Английская тетушка

Глава 10

Наутро после ее падения Рафаэль прислал индейскую девочку Эву Мехор, которая взяла заботы о больной на себя. Она меняла ей белье, приносила лекарства и еду. Рафаэля Реджина теперь видела только по утрам во время осмотров. С бесстрастным выражением лица он откидывал простыню и умелыми прохладными руками ощупывал ее спину и таз. Реджине пришлось привыкать принимать эти обследования без стеснения. Она теперь даже ждала этих приходов и жалела, что они слишком коротки. Касания его рук были хоть каким-то подобием ласк, о которых она мечтала. Заканчивались осмотры всегда одинаково. Рафаэль обменивался с Эвой парой фраз на испанском, бросал поспешное «адьос, мисс Лорд» и исчезал.

За это время у нее была только одна-единственная посетительница — Констансия. Она приехала на следующий день, и было видно, что не слишком охотно. Она заметно нервничала, рассеянно справилась о здоровье, но заботило ее что-то другое. Наконец, теребя руками складки платья, гостья приступила к цели своего визита:

— Моя мать не желает, чтобы вы возвращались на асьенду, мисс Лорд, когда вам станет лучше.

Реджина пожала плечами.

— Не переживайте, Констансия, это не ваша вина. — Она выдавила из себя улыбку. — Вы можете передать, чтобы мне прислали мои вещи?

— Я уже привезла ваши вещи, — смущенно призналась Констансия. — Мама приказала.

Реджина усмехнулась: «Крутая дама!», а вслух произнесла:

— Жаль, что ваша мать составила себе неверное мнение. У нее нет никаких оснований для ревности.

— Для ревности! — удивилась Констансия. — К чему?

Реджина скомкала край простыни.

— Полагаю, она считает меня легкомысленной. И недовольна, что я здесь одна с Рафаэлем… с доном Рафаэлем. Но заверяю вас, что это не…

— Нет, — отмахнулась Констансия. — За Рафаэля мама спокойна. Дело в Хуане. Хуан разорвал свою помолвку.

— Что? — невольно воскликнула Реджина. — Не могу поверить!

— Да, — вздохнула Констансия. — Мой брат сошел с ума от ребенка и от вас, сеньорита.

Реджина беспокойно завозилась:

— Я понятия не имела…

— Карла рассказала, что видела, чем вы занимались с Хуаном в патио.

— Карле все неймется! — рассердилась Реджина. — Констансия, поверьте мне, я нисколько не поощряла вашего брата Хуана. Он меня вообще не интересует!

— Это уже не имеет значения. Хуан не желает жениться на Валентине. Вчера у них был неприятный разговор, а сегодня утром она уехала со своими родителями. Теперь понимаете, почему мама не хочет, чтобы вы встречались с Хуаном.

— Похоже, я для всех обуза! — в сердцах сказала Реджина.

— Для… Рафаэля нет, — поколебавшись, возразила Констансия.

Реджина оторопела:

— А это почему? За него ваша мать не боится?

Констансия пристально посмотрела на нее:

— Рафаэля не интересуют женщины, сеньорита. Разве вы сами этого не заметили? Его невеста Церковь. Скоро он вернется в семинарию в Мехико-Сити, где будет рукоположен в сан.

К счастью, вошла Эва Мехор и попросила посетительницу уйти — пациентку нужно осмотреть.

Реджина оцепенела. В шоке она не могла пошевелить ни одним членом. «Не может быть!» — хотела закричать она, но язык ей тоже не повиновался. У нее закружилась голова — она была еще слишком слаба для таких потрясений, и ее сознание снова отключилось.

Когда Реджина открыла глаза, вокруг нее суетились Рафаэль и Эва. Констансии как не бывало. Их лица, на которых были написаны радость и облегчение, могли бы позабавить ее, если бы она не чувствовала себя вернувшейся с того света.

— Вы слишком много себе позволяете с вашими слабыми силами, сеньорита, — донесся до нее с небес суровый голос. — Больше никаких посетителей!

«Больше никаких надежд! — подумала она. — Надо с этим смириться. Поскорее встать на ноги и уехать отсюда, уехать от всех!»

В следующие дни она послушно проглатывала все, что приносила Эва. Ей стало все безразлично. Мысли неотступно возвращались к Рафаэлю, но она запрещала себе о нем думать. Надо думать о Люси, надо увезти ее, с позволения или без!

К концу пятого дня Реджина смогла подняться с постели и пройтись по комнате. Двигалась она с трудом, голова кружилась. Но все-таки прогресс! Хотя ни поднять чемодан, ни самостоятельно передвигаться на улице ей еще не по силам.

