его там увидит, тем лучше, — Виктор встал прямо и засунул руки в карманы. — Каллум найдет способ залезть на заднее сиденье ее машины, пока она разговаривает с Хаэлем. Когда она уйдет, Хаэль останется. На самом деле, он позвонит на телефон Бернадетт, чтобы мы могли получить хороший сигнал от сотовой вышки поблизости, просто на тот случай, если Бриттани окажется настолько глупой, что расскажет кому-нибудь, что с ней случилось.
— Ты отвезешь ее в хижину? — уточнил Аарон, говоря про далеко находящуюся хижину, где парни бросили тело Дэнни Энсбрука в Хэллоуин, чтобы они могли быстро вернуться сюда, чтобы встретится с Тингом. Я еще не видела эту хижину. Черт, я даже не знала, где она. Вероятно, оно и к лучшему, что я не знала.
— На полдня, — сказал Виктор, кивнув очередной раз и посмотрев на Каллума. — Это все, что нам нужно. Затем мы бросим ее обратно у школы и будем ждать.
— Ты не беспокоишься об ответе «Банды грандиозных убийств»? — спросил Аарон, постукивая пальцем сломанной руки по столу.
Ему осталось ходит в этом чертом гипсе две недели. Я уже с нетерпением ждала почувствовать, как обе его руки скользили по моему обнаженному телу.
— Им не обязательно знать, откуда VGTF достали эту информацию. Бриттани скажет своему отцу, что услышала сплетню на вечеринке. Что бы там Офелия не делала с Тринити, это включает в себя Максвелла и Джеймса Баррассо. Не знаю, как, но включает. И как только они все поймут, что я не собираюсь на самом деле жениться на этой девчонке, они ответят в любом случае, — внимание Виктора обратилось к Хаэлю. — Если она не возражает, мы заберем ее малыша и отдадим его более стоящей паре. Потом закопаем ее в землю, — Вик снова посмотрел на Каллума. — Убедись, что она это поняла.
Он ушел в хозяйскую спальню, когда я бросила на Хаэля взгляд через плечо.
Для него это будет нелегко, но так нужно.
Хавоку грозила опасность. Спрингфилд находился под угрозой. Все, чего когда-либо хотели парни, ради чего работали, было так близко к тому, чтобы упасть и разбиться на миллионы кусочков.
Специальный отряд по борьбе с бандами. «Банда грандиозных убийств». Офелия.
Каждый из них был кусочком в сложной игре, к разгадке которой, я чувствовала, мы были очень близки.
Если у нас получится, это будет величайшая победа, которую когда-либо удавалось одержать кучке выродков из Прескотта.
Она будет настолько великой и исторической, что о ней можно будет написать книгу.
Сначала нам просто нужно пережить анархию.
Нам просто нужно выжить. Точка.
Хаэль Харбин
Бриттани не была удивлена, увидев меня, ждавшего ее перед главным входом в школу Фуллера. Как только она вышла и ступила в полумрак школьной аллеи, ее глаза нашли мои.
— О, Бриттани! — проворковал кто-то из ее друзей.
Полагаю, это одна из ее нянек, Дженнифер Лоуэлл или как-то так. Я когда-нибудь трахался с ней? подумал я, жуя конец сигареты. Дженнифер визжала и дергала Бриттани за руку, прыгая вверх-вниз, как будто она все еще носила подгузники. Боже, надеюсь, нет.
Опять-таки, я трахнул Бриттани и вот мы здесь, страдаем из-за этого.
Вся эта ебля делала тебя лучше твоего отца, Хаэль? подумал я про себя, но потом Бриттани направилась в мою в сторону, на ней было свободное платье, которое подхватывал ветерок и прижимал ткань к животу, демонстрируя округлившийся бугорок.
А ведь этого бугорок был почти моим.
Я сделал затяжку и выдохнул дым Бриттани в лицо. Вместо того, чтобы взбесится, она покраснела, словно действительно наслаждалась, когда к ней относились, как дерьму. Какое-то время между нами так все и было. Она поклонялась мне, а я обращался с ней, как с дрянью. У нас у обоих были проблемы из-за отцов, который проявлялись разными способами.
— Мы можем поговорить? — спросил я, но едва ли это был вопрос, и она это знала.
