Аптекарь, его сестра и ее любовник

Глава 17

Лилли носком ноги подтолкнула вперед кусок синей бархатной ленточки на полу. Она нашла ленточку в одном из застегнутых на «молнию» отделений рюкзака Тирни. пока искала доказательства присутствия другой женщины в его жизни. Когда она подняла на него взгляд, слова стали не нужны.

— Я ее нашел, — сказал он.

— Нашел?

— Вчера.

— Где?

Тирни дернул подбородком в сторону вершины пика Клири.

— Она что, просто лежала на земле в лесу? Кусок синей ленты?

— Она зацепилась за куст, — сказал Тирни. — Развевалась на ветру. Вот так я ее и заметил. — Должно быть, ее недоверие говорило само за себя. — Слушай, — добавил он, — я понимаю, почему ты так распсиховалась, когда ее увидела. Я знаю, что это значит.

— Откуда ты знаешь?

— Все знают о ленточке, Лилли.

Она яростно покачала головой:

— Только полиция и виновный.

— Нет, — решительно возразил Тирни, — все знают. Местная полиция во главе с Датчем не умеет хранить секреты. Кто-то дал утечку, что синюю бархатную ленточку находили каждый раз на месте предполагаемого похищения.

Именно об этом рассказал ей Датч, но по секрету.

— Они специально утаили эту деталь.

— Ничего они не утаили. Я сам слышал, как об этом говорили в аптеке. И не только там. Как-то раз, пока я забирал вещи из чистки, владелец посоветовал даме, стоявшей передо мной в очереди, опасаться Синего, и она прекрасно поняла, о ком идет речь. Все знают. — Тирни указал на отрезок ленты на полу. — Я не знаю, та ли это лента, которую оставляет Синий, но чертовски странно было наткнуться на нее в лесу. Поэтому я снял ее с куста, спрятал в рюкзак и собирался отвезти в город, чтобы передать властям.

— Вчера ты об этом не упомянул.

— Это не имело отношения к нашему разговору.

— Уже два с лишним года в Клири только и разговору что об этих пропавших женщинах. Если бы я нашла такую важную улику, я бы об этом сказала.

— У меня вылетело из головы.

— Я спросила, нет ли у тебя в рюкзаке чего-нибудь полезного. Ты сказал — нет. Почему же ты тогда не упомянул о ленте? Почему не сказал: «Нет, ничего полезного у меня там нет, но смотри, что я нашел сегодня на кусте в лесу»?

— А если бы я сказал? Подумай об этом, Лилли. Если бы я показал тебе ленту вчера вечером, это помешало бы тебе поверить, что я Синий?

На этот вопрос у нее не было ответа. У нее на многое не было ответа. Ей отчаянно хотелось поверить, что он именно тот, кем кажется: обаятельный, талантливый, веселый, остроумный, интеллигентный мужчина. Однако ни одно из этих качеств не помешало бы ему совершить преступления против женщин. Напротив, все эти личные качества работали бы на него, будь он преступником.

Он не объяснил, почему у него в рюкзаке были наручники. Помимо садомазохистского секса и правоохранительных органов, где еще применяются наручники? При одной мысли об этом ей стало дурно.

— Миллисент Ганн объявили в розыск неделю назад.

— Я в курсе этой истории.

— Она еще жива, Тирни?

— Я не знаю. Откуда мне знать?

— Если ты ее взял…

— Я ее не трогал.

— А я думаю, это был ты. Я думаю: именно поэтому ты прячешь отрезок синей ленты и пару наручников у себя в рюкзаке.

— Между прочим, с какой это стати ты обыскивала мой рюкзак?

Этот вопрос Лилли пропустила мимо ушей.

— Вчера на вершине ты делал что-то такое, с чем тебе надо было покончить до наступления бури. Может быть ты спешил избавиться от тела? Рыл могилу Миллисент?

И опять его лицо как будто окаменело.

