Аптекарь, его сестра и ее любовник

Глава 15

Обычно Линда Векслер приходила на работу ровно в шесть утра и тут же начинала варить кофе и готовить завтраки для завсегдатаев, приходивших в семь утра поесть овсянки с отрубями и жареного бекона.

Но этим утром она не смогла приехать. Она позвонила на рассвете и сказала Уильяму, что ее участок похож на Аляску.

— И снег все еще валит со страшной силой. Пока Хокинс не посыплет песком наши проселки, считайте, я тут завязла.

Уильям сказал об этом Мэри-Ли. Она попыталась уговорить и его остаться дома и не открывать аптеку.

— Кто высунет нос из дому в такую погоду? По крайней мере, подожди несколько часов, пока дороги посыплют песком.

Но он был полон решимости открыть аптеку в урочный час.

— Я уже расчистил подъездную аллею. И потом, мои клиенты рассчитывают на меня, а я никогда их не подводил.

Их машины стояли под навесом, примыкавшим к дому-Мэри-Ли наблюдала через кухонное окно, как Уильям забирается в свою машину, включает двигатель и показывает ей большой палец сквозь ветровое стекло в знак того, что он завелся. Он осторожно вывел машину задом из-под навеса и уехал.

Хотя Мэри-Ли искренне пыталась отговорить его от поездки на работу, она обрадовалась, оставшись дома одна. На целый день быть предоставленной самой себе! Она сочувствовала себя свободной и счастливой. Вернувшись в спальню, она сняла халат, забралась обратно в свою теплую постель и предалась воспоминаниям о том, что творила со своим любовником прошлой ночью.

Он, конечно, никогда не оставался на всю ночь, но и не бросал ее сразу после того, как они занимались любовью. Еще какое-то время, увы, недолгое, но упоительное, они просто лежали рядом в постели и перебрасывались волнующе-непристойными репликами. Склонившись друг к другу головами, перешептываясь, используя язык поэзии или сточных канав, они предавались своим фантазиям, которые вогнали бы в краску даже самых смелых любовников. А потом они частенько воплощали эти фантазии в жизнь.

Она ни в чем ему не отказывала. С самого начала она дала ему безграничный, ничем не стесненный доступ к своему телу. До его появления ее сексуальная жизнь была подобна нетронутой пустыне. В тот раз, когда они впервые были вместе, она, не раздумывая и ничего не стыдясь, разрешила ему не только исследовать, но и эксплуатировать свое тело.

К тому первому разу они шли постепенно. Они были знакомы много лет, но вдруг в какой-то момент стали воспринимать друг друга по-новому. Казалось, это произошло с ними обоими одновременно. Они вдруг как будто увидели друг друга в ином свете. Ни один поначалу не был уверен, является ли это новое восприятие взаимным. Они медленно дрейфовали навстречу друг другу, сближаясь, пока наконец сексуальное влечение не стало очевидным и молчаливо признанным обоими.

Как только это случилось, они оба стали изобретать предлоги для встречи. Их разговоры наполнились намеками. Хотя любому стороннему наблюдателю они показались вполне невинными. Случайно встречаясь взглядами, даже в общественных местах, в толпе людей, они глазами телеграфировали друг другу свое желание. Позже они признались друг другу, что этот тайный обмен сигналами заставляет их вспыхнуть и вызывает слабость.

Однажды вечером они получили то, чего независимо друг от друга так долго желали: время наедине.

Уильям поднялся в горы ремонтировать старый дом, поэтому Мэри-Ли не нужно было спешить домой после школы. Она решила проверить тетради, оставшись одна в классной комнате, а не тащить их домой в портфеле только для того, чтобы назавтра нести обратно в школу.

Он заметил ее машину на школьной стоянке и вернулся в здание, сделав вид, что ему нужно поговорить с кем-то из учителей. Не с ней.

Он появился в открытых дверях ее класса, и она вздрогнула: ей казалось, что она была одна во всем здании. Поначалу они вели обычный разговор — вежливый и приличный. Он спросил, не видела ли она того, кого он якобы ищет, и она ответила, что нет, не видела. При этом каждый знал, что этот разговор — сплошное притворство.

Он все не уходил. Она взяла в руки дырокол и принялась изучать его, словно это было бог весть какое невиданное и непонятное изобретение, потом поставила его на то же место. Он снял куртку и перебросил ее через руку. Она потрогала свою жемчужную сережку. Они обменялись еще несколькими словами.

