Анархия в школе Прескотт (ЛП)

Я подумала про Скарлетт Форс, та гонщица, которая несколько лет назад встречалась с тремя парнями. Однажды ее поймали, участвующей в оргии с ними в женской раздевалке.

Здесь не раздевалка, но..

Виктор полностью вошел в меня одним толчком, хватаясь за мои волосы для эффективного воздействия. Другой рукой он держал меня за бедро, на какое-то время прижимая нас друг к другу, чтобы я почувствовала каждый сантиметр его, словно размер его члена оставлял на мне клеймо.

— Почему ты, блять, должна все так чертовски усложнять? — процедил он, когда часть контроля ускользнула. Видимо, я так влияла на него. — Я дал тебе чертовски простой приказ, а ты попыталась убить себя.

— Должно быть, это у меня в крови, — промурлыкала я, оборачиваясь, чтобы посмотреть на него. — Или, может, поэтому я вас и наняла? Чтобы спасти меня от самой себя?

— Вполне вероятно, — огрызнулся Вик, а затем начал двигаться, потянув меня за волосы и заставляя спину выгнуться.

Я подняла одну руку на изголовье кровати, пока он объезжал меня, кровать слегка скрипела от наших движений. В этом он тоже был жесток, заполняя меня полностью, а затем отстраняясь. Когда он толкнулся вперед, я чувствовала, как он задевает мой конец, и прикусила губу.

Мое тело сейчас практически жидкое, разгоряченное и отчаянно желающее.

Вик трахал меня жестко и быстро, как ему чертовски нравилось, зная, что оргазм практически неизбежен, ведь в конце кровати ждут еще четверо парней Хавок. Либо это, либо ему все равно, потому что он зол на меня и хочет, чтобы я страдала.

Хотя я заметила, что он был аккуратен, держа свою руку подальше от моей повязки, и что он не наваливался всем весом на мое тело. Об этой ране в моем боку он знал так же хорошо, как мое тело, обвивающее его.

Оттраханная моими темными богами, помеченная их татуированными руками, моя душа разрушена.

Даже в муках экстаза я начинала придумывать стихи в своей голове. Вот насколько писательство являлось частью меня, а я даже не знала этого. Я, блять, не знала до этого дня. Со стоном, сжала руки в кулак, толкаясь бедрами назад в Виктора.

Он вошел несколькими яростными толчками, изливаясь в меня, а затем резко отстранился. Меня оставили задыхаться на руках и коленях, когда он упал на идиотскую гору подушек, его глаза были похожи на черные угли в темноте. Он даже не удосужился снять маску.

— Хаэль, — сказал Виктор, щелкнув пальцами.

Едва заметный от слабого света телевизора взгляд, которым посмотрел на меня Вик, все еще был грубый, словно он не кончил только что внутрь меня.

— Ты на самом деле разозлила меня, Блэкберд, — сказал Хаэль, от тепла его рук я задрожала, когда он провел ими от моих бедер до изгиба талии. — Вот так сбегать в лес.

— Ты должна извиниться перед Хаэлем, — согласился Виктор, удивив меня. Но в хорошем смысле. Приятно знать, что я не сломала то прекрасное братство, которое делает Хавок таким особенным. Пока нет. По крайней мере сейчас Вик мог быть на стороне Хаэля, когда нужно. — Из-за тебя могли убить и его.

И он прав. Она оба были правы.

— Прости меня, Хаэль, — прошептала я, постанывая, когда руки Хаэля с жадностью обхватили мое тело. Он поставил ладонь на кровать, а другой массировал правую грудь. Когда его пальцы ущипнули мой сосок, я подняла задницу навстречу. В последний раз я сбежала прежде, чем голодные взгляды парней смогли обхватить и поглотить меня. Сегодня же я никуда не уйду.

— И еще, ради меня. Как насчет: простите, сэр, — сказал Виктор, когда Хаэль прижался своим жарким ртом к моей шее.

Он переместил руку с груди к своим штанам, снимая их, кончик его член касался того болезненного и нуждающегося шторма между моими бедрами.

Обычно, я бы даже не подумала о том, чтобы сказать нечто настолько чертовски глупое. Но.. я на самом деле облажалась. Сильно. И еще мне нравилось, каким властным был Вик, даже если я не всегда хотела, чтобы надо мной доминировали.

— Простите, сэр, — хрипло прошептала я, а затем Хаэль подался бедрами вперед, его член полностью заполнил меня, я чувствовала пирсинг на кончике.

Он не очень-то любезен, используя мое тело для собственного удовольствия. Он очень зол на меня, не так ли? Или, возможно, напуган. Тоже возможно.

В любом случае, он трахал мою киску с безрассудной самоотверженностью, беря все, что хотел, пока Вик наблюдал, лениво отдыхая на подушках и покуривая косяк. Кончик косяка потрескивал в темноте, дым лениво распространялся по комнате и окутывал всех нас своими странными чарами.

— Святое дерьмо, Блэкберд, — одобрительно пробормотал Хаэль, его бедра все еще ритмично раскачивались у моей задницы.

Интересно, не помнил ли он, чем мы в тот день занимались в Комаро позади школы. Я- то помнила, толкаясь телом назад навстречу его толчкам, так что наши тела соединялись с влажным шлепком.

Хаэль притянул меня назад, прижимая к себе, когда кончил с рваным стоном, а затем пальцами погладил меня вверх по спине, словно ласкал. Он ничего не сказал, когда я обернулась и посмотрела на него. Прямо сейчас он был ничем иным, кроме как теневой фигурой в маске, по крайней мере для моих глаз. Остальная часть меня точно знала, какой он с этим запахом кокосового масла и нежными-нежными руками.

Виктор ленивым движением пальцев побудил Хаэля отойти назад. Мое задница болела, тело было мокрым от пота и отчаянно желало большего. Хаэль улыбнулся мне, его зубы были белыми в темноте, но выражение лица немного мрачновато из-за маски и странного освещения.

Был напряженный момент, когда я боялась, что Вик может попросить Хаэля уйти.

Когда он этого не сделал, я облегченно выдохнула, а Хаэль встал с другой стороны от меня.

— Оскар.

Это следующее имя слетело с губ Виктора, как раскаленный уголь, заставив меня полностью замереть. Я смотрела на изголовье кровати, а не на стройное, покрытое чернилами чудовище, заползающее на кровать позади меня. В последние два раза, когда мы трахались — единственные два раза, когда мы трахались — он оставил меня. Бросил меня. Уничтожил меня.

Я прикусила губу.

Оскар провел своими длинными пальцами вниз по моему позвоночнику, и я задрожала.

— Что случилось, Бернадетт? — спросил он, его голос был похож на коньяк, его боль скрыта за гладким внешним видом и полотном чернил.

Сын серийного убийцы. Вот, что он сказал, выбросил эту информацию мне на колени, а затем, как всегда, покинул комнату. Если он уйдет этой ночью, я не прощу его снова.

Мы ничего друг другу не сказали, когда он согнул эти длинные, прекрасные пальцы вокруг моего бедра, ногти впивались в мою плоть достаточно сильно, чтобы причинить боль. В этом Оскар хорош. Он мог найти линию между удовольствием и болью и использовал ее так, словно мог командовать любой из сторон по своему усмотрению. Его контроль кажется безграничным, но это не так. Определенно не так. Я видела его сломленным. Видела, как он выстрелил мужчине в голову. Просто хочу увидеть его смягчившимся, хотя бы на долю секунды, хотя бы ради меня.

Я рискнула посмотреть на него, обнаружив силуэт длинного, стройного тела Оскара на фоне экрана телевизора. На него почти страшно смотреть, ведь он всегда застегнут на все пуговицы в своих костюмах. Сейчас он кажется раскрепощенным, раскованным, табуированным, кусочком запрещенного, предназначенного только для меня.

Мне невыносимо смотреть на него, когда он входит в меня, поэтому я не стала. Вместо этого, я посмотрела на Вика. Он не двигался, сгорбившись на подушках, как ленивый король, опираясь локтем на согнутое колено, его темные глаза блестели. Он был похож на животное, которое лежало в траве, ожидая, используя каждую унцию терпения, чтобы не наброситься, пока добыча не окажется достаточно близко, чтобы убить ее одним укусом.

Я закрыла глаза и позволила голове повиснуть, ожидая ощущения пальцев Оскара на моем горле. Он не разочаровал, обхватив мою шею и заставляя выгнуться в спине. Я не была уверена, что смогла бы сделать это снова после Кали. Но, полагаю, как и Аарон, я обожаю наказания и падка на них. Когда Оскар осторожно сжал меня с тщательным расчетом, вздох удовольствия слетел с моих открытых губ.

Другой рукой он направлял себя в меня, его пирсинг задевал другие места, нежели Хаэль. Мое тело любило и это, я обнаружила, что стонала и раскачивалась с ним, приподнимая задницу, чтобы его яйца ударялись об мой клитор с каждым движением вперед.

Думаю, оргазм удивил нас обоих, охватив меня, когда я схватилась за изголовье для поддержки, возбуждение и эйфория переполняли меня в равной степени. Этой ночью я была ужасной, распутной, грешной, и мне это нравилось. Нравилось быть плохой. И мне не стыдно.

— Лгунья, — прошептал в голове голос Кал, но я проигнорировала ее.

Оскар остановился лишь на столько, сколько времени мне нужно было, чтобы восстановить дыхание, скользя свои членом в меня, а затем назад. Длинными, медленным толчками. Он убивал меня этими движениями, давая моему болевшему телу именно то, что оно хотело, и снова отнимая это.

Когда его пальцы сжались чуть сильнее, я поняла, что он сейчас сломается. Затем он начал яростно трахать меня, вдавливая в матрас, пока держал за горло. Его большой палец дразнил мою нижнюю губу, когда он кончил вдобавок к тому беспорядку на кровати, который мы уже устроили.

На несколько бесценных, тихих секунд он не оставался на месте, а затем пошевелился, чтобы уйти.

Как я знала, он бы сделал.

Вик поднял бровь в мою сторону. Это единственная часть его тела, которая двигается, кроме улыбки, и такой уровень самоконтроля, черт возьми, просто чудесен. Он словно спрашивал, как, блять, я собираюсь уломать этого мужчину, которого полюбила с момента, как он сделал мне бумажное платье в начальной школе.

Мужчину, о котором я совсем ничего не знаю.

Я не знала про серийного убийцу, и не понимаю, почему его волосы, будучи светлыми у корней, покрашены в черный. Я не знала про приемную семью или про его склонность к связываниям. Ни о чем. Потому что он тщательно планировал свою жизнь и скрывал ее от меня.

— Не смей, — прорычала я, и Оскар замер, оглядываясь на меня с резкостью в очертаниях его рта, которая пугала меня. Может, я и была обнаженной и лежала на кровати, и, возможно, я сорвалась, когда надо было покончить с Кали, но есть вещи, в которых я была серьезна. — Ты сбежал раз, два, и я простила тебя. Не делай этого снова.

— Я мог бы связать его ради тебя, — предложил Кэл, но, если честно, думаю он наполовину пошутил.

Часть меня гадала, попробовал ли бы он на самом деле. А потом, кто бы выиграл? Каждый раз, когда я думала, что понимала парней, они удивляли меня. Кэл против Оскара? Боже, это будет кровавая баня. Если бы это была честная борьба, думаю, Каллум бы выиграл. Но когда в жизни хоть что-то было «честным»? Мир жесток, так что вполне вероятно, что Оскар мог как-то удивить Кэла.

Я рада, что мне не придется лицезреть этот сценарий никогда в жизни.

— Каллум Парк, будь добр, блять, заткнуться, — сказал Оскар, но оставался на месте, одна рука лежала на дверном косяке. Его пальцы слегка сжали его. — Скажи почему, — начал он, повернувшись, чтобы посмотреть на меня. Сквозь маску сложно было разглядеть, что он мог чувствовать, но, по крайней мере, на вопрос было легко ответить. — Скажи, почему ты хочешь, чтобы я остался, и я останусь.

— Потому что, — прошептала, сосредоточившись на нем, даже если мое тело дрожало, и я не знала, сколько еще смогу оставаться на четвереньках, прежде чем рухну в бескостную кучу. — Я любила тебя с начальной школы.

Медленно, почти осторожно Оскар направился к стулу в углу и поместил в него свое длинное тело. Это не так близко, как я хотела бы, чтобы он был, но уже что-то. Он такой чертовски сложный, но я знала, просто знала, что под всем этим, для меня есть что-то особенное. Может, я буду единственным человеком в мире, кто увидит это, но оно там есть.

Мне просто нужно выудить это, сквозь все дерьмо, плохие воспоминания и боль.

Чего я не знала об Оскаре, но узнаю об этом позже, это что он проверял вместо меня девочек по ночам. Хизер всегда буде помнить блеск луны на его очках и улыбаться. Вот, какой он человек, даже если не позволит никому узнать об этом.

— Он сначала предупредил тебя, — сказал Каллум, мрачно посмеявшись, когда Виктор пригласил его вперед. Он наклонился ко мне, и я шире раздвинула ноги, до боли сильно желая его. — Слышала? Он был довольно мил, чтобы предупредить, — он слегка покачал головой и вздохнул у моего плеча. Я практически чувствовала его вкус, но, когда повернула голову, чтобы поцеловать, Кэл выдержал дистанцию. — Прости, что я не дал тебе такой опции.

Наконец он сдался и предложил мне свои губы, но поцелуй получился коротким и извиняющимся.

