Анархия в школе Прескотт (ЛП)

Так что.

Отправлю ли я Хизер в частную школу, как это делают богатые? Чтобы дать ей преимущество, которое, я знаю, у нее никогда не будет, если она пробьется сквозь нищую школьную систему Спрингфилда?

Прежде чем я смогла ответить на этот вопрос — себе или кому-то другому — Аарон готов был высказать, что у него на уме.

— Бернадетт, — начал он, посмотрев на меня взглядом, который говорил, что мне не понравится то, что он собирался сказать. — Наша команда находится по всему городу, ты это знаешь, — он замолчал и на мгновение отвернулся, а потом его внимание снова вернулось ко мне. — Этим утром Памелу видели с Офелией.

Я лишь смотрела на него в ответ, но внезапно почувствовала слабость в коленях и прислонилась рукой к стене, чтобы удержаться.

— Ладно, — ответила я, потому что мой желудок уже опустел, и мне стало плохо, что хотелось вырвать.

У меня нет опеки над Хизер. Это одна из тех вещей, которые не давали т мне покоя, разъедая мой мозг, как паразит. Может я и эмансипирована, но моя сестра нет. Бросить Памеле вызов через судебную систему тоже не поможет. Вообще-то это может все ухудшить. Понятия и не имею, что могут сделать брать Найла или его отец, если узнают о законной битве. А что, если теперь, когда Нила больше нет, они вмешаются?

— Мы можем отдать девочек в школу, чтобы они начали с понедельника. Вообще-то, они могу въехать сегодня, — лицо Аарона сжалось.

Он выглядел так, будто хотел ударить что-то. В этом мы понимали друг друга лучше всего: брат и сестра, ставшие родителями, которые никогда не хотели работу по воспитанию маленьких девочек, которые были возмущены этим, но которые отдали бы свою жизнь, лишь бы вечно продолжать делать эту работу.

— Как? — спросила я, потому что уже знала, что собиралась сказать.

Мне придется согласится с этим. Потому что речь не обо мне и моих желаниях. Речь о том, чтобы девочки были в безопасности. Здесь, с нами, может быть самое безопасное место в мире, но мы не всегда можем быть рядом. И мы не можем запирать их наверху, словно они в тюрьме.

— Помнишь тех двух контактов, которые Оскар вытащил из Корали? — спросил Аарон, и у меня прозвучали какие-то колокольчики. О. Тот день, когда он связал и трахнул меня. Этот день. — Жены обоих из них состоят в комиссии школы Оак Ривер.

— О, от этого мне, блять, гораздо лучше, — огрызнулась я. — Педофилы в комиссии школы.

— Жены в комиссии школы, — поправил Аарон, но его голос был пустым, словно он изо всех сил пытался убедить меня в том, чего тоже не хотел. — Мы можем зачислить их с фальшивыми именами. Берни, мы можем спрятать их от «Банды грандиозных убийств» и Офелии. Один из нашей команды работает там в библиотеке, он может присматривать за ними, — на мгновение он замолчал и тяжело вздохну. — Слушай, мне это не нравится так, же как и тебе, но мы в этой жизни мы принимаем сложные решения. Мы это знаем.

— Богатые люди этого города настолько извращены, — простонала я, потирая рукой лицо. — А что если один из учителей педофил?

— Что если один из их нынешних учителей такой, как Ванн? — возразил Аарон, и я простонала, прислоняясь к стене. Он обнял меня, и к черту гипс. — Слушай, это не на постоянную основу. Только на сейчас. Мы разберемся с этим. Всегда разбирались. Кроме того, как только Виктор получит свое наследство, мы сможем делать что-угодно, Берни. Наши методы, эти деньги.. — он замолчал, когда я прижалась лбом к его груди.

— Ненавижу это, — пробормотала я, но я знала, что он прав. Знала.

— Я тоже, — сказал он, обнимая меня до тех пор, пока Хаэль наконец не выходит из своего состояния уныния и не появляется как раз вовремя, чтобы шлепнуть меня по заднице.

— Лучше пошевеливайся, — сказал он, проходя мимо и поднимаясь по лестнице.

Я отстранился от Аарона, наши взгляды встретились, и она были полны разделяемой болью и разочарованием.

Мы сделаем это, но это разозлит нас обоих.

Боже помоги следующему человеку, который попадется нам на пути.

* * *

Я думала, что заплачу, но нет. Особенно, когда Хизер посмотрела на меня после того, как я объяснила, что мы сыграем в игру, в которой она какое-то время будет называть себя Ханной. «Чтобы не дать плохим парням найти меня, да?» — таков был ее ответ на это. Потому что дети всегда умнее, чем мы предполагаем.

Черт, мне семнадцать, а люди вроде Сары Янг говорят мне не пить кофеин, словно я все еще ребенок.

— Автобус? — спросила я, когда заехали на подъездную дорожку особняка в Оак Парк.

Господи. Даже шикарнее, чем в Оак Ривер Хайтс. Здесь воняет отчаянным богатством. Я всегда задавался вопросом, есть ли у богатых душа, и нужно ли им копить вещи и причинять боль другим, чтобы хоть что-то почувствовать. Если у них на самом деле есть душа, они бы не жаждали столько помпезности и обстоятельств.

Сегодня на мне была особенная футболка с надписью «Ешьте богатых».

Черт, я даже оставила открытым свое изношенное зимнее пальто, чтобы Тринити без проблем смогла прочитать надпись.

— Автобус, — подтвердил Викор, когда Хаэль припарковал Бронко рядом с гаражом дома.

Тринити ждала на крыльце, выглядя раздраженной. Она нарядилась, как типичный белый кролик, в белое пальто с ремнем, белые штаны и сапоги до колена, отделанные мехом, который, я уверена, не был искусственным.

— Давайте просто поедем сами, — простонал Хаэль, когда я поерзала на коленях Каллума на заднем сидении.

В Бронко было лишь пять мест, так что мы выкрутились вот так. Либо Вик думал, что для Харлея слишком холодно — в чем я сомневаюсь — либо он просто не хотел оставлять своего металлического малыша на подъездной дорожке Тринити.

— Выметайтесь, — сказал Вик, лишь раз бросив взгляд через плечо, чтобы убедиться, что послание дошло до всех.

Будьте милыми. Я хмуро посмотрела на него, когда он вышел из машины, обошел ее и пошел к багажнику, чтобы достать наши сумки.

— Он знала, что мы все приедем? — размышлял Кэл, пока из окна изучал Тринити.

Она смотрела прямо на меня, ее ненависть проникала через стекло. Я проигнорировала ее и повернулась обратно к Каллуму.

— Имеешь в виду, знала ли она, что я приеду? — спросила я, а затем слезла с его колен, когда Хаэль открыл для меня дверь.

Он взял меня за руку, когда я спрыгнула в своих черных походных ботинках на каблуках. Да, такие производят. Но только крутые и задиристые сучки могут их носить.

Я закурила сигарету, пока стояла на морозном утре, в воздухе витали нотки мороза. Возможно, пойдет снег. Что было не частым явлением в Спрингфилде. Или, раньше снега не было. Изменение климата и все такое.

— Она знала, — сказал мне Виктор, проходя мимо с его сумкой в руке.

Я смотрела ему вслед, бросив взгляд на Тринити. Она была девочкой из Оак Вэли до мозга костей. Она знала про Хавок, даже если делала вид, что каким-то образом была выше нас. Скорее всего, она даже знает, что мы сделали с Дональдом. Слухи о жестокости мальчиков ходили годами.

Я потерла оголенное место на пальце, где должно было быть мое обручальное кольцо. Вместо этого оно весело на цепочке под футболкой, но я определенно не буду делать вид, словно обещания развода достаточно, чтобы держать меня подальше от Вика.

— В конце концов, я заведу ее одну в комнату.. — начала я, и Аарон натянуто улыбнулся мне.

— Просто притворись, что снова влюбилась в своего бывшего, и посмотри, как она себя поведет. Это не должно быть так сложно сымитировать, не так ли? — его улыбка стала немного шире, больше похожей на соседского мальчишку смешанного с татуировками и дерьмом.

Я ухмыльнулась ему в ответ, обходя машину, чтобы достать свою сумку, когда увидела, что один из парней уже взял ее и погрузил в автобус.

Оскар стоял со своим iPad в руках, но, когда он поднял взгляд, я увидела, что он опасался этого также сильно, как и я.

Я вспомнила то, что он сказал мне в ночь вечеринки-игры в «Загадочное убийство». Мне жаль, что я не так хорош в этом, Бернадетт. Между нами так много вещей, которые должны быть высказаны, так много вещей, которые я до смерти хотела узнать.

— Нам нужно поговорить, — сказала я, пока не потеряла терпение.

Оскар медленно повернул голову, чтобы посмотреть на меня, но, по крайней мере, он не огрызнулся в ответ, сказав какое-то чересчур оскорбительное дерьмо. Мы уставились друг на друга, когда его белые очки скатились по носу, а он поправил их одним пальцем. Средним, конечно же, потому что, не мог он на две секунды не вести себя как мудак?

— Так как я уверен, что Виктор будет проводить большую часть времени с Тринити.. — Оскар наклонился ко мне, проводя татуированными пальцами вниз по всей моей руке. Движение было обычным, не предполагаемым для любовников, но мы говорили про Оскара. Ничего из того, что он делал, не было обычным. Он был ничем иным, кроме как мужчины с осторожными вычислениями и решительными намерениями. И я уверена, что могла бы прожить тысячи жизней, умереть тысячу смертями, и все равно никогда бы не забыла, что он сказал мне, почему не любит, когда его касаются. Знаешь, как он сделал это. Он попытался задушить меня. — У тебя будет кучу свободного времени, чтобы пообщаться со мной.

Внезапно он убрал руку, резко нахмурившись смотря сверху вниз, словно не был уверен, почему вообще коснулся меня.

Оскар ушел к автобусу, оставляя меня наедине с Аароном. Я посмотрела на него и обнаружила, что он наблюдал за мной, выражение его лица было задумчивым, но умиротворенным. Это немного удивило меня, учитывая, что мы только что отослали наших девочек подальше.