Чего, как мне кажется, она не понимала, так это то, насколько серьезно она облажалась. Хавок не похож на футбольную команду школы Фуллера. Мы не крадем деньги на обед и не опускаем головы девятиклассников в унитаз. Бриттани повезло, что мы проявили хоть какую-то йоту сочувствия к ее плоду. Иначе, она, скорее всего, уже была бы похоронена на участке Тома Мюллера.
Бриттани кратко кивнула, бросая на Дженнифер долгий многострадальный взгляд.
Тупоголовой девушке потребовалось несколько секунд, чтобы понять, а потом она загадочно кивнула и потянулась, чтобы ущипнуть меня за бицепс. Я позволил ей это сделать, но предпочел бы сломать ей руку. Проблема в том, что я не знал, носила ли Бриттани прослушку, появится ли ее папаша, и так далее. Мне нужно было действовать осторожно, особенно учитывая, что я здесь был по своей вине.
— Ты здесь из-за арестов, — сказала Бриттани, а потом, когда я вскинул обе брови, она добавила, — и из-за обвинений в изнасиловании.
— О, Бриттани, только из-за противного обвинения в изнасиловании, — я наклонился вниз и положил руки себе на бедра, слово разговаривал с ребенком. — Ты – крыса. И лгунья. Ты нарушила сделку с Хавок.
Все ее лицо покраснело, и она кивнула. До нее все еще не доходило. Как я и говорил, школа Фуллера..в ней совсем другое скопище, нежели в Прескотте. Черт, мудаки из Оак Вэлли были менее наивными. Богатые люди чертовски ужасные, беспощадные и противные. Они куда больше привыкли к таким делам, чем выродки из Фуллера.
— Знаю. Я просто..Хаэль, я на самом деле любила тебя.
Я лишь смотрел на нее, и Бриттани покраснела, потянувшись вверх, чтобы провести по светлым волосам и перекинуть их на плечо. Они более желтого цвета, чем у Берни. Волосы Бернадетт были почти белыми, с пепельно-золотыми оттенками. С покрашенными теперь в красный кончиками..мне пришлось выдохнуть и отвернуться, выпрямляясь и проведя рукой по лицу, чтобы оставаться сосредоточенным.
— Нет, не любила, — поправил я, снова посмотрев на Бриттани.
Она смотрела на меня так, будто думала, что мы снова можем быть вместе. Я с очень больше вероятностью собирался убить ее. Моего отца буквально посадили в тюрьму за убийство беременной девушки, какой-то проститутки, которую он подобрал со своим другим Трэвисом. Моя кожа покрывалась отвращение. Я знал, что у Аарона не было выбора, что я бы поступил с Кали точно так же или хуже, но я не очень хотел ранить Бриттани.
Очень плохо, что она не оставила нам другого выбора.
— Хаэль, послушай, это все была затея моего отца, ладно? Я сказала ему не выдвигать обвинений, — лопотала она, словно оказывала мне какую-то, блять, огромную услугу.
— Знаешь, насколько это ужасно врать об изнасиловании? — спросил я, потому что у меня с этим были серьезные, гребанные проблемы. Увидев, как мужчины охотились на Блэкберд, я не могу теперь ничего, связанного с этим. Я задушу ублюдка до смерти, но никогда не изнасилую кого-то. Никогда. Кроме того, настоящий мужчина может заполучить задницу без принуждения к этому. — Из-за твоей никчемной чуши страдают все остальные. Соберись, Бриттани.
— Мне жаль, ясно? Я не думала, что мой папа зайдет так далеко. В чем вообще проблема? Вы вышли, разве нет?
Я посмотрел на нее ледяным взглядом, ветер шевелил ветви ив, растущих вдоль дорожки перед домом. Вокруг нас ходили ученики, хлопая рюкзаками и с телефонами в руках. Время от времени кто-то из них смотрел на меня так, будто боялся.
Хорошо.
Я не мог сказать Бриттани, что Бернадетт чуть не умерла из-за нее, так что всего лишь покачал головой.
— Ты нарушила наше соглашение, — повторил я. Я должен был быть настолько чертовски осторожным в словах. — Ты же знаешь, что это значит, не так ли?
Бриттани лишь уставилась на меня своими карими глазами, отражающими злость, на ее губах был блеск, и они были сжаты в тоненькую линию. Она скорее была раздражена, а не напугана. У меня было предчувствие, что она не поймет всей серьезности ситуации, пока Каллум не поднесет зажигалку к чувствительной коже ее подмышки.