Реджина докарабкалась до постели и легла. Чем ближе была развязка, тем мучительнее угнетали ее мысли о женихе Церкви. Сон не приходил. Реджина потянулась за снотворным, которое Эва оставляла на столике. Она пробовала обходиться без него, но ничего не получалось. «Где эти чертовы таблетки! — рассердилась она, ощупывая столик. — Темно, как в аду. А в доме только газовые лампы». Ее рука наткнулась на стакан, тот опрокинулся, и вся вода вылилась на пол.

«Черт подери!» — выругалась Реджина. Придется снова подняться. Теперь, даже если она найдет таблетки, проглотить их без воды не удастся. Реджина прислушалась к себе. Нет, без снотворного не уснуть. Что ж, надо добраться до кухни. Она медленно спустила с кровати ноги, накинула легкий халатик и собралась с духом. По крайней мере, глаза немного привыкли к темноте, хоть больше ни на что не наткнется…

Под ее босыми ногами пол в коридоре показался ледяным. Медленно переступая и держась за стену, Реджина старалась не производить лишнего шума. Из-под прикрытой кухонной двери пробивалась узкая полоска света. Она осторожно толкнула ее. На скамье у плиты сидел Рафаэль, сгорбившись и уронив голову в руки. Реджина застыла, чуть дыша. С тоской и любовью смотрела она на его согбенную фигуру. Она могла бы так стоять вечно, лишь боялась, что стук сердца выдаст ее. То ли это действительно было так, то ли Рафаэль почувствовал, что уже не один, только он внезапно поднял голову и посмотрел на нее. Ее ужаснуло страдальческое выражение его лица. Но он тут же надел привычную равнодушную маску.

— Рафаэль, — робко спросила она, — вы не заболели? Почему вы не ложитесь спать?

— Как раз собирался. — Его голос звучал глухо. — Что вам угодно?

Реджина подобралась. В нынешней ситуации никак нельзя позволить вырваться своим чувствам.

— Я пролила воду, — просто сказала она. — Нельзя ли мне налить другой? — Она подошла к столу и оперлась на него.

Рафаэль пригладил растрепавшиеся волосы.

— Что? Ах да, конечно. — Он поднялся со скамьи. — Сейчас поставлю чайник.

— Я могу сама.

За чайник они ухватились одновременно. Пальцы Рафаэля скользнули по ее обнаженной руке, и он выпустил ручку. Реджина покачнулась, но удержала равновесие и прошлепала к раковине. Дрожащими руками она держала чайник под краном, но видела не струю воды, а полное страдания лицо Рафаэля. Один миг выдал все его чувства, которые он так старательно упрятывал.

Рафаэль осторожно забрал у нее наполненный чайник и поставил на плиту. Зажегши огонь, он поспешно отошел вглубь кухни. Ре джина не обернулась. Атмосфера была накалена до предела.

То, что он подошел и встал у нее за спиной, она скорее почувствовала, чем услышала. Через тонкий шелк халатика она ощущала жар его тела. «Если я не пошевелюсь, может быть, он меня не тронет», — думала она, то ли с надеждой, то ли с разочарованием. Но она ошиблась. Его руки сами собой легли на ее плечи и скользнули к груди, лаская соски. Реджина попыталась высвободиться. За то, что он сейчас делает, он потом возненавидит себя, а заодно и ее — это она знала наверняка. Но силы были неравны.

— Не сопротивляйся! — жарко прошептал он, касаясь губами и языком ее шеи, ушка, за ушком. Его дыхание обжигало.

— Не надо, Рафаэль! — Она попробовала вырваться.

Однако ее сопротивление еще больше распаляло его. Он прижался к ней всем телом. Его руки уже гладили ее по животу, спускаясь все ниже… Реджина сдержала стон. С какой радостью, с каким наслаждением уступила бы она сейчас его ласкам! Но нельзя! Надо сохранять холодную голову.

— Оставьте меня, Рафаэль! — сдавленно, но решительно прошептала она. — Опомнитесь! Подумайте, что вы делаете!

— Я помню… я думаю… я чувствую… я хочу тебя! — одним движением он спустил с нее халатик. Его руки знали, что делать, а влажные губы целовали обнаженную спину. — Иди ко мне, девочка! Есть пределы терпению. Я мужчина! Ты думала, я не умею чувствовать? Думала, я холодный? О нет! Я знаю все тайны женского тела. Я не разочарую тебя! — В его тоне появилась горечь. — Мой отец был хорошим учителем!

— Не понимаю, о чем вы. — Реджина едва справлялась со своим возбуждением.

Вместо ответа он развернул ее к себе, с силой прижал и дал возможность почувствовать восторг своей плоти.

