Аптекарь, его сестра и ее любовник

Глава 10

Датч занял пассажирское место в грузовике Кэла Хокинса прежде всего потому, что не доверял Хокинсу. Он не верил, что Хокинс сделает честную попытку подняться по горной дороге. Но была и другая причина, более важная: он хотел первым добраться до коттеджа, первым войти в дверь, стать для Лилли спасителем, рыцарем в сияющих доспехах.

Возвращение в город из подпольного кабака, где они с Уэсом нашли Хокинса, оказалось мучительным. Мосты были ненадежны, дороги ничуть не лучше. Когда они приехали в гараж, Датч влил в Хокинса несколько чашек черного кофе. Хокинс ворчал и ныл всю дорогу, пока Датч не пригрозил заткнуть ему глотку кляпом, если он сам не заткнется. Потом ему пришлось силой запихнуть Хокинса в его грузовик.

Кабина грузовика представляла собой настоящий свинарник. Весь пол был засыпан мусором, оставшимся еще с прошлой зимы. Виниловые сиденья зияли страшными ранами, из которых торчали клочья засаленной набивки. С зеркала заднего вида свисала пара игральных костей, голограмма голой девицы, занимающейся любовью с вибратором, и освежитель воздуха в форме елки, явно не справляющийся со своей задачей.

Грузовик с песком входил в парк тяжелого дорожного оборудования, которое старый мистер Хокинс сдавал в аренду муниципалитетам, фирмам коммунального обслуживания и строительным компаниям. Его бизнес процветал, пока он не умер. При Кэле Хокинсе-младшем дело пошло прахом. От наследства остался только этот грузовик.

Кэл-младший использовал имущество отца как обеспечение под долги, которых он никогда не возвращал. Все подверглось отчуждению, кроме этой развалины. Датч не сочувствовал финансовым неудачам Кэла, он не стал бы плакать, если бы судебные приставы завтра же описали грузовик, лишь бы только он доставил его на пик Клири сегодня.

Он бросил взгляд в зеркало и увидел фары своего «Бронко», следующего за грузовиком на безопасном расстоянии. За рулем сидел Сэмюэл Булл, один из подчиненных ему полицейских. У него было преимущество: он вел машину по смеси песка с солью, которую разбрасывал Хокинс. Тем не менее дорога оставалась опасной. Время от времени Датч видел, как «Бронко» заносило то в кювет, то через осевую линию.

С Буллом ехал Уэс. Перед тем как выехать из гаража, Датч сказал ему, что справится сам.

— Я буду рядом для моральной поддержки, — заявил Уэс и залез в «Бронко».

Моральная поддержка могла понадобиться Датчу только в том случае, если бы эта попытка добраться до Лилли окончилась провалом. Похоже, Уэс не сомневался в провале. Не сомневался и Булл. Не сомневался и Хокинс. Датч улавливал недоверие во всем, что они говорили, ясно различал жалость в их взглядах.

«Должно быть, они видят во мне одержимого», — подумал он. Одержимость — неподходящее состояние духа для шефа полиции. Одержимый, безусловно, не внушает доверия окружающим. Единственное, что он мог внушить Кэлу Хокинсу, это страх.

Когда они были примерно в пятидесяти ярдах от поворота на горное шоссе, Датч сказал:

— Если увижу, что ты саботируешь, брошу тебя в тюрьму.

— За что?

— За то, что разозлил меня.

— Не имеешь права.

— А вот попробуй проверить — и увидишь. Выжми из этого драндулета все, что он может дать, ясно?

— Да, но…

— Никаких «но».

Хокинс облизнул губы и крепче стиснул баранку.

— Ни черта не вижу, — пробормотал он и сбросил скорость перед поворотом.

Это был трудный и опасный поворот, а за ним начинался крутой подъем. Хокинс должен был поворачивать медленно, чтобы не оказаться на обочине, но в то же время сохранить достаточное ускорение, чтобы одолеть подъем.

Датч включил двустороннюю рацию.

— Осади назад, Булл. Держи дистанцию.

— Не волнуйся, приятель, — раздался в переговорном устройстве голос Уэса. — Я только что отдал ему тот же самый приказ.

— Тихо и плавно, — бормотал Хокинс, обращаясь то ли к себе, то ли к грузовику.

— Не слишком тихо, — вмешался Датч. — Ты должен взять этот подъем.

— Только я умею водить этот грузовик.

— Вот и веди. Но ты должен чертовски постараться вести его правильно. — Сам того не замечая, Датч затаил дыхание.

Хокинс осторожно взял поворот. Все прошло благополучно.

Датч выдохнул.

— А теперь жми на газ.

— Не учи меня делать мою работу, — огрызнулся Хокинс. — Черт, вот тьма египетская!