Поцелуи лучше выходят с двумя людьми, а нас шестеро. Шестеро, и я с красной задницей и капающей киской. Резко выдохнула, когда Каллум прижался вторым поцелуем к моему плечу, двумя пальцами потянувшись вниз к моему клитору. Какое-то время он дышал у моей кожи, дразня тело своими руками.

Каллум посмеялся, зарываясь лицом во внешнюю часть моей шеи и заставляя мои веки затрепетать, а пальцы впиться в матрас. В нем было что-то, от чего я чувствовала себя в безопасности, словно я могла навсегда свернуться в кармане его толстовки.

Он сел на пятки и я последовала его движению, повернув голову. В одних местах на Кэле были татуировки, на других — шрамы, все его тело было в тонусе, подтянутое и стройное. Тело танцора. Как же я не знала, что он так увлекался балетом? Как я позволила нам так отдалиться за годы между средней школой и первым курсом? Я увлеклась Аароном, но было неизбежно, что судьба так или иначе сведет меня с остальными парнями Хавок.

Кэл убрал с лица свои светлые волосы. Они блестели и были немного подстрижены, не длинные, но и не по-военному короткие — идеальная золотая середина. Его рот был пухлым и розовым, глаза были похожи на капли слез, большие, голубые и бесконечные.

Увидев его таким, можно было легко сказать, что внутри него был переключатель и тот прыжок и потеря танцевальной карьеры щелкнули им. Каллум Парк был почти двумя людьми, разделенными ровно по середине. Одна часть — человек, которым он когда-то был, а другая — монстр, который наслаждался ужасными вещами.

— Я убил шестерых, пока искал тебя, — сказал он, тяжело дыша. Кэл прошелся пальцами вверх по моему позвоночнику, когда я опустила подбородок к груди и, как могла, старалась не дышать. Но черт, даже прикосновение его пальцев было похоже на агонию на моем подвергавшемуся пыткам теле. Это ощущалось почти слишком хорошо. — Кали так чертовски повезло, что Аарон добрался туда первым, — он отвел руку назад и потянулся между нами, чтобы направить свой член в мою ноющую киску.

— Всего лишь шестерых? — было то, что я хотела сказать, но слова не шли.

Вместо этого, все, что я могла — это прерывисто выдохнуть, когда Каллум скользнул в меня.

По тому, как он прятался в тени или надевал капюшон, у кого-то могло сложиться неверное впечатление, что мир пугал Кэла или что он прятался от него. Чего они не понимали, так это то, что он просто на просто научился сливаться с темнотой, проникать в ткань теней и вбирать их, вот и все. У этого человека нет недостатка в уверенности.

Он трахается так же, словно слишком уверен в себе и во мне. В нас.

Я не пыталась двигаться, как делала с Хаэлем или Оскаром. Наоборот, я позволила Каллуму взять полный контроль, разжигая угольки в моем животе до пламени своими легкими, натренированными толчками. Еще он поклонялся моему телу своими руками, скользя ладонью вверх по моей спине, а другой лаская задницу. Он не боялся стонать, и эти леденящие душу звуки наслаждения, вырывающиеся из его покрытого шрамами горла, выворачивали мое тело наизнанку.

Разве не интересно, как нечто сломанное может быть настолько прекрасным? Голос Каллума был не тем, с которым он родился. Он был дарован ему жестокостью. Но он владел им так превосходно, что вы бы ни за что не догадались, не так ли?

В конце он склонился надо мной, одна рука была на кровати для поддержания веса, а другая скользила по моему рту.

— Укуси меня, — прошептал он, скользнув пальцем между моими губами.

Я немного пососала его, а затем укусила так сильно, что заставила его дрожать. Могу сказать, что эта грань боли и удовольствия ему понравилось так же сильно, как и мне. Кэл подвинулся, двигаясь быстрее, толкаясь глубже.

Если скажу, что было не больно — даже с травкой и тремя ранее выпитыми таблетками викодина — я бы солгала. Боль в боку убивала меня, и у меня была мигрень от первой пули, попавшей в череп. Но это было тем, чего я хотела этой ночью. Я хотела чувствовать твердые тела и горячие руки. Хотела знать, что я все еще здесь и что не умерла из-за своей ошибки.

Когда услышала тот выстрел, когда подумала, что умру на коленях перед этой вонзающей нож в спину крысой, я испугалась. Так испугалась, что отказывалась признавать это до сих пор. Возможно, я находилась в каком-то эмоциональном шоке.

— Черт, — задыхалась я, мои руки отказывались работать, пока верхняя часть тела не оказалась на кровати, а голова — на предплечьях. Кэл ненадолго замер, забирая подушку из горы рядом с нами, и использовал ее, чтобы подпреть мои бедра.

Затем он продолжил, его оргазм заставил тело дрожать и биться о мое, пока он не вызвал во мне еще одну реакцию. Моя киска сжалась вокруг него, выдаивая член Кэла и извлекая из его горла эти прекрасные, хриплые звуки. У него и вправду лучший голос, самый уникальный. От заката до рассвета, каждую ночь могла бы слушать, как он шепчет мне на ухо, и мне никогда бы не наскучило. Мы кончили примерно одновременно, и он скатился, чтобы прилечь рядом с Хаэлем, запустив пальцы в свои светлые волосы.

— Блять, — выдохнул Кэл, закрыв глаза, пока я трепетала от мысли, что Аарон наблюдал за всем этим.

То есть, знаю, они все наблюдали, но остался лишь он, стоя у изножья кровати и уставившись на меня.

Он медленно залез на кровать, наручники на его запястьях слегка звякнули. Они врезались в мое чересчур разгоряченное тело, пока он ласкал мою задницу своей левой рукой. Когда он шлепнул меня, наручник хлопнул по моему влажному ядру, и мне пришлось прикусить губу, чтобы сдержать очередной стон.

— Берни, — задыхался он, и тогда я могла сказать, что он хотел быть последним, что, когда Вик приказал ему подойти, он, хотя бы, удовлетворил одну просьбу Аарона.

Он не спеша вставал в позу, его правая рука временно была бесполезна, и он не мог прикоснуться ко мне нигде, кроме как между бедер. Он не мог склониться надо мной и положить ладонь на кровать, как могли остальные парни, по крайней мере в течение трех недель. Что касается его ноги, то со сломанной малоберцовой костью он все еще мог ходить.

Или трахаться.

Это куда важнее.

Аарон скользнул в меня горячей, твердой длиной своего ствола, завершая этот жуткий и плотский ритуал, официально помазывая это логово греха печатью девушки Хавок. Для меня гордость объезжать последнего мужчину в моем гареме, работая своим телом напротив его, когда наши стоны смешались воедино, и я остро ощутила, как за нами наблюдали еще четыре пары глаз.

Такое наблюдение вызывало знакомое чувство. Они все когда-то наблюдали за нами на первом курсе, когда были лишь Аарон и я, одни на всем белом свете, лишь два влюбленных, ослепшие для всего, но не друг для друга. Это был приятный опыт, и я рада, что разделила его с ним.. но это лучше.

Все мы вместе, кровью войдем — выйдем, ею истекая.

Учитывая, что все остальные в комнате были удовлетворены и притихли, мы не чувствовали надобность спешить. Наоборот, все происходило медленно, наши движения были томными и знакомыми, звяканье его наручников было тихим сопровождением к нашему естественному ритму.

Аарон обнял меня, потянувшись к клитору, что было нелегким подвигом для него, учитывая, что на другой руке у него гипс. Он коснулся гипсом моего бедра, обеспечивая себе достаточную устойчивость, чтобы работать с моим телом, пока я не буду доведена до очередного оргазма, который пронесся сквозь меня, как ураган, оставляя после себя все мокрое и наэлектризованное. Он позволил себе кончить в меня, а затем рухнул, притягивая к своему телу и укутывая в запахе розы и сандалового дерева.

Комната пропиталась запахом секса и пота.

Было так тихо, так умиротворенно и тепло, что вы бы не подумали, что пятеро парней в масках только что объездили вашу покорную слугу.

— Вы все можете остаться здесь на ночь, — наконец сказал Вик, его глаза встретились с моими, когда я открыла их. Думаю, прямо сейчас я засыпала. — Я обдумаю своего рода расписание сна, когда у меня будет время перевести свое гребаное дыхание.

— Ты имеешь в виду, я обдумаю расписание сна, — сказала я, и он бросил на меня предупреждающий взгляд.

— Не испытывай меня, принцесса, — сказала он, голос потемнел от назидания. Я была слишком ленива и насыщена, и под кайфом, чтобы двигаться или спорить, поэтому даже не стала начинать. — Отдохните немного, друзья. Вы, блять, понятия не имеете, какая на самом деле Офелия Марс.

Виктор взял свою обычную подушку, сложил ее пополам, а затем прилег рядом со мной. Он не снял маску. Аарон оставался на месте, свернувшись вокруг меня, его рука бережно обвивала тело, стараясь не задеть рану на боку. Я уставилась на его гипс, когда кожаное кресло, где сидел Оскар заскрипело в знак протеста.

Задержала дыхание, ожидая, что он покинет комнату, раз все закончилось.. но он этого не сделал. Телевизор выключился, погружая нас в темноту, и я услышала еще несколько шорохов, прежде чем он окончательно успокоился.

Ожидала, что по крайней мере несколько мальчиков в какой-то момент уйдут, так как кровать не рассчитана на пятерых человек, но, когда проснулась утром от стука кулака по входной двери, они все еще были со мной в комнате.

Я могла привыкнуть к этому.



Кажется вполне уместным, что я потащила белое отребье⁸ из своего детства в пригород, чтобы отравить газон Аарона.

— Ты, маленькая сука! — кричала Памела, пока я стояла на крыльце в черных шелковых трусиках и длинной белой футболке, едва прикрывающей их.

Когда поместила сигарету между своими губами с фиолетовой помадой, футболка немного задралась, обнаженное, кремовое бедро сверкнуло перед мистером Питерсом (не имеет отношения к приемной семье Оскара), шумным соседом через дорогу.

Как только Каллум увидел, что мужчина смотрел на меня, он изменил свой взгляд голубых глаз в сторону мужчины, который, по всей правилам, обделался в штаны.

— Годами я обдумывал убить каждого мужчину, который не так на тебя смотрел, — незначительно сказал он, что было чертовски жутким.

Я все равно улыбнулась. Видеть гнев Памелы у края лужайки, потому что Кэл не позволит ей подойти еще ближе.. дорогого стоил. Хотела бы я видеть это каждое утро, пока пила кофе и курила сигарету.

— Где он? — визжала Пэм, явно напившись в стельку и затаив обиду, которая горела так ярко, что ее, наверное, видно из космоса. Она думала я украла ее мужчину. Потому что я — ее дочь, и для нее абсолютно логично думать подобным образом. — Ты трахалась с ним,— мямлила она, показывая на меня, будучи настолько уверенной в своих убеждениях, что уже решила, что при первой же подвернувшейся возможности влепит мне пощечину. Я просто чувствовала это. — Это ты и делала. А теперь он исчез. Что ты ему сказала?

— О ком ты говоришь? — незначительно спросила я, как если бы ее тирада могла быть о ком-нибудь другом, а не только о моем известном отчиме, мужчине, который изнасиловал свою дочь, чем довел её до ранней могилы.

Дрожь пробежала по моей коже, словно рука Пенелопы из могилы. Была ли ее смерть на самом деле суицидом? Потому что возможно и нет. Возможно, нет.. но узнаю ли это когда-нибудь?

— Ты – шлюха! — снова кричала Памела, сокрушаясь рыданиями и падая коленями на траву. Смотря на неё, одетую в наряд, стоящий несколько тысяч долларов, я снова возненавидела ее. Словно, если бы она сегодня извинилась, глядя мне в глаза, я бы могла ее каким-то образом простить. Не после этого. — Где Найл? Что ты с ним сделала?

— Иди домой, Памела, — сказала я, ощущая превосходство, хотя у меня не было на это никакого гребаного права.

Я не смогла убить Кали. Я, блять, не смогла этого сделать. И хотя Аарон и Каллум говорили мне, что я должна гордиться этим, что требуется куда больше мужества, чтобы быть добрым, а не использовать нож.. это не имело значения. Мы все знаем, что в последнюю возможную секунду, в кульминационный момент всей моей мести, я не смогла этого сделать.

Тогда это Памела? Она — последнее препятствие на моем пути к чему-то новому? Это она — то странное чувство, которое поселилось у меня в груди, словно перевернутый надгробный камень?

Одной рукой я курила сигарету, а другой попивала кофе.

Трахать всех моих парней прошлой ночью было идеальным сочетанием рая и ада. Выполненная угроза наказания, обещание награды. А затем проснуться после этого из-за того, что Пэм выбила кулаками дверь? Господи, прошла неделя.

— Я не уйду, пока ты не скажешь мне, где он, — потребовала она, всхлипывая и поднимая голову, чтобы уставиться на меня.

Интересно, каких демонов она вынашивает? Как часто мужчина бил ее? Или насиловал? Как много она страдала? Я знаю, что ее собственная мать была женой алкоголика, который практически еженедельно выбивал всю дурь из них обеих. Мои бабушка и дедушка по маминой линии ходили в школу Прескотт. Отребье с юга, прямо как их дочь. Дочь, которая вышла замуж за богатого, и на какое-то время сбежала из этого ада.

Теперь дочь этой женщины.. вернулась, чтобы править им. Мне лишь.. надо это доказать. Хавок. Себе.

— Что с нее взять? — поинтересовалась я, смотря на жалкое создание на траве передо мной. — У нее ничего не осталось. Она ничто.

Мгновение Кэл смотрел на Пэм, а потом повернулся ко мне, его голубые глаза были того же цвета, что и ясное зимнее небо над нами. Возможно, пойдет снег, а это не частое явление в Орегоне. Блять. Пожары и снег. Гребаное изменение климата.

