Атлантия

Глава 15

Для того чтобы мой костюм Океании был завершен, мне не хватает одной детали, и я не вижу причин отказываться от нее.

Мне нужен орден с изображением волн, которые превращаются в деревья.

Невио никогда не снимает свой орден, но я знаю, что у Верховного Жреца их два. Один он носит, а второй, запасной, держит в сейфе в своем кабинете. И только у него самого есть ключи и от кабинета, и от сейфа.

Но теперь это для меня не проблема.

Я беру в храме кусок мыла и, пока Верховный Жрец и остальные священнослужители ужинают, проскальзываю внутрь и иду по коридорам. Времени у меня более чем достаточно: всего-то надо вдавить орден в мыло, получить слепок, а потом изготовить дубликат. Я расплавлю серебряные листья при помощи украденной из храмовых мастерских паяльной лампы и сделаю свой собственный орден.

– Откройся, – шепотом приказываю я двери.

Дверь не слушается.

Может, для того чтобы отдавать приказы, я должна находиться под водой?

Я почти слышу, как Майра говорит: «Ты и так под водой. Весь наш город находится под водой».

Потом я представляю, как вся масса океана давит на Атлантию. Я не могу контролировать воду, но, похоже, она служит сиренам подспорьем, вода – канал для нашей силы.

– Откройся, – повторяю я.

На этот раз срабатывает.

Я потихоньку закрываю за собой дверь кабинета.

В какой-то момент меня охватывает детское желание взять и переломать, изорвать все вещи Невио: его книги, всякие безделушки, картины, которые он развесил тут вместо маминых. Я бы вырвала страницы из фолиантов, разодрала холсты, разбила статуэтки, зачиркала бы все его записи и прочитала его личный журнал, а все, что принадлежало маме, оставила бы нетронутым.

Но я не могу себе этого позволить. Надо держать себя в руках.

Сейф находится за картиной, которую повесил Невио. На картине молится, стоя на коленях, какой-то мужчина. Я подхожу ближе и замечаю то, чего не видела раньше.

Этот мужчина – Невио. Он стоит в тени и к тому же вполоборота, так что с первого взгляда и не поймешь, но если приглядеться – это точно наш новый Верховный Жрец.

Невио повесил на стену картину со своим изображением. Как будто он какое-то божество. Жаль, что Тру этого не видит.

Я снимаю картину со стены. Интересно, что Невио сделал с той, которую повесила мама? Это была простая картина – только вода и свет.

Вода.

– Откройся, – приказываю я.

Щелкает замок, и дверца распахивается.

В сейфе шкатулка. Я открываю ее и нахожу внутри запасной орден. Я сильно вдавливаю орден в мыло. Все получается просто отлично.

Но тут из коридора доносится какой-то шум. Неужели кто-то идет к двери?

Но ведь все жрецы сейчас еще должны ужинать.

Я вытираю орден рукавом, чтобы на нем не осталось следов мыла, потом быстро закрываю шкатулку и убираю ее обратно в сейф. В этот момент я случайно натыкаюсь пальцами на какой-то предмет. Любопытство берет верх, и я, несмотря на шум в коридоре, достаю его из сейфа.

Еще не взглянув на предмет, я узнаю его на ощупь.

Раковина.

По форме точно такая же, как та, что подарила мне Майра, только абсолютно белая.

Шум в коридоре усиливается. Я кладу раковину обратно, закрываю сейф и вешаю картину на место. Жду.

Снаружи разговаривают двое. Но Невио среди них нет.

Они проходят дальше по коридору, а я выскальзываю из кабинета и поднимаюсь в свою комнату. Там я сажусь на кровать. И спохватываюсь, заметив, что мыло в руке размякло – я почти о нем забыла.

У меня не было времени проверить свое предположение, но нетрудно догадаться, кто ответил бы, если бы я спросила о чем-нибудь белую раковину в кабинете Верховного Жреца.

Майра.

Моя тетя поддерживает связь с Невио.

– Мы с тобой уже давно не общались. – Я стараюсь говорить как можно спокойнее, но черная блестящая раковина дрожит у меня в руке. – Где ты?

– Опять в тюрьме, – отвечает Майра. – И похоже, пробуду здесь еще какое-то время.

– Но ты ведь можешь заставить предметы двигаться. Почему не откроешь замок и не уйдешь оттуда?