Вдоль федерального шоссе, переходившего в Главную улицу Клири, по всему городу тянулись фонари от одного края до другого, но сразу за его пределами освещение обрывалось и наступала непроглядная тьма. Фары грузовика выхватывали из мрака лишь безумную пляску замерзших капель на ветру.

Эта призрачная пляска напугала Хокинса. Он отпустил акселератор.

— Нет! — Датч ездил по федеральному шоссе тысячи раз и знал, что на этом участке нужен разгон, иначе подъев не одолеть. — Жми на газ!

— Я ничего не вижу, — прохрипел Хокинс.

Он перевел грузовик на нейтральную скорость и отер пот рукавом. Он сильно потел, несмотря на холод, и этот пот пах примерно так же, как и вызвавшая его сивуха.

— Жми на газ, — сквозь зубы повторил Датч.

— Погоди минутку. Дай глазам привыкнуть. Когда вся эта дрянь перед носом мельтешит, у меня голова кругом идет.

— Никакой минутки. Давай сейчас же.

Хокинс хмуро покосился на него.

— Тебе что, на тот свет невтерпеж?

— Нет, это, похоже, тебе на тот свет невтерпеж. Потому что я тебя пристрелю, если этот грузовик не сдвинется с места через пять секунд.

— Шеф полиции не имеет права так угрожать частным лицам.

— Раз.

— Эй, что там у вас? — пробился в рации искаженный помехами голос Уэса.

— Два. — Датч нажал кнопку приема-передачи и заговорил в рацию: — Кэл раздумывает, как лучше взять подъем. — Он отключился. — Три.

— Датч, ты уверен, что стоит продолжать? — В голосе Уэса слышалось беспокойство. — Может, передумаешь?

— Четыре.

— Булл еле держит «Бронко» на дороге, и это на песке! Мы ничего не видим перед капотом и…

— Пять. — Датч вытащил пистолет из кобуры.

— Черт! — Кэл перевел рычаг на первую скорость.

— Все в порядке, Уэс, — сказал Датч в рацию, мысленно гордясь тем, что считал своим самообладанием. — Мы едем.

Кэл отпустил рычаг и нажал на акселератор. Грузовик прокатился на несколько футов вперед.

— Поддай газу, а то он не возьмет эту горку, — напомнил Датч.

— Не забывай, у нас тяжелый груз.

— Вот его и надо скомпенсировать.

Хокинс кивнул и перевел машину на вторую скорость, но стоило ему это сделать, как задние колеса начали прокручиваться вхолостую, не находя сцепления с дорогой.

— Ничего не выйдет.

— Не отпускай.

— Ничего не…

— Не отпускай! Давай еще раз! Жми на газ!

Хокинс помянул Иисуса, Марию и Иосифа, после чего исполнил приказ Датча. Колеса нашли дорогу, и грузовик двинулся вперед.

— Видишь? — В голосе Датча прозвучало больше облегчения, чем он сам готов был выказать.

— Да, но нам еще надо взять черт знает сколько поворотов.

— Ты сможешь это сделать.

— Я могу доставить нас обоих прямо в пекло. Я же ни черта не вижу. Как бы мне не навернуться к чертям собачьим под откос со всем этим песком.

Датч его не слушал. Под одеждой он потел даже больше, чем Хокинс. Он сосредоточился на свете фар, который обрывался прямо перед капотом. Мысленно он признавал, что Хокинс прав: вести грузовик таких размеров по обледенелой горной дороге при ограниченной видимости было опасно. Ледяной дождь уже успел покрыть только что разбросанный песок. Датч заметил, что Булл провел «Бронко» не дальше поворота. Двое внутри — его лучший друг и один из его подчиненных — в эту минуту, вероятно, обсуждали его слепое безумие. Впрочем, сейчас ему все равно, что они о нем думают.

Со стоном и скрипом старый грузовик поднимался в гору под уклоном в двадцать градусов. Подъем проходил медленно, но Датч твердил себе, что каждый дюйм приближает его к Лилли. И к Бену Тирни.

Ну почему из всех мужчин, с кем она могла застрять в горах в непогоду, там оказался он? Мысль о том, что Лилли была в коттедже наедине с мужчиной, сама по себе могла свести Датча с ума. Но она была там с тем самым парнем, на которого загляделась вчера на улице.

Датчу уже доводилось видеть, и не раз, как другие женщины — в возрасте от семи до семидесяти — заглядываются на Тирни, как заходятся от восторга, обсуждая его атлетическое сложение и безупречные черты лица. И, можно держать пари на что угодно, мерзавец прекрасно знал, какое волнение он вызывает у дам.

Небось мнит себя призовым жеребцом. Искатель привлечений, аферист, позер, публикующий свои фотки в глянцевых журнальчиках. Все сводилось к одному: дверь в любую спальню этот хлыщ открывал ногой.