Я сильнее выкурила свою сигарету и надеялась, что она убьет меня немного быстрее, чем яд в моей крови, который говорил, что иметь всех пятерых парней Хавок прошлой ночью было хорошей идеей. Моя киска так болела, что я вздрогнула, когда села на унитаз. Еще я обнаружила себя мокрой и отчаянно желавшей второго раунда.

Черт, о чем я думала, решив, что хочу себе всех пятерых мужчин?

Мой рот дрогнул от замешательства.

— У нас есть несколько идей, — сказал Кэл, весь такой загадочный. Хотя, если я спрошу, он мне скажет. Знаю, что скажет. Парни никогда больше не совершат эту ошибку, снова солгав мне. — Что ты хочешь, чтобы я с ней сделал?

Я протянула Кэлу остаток сигареты и наполовину выпитую чашку кофе.

Без тапочек здесь было пиздец как холодно, но я сошла с крыльца и прошла половину пути по траве. На следующем собрании наблюдательного совета нашего района мы станем главной сенсацией, предметом всеобщего обсуждения. Аарон годами трудился, чтобы это место оставалось классическим, а парни и я притащили сюда юг, чтобы все разрушить.

— Зачем ты здесь? С чего ты вообще взяла, что свинозадый коп приползет к этим парням? — я склонила голову на бок, пока изучала светлые волосы Пэм. Когда-то они были того же оттенка, что и мои, но сейчас она их покрасила. Это странный медно-желтый цвет, перегруженный и сухой. Может быть, в этом месяце она не смогла пробиться к одному из парикмахеров своей модной подруги? Иногда, когда такое случалось, она вспомнила, что была шлюхой из школы Прескотт, направлялась в «Винко» и покупала упаковку отбеливателя за пять баксов. — Иди домой. Собери все свое дерьмо в кучу и возьми себя в руки. Не жди Найла. Переедь куда-то с тропическим климатом. Тебе всего лишь тридцать четыре. Так себя и веди.

Моя мать установилась так, словно я вонзила ей нож в сердце, хмурясь так яростно, как я никогда не видела. Тогда-то я и поняла. Она ненавидела меня. По-настоящему и искренне ненавидела меня. Возможно, она также ненавидела Пенелопу, винила ее в том, что забрала у нее молодость? Конечно, она ухватилась за богатого, пожилого, женатого парня, который впоследствии стал моим отцом, но разве беременность в шестнадцать лет –это то, чего она хотела?

Вполне уверена, что все, чего хотела Пэм, — свобода.

— Где Найл? — прошептала она еще раз.

Позади нее находился ее Олдсмобиль 1994 года, заржавелый и дерьмово выглядящий. Эта машина ей подходила. Ее одежда выглядела нелепо, словно куклу одели не в тот наряд.

Интересно, так я буду выглядеть на следующих выходных, когда надену дизайнерское платье в гребаную арт-галерею, заполненную педофилами-миллионерами и миллиардерами.

— Если бы я знала, то точно бы не сказала тебе, — сообщила я, благодарная, что Хаэль и Аарон отвлекали девочек.

Если Хизер увидит здесь свою маму, то ситуация станет гораздо сложнее. Я уверена, что если Пэм увидит взгляд, которым моя младшая сестра смотрит на меня, то поймет насколько она важна мне и попытается ее забрать.

Я не могла этого допустить.

— Знаешь, что, — сказала Пэм, встав передо мной таким образом, что Каллум появился рядом с ней почти как по волшебству. Он остановился, едва не касаясь ее, но она чувствовала, что могло произойти, и отступила назад. — Ты навлекла это на себя, — прошипела она, отходя, — помни это.

Памела залезла в свою машину и уехала в облаке дыма.

Я смотрела ей вслед, когда Кэл протянул мне обратно кофе. Он уже выкурил сигарету.

— Думаешь, Офелия свяжется с ней? — спросила я, потому что у меня было плохое предчувствие.

Хавок жонглировали многими мячами. Помню, как однажды прочитала ответ Норы Робертс на вопрос читателя о том, как ей удается совмещаться писательство и семью. Она сказала, что некоторые шары сделаны из стекла, а некоторые — из пластика, вам надо решить, какие опустить и когда.

Мне нужно не забывать об этом.

— Возможно, — согласился Кэл, с улицы смотря мне в лицо. Его светлые волосы, то немногое, что виднеется из-под капюшона, были золотыми в свете утреннего солнца. — Но все хорошо. Это ничего не изменит.

Он шагнул ко мне, притягивая в свои объятия. Я любила, как его запах, похожий на тальк и лосьон после бритья, накрывал меня и вызывал головокружение.

Я тонула в его толстовке. Ему, казалось, было все равно, когда я, прижимаясь к ней, случайно пролила на него кофе.

Мы с Кэлом были извращенной судьбой. Он понял это давно, раньше меня.

— Идем? — спросил он, протянув руку.

На ней был шрам между большим и указательным пальцами, который напоминал сердце. Мне нравилось, что его испорченная кожа могла показать что-то милое. Я улыбнулась и протянула руку, позволяя ему провести меня обратно внутрь.

— О, теперь мы держимся за ручки? — спросил Виктор, сигарета свисала с его рта, пока он сидел за обеденным столом и натирал пару мужской обуви. «Баркер Блэкс» — те же самые, что он надел на свадьбу. Сверху на них были металлические черепа, которые так подходили эстетике Хавок. Еще они чертовски дорогие. Они должны очень хорошо вписаться в этот дерьмовый званый вечер. — Как мило.

— Омерзительно, — согласился Оскар, его длинные пальцы листали что-то на iPad.

Он не потрудился взглянуть на меня, словно это не он надел маску и забрался внутрь меня, как и все остальные здесь.

— Что не так с держанием за руку? — довольно невинно спросил Кэл, но с ноткой резкости, которая в конце концов отвлекла Оскара от iPad и переключила внимание на друга. Они настолько долго смотрели друг на друга, что я была чертовски уверена, они общались телепатически. — Это приземляет меня, Оскар. Позволяет почувствовать себя человеком. Попробуй как-нибудь.

Оскар перемести свой серебряный взгляд с лица Каллума на мое. То, как он смотрел, можно было расценить либо как обещание убить, либо трахнуть. Поскольку я почти уверена, что пользуюсь его расположением, предполагаю, что это последний вариант.

— Чего хотела Памела? — спросил он, и я вздохнула.

Полагаю, вот оно. Мы не станем обсуждать оргию. Просто оставим ее в темноте, тенях и дыму, как и все остальное.

— Она думает, что я украла ее мужчину, — с каменным лицом сказала я, когда Кэл поднес мои костяшки к своим розовым губам и оставил на них поцелуй, от которого я задрожала.

Мрачный смех, который он издал, напомнил о прошлой ночи, и жар хлынул к моему ядру, заставив заерзать от дискомфорта.

— Вполне логично, — саркастично согласился Вик, ругаясь, когда горячий пепел сигареты упал на его пах.

Он потушил его пальцами, а другой рукой вытащил сигарету из губ. Аарон и Хаэль выбрали именно этот момент, чтобы появиться, вместе спускаясь по лестнице. Смех девочек эхом доносился из комнаты на верхнем этаже.

— Можешь, пожалуйста, не курить в моем доме? — сказал Аарон, и я увидела, что мы уже вернулись в нормальность. Вчера он сказал мне «похер», и позволил нам обоим курить по очереди прямо за этим столом. Но, возможно, когда так делает Виктор, это совсем другое?

Такое ощущение.. будто он никогда и не пропадал. Будто его никогда не ранили ножом. Будто Кали не мертва. Будто они все не делились мной прошлой ночью и не уснули в одной комнате.

Полагаю, так обстоят дела, когда вы являетесь гребаной бандой. Это наша версия нормального: восстанавливаться поле ножевых ран, сломанных ног и разбитого сердца.

О, и убийство.

Или недостаточное мужество, чтобы совершить его.

— Что вполне логично? — спросил Хаэль, включив песню «“I Like It» в исполнении, опять-таки, Cardi B.

Думаю, он вдохновился плейлистом прошлой ночи. Ему не нравится хип-хоп, как и мне. Черт, он парень, которому нравится рок-н-рол. Я фыркнула, когда вспомнила, как он играл Pat Benatar — «Hit Me With Your Best Shot».

— Что Бернадетт украла у матери мужа, — сказал Виктор, раздавив сигарету в пепельнице на столе, а затем переключил свое внимание на меня. Как только наши взгляды встретились, я знала, что он, по крайней мере, всецело помнил прошлую ночь. — К этому стремятся все маленькие девочки — к вниманию со стороны педофила.

Аарон наконец спустился с лестницы, прислонился к стене, закрыв глаза и испустив длинный вздох. Его каштановые волосы взъерошены и падали на лицо. Он рукой зачесал их назад и открыл золотисто-зеленые глаза, чтобы уставиться на меня.

Мы оба думали о Кали, точно.

Уверена, что была единственным человеком в этой комнате, который видел ее, сидящую голой на прилавке с содранной кожей, зеленое праздничное платье, чистое и идеальное, сверкало на ее разрушенной плоти. Она улыбалась мне, и я отвернулась, чтобы найти розовую кожанку Хавок, висящую рядом с дверью.

— Памела ушла? — спросил Аарон, его голос был уставшим и напряженным.

Мы определенно не должны были трахаться прошлой ночью. Когда я проснулась этим утром, на моей повязке были пятна крови, и я вынуждена была терпеливо сидеть на унитазе, пока Оскар менял ее, длинными пальцами скользя по моей разгоряченной коже.

Мы оба ждали так долго, как другой заговорит, что в итоге вообще не говорили. Ну, за исключением одного, мягкого шекспировского изречения.

Зови меня, когда тебе угодно ⁹ ...

Господи.

— Она ушла, — наконец скала я, поискав в первом кармане куртки, затем в другом, пока не нашла, что искала.

Внутри лежали помятый список с семью именами и тюбик помады, видавший дни получше. Я села на столешницу, пока Хаэль наблюдал за мной с другой стороны, руками разгладила бумагу и провела розовую линию по номеру два — «лучшая подруга».

— О, брось, — прошипел ее призрак, наклоняясь ко мне, пока, клянусь, я не почувствовала ее прогнившее дыхание. — Ты уже скучаешь по мне. Так сильно, что представляешь будто я все еще тут.

Я уставилась на номер семь в списке, «мама», а потом снова скомкала бумагу и держала ее в кулаке. Аарон опустился на табурет рядом со мной, вырвав меня из временного транса. Поднесла розовую помаду ко рту и накрасила губы, пока все пятеро парней наблюдали.

Их внимание не осталось незамеченным.

— Куда сегодня нам стоит сходить за покупками? — спросил Виктор, имея в виду платье, которое мне понадобится для вечеринки Офелии. Какое же это странное занятие после того, кто оправился от ножевого ранения и убил бывшую лучшую подругу. Точнее, заставил своего бывшего-ставшего-нынешним парня убрать твою бывшую лучшую подругу.. Сегодня я не буду особо ломать над этим голову. Размышления — это для отдыха. А в Хавок у нас нет времени просиживаться. — Есть идеи? Я не очень разбираюсь в дизайнерских брендах. То, как богатые растрачивают свои состояния, — это целое искусство.

— Ей нужно что-то с бриллиантами, — размышлял Оскар позади меня.

Он ощущался близко, словно, возможно, он встал со стула и стоял прямо позади меня. Я не стала оглядываться. У меня уже был ухмыляющийся демон в лице Кали. Нет нужды добавлять второго. Мое бедное сердце не выдержит.

— О, у меня уже есть бриллианты, — сказала я, доставая ожерелье Офелии из нагрудного кармана футболки. Сзади на ней была довольно-таки ироничная надпись: «Я — ДЕВСТВЕННИЦА» на всю спину. — Я обнаружила это, наступив на пару своих выброшенных брюк сегодня утром. Болит, пиздец как.

— Моя девочка, — промурлыкал Виктор, облизав нижнюю губу, пока он смотрел на меня темными глазами. — Выхватить бриллианты из ее кармана и забыть о них.

— Позволь, — предложил Кэл, забирая ожерелье, и закреепляя его на моей шее сзади. Его прикосновение затянулось, заставив кожу покрыться мурашками. Когда он обнял меня сзади и прижался губами к моему уху, я задрожала. От удовольствия, конечно же. Его я не боялась. Никогда не боялась. — Давайте украдем из одного из районов Оак, — сказал он, имея в виду самые богатые районы города, те, которые уже более ста лет выделяют себя среди остальных, высаживая дубы во дворах.

Речь шла про Оак Ривер Хайтс, Оак Парк и Оак Вэлли. Из всех трех Оак Парк — самый престижный. Я не могла даже представить, какие ужасные секреты скрывались за дверями этих особняков.

В конце концов, состоятельные люди играют в те же игры, что и мы, просто на другом поле.

— Только убедитесь, что за вами нет копов, — сказал Хаэль, постукивая пальцами по столешнице. — Ранее этим утром они была снаружи.

— Аарон, ты остаешься здесь с Оскаром и девочками, — подтвердил Вик, приняв решение за долю секунды, как и всегда. И это было сделано без единого колебания, потому что, будучи лидером, иногда приходится делать то, что тебе не нравится. Полагаю, мне многому надо научиться. Отныне, когда Виктор мне прикажет, я послушаюсь. — Мы отвезем нашу девочку на шоппинг.

Нашу девочку.

Эту фразу от него редко можно услышать. Она заставила меня улыбнуться.