— Почему ты не психуешь? — спросила я, потянув обе руки вверх, чтобы поправить высокую прическу, в которую я собрала волосы. — Я имею в виду из-за девочек. Это все, о чем я могу думать. Хизер в школе со всеми этим богатенькими ублюдками..

Аарон улыбнулся мне, и форму его лица можешь описать лишь, как летний закат или объятие, в котором вы не знали, что нуждались, пока теплые руки не обвились вокруг вас и не прижали ближе.

— То, что ты делаешь с Хизер, — начал он, делая шаг ближе и большим пальцем касаясь моей нижней губы. Даже такое простое прикосновение воскрешает так много хороший воспоминаний и столько много желаний на будущее. Вот, какой сильной может быть первая любовь, как потусторонняя сила, которая настолько сильная, чтобы сама по себе может побороть силу притяжения. — Это то, что я хотел сделать для тебя. Нантукет, помнишь? — Аарон подмигнул мне, чтобы смягчить взрыв, но он прав.

Он чертовски прав. Отослав Хизер подальше, она будет в безопасности, и я буду единственной, кто пострадает.

— Блять, — пробормотала я, когда он хихикнул. — Ты прав, я знаю, что ты прав, но от этого не легче.

Аарон наклонился ко мне, касаясь своими сладкими губами моих, от него пахло сандаловым деревом, розами и будущей надеждой.

— Должно быть, — прошептал он, двигаясь губами с моего рта к щеке, а затем прижимаясь к ней нежным поцелуем. — Потому что это значит, что ты на самом деле научилась ставить кого-то превыше. Ты скучаешь по Хизер, но она в самом лучшем месте, где только могла быть. Ты обезопасила ее, пожертвовав вашим временем вместе. Это не легко сделать, — Аарон замолчал и поднял взгляд, проведя языком по своей нижней губе, когда заметил, что Тринити смотрела на нас со своего места рядом с автобусом. — Уверен, что мы всех задерживаем, — сказал он с очередным смехом, который очень четко говорил мне плевать, если это так.

Ученики школы Оак Вэлли, может, и любят расписание и пунктуальность, но ученики Прескотта просто действуют по ситуации. Мы делаем все по своему собственному гребанному времени. В конце концов, мы действуем, полагая, что наш путь короче, чем у других людей.

— Что ж, — начала я, закатив глаза и позволяя Аарону взять мою руку в свою здоровую и повести к автобусу. — Ты же не хочешь доставить неудобства никому из лучших учеников Оак Вэлли.

Мы осторожно шли по заледенелой подъездной дорожке, а Тринити пробормотала что-то себе под нос и залезла в автобус перед нами.

Все уставились на нас со своих сидений, они были одеты в дизайнерскую одежду и выглядели так, будто направлялись съемки фильма, а не в деревенский домик на окраине города.

Я уставилась на них в ответ, между нами разверзлась странная пропасть, которая дала понять, что у нас нет абсолютно ничего общего. Эти ученики с таким же успехом могут быть с другой планеты. У меня скорее большего общего с инопланетянином с Марса, чем с учеником из Оак Вэлли.

Я села рядом с Аарон в задней части автобуса, изо всех сил пытаясь не прожжешь дыру в затылке Тринити своим жестоким взглядом. Она сидела рядом с моим мужем, и ей лучше бы не забывать держать руки при себе.

Аарон сплел свои пальцы с моими, и я наклонилась к нему, положив голову ему на плечо. Я должна была сидеть здесь и смотреть, как мой муж притворяется заинтересованным другой девушкой. С таким же успехом я могла делать это, прислонившись к тому, кого любила так же сильно.

— Не переживай, Берни, — выдохнул Аарон, трясь об меня носом. — В конце концов, тебе выпадет шанс показать этой девчонке, что именно ты чувствуешь.

И снова он был прав, но, как я и сказала раньше, от этого не легче. Иногда правильное кажется таким неправильным, что оно причиняет боль. Я держала это в уме, когда автобус выехал на улицу, и мы отправились в трехчасовую поездку в домик.

* * *

Курорт Роуг Элк был людным местом, это было парящее здание с бревенчатыми стенами, деревянными потолками и полами из старой пихты. Все украшено клетчатыми узорами или рисунками медведей. Не моя эстетика, но я изо всех сил постаралась оценить это. Ученики из других четырех школ столпились в кучу, половина из них была заинтересована в катании на лыжах, в то время как другая половина куда больше беспокоились о том, что улизнуть и потрахаться.

Кажется подростки всегда останутся подростками, вне зависимости от уровня дохода.

Так как официально мы не часть школьной группы, то не придерживаемся их расписания, в которое входит запланированный прием пищи, групповые занятия и запланированные катания на лыжах или сноуборде. Честно говоря, если бы мне пришлось заниматься этой херней, то я бы предпочла быть запертой в девятом кругу ада.

— Не могу поверить, что Виктор уговорил меня приехать сюда, — сказала я, когда положила на кровать наряд для ужина в наших совместных комнатах.

У нас с парнями было два соединенных номера, в которых было лишь две кровати, но, учитывая происходящее, казалось не безопасным разделяться. Мы бы все предпочли делить комнату, чем рискнуть быть застигнутыми врасплох.

— Предпочла бы, чтобы он поехал один? — спросил Аарон с дерьмовой ухмылкой, растянувшейся на его пухлых губах. Он отдыхал на кресле у камина, его каштановые волосы падали на лоб таким образом, что я просто не могла злиться на него. — Провести выходные с Тринити, пока ты сидишь дома и тоскуешь по нему? — посмеялся Аарон, когда я отмахнулась от него, но в этом он не совсем ошибался.

Ни за что, блять, на свете я бы не позволила ему поехать в эту поездку с Тринити без меня. После нашего разговора в шкафу в тот день я поняла, что я не доверю не Виктору, а себе. И я очень постараюсь это исправить.

— Хорошее замечание, — неохотно признала я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Аарона, и скрестив руки на груди. Он изучал меня с тщательной хрупкостью того, кто был влюблен, того, кто, когда смотрит на тебя, то каждый раз делает это так, словно он может быть последним, так на всякий случай. Я подошла к нему, сплетая пальцы вокруг его шеи и играя с несколькими выбившимися прядями, когда оседлала его. — Дело в том, что я ненавижу лыжи, а ты слишком ранен для сноуборда, и я не собираюсь проводить все время, тусуясь с придурками из школы. Так, чем, думаешь, нам стоит заняться?

Аарон одарил меня ухмылкой, от которой замирало сердце, а потом пропустил свои пальцы сквозь мой конский хвост и немного потянул за него.

— Я могу придумать несколько вещей, которыми мы могли бы заняться, — прошептал он, когда положил свою руки мне на бедра и притянул меня немного ближе к себе.

— Итак, Аарон Атлас Фадлер, ты хочешь трахнуть меня, не так ли?

— Я бы не отказался.. — сказал он, на мгновение замолкая.

С ухмылкой и совсем не таким, как у Хавока, визгом я позволила ему поднять меня и отнести к кровати. Он хорошо с этим справился, даже с ортезом и гипсом. Я говорю это, потому что он уже скоро избавится от них обоих, но мы знали, что дело совсем не в этом.

А в том, что он крут.

— Ты думал обо мне, — прошептала я, когда он навис надо мной, опираясь на здоровую руку.

Когда он смотрел на меня сверху вниз этими золотисто-зелеными глазами, я поняла, что он точно знал, что я имела в виду. Думал ли ты обо мне, когда решил сломать себе руку, когда атаковал мужчину в лесах его же пистолетом, когда воспользовался шансом поехать с Дэвидом Бенедиктом. Все это было ради меня.

— Я думал о тебе, — согласился Аарон, а затем он замолчал, словно какое-то время обдумывал что-то и только что принял решение по этому поводу. — Той ночью.. — он замолчал. Мы оба знали, о какой ночи шла речь, о той, когда я трахалась со всеми пятью парнями Хавок по очереди. — Когда я сказал тебе «не сегодня» после того, как твои губы были рядом с моим ухом.. Что ты собиралась сказать?

Черт.

— Ты знаешь, что я пыталась сказать, — ответила я, драматически закатывая глаза.

Но он лишь поднял бровь и не сдвинулся с места, ожидая моего ответа на вопрос. Аарон может выглядеть, как самый милый в компании, но он определенно еще и самый упрямый. Иногда, он немного слишком упрямый, раб своей собственной морали. Но эта черта характера очень привлекательна и, скорее всего, спасла нам обоим жизнь. Слишком чертовски упрямый, чтобы умереть.

— Может я пойду и найду одну из красивеньких подружек Тринити, с кем можно пофлиртовать — только для того, чтобы собрать информацию, конечно же, — он улыбнулся, что смягчить удар шутки, но я знала, что он мог, если бы хотел.

С его татуировками, этими волосами, этой улыбкой..Это не будет слишком сложно.

Я смотрела на него, но мое тело изнывало от желания. Я хотела, чтобы он коснулся меня.

— Я собиралась сказать.. — я замолчала, чтобы набраться дыхания для храбрости. Как и я говорила, проблемы с близостью. — Что ты – часть меня, и я не могу жить без тебя. Вот что. Серьезно, просто пустяк.

— Сказать кому-то, что они, блять, часть тебя, это пустяк? — выдавил он со смехом. — О, Бернадетт, — Аарон прижался губами к моим, даже когда я подумывала о том, чтобы заехать ему коленом по паху настолько сильно, насколько могла. И все, после этого я больше не сопротивлялась. Даже не стоило притворяться, что не была мокрой и не изголодалась по нему. — Я расскажу тебе секрет, — прошептал он, когда удержался на локтях, чтобы потянуться между нами и расстегнуть свои штаны. — Ты всегда была гребанной частью меня.

Спустя два часа мы были вспотевшими, растрепанными и, как идиоты, ухмылялись в столовой. Здесь чертовски шикарно, но не безопаснее, чем в заведении на юге Прескотта. Люди все же обманчивые. Они по-прежнему жаждут, вожделеют, желают.