— Всю прошлую ночь ты проспала в паре футов от меня. И ты действительно веришь, что всего за несколько часов до этого я копал могилу?

Ей не хотелось думать о том, как она в нем ошиблась и насколько была уязвима прошлой ночью, поэтому она покрепче ухватилась за пистолет.

— Подбери наручники.

Тирни помедлил, но потом наклонился и поднял с пола наручники.

— Надень «браслет» на правое запястье.

— Ты совершаешь ужасную ошибку.

— Допустим. Но если я ошибаюсь, ты проведешь день в неудобном положении и будешь страшно зол на меня. А если я права, если ты и есть Синий, я спасу свою жизнь. Если уж выбирать, я предпочитаю разозлить тебя на всю жизнь. — Лилли чуть-чуть вскинула пистолет. — Защелкивай «браслет» на правом запястье. Живо.

Протекли секунды, показавшиеся им обоим веками. Наконец он выполнил приказ.

— На случай, если дом загорится или у тебя начнется приступ астмы, ключи у тебя под рукой?

— Они у меня в кармане. Но я тебя не выпущу, пока не придет помощь.

— На это может уйти несколько дней. Ты выживешь несколько дней без своих лекарств?

— Это не твоя забота.

— Нет, черт побери, это моя забота. — Его голос стал резким и хриплым. — Мне небезразлично, что с тобой будет, Лилли. Мне казалось, мой поцелуй ясно об этом сказал.

Сердце затрепетало у нее в груди, но она заставила себя этого не замечать.

— Залезай на кровать. Да, прямо на пружины. Продень правую руку в орнамент изголовья.

В орнаменте кованого железа были просветы, позволившие ему просунуть руку между ними.

— Вчера, когда я тебя поцеловал…

— Я не собираюсь об этом разговаривать.

— Почему нет?

— Залезай на кровать, Тирни.

— Поцелуй потряс тебя не меньше, чем меня.

— Предупреждаю, если ты этого не сделаешь…

— Этот поцелуй не просто удовлетворил наше любопытство. Я давно мечтал тебя поцеловать, но я и…

— Залезай на кровать.

— Это было в миллион раз лучше всех моих фантазий,

— Повторяю в последний раз.

— Я не стану приковываться к этому изголовью! — сердито закричал он.

— А я не буду больше просить.

— Ты вчера долго не могла заснуть, верно? Я знал, что ты не спишь. И ты знала, что я не сплю. Мы думали об одном и том же. Мы вспоминали этот поцелуй и жалели…

— Заткнись, а не то я выстрелю!

— …что не пошли дальше.

Лилли спустила курок. Пуля просвистела у самой его щеки и ударила в стену. Вид у него был скорее шокированный, чем испуганный.

— Я хорошо стреляю, — предупредила Лилли. — Следующий выстрел — в тебя.

— Ты не убьешь меня.

— Если я прострелю тебе колено, ты пожалеешь, что я тебя не убила. Забирайся на кровать, — отчеканила она.

Глядя на нее со смешанным чувством изумления и уважения, Тирни попятился, пока его ноги не коснулись кровати. Он сел и подался назад. Лилли знала, что гримасы боли у него на лице непритворны, но не позволила им себя разжалобить. Когда он вот так, пятясь задом, добрался до изголовья, ему пришлось просунуть правую руку сквозь железные завитушки.

— Теперь застегни второй «браслет» на левом запястье.

— Лилли, умоляю тебя, не принуждай меня к этому. Она молча; глядела на него через короткий ствол пистолета, пока он не сдался и не приковал себя к кровати.

— Дерни в разные стороны со всей силы, чтобы я убедилась, что они защелкнулись.

Тирни несколько раз энергично дернул руками, скрежеща металлом о металл. Он был прикован.