— Послушай, — начал я со вздохом, зная, что я должен отыгрывать здесь свою роль. Еще я по-королевски с ней облажался. Виктор лучше справился с Тринити. Бернадетт справилась так же ужасно с Джеймсом. Мои губы дрогнули в почти что улыбке, когда я еще раз затянулся сигаретой. Искренне ощущение удовольствия на моем лиц помогло закрепить ложь. — Мне нужно тебе кое-что сказать. Ты будешь зла, но все так, как и есть.
Бриттани наклонилась ко мне, обхватывая меня за бицепс, как делала, когда мы встречались. Я подумал про Оскара, про то, что он был чертовым девственником. То есть, это не странно быть таким в семнадцать, но..я смеялся над ним,, потому что завидовал. Он обладал контролем, которого никогда не было у меня.
— Что? — спросила она, его голос звучал с придыханием, что я когда-то считал привлекательным, но сейчас чертовски меня раздражал.
Я зажал сигарету между двумя пальцами и опустил ее пониже уровня моего рта, пуская дым по серой дуге.
— ДНК-тест, — начал я, подготавливая ложь. Лицо Берни прошлой ночью, когда Виктор и Оскар выложили нам эту часть плана, черт, оно было бесценным. Она была в ярости. Возможно, ты ей на самом деле нравишься, да, Хаэль? — Оскар подделал результаты. Ребенок — мой.
Лицо Бриттани зажглось так, что мне чуть не стало плохо. Чуть. То есть, эта идиотка обвиняла меня в изнасиловании, хотя это она волочилась за мной, как сука во время течки. Хотел бы испытывать больше удовольствия от уничтожения других людей. На самом деле, единственное, что меня заводит, это когда я уничтожаю себя.
— Что, черт подери, с тобой не так? — наконец сказала Бриттани, ее щеки покраснели еще сильнее.
Для нее это как будто воплощенная в жизнь мечта, но она, хотя бы, могла бы притвориться, что зла. Ненавижу эту ложь, ненавижу ее, ненавижу ее, блять, ненавижу ее. Она поможет защитить нас, защитить Бернадетт. Бриттани станет более податливой, с большей готовностью захочет угодить.
После этого..все в руках Кэла. Я не занимаюсь пытками. Взрывчатками, да. Но не пытками.
— Нам нужно сесть и обсудить, что мы будем делать, — сказал я с длинным вздохом, словно я очередной придурок из Фуллера, который совершил ошибку и обнаружил себя с будущим ребенком. Это, должно быть, кажется концом света тем, кто никогда не видел его своими глазами. — Может мы смогли встретиться и поговорить?
— Когда? — спросила она, оглядываясь, словно хотела убедиться, что никто нас не подслушивал.
Если бы я был на ее месте, я бы сделал с точностью наоборот, чтобы убедиться, что все вокруг меня знали, куда я направляюсь. Просто на случай исчезновения. Но, как я и сказал, она просто не думала об этом в таком ключе.
— Скоро, — выдохнул я, позволяя плечам резко опуститься. Вмешиваться в дела Бриттани будет опасно. Если у этого лысого мудака, которого она называла отцом, закроется хоть тень подозрения на то, что с его малышкой что-то не так, я буду первым человеком, за которым он придет. — Я напишу тебе и дам знать.
Чтобы сохранить контроль, необходимо придерживаться жестких правил. Это единственный способ, как мы может столкнуть «Банду грандиозных убийств» и удержать этот город. И поверьте мне: Спрингфилду от этого только лучше.
— О, то есть ты напишешь мне и ожидаешь, что я буду тут же в твоем распоряжение? — огрызнулась она, заставив меня снова вспомнить, почему она мне так сильно не нравилась.
Избалованная, прогнившаяпринцесса подумал я, стиснув зубы. Мне нужно лишь задержать ее здесь еще на несколько минут, чтобы убедиться, что у Кэла было время вломиться в ее машину и спрятаться на заднем сидении.
— Мое расписание немного разбросано по разным местам, — огрызнулся я в ответ, зная, что должен сдерживать свой характер, но, тем не менее, борясь с этим. — В городе дела плохи. Не знаю, заметила ли ты это, будучи запертой в замке на холме, который ты называешь домом.
Бриттани лишь прищурила взгляд.
— Я заметила, — сказала она, а потом покачала головой. — Но ты должен признать, ты и твоя идиотская банда частично ответственны за это, — я вздохнул, но, что я мог сделать? Она не такая уж и тупая, как я думал. В ее взгляде цвета кофе блеснуло подозрение. — Послушай, я дам тебе две недели, чтобы разобраться в своем дерьме, а потом расскажу моему отцу, что ты соврал о нашем ребенке.