Вскоре они исчерпали весь набор тем для разговора, кроме разве что совершенно идиотских. А он все не уходил. Он стоял, глядя на нее с голодной тоской в ожидании сигнала, разрешающего утолить тот физический голод, который толкал их друг к другу.

В конце концов он предоставил инициативу ей. Он не был вправе завести себе любовницу. Все понимая, Мэри-Ли этим пренебрегла. Раз в жизни она решила действовать эгоистично и взять то, что хотела, не спрашивая ничьего разрешения. И к черту все последствия!

Это был самый смелый поступок в ее жизни. Она покосила его помочь ей перенести в класс коробку книг из кладовой.

— На следующей неделе мои пятиклассники начинают читать «Айвенго», — объяснила она, пока они пересекали недлинный коридор и их шаги эхом отдавались от тянущихся по обеим стенам металлических школьных шкафчиков. — Книжки хранятся здесь.

Она отперла дверь кладовой и вошла впереди него. Дернув одной рукой за шнур, зажигавший свет под потолком, она одновременно протянула другую руку мимо него, захлопнула и заперла дверь. Затем, повернувшись к нему лицом, она опустила руки и стала ждать. Она довела ситуацию до этой точки. Следующий ход за ним.

Он выждал, должно быть, секунды три, потом рывком притянул ее к себе и впился губами в ее губы с ненасытным жаром. Он грубо тискал ее груди, мял ягодицы. Он сорвал круглую резинку, стягивающую ее волосы, схватил рассыпавшиеся пряди в кулаки, намотал их себе на пальцы.

До сих пор Мэри-Ли о таких огненных всплесках страсти только в романах читала. Она и поверить не могла, что может стать объектом чьих-то столь сильных желаний.

Он полез ей под свитер, но она облегчила ему задачу: стащила свитер через голову и сняла лифчик, впервые в жизни обнажив грудь перед мужчиной. Потом она стянула с себя колготки вместе с трусиками и призывно раздвинула ноги, прислонившись к груде коробок.

— Делай со мной, что хочешь, — прошептала она. — Все, о чем мечтал, о чем фантазировал. Смотри, сколько хочешь. Трогай, где хочешь.

Он провел ладонями вверх по внутренней стороне ее бедер. Она уже была влажной. Когда его пальцы скользнули внутрь, она запрокинула голову.

— Все, что хочешь. Все.

Его глаза были затуманены страстью, но когда он расстегнул ширинку и натянул презерватив, ему хватило ума спросить, не девственница ли она. Мэри-Ли рассказала ему о своем единственном опыте. Она была на последнем курсе колледжа. Он учился с ней в одной группе по философии. Это случилось только раз, без всяких ухаживаний без нежностей, если не считать одного торопливого поцелуя.

— Чертовски неудобно ломать целку на переднем сиденье машины.

Вот уж от кого он не ожидал услышать подобные слова, так это от мисс Мэри-Ли Ритт. Произнесенные ее чопорным голосом, они так его завели, что он больше не в силах был сдерживаться. Все опасения вылетели у него из головы. Он овладел ею стремительно и грубо и кончил раньше, чем она.

— Ты ведь не кончила, да? — спросил он, отодвигаясь от нее.

— Это неважно.

— Черта с два это неважно.

Он пустил в ход пальцы.

Она была так потрясена, что с трудом сумела одеться. Ему пришлось ей помочь. Они оба смеялись над его неуклюжестью, вздыхали, когда, бросив одевание на полпути, он принимался гладить ее. Она шутливо бранила его, когда он отпускал восхитительно неприличные замечания. Он помог ей натянуть трусики, а потом начал ласкать ее прямо сквозь влажную ткань. Она снова кончила, цепляясь за его плечи и задыхаясь.

В кладовой стало душно и жарко. Выходя из помещения, Мэри-Ли рассеянно подумала, не почует ли тот, кто следующим войдет в кладовую, запах секса. Она надеялась, что почует. Эта греховная мысль заставила ее улыбнуться.

Атмосфера тайны, царившая в кладовой, добавила остроты их первой встрече, но с практической точки зрения помещение было непригодно для постоянного использования. Риск, что их накроют, был слишком велик.