— Целуй меня, целуй, Реджина! Люби меня! Освободи от дьявольского наваждения, которое сведет меня с ума!

Реджина изо всех сил уперлась руками ему в грудь, так что содрала ногтями кожу, но он этого даже не почувствовал. Она судорожно дергала головой, чтобы он не достал ее губы. Но он сильным движением поднял ее подбородок и впился в нее. Языком он умело раздвинул ее губы, но поцелуй, начавшийся так грубо, перешел в невыразимо страстную нежность, против которой она была бессильна. Руки Рафаэля поглаживали ее спину, пощипывали позвоночник, пресекая всякую попытку сопротивления. Реджина чувствовала всем телом его дрожь, но триумф от того, что она сумела довести его до такого состояния, был недолгим.

Рафаэль подхватил ее на руки и понес из кухни по прохладному коридору в комнату. Должно быть, холод коридора охладил ее пыл и вернул рассудок. Она не должна позволить ему перейти границу! Пусть он первый в ее жизни мужчина, которого она так желала, это стало бы катастрофой для обоих! Рафаэль вовсе не собирался вступать с ней в серьезные отношения. Ему надо было просто освободить свое тело от непрошеных потребностей.

Но делить брачное ложе с нелюбимым еще хуже! Так хотя бы останется счастливое воспоминание. А если она забеременеет? Что тогда?

Темнота в комнате еще больше сгустилась. Рафаэль положил ее на постель, скинул рубашку и начал расстегивать брюки. Реджина воспользовалась относительной свободой и перекатилась на другой конец кровати. Забившись в угол, она вскрикнула:

— Нет, Рафаэль! Не хочу! Не смей прикасаться ко мне!

Он застыл. Во тьме угадывался только его силуэт, выражения лица было не разобрать. Долгие секунды комнату наполняло только тяжелое дыхание. Потом Рафаэль издал какой-то презрительный и в то же время мученический возглас и, подхватив сброшенную рубашку, покинул ее, хлопнув дверью.

Реджина еще некоторое время не могла двинуться, а потом бросилась на постель. Ее тело содрогалось в конвульсиях.

Только под утро ей удалось задремать неглубоким сном. Она открыла глаза, едва Эва Мехор с завтраком переступила порог. Реджина, тряхнув тяжелой головой, подумала, не было ли все происшедшее ее ночной фантазией. Но опрокинутый стакан подтверждал, что все происходило в действительности.

Когда Рафаэль явился с утренним обходом, он был, как всегда, холоден и сдержан. Обследование выглядело обычной рутиной.

— Вы уже набрали форму, сеньорита, — поднялся он. — Думаю, завтра можете вернуться на асьенду.

Реджина недоуменно посмотрела на него:

— Но… я не могу вернуться на асьенду!

— Почему? — Рафаэль сверкнул недобрым взглядом.

— Ваша мать отказала мне, вы должны это знать.

Рафаэль вернулся от двери:

— Моя мать? Отказала? В чем? Объяснитесь, сеньорита.

Реджина устало откинулась на подушку:

— Может, покончим с этой комедией, Рафаэль?! Ваша мать полагает, что я соблазняю вашего брата. И перестаньте, наконец, величать меня сеньоритой! Меня зовут Реджина!

Рафаэль сжал кулаки:

— Вы терзаете меня. Хорошо, признаюсь, для меня вы давно Реджина. Но что там с моим братом? Что вы с ним сделали?

— Ничего я с ним не делала! — Реджина пришла бы в ярость, если бы у нее были силы. — Констансия должна была вам сказать, что ваш брат разорвал свою помолвку…

— Это невозможно!.. — Рафаэль уставился на нее как на инопланетянку. — Нет, Констансия мне ничего не говорила, — с трудом вышел он из ступора. — Да и возможности не было. Вы были в обмороке. Я думал только о вас. — Он смутился своему откровению, но это проскользнуло только в его глазах.

— Вы что, с тех пор как я здесь, ни разу не были на асьенде? — пришел черед удивляться Реджине.

— Нет, — упавшим голосом подтвердил он.

— Но вы же сказали, когда все произошло…

— Я сказал, что сообщил своей семье. Это так. Но я отправил известие с посыльным. А потом у меня не было времени…

Реджина тщательно изучала состояние своих ногтей.

— Ладно, сейчас это неважно. Вы правы, мне уже гораздо лучше. Я покину ваш дом, чтобы увезти отсюда Люси как можно скорее.

— Нет! — В тоне Рафаэля зазвучали властные нотки. — Этого вы не сделаете.