— А по пути, — сказала я, рассеянно перебирая пальцами бриллиантовое ожерелье, а потом вспомнила, что Офелия делала то же самое в домике на пляже. Я задрожала и опустила руку на колени. — Вы расскажете мне о гребаной «Банде грандиозных убийств».

* * *

Торговый район в Оак Парк был куда красивее, чем в Оак Ривер Хайтс. Многие авторитетные люди называют его Родео-драйв¹⁰ на Тихоокеанском Северо-Западе. Но в действительности будет ложью назвать опыт шоппинга здесь приятным.

Так как Камаро Хаэля не в лучшем состоянии, он одолжил желтую Pontiac Firebird 1969 года. Это милая машина, и вероятно была проделана чертовски большая работа, чтобы она выглядела вот так.. она сюда не вписывалась.

Как и я.

Признаю, я была одета, как самая явная шлюха из Южного Прескотта, которую только можно представить. Но только, чтобы доказать эту точку зрения.

На мне были кожаные туфли на каблуках, черные леггинсы с круглыми вырезами в сеточку, которые начинались у щиколоток и поднимались до бедер, и темно-фиолетовый свитер, обрезанный в районе талии. Макияж был тяжелым и темным, словно я была готова к

метал-концерту. Черная подводка для макияжа кошачьего глаза, дымчато-серые тени и контуринг на несколько дней.

— Ты не очень любишь играть в игры, не так ли? — спросил Хаэль, изучая меня с того места со стороны водительского сидения, где он стоял, его руки были скрещены на крыше, пока он пялился прямо на меня.

Он ждал, чтобы посмотреть, что я сделаю дальше, и понятия и не имел, что это будет. Ему понравится. Я усмехнулась в ответ, когда Каллум осторожно закрыл дверь пассажирского сидения, его капюшон был надет, светлые волосы спрятаны в тенях.

— Ты когда-нибудь смотрел фильм «Красотка»? Именно этого я и добиваюсь — полного отказа от продавца. Затем я могу попозже снова войти в магазин с чертовой тонной пакетов с покупками, указать ими для пущего эффекта, и сказать «большая ошибка, огромная», — ухмыльнулась я, когда Вик слез со своего мотоцикла после меня, глубокая улыбка грела эти его красивые губы, пока обсидиановые глаза рассматривали тихую улицу.

Аарон был дома с Оскром и девочками, как и было сказано Виком, но мы вчетвером собирались устроить из этого свидание. Вроде того. По крайней мере, в Хавок свидание считается именно таким.

Воровство и осторожное разрушение классовой розни. Все эти богатые засранцы ненавидят, когда мы приезжаем сюда. Я закурила сигарету, когда мимо проходила женщина с покрашенным в розовый померанским шпицем.

— Господи Боже, — пробормотала, когда она прошла. Я бы не придумала такого дерьма, даже если бы постаралась. — Единственное, от чего бы они стали еще более раздраженными, — это если бы мы были не белыми.

— Тогда давайте ограбим нацистов? — спросил Вик, когда я нашла нужный мне магазин через дорогу, указывая на него.

На нем был знак «Находится в законном владении и обслуживании». Но, поверьте мне, я проверила это заведение и выяснила, что владельцем была дочь какого-то технаря-задрота, претендующего на звание одного из первых в мире триллионеров. Я закатила глаза. Поговорим об отвратительном распределении богатства, не так ли? Некоторые люди умирают с голоду, пока у других золотые потолки и туалеты.

— Женщина, которая владеет этим магазином, одна из «я сделала себя сама», — сказала я, изображая пальцами кавычки. — «Сделала себя сама» с помощью кредита от папочки. У нее было множество банкротств, ей удавалось годами не платить подоходный налог, и даже однажды она его «выплатила», — мне снова пришлось изобразить пальцами кавычки, простите, но история слишком тупая, — ее муж получил гонорар за консультацию, чтобы не отчитываться за дополнительный миллион долларов прибыли.

Я опустила руки по бокам, когда Каллум, поглощенный голубым капюшоном и ужасающий, как всегда, мрачно посмеялся рядом со мной. Он надел те джинсовые шорты с длинной штаниной, показывая татуировки и шрамы на ногах.

— Мне нравится, что ты провела исследование, что ты всегда пытаешься удостовериться, что те, чью кровь ты пускаешь, того заслуживают, — он снова засмеялся, а затем засунул руки в передний карман толстовки. — Это достойная восхищения черта, Берни. И очень редкая.

— О, перестань, — начала я, немного закатив глаза. — Мое стремление к справедливости делает меня такой же слепой, как и Сару Янг. Меня могут убить.

— Нет, если я могу помочь, — пошутил Кэл, вытянутой рукой указывая перейти дорогу.

Я сошла с обочины на каблуках, даже не удосужившись посмотреть в обе стороны, заставляя какого-то мудака на «Феррари» затормозить. Он опустил свое стекло и высунул голову, словно собирался что-то мне прокричать. Я остановилась посреди улицы с тремя парнями позади.

Они посмотрели на водителя, в ожидании, что он что-то скажет. Не сказал.

Ему же лучше.

Он буквально чуть не умер.

Ухмылка расползлась по моим губам, и я обеими руками толкнула стеклянную дверь магазина. На моем пальце было кольцо с бриллиантом, и ожерелье на шее. Когда девушка- консультант увидела меня, то выглядела так, словно могла описаться в штаны.

— Мне нужно платье, — сказала я ей, осмотрев магазин одним взглядом. Это довольно маленький бутик, но выбор был большим. Большинство платьев стоили больше среднемесячной зарплаты среднестатистического человека. Я снова посмотрела на девушку на ее водянисто карие глаза, на испуганную улыбку. Она не хотела расстраивать меня, но еще боялась кого-то. Скорее всего, ее босса. — Оно должно быть красным.

— Эм, да, конечно, — с колебанием сказала она, ведя меня по магазину и указывая на возможные варианты.

Добрая половина показанных вещей были не моего размера, но меня это не смущало. Я знала себе цену. Знала ее куда дольше и лучше, чем мне бы хотелось. Ни одной девочке не нравится, когда взрослые мужики подзывают ее из окна машины, когда ей тринадцать лет.

Если вы согласны ненавидеть себя, потому что так говорит мир, то тогда он уже победил. Не позволяйте им сделать это с вами, заставлять вас презирать себя, даже когда они вожделеют и слюнявят все то, что у вас уже есть.

Я выбрала несколько вариантов, позволив продавцу отнести их в примерочную. Схватив последнее платье с другой вешалки, я направилась в небольшой мужской отдел в углу магазина. Для начала посмотрим, смогу ли я сочетать красный цвет с каким-нибудь из этих галстуков-бабочек.

— Мы должны быть в смокингах, не так ли? — спросил Виктор, обойдя стойку и вставая передо мной.

Он в раздумье почесал подбородок, а затем нахмурился, словно мысль была отталкивающей. Надеюсь, нет, потому что мой муж чертовски хорошо смотрится в смокинге. Он еще и пахнет великолепно, его дикий мускусный запах не сочетался с тонкими цветочными нотами, витавшими в роскошном интерьере магазина.

— Дресс-код в стиле «блэк тай», так что.. смокинги, — согласилась я. — Со сдержанными, но эклектичными деталями. Возможно, с кроваво красными бантиками, которые стоят, как гребаная мебель, но каким-то образом все еще говорят «мне похрен» Добавь к этому запонки с черепом и скрещенными костями, которые вы надевали в День Снежка, и мы — неподражаемы.

Вик улыбнулся медленной, легко распространяющейся улыбкой.

— К тому времени, когда мы здесь закончим, ты съешь Офелию заживо, — сказал он, что было, блять, огромным комплиментом, который я не заслуживала.

Я не убила Кали, когда должна была. Я провалилась. Она была с нами в магазине, стояла в углу и смотрела на меня, не моргая. Вместо этого я посмотрела на Виктора, но не смогла выговорить ни слова. Эй, Вик, вообще-то я вижу призраков, которые, думаю, являют собой воплощение разочарования, которое я испытываю в себе.

Нет.

Не время и не место.

Я повернулась к витрине с бабочками, выбрав одну и сочетая ее с красным шелком платья. Когда подняла взгляд, то увидела Каллума в том месте, где его точно не было несколько секунд назад. Блять, что бы я отдала за способность так передвигаться.

— Девчонка-коп снаружи, — пробормотал он, оглядываясь через плечо, когда входная дверь магазина открылась и внутрь вошла Сара Янг.

Хаэль стоял рядом со входом, делая вид, что с интересом разглядывает витрину с туфлями. То, как он касался обуви, с таким плотским благоговением, что это подало мне идею, которую я отложила на потом. Хаэль, я, голая, но в милых туфлях..Черт.

Я прогнала эту мысль как раз вовремя, чтобы встретить «девчонку-полицейского» лицом к лицу.

— Бернадетт, — сказала Сара, поднимая руку, словно в приветствии. Больше походило на угрозу. Я притворилась удивленной, забросив платье на руку. — Как ты себя чувствуешь?

Слышала об инциденте на вечеринке, — ее лицо говорило, что она ничему не верила из этой истории.

Я уставилась на нее в ответ, одежда, которую я держу в руках, стоит тысячи долларов. Она ощущается тяжелее, чем должен кусок шелка, словно она несла на себе вес всего того, что он должен отражать. За плечом Сары, я увидела, как Хаэль засунул руки в карманы джинсов и прошелся вдоль передних окон магазина. Он совершенно очевидно прощупывает, как будет развиваться ситуация. Например, одна ли Сара.

Она посмотрела на платье, а затем снова на меня, вскинув светлые брови.

— Ты можешь позволить себе такое платье, Бернадетт? — мягко спросила она, проигнорировав смертоносные взгляды Каллума и Виктора.

Я знала, что как бы ни ответила, загоню себя в ловушку. Либо украду эту чертовщину, или же у меня при себе довольно много денег, которые я получила.. откуда-то. Хороший ход, девчонка-коп. Она очень хитрая.

— Мать Виктора – богатая поклонница искусства, — сказала я, позволив губам изогнуться как лепестки ядовитого цветка. Я накрасила их цветом «Пурпурная венерина мухоловка», так что аналогия подходит. Цвет был чем-то средним между фиолетово-черным и цветом ириса, и это именно то, что мне нужно. — Она пригласила нас на вечеринку на следующей неделе и согласилась оплатить платье, — я подняла вещь в объяснении. — Конечно, на следующей день я собираюсь заложить эту дурацкую штуку, но неважно, — лениво пожала плечами.

Ласковый взгляд Сары наконец-то скользнул мимо меня и остановился на Викторе. Мгновение она уставилась на него как человек, который действительно хотел быть хорошим, смотрел на того, кого он считал плохим. Если бы у нее была кнопка, на которую можно было бы нажать, чтобы наказать Вика всеми способами, которыми, по ее мнению, он должен быть наказан, она бы, черт возьми, нажала ее. Она смотрела так, словно в ее понимании он уже виновен.

— Что ж, я пыталась связаться с Кали Роуз-Кеннеди, чтобы обсудить ее отношения с Найлом Пенсом, но ее отец, сказал, что она не вернулась домой, и не знает, где она.

— Белое отребье во всей красе, — сказала я, снова пожимая плечами и вздыхая. — Моя мать тоже никогда за мной не следит. Спасибо эмансипации, — я пошевелила пальцами, демонстрируя обручальное кольцо, когда продавщица подошла, чтобы забрать у меня платье. Она повесила его в примерочную вместе с остальными, но не столько для того, чтобы обслужить меня, сколько для того, чтобы я не прикасалась к этой чертовой штуке дольше, чем нужно. — Ну вы знаете, что я всей душой ненавижу Кали. Понятия не имею, где она.

— А что насчет женщины по имени Корали Винсент? — сказала Сара, удивив меня.Блять. Мне пришлось подавить желание оглянуться на Вика. Но я чувствовала его, занявшего позу выжидающего. Каллум просто излучал насилие позади меня. Если он подумал, что должен, то он убьет девчонку-копа ради меня. Но я не хотела этого ни для кого.

Хаэль встал позади Сары, руки сжаты замком перед ним, как у телохранителя. Его рыжие волосы были светлыми под белым светом в магазине. Он в тысячу раз сильнее отражался в мою сторону от заставленных зеркалами стен.

— Она довольно тесно работала с твоим отчимом, — продолжила Сара, на мгновение она посмотрела что-то в своем телефоне, а затем перевела взгляд на меня. — Скажи мне, ты видела ее недавно?

Я рассмеялась, но мне не пришлось слишком стараться, чтобы звук был уродливым.

— Корали? — спросила я, словно она не часто приходила мне на ум. Если честно, не часто, я и не думала о ней. Она была маленькой частью моей боли. Возможно, когда я удерживала ее против воли в домике на пляже, она думала, что значит для меня нечто большее. Думала, что мне на самом деле есть до нее дело. Если честно, единственная причина, по которой я рада, что мы пошли за ней, состояла в том, что она помогла нам вскрыть других двуличных засранцев в моей жизни. Например, Офелию. Она настолько большая часть этого города и его андеграунда, что я даже не могла себе представить. — Кому, блять, есть дело? Она — плохой человек, который, скорее всего, получил по заслугам.

— Плохой человек, это как? — спросила Сара, и на этот раз я обернулась и посмотрела на Вика.

Специально. Я бросила на него долгий ищущий взгляд, который одновременно служил маскировкой и позволил мне понять его. «Как много мне стоит ей рассказать?», — гадала я.

По тому, как Вик медленно поднес сигарету к губам, я поняла, чего он хотел.

— Пойду покурю снаружи.