— С северной стороны моей спальни есть балкон, — пояснила она ему. — Я каждую ночь буду оставлять дверь открытой для тебя. Приходи, когда сможешь.

Ему этот план показался сомнительным, но она развеяла его опасения насчет того, что Уильям может их застукать.

— Он рано ложится спать и не выходит из комнаты до самого утра.

В первую ночь, когда он прокрался к ней в дом, они согласились, что заниматься любовью лежа, полностью раздевшись, стоит любого риска. Он расхваливал каждый дюйм ее тела такими словами, что она краснела в темноте. Но и его тело вызывало у нее жгучее любопытство. Она поражала его своим неприкрытым интересом.

— Мой прекрасный любовник, — шептала она теперь, повторяя слова, которые говорила ему ночью, втягивая его пенис губами. Ему это нравилось. Нравилось, когда она обхватывала губами одну лишь головку, напоминавшую упругую и гладкую сливу.

Телефон зазвонил, прерывая ее сладкие воспоминания.

Перевернувшись на бок, Мэри-Ли взглянула на определитель номера. Оказалось, что это Уильям звонит из аптеки. Может, не стоит отвечать? Она всегда может сказать, что была в ванной. Но вдруг ему действительно нужна помощь? Если она не снимет трубку только из-за того, что ей хочется помечтать о своем тайном любовнике, сможет ли она потом простить себя? Чувство вины победило.

— Что тебе, Уильям?

Голос у Мэри-Ли был сонный и в то же время раздосадованный. Может, она вернулась в постель, когда он ушел из дому после завтрака? Не исключено, решил Уильям. Ей почти не удалось поспать прошлой ночью. Что ж, такова цена страсти. Она, видимо, решила, что имеет право весь день проваляться в постели после вчерашнего. Что ж, она ошиблась. Так ей и надо.

Вообще-то, надо отдать ей должное за выносливость Кто бы мог подумать, что его сестра еще способна ползать после своего ночного секс-марафона? Ее любовник тоже достоин восхищения. Два чемпиона по выносливости.

Уильяма частенько так и подмывало устроить засаду и накрыть их обоих. Он буквально облизывался в предвкушении заветного момента, когда выложит им все, что ему известно об их лихорадочной случке. Они уставятся на него в ужасе, когда поймут, что их будущее в его руках.

О, какой это будет триумф! Конечно, приятно сознавать, что такой триумф неизбежен, в том-то вся и сласть. Что ж, он подождет. Он дождется самого подходящего момента и только тогда захлопнет ловушку. А пока пусть спариваются до потери пульса. Пусть думают, что разоблачение им не грозит.

Трудно было удержаться от злорадства, прорывавшегося в ее голосе.

— Мэри-Ли, мне нужна твоя помощь. Немедленно приезжай в аптеку.

— Но почему? Что случилось?

— Ничего не случилось. У меня клиенты. Важные клиенты, — добавил он, понизив голос. — Два агента ФБР. Они уже ждали, когда я подъехал. Они тут встречаются с Датчем, хотят обсудить исчезновение Миллисент Ганн. Я должен предложить им завтрак, а Линда не может сюда попасть, ты же знаешь.

— Я не знаю, как пользоваться этой плитой.

— Неужели трудно сообразить? И не тяни. Ты мне нужна тут немедленно. Я позвонил Уэсу…

— Почему Уэсу?

— Он председатель городского совета. Я решил, что он имеет право знать. Словом, он уже выехал. Скоро ты здесь будешь?

— Дай мне десять минут.

Уильям повесил трубку с ухмылкой и самодовольным смешком.

Колокольчик над дверью звякнул, когда Датч вошел в аптеку. Веселый звук вызвал у него зубовный скрежет. Он волок за собой Кэла Хокинса, держа его за руку чуть выше локтя, как уличного вора, пойманного с поличным. Подтащив своего пленника к стойке бара, Датч взгромоздил его на табурет в надежде, что встряска поможет Кэлу проснуться.

— Налей ему кофе, пожалуйста, — обратился Датч к Уильяму Ритту, чья жизнерадостная улыбка раздражала его не меньше, чем дурацкий колокольчик над дверью. — Покрепче и без молока. Мне тоже.

— Уже на подходе, — бодро отозвался Ритт и кивнул на булькающую кофеварку.