Мое послевкусие длилось ишь до тех пор, пока я не заметила Виктора и Тринити, сидящих за собственным столиком в углу комнаты. Виктор смотрел на Тринити своим бесконечно темным взглядом, а она смотрела на него в ответ, словно он был тем, что нужно получить, то, что нужно завоевать и поглотить. Чего она не понимала, так это то, что мужчину вроде Виктора Ченнинга никогда нельзя приручить.

Чего она не понимала..так это, что он не смотрел на нее, словно хотел поглотить ее в плотском смысле, он смотрел на нее, словно планировал, как однажды сможет убить ее.

Оскар присоединился ко мне и Аарону за столом, садясь рядом со мной и бросив резкий взгляд через комнату, пока не заметил Джеймса Баррассо. Видимо, я не единственный человек в ресторане, который пялился на Вика и Тринити. Джеймс, казалось, не мог отвести от них взгляда.

— В чем, думаешь, здесь дело? — с отсутствующим видом спросил Оскар, его пальцы подразнивали край пустого бокала из-под вина, который лежал перевернутый на столе.

Интересно был ли у студентов Оак Вэлли тайный код, что-то, что они говорили одному из официантом, чтобы они налили им настоящего вина.

Если и был, я точно его не знала. Вместо этого, мне удалось украсть бутылку, когда я ранее проходила мимо бара. Очевидно это место не привыкло к ловким пальчикам учеников Прескотт.

— Тринити и Джеймс трахаются, — сказала я, беря кусок хлеба с корзинки на столе и гадая, как давно я сидела в ресторане без присутствия Тинга.

Ему нравилось возить нас всех в ресторан, а затем насиловать мою сестру. Внезапно мне стало грустно и я на мгновение отложила хлеб.

— Думаешь? — спросил Аарон, переводя взгляд с одного на другого, словно он не до конца был в этом убежден. — То есть, тогда это бы объясняло, почему он здесь.

— Что связывает сына члена банды с аристократкой из Оак Вэлли? — спросила я, пожимая плечами, когда внимание Оскара переключилось на меня. — Лишь одно: член, — наконец я взяла кусочек хлеба и вцепилась в него, заслужив приподнятую бровь от Оскара и улыбку от Аарона.

Хаэля и Кэла нигде не было видно, они, как обычно, прочесывали окрестности и собирали сплетни.

Пока что единственной интересной сплетней, с которой я лично столкнулась, была в том, что Тринити сделала пластику на грудь, когда ей исполнилось шестнадцать. Ничего примечательного, если не считать самодовольства, которое я испытывала, зная, что девушки из Прескотта грудь настоящая. Я имею в виду, мы в любом случае, не могли себе позволить фальшивые сиськи. Но в остальном, похоже, наша таинственная женщина чиста и непорочна.

Или же она очень, очень хорошо хранит в тени свои секреты.

Оскар Монток

На протяжении пяти недель я наблюдал за Бернадетт и ждал подходящего времени двигаться дальше. В день вечеринки-игры в «Загадочное убийство» я почто сделал это, выложил ей все начистоту, чтобы она услышала. Конечно, Виктор все испортил нахрен, когда перебил нас.

Если честно, я бы в любом случае, скорее всего, пошел на попятную и сказал что-то, о чем бы пожалел. Как бы сильно я не старался держать Бернадетт на расстоянии вытянутой руки, она продолжала наступать. В этом плане она слишком погрязала в нашем мире, чтобы я спасал ее, уводя подальше.

Все, что я могу сделать сейчас, — это помочь ей принять темноту.

— Куда ты идешь? — спросила она, когда увидела меня, стоящего у двери в коридор, одетый в черные джинсы и толстовку Оак Вэлли.

Не спрашивайте, как я достал ее. Очевидно, что украл. Я могу быть не очень хорошо в этой области, как Каллум, но вы не выживете в Прескотте, не научившись брать то, что вам нужно.,

— У одной из подруг Тринити, — начал я, безэмоционально указывая на свое лицо, — очень длинный язык. Я узнал от нее, что у Тринити были планы сегодня ночью.

Бернадетт кратко кивнула.

— Учитывая то, на что ты сейчас указал, предположу, что это подруга с ужасной операцией на нос?

Я уставился на нее, но шутка не удалась, потому что я отказался над ней смеяться. Потому что я так чертовски сильно беспокоюсь о том, чтобы все время контролировать себя. Сейчас это просто сила привычки, что-то, с чем я научился жить. Но эта привычка, за которую я буквально готов убить, чтобы избавиться от ее.

Опять-таки, я убиваю по всем причинам.

— Ладно, не важно, — сказала Берни, стоя в свободной футболке и заимствованных боксерах.

Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать, что на ней были мои боксеры. Мои пальцы дрогнули, а потом сжались в кулак.

Вид ее в моей одежде вызвал у меня чувство.. невозможности. То есть, я понятия не имел, как себя вести. Эмоции прожигали меня, словно пламя, но им не было другого выхода, кроме моего злого языка.

— Почему бы тебе не присоединиться к Виктору в душе? Мне для этого не нужно компаньон, а твои навыки принадлежат другой области, — я моргнул от кислого ощущения своих слов, контактные линзы, которые я надел, жгли глаза, так как я слишком долго держал их открытыми.

— Ты, что, только что.. назвал меня шлюхой? — спросила Берни, положив руки на бедра и опустив взгляд в пол, ее зеленые глаза на короткое мгновение были закрыты. — Потому что если да, то у тебя проблемы.

Я чувствовал, как вся эта ненависть и боль внутри меня превратилась в затяжной узел, а затем я едва ли заметил, как фыркнул.

— Надень что-то подобающее, и встретимся в коридоре, — я вышел и хлопнул за собой дверью, только чтобы обнаружить Кэла, ждущего у дальней стены. Он опирался одной ногой на панель позади себя, руки засунуты в передний карман толстовки. — Не сегодня, — предупредил я его, проходя мимо и остановившись под ужасно нелестной картиной импрессиониста.

Такое ощущение будто картину Клода Моне «Поле маков у Аржантея» выблевал рот дилетанта.

Я с усмешкой посмотрел на стену, потому что искренне презирал богатых.

Мой отец был одним из них. Он считал себя аристократом. А потом, однажды, он обнаружил, что мы потеряли все, у него прищелкнуло. В итоге я оказался в яме, в наполовину задушенном состоянии и с обвитыми руками мертвой матери вокруг меня. Моя кожа покрылась мурашками из-за дрожи, которую я не мог контролировать. Каждый раз, когда эти мысли становятся слишком громкими, что я не могу дышать, я набивал новую татуировку или прокалывал новый пирсинг, и боль отгоняла их, как крест, которым орудует экзорцист.

— О, не облажайся ради себя же, — предупредил Каллум, и я обернулся назад, чтобы посмотреть на него и увидеть, что встал и откинул капюшон. Однажды, после того, как это случилось, я позволил Кэлу обнять меня. Лишь один раз. Это длилось десять минут, а потом я никогда не позволял никому после этого снова касаться меня. Но мы оба помнили это. Он всегда бы самым близким моим другом в Хавок. — Расскажи ей, почему ты борешься, расскажи, что любишь ее, и потом перестань, блять, наказывать себя. Богом клянусь, у меня только что был тот же самый разговор с Бернадетт.

Каллум замолчал, когда открылась дверь и она появилась, как по зову..одетая сверх моих боксеров-шорт в одну из моих гребанных рубашек и галстуке.

— Нашла подобающую одежду, — язвительно заметила она, надев каблуки, которые были настолько высокими, что было почти непристойно. — Куда мы идем?

— О, собираешь пошпионить? — озорно прошептал Кэл, останавливаясь, чтобы поцеловать Бернадетт в щеку, когда он проходил мимо. — Место безопасное. Здесь не так много людей, кто не является учеником. Ты будешь в безопасности, но смотри в оба и постарайся не попасться.

Он скользнул в комнату, словно тень, оставив меня и Бенрадетт одних.

— Я с трудом назвал бы это подобающим нарядом, — съязвил я, и она подняла бровь.

— Я с трудом назвала бы тебя подобающим бойфрендом. Что ты там мне говорил? Ты хотела меня, так получай.

Я визуально сморщился, стиснув зубы и на короткое мгновение закрыв глаза. Какая неуклюжая вещь с социальной точки зрения, чтобы сказать. Но я сказал. И еще я имел это в виду. Чего Бернадетт не понимала, так это то, я пытаюсь. Я отдал ей себя. Я сдаюсь, но это похоже на медленное таяние льда с ледника.

— Пошли, — я повернулся и пошел по коридору, словно знал, куда иду.

На самом деле я просто следовал цифрам на дверях, пока не дошел до той, что искал. Я достал украденный ключ из кармана, тот, что Кэл выкрал у садовника, а затем открыл дверь.

Это была всего лишь пустая комната, немного больше и красивее, чем соединенные номера, что были у нас, но в ней не было ничего интересного. Все, что я знал, — это, что здесь Тринити проведет следующие несколько часов.

— Она встречается с кем-то здесь? — спросила Бернадетт, но я не знал, поэтому лишь покачал головой.

— Ее подруга.. — начал я, и она перебила меня.

— Операция На Нос.

— Как бы ты ее не называла, — продолжил я с легким рычанием. Бернадетт улыбнулась, когда увидела эту трещину в моей сдержанности, но я сделал вид, что не заметил. — Она сказала, что Тринит не смогла прийти на какой-то вечер кино в ее номере, потому что она будет в этом. Я не знаю, что это значит или что она делает, но мы узнаем.

Комната состояла из двух частей, маленькой гостиной с камином и баром. Через раздвижную амбарную дверь видна кровать, но я держался от нее подальше. С Бернадетт в моей рубашке и со мной в этом настроении..

Жаль я не упаковал веревки.

— Может нам подождать в шкафу или вроде того? — спросила Берни, обходя комнату и позволяя своим пальцам пробежаться по спинке дивана, декоративному столику сбоку, поверхности бара. Я наблюдал за ней, словно мои глаза были заколдованы, словно я не мог отвести взгляда, не выцарапав при этом глаза из черепа.

— Зависит от того, как быстро ты сможешь найти укрытие, — ответил я, открывая большой шкаф рядом с камином.

Всего есть шанс быть пойманным, и не важно, где ты спрятался. Но вот, почему я взял нож. И револьвер.