Он ушел, кивнув подбородком Кэллу и Хаэлю, указывая следовать за ним.

Я подождала, пока все три парня не выйдут, а потом ответила. Подозрение убивало Сару, это точно.

— Она продавала приемных детей самому большому покупателю, — сказала я, посмотрев на Сару, чтобы убедиться, что она поняла.

— И откуда ты это знаешь? — заметила офицер полиции, смотря в ответ.

Она даже не детектив, но все же стоит тут и разговаривает со мной. Держу пари, кто-то где-то возомнил себе, что она смогла бы «достучаться до меня» или что-то в этом роде.

— Она сделала это со мной и моей сестрой, — я пожала плечами и покачала головой. — Если она пропала, то, вероятно, это дело рук одного из ее клиентов, — я направилась в сторону примерочной, зайдя внутрь, прежде чем Сара смогла задать еще вопросы. — Но я не

стукачка. Вы видели, что случилось с Кали после ваших подстреканий. Не удивлюсь, если после вечеринки кто-нибудь возьмет на себя ответственность за ее исчезновение.

— Кто-то с ножевой раной в боку? — спросила Сара, но я была слишком занята, снимая одежду и залезая в красное коктейльное платье-футляр с вырезом в форме сердца. Это цвет крови, и оно очень облегало. Я бы ни при каких обстоятельствах не назвала кого-то в таком платье дорогушей. Как Валери Бруссард пела в песне «A Little Wicked», никто не называет тебя милочкой, пока ты сидишь на троне.

Гребаный, идиотский коп, подумала я, открыв дверь и увидела, как восприятие Сары меня менялось в зависимости от того, что на мне надето. Я выглядела, как шлюха, но как та, которой она хотела бы быть, и это пугало ее. Из-за этого я возненавидела ее. О, Берни, ты погляди, ты в одночасье стала экстрасенсом.

— Спросите вокруг и увидите, как любима была Кали, — сказала я Саре, пожимая плечами, переходя к возвышенному помосту с полукругом зеркал.

Как только я увидела себя в этом платье, но с босыми ногами, то попросила продавщицу принести мне классические, черные туфли. Лабутены, только потому что у них была красная, как кровь, подошва. Кровавая обувь. И теперь в моей голове снова играет Cardi B.

В прошлом я всегда любила только рок или метал, но сегодня она придает мне ощущение плохой суки, так как я могу отказаться?

Как только надела туфли и встала перед зеркалами, поняла, что теряю позиции с Сарой. Выбор этого платья из всех и этого цвета.. что ж, с таким же успехом это могло быть гребаной алой буквой, которой обвиняли в грехах и преступлениях.

Для протокола: это книга про пуританку, которая трахнула священника, забеременела, а затем отказалась назвать кому-либо в городе имя отца. Бедняжка получила красную букву

«А», вышитую на ее груди, сокращение от «адюльтера». Вот так я себя сегодня и чувствовала, как некая поганая пуританка, ставшая изгоем не по своей вине.

— Если вы хотите найти Кали, начните с поисков Митча.

Надеюсь, это признание, хотя для меня оно ничего не значит, укрепит хрупкое доверие между нами. Не-а, не это платье. Как бы моей внутренней шлюхе Прескотта оно ни нравилось, я знала, что оно ни к чему не приведет с Офелией. Красный цвет мог быть либо смелым.. либо дешевым. Этот выглядел дешево.

Я вернулась в примерочную и закрыла дверь.

— Уже пыталась, — продолжила Сара, выглядя удовлетворенной тем, что сидела и ждала меня. — Он и его брат Логан пропали с вечера танцев.

Я сменила платье-футляр на шелковое, но как только надела его и посмотрела на себя в зеркало, то поняла, что оно тоже не подходит. Я выглядела как трофейная жена, как конфетка, шедшая под руку со стариком, как аксессуар вместо неотъемлемой части.

— И? Сара, прошло два дня. Расслабьтесь.

Я бросила кучу шелка на пол и отбросила в сторону Лабутены. Продавщица приберется. Покажу ей каково это — заботиться о ком-то из Прескотта. Обычно мы заправляем бензин или протираем столы, а парни из Фуллера или придурки из Оук-Ривер- Хайтс обращаются с нами как с дерьмом.

На следующем платье, которое я примерила, был ценник, от которого у меня буквально заболели зубы. Четыре тысячи восемьсот долларов. Меня осенило, что любой, кто купит настолько дорогое платье, должен получить по лицу за то, что он такой мудак. И это именно такой вид платья, в котором все будут в арт-галерее.

Я примеряю его, сдвигая креповую ткань через голову и позволяя ей упасть. Кто-то должен будет застегнуть мне молнию, но я все равно повернулась и изучала себя в маленьком зеркале.

У этого платья был вырез в форме сердца, как и у других, но он был длиной в пол и с сетчатой вставкой на бедрах, оставляющей видимой бледную плоть верхней части моих ног. Заметен лишь намек на татуировку. Я провела рукой вниз по переду платья, наслаждаясь пышным ощущением ткани. Оно не такое красное, как я изначально хотела. Вместо этого оно было с красно-черным омбре, кроваво-красным у ключиц и выцветало до черного дерева у ног.

Я вышла из примерочной, перекидывая волосы через плечо, и повернулась спиной к копу. Видишь, читалось в моей позе, я тебя не боюсь. Совсем. Ты это знаешь, не так ли?

— Скажи мне, где проходило афтерпати, — сказала Сара, застегивая и закрепляя единственную пуговицу. Ее пальцы были нежными, но мазолистыми, словно она ими делала больше, чем ожидалась. Например, может быть, она регулярно ходит в тир. — Это все, что ты должна сделать.

Какое-то время я не обращала на нее внимание, забравшись обратно на помост, и пожалела, что не могла надеть на торжество свое свадебное платье. Но Офелия узнала бы его. Она знала, что у нас нет ни возможности, ни денег, чтобы купить другие наряды. А это был дешевый ход в этой шахматной партии.

Сара встала позади меня, одну ногу ставя на застеленный ковром помост, на котором я стояла. Бросила на нее взгляд через плечо и поняла, что должна это сделать, должна перекрасить волосы до дерьмового вечера Офелии. Покрась их в блондинистый, Берни.

Я посмеялась и снова повернулась к зеркалу. Если Сара спрашивает о месте проведения вечеринки, значит она ни черта не знает. В конце концов, кто-нибудь настучит, так всегда бывает, но это будет нескоро. По крайней мере, через несколько недель, когда вероятность того, что другие ученики их выследят и зашьют им рот, уменьшится.

— Я уже сказала вам, что не стукачка, — повторила, смотря на черную сетку на фоне моих бледных бедер.

Блять, Господи, я выглядела, как призрак. С зимой стало только хуже. Но мне нравилось, почти оскорбительный контраст между белой кожей и черной тканью. Платье было дорогим, но не для тех, с которыми Офелия Марс ведет дела. Оно может даже быть недостаточно хорошим, но мне все равно. Мне нравится, как оно выглядело. Оно дорогое. Вполне.

К тому же мой бок болит слишком сильно, чтобы примерить еще одно платье.

— Я не смогу помочь тебе, если ты не скажешь, — сказала Сара, что было хорошим знаком.

Она все еще была готова отдать мне предпочтение.

— Вы просмотрели все жалобы на Найла? — спросила я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее. С руками на бедрах и разницей в высоте между каблуками и помостом мне казалось, что я смотрела сверху-вниз на верную подданную, приказывая ей. Эта мысль вызвала улыбку. — Потому что если нет, то я не могу вам помочь.

— Нет ни одной жалобы на Найла Пенса, которая не была бы отклонена. Возможно, тебя это удивит, но виновные часто первыми подают жалобы на правоохранительные органы. Мы получаем их постоянно.

Я проигнорировала неведение Сары и вернулась в примерочную, прежде чем парни войду и увидят меня в этом платье. Я хочу удивить их, когда надену его в первый раз. После прошлой ночи, чувствовала себя собственницей. Последнее, чего мне хотелось, — это, чтобы Сара увидела то, как они смотрят на меня. В лучшем случае, она не поймет голодный блеск в их глазах, то, как они облизывают свои губы, как их члены становятся толще в штанах. В худшем — она увидит, что они пойдут на все ради меня, даже на убийство.

— Бернадетт, тебя никогда не было в системе по усыновлению. Скажи мне, откуда ты знала Корали Винсент?

Блять, эта женщина неумолима.

Я повернулась к ней. Было что-то в том, чтобы смотреть человеку прямо в глаза.

Отражение ее лица не достаточно. Мне нужно больше.

— У меня ощущение, что вы уже знаете ответ, — осторожно ответила я, прощупывая почву. Она знала, что Найл был настолько испорченным, что его невозможно было исправить. Не знаю, понимала ли она это или всегда знала и водила меня за нос, но оно прямо здесь, читается ясно, как божий день, во взгляде ее карих глаз. — Найл не хотел, чтобы кто-то знал, вот почему.

— Где он, Берни? — снова спросила она, но на этот раз, я уловила тоненький намек на отчаяние в ее голосе.

Ее одолевает желание отомстить; она жаждет его поимки. Это стало навязчивой идеей.

— Она сильнее, чем ты думаешь, — промурлыкала Кали, ее труп свисал с люстры надо мной, голова откинута назад, рот разинут, она гоготала.

Блять, у меня бурная фантазия.

— Сара, вы умнее этого, — сказала я, ладонью разглаживая перед платья. — Как я и сказала раньше, даже если бы знала, не сказала бы вам, — сохраняла зрительный контакт с ней на протяжении целой минуты.

Это нелегко с кем бы то ни было, даже с незнакомцем. Попробуйте. Но за каждую секунду противостояния мне что-то доставалось. Наконец, Сара отвернулась.

— Не стесняйся заходить во время зимних каникул, ладно? — предложила она, отворачиваясь от меня и собирая сумочку. Она лишь раз посмотрела назад через плечо, прежде чем уйти. — Если ты можешь выбрать любое платье, бери это. Оно тебе идет.

Ее кроссовки громко скрипели по блестящему полу, но я не ждала, пока она уйдет, и помахала продавщице, чтобы та расстегнула молнию и пуговицу на платье. Как только вернулась в примерочную, упала на скамью и сжала ее пальцами. Черт, черт, черт. Я не могла понять: все прошло хорошо.. или ужасно.

— Ты все испортишь, — заявила Кали, находясь внутри зеркала.

Она больше нигде не существовала, потому что, блять, она не реальна. Она не реальна, и все же я позволяла ей мучать меня.

Стук костяшек об дверь примерочной выбил из меня всю дурь.

— Ты там в порядке, Бернадетт? — спросил Хаэль, в его голосе прозвучали нотки беспокойства. Это был голос, который говорил: «если ты не ответишь мне в течение пяти секунд, я вхожу». Я не могла решить мне хмуриться или улыбаться. Нравилось, что они присматривали за мной, что хотели защищать меня. Но я всегда хотела иметь роскошь защитить саму себя. — Не хочешь устроить нам показ мод? По мнению Оскара, у меня дешевый вкус, но, по крайней мере, я могу сказать тебе, насколько чертовски твердым становлюсь из-за тебя.

— Все в порядке. Я выбрала платье, — разделась до лифчика и трусиков, и, как могла, быстро надела свою обычную одежду.

Я не думаю, что кто-то из них смог бы пробиться сюда силой. Каллум перелез бы сверху, Хаэль пролез бы под дверью, а Виктор бы вырвал ее с петель.

Как только надела свитер через голову, то открыла дверь и обнаружила, что их огромные тела заблокировали выход. Они смотрели на меня с одинаковой и в то же время с совершенно разной интенсивностью. По коже побежали мурашки, и я пыталась восстановить дыхание.

— Это то самое, — сказала я, поднимая руку, чтобы указать на платье, которое на ней висело.

И бок, и голова болели, но это было ожидаемо. Они заживут, в свое время. Куда больше переживала за чувство собственного достоинства и свою гордость.

— Ты выбрала платье без нас? — спросил Хаэль, притворившись обиженным. Но должно быть он разглядел что-то в моем лице, что смягчило его, и он коснулся пальцами моего подбородка. — Эта сука сказала что-то, что расстроило тебя?

— В ней есть пыл, который меня пугает, — призналась я, и Хаэль опустил свою руку, обменявшись взглядом с Виктором.

Каллум ни разу не отвел от меня глаз.

— Не переживай за эту девчонку-копа, — заверил Каллум, его голос был похож на колокол в тихой, городской церкви, которая покрыта паутиной и не используется уже много лет, но зазывающая все заблудшие души к своим закрытым дверям. — Мы уже немного скорректировали наши планы, — он головой указал в сторону главного входа в магазин. — Константин тоже был здесь, ждал снаружи.

— Мы можем поговорить об этом позже. Давайте купим это платье и уйдем, — умеренно сказал Вик, оглядываясь на продавщицу. Она говорила по телефону.. с кем-то. Вероятно, с ее боссом, объясняла ситуацию. Четверо белых отбросов пришли с другой стороны, они повсюду распространяют свою нищету и грязь. — Лишь Богу и дьяволу известно, кто еще может следить за этим магазином.

После всего того, что я узнала в машине по пути сюда про «Банду грандиозных убийств», то поняла, что Вик говорил не только о копах. В сравнении с Офелией, этой новой бандой, прощупывающей почву на нашей территории, и копами, думаю, Сара Янг — самая минимальная из наших переживаний.

— Купи платье, но забудь о туфлях, — сказал Кэл с ужасающей улыбкой. — Хочу посмотреть, смогу ли украсть их незаметно для маленькой мышки.