Подъехав этим утром к развалюхе Кэла Хокинса, Датч ничуть не удивился, убедившись, что тот оказался, мягко говоря, не готов. Хокинс не отозвался на стук, поэтому Датч вошел в дом, не дожидаясь, когда ему откроют. Дом был так захламлен, что хозяина можно было смело сажать за нарушение правил пожарной безопасности. Пахло засорившимся водопроводом и скисшим молоком. Он застал Хокинса полностью одетым и храпящим в постели, в которой постеснялся бы умереть бродячий пес. Датч извлек его оттуда и протащил по всему дому к своему «Бронко».

Всю дорогу к центру города Датч втолковывал Хокинсу, что он во что бы то ни стало должен взять себя в руки и поднять свой грузовик с песком на гору. Но, хотя Хокинс на все его увещевания отвечал кивками и утвердительным хмыканьем, Датч сомневался, что до него дошло.

А теперь — будто мало ему возни с Хокинсом! — пришлось любезно договариваться с этим гребаным ФБР. Ему было бы противно иметь дело с ФБР при любых обстоятельствах, а уж после нынешней веселенькой ночки просто с души воротило.

Вчера, высадив Уэса у его дома, Датч не поехал прямиком в участок. До участка он добрался очень поздно, и дежурный вместо приветствия протянул ему целую кипу записок с телефонами звонивших.

Все это были жалобы, с которыми он ничего не мог поделать, пока погода не наладится. Ледяному сугробу, намерзшему перед входом в банк, пропавшей дойной корове отломившемуся под весом налипшего льда суку, пробившему навес над пристроенной к дому ванной-джакузи придется подождать, пока буря не утихнет. «Какого черта! Разве это мои проблемы?» Потом был звонок от миссис Крамер, у которой денег было больше, чем у господа бога, потому что ее дед был мудр и в свое время купил по дешевке акции кока-колы. Тем не менее сам господь бог не сумел бы создать вторую такую зловредную и скупую старушонку. Она позвонила, чтобы сообщить о подозрительной личности, которую якобы заметила у себя на парадном дворе. Датч перечитал сообщение, записанное дежурным.

— Тут сказано — Скотт X.?

— Ну да, она говорит, что Хеймеров мальчишка прогуливался мимо ее дома, будто это был майский вечер. Замышлял что-то недоброе, по ее мнению.

— Ну, я ее мнения не спрашивал, — ответил тогда Датч. — У нее не все дома. Я сам был в доме Хеймера. Скотт был у себя в комнате, у него там стерео надрывалось так, что стены прогибались. Да и не отпустил бы его Уэс на улицу в такой вечер.

Дежурный пожал широкими плечами, не отрывая взгляда от Джона Уэйна [19] , палившего в плохих парней на экране маленького черно-белого телевизора.

— Чего еще ждать от старой колотушки, роющейся в помойках?

Весь город знал об удивительном пристрастии миссис Крамер: под покровом темноты она натягивала резиновые перчатки и рылась в мусорных баках. Мало ли что могло прийти ей в голову?

Датч скомкал листок с запиской и бросил его в уже переполненную мусорную корзинку. Остальные записки он спрятал в нагрудный карман рубашки, чтобы разобраться с ними позже, после того, как заберет Лилли и доставит вниз с пика Клири. Вот все, что интересовало его этим утром: подняться с Кэлом Хокинсом в его грузовике с песком на пик Клири и спасти Лилли.

Правда, снег все еще сыпал. А под снегом скрывалась наледь в дюйм толщиной. Такие возражения, хоть и был нетрезв, выдвинул Хокинс, и это были веские возражения. Но все-таки обстановка была не такая ужасная, как вчера вечером, когда против них работала темнота. Во всяком случае, именно такой контраргумент выдвинул Датч.

Случайно взглянув на свое отражение в зеркале над баром, Датч увидел то, что, несомненно, бросится в глаза агентам ФБР: неудачника, никчемного забулдыгу. До рассвета он прикорнул за своим письменным столом, и его недолгий сон то и дело прерывался тревожными мыслями о Лилли. Что она там делает? Что делает Бен Тирни? Что они там делают вдвоем?

Перед уходом из участка он умылся и побрился в мужском туалете, а это означало тупую бритву, казенное мыло и чуть теплую воду в неглубокой раковине. Знай он загодя, что придется предстать перед агентами ФБР, он поехал бы домой, принял душ и надел чистую форму.