Лилли уронила руки по швам, словно они весили тысячу фунтов. Она привалилась спиной к стене и соскользнула по ней вниз, пока не села на пол. Ее голова опустилась, она прижалась лбом к коленям. До этой самой минуты она не замечала, как ей холодно. А может быть, эта дрожь била ее от страха?

Ей было страшно, что ее предположение насчет Тирни окажется верным. Неужели он и есть Синий? В то же время она боялась ошибиться. Приковав Тирни к кровати, она могла обречь себя на смерть от удушья.

Нет, она не должна думать о том, что может случиться. Смерть отняла у нее дочь, отняла у ее дочери долгую жизнь. Будь она проклята, если даст смерти отнять и свою собственную жизнь.

Через несколько секунд она заставила себя подняться на ноги и, не глядя на Тирни, ушла в гостиную.

— Тебе надо принести побольше дров, пока у тебя еще есть силы! — крикнул он ей вслед.

Лилли не желала вступать с ним в разговоры, но и сама подумала именно об этом. Ее кожаные сапожки так и не просохли окончательно и были холодны, как лед, но она заставила себя втиснуть в них ноги.

Шапочка Тирни хрустела от засохшей крови, но легче было надеть ее, чем накрывать голову громоздким одеялом. Лилли натянула шапочку на уши и спустила до самых бровей. Она взяла и его шарф: обмотала горло и закрыла всю нижнюю часть лица до самого носа. Ее перчатки на кашемировой подкладке, конечно, не спасали от таких холодов, но все-таки были лучше, чем совсем ничего.

Когда все было надето, она направилась к входной двери. Тирни, следивший за ней из спальни через открытую дверь, заговорил:

— Лилли, ради всего святого, дай мне сделать это для тебя. Можешь всю дорогу держать меня на мушке. Мне все равно. Только дай мне сделать это.

— Нет.

— Холодный воздух…

— Замолчи.

— Черт, — выругался он, — не уходи с крыльца. Занеси бревна внутрь, прежде чем колоть.

Разумный совет. Навыкам выживания у него можно было поучиться. Интересно, завоевывать доверие женщин он так же здорово умеет? Праздный вопрос. Пять дур ему доверились. Нет, шесть. Надо и себя считать.

В коттедже было холодно, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось снаружи. Холодный воздух леденил щеки, не давал открыть глаза. Брезент, которым Тирни накрыл поленницы, был покрыт слоем снега в несколько дюймов толщиной.

Лилли вытащила полено из-под брезента. Оно оказалось таким тяжелым, что она не удержала его обеими руками. Полено звонко стукнулось о крыльцо, едва не попав ей по пальцам. Лилли неуклюже подхватила его на руки, как ребенка, открыла дверь и внесла полено внутрь. Дверь она захлопнула ногой.

Сбросив полено перед камином, она остановилась. Дышать приходилось через рот. Лилли дышала с трудом, изо всех сил стараясь наполнить легкие воздухом и в то же время внушая себе, что дышится ей легко.

— Лилли, ты в порядке?

Пытаясь не прислушиваться, она сосредоточилась на том, чтобы протолкнуть воздух.

— Лилли?

Он вроде бы был искренне встревожен. Наручники стукнулись о металл. Лилли отошла от камина.

— Хватит орать. Я в порядке.

— Черта с два ты в порядке!

— В полном порядке, если не считать того, что я заперта тут с серийным убийцей. Что ты с ними делаешь, когда они закованы в наручники, Тирни? Ты их пытаешь и насилуешь, перед тем как убить?

— Если я такой, почему же я не пытал, не насиловал и не убил тебя?

— Потому что я позвонила Датчу и оставила сообщение, что я здесь с тобой. — Ее вдруг осенило. — Теперь я понимаю, почему тебя корежило всякий раз, как я упоминала его имя, почему ты забрасывал меня вопросами о наших с ним отношениях.

— Потому что я хотел понять, не влюблена ли ты в него до сих пор.