Я закрыл шкаф — в нем не было ничего, кроме дополнительных дров для камина — когда Бернадетт открыла огромную гардероб, который был достаточно большим и с легкостью вместил бы двух людей.

— Это должно подойти, — сказала она, а затем залезла в него и прислонилась к стене.

Вполне приличное место, чтобы спрятаться, учитывая характер этой игры. У Тринити уже есть номер, так что, очевидно, она не останется в этой. Зачем ей вообще открывать гардероб, если не нужно убирать одежду?

Я присоединился к Бернадетт, занимая противоположную сторону пространства и закрывая за нами дверь. Тонкая полоска света разрезала ее затененное лицо пополам, но это единственная часть ее лица, которую я мог видеть.

— Разведка – это невероятно скучно. Поэтому мы обычно заставляем нашу команду заниматься такими вещами, — мой голос был довольно тихим, так чтобы, если Тринити быстр зайдет в комнату, звук открывающейся двери мог бы полностью заглушить его.

— Так давай превратим это в нечто менее скучное, — подразнила она, оттолкнувшись от стены и направляясь ко мне. Я позволил ей, позволил ей прижаться своим телом к моему. Мой член зашевелился в джинсах, а челюсть была стиснута так сильно, что болели зубы. — Скажи мне, почему ты все время такой вредный.

— Потому что, Бернадетт, — прорычал я в ответ, потянувшись, чтобы взять ее подбородок. Она позволила мне впиться татуированными пальцами ей в лицо, а затем победоносно улыбнулась, потому что сейчас я снова коснулся ее по своему желанию. Но я не остановился. Наоборот, другой рукой я обнял ее за талию. На долю секунды я просто держал ее вот так, упиваясь тем, что я не такой уж ужасный, злой и беспокойный, как мне кажется. Потому что я мог держать девушку в своих объятиях, и мне это нравилось. Даже если я давился словами, которые мне нужно было сказать, словно кашлял кровью. — Я сломлен. Мой отец пытался задушить меня, а затем обвил руки моей мертвой матери вокруг меня и толкнул меня в темную яму.

После этого заявления наступила долгая тишина, но вот она, травма, которая повторялась в моей голове почти каждый день. Это невозможно забыть. Я знаю, что мне с легкостью могли диагностировать все виды эмоционального расстройства, и я никогда об этом не беспокоился до нынешнего момента.

До Бернадетт.

— Вот, почему ты был девственником, — повторила она, и я снова поморщился от этого слова.

Его звучание заставляло меня подумать о чистом, нетронутом снеге и краснеющих молодых девочках. Ничто из этого не имело ко мне отношения. Я воздерживался исключительно из инстинкта самосохранения — инстинкта, что если я зайду с одной из этих женщин слишком далеко, то могу причинить ей боль.

— Разве мы уже не проходили это? — спросил я, но Бернадетт скептически посмотрела на меня, и я опустил руки с ее лица. — Если тебя это так сильно беспокоит, я пойду у трахну кого-то другого, чтобы в моем списке было больше имен. Я никогда не догоню Хаэля, так что воспринимай его грандиозные достижения такими, какие они есть.

— Хватит придираться к нему, — отчитала она, потянувшись ладонью, чтобы коснуться моего лица. Я содрогнулся, но позволил ей. — Я не злюсь, что ты был девственником. Я просто удивлена, вот и все. Этого я не ожидала.

Мгновение мы смотрели друг на друга в тихой темноте, пока Бернадетт не отошла назад на несколько сантиметров и не заправила несколько длинных прядей волос себе за ухо.

— Ты хочешь, чтобы я продолжила касаться тебя? — спросила она, а я пытался контролировать дыхание. Здесь было слишком темно и тихо. Она узнает, если у меня будет слишком сильная реакция. Или, может быть, она, блять, уже знала? Потому что обычно она бы не спросила меня, может ли она коснуться меня. Она просто делала это. Она касалась меня до тех пор, пока я не почувствовал, что разваливаюсь изнутри, сгнивал до самого своего ядра. И все же..это она пыталась. Это Бернадетт прилагала усилия на арене, где я до сих пор терпел поражение. — Или хочешь, чтобы я отстала?

— Я хочу, чтобы ты прикасалась ко мне, — сказал я, и даже это звучало, как оскорбление.

Бернадетт подняла на меня глаза, а потом медленно и осторожно опустилась на колени передо мной. Я не остановил ее, когда она расстегнула мои джинсы, высвобождая татуированную длину моего члена. Ее большой палец нашел пирсинг снизу и потирал его, пока она взяла мой кончик в свой горячий рот.

Мое дыхание вырвалось с шумом, и я откинул голову назад, зная, что это глупое, но все равно позволив этому случиться. Не знаю убил бы меня Каллум за такое опасное решение... или поаплодировал бы мне.

Бернадетт полностью обвила руку вокруг основания моего ствола, позволяя ее слюне стекать по моей длине. Она использовала эту влагу как смазку, чтобы толкаться рукой, облизывая и сося кончик моего члена, когда мои пальцы зарылись ей в волосы. Другой рукой я схватился за деревянную дюбель, на который вешали одежду, и сжал его, пока не услышал точный хруст.

Другой рукой Бернадетт взяла мои яйца, массируя их и вызывая из моего горла звук, на который я не был уверен, что способен, который звучал слишком человеческим.

В миг я обнаружил, что двигаюсь, потянув Бенрадетт за волосы вверх и прижимая ее к задней стенке шкафа. Мои руки удерживали ее запястья, пока я целовал ее, пробуя на вкус соленость своего предъякулята на ее языке. Когда я отпустил ее, мои руки опустились прямо на эти боксеры и стянули их вниз по ее бедрам, пока они не достигли пола.

Она не сопротивлялась мне, когда рукой подцепил ее левое бедро и поднял ногу, входя в нее, и прижимаясь губами к ее, поймал отчаянный стон, слетевший с ее рта. Мы целовались так глубоко, пока я трахал ее, что я не знаю, о чем, черт подери, говорил. Я ненавидел, когда меня касались? Как я вообще мог, когда это ощущается вот так?

Конечно, травма сама по себе не решится в мгновение ока. Я знал, что, как только мы здесь закончим, я снова почувствую, как меня охватывает холод, эти моменты дрожи, которые накатывают глубокой ночью.

Пока мы трахались, пока я вдалбливал ее в стену и хотел бы рассказать ей чертовски все, что нужно обо мне знать..дверь в комнату открылась, и я услышал тяжелые шаги.

Мои руки накрыли рот Бернадетт, но я не двинулся, даже для того, чтобы выйти из нее.

С моей позиции было не сложно видеть через щель в дверях.

Джейм Баррассо стоял перед баром, глаза осматривали внушительное количество бутылок со спиртным на стене позади него. Он выбрал дорогой виски и налил себе выпить, прежде чем плюхнуться в кресло перед пустым камином.

Бернадетт слегка поправила свое положение, но я не отпущу ее. Я сказал себе, что этот потому, что будем сильно шуметь, но на самом деле это потому, что я не хотел двигаться. Она горячая, скользкая и тугая, а я слишком эгоистичен, чтобы от этого отказаться.

Менее через минуту дверь снова октрылась, и появилась Тринити Джейд, одетая в красное платье, которое было на ней на ужине. К этому моменту мое дыхание синхронизировались с дыханием Бернадетт, и никто из нас вообще не шевелился, связанные вместе и застывшие в тени.

— Джимми, — сказала Тринити, останавливаясь рядом с его креслом и забирая из его руки стакан, полный виски.

То, как она прикасалась к нему, говорило об определенном чувстве близости. Бернадетт, конечно же, думала, что это потому, что они трахались. Потому что так функционировали многие люди, они жили в сексе и интригах. Я думал, что в этом было что-то еще.

— Итак, как обстоят дела? — спросил он, а я изо всех сил старался не шевелиться, горячая киска Бернадетт все еще была обвита вокруг моего члена.

Если бы эти ублюдки не ворвались в наше пространство, я бы все еще двигался внутри нее, слушая ее тяжелое дыхание и наслаждаясь ощущениями ее ладоней на моей груди.

Вместо этого мы застряли и смотрели за разыгрывающейся перед нами нелепостью.

— Как обстоят дела с чем? — огрызнулась Тринити, словно она была разочарована чем-то.

Скорее всего чем-то, связанным с Виктором Ченнингом. Этот мужчина знал, как привязать к себе женщину и заставить ее желать большего.

Джеймс рассмеялся, вставая со своего кресла и проведя пальцами вниз по лицу Тринити. Было что-то в форме их профилей, что заставило меня гадать, не были ли они в родстве. Пока Джейм не наклонился вперед и не завладел ее ртом, словно он принадлежал ему, целуя ее жестко и глубоко и заставляя ее прижаться спиной к камину. Она выронила стакан из-под виски, и он разбился у их ног.

— Блять, — выдохнула Берни, все еще сжимая меня, не имея возможности двигаться, ее тело было мокрым, горячим и узким. — Я ни черта не вижу.

— Шшш, — прошептал я, впиваясь пальцами в ее задницу и молясь, чтобы я не кончил от одного ее прикосновения.

Трение было приятным, но мне это было достаточно. Мне не нравилось, когда меня касались. Возможно, мне никогда не понравится, когда меня касается другой человек, пока я жив. Но Бернадетт — это другое. Я прижал ее ближе, и она проворчала, этот звук был замаскирован стонами, вырывающимися из бледного, с голубой кровью горла Тринити.

— Ты знаешь, о чем я, детка, — сказал Джимми, и мне потребовалось усилия, чтобы сдержать свое призрение.

Этот мужчина — свинья, некультурный сын удачливого члена банды, который думает, что мир принадлежит ему, потому что папочка знает, как пролить немного крови и вести нечестный бизнес так, чтобы его не поймали.

Его убийство стало было моим самым большим достижением за год. Ну, возможно, вторым, после ощущения пухлой задницы Бернадетт в моей руке, ее бедра, лежащего в другой, ее сладкой киски, сжимающей мой член и от которой у меня сводило зубы, пока я держал их стиснутыми, чтобы не кончить.