От того, как взялась за живот, мне стало плохо. Еще раз, чьего ребенка она носила? Какого-то футболиста? Я уже позабыл.
Я просто испытал гребанное облегчение, что на самом деле он не мой.
Не, единственная девушка, с которой я хочу завести ребенка, — Бернадетт. Думаю, у нее будет по одному ребенку для каждого из нас, так что у нас будет около пятерых детей. Пять детей, пять отцов, одна мама. Многие парни в нашей команде не понимали этого соглашения. Они бы предпочли, чтобы они были одни с пятью женщинами подле них. Дело в том, что, когда вы находите правильную женщину, то понимаете это. А когда эта женщина является тем же человеком, в которого влюблены твои братья, то все сливается воедино.
Семья.
Мы просто одна, большая, извращенная семья.
Мне нравится вот так, какой я всегда хотел, чтобы она была.
Волосы Бриттани ударили меня по лицу, когда она направлялась к отвратительно розовому БМВ, который ей купил папочка. В последнюю минуту, она обернулась и побежала обратно ко мне, обнимая меня за шею и прижимаясь губами к моим.
Во мне вспыхнула мгновения реакция отвращения и жестокого дискомфорта, но я постарался держать себя в руках, осторожно отстраняясь от нее и отталкивая назад. Ненавижу, когда меня касаются без разрешения. Может, поэтому я стал такой шлюхой? Потому что тогда я мог просто продолжать разрешать и мне не нужно было беспокоиться, что кто-то берет то, что я не хотел давать.
— Не радуйся так быстро, — я оттолкнул Бриттани на шаг, и мой взгляд задержался на ее нахмуренном лице. Черт, черт, черт. Даже сейчас, несмотря на то что я ненавидел ее так же сильно, как не хотел, чтобы меня касались, мне было ее жалко. — Я не решил сойдемся ли мы или нет.
Господи, это ложь обжигала мой язык, когда была произнесена.
— Из-за той девушки, Бернадетт Блэкберд, — выплюнула Бриттани, и я свободно пожал плечами. — Ее отчим был ручным копом «Банды грандиозных убийств», ты же знаешь это, не так ли?
Она посмотрела на меня, когда я вскинул обе брови. Блять. Вообще-то, я этого не знал. То есть, мы подозревали, но не знали.
Полагаю, теперь знаем.
Интересно, какую еще информацию сможет предоставить нам Бриттани Бер?
— Знаю, — осторожно ответил я, убирая волосы Бриттани с ее лица и желая, не притворяться. Единственную девушку, которую я хотел касаться, — это маленькая задира, которой удалось десятилетиями удерживать на себе мое внимание. Блэкберд. — Теперь, беги домой и разболтай обо мне все своим маленьким друзьям. Вперед, я знаю, это то, что вы делаете.
Бриттани улыбнулась мне, что, предполагаю, должно было быть соблазнительной улыбкой. Я ответил взглядом, продолжая думать о Бернадетт, чтобы все вышло, как положено.
Как только Бриттани уехала, я набрал Бернадетт. Я подумывал внести немного поправок в наш план.
— Привет, малыш, — промурылкала Берни, и я представил, как она закатывала глаза, произнося эти слова. Я ухмыльнулся. — Все идет хорошо?
— Новый план, — сказал я, облизывая губы, пока смотрел, как Бриттани садится в машину и уезжает с парковки. — Скажи Каллуму не дает ей увидеть его лицо, а затем приведите некоторых парней разобраться с Бриттани вместо него. Если мы разыграем все правильно, то сможем убедить ее, что ее захватила «Банда грандиозных убийств».
Последовала пауза, в течение которой Берни передавала информацию Вику.
Я знал, почему он не хотел делать так с самого начала: Бриттани должна знать, что она была наказана Хавоком. Весь город должен был это знать.
Но еще он не настолько глуп, чтобы не разглядеть пользы от нее в качестве пешки.
— Почему? — темный голос Виктора прозвучал в телефонном разговоре, и я выдохнул, вращая ключами о Файрберда вокруг пальца.
— Бриттани только что выдала прямо мне на коленки немного сочную информацию. У меня предчувствие, что если мы правильно используем ее, то там будет пиздец как много такой информации. Надо было видеть то, как она растаяла, когда я солгала по поводу результатов ДНК-теста. Ею очень легко манипулировать.