Реджина подняла тяжелый взгляд:

— Мне пора возвращаться. И Люси я заберу с собой. Что бы ни выкидывал ваш братец!

Рафаэль мрачно посмотрел на нее:

— Что произошло, Реджина? Почему мой брат разорвал помолвку?

— Это неважно. — Реджина покраснела.

— Это важно! И я должен это знать! — Он еще на шаг приблизился к постели. — Будьте добры, Реджина. Прошу вас! — снизил он тон, заметив выражение ее глаз.

Его темные глаза тоже не давали ей возможности отговориться.

— Ну честное слово, это такая глупость!.. Ваш брат признался мне в любви… Но я-то понимаю, в чем тут дело! — Она деланно засмеялась. — Естественно, я ему отказала.

Рафаэль тяжело дышал, и это напомнило Реджине ситуацию прошлой ночи.

— Почему вы мне раньше не сказали?

— Зачем? — искренне удивилась Реджина. — Какое к вам это имеет отношение?

По лицу Рафаэля было видно, что ему стоит больших усилий держать себя в руках.

— Имеет. Вся история с самого начала была безумием! — Он судорожно сглотнул. — Но вы, разумеется, спокойно вернетесь на асьенду. Я об этом позабочусь. А если Хуан еще раз посмеет к вам…

— Прошу вас! — остановила его Реджина. — Пожалуйста! Я сама не хочу туда возвращаться. — Ее нервы были на пределе. — Позвольте мне задержаться у вас еще пару дней. Я сделаю все, чтобы как можно быстрее покинуть долину!

— Нет! — отрезал Рафаэль. — Прошу вас, Реджина, не подгоняйте меня! Я не выдержу!

— Не понимаю, о чем вы, — пролепетала она.

— О, еще как понимаете! — Он был очень бледен, и его взгляд напоминал тот, что она видела вчера. — Мне надо идти, — внезапно развернулся он. — Можете одеться и прогуляться на воздухе. Эва поможет вам. Только не уходите далеко от дома! — Дверь за ним закрылась.

Сил у нее прибавилось еще не настолько, как она думала. Небольшая прогулка по мысу утомила Реджину, и когда Эва предложила ей на кухне чашку горячего шоколада, она с радостью согласилась и тут же рухнула за стол.

Они все еще прихлебывали из своих чашек, когда им помешал неожиданный визитер. Уже в коридоре заслышался голос, окликающий дона Рафаэля. Эва вскочила от волнения:

— Падре идет, сеньорита!

Через минуту на пороге возник красивый падре Доменико.

— О, добрый день, сеньориты! Как поживаете?

Эва что-то живо залопотала на испанском. Реджина вежливо улыбнулась. С того вечера, когда Рафаэль приходил в асьенду на обед, она не видела пастора. Однако сейчас его приход не вызвал в ней воодушевления — падре был, скажем так, хорошим другом доньи Кончиты и, несомненно, пришел выразить какие-то претензии семьи Куэрас.

Эва предложила пастору чашку шоколада, которую тот с удовольствием принял.

— Эва сказала, что Рафаэля нет. Но мне это только на руку, сеньорита. Я пришел поговорить с вами.

«Так я и думала!» — Реджина вцепилась в свою чашку.

— Со мной?

— Да, сеньорита. Спасибо, Эва. Очень вкусный шоколад. Итак, я здесь, чтобы поговорить о вашей племяннице и ее многоуважаемом опекуне. Хотя нет, речь о Рафаэле…

— О Рафаэле? — Щёки Реджины запылали. — Какое он имеет ко всему отношение?

— Мы беспокоимся о нем, — доверительно сообщил падре. — И пришли к заключению, что вы… так сказать, по объективным причинам можете нам помочь.

— Я? Вам?

Падре Доменико перевел дыхание.

— Простите, мне нелегко, сеньорита. Дело очень деликатное. Вы определенно уже знаете, что Рафаэль готовится к возведению в сан…

— Констансия мне сказала…

Он удовлетворенно кивнул:

— Но вы определенно не знаете всю подоплеку дела. Его мать, донья Куэрас, не одобряет этого решения. Рафаэль — старший. Он наследник поместья, не Хуан. Он должен принять на себя всю ответственность!

Реджина облизала пересохшие губы:

— Может быть, другую ответственность он считает важнее?

Падре замотал головой так, что чуть было не снес ее с плеч.

— Рафаэль идеалист, — по его тону это звучало как порицание. — Вообразил себе, что может изменить существующее положение вещей. Возможно, по мелочи и может. Но в любом случае не кардинально.

Реджине падре стал неприятен.

— Рафаэль заботится о людях! — Она отбросила все формальности.