Именно так она тогда и подумала. Он обошел ее, как дуру, заставил думать, что его настойчивые расспросы о Датче, ее бывшем муже, продиктованы ревностью. Ему удалось ее одурачить, и за это она рассердилась на себя не меньше, чем на него.

— Я больше не буду тратить силы на разговоры с тобой. Он яростно рванул наручники — раз, другой, третий.

К счастью, они выдержали.

Лилли снова вышла. Битый час она трудилась, перенося по одному полену за раз, и каждое новое полено казалось ей тяжелее предыдущего. С каждым разом ей становилось все труднее и приходилось делать все более длинные интервалы для отдыха между ходками.

К счастью, некоторые поленья оказались настолько невелики, что сразу занялись, когда она разожгла под ними щепки. Топорик, как она и опасалась, не годился для колки больших поленьев.

Не сходить ли в сарай за колуном, которого не нашел Тирни? По зрелом размышлении, Лилли решила отказаться от этой мысли. Она не была уверена, что у нее хватит сил на обратный путь. Вместо этого она пустила в ход топорик и наколола столько щепок, что хватило бы на несколько часов.

Остался не проясненным только один вопрос: проживет ли она сама эти несколько часов?

— Лилли?

Полчаса она сидела на матраце, прислонившись спиной к дивану, набираясь сил и стараясь выровнять дыхание.

— Лилли, ответь мне.

Она опустила голову на валик дивана и закрыла глаза.

— Что?

— Как у тебя дела?

Велик был соблазн не отвечать, но он то и дело звал ее по имени на протяжении последних пяти минут. Очевидно, он не сдастся, пока она не ответит.

Отбросив вязаный плед, Лилли встала и прошла к открытой двери в спальню.

— Чего тебе?

— О господи, Лилли!

Ужас, отразившийся на его лице, подтвердил ее худшие опасения. Должно быть, она выглядит, как зомби. Ей уже приходилось видеть себя раньше во время приступа астмы. Не самое приятное зрелище.

— Тебе тут не холодно? — нелюбезно осведомилась она.

— У тебя кислородное голодание.

Лилли уже собиралась повернуться и уйти, когда он торопливо добавил:

— Мне хотелось бы укрыть ноги одеялом.

Она взяла с матраца одно из одеял. Шерстяная ткань хранила тепло камина. Встав в изножий кровати, Лилли развернула одеяло и бросила его на вытянутые ноги Тирни.

— Спасибо.

— На здоровье. — Лилли заметила, что его запястья натерты до красноты дерганьем наручников.

— Это тебе не поможет. Ты только сделаешь себе больно.

Тирни взглянул на свою содранную кожу.

— Методом проб и ошибок я пришел к тому же заключению. — Он несколько раз сжал и разжал пальцы. — У меня руки немеют от недостатка кровообращения. Я плохо рассчитал, когда приковывал себя к изголовью. Надо было поместить руки ниже, на уровне пояса. Тогда мне не пришлось бы сидеть в таком неудобном положении.

— Да, не повезло.

— Ты, конечно, и не подумаешь расковать меня на минуту, чтобы…

— Нет.

— Я так и думал.

Тирни переменил положение, морщась от боли, но она не поддалась жалости, которую он пытался вызвать.

— Ты голоден? — спросила Лилли.

— У меня урчит в животе.

— Я тебе что-нибудь принесу.

— Кофе?

— Ладно.

— Это надо будет учесть как порцию воды.

Как всегда, благородный бойскаут. Всегда и ко всему готовый.

Пять минут спустя Лилли вернулась в спальню с кружкой свежего кофе и тарелкой крекеров, намазанных арахисовым маслом.

— Я оставила пистолет и ключ от наручников в гостиной. — Она встала так, чтобы не загораживать ему вид на кофейный столик. — Если ты собираешься ошпарить меня кипятком, или прижать ногами, или еще каким-то образом взять верх, пользы тебе от этого не будет никакой. Тебе все равно не добраться до пистолета и до ключа.