Я задрожала от его слов, одарив продавщицу быстрым взглядом, и заметила, что на ее свитере на самом деле изображены маленькие серые мышки. Как подходяще.

— Это твое дело¹¹, — сказал Вик, это всего лишь выражение, но, тем не менее, звучит пугающе.

В скором времени, уверена, в Спрингфилде будет много похорон. Я лишь надеялась, что они не будут нашими.

— Будут, если ты не отрастишь себе гребаный хребет, — промурлыкала Кали, но я не обратила внимание, швырнув платье в угол и улыбнувшись, когда Виктор двумя пальцами вытащил кредитную карту и протянул ее женщине. Хаэль стоял позади нас и смеялся в недоумении.

— Упакуйте его красиво для моей жены, — прорычал Вик, и девушка тут же подчинилась.

— Тот твой план, уготовленный для Сары Янг, — начала я, перетягивая на себя его бесконечно темный взгляд, пока девушка вставляла карту и выглядела удивленной тем, что покупка прошла без заминок. — Мне понравится?

— О, поверь мне, — сказал Виктор, начеркав свое имя на iPad, который ему протянула продавщица, — он прямо по твоей части. Поэтичная справедливость, личный выбор, и ошибочное, ставшее верным, — он бросил обратно iPad, взял коробку, а затем положил ее мне на руки. Когда он посмотрел на меня сверху вниз, то, блять, клянусь, я чувствовала тяжесть взгляда, словно Вселенная легла на мои плечи. — Просто один из моих подарков, что я тебе сделаю, Бернадетт Ченнинг.

Вик отошел от меня, закурив сигарету еще до того, как выйти из бутика.

Я была так занята тем, что сжимала коробку и тяжело дышала, что не смогла в полной мере оценить выражение ужаса на лице бедной продавщицы.



Я со стоном прислонилась к стене в душевой, все болело, и я гадала, с чего это решила, что будет чертовски круто устроить групповуху, когда меня только что ранили ножом. Или пойти на шоппинг. Или вешать рождественские гирлянды на елку, которую мы только что поставили.

— Ты на самом деле не знаешь, когда остановиться, не так ли? — спросил Вик, прислонившись к столешнице.

Я даже не слышала, как он зашел, настолько чертовски уставшей была.

— Словно ты не наслаждался траханьем меня той ночью, — возразила я, душевая занавеска была отодвинута ровно настолько, чтобы я могла его видеть.

Брызги воды падали на пол, но мне все равно. Потом приберусь.

Вик посмеялся, когда встал, беря из-под раковины полотенце и постелив его на пол, чтобы брызги падали на него. Он все еще сидел на корточках, смотря на меня из-под очень длинных и очень прекрасных ресниц, которые не могли принадлежать мужчине. Они немного смягчали подлость на его лице, убирали часть той жестокости, которая, как я знала, в нем таилась.

Он задушил Логана Картера на полу в школе Прескотт, подумала я, но даже эта мысль не особо тревожила меня. Хавок не настолько плохие. На самом деле, иногда они почти милые. Чтобы контролировать подполье, нужно совершить определенные вещи, и не важно насколько они отвратительны.

Такие как.. убийство Кали.

Я подставила лицо брызгам, чтобы скрыть разочарование самой собой. На стенах повсюду были красные пятна, ужасными полосами стекающие по моей коже. Они похожи на кровь, но это всего лишь краска для волос. Звучит глупо, но я чуть не плакала, когда закрашивала розовый. Это был цвет Пен. Но красный был.. моим.

— Черт подери, это пытка, — пробормотал Вик, и я опустила взгляд на него, окутанного паром и татуировками, наблюдающего за мной так, будто я его собственность. Я на самом деле принадлежала этому парню, но ему об этом знать не обязательно. — Ты, голая и мокрая, но раненая, — рот Вика дрогнул, когда он встал на ноги, и мне пришлось поднять на него взгляд. — Мы не должны были так с тобой обращаться, знаешь же? Я должен был лучше себя контролировать.

— Я в порядке, — мое сердце затрепетало от беспокойства в его голосе. Он провел рукой по лицу, смотря на меня таким взглядом, что я знала, мне придется починить замок на этой идиотской двери, если хочется иметь хоть какое-то подобие покоя. Некоторые мужчины дичают, когда дело доходит до их пары. — Вообще-то более, чем в порядке.

— Более, чем в порядке, — повторил Вик с глубокой усмешкой, похоже, довольствуясь тем, что прислонился к стене и уставился на меня. — Ты говоришь так, но, думаю, ты мне врешь. Я был бы зол, если не думал, что ты врешь и себе тоже.

Фыркнула, схватив мыло с запахом персика, которое купила сегодня в одном из магазинов. Уходя, я украла еще три таких мыла, но, бросьте, оно из Франции и пиздец какое дорогое. Черные глаза Виктора следили за каждым моим движением, пока я намыливала свое тело, осторожно смывая засохшую кровь рядом со швами. Я не должна их мочить, но это трудно. Я просто хочу быть чистой.

— Почему ты думаешь, что я вру себе? — спросила, чувствуя, как обручальное кольцо скользило по коже, пока мыла тело густой пеной с ароматом персика.

— Потому что я вижу твою душу изнутри, — сказал Виктор, двумя пальцами указывая на свое лицо, а затем повернув их в мою сторону. — Ты — это я, но в женском обличии. Мы схожи, Бернадетт.

— Осторожнее, кто-то может подумать, что ты не был лидером жестокой банды, — сказала я, обожая невидимый барьер между нами.

Возникло напряжение, которое потом будет так приятно разрушить, разорвать дикими когтями и ноющей грудью. Господи, блять, Иисусе. Мне нужно сесть и, по крайней мере, записать мои ужасные поэмы в ноутбуке Аарона иначе мой мозг так и останется замутненным пурпурной прозой.

— Берни, я должен любить так же яростно, как и разрушать, иначе сгнию изнутри, — он ухмыльнулся, и мои мышцы внизу живота сжались от воспоминания о его толстом, твердом члене, растягивающем меня до пределов. Прямо сейчас я хотела его так чертовски сильно, но контроль Вика был легендарным. Даже если я дразнила его, он уже принял решение: он считает, что мне нужно отдыхать, так что не станет трахать меня. — Не считай мою мужественность настолько хрупкой, что я не могу сказать своей жене, что люблю ее или что забочусь о ней.

— Отойди от меня, — простонала я, потому что у меня были ужасные проблемы с близостью. Когда Вик говорит такие вещи, я просто.. не знаю, как функционировать. — Может мы и схожи, но ты в разы уравновешеннее меня. И в разы смелее.

Моя рука замерла с зажатой в пальцах губкой, прижатой к краям татуировки дракона.

— Берни, — сказал Вик, и его голос был мягким, каким всегда был для меня. До глубины костей чувствовала этот голос, этот звук, он прибережен для меня и только. Он мой. Мне никогда не придется делить его, и я уверена, что ни одна другая женщина на земле никогда не слышала его. — Ты позвала Хавок не просто так. Кали была твоей подругой, почти сестрой. Ты уже однажды потеряла сестру. Уверен, было тяжело потерять еще одну. Это не обязательно должно было быть сделано твоими руками, ты это знаешь. Я не знаю, почему ты решила последовать за ней.

Я лишь продолжала смотреть на стену, чтобы не пришлось взглянуть Вику в лицо.

Он так долго там стоял, что мне пришлось оглянуться. Его сила воли поразительна; его терпение превосходило все эпическое.

— Я пытаюсь, Вик, — призналась, поворачиваясь к нему с нахмуренным лицом. Мои глаза наполнены грустью, но хотя бы я не плакала. — Думала.. полагаю, я думала, что была стервой? — наклонила голову в сторону, задавая вопрос, и Виктор посмеялся, потянувшись рукой и проведя костяшками с татуировкой ХАВОК вниз по моей щеке.

— Ты и есть стерва, Берни. Перестань так сильно пытаться и увидишь это. Тебе не нужно ничего доказывать, ни мне, ни кому-то еще в Хавок, — он провел большим пальцем по моему рту, а затем медленно и аккуратно убрал руку, словно боялся сделать больше.

— Я говорю о большой игре, Вик, — прошептала я, мои руки тряслись, когда бросила мочалку в ванну к моим ногам. — Мысленно была уверена, что сделаю это. Я хотела попробовать кровь. Так чертовски сильно хотела. Хотела эту корону, — я сильно стиснула зубы и покачала головой, запустив пальцы в волосы. — И знаю, что могу носить ее. Знаю, что могу, — посмотрела на него, прекрасное лицо было умиротворенным и таким чертовски красивым, что хотелось плакать.

— Ты можешь, ты будешь, — сказал он, одетый в черную майку и джинсы.

Это мог быть любой другой день, не так ли? Но нет. Сегодня Рождество, не тот праздник, который я обычно жду.

Причина в том, что праздники, подобные этому, всегда были разочарованием. Я и Пенелопа когда-то с нетерпением ждали его, когда папа был жив. Были подарки, большие ужины и поездки по городу, украшенному рождественскими гирляндами.

С Памелой и Найлом.. я помнила одно Рождество, когда мне было десять, и у нас была вечеринка в доме. Не было ни елки, ни подарков, только кулеры, наполненные пивом и немного беспорядочных гирлянд на стенах. Единственная еда в доме была приготовлена для вечеринки, Памела не позволила съесть ее. Помню, как стащила горстку чипсов, а затем так заболела, что меня стошнило посреди гостиной.

Все, что сделала моя мать, — это посмеялась надо мной.

— Ты глубоко в своих мыслях, Берни — предупредил Вик, и я посмотрела на него. — Расскажи мне, о чем думаешь. Что бы это ни было, я хочу знать. Хочу знать каждую гребаную деталь о тебе.

Надолго уставилась на него, что даже не была уверена реален ли он.

— Я ненавижу Памелу, — ответила, он кивнул. Вполне уверена, он и так это знал, но, возможно, он не знает по какой причине я вчера вечером так сильно швырнула диспенсер для скотча в стену, что он сломался, потому что мне тоже было грустно. Под всей этой местью таилась боль маленькой девочки. — Я ненавижу Рождество.

— Ты хотела елку, — сказал он, но мы оба знали, что елка не для меня. Она для Хизер, Кары, и Эшли. — Надеюсь, ты любишь глупые, сентиментальные подарки, потому что вполне уверен у всех них такой есть, — мои губы дрогнули от раздраженной резкости в его голосе.

Мы оба знали, что, когда он говорил «все они», речь шла не о девочках. Нет, речь шла о моих прекрасно сломленных парнях Хавок, включая его. Не могу представить, что Виктор позволил бы остальным парням купить мне подарки, если бы он уже не купил свой.

— А ты? — спросила я, но Вик лишь посмотрел на меня одним из тех загадочных взглядов. — Любишь?

— Заканчивай и вытаскивай эту сексуальную задницу из душа, — сказал он, качая головой и пробегая пальцами по волосам, пока я смеялась. Он определенно купил мне что- то, вероятно и завернул его. — Не могу больше смотреть на тебя, при этом не делая то, что я на самом деле должен прямо сейчас с тобой делать.

Я услужливо закрыла воду, повернулась и увидела, что он ждет меня с полотенцем. Закусив нижнюю губу, я сделала шаг, и Виктор обернул его вокруг меня, притянув ближе и положив подбородок поверх моей головы.

— Держись меня, Берни, и все это будет стоить того. Обещаю.

Он отпустил, отошел, чтобы понаблюдать, пока я вытирала тело, а затем прошлась полотенцем по прядям. Надев черные треники и старую футболку с первого курса, я высушила феном волосы, чтобы мы оба видели, насколько красными стали кончики.

Они были чертовски яркими и тускнели по мере продвижения цвета вверх, пока не достигали моего натурального белого блонда.

— Что думаешь? — спросила я, когда Вик издал горловой звук, который пронесся сквозь меня. Это было рычанием. — Приму как нравится?

— Похрен, — сказал он, а потом я вздохнула, когда толкнул и спустил мои штаны.

Его огромный член толкался в мой вход, а затем с легкостью вошел. Я была чертовски мокрой, настолько мокрой, что недавно принятый душ не имел значение. Как только вышла из воды, почувствовала, как становлюсь для него все более и более чувствительной.

Мой муж. Мой Вик. Мой.

По крайней мере, из всего у меня было это.

Он трахал меня на столешнице в этой грубой, первобытной манере, но я так сильно ее обожала, чтобы остановить, даже несмотря на то что мне чертовски больно, даже несмотря на то что, вероятно, не должна. Не взирая на грубый трах Виктора, он был осторожен с раной на моем боку. Я работала бедрами, насаживаясь на Вика, заставляя его стонать, словно подвергавшимся пыткам человека.

Когда он кончил внутрь, я оттолкнула его, но он схватил мою руку, сплетя наши плацы.

Взгляды встретились, и я изо всех сил старалась притвориться, что не очарована.

— Перестань наказывать себя, — предупредил он, усадив меня на столешницу и прижимаясь ртом между моими ногами.

Я сжала пальцы в его волоса, и откинулась назад на зеркало, постанывая и извиваясь на его лице. Позволила ему довести меня до оргазма, но не знала, смогу ли сделать это: смогу ли перестать наказывать себя.

— Потому что знаешь, что ты ни черта не стоишь, — прошептала Кали, когда мы закончили, и я снова приняла душ.

Сделала вид будто не вижу ее. Если она не исчезнет к началу школы, тогда я скажу кому-то. Пока что, промолчу о своем безумии.

* * *

Два года назад..

Люди не рождаются с ненавистью к себе. Это нечто, что приходит со временем, при точных условиях, с недоброжелательными словами, с ногтями, до крови впивающимися в вашу руку. Ранить кого-то до той степени, что они перестают себя любить, — это определенный вид навыков.