— Конечно, конечно. — Падре Доменико не хотел обострять отношения. — Все землевладельцы заботятся о своих работниках. Мы все стремимся улучшить положение людей…

— Но он-то реально помогает людям!

— Не стану оспаривать. — Чувствовалось, что падре все больше нервничает. — Рафаэль во многих отношениях похож на своего отца… Его любили!

Реджину передернуло от такого определения. Еще слишком живы были воспоминания прошлой ночи.

— Вам не кажется, падре Доменико, что обсуждать со мной вопросы частной жизни дона Рафаэля не вполне корректно?

— Не кажется! — Падре пробуравил ее взглядом. — За ваше короткое пребывание в долине вы взбудоражили всех членов семьи Куэрас. Признайтесь, сеньорита, вы здесь как соринка в глазу!

Спорить с ним по этому вопросу было бесполезно.

— Вы собирались говорить со мной о доне Хуане и Люси, — напомнила она.

— Ну… как бы это выразить… Я ни в коей мере не выражаю сомнения по поводу расположения дона Хуана к вам и Люси… Только вот… донья Кончита, как бы это сказать, придерживается традиционных обычаев заключения брака. Поэтому ей трудно было принять… своеволие дона Хуана…

— Выразитесь, пожалуйста, яснее!

— Я и пытаюсь до вас донести, что донья Кончита хочет вам передать, что не имеет ничего против вашей… так сказать… дружбы с доном Хуаном.

Реджина едва не надела ему на голову весь кофейный прибор.

— Я не подружка дона Хуана, сеньор, прошу меня извинить. Я его едва знаю. А события вокруг Люси вообще исключают возможность всякой дружбы!

— Нет, вы не поняли меня, сеньорита. Я уполномочен вам сообщить, что вы и ваша племянница можете остаться в долине с благословения доньи Кончиты. Все ваши беды позади. — Падре поднял руку, чтобы остановить возражения. — Пожалуйста, дайте мне закончить. Я хочу сказать про Рафаэля. — Он переждал, пока уляжется ее возмущение, и продолжил: — Дело вот в чем. С тех пор как старший сын вернулся в долину на погребение своего дяди, он все глубже погружался в нужды и заботы ее обитателей. С непозволительным для пастора пристрастием. Пастор, знаете ли, всегда должен держать дистанцию! Даже как врач он не должен был поддаваться эмоциям! Но Рафаэлю это не по силам. Он одержим сочувствием, состраданием и другими чувствами… В конце концов, он — сын своего отца, хоть и отрекается от наследства. Но не все еще потеряно!..

— Зачем вы все это мне говорите?

Падре Доменико отхлебнул кофе.

— С моей помощью донья Кончита нашла решение этой дилеммы… с ее сыновьями. Если Хуан женится на… иностранке, он должен будет отказаться от роли хозяина поместья. А тогда…

Перед Реджиной наконец-то забрезжил свет. Она поняла, чего добивается сеньора Куэрас. Той было плевать, чего хочет Рафаэль. Главное — что было для нее важнее — удержать на асьенде своего первенца, своего любимца. Он был перворожденным, он был наследником и не должен был отрекаться от своих прав. Она жертвовала младшим сыном, который тяготел к англичанке и ее племяннице, потому что надеялась, что Рафаэль опомнится и примет на себя обязанности предводителя древнего рода. Ни на секунду у нее не проскользнуло в сознании, что Рафаэль сам мог влюбиться в иностранку!

Реджина решительно поднялась:

— Боюсь, вы теряете время, падре Доменико. Не могу отвечать за дона Хуана, но что касается меня, ваши домыслы лишены всяческих оснований. Я не люблю дона Хуана и никогда не полюблю! Если точнее, он мне неприятен. И не думаю, чтобы он испытывал ко мне иные чувства.

Падре Доменико встал и подошел к окну. Снаружи донесся звук тормозов. Реджина узнала «лендровер» Рафаэля. По коридору протопали тяжелые шаги.

Первым в дверях появился Рафаэль. Но за ним следовал другой человек. Реджина подумала, что это галлюцинация. Все ее внимание было сосредоточено на изможденном, усталом лице любимого. Рафаэль шагнул в сторону, и видение вошло в кухню. Реджина не поверила своим глазам. Не может быть! Куда девался крепкий, уверенный в себе мужчина! Перед ней был его жалкий слепок. Вялый, отощавший, подволакивающий ногу.

— Сеньорита, думаю, вы знакомы?

— Бо-о-об? — несмотря ни на что, она не могла не узнать своего зятя.

— Реджина! — Он тоже был потрясен. — Реджина! Детка!

Они упали друг другу в объятия.