— Что ж, разумно.

Поставив кружку кофе и тарелку на пол, Лилли размотала шарф на его шее и отбросила его подальше.

— Это что? Еще одно оскорбление? — нахмурился Тирни.

— Ты мог бы использовать его как оружие.

— Я был бы не прочь тебя придушить, но к чему это приведет? Ты умрешь, а я так и останусь прикованным. Не больно-то умно, верно?

— Я не желаю рисковать.

— Зачем ты вообще взяла мой шарф?

— Сумеешь удержать кружку?

— Попробую. Но не обещаю, что не пролью. Почему ты надела мой шарф?

— Для тепла, Тирни. Никаких других причин. Я не твоя дама, а ты не мой рыцарь.

Лилли вложила кружку ему в руки. Он обхватил ее ладонями, наклонил голову и отпил глоток.

— Пожалуй, все же к лучшему, что руки у меня прикованы не ниже. Иначе я не смог бы ни есть, ни пить.

— Я не дала бы тебе умереть от голода и жажды.

— Ты великодушная тюремщица, Лилли. Не увлекаешься жестокими и необычными наказаниями. Однако… — Он выждал паузу, чтобы убедиться, что ее внимание приковано к нему, и только потом добавил: — Будет чертовски жестоко с твоей стороны, если ты умрешь у меня на руках.

— Я не собираюсь умирать.

— Да уж постарайся.

Его голос был полон скрытого смысла, как и устремленный на нее взгляд. Лилли старательно игнорировала и то и другое.

— Как насчет крекеров?

— Я сначала допью кофе.

Она попятилась от него и села в кресло-качалку на безопасном расстоянии от кровати, демонстративно отвернувшись от него.

— Датч часто говорил с тобой о пропавших без вести? Удивленная неожиданным вопросом, Лилли резко повернулась к нему.

— Кто же еще мог рассказать тебе о синей ленте и о прозвище Синий?

— Я никогда не расспрашивала его о делах, но слушала, когда он сам рассказывал.

— Что еще он тебе рассказывал о пропаже женщин в Клири?

Лилли ответила ему лишь холодным и твердым взглядом.

— Да будет тебе, Лилли. Если ты убеждена, что я — Синий, ты не откроешь мне ничего такого, чего я сам не знаю. Датч знал, какое значение имеет синяя лента?

— Ты хочешь сказать, какое значение она имеет для Синего?

Тирни кивнул.

— У Датча была теория на этот счет.

— Какая теория?

Лилли не хотелось делиться с Тирни тем, что ей было известно о ходе следствия по делам об исчезновении женщин. Но, с другой стороны, если она расскажет, возможно, ей удастся что-нибудь узнать от него.

— Только Торри Ламберт, первая из пропавших, не была местной жительницей.

— Она проводила каникулы в Клири со своими родителями, — кивнул он. — Они отправились в групповой поход с проводником, это было осенью. Она поссорилась с матерью и поступила очень типично для пятнадцатилетнего подростка — ушла куда-то избывать свою обиду. Больше ее никто не видел.

— Все верно.

— Перестань смотреть на меня так, Лилли. Я приехал в Клири вскоре после исчезновения девочки. Эта история неделями не сходила с первых страниц всех газет. Я их читал. Как и все вокруг. Любой мог рассказать тебе то, что я только что сказал. Что означает лента, по мнению Датча?

— Это единственное, что от нее осталось, — ответила Лилли. — Остальные участники похода, включая ее родителей, решили, что рано или поздно она их нагонит, но она так и не появилась, и тогда они встревожились. К ночи они были уже в панике. Через сутки все были убеждены, что речь не идет о подростковой выходке, что она отсутствует не по своей воле. Либо она расшиблась и не смогла вернуться сама, либо безнадежно заблудилась, либо ее похитили.