— Разве? — кокетливо ответила Тринити, проводя пальцами вниз по застегнутой рубашке Джеймс спереди. Он издал резкий смешок и отцепил ее пальцы от лацкана своей рубашки, сделав шаг назад. — О, прекрати это, — отчитала она, следуя за ним. — Ты не можешь ревновать к Виктору Ченнингу.

— Ты хочешь трахнуть его, не так ли? — спросил Джеймс, закурив сигарерту.

Он смотрел на девушку, словно она была трофеем, который должен висеть на стене.

— Я собираюсь выйти за него замуж, — выплюнула в ответ Тринити, словно это был ответ на вопрос Джеймса

Она пошла к бару и налила себе еще один стакан виски, пользуясь преимуществом бара в комнате, словно владела этим местом. Это было не так, я проверил. Я бы не за что не позволил нам приехать сюда, если бы она владела им.

— Нет, не выйдешь, — ответил Джеймс промасленным голосом, когда снова подошел к Тринити и схватил ее за подбородок. — Наш отец..

— Твой отец, — резко возразила Тринити, убирая волосы назад с лица. — Он определенно точно не мой.

— Только по крови, — парировал Джеймс с очередным смехом, и Бернадетт напряглась в моих объятиях, когда она пришла к тому же странному и внезапному выводу, что и я.

Джеймс и Тринити..оба дети Максвелла Баррассо.

И, очевидно, это не мешает им трахаться друг с другом.

Интересно.

— Я выйду замуж за Виктора Ченнинга, нравится тебе это или нет, — резко ответила Тринити, слегка вздрогнув, когда Джеймс сжал ее лицо в своих пальцах.

Но затем он наклонился и прижался своим ртом к ее, дыша у ее раскрытых губ.

— Нет, если я смогу помочь, — оспорил он с очередным смехом, когда ее ладони поднялись и легли ему на грудь.

Их рты снова встретились, языки сплетались, а потом дверь открылась и один из учителей Оак Вэлли прочистил горло, чтобы привлечь их внимание.

— Ладно, вы двое, на выход, — он показала большим пальцем в направлении коридора, когда лицо Тринити покраснело и она пролезла под руку Джеймса. Этой девушке важны скандал и приличие. Интересно, знает ли ее отец, что его дочь — результат семени другого мужчины?

Готов поспорить, что не знает.

И я просто уверен, что компания ее дедушки не нуждается в дополнительном притоке денег.

Все это имело бы смысл, если Офелия знала правду о происхождении Тринити или о том, что она трахается с мужчиной, у которого наполовину та же кровь, что и у нее. Инструмент для шантажа, что-то, что отнимет у Тринити статус ребенка мультимиллиардера.

Нам нужно поговорить с Виком. Немедленно.

— Хорошо, хорошо, старая ханжа, попридержи коней, мать твою, — пробормотал Джеймс, выпивая остатки виски и, уходя, бросил стакан на пол.

Ему похрен, что скажет учительница Оак Вэлли, а Тринити нет.

Ее волновала репутация и внешний вид.

Его определенно нет.

Учительница вздохнула и подобрала разбитый стакан, убирая беспорядок, а потом ушла и закрыла за собой дверь.

Со стоном мы с Бернадетт разъединились, и ощущения ее киски, скользящей по моему все еще твердому члену, было почти достаточно, чтобы я достиг оргазма. Но я не могу продолжать, увидев, что я только что сделал, не так ли?

Я уставился на Бернадетт, гадая был ли мой взгляд настолько интенсивным, не обжигал ли он ее, когда она смотрела на меня в ответ. Я сжал руки в кулаки, чтобы побороть поток гормонов. Я больше, чем мое тело. Я умнее него и его порывов.

— Что, блять, мы только что увидели? — пробормотала она, когда взяла боксеры, надела их обратно, в то время как я поправлял свои штаны.

— Сюжетный поворот, — мягко ответил я, у меня голова шла кругом, когда я думал о том, как мы могли бы использовать его. — Тот, что можно полностью изменить ход игры.

— Подожди, когда Виктор об этом услышит, — начала Бернадетт, но затем она посмотрела на меня, и я выдержал ее взгляд.

Прежде чем я смог осознать, что делаю, я прижал ее к стене, а она разорвала мои штаны.

Мои бедра вдалбливали ее в стену, пока мы вместе скользили в неистовом шторме с когтимыми пальцами и голодными ртами. Я даже не потрудился снять боксеры, отодвинув их в сторону, чтобы просто быть ближе к ней. Единственный человек в мире, которого я на самом деле хотел касаться.

Это не продлилось долго, но оно и не должно было.

Бернадетт сегодня вечером задала мне вопрос: хочешь, чтобы я продолжала касаться тебя?

Теперь она знала правду: я хочу.

Отчаянно хочу.

Бернадетт Блэкберд

После трехдневных выходных в шикарном лыжном домике, полном газиллионеров и сестер-трахальщиц (я знала, что с этим Джеймсом Баррассо что-то не так), вторник в школе Прескотт был той еще тягомотина. Я до сих пор была в шоке от той херни, которая происходила между Джеймсом Баррассо и Тринити Джейд. Я тут же предположила, что они трахались, когда увидела его на ее идиотской вечеринке-игре в «Загадочное убийство», но это...это было больше, чем я могла себе представить.

Они родственники.

Тринити — дочь Максвелла Баррассо.

Я задрожала и провела рукой по лицу. Конечно же, инцест. Как будто этот сюжет и так не был достаточно извращенным.

Я была так занята проигрыванием этой сцены в голове, что совсем не слышала мистера Дарквуда. Он проходил мимо с листом, объясняя наше следующее эссе, а потом специально остановился у моей парты, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.

— Ты же не вручишь мне очередную нелепую бумажку о слове «эбоновый», не так ли? — спросил он, а я просто уставилась на него в ответ, словно он, блять, выжил из ума.

Я не ненавидела этого парня, но, черт подери, он знал, как меня разозлить.

— Вообще-то, я планировала специально написать о том, как девушки стыдят других девушек за то, что не убирают воском волосы, которые естественно растут у них между ног. Словно от того, что ваша пизда выглядит, как в препубертатном возрасте, она становится сексуальнее. Опять-таки, я, стыдящая их за депиляцию воском, это сама по себе мезогиния. От того, что женщины принижают друг друга из-за чего-то настолько тривиального, тошнит, не так ли? Явно это инструмент патриархата.

Мистер Дарквуд смотрел на меня долгую гребанную минуту, а потом отправил меня в кабинет директора с запиской, в которой причиной за мое исключение с урока были написаны «вульгарность» и «дерзость». Не то, что бы это имело значение, учитывая, что теперь Ванн был собачкой Хавок, но какая разница.

Я решила пойти в уборную, чтобы освежить помаду, когда увидела Стейси Лэнгфорд, направляющуюся в кабинет Ванна с такой же запиской в руке. Она не увидела меня, так как уже была на полпути, и я открыла рот, чтобы окликнуть ее.

Вот тогда-то и началась вся эта хренотень, из которой состоял вторник в школе Прескотт.

Мужчина вошел в школу, словно владел этим местом, и посмотрел на Стейси.

— Ты Стейси Лэнгфорд? — спросил он, и она остановилась, повернувшись, чтобы посмотреть на него с вскинутой бровью и выражением лица, пропитанным скептицизмом и презрением.

— Кто, блять, хочет.. — начала она, но не закончила предложение, потому что мужчина достал пистолет и всадил пулю прямо ей в голову так быстро, что я едва ли успела моргнуть.

Ее тело упало на пол, когда стрелок достал лыжную маску со своего кармана и надел ее, направляясь прямо в класс мистера Дарквуда. Он шел с одной лишь целью на уме, которая сказала мне одну особенно важную вещь: он искал меня.

— Что здесь происходит? — огрызнулся мистер Дарквуд, открывая дверь и побледнев, когда увидел, с чем столкнулся.

Он щелкнул замком двери кабинета, вышел в коридор и захлопнул ее за собой, а потом бросился на стрелка.

Этот ход удивил меня, но еще выиграл мне достаточно времени, чтобы прошмыгнуть в женский туалет на первом этаже, в тот же, где однажды Билли и Кали прижали меня в угол с их лакеями.

Звук второго выстрела был приглушенным, но отчетливым. Мужчина определенно использовал глушитель и дозвуковые пули, чтобы все было тихо.

Мое дыхание было настолько учащенным, что я не слышала ничего, кроме него, эхом раздающегося по закрытому пространству уборной. Находиться здесь не очень хорошая идея. Если один из этих придурков «Банды грандиозных убийств» войдет, я в жопе. Куда мне идти, запертая в гребанном туалете школы Прескотт?

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы собраться. Этого я не ожидала. Из всех вещей этого я не предвещала. А должна была, не так ли?

Успокойся, Бернадетт. Эта школа, как бы дерьмовой, плохо спонсируемой и ужасной она не была, принадлежит Хавок. Она принадлежит тебе. Веди себя как королева, коей ты с такой гордостью себя назвала.

Достав телефон из заднего кармана, я думала стоит ли звонить или писать одному из парней. Что если их телефоны не на беззвучном и тогда звук выдаст их второму нападающему? Я решила, что, по крайней мере, должна написать им.

Мне не пришлось думать, что писать. У нас было кодовое слово на такой случай.

Бред сивой кобылы.

Я отправила только это сообщение всем парням, а потом поставила свой телефон на беззвучный и засунула его обратно в задний карман. Скорее всего, они уже искали меня.

Я прошмыгнула через дверь, заставляя себя дышать медленно и ровно. Тишина — вот моя цель. Я старалась быть настолько тихой, как гребанная мышь, что жила за стеной шкафчиков в основном здании.

Теперь в шкафчиках были дыры от пуль. Это то, чего, несмотря на гнусную историю школы и посещающего ее сброда, здесь никогда раньше не было. Я стояла в дверном проеме уборной, спрятавшись в маленькой нише, прислушиваясь к шагам. Я другой части школы я услышала еще выстрелы.

Сердце замерло в горле, хоть я и знала, что мальчики лучше смогут постоять за себя, чем я. Видите, в этом проблема любви: она иррациональна. В ней нет смысла. Это такая вещь, которая заставляет вас засиживаться допоздна, держа ладонь над желто-оранжевым пламенем свечи, только чтобы увидеть, обожжет ли она вас. Конечно, обожжет. Свечка обожжет вас так же, как и любовь.