Я оставался на линии, пока шел к машине, ожидая, пока Виктор обдумывал мое предложение. Если он согласится, то напишет Каллуму, и дальше мы будет действовать по новому плану. Как сейчас, Бриттани должна была подъехать к светофору на углу Фуллера и Пэрриш. Кэл должен был подняться с заднего сиденья, словно призрак, руками тянувшийся к ее шее.. Он вырубить Бриттани, сядет за руль, и все.
— Ладно, — наконец согласился Вик. — Но если нам потом негативно скажется на нас, твоей заднице крышка.
Он замолчал на минуту, создавая эффект драмы, — типичное поведение Ченнинга – а затем перед телефон обратно Бернадетт. Как только я приеду домой, то буду умолять ее снова надеть те высокие каблуки ради меня, чтобы я мог вытрахать прочь из головы тот кошмар, в котором представляла, что происходило с Бриттани.
Я замер рядом с Файербердом и открыл ее, в то время как голос Берни растекался через трубку, словно черный шелк.
Даже если я не всегда знаю, кто я и чего хочу, я знал одно: в моей крови были гребанные машины.
Машины..и Бернадетт Блэкберд.
Бернадетт Блэкберд
— Собирай свое дерьмо, — сказал Вик, когда я открыла глаза и обнаружила его, сидящем на краю кровати.
Хаэль все еще лежал голым в отключке рядом со мной, солнечный свет освещал его голую задницу. Черт, да от нее четвертак отскочит. Я прикусила губу, когда села со стоном, потирая лоб.
— Собираться куда? — спросила я, и Виктор натянуто улыбнулся мне.
— Для снега, — сказал он, а затем встал, мрачно посмотрев на голую задницу Хаэля.
— Виктор, — начала я, убирая одеяла и потирая бок от боли. Швы хоть и убрали, но мне еще предстоял процесс заживления. По крайней мере, я перестала видеть призрак Кали, во всяком случае, на данный момент. — Какого хрена ты имеешь в виду под снегом? — спросила я, наклоняясь, чтобы шлепнуть Хаэля по заднице. Я просто не могла сопротивляться такой хорошей заднице, даже рано утром. Он фыркнул, но не сдвинулся со своей позы, лежа на животе по середине кровати.
Вик прислонился огромным телом к двери, уголок его прекрасного, злопамятного рта поднялся наврех.
Я смутно слышала Хизер, Кару и Эшли, играющих снаружи за закрытыми раздвижными стеклянными дверями. Шторы в основном задернуты, но время от времени их тени разрывают пробивающийся солнечный свет.
— Мы собираемся на лыжный курорт в Оак Вэлли, — сказал Виктор, и я рассмеялась.
Вообще-то, я начала смеяться, а потом просто не смогла остановиться, переворачиваясь на спину и простонав, когда натянулась заживающая кожа на моем боку. И все же, я смеялась так сильно и долго, что пошли слезы.
— Повтори? — спросила я, подняв взгляд на Вика, когда вытерла влагу с уголков моих глаз краем простыни. — Ты только что сказал, что мы едем на лыжным курорт? — слова ощущались такими забавными, когда я вылетели из моего рта, словно они были сказаны на иностранном языке. — С Подготовительной академией Оак Вэлли? — я произнесла полное название школы, просто чтобы претенциозность ситуации не вызвала ни у кого сомнений.
— Какого хрена? — спросил Хаэль, поворачивая голову, чтобы посмотреть на нас с Виком. — Ты пьян или что?
— Тринити пригласила меня, — спокойно ответил Виктор, его рот изогнулся в задумчивой улыбке. Я сделала вид, что мне все равно, сжав пальцы на матрасе и скребя когтями, помогающими мне бороться с сильными первобытными порывами. Ревность. Вик посмотрел на меня своим обсидиановыми глазами, выглядя гораздо старше восемнадцати лет, мудрее на тысячелетия. — Я хочу понять, как она связана с Офелией, почему моя мать сует мне эту девчонку прямо в лицо, — его улыбка слегка померкла, когда он провел ладонью вверх и вниз по покрытой татуировкой руке. Лев ухмыльнулся мне, его острозубая пасть широко раскрылась, когда он зарычал. — Кстати, Джеймс Баррассо тоже едет, несмотря на то что он тоже не посещает школу Оак Вэлли. Здесь в Спрингфилде это одна большая паутина, — Виктор закатил глаза, а затем оттолкнулся от двери, остановившись, чтобы указать на меня и Хаэля татуированным пальцем. — Собирайтесь. Для снега. Сейчас же. Уезжаем, через двадцать минут.