— Поисковые группы искали ее месяцами, но в тот год зима настала рано, — подхватил он ее рассказ. — Девочка…

— Перестань называть ее девочкой, — раздраженно прервала его Лилли. — Ее зовут Торри Ламберт.

— Торри Ламберт исчезла, словно ее поглотила земля. От нее не осталось ни следа.

— Если не считать синей бархатной ленточки, — уточнила Лилли. — Она зацепилась за кусты, там ее и нашли. За границей штата Теннесси.

— Именно это и навело полицию на мысль о похищении. Чтобы добраться до места, где была найдена лента, ей пришлось бы пройти десять миль по самой труднопроходимой местности к востоку от Миссисипи, — сказал Тирни.

— Ее мать опознала ленточку. Она была в волосах Торри в тот день. — Лилли помолчала, слепо глядя куда-то вдаль. — Миссис Ламберт, должно быть, прошла через сущий ад, когда увидела эту ленту, — проговорила она тихо. — У Торри очень длинные волосы, почти до талии. Чудесные волосы. В то утро она вплела в косу эту ленту. — Вновь переведя взгляд на Тирни, Лилли добавила: — Не знаю, что еще ты с ней сделал, но тебе хватило времени расплести ее косу и вынуть ленточку.

— Это сделал Синий.

— Хотела бы я знать, — продолжала она, словно он ее не прерывал, — что это было? Неосторожность с твоей стороны, или ты нарочно оставил ленту для полиции?

— С какой стати кто бы то ни было стал оставлять ее нарочно?

— Чтобы сбить со следа поисковые группы. Если такова была цель, уловка сработала. Когда ленту нашли, по следу пустили служебных и охотничьих собак. Но они так и не взяли след. — Лилли опять задумалась. — Я хочу знать, почему ты не забрал ленту как трофей.

— Синий забрал свой трофей. Он забрал Торри Ламберт. Его голос заставил Лилли содрогнуться.

— Значит, лента — всего лишь символ успеха. Тирни быстро проглотил остатки кофе.

— Я все выпил. Спасибо.

Лилли забрала у него кружку и вложила в пальцы обеих рук по печенью с арахисовым маслом. Первое Тирни проглотил в один присест. Когда он наклонил голову, чтобы съесть второй крекер, ее внимание привлекла повязка.

— Рана болит?

— Терпимо.

— Вроде бы не кровоточит.

Лилли протянула ему еще один крекер, но вместо этого Тирни схватил ее запястье и стиснул его, как тисками.

— Я выживу, Лилли. Меня больше беспокоит твое выживание.

Она попыталась высвободить руку, но он держал ее крепко.

— Отпусти руку.

— Сними наручники.

— Нет. — Она безуспешно пыталась высвободиться.

— Я спущусь к твоей машине и достану лекарства.

— Ты сбежишь.

— Сбегу? — Тирни едко рассмеялся. — Ты же выходила из дома. Ты знаешь, что там творится. И как, по-твоему, далеко я убегу? Я хочу спасти твою жизнь.

— Без тебя обойдусь.

— У тебя лицо посерело. Я мог пересчитать каждый твой вздох, пока ты была в гостиной. Ты еле держишься.

— Это ты меня держишь! — На этот раз, когда она дернула руку, он отпустил запястье. Ей пришлось сделать несколько громких свистящих вздохов. — Есть будешь? — спросила она, протягивая ему последнее печенье.

— Буду.

На этот раз, вместо того чтобы вложить крекер ему в руку, Лилли поднесла его ко рту Тирни.

— Не вздумай меня укусить.

Он бросил на нее оскорбленный взгляд, вытянул шею и схватил печенье зубами. Лилли тут же отдернула руку. Тирни зубами вобрал крекер в рот. Она забрала пустую кружку и тарелку и направилась в гостиную.

— Если не хочешь меня отпустить, по крайней мере, переведи меня туда, чтоб я мог за тобой присматривать.