— Ты не можешь позволить им добраться до тебя, — сказала Пенелопа, заплетая мои волосы в косу «рыбий хвост», пока я сидела на краю передних ступеней школы Прескотт.

Меня не было семь дней, и все же Памела и Найл едва ли заметили, как я вернулась потной, растрепанной и перекошенной в совершенно новую форму.

Парни Хавок оказали мне услугу, заперев вот так в шкафу. Я говорю так потому, что у меня было семь дней темноты, чтобы обдумать свою жизнь. Семь дней на то, чтобы узнать себя получше. Тогда поняла, что я не ненавидела себя настолько сильно, как ненавидела всех остальных. Найла и Пэм, Кали и Корали, Кушнеров и директора Ванна.

Единственными, о ком я беспокоилась, были мои сестры.

В тот день Пенелопа обнимала меня так крепко, что я подумала, что, возможно, не вздохну снова.

— Виктор приходил ко мне, — прошептала она мне в ухо. — Он сказал, что ты у него, и что он вернет тебя. Я не знала, что делать.

Но я не винила Пен за то, что она справлялась с вещами по-своему. Как она могла позвать копов, когда Найл был одним из них? Такой же извращенный и мрачный, как и все, что когда-либо выходило из школы Прескотт. Кто бы помог ей найти меня?

Никто. Блять, никто.

Всего лишь за несколько недель до ее смерти, она улыбалась мне, заплетала мои волосы и говорила о невозможных вещах, таких как слетать в Париж, чтобы посетить катакомбы. Поехать в Новый Орлеан, чтобы посмотреть на аллигаторов. Поездка на машине по Трассе 66. Кто-то, подумывающий о суициде, не должен мечтать так, как она, не так ли? Не так ли?

— Кому позволить добраться до меня? — запоздало спросила я.

Глупый вопрос, потому что мы обе знали, о ком именно она говорила. Хавок. Хавок, Хавок, Хавок. Теперь это всегда Хавок. Они так чертовски хороши в своем деле, что я перестала гадать, когда они придут. Никогда не смогу это предсказать, так зачем же беспокоиться?

— Бернадетт, не притворяйся будто не знаешь, — упрекала Пенелопа, цокая языком, как пожилая дама. — Хавок, — она замолчала, когда Кали спускалась по лестнице, ее конский хвост качался, на губах застыла неизменная ухмылка, которую я так отчаянно хотела стереть с ее лица. Но не могла прикоснуться к ней, не когда Хавок действовали по ее приказу и приходили по ее зову. — Тупая корова, — прошипела Пен, и я просто знала, что какой бы милой ни была моя сестра, в ней достаточно крови Прескотт, чтобы побить эту суку.

— Взгляните на эту задницу и привыкайте целовать ее, — промурлыкала Кали, задев сумкой плечо моей сестры.

Пенелопа смотрела на нее с прищуренным взглядом, когда я встала. По прошлому опыту знала, что когда Пен что-то взбредет в голову, то это почти невозможно выбить. Она спустилась по ступенькам, прежде чем я смогла ее остановить.

— Пенелопа, нет, — прорычала я, спотыкаясь на цементных ступенях, когда она схватила Кали за ремешок сумки и потащила назад.

— Ты не можешь трогать меня! — кричала Кали, когда Пен повалила ее на землю и забралась сверху.

Моя сестра, красивая в розовом платье и со светлыми волнистыми волосами, продолжала избивать Кали, пока я стояла в стороне, дрожала, но не могла вмешаться.

Насколько мне известно, Кали попросила Хавок держать меня подальше от нее. Она никогда не просила о защите от моей сестры. Пенелопа должна быть в порядке..

— О, дорогая, — позади я услышала гладкий голос Оскара Монтока, и, обернушвись, всех их пятерых, стоящих там, словно их призвали. Если нарисую пентаграмму и принесу себя в жертву, истекая кровью, они тоже появятся? Выглядит нечестно, что я годами вожделела их лишь для того, чтобы проиграть парней Кали Роуз-Кеннеди. — Что мы должны с этим делать?

Мой взгляд скользил мимо Виктора Ченнинга, мимо загадки, которой был Каллум Парк, и мимо Хаэля Харбина, озорного мальчишки, которого каждая девушка в этом городе мечтает затащить в постель. Я нашла Аарона Фадлера, любовь всей своей жизни, его золотисто-зеленые глаза потемнели, его мотивы невозможно было понять.

Между нами все было хорошо, пока.. пока не стало наоборот.

— Пожалуйста, не причиняйте ей боль, — прошептала я, тут же стыдясь отчаянной мольбы в моем голове. — Пенелопа не имеет никакого отношения к.. нам.

Только так я могла описать одой фразой странные и бесконечные отношения между мной и этими мальчиками.

Все они сейчас смотрели на меня, но решать должен Виктор. Всегда Виктор.

— Твои мольбы ничего не стоят, — сказал он, когда несколько администраторов и один коп кампуса появились, чтобы разъединить двух девушек. Единственный, кто сейчас истекал кровью, — Кали. — Но тебе повезло, Бернадетт, — продолжил он, когда остальные парни Хавок собрались вокруг меня, словно я камень в ледяном потоке, который распадется пополам, пока по обе стороны от меня не окажутся двое из них. — Пенелопа не имеет никакого отношения к запросу Кали.

Вик ушел, и парни последовали за ним, оставляя меня задыхаться и дрожать, пока мою сестру потащили в кабинет директора Ванна.

А Кали.. она смотрела на удаляющуюся спину моей сестры с убийством в глазах.

Позже, когда мы вернулись домой, а Памела ждала нас в гостиной, я знала, что дела станут еще хуже.

Мы с Пен застыли на месте, на мгновение позабыв наш разговор про драку. Мир страшен. Почти для всех, кто пытался преодолеть его. Но совсем другое бояться того, кто принес тебя в этот мир, человека, который должен заботиться о тебе, как никто другой.

— Слышала ты сегодня ввязалась в драку, — сказала Пэм, ее светлые волосы были уложены, а макияж готов к вечернему выходу.

На ней все еще были джинсы, майка, никакого лифчика, и она все так же попивала шампанское. Найл пока не вернулся, слава звездам, но Памела пойдет на вечеринку без него. Кроме работы по выходным в доме престарелых, у нее не было другой работы, кроме как обхаживать и обворовывать богачей.

— Ввязалась, — бросила вызов Пен, ее рука сжимала лямку рюкзака.

Они обе уставились друг на друга, и я почувствовала, что вот-вот стану свидетелем чего-то ужасного.

— Вы обе думаете, что я глупая? — огрызнулась Пэм, опустив свой бокал так сильно, что шампанское разлилось. — Одна из вас украла мое платье для сегодняшней вечеринки. Итак, кто это был?

Ах. Конечно. Ей абсолютно поебать, что ее дочь подралась. Пэм волнует только сама Пэм.

— Я понятия и не имела, о чем она говорила, но, видимо, Пенелопа поняла.

— Я взяла его, — ровным тоном сказала Пен, несмотря на нарастающее в маленькой устаревшей кухне напряжение. — И продала.

Памела не сдвинулась с места, уставившись на старшую дочь прищуренными зелеными глазами. Я, Пэм и Пенелопа выглядели так похоже. Это нечестно. Я так сильно ненавидела свою мать, что, когда смотрелась в зеркало, ненавидела и себя тоже.

Спустя мгновение, напряжение спало, и Пэм снова подняла свое шампанское. Из меня вышел огромный выдох облегчения, когда мы с Пенелопой вместе поднялись наверх.

— Не могу поверить, что тебе сошло это с рук, — прошептала я, но моя сестра уже качала головой.

Она знала так же хорошо, как и я, что еще ничего не кончено. Памела похожа на черную вдову. Она с удовольствием посидит в тени, пока вы не попадете в ее сети.

— Не сошло. Но все нормально, — глаза Пен блестели, когда она дошла до верхней площадки и повернулась ко мне. — Берни.. если меня не будет рядом, думаешь, ты будешь в порядке? — она улыбнулась мне, приложив руку к моему лицу. — Ты гораздо сильнее меня, ты же знаешь?

Я смахнула ее руку. Смахнула, потому что чувствовала будто всегда смогу вот так чувствовать ее прикосновения, будто моя сестра вечна, как солнце, и бесконечна, как луна. Если бы тогда я знала, что нам вместе осталось лишь несколько недель, то обняла бы ее и прижала бы так сильно, чтобы она поняла, каково это — быть задушенной любовью сестры.

— Ты странно себя ведешь, — воскликнула я, откидывая с лица выбившуюся прядь волос. — Если тебя не было бы рядом, где бы ты была?

Пен лишь улыбнулась мне и опустила руку.

— Где угодно, — выдохнула она, взгляд был отдаленным и несосредоточенным. — Где угодно, но не здесь.

Позже этой ночью, после того, как она пришла домой с вечеринки, моя мать притворилась, что не заметила своего мужа в комнате моей сестры. Такого было наказание Пен за украденное платье: закрытые глаза на изнасилование.

После ее суицида я проигрывала в голове тот разговор снова и снова. Где угодно, но не здесь.

Все время я думала, что она намеревалась покончить с собой, но что, если вместо этого она планировала уехать?

Готова поспорить, Найл предпочел бы держать Пенелопу по близости. В конце концов она была его маленькой игрушкой.

Но что насчет Памелы?

Проблема настоящей тьмы в том, что она не исчезает навсегда. Она сидит, скрючившись, и ждет на дне вашей души. Как только она найдет выход, она освобождается и вонзает зубы.

Это то, что случилось со мной. Каждый раз, когда я смотрюсь в зеркало, то вижу лицо моей матери, уставившееся на меня в ответ. Вижу Кали. Вижу собственную трусость, собственные недостатки.

В самой глубокой части меня я нашла тот источник ненависти. В этот раз дело не только в том, чтобы заглушить ее и научиться жить с ней. В этот раз я должна научиться, как разрушить ее ради благого дела.

Потому что иначе список с зачеркнутыми именами ни черта не будет значить.

* * *

Прошло четыре дня, а я все еще видела призрак Кали. Но привыкла к ее присутствию. Я видела ее на потолке, когда Хаэль был на мне, глубоко толкаясь и постанывая в мою шею. Видела ее, когда мы с Аароном вместе сидели на диване, касаясь, словно сломаемся, если вдоволь не насладимся друг другом.

Видела ее, когда играла в новую видеоигру с Хизер или расчесывала волосы Кары. Даже видела ее, когда мы с Оскаром ссорились, напряжение между нами приближалось к точке кипения. Черт, она была там, когда Каллум пытался научить меня танцевать или показывал лучшие способы сломать человеку пальцы.

Она просто была. Всегда. И я не знала, сколько еще смогу это вынести.

Намерено игнорировала ее, пока сидела на задней веранде, используя солнечный свет и карманное зеркало, чтобы нанести макияж. Я никогда не красилась для мероприятий «блэк тай», и, хоть на этой неделе часами смотрела туториалы, решила, что мне плевать. Я пойду с макияжем Прескотта: длинные ресницы, темная подводка, много помады. Если Офелии Марс и ее богатеньким друзьям это не понравится, то они могут идти на хрен.

— Никогда не была на вечере, где кто-то пытался меня убить, — сказала я, а затем замолчала, показав на Виктора свой кисточкой. Он смотрел, как я наносила тени дымчатого цвета, наслаждаясь зрелищем, словно этот вид был его самым любимым, словно он мог забраться на Эверест, а вид бы все равно не был бы и наполовину хорош, как этот. — Ну, то есть, если не считать День Снежка.

Вик фыркнул.

— Не называй это дерьмо званым вечером. Как бы там ни было, буду честным, это не первая моя вечеринка с богатенькими ублюдками. Когда я был маленьким и милым, Офелия иногда выгуливала меня перед своими друзьями, — Вик на мгновение отвернулся и про себя издал звук неверия. — Учитывая ее нынешние бизнес-интересы, я просто рад, что выбрался оттуда, прежде чем был втянут, — он подбородком кивнул в мою сторону, указывая на халат. — Под ним платье? Или твое голое тело?

От того, как он мне улыбнулся, я могла сказать, что его устроил бы любой вариант.

— А что? — спросила я, опустив кисточку на маленький пластиковый стол, который приспособила под импровизированный туалетный столик. На мне было платье, но я не хотела испортить его макияжем. И все же, лучше бы, чтобы Вик думал, что я голая? — Полагаю, ты хочешь, чтобы мы опоздали на вечеринку?

— Мне плевать, во сколько мы приедем туда, — промурлыкал он, делая шаг вперед, когда я повернулась к нему лицом.

Он протянул руку, и я взяла ее, вставая на босые ноги, когда солнце начинало садиться за горизонт. К счастью, макияж почти готов. Я куда больше рада своей новой помаде, оттенку, который назывался «Небытие». Теперь точно знала, какого цвета было небытие, но подход этой компании напоминает мне глубокие ямы в земле с небольшим количеством коричневой земли для цвета.

Например, ямы, вырытые для того, чтобы спрятать тела.

Вик осторожно, почти благоговейно развязал повязку на моей талии и позволил ей соскользнуть с его руки на землю. Халат раскрылся, и красное в черное платье дебютировало в своем появлении.

— Я одновременно разочарован и рад, — признался он, проскользнув руками внутрь халата и кладя их на мои бедра. — Хочешь ту корону, которую я купил тебе? — спросил он, но я покачала головой.