Она меня опалила, вот и все.

Заработала система тревоги, этот ужасный рев сирены, напоминающий тот, что используют в зонах с торнадо. Он сопровождался автоматическим сообщением, которое снова и снова повторяло: стрелок в кампусе, стрелок в кампусе.

Пока что берег чист. Все двери кабинетов будут заперты и заколочены изнутри, шторы опущены, ученики спрячутся под партами или в кладовках. Было ощущение, что мир стих.

Сейчас или никогда подумала я про себя, потому что у меня не будет шанса лучше этого, и я определенно не застряну в уборной без окон, где некуда идти и невозможно себя защитить. Бедная Стейси Лэнгфорд.

Я буду скучаю по этой сучке.

Мой мозг переключился в режим выживания. Выбраться, достать один из спрятанных пистолетов, вернуться, спасти мальчиков. Это не все, Бернадетт осознала я, пока старалась сохранять шаги легкими, двигаясь настолько быстро, насколько могла, не позволяя своим подошвам скрипеть по линолеуму. Ты, прямо как Хаэль. Ты всегда хотела быть хорошей.

Часть меня, которую я не могла сломать, хотела спасти мисс Китинг, и нашу учительницу-лесбиянку по математике мисс Эдди, и даже глупую Билли, потому что мне было жалко ее ребенка.

И именно поэтому я не смогла убить Кали.

Потому что мне было больно смотреть в ее глаза, когда мои руки обхватывали ее горло. Не из-за нее. Из-за меня. Я не хотела видеть, как тот, кто раньше был моим лучшим другом, умирал подо мной в лесу.

Я начала бежать, когда услышала, как открылась дверь, и потом инстинктивно легла на пол. Пули осыпали вход в школу, когда я перекатилась на одну сторону и оказалась прижатой к двери кабинета охраны, а слева от меня стояли шкафчики, временно защищающие меня от стрелка.

Это шкафчик Вика подумала, посмотрев на него. Тот же гребанный шкафчик, у которого он стоял, когда я позвала Хавок. Чувство, которое я испытала, было сюрреалистичным, когда я поднялась на ноги, зная, что из темного и пустого кабинета не придет никакой помощи.

Впервые сегодня я смогла пронести маленький складной нож в кампус прямо мимо менталоискателей, копов и собак-ищеек. Попросив Кэла научить меня нескольким трюкам, я, возможно, только что спасла себе жизнь. Блять, спасибо, потому что это единственное оружие, которое у меня было. И еще карандаш, который я случайно взяла с собой, когда мистер Дарквуд выгнал меня из класса.

Его тело было не так далеко от места, где я присела, пунцовая лужа распростерлась под ним. Была возможность, что он все еще жив, так как его пальцы подрагивали. Стейси, наоборот…ну, я просто не буду смотреть на тело Стейси.

Через несколько секунд стрелок появится в поле зрения, и это будет моим единственным шансом оказать сопротивление. Я достала нож из заднего кармана, прижалась к земле и была готова при первой же возможности наброситься на этого ублюдка.

Мужчина появился секунду спустя. Он ожидал, что я буду здесь, но не предполагал, что я брошусь вперед и пырну его ножом в верхнюю часть бедра. Он попятился назад в море красного цвета, когда я встала, а потом бросилась ему на живот. Мы вместе упали на пол, когда я достала карандаш из своего кармана, втыкая его насколько могла сильно в глаз мужчины.

Как бы я не колебалась с Кали, я не могла колебаться сейчас.

Я встала, пока он истекал кровью и копошился повсюду, потянувшись за пистолетом, который отлете при падении. Я бы смогла взять и его, если бы из столовой не появился второй стрелок. Вместо этого я опустилась, ползая к одному из альковов этого коридора. Каждая дверь встроена, а по обеим сторонам располагались ряды шкафчиков, что дало мне достаточно места, чтобы спрятаться.

Мужчина, которого я только что пырнула ножом уже был мертв, застрелен своим товарищем по оружию при его бешеной попытке застрелить меня

Я прислонилась к двери, все еще тяжело дыша, зная, что даже если бы я стучала или кричала, никто бы меня не впустил. Им не нужен был волк в овечьей шкуре. Прикусив губу, я почувствовала, как из меня вытекли весь страх и замешательство. Они уже знают, где ты, Берни, так, что ты теряешь?

Я приставила руки по обеим сторонам своего рта и завыла. Слов не было, но я определенно звала сюда Хавок. Где мои псы войны? Вот что я спрашивала простым, первобытным звуком.

Мой новый нападающий, который был так чертовски предан «Банде грандиозных убийств», что выстрелил в своего раненного друга, чтобы добраться до меня, открыл по мне огонь еще до того, как он завернет за угол настолько, чтобы увидеть, где я стояла. Пули сами себя хоронили в стене и металлических дверях шкафчиков, пока я опустилась на корточки, готовая применить тот же трюк во второй раз.

Я слышала, как открылась дверь, слабый чей-то крик в ответ на мой вой, а затем шум захлопнувшейся двери. Из-за шума стрелок на мгновение замер, поворачивая голову, чтобы рассмотреть новую угрозу. Я не стала ждать, даже не на мгновение биение сердца, вставая и обходя угол достаточно быстр, что смогла обхватить рукой горло парня, прежде чем он смог выстрелить.

Я повисла на нем сзади, сжимая его изо всех сил и позволяя своим ногам оторваться от пола, пока он бился в конвульсиях. При этом в движение включился вес моего тела, что дало мне дополнительную силу, необходимую для того, чтобы справиться с человеком, который намного больше меня.

Это парень был умнее предыдущего. Он внезапно наклонился вперед, пытаясь сбросить меня со своей спины, когда я обхватила его своими толстыми бедрами и держалась за жизнь — буквально.

Двое мужчин вышли из-за угла, пока я боролась…за ними еще чертверо.

Шесть, плюс тот, которого я уже душила, итого — семь.

Семь ублюдков «Банды грандиозных убийств» в моей дерьмовой школе.

Я в жопе. Пиздец в какой жопе.

Затем я увидела кровь, пятна на одежде только что появившихся мужчин. Они уже убили людей. И, увидев, что, скорее всего, они пришли сюда, что передать привет Хавок, меня переполнил первобытный страх, что один из парней может быть мертв.

Шум, похожий на взрыв машины, раздался по коридору, — это звук выстрела из оружие без глушителя. Один из солдатов «Банды грандиозных убийств» упал на землю, у него из головы вытекала кровь, пока большинство мужчин повернулись, чтобы посмотреть, откуда выстрелили. Мне сложно сказать, что именно происходило, так как я все еще находилась в разгаре первобытной борьбы за свою жизнь, но…но я вполне уверена, что видела маску с лицом скелета, появившееся из отверстия, где была вентиляция.

Кто бы это не был — давайте будем честным, должно быть это Каллум — он может быстро отступить обратно под потолок, если понадобится. Это отвлекающий маневр, чтобы я нахрен выбралась отсюда. По крайней мере я достаточно умна, чтобы это понять.

Я отпустила мужчину, которого душила и повернулась, ненавидя свои каблуки и благодарная за то, что самая талантливая сучка в Прескотте. Не люблю на них бегать, это больно, но, если нужно, я побегу. Я бы сняла их, если бы они не были на ремешках.

Я вышла через главный вход и прошла вниз полпути на лестнице, когда врезалась в Джеймса Баррассо.

Он улыбался мне, и от этого вида мне захотело вырвать.

Нечто, сказанное им той ночью, горело огнем в моей голове. «Нет, если я смогу помочь». Таков был его ответ, когда Тринити заявила, что выйдет замуж за Вика. У меня было плохое предчувствие, что все это было именно тем, что он имел в виду.

— Схватите ее, — сказал он мужчинам, стоящих рядом с ним. Их руки потянулись ко мне, но мне было некуда идти и ни с чем бороться. Я все равно на них замахнулась. Как кошка, прижатая собакой, я буду сражаться своими когтями. — Мы используем ее, чтобы выманить сюда Виктора.

От первого удара в челюсть было больно, но второй удар в живот выбил из меня весь воздух. Затем стало слишком много ботинок, бьющих меня по спине, по животу, по голове.

В итоге я захлебывалась кровью, лежа на траве перед школой Прескотт.

— Ты жалкая, — прошептала Кали, снова появляясь в первые с момента, когда я трахнула Виктора в шкафу. Стоя позади нее, я увидела вех остальных тоже. Видела Корали Винсент, Найла Пенс и Иви Хайтауер, Эрика и Тодда, Митча и Логана. Я настолько запуталась в собственном дерьме, что написала настолько реальную метафору в моей голове, что видела ее сейчас, прямо перед собой, с широко открытыми глазами. — Твой конец всегда должен был быть таким.

Джимми подкрался ко мне, пытаясь перевернуть меня своим ботинком. Но я не собака. Я не исполняю трюки. Когда он не смог заставить меня сдвинуться, то пнул меня настолько сильно, насколько мог, и меня стошнило кровью. Это было вынужденная мера, я ничего не могла поделать.

— Тупая, фригидная сука, — огрызнулся он со смехом, наклоняясь, чтобы посмотреть на меня. — Тебе повезло, что твой приятель наткнулся на нас на вечеринке, — он убрал волосы с моего лица, пока я лежала, а надо мной стояли и злорадствовали все мои провалы, критики, предатели. Так я хотела умереть? Молчаливая и истекающая кровью? — Я собирался трахнуть тебя, а потом убить. Но это лучше.

Он встал и вытащил пистолет из кобуры на плече, его глаза цвета моря была пусты и холодны, как бутылка с запиской, которая вечно будет дрейфовать по разъяренному морю. Дуло наставлено на меня. Я смотрела прямо в лицо Смерти в обличии женоненавистника, трахающего сестру.

Черт подери, ни за что.

— Виктор Ченнинг, у меня твоя девочка! — крикнул Джеймс, смотря на школьные окна с задвинутыми шторами. — У тебя две минуты, чтобы притащить сюда свою задницу.