Теперь об этом оставалось только вздыхать.

— Ну и где кофе? — повернулся он к Ритту.

— Еще минутку. Я принесу, как только будет готов. Исчерпав все предлоги, чтобы оттянуть встречу, Датч направился к кабинке, в которой два агента ждали, как стервятники над умирающим животным. Старший демонстративно посмотрел на часы.

«Сволочь!» — в сердцах выругался про себя Датч. Что он им — мальчик на побегушках? Судя по всему, они именно так и думали. Устроили эту встречу без всякого предупреждения, поставили его перед фактом.

Звонок от Харриса поступил в тот самый момент, когда он выруливал от дома Хокинса. Голос у молодого полисмена был запыхавшийся и заикающийся от возбуждения, но Датч, хоть и с трудом, сумел разобрать, что фэбээровцы будут ждать его в аптеке.

— Он сказал, через полчаса.

— Кто сказал? Специальный агент Уайз?

— Нет, — ответил Харрис. — С ним другой приехал, постарше. Представился старшим спецагентом.

«Только этого не хватало, мать их».

— Где ты на них напоролся?

— Э-э-э… не могу сказать. Он велел мне не упоминать имен по радио.

— И зачем это я ему понадобился?

— Об этом я тоже не должен говорить по радио.

Датч выругался. Что случилось с Харрисом, черт бы его побрал? Его как будто подменили.

— Ну что ж, если они еще будут в аптеке, когда я подъеду, прекрасно. Но я не собираюсь их дожидаться.

— Вряд ли вы захотите с ним ссориться, сэр.

Датч терпеть не мог, когда ему указывали на границы его власти, особенно его же подчиненные.

— Он тоже вряд ли захочет ссориться со мной.

— Нет, сэр, — уступил Харрис. — Но старший спецагент сказал мне, что ему необходимо встретиться с вами сегодня утром. И он так это сказал… ну… как будто он очень разозлится, если вы не приедете. Всего лишь мое мнение, сэр.

Теперь, когда Датч увидел старшего спецагента своими глазами, он согласился с мнением Харриса. С первого взгляда было видно, что перед ним профессиональный крушитель яиц. Датчу не раз приходилось сталкиваться с такими чугунными задницами, когда он служил в полиции Атланты. Он мгновенно возненавидел фэбээровца.

Он не спеша подошел к кабинке и опустился на сиденье напротив агентов.

— Доброе утро.

Уайз представил их друг другу.

— Начальник полиции Датч Бертон — старший специальный агент Кент Бегли.

Они обменялись кратким рукопожатием над пластиковой столешницей.

Бегли был сух и нелюбезен, даже когда обронил в знак приветствия:

— Бертон!

Одного этого хватило, чтобы дать понять Датчу, сколь низкого мнения о нем придерживается старший спецагент Кент Бегли. Бегли ясно показал, что ни во что его не ставит, еще до того, как они успели поздороваться. В представлении старшего спецагента вся эта встреча была не более чем формальностью, соблюдением протокола, после чего он просто отпихнет локтем тупого местного копа.

Эти сукины сыны федералы уверяли, что вовсе не третируют местных полицейских. Официальная политика бюро строилась как раз на обратном: на глубочайшем якобы уважении ко всем, кто носит полицейский жетон. Чушь собачья! Может, среди рядового состава и попадались исключения, но их надо было долго искать, а в основном эти гады фэбээровцы были убеждены, что только они все знают, все могут, все умеют, а остальные — пустое место.

— Извините, что не предупредили заранее, — сказал Уайз.

Датча познакомили с Уайзом вскоре после того, как он вернулся в Клири и принял должность шефа местной полиции. Когда они впервые пожали друг другу руки, Уайз сказал, что рад видеть человека, владеющего профессией, на месте следователя по делам о пропавших женщинах. Но обмануть Датча ему не удалось. Датч сразу понял, что Уайз просто льстит ему.

Ритт принес кофе. Бегли не обратил внимания на свою чащку. Уайз открыл пакетик искусственного сахара. Датч отхлебнул из своей чашки и спросил:

— К чему такая срочность?

— Вы хотите сказать, что после исчезновения пяти женщин спешить уже некуда? — уточнил Бегли.

Он как будто крупнозернистым наждаком скреб нервы Датча. С первой же минуты Датчу хотелось дать ему в морду. Вместо этого он скрестил взгляд со взглядом старшего спецагента. Каждый сумел выразить другому свое презрение.