«На байдарках они ходили! Как же, держи карман». Отогнав от себя горькие мысли, Датч повернулся к Хокинсу.

— Держись, Кэл. Приближаемся к первой «шпильке».

— Угу.

— Еще ярдов десять.

— Ничего у нас не выйдет. Ни единого шанса.

— Выйдет, если тебе дорога твоя шкура.

Несколько секунд Датч цеплялся за веру, что у них и впрямь все получится. Возможно, он принимал желаемое за действительное. Ему так хотелось, чтобы все получилось, чтобы он увидел наяву, как все получается. Но даже самое горячее желание не могло превозмочь законы физики. Кэлу пришлось снизить скорость, чтобы преодолеть крутой поворот. А как только он снизил скорость, грузовик не смог взять подъем. Он заглох и замер на целую вечность, как показалось Датчу. Датч опять затаил дыхание. Грузовик неудержимо заскользил назад. Хокинс завизжал как женщина:

— Жми на газ, идиот!

Хокинс повиновался, но Датчу показалось, что действует он слишком осторожно, недостаточно активно, чтобы противостоять неумолимой силе тяготения. Как бы то ни было, все, что делал Хокинс, к успеху не привело. Разве что затормозило бесконтрольное скатывание под уклон и не дало им сорваться с дороги.

Когда грузовик наконец остановился, Хокинс испустил долгий вздох:

— Чтоб мне сгореть! Чуть не навернулись.

— Давай еще раз.

Хокинс повернулся к нему так резко, что слышно было хрустнули шейные позвонки.

— Ты что, рехнулся?

— Включай скорость и попытайся еще раз.

Хокинс затряс головой, как мокрый пес.

— Да ни в жисть. Вынимай свой пистолет, стреляй мне прямо промеж глаз — это хоть будет скорая смерть. Все лучше, чем погибать под тоннами грузовика и песка. Нет уж, спасибо. Подожди, пока небо расчистится, или найди другого водилу, или сам садись за руль, только я туда больше не поеду. Плевать я хотел на твои заморочки.

Датч попытался взглядом подчинить его своей воле, но воспаленные глаза Кэла Хокинса твердо смотрели на него в ответ, щетинистый подбородок воинственно выпятился. Они оба вздрогнули от неожиданности, когда кто-то постучал в окно с пассажирской стороны.

Снаружи в кабину заглядывал Уэс.

— Эй, у вас там все в порядке?

— Да, все нормально, — ответил Датч через стекло.

— Черта с два тут все нормально! — заорал Хокинс.

Уэс вскочил на подножку, открыл дверцу и тут же ощутил страх, исходящий от Хокинса.

— Что происходит?

Хокинс протянул трясущийся палец и указал на Датча.

— Он наставил на меня пистолет, грозил убить, если не отвезу его на эту гору. Совсем с ума свихнул.

Уэс перевел изумленный взгляд на Датча. Тот ответил усталым голосом:

— Я не собирался в него стрелять. Я просто хотел его припугнуть, чтобы он не филонил.

С минуту Уэс смотрел на друга в задумчивости, потом тихим, доверительным тоном обратился к Хокинсу:

— Его жена там наверху, в их коттедже, с другим мужчиной.

Хокинс переварил информацию и перевел взгляд на Датча, как будто увидел его в новом свете.

— О черт… Паршиво.

Кэл Хокинс понятия не имел о том, что такое «паршиво». «Паршиво» — это когда тебе сочувствует такой, как Кэл Хокинс.

— Кэл, ты можешь сдать задом обратно на дорогу? — спросил Уэс.

Преисполнившись сочувствия, Хокинс значительно подобрел и сказал, что попробует. Ориентируясь на фары «Бронко» он вывел грузовик с песком обратно на шоссе и развернул его к городу. Датч велел Буллу пересесть в грузовик и приглядывать за Хокинсом, чтобы тот не вздумал как-нибудь повредить грузовик, который городу еще понадобится.

— Не удивлюсь, если он нарочно разобьет грузовик, чтобы увильнуть от второй попытки завтра. — Следуя за грузовиком в «Бронко», Датч скрипнул зубами от злости. — Трусливый, пьяный сукин сын.

— Кончина Кэла Хокинса-младшего не станет невосполнимой утратой, тут я с тобой согласен, — сказал Уэс. — Но, боже милостивый, Датч, каким местом ты думал, когда наставлял на него пистолет?

— А тебе обязательно было ему говорить, что Лилли там с другим мужчиной? К рассвету об этом будет знать весь город. Представляешь, какими красками они распишут, чем Лилли там занимается с Беном Тирни, чтобы согреться и скоротать время? Ты же знаешь, как у этих людей мозги работают!

— Я вижу, в каком направлении работают твои мозги. Датч бросил на него гневный взгляд.