Дыши, Бери, дыши. Я решила, что сейчас моим лучшим вариантом будет наброситься на Джеймса, как я сделала с первым нападающим, заехать локтем ему по члену. Возможно, он выронит свой пистолет? Возможно, я смогу взять его? У меня не так много опций, что могла сделать.

Но я буду бороться до тех пор, пока бесконечная темнота наконец не заберет меня, это я вам обещаю.

Одна из машин через дорогу — винтаж, принадлежавшая одному из членов нашей команды — взорвалась, омывая воздух желтым и оранжевым пламенем. Одной теплой волны было достаточно, чтобы заставить Джеймса попятиться, а потом случился второй взрыв. Затем третий.

Хаэль.

Я встала на ноги и побежала, истекая кровь и сломленная, но не поверженная.

Нет, никогда не поверженная.

Никогда.

Каллум Парк

Дестью минутами раннее…

Пахло бедой.

Я точно это знал, потому что ловил намек на нее, прежде чем случится какое-то дерьмо. На вкус это предчувствие было как мокрая медь на языке, а запах был резким, как спирт для растирания. Еще до того, как мой телефон завибрирует в кармане из-за входящего сообщения, я это чувствовал.

Что-то не так.

Проигнорировав монотонные слова учителя моего первого занятия, я достал телефон из кармана и уставился на сообщение от Бернадетт.

Бред сивой кобылы.

Интересная фраза, не так ли?

Вообще-то ей около ста лет. Согласно, «Словарю просторечия от 1811 года», вы можете сказать: «Он нашел гнездо кобылы и смеялся над яйциами»³², чтобы описать сумасшествие. На протяжении того же периода, эта фраза так же стала обозначать место, ситуацию или условия грандиозного смятения или беспорядка. Как, скажем, если бы кто-то посеял после себя хаос. Такое употребление произошло, скорее всего, из-за неправильного понимания оригинальной фразы.

И вот, почему она была идеальной для нас в качестве кодового слова.

Она значила хаос, но лишь для некоторых людей. Все остальные истолковывали не правильно, и смысл менялся. Только мы точно знали, что эта фраза означала для нас.

Я встал со своего стула так быстро и так тихо, что, казалось, никто в классе не заметил. Мои шаги были всего лишь шепотом, когда я крался вдоль задней стенки класса и вышел в коридор.

В любой кризисной ситуации я в первую очередь думаю к Бернадетт, а потмоу, сразу пошел в класс мистера Дарквуда в главном зале. Еще до того, как я завернул за первый угол в этом направлении, услышал тяжелую поступь шагов, идущих в мою сторону.

Не раздумывая, я запрыгнул на металлические шкафчики, которые были выстроены в ряд по обеим сторонам вдоль коридора, и ожидал увидеть, кто же шел такими уверенными, сильными шагами.

Два мужчины завернули за угол, на них были лыжные маски, и они держали пистолеты с глушителями.

Палачи.

Палачи «Банды грандиозных убийств».

Им потребовалась секунда, чтобы заметить меня, но мне было достаточно этого времени, чтобы достать нож из кармана моих шорт и швырнуть его в горло первому мужчине, словно я играл в дартс. Лезвие впилось в его горло, хлынула кровь, когда он нажал на курок своего оружия и несколько раз выстрелил в потолок и, так получилось, в своего партнера, пока он метался и залил весь пол в школе Прескотт кровью.

Сработала система тревоги, автоматическая система, оповещающая о нападающем на школу стрелке в кампусе. Это примерно соответствовало уровню развития наших технологий здесь, в Прескотте. Здесь не было автоматических замков на дверях кабинетов, никакой прямой трансляции с камер наблюдения, по которой можно было бы проследить за передвижениями злоумышленников.

Это было тем, с чем Хавок придется разобраться лично.

Пока двое мужчин боролись и истекали кровью в коридоре, я опустился на колени и убрал вентиляцию, которая находилась прямо над моей головой, заползая в металлический трубопровод, который был тщательно укреплен с единственной целью — удержать мой вес. Мы внесли это изменение во десятом классе, но у нас никогда не было причин этим воспользоваться.

Сейчас я был за это безмерно благодарен.

Как только я проскользнул в трубопровод, то достал маску скелета из моей толстовки и надел ее, пробираясь по коридору в сторону класса, где училась Бернадетт. В моей голове не было места панике. Паника никому не помогает.

Вместо этого я сосредоточился на том, чтобы быстро, насколько это было возможно, добраться до нее, не стараясь при этом скрыть звук своих передвижений и предпочитая скорость скрытности. Сирена продолжала гудеть, когда направился за угол и остановился. Отдаленный вой привлек мое внимание, а за ним вскоре последовал такой же надо мной.

Я тут же понял, что первым звуком была Бернадетт.

Я пополз так быстро, как мог, найдя самую быструю крышку вентиляции к месту, откуда я услышал первый вой, а потом осторожно приподнял ее, так, чтобы можно было подтянуть ее к потолку. Ложась на спину, я высунул голову в дыру, чтобы мог видеть, что происходило, а потом повис.

Да, я висел вниз головой, но я видел все, что мне нужно было здесь увидеть, не поставив себя при этом в странное положение. И я знал, что кто бы не посмотрел, для них я был чертовски пугающим.

Там, посреди беспорядка, была Бернадетт. С северного конца коридора на нее шли восемь вооруженных мужчин, пока она боролась с девятым.

Она была не в силах понять, что я чувствовал к ней, но я знал. И причина этого в том, что она жила не только для себя. У нее были мечты, даже если она в них не признается. Мечты о поэзии, путешествиях и открытиях. Когда я лишился способности танцевать, я чувствовал будто потерял все, что делало меня человеком.

Все, кроме Бернадетты, пламени детства, которое разгоралось в моем холодном сердце, как адское пламя. Повсюду были тени, но хотя бы был один лучик света. Для меня этим светом была она, единственный источник света в уставшей душе.

Я потянулся наверх и взял пистолет, прикрепленный скотчем к воздуховоду над моей головой, используя ноги, чтобы удержаться, когда я сделал два самых простых выстрела. В возникшей суматохе я перевернулся на живот и, используя руки как рычаг, выбрался из ямы.

Это почти весело. Или было бы, если бы Берни не была в опасности.

Нежеланный смех вырвался из моего горла, когда я спрыгнул на корточки и тут же поднял пистолет, прицелившись и выстрелив одному мужчине в затылок, прежде чем встать полностью.

Когда я поднялся, то прицелился в другого.

Берни была быстрой, используя время, которое я только для нее выиграл, чтобы выйти из школы. Она либо убегала, либо шла за оружием, которое мы прикрепили к нижней части одного из мусорных контейнеров. Я ставил на последнее. Бернадетт не из тех женщин, которые бежали от пугающих ситуаций. У нее может и было слишком большое и слишком доброе для этого мира сердце, но она не сбегала.

Она не трусиха.

Оставшиеся мужчины начали стрелять в меня, но я нырнул в один из альков, а затем ударил кулаком об дверь позади меня в очень различимом ритме. Один из нашей команды открыл, впуская меня, а затем так же быстро запер ее на замок.

Здесь было окно, железные прутья которого уже отогнуты наружу достаточно далеко, чтобы в них мог поместиться человек моего роста и веса. Я это знал, потому что Хавок были теми, кто сделали их такими.

Я выстрелил в окно, когда многие студенты Прескотта в комнате закричали. Но это нормально, я привык к крикам людей. Они совершенно не влияли на мои движения, когда я выскочил на улицу и побежал к входу в школу, забегая за угол как раз вовремя, чтобы увидеть Бернадетт, лежащую на земле перед Джеймсом Баррассо.

Одна из машин через дорогу взорвалась, вздымая оранжево-красный шлейф, привлекая внимание мужчины. Секунды спустя взорвалась другая. И еще одна.

Да, определенно дело рук Хаэля.

Бернадетт в секунду поднялась на ноги, побежав за угол школы в направление двери для доставки, которая вела в столовую, к той самой точке, где мы спрятали немного оружия. Я пошел за ней, остановившись, чтобы спустить обойму в затылку мужчин, следовавших за Джеймсом.

Несколько из них повернулись и заняли место для прикрытия, вынуждая меня остановиться и сделать то же самое.

Выстрелы заполняли воздух неистовой и, кажется, бесконечной волной, но я оставался на месте, приседая за массивным куском ствола дерева, каким-то старым монстром, который поставили здесь, когда строили школу, чтобы использовать в качестве вывески. На декоративной табличке на лицевой стороне когда-то была надпись: Школа Прескотт, дом лесорубов. Теперь она гласила: Дом порки, что почти было точным.

Я не двигался, сохраняя оставшиеся патроны в пистолете для выстрелов, которые, как мне кажется, я действительно мог сделать.

Как только они поняли, что я не отвечаю огнем на огонь, мои нападающие остановились и экономили их пули. Низко приседая, я встал и бросился обратно за школу в противоположном от Бернадетт направлении. Это единственный способ вернуться в здание, когда вокруг столько членов «Банды грандиозных убийств».

Используя капот машины сотрудника, я залез в то же разбитое окно, которое использовал до этого. Только в этот раз, когда я начал забираться в класс, то почувствовал это.

Острое жало гарроты, обмотанной вокруг моей гребаной шеи.

Берндетт Блэкберд

Пистолеты были в точности на том же месте, где мы их оставили, приклеенные скотчем к мусорному контейнеру. У меня было достаточно времени, чтобы убрать один из низ, прежде чем первый мужчина появился из-за угла. Его татуировка банды — эти ярко-красные каракули на его руки — как будто загорелась, когда я развернулась и одновременно подняла оружие.

Как ни странно, именно голос Тинга звучал в моей голове, отдаленно напоминающий воспоминания о стрельбище, о тринадцатилетней меня, обиженной и с чипом на плече.

«Ты видишь, Бернадетт? Я спустил курок без колебаний, и я всегда попадаю в цель. Ты поняла меня, девочка? Когда я стреляю, то стреляю, чтобы убить».