— Я еще не заработала ее, — призналась, и вместо того, чтобы кормить меня банальностями, как Аарон или Каллум, Вик кивнул и отошел назад. Он сказал свое, и на этом все. — Прибереги ее для нужного времени.

— Только ты знаешь, когда наступит это время, — сказал он, когда я наклонилась, чтобы взять коробку с каблуками, и села на пластиковый стул, чтобы надеть их. Взглянула в его лицо, и он сардонически улыбнулся. — Берни, все дело в тебе. Только ты знаешь, когда будешь готова.

Я отвернулась и снова посмотрела на туфли, на блестящую черную лакированную кожу и красную подошву, подходящую к моему новому цвету волос. Когда надела их, то подняла взгляд, но Вик уже ушел. На короткое мгновение я осталась одна.

Казалось, я оставалась одна вечность назад.

Внезапно меня осенило, насколько сильно изменилась жизнь. Кто-то скажет, что к лучшему, а кто-то — к худшему.

Никто из них не сможет понять.

Хаэль появился в задней двери, на нем была кроваво красная бабочка, которую я выбрала всем парням. Остальной их наряд, от рубашки и пиджака до брюк, был полностью черным. Я специально выбрала такой цвет, потому что прочитала в Интернете о том, что на такие мероприятия предпочтительней надевать смокинги полуночно синего цвета. Причина в том, что официанты, скорее всего, будут в черном. Если вы не любите, когда вас просят долить шампанского гостям, то автор этой статьи очень рекомендует вам не надевать черное..

Как будто быть принятым за представителя рабочего класса — это самое худшее, что может случиться с человеком.

Так что. Черный.

Цвет воронов, униформы официантов, ногтей в форме балерины, сгнивших тел и похорон.

Это был правильный выбор.

Посмотрев в медово-миндальные глаза Хаэля, я увидела, что мы совсем друг друга не знали. Мы были призраками из прошлого, втянутые в романтичные чувства чем-то более простым, более отчаянным.

Одержимостью.

От нас обоих исходила метафизическая аура, когда он сделал шаг вперед, а я встала. Не знаю, что такого в этих простых моментах, из-за которых его движения значат больше, чем должны. Мои руки обвили шею Хаэля сзади, когда он наклонился и прижался своими губами к моим. Он так чертовски горяч, что я почувствовала, как привстала, чтобы быть ближе к этому порочному рту.

Хаэль Харбин, скорее всего, перецеловал своим ртом сотни девушек. Две сотни. Больше. Понятия не имею. То, как он меня касался, говорило, что у него довольно-таки хорошая сенсорная память, когда дело касается женщин, словно он мог бы вести курсу по тому, как правильно все делать. В этом сладком запахе кокосового масла есть что-то, что помогает устранить зернистость моторного масла. Знаю, при любой подвернувшейся возможности он работал над Кадиллаком ради меня.

Скорее всего, еще и навещал свою маму. Странное дерьмо случается, но я забыла, что его отец — признанный убийца, который постоянно избивал его маму.

— Будет ли неправильно, если я трахну тебя у забора и до усрачки напугаю наших соседей? — он наклонился, перебирая пальцами светлые пряди волос с окрашенными в кровавый цвет кончиками, которые выбились из выбранного мной свободного шиньона. — Испортить эти твои красивые трусики, — Хаэль поднял облегающее платье вверх по моим ногам, перемещая сетчатый вырез от бедер к промежности.

Под ним мои трусики были такими же красными, как и волосы.

— Неправильно? — повторила я, потому что это слово сейчас для меня звучало очень забавно. Что вообще значит «неправильно»? И как мы узнаем, если что-то правильно. — Мы убиваем людей, Хаэль.

Его глаза сморщились по краям, и это навело меня на мысль, что если он проживет достаточно долго, чтобы стать стариком, его кожа навсегда останется в этих пятнах. Шансы на это, тем не менее, невелики. Люди смотрят на возраст, на морщины и на седые волосы как неминуемое проклятье. В действительности, это чистое везение прожить так долго. Многие из нас и близко столько не живут.

— Да? — спросил он, твердо придерживаясь своей самоуверенности. У него даже хватает наглости склонить голову набок и криво ухмыльнуться, давая понять, что он замышляет что-то недоброе. — Ну, так что?

Не говоря больше ни слова, Хаэль поднял меня, и ноги обвили его вокруг талии. Моя помада оставила след на его шее, когда я поцеловала его туда. На этом вечере не будет женщины, которая не заметит форму моего рта на его коже.

— Мы опаздываем, — сказал Оскар, возникнув в дверном проеме.

Мы с Хаэлем посмотрели в его направление, и Хаэль драматично застонал.

— Чувак, дай нам пять минут, — я фыркнула на это предложение, но Хаэль лишь ухмыльнулся. — Что? Я этого не стыжусь. Так сильно хочу кончить в тебя, только чтобы смотреть на тебя в этой гребаной, душной картинной галерее и знать, что твои трусики пропитались моей спермой.

— Лимузин уже здесь, — сказал ему Оскар, выглядя чертовски привлекательно в полностью черном смокинге. Он не так сильно отличался от его обычного стиля одежды, но этот, пиздец какой дорогой. Кстати, я поняла, почему все его костюмы так хорошо смотрятся он шьет их сам. Когда я впервые увидела его сидящим с иголкой и ниткой в руках, то подумала, что он готовится зашить кому-то рот. В это было куда проще поверить, чем подумать, что он на самом деле мог заниматься чем-то настолько домашним, как шитье. — Не то чтобы вы двое недостаточно много трахаетесь.

— Учитывая твои слова, — начала я, когда Хаэль ушел, и мне пришлось подавить желание схватить его за руку и потащить назад. — Кто-то может подумать, что ты ревнуешь.

— Гребаный пончик с джемом¹², — дразнил Хаэль, но я заметила, что он стоял вне зоны досягаемости Оскара, когда проходил мимо.

Мы оба уставились друг на друг, и я задрожала, когда глаза Оскара прошлись по моему телу.

Когда его серебристые глаза снова встретились с моими, я видела в них редкий проблеск одобрения.

— Ты выглядишь как жена миллиардера, — сказал он, и я моргнула несколько раз, чтобы переварить в голове это заявление.

— Как что? — спросила я, и Оскар улыбнулся.

— Ты меня слышала, — сказал он, подняв подбородок, и засовывая татуированные пальцы в карманы брюк. — Вот насколько велик этот денежный горшок, разве ты не знала?

Я лишь уставилась на него, ветер дразнил мои щеки ледяными пальцами.

— Вик сказал, что это не та сумма, что изменит жизнь.. — начала я, и Оскар засмеялся.

Этого звука достаточно, чтобы испугать меня.

— Прошу, Бернадетт. Он сказал, что ее не достаточно, чтобы изменить мир. Ты умнее этого, — Оскар постучал по виску своим порочным пальцем. — Читай между строк. Думаешь Офелии на самом деле будет дело до счета, полного мелочи? — он протянул руку, но я была слишком ошеломлена, чтобы взять ее.

Миллиард.. Что вообще значит эта цифра? И зачем человеку столько денег? Я чуть не подавилась от этой мысли.

— Это много денег, — рискнула предположить я, и Оскар кивнул.

— Так и есть. Особенно, для отребья из Прескотт, — он усмехнулся, сказав это, а затем щелкнул пальцами, чем вывел меня из задумчивости. — Думаю, именно по этой причине Виктор не уточнял сумму. Не заставляй пожалетьо том, что рассказал тебе.

Я покачала головой, чтобы прочистить ее, но, признаю, мне было трудно удержаться на ногах.

Миллиард долларов? Или больше? Господи блять Иисусе.

— Чем занималась его бабушка? — выдавила я, и Оскар улыбнулся.

— Ее отец владел компанией по производству винтовок и боеприпасов. Она унаследовала деньги. Затем оставила их Виктору, потому что ее дочь аморальна.

Наконец я взяла его за руку, и наши взгляды встретились, когда пальцы соединились с приливом тепла.

— Оскар.. — начала я, но затем Аарон появился в дверном проеме, прихрамывая, с напряженным выражением лица, которое говорило о том, что он определенно не хотел видеть Офелию этим вечером.

Мне наконец удалость заставить его рассказать всю историю, как он очнулся в багажнике, как увидел, что Офелия застрелила Митча. Все.

Так что я поняла, почему он выглядел чертовски убийственно.

— Эй, Берни, — начал он, проведя рукой по лицу. — Выкуришь со мной косяк перед тем, как поедем? Боюсь, если я, блять, не расслаблюсь, то не смогу удержать руки от горла Офелии.

Я кивнула, и Оскар отпустил мою руку, словно был поражен ядовитыми клыками змеи. Мне хотелось узнать, почему он так сильно ненавидит, когда его касаются. Я заслуживала знать. Потому что мы принадлежали друг другу. Когда он оглянулся мне вслед, могла сказать, что он тоже это знал.

— Ты такой упрямой ублюдок, — пробормотала я, когда он повернулся и пошел к двери, словно его ноги горели огнем, проходя мимо Аарона и направляясь обратно в дом.

— Удел мой – ждать, пока ты не свободна¹³, — таким был его ответ, и я закатила глаза.

Судя по всему, мы пройдем весь сонет Шекспира, хоть и не по порядку.

— Ты знал, что у Виктора на счету более миллиарда долларов? — прошептала я Аарону, когда тот вытащил из кармана косяк и зажигалку.

Он так посмотрел на меня, что я поняла: он определенно знал.

— Ублюдок, — выругалась я, когда Аарон прикурил косяк, сделал затяжку и передал

мне.

— Знаешь, а ведь он этим не удовлетворен, — сказал он, и предложение было очень похоже на предупреждение. — Он хочет большего. Всегда будет хотеть большего.

Какое время я курила косяк, а потом передала его обратно.

Не удивительно, почему Офелия так жаждет прибрать эти деньги к своим рукам.

В мире есть люди, которые буквально утопили бы собственных детей, чтобы обладать таким состоянием и даже спали бы спокойно по ночам.

— Они ни черта не значат, если мы не проживем довольно-таки долго, чтобы получить их, — рассеяно ответила я, мысль крутились в голове.

Год брака. Вот, чего мы сначала должны были достичь. Стоя здесь, в безумно дорогом платье, это казалось вечностью.

Но нет ничего, где от маленькой жестокости не было бы толку. Если Офелия умрет, она не сможет навредить нам, не так ли?



Когда гладкий черный лимузин подъехал к обочине перед художественной галереей, мы вшестером, как обычно, натянули маски. Водитель высадил нас, дважды оглянувшись, когда увидел, во что мы одеты.

Полагаю, мы единственные люди на этом маскараде в масках с пастью ухмыляющихся мертвецов, да?

— Господи, блять, Иисусе, — пробормотал Хаэль, пока мы вшестером поднимались по безумно широким ступеням галереи, направляясь к парящим стеклянным стенам и односкатной металлической крыше. Снаружи стояла инсталляция: несколько разноцветных бумажных фонариков, подвешенных на разной высоте на металлических столбах. — Это место шикарно. Вы уверены, что в нас не выстрелят, когда мы зайдем внутрь? Словно в грешников на священной земле.

Вик ухмыльнулся своему лучшему другу, когда взял меня под руку и ожидал, пока камердинер откроет нам двери.

— Поверь, это не так, мы, вероятно, самые святые ублюдки, приглашенные сегодня на эту вечеринку, — Виктор протянул приглашение, полученное от Офелии, скорее всего потому что охрана смотрела на наши маски скелетов так, словно они сделаны из конского навоза, и нас пропустили с вежливыми улыбками и наполненными страхом глазами.

Как только двери широко раскрылись, чувственная джазовая музыка проскользнула в холодный декабрьский воздух и окутала нас. Движение здесь не слишком интенсивное, но отдаленный рокот машин вдалеке не давал покоя этому месту. Как только мы войдем и двери за нами закроются, застрянем здесь, пойманные в ловушку другого мира.

— Мы справимся, — пробормотал Каллум, и Аарон кивнул, последний раз встретившись со мной взглядом, прежде чем я посмотрела на Оскара.

Его суровый взгляд ничего мне не сказал, но это не важно. Я уже расколола его скорлупу. Просто нужно ударить еще несколько раз, пока она не отслоится и не покажет, что на самом деле находится под ней.

— Однажды пригласив вампира войти, вы уже не можете отозвать ваше приглашение, незначительно сказал Вик, а затем направился вперед со мной подле него.

Клянусь сиськами дьявола, каждый человек в зале обернулся и посмотрел на нас. То есть, я не удивлена. Все, начиная от моего платья и заканчивая запонками мальчиков и красными бабочками, призвано привлечь внимание состоятельной публики. В конце концов Хавок никогда ничего не делает в полсилы.

— Мама, — выдохнул Вик, его взгляд сосредоточился на одной единственной фигуре в зале, расчетливый и хищнический, словно кошка, обнаружившая мышь. Толпа сверкающих городских господ расступалась, пока мы шли, направляясь прямо к Офелии и Тому, прежде чем один из официантов подошел к нам, предлагая шампанское. — Нет, спасибо. Мы пришли со своим, — Виктор поднял одну из дорогих бутылок алкоголя, украденную из дома Ли — уверена она стоила около восьми тысяч долларов — а затем открыл ее.

Клянусь Богом, глаза Офелии дрогнули, когда она увидела, что делал ее сын.

— Южное отребье в Оак Ривер Хайтс, — сказал он, когда мы дошли до его матери, и она поцеловала сына в обе щеки, касаясь лишь щекой и посылая поцелуй в воздух. Остальных из нас она проигнорировала. Вик отпил шампанское, а потом протянул его мне.

Тебя, должно быть, хватил удар от одной этой мысли.