— Двадцать?! — выдавила я, выбираясь с кровати, когда Хаэль обвил руки вокруг моей талии и потянул меня обратно. Он зажал мое полуголое тело под своим очень обнаженным. — Хаэль, ты слышал босса, — но мой укор никак не смог украсть ухмылку с его губ
— Я могу уложиться в пять минут, — промурлыкал он, облизывая мое лицо сбоку. Но затем очень быстро выражение его лица стало очень серьезным. Может быть, он думал про Бриттани? Я бы не удивилась. Он всю неделю разбирался с ее звонками, ее рыдающими, безумными, напуганными звонками. Очевидно, она вернулась домой, но в ее мире все было не так. Теперь, когда она думала, что Хаэль снова на ее стороне, он должен был отвечать на эти звонки, в то время как змея зависти обвивала мое горло. — Но ты права. Мне нужно время, чтобы собрать некоторые секс-игрушки. Мы можем продолжить позже.
Его медово-миндальные глаза сверкнули, когда он отстранился от меня и встал, прямо в тот момент, когда Аарон вошел в команту, его ортез стучал об дверную раму.
— Я хочу поговорить с тобой насчет девочек, — сказал он, и я кивнула, оставляя Хаэля стоять в углу, голого и осматривающего ящик тумбочки, полный сексуальных принадлежностей.
Я оставила его стоять там, где он был, и обнаружила свои руки на лице своего любовника. Аарон прильнул к прикосновению, поднимая свою левую руку, чтобы взять мою. Из всех парней он больше всех выглядел, как злой ангел. Его каштановые волнистые волосы были за гранью восхитительного, но его мышцы были твердыми, его татуировки были ярким путешествием от детства до..чем бы это не было. Возможно, адом, перемежающимся с раем.
— Полагаю, планы с няней уже обговорены? — спросила я, и Аарон одарил меня мрачным взглядом.
— Не совсем, — сказал он, опуская мою руку с его лица и сплетая наши татуированные пальцы. Я любила тот факт, что он нанес мне татуировку Х.А.В.О.К. Когда бы я не посмотрела на нее, не важно, что я делала или где была, я думала про Аарона. — Виктор хочет взять сегодня девочек в Оак Ривер.
На минуту я уставилась на него, не моргая.
Никто не сможет защитить Хизер лучше меня. Никто. Эта мысль пришла ко мне неожиданно. Казалось, это было правдой. До сих пор это было правдой. Я не хочу быть в дали от своего младшей сестры. Не сейчас, не когда она не достаточно взрослая, чтобы съехать и жить собственной жизнью. В этом вся суть, не так ли? Чтобы мы были вместе.
Нет, суть в том, чтобы она была в безопасности, несмотря на то как ты себя при этом чувствуешь.
— Оак Ривер..
Там за стенами могли прятаться монстры. Я точно знала, что они там есть, или, по крайней мере, были. Дональд Ашер был одним из миллиона избалованных, богатеньких детей с дьяволом, сидящем у него на плече. Но только потому, что я предпочитаю жестокую честность и кровавую баню Прескотта тайным склонностям богатых, не значит, что в этой школе не было каких-то плюсов для Хизер.
Все знали — вне зависимости признавали они это или нет — что привилегии начинаются с ранних лет. Родители, которые могли позволить себе отправить своих детей в богатые школы, всегда говорили вещи, на подобии Я не поставлю своего ребенка в невыгодное положение, чтобы доказать что-то! когда вы спорили с ними о равном финансировании общественных школ и о том, чтобы отправить их ребенка в такую.
Про это был мем с одним из персонажей фильма «Дрянные девчонки». Реджина Джордж наклонялась вперед и сказала что-то вроде: «Значит вы согласны? Согласны с тем, что частные школы дают богатым людям преимущество перед низшими классами?» Это подчеркивало то, что лучший и умный не всегда преуспевает. Потому что, как можно добиться успеха, когда вам приходится дополнительно работать после школы, чтобы помочь с оплатой аренды, в то время как кому-то другом преподают частные уроки игры на скрипке? Система не гарантирует, что самые умные или способные станут врачами, учеными или политиками; она благоприятствует богатым.