Я выстрелила, прежде чем мой нападающий смог сделать то же самое, попав ему прямо в лоб. Кровь брызнула на стену аллеи, когда его тело рухнуло в грязь. Я трахалась с Хаэлем на этом месте, подумала я, и на моих губах расцвела маленькая улыбка. А теперь я защищаю свою школу и свой в город на том же чертовом месте.

Пригнувшись, я нащупала второй пистолет и смогла разорвать клейкую ленту как раз во время, чтобы увидеть Джеймса Баррассо и оставшихся пятерых мужчин из его свиты. С обеими пистолетами в руке я направилась к двери для доставки, которая вела в столовую. Каждый здешний ученик знал, что за автоматом пэпси были металлические двери, они изогнуты настолько, что их можно открыть.

Именно это я и сделала, залезая в темную кухню столовой.

Здесь было жутко тихо. Поскольку «Банда грандиозных убийств» напала на нас посреди утра, в самой столовой не было студентов. Сотрудники столовой, скорее всего, заперлись в проходе. Сейчас здесь были лишь я и тени.

— Найдите эту маленькую суку и всадите в нее пулю. Мне надоело играть в игры, — огрызнулся Джеймс, пока я ползла к двери, которая вела из кухни в саму столовую.

На другой стороне, рядом с окнами была темная зона. Камера, направленная в это направление, уже давно как сломана. Снизу свисал обрезанный шнур, перерезанный каким-то давним учеником, готовым к неприятностям. Поверьте мне: это не беспроводная связь, мы не могли позволить себе такое дерьмо здесь, в южной части.

Но это хорошо.

Для меня.

Я встала и выбежала через дверь, прислушиваясь к крикам позади меня и к грохочущему шторму из ботинок. Это моя школа, и я знала о ней все, что только можно. Как только я скрылась с поля наблюдения других камер — последнее, что мне нужно, — это видео-доказательство меня с парой нелегальных пистолетов — я присела за огромным деревянной резьбой в углу.

Это мужчина, предположительно лесоруб, с топором в руке. Это одна из тех резьб бензопилой, сделанная из цельного куска красного дерева. Она все исписана граффити — в основном сиськами и членами — и наклейками музыкальных групп с местных андреграунд-концертов. Она послужила укрытием, пока я заправляла один пистолет за пояс шорт и проверяла, что на другом спущен предохранитель.

Я слышала, как мужчины вошли в комнату, их шаги замедлились, пока они осматривали темную столовую с ее тремя деревянными столами и морем пластиковых, все они были помещены Хавок.

Каждый сантиметр этой школы обоссан, помечен, находится во владении.

Жди, Бернадетт сказала я себе, облизывая губы языком и пробуя кровь на вкус. Чья кровь и откуда она, я не знала. Вероятно, остаток брызгов. Помни, что говорил тебе Каллум. Не спеши. Хорошее приходит к тем, кто ждет.

Мужчины прочесали столовую, и хотя меня убивала необходимость сидеть так неподвижно, прятаться в тени, когда я слышала выстрелы и знала, что люди умирают, я так и делала. Я использовала тени как одеяла и ждала правильной возможности.

Один из мужчин посмотрел за статую, ища меня. Он не думал, что у меня пистолет. Что за идиот.

Я подняла оружие и один раз выстрелила ему в лицо.

Это отвратительно, и по итогу я была облита кровью, но я не колебалась. Я не думала об этом. Не позволила себе испытывать жалость к нему. Вместо этого, я встала и побежала к дверям, ведущим в коридор.

Я была в трех шагах от дверей столовой, когда Джеймс врезался в меня справа, удивив меня и ударив пистолетом по голове. Мы оказались в спутанной куче на полу, его руки схватили меня за горло. Я мельком посмотрела ему в лицо, на суровое насилие, высеченное в каждой черте. Ранее он думал, что сможет использовать меня, чтобы выманить моих мальчиков из школы, теперь он понял.

Если бы он мог, то убил бы меня прямо здесь, и он не станет колебаться, как я с Кали.

Поскольку ему удалось застать меня врасплох, Джеймс одерживал верх, используя гравитацию в своих интересах, чтобы сомкнуть пальцы на моих запястьях и вдавить их в землю. Рядом лежал мертвый ребенок, какой-то девятиклассник, которого я только узнала, потому что однажды видела, как он на парадных ступенях входа в школу Прескотт передавал Виктору сумку с травкой.

Блять, блять, блять.

Я толкнула Джеймса с криком, не давая ему зажать мои руки и удерживать их так, как ему хотелось. Когда он расстроился и попытался вцепиться мне в горло, я ему позволила. Как только он отпустил мои руки, я ткнула ему в глаза большими пальцами. Он закричал в ярости и агонии, направляя весь этот огонь в хватку на моем горле.

Когда я начала задыхаться, то подумала о Кали, о том, как бы я отпустила ее, если бы она упала на колени и умоляла так же, как Билли. Во мне было милосердие.

Еще я не маленькая сука.

С задыхающимся вдохом я воткнула пальцы глубже в глаза Джеймса, от этого ощущения у меня заурчало в животе. Это одна из худших вещей, которые мне когда-либо приходилось делать, но я продолжала давить, пока он не отступил назад с воем. Если бы он был больше, или я поменьше, я бы не дотянулась до него.

Продолжай двигаться, Бернадетт, не останавливайся.

Я вскочила на ноги, доставая второй пистолет из-за пояса, но Джеймс схватил меня за лодыжку и потянул меня вниз на под, прежде чем смогла в него выстрелить. Моя голова сильно ударилась об пол, и увидела вспышки звезд, прежде чем наконец снова собралась.

Я перекатилась на бок подальше от Джеймса. У него по всему лицу была кровь, так что не уверена, что он вообще мог меня видеть, но я не рисковала. Я выхватила у мистера Дарквуда дверной упор. Это кусок камня, что-то вроде полированного хрусталя, который он купил во время поездки в Йеллоустоун. Я могла бы наплевать на все, но я была рада, что в моем распоряжении оказался такой тяжелый предмет.

С криком я разбила камнем об лицо Джеймса, пока он не упал. Затем я вскарабкалась на ноги, наставив на него пистолет и спустила курок.

Один раз, два раза, три…

Когда знакомая рука вцепилась в мою руку, я подпрыгнула и чуть не уронила пистолет на пол.

— Бернадетт, — сказал Вик, его лицо помрачнело, когда он развернул меня к себе лицом. Кровь стекала по его лицу, когда его губы сжались в тоненькую. Мрачную линию. — Ты достала наше оружие, принцесса. Я горжусь тобой.

— Где мои мальчики? — спросила я, но он лишь покачал головой.

Значило ли это, что он не знал? Или что они мертвы? Но времени на раздумья почти не было, потому что Виктор нагнулся и взял пистолет, который я выронила, когда Джеймс схватил меня.

— Иди сюда, — пробормотал он, открывая один из шкафчиков и заталков меня внутрь него.

Вика хлопнул дверью, когда я выровняла дыхание, прислушиваясь к звукам, исходящим от него, когда он поднял свое тело наверх и лег на шкафчики. Это обеспечит его хоть каким-то прикрытием. Не основательным, но хоть каким-то.

Секунду спустя появился остальная часть отряда убийц «Банды грандиозных убийств». Я видела их через щели в двери шкафчика. Должно быть они на самом деле боялись Виктора, раз послали своих людей в старшую школу. И знаете, что? Им стоит. Они должны быть в ужасе, потому что такие, как Вик, не смягчаются по мере взросления. Они становятся мрачнее и темнее до самых глубин души.

Мы с Виком оба сохраняли молчание, пока мужчины прочесывали коридор, остановившись, только чтобы изучить тело Джеймса.

— Максвелл будет в ярости, — прошипел один из низ, оглянувшись назад на остальных. — Как, блять, это произошло? Они детишки-старшеклассники, — его голос был скептическим и полон яда.

Детишки-старшеклассники.

Нет.

Хавок.

Один из мужчин поднял тело Джеймса и перекинул его через плечо, а потом группа повернулась и ушла так же, как и пришла. Несколько минут ни Вик, ни я не двигались. Как только он подумал, что безопасно, Виктор спрыгнул и вытащил меня из шкафчика.

Задыхаясь, я осмотрела тела на полу, из всех сил стараясь не думать про испорченное лицо Джеймса. Мы не выйдем из этого так просто, не так ли? Повсюду тела, свидетели, камеры и…Мы с Виктором посмотрели друг на друга, когда в дали послышался звук сирен.

— Черт, — пробормотал он, посмотрев на пистолет в его руке.

Он взял у меня мой, открыл свой шкафчик и бросил оба пистолета внутрь. В последнюю секунду, он вытащил ту красную коробку, которую я не видела с Дня Снежка.

Он открыл ее осторожно и обеими окровавленными руками достал корону, которую купил мне. Я повернулась к переднему входу, сердце бешено колотилось, кровь бурлила от страха. Часть меня хотела бежать. Остальная же часть меня знала, что ни за что в аду я не сбежала бы от такой сцены.

Это моя школа. Я защитила ее.

Виктор встал позади меня и надел корону на мою окровавленную голову, оставив ее, а затем занял свое законное место рядом со мной. Он поднял руку в воздух, ладонью наружу, а затем опустился на колени.

Я сделала то же самое, опускаясь а пол, когда звук сирен, спускающихся к школе Прескотт, окрасил воздух, как звук крика, непрекращающийся и пронзительный.

— Я говорил тебе не беспокоиться, — сказал Виктор, и я посмотрела в его сторону и увидела, что он улыбался.

Машины полицейских заполонили улицу, офицеры повылезали и спрятались за их дверями с приподнятыми пистолетами. Ни минуты позже подъехала другая машина, и появились Сара Янг и детектив Константин.

— Беспокоится о чем? — прошептала я в ответ, мои слова были едва слышны из-за крика офицеров, плача учеников Прескотта и далекого эха выстрелов оставшихся членов «Банды грандиозных убийств».

— О том, чтобы быть королевой, — сказал Вик, прямо как раз в тот момент, когда офицеры поднялись по ступеням и вошли в здание, а мы оказалсь на животе, залитые кровью и окруженные трупами.

И все это время корона оставалась прямо там, куда ее надел Виктор, на моей голове, где ей, блять, самое место.

Продолжение следует…