— Нет.

— Если я буду там, ты тоже сможешь за мной присматривать.

— Я сказала: нет.

— Лилли.

— Нет!

— Ты мне так и не сказала, как Датч объясняет появление ленты. Что она значит для Синего?

Лилли заколебалась, но после некоторого размышления ответила:

— Датч говорит, что Синий использует ленту как символ своего успеха и как вызов властям.

— Я согласен. И это, пожалуй, единственное, в чем я когда-нибудь соглашусь с Датчем. У меня есть множество причин считать его дураком, и одна из них в том, что вчера он оставил тебя здесь, на этой горе, хотя знал, что буря вот-вот разразится. О чем он только думал?

— Это была не только его вина. Я сама попросила его уехать раньше меня.

— Почему?

— Я не собираюсь рассказывать тебе о своих отношениях с Датчем.

Тирни долго смотрел на нее молча.

— За это я тебя уважаю, — сказал он наконец. — Честное слово, уважаю. Я бы тоже не хотел, чтобы ты говорила с ним о нас.

— Никаких нас нет, Тирни.

— Это неправда. Полнейшая неправда, и ты сама это знаешь. Пока ты не вбила себе в голову, что я извращенец, мы были уже на полпути к тому, чтобы стать нами.

— Не придавай слишком большого значения одному поцелую.

— При обычных обстоятельствах я бы не стал, — возразил Тирни. — Но то был не обычный поцелуй.

Лилли знала, что надо немедленно уйти от него. Заткнуть уши. Не смотреть ему в глаза. Но они приковали ее к месту. Словно заворожили.

— Можешь спорить сколько хочешь, Лилли, но ты прекрасно знаешь, что я говорю правду. Это началось не вчера вечером. Это продолжается с той самой минуты, как ты вошла в тот автобус. С тех пор каждую секунду каждого дня я хотел тебя.

Лилли заставила себя не слышать того зова, который все громче звучал в ней.

— Вот так ты это делаешь?

— Что?

— Заговариваешь зубы женщинам, чтобы шли с тобой, не пикнув?

— Ты думаешь, я тебе зубы заговариваю?

— Да.

— Чтобы ты потеряла бдительность, сняла с меня наручники, после чего я… что? Изнасилую тебя? Убью?

— Что-то в этом роде.

— Тогда объясни, почему вчера вечером я ограничился одним поцелуем.

Он пытливо заглядывал ей прямо в глаза, ожидая ответа. Ответа так и не последовало. В конце концов он сказал:

— Я остановился, потому что не хотел пользоваться ситуацией. Мы попали в опасное положение. Мы отрезаны от мира. Мы говорили об Эми. Ты была эмоционально ранима, уязвима. Ты нуждалась в утешении. Тебе нужна была нежность. И это еще не все. Мы изголодались друг по другу. Если бы мы продолжали целоваться… Я знаю, к чему это могло бы привести. И еще я знаю, что позже ты могла бы пожалеть, передумать, а главное, усомниться в моих мотивах. Я не хотел, чтобы впоследствии ты испытывала какое бы то ни было разочарование, Лилли. Только по этой причине я не залез к тебе в постель.

Казалось, он говорит искренне.

— Это было великое самопожертвование. Святой Тирни.

— Вовсе нет. — Его глаза пронизывали ее, как два острых синих луча. — Если бы ты сама меня позвала, я трахнул бы тебя, не раздумывая ни минуты.

Его слова заставили Лилли резко втянуть в себя воздух, и ее легкие отозвались болезненным хрипом.

— Браво, Тирни, у тебя отлично получается. — Ее голос дрожал и прерывался, причем отнюдь не только от астмы. — То романтичный, то эротичный. Ты всегда находишь верные слова.

— Сними наручники, Лилли, — прошептал он.

— Пошел ты к черту!

Вчера ее жизнь зависела от доверия к нему. Сегодня — от недоверия.