Уайз тактично кашлянул в кулак и поправил сползающие на нос очки.

— Сэр, я уверен, что шеф Бертон не хотел умалить важность поисков пропавших женщин.

— Это погода временно застопорила мое расследование, — добавил Датч.

— Которое сводится к чему? — спросил Бегли. Неизменно дипломатичный Уайз и на этот раз поспешил смягчить резкость Бегли:

— Не могли бы вы познакомить нас с результатами вашего расследования, шеф Бертон?

Терпение Датча уже висело на волоске, но чем скорее он ответит на их вопросы, тем раньше сможет двигаться дальше.

— Как только я узнал об исчезновении Миллисент Ганн, я собрал поисковые группы — всех, кого мог выделить из своего департамента, из полиции штата, из конторы окружного шерифа, и множество добровольцев — и начал прочесывать местность. Но места тут тяжелые, дела шли медленно, тем более что я приказал им смотреть под каждым камушком. Вчера, когда нас накрыло бурей, мне пришлось отозвать поиски. Мы стреножены, пока погода не переменится. И не мне вам рассказывать, что эта погода сделает с вещественными уликами.

Повернувшись к витрине, он увидел Уэса Хеймера и Мэри-Ли Ритт, подходивших к аптеке с разных сторон. Она сошлись прямо у входа. Уэс распахнул перед ней дверь и быстро вошел за нею следом. Они остановились у двери принялись отряхивать снег с одежды и топать ногами чтобы стряхнуть снег.

Уэс снял шляпу и перчатки. Мэри-Ли стянула с головы вязаную шапочку, и он засмеялся, увидев, как ее наэлектризованные волосы встали копной. Кончик носа у нее покраснел на морозе, но Датч был поражен тем, какой хорошенькой и оживленной она выглядит этим утром.

Уильям окликнул ее, и она поспешно прошла к нему за прилавок. Уэс бросил взгляд на кабинку, где Датч сидел с агентами ФБР. Судя по всему, компания его не удивила. Должно быть, это Ритт, добровольно взявший на себя роль человека, которому до всего есть дело, позвонил Уэсу и доложил о встрече.

Прошлой ночью они с Уэсом обменялись парой откровенных слов и расстались в ссоре. Когда он отпустил то свое последнее замечание об Уэсе и женщинах, Уэс распахнул пассажирскую дверцу «Бронко» и вышел.

— Не зли меня, Датч, ты не можешь так рисковать. Я твой единственный друг и союзник, других у тебя не осталось. — Он захлопнул дверцу, и его поглотил снежный вихрь.

Теперь они поздоровались кратким кивком, потом Датч вновь перевел взгляд на Уайза и Бегли.

— Вчера вечером я говорил с мистером и миссис Ганн, — продолжал он, умолчав о том, что родители Миллисент сами пришли к нему. Он был рад, что может доложить хотя бы об этом. Так он мог предстать перед ними активным следователем, владеющим обстановкой. — Я поставил их в известность о ходе расследования. Мы опрашиваем людей, видевших Миллисент в день ее исчезновения: сначала в школе, потом по месту работы. Мы составили целый список, но не успели опросить всех до начала бури. У меня мало людей, силы ограничены. Я работаю на нищенском бюджете.

Датч почувствовал, что его доводы начинают походить на жалобы. Он умолк и отпил еще глоток кофе. Бросив взгляд на стойку бара, он увидел, что Хокинс сидит, ссутулившись, и держит чашку кофе обеими руками, словно боясь ее выронить. Уэс держал речь перед Уильямом и Мэри-Ли. Говорил он тихо, но они ловили каждое его слово.

«И что, черт побери, такого захватывающего он может сказать?» — раздраженно подумал Датч.

Вернувшись к делу, он обратился к Уайзу:

— Вы узнали что-нибудь из дневника Миллисент? «Пусть тоже попотеют», — решил он, не ему же одному отдуваться. Они тоже работают над этим делом. И они тоже не смогли его раскрыть, несмотря на все свои ресурсы и возможности.

— Кое-что из записей привлекло мое внимание, — ответил Уайз. Он добавил в кофе еще один пакетик подсластителя и рассеянно помешал его ложечкой. — Но, скорее всего, они не имеют отношения к похищению.