— И потом, — невозмутимо продолжал Уэс, — я не упоминал Бена Тирни по имени. Откуда Хокинсу знать, может, она там с каким-нибудь старым хрычом.

— Вряд ли он так подумает.

— Слушай, я ж для тебя старался. Знаешь, почему сказал ему? Потому что такую ситуацию он в состоянии просечь. Взбираться на гору в такую погоду, чтобы спасти человека? Хокинсу такого не понять, у него нет чувства долга.

Но поехать за твоей женой, которая там с другим мужчиной, — вот это ему понятно. Это может оправдать любые безрассудные действия. Даже угрозу оружием.

Они не обменялись больше ни словом, пока не доехали до гаража. Датч приказал Буллу возвращаться в участок и проверить, не нужна ли его помощь кому-нибудь еще или нет, он мог возвращаться домой.

— Есть, сэр. — Глядя в пол, полицейский неуклюже добавил: — Мне очень жаль, сэр. Ну, насчет вашей жены. Ну что мы не смогли туда подняться.

— Увидимся завтра, — коротко бросил в ответ Датч.

Булл направился к оставленной в гараже патрульной машине. Хокинс уже забирался в свой пикап, когда Датц нагнал его.

— Я за тобой заеду завтра с утра пораньше. Сделай так чтобы я тебя не искал.

— Я буду дома. Знаешь, где это?

— Заеду на рассвете. И если ты напьешься или будешь маяться с похмелья, пожалеешь, что я тебя не пристрелил.

Они выехали из гаража вслед за пикапом Хокинса. Неудивительно, что один из хвостовых фонарей у него был разбит.

— Надо бы штраф ему влепить, — пробормотал Датч, когда Хокинс свернул на перекрестке.

— Высади меня в конце подъездной аллеи, — сказал Уэс, когда они поравнялись с домом Хеймеров. — Нет смысла подъезжать к дому.

Датч остановил «Бронко». Несколько мгновений мужчины молчали. Уэс мрачно смотрел прямо перед собой сквозь ветровое стекло. Наконец он нарушил молчание:

— Не утихает, а?

Датч проклял снежный вихрь пополам с дождем.

— Я буду там завтра, даже если мне придется отрастить крылья и лететь.

— Боюсь, что именно это тебе и придется сделать, — заметил Уэс. — Ты сейчас куда?

— Поезжу по городу. Посмотрю, что и как.

— А почему бы не подвести черту, Датч? Поспи немного.

— Не могу. Даже пытаться не стоит. Я заряжен адреналином и кофеином.

Уэс окинул его изучающим взглядом.

— Я рекомендовал тебя на эту работу.

Это замечание задело Датча. Он зло покосился на старого друга.

— И что? Уже жалеешь?

— Нисколько. Но, думаю, я вправе напомнить тебе, насколько твое будущее зависит от того, преуспеешь ты здесь или нет.

— Слушай, если ты думаешь, что я плохо делаю свою работу…

— Я этого не говорил.

— Тогда что?

— Я только хочу сказать, что на кону твоя репутация. И моя тоже.

— А ты никогда не забываешь прикрыть свою задницу, верно, Уэс?

— Ты чертовски прав.

— У тебя всегда тылы были прикрыты линией полузащиты, и если парни плохо тебя прикрывали, ты с них шкуру спускал. Я был там, и мне тоже доставалось от твоих быков-полузащитников. Да у них шеи были толще моей талии! Но ты плевать хотел, что меня перемелют в пыль, лишь бы твоя задница была прикрыта.

Датч спохватился, что ведет себя по-детски, вороша обиды прежних дней, когда они вместе играли в американский футбол, и прикусил язык. То, что сказал Уэс, было правдой. Печальной, уродливой, но правдой. Он это знал. Просто ему тошно было это слышать.

— Датч, — заговорил Уэс, тщательно отмеряя и взвешивая каждое слово, — мы тут не в блошки играем. И даже не в футбол. В нашем маленьком городке завелся какой-то псих ненормальный, ворующий женщин. Теперь уже пять. Один бог знает, что он с ними делает. Люди напуганы, нервы у всех на пределе, все гадают, скольких еще он схватит, прежде чем его поймают.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что общее горе тебя и вполовину так не волнует, как твоя Лилли. Подумаешь, заночевала в уютном гоном домике в ночь снегопада! Нет, я понимаю, конечно, ты о ней беспокоишься. Ты в своем праве. Но, ради всего святого, сопоставь одно с другим!

— Не надо тут проповедовать, мистер председатель городского совета! — Датч еле сдерживал себя, такая буря бушевала у него в груди, но говорил он тихо. — Не тебе меня судить, Уэс, ты и сам не образец добродетели. — И, чтобы до Уэса лучше дошло, добавил: — Особенно в том, что касается женщин.