— Не имеют отношения? — возмутился Датч. — Если бы они не имели отношения, вас бы здесь не было. А уж старшего спецагента Бегли тем более. Что же вас так заинтересовало?

Уайз бросил взгляд на Бегли. Бегли продолжал молча сверлить Датча «яйцерезкой» — своим фирменным взглядом. Уайз снова откашлялся и посмотрел на Датча сквозь толстые линзы очков.

— Вам знаком человек по имени Бен Тирни?

Тирни проснулся словно от толчка.

Секунду назад он был погружен в глубокий сон без сновидений и вдруг оказался бодрствующим и настороженным. Его как будто огрели хлыстом.

Он резко откинул одеяла и попытался сесть. Его захлестнула волна боли, и он ахнул. Слезы сами собой навернулись на глаза. Голова закружилась. Тирни замер, делая легкие, неглубокие вздохи, пока боль не стала терпимой. Когда головокружение прошло, он осторожно спустил ноги на пол и сел.

Лилли уже встала. Наверное, она ушла в ванную.

Хотя в комнате было темно, Тирни знал, что уже рассвело. Он попытался включить лампу на тумбочке, и она зажглась.

Значит, в доме все еще есть электричество. Но в комнате было так холодно, что его пробрала дрожь. Видимо пропан кончился где-то среди ночи. Прежде всего надо разжечь огонь.

При обычных обстоятельствах он начал бы действовать медленно, но этим утром даже попытка сесть показалась невыполнимой задачей. Мышцы болели, суставы одеревенели оттого, что всю ночь пришлось проспать в одной на Тесном диване. Даже дышать было больно: ребра ныли при каждом вздохе.

Задрав куртку и свитер, Тирни осмотрел свое туловище. Весь левый бок был цвета баклажана. Он с опаской ощупал ребра. Вроде бы ни одно не сломано, но присягать в этом он не стал бы. Впрочем, будь у него сломано ребро, вряд ли ему было бы намного больнее. К счастью, внутренних кровотечений у него не было, иначе за ночь он уже истек бы кровью.

Рана на голове оставила следы крови на наволочке, но их было немного: так, несколько пятен. И не было больше стреляющих болей в голове, просто тупое гудение, то и дело сопровождаемое тошнотой, с которой он мог совладать. Главное — не делать резких движений.

К счастью, его не тошнило, как вчера вечером. По правде говоря, он чувствовал голод, и это был, безусловно, положительный знак. При мысли о кофе у него слюнки потекли. Он решил выделить из их запаса питьевой воды по чашке для них обоих.

Тирни бросил взгляд на закрытую дверь спальни. Что-то Лилли долго там возится, а ведь в ванной еще холоднее, чем здесь. Что ее там так задержало? Деликатный вопрос. Такой вопрос не задашь женщине.

Все-таки это было черт знает что — остаться с ней наедине в этом домике. Это было черт знает что.

Осторожно поднявшись с дивана, Тирни прохромал к окну.

Ветер так и не улегся, хотя задувал уже не так сильно, как вчера вечером. И это было единственное улучшение.

Шел снег — такой густой, что у вертикальных плоскостей уже стало наметать сугробы. На земле лежал покров по колено глубиной. В этот день им явно не суждено спуститься с горы. Ему с большим трудом дались ходки в сарай, но хорошо, что он заставил себя туда сходить. Им понадобятся дрова.

Он отпустил занавеску, прошел к двери в спальню и тихонько постучал.

— Лилли?

Он приложил ухо к филенке двери, но не услышал ни движения, ни звука. Что-то не так.

Он это не просто чувствовал, он это знал. Знал так же точно, как и то, что у него замерзли ноги, а голова опять остро заболела, наверное, от поднимающегося давления. Тирни снова постучал в дверь, на этот раз громче.

— Лилли?

Он толкнул дверь и заглянул внутрь. Ее не было в спальне. Дверь ванной была закрыта. Он стремительно подошел к ней и стукнул с такой силой, что заболели костяшки пальцев.

— Лилли?

Не услышав ответа, он распахнул дверь. Ванная была пуста.

Он в тревоге повернулся и замер на месте, увидев ее в углу за дверью спальни. Там она и пряталась, когда он вошел.

— Черт!

Содержимое его рюкзака лежало на полу у ее ног. А в руках у нее, нацеленный прямо на него, был его собственный пистолет.