– Я решила, что Совету лучше не знать об этом моем таланте, – говорит Майра. – Еще очень давно я обнаружила, что лучшие голоса можно услышать именно в тюремных стенах. А совсем недавно поняла, Рио, что заключение – это не самый плохой способ держаться подальше от тебя. Тюрьма служит своего рода дополнительным защитным барьером между нами. Ты не представляешь, как сложно мне было удержаться от того, чтобы не попытаться формировать тебя, не экспериментировать с твоим голосом. Вот почему я и дала тебе эту раковину. Чтобы ты могла самостоятельно контролировать процесс своего обучения.

– Скажи, а ты связываешься с Верховным Жрецом Невио?

– Конечно.

Майра ни секунды не колеблется. Судя по голосу, совесть ее совершенно не мучает. Она ничего не объясняет, и мне от этого совсем тошно. Невио занял место мамы. Он украл ее личные бумаги и прочитал их. А Майра все равно с ним общается. Неужели не знает, что он сирениус? Или ей плевать?

Я не собираюсь вникать во все это. Я не позволю тете удержать меня от побега на поверхность, и я не хочу слышать ее голос, когда все идет по плану. Но я ничего не могу с собой поделать. Есть еще два вопроса, на которые я должна получить ответы.

– Это ты убила маму?

– Нет.

– Ты знаешь, кто ее убил?

– Да.

Майра знает. Но она не собирается ничего добавлять. Она хочет, чтобы я задавала ей наводящие вопросы.

– Кто?

На секунду наступает тишина. Я плотнее прижимаю раковину к уху.

– Члены Совета.

– Кто именно?

– Все вместе.

– Каким образом?

– Они пригласили вашу маму на встречу. Когда Океания пришла, ей, как это у них принято, дали какой-то напиток. И каждый из членов Совета положил в ее чашу яд. Они все вместе сделали это.

– Но почему?

– Океания слишком много знала.

Я не хочу верить Майре.

Но я верю.

Значит, Совет нижнего мира убил мою маму.

Неукротимая ледяная злость захлестывает меня, как вода в шлюзах. Майра не убивала маму. Но она знала, кто это сделал. И никому об этом не рассказала. Она не стала кричать об этом страшном злодеянии на всю Атлантию, хотя и могла бы. Моя тетя не поведала людям правду о том, что совершил Совет, не призвала восстановить справедливость. Она вообще ничего не сделала.

– Как ты об этом узнала?

– Невио рассказал мне. Он помог им это организовать.

И после этого Майра еще продолжает с ним общаться. Она дала этому типу раковину. Я не могу говорить, потому что мой голос будет полон ненависти.

– И она сама тоже мне рассказала. Ваша мама. Она поняла, что произошло.

– Почему Совет позволил ей уйти? – спрашиваю я. – Они ведь понимали, что мама может с кем-то поделиться?

– Да потому, что члены Совета точно знали, с кем она может этим поделиться. Только со своей сестрой. Они хотели, чтобы ее смерть стала для меня предупреждением. Когда я нашла Океанию, я первым делом убедилась, что она умерла, а потом стояла над ее телом и ждала, когда придут из Совета и заберут ее. Я получила предупреждение. Больше я ничего не могла сделать.

У меня комок подкатывает к горлу, когда я слышу все это.

– Ты знала, что это они сделали, и позволила им забрать маму? Как ты могла?

– Я сделала то, что должна была сделать.

Единственным достойным ответом Майре сейчас может быть только моя выработанная годами выдержка. Я не позволяю эмоциям вырваться наружу.

– Ты знаешь, кто убил твою сестру, но ничего не сделала для того, чтобы злодеи за это ответили. Ты продолжаешь работать с Советом и с Невио. Почему? Скажи мне, Майра, что тому причиной?

– Любовь.

Ну конечно: Майра ведь никогда не скрывала, что любит в целом свете лишь одного-единственного человека, ради которого готова на все. Себя саму.

Поэтому Майра время от времени спокойно сидит в своей камере и не открывает замки. Порой ты не можешь говорить, но не потому, что другие тебе не позволяют, а потому что боишься того, что можешь сказать. Ты не доверяешь собственному голосу. Не доверяешь себе самой. И предпочитаешь помалкивать ради собственной безопасности.

Самое удивительное, что я ее прекрасно понимаю: мне бы и самой сейчас хотелось выйти на улицу и закричать во весь голос, рассказать всем и каждому о том, что сотворил Совет. Однако я проявлю благоразумие и не сделаю этого. Потому что тогда может сорваться мой план побега.

Я, ну в точности как Майра, забочусь о собственной безопасности.

Но я хотя бы не уйду Наверх вместе с ней. Я поднимусь сама. Так, как это сделала моя мама.

Никогда не думала, что Майра сможет заменить мне маму или сестру. Но где-то в глубине души я все-таки надеялась, что смогу полюбить тетю. Теперь я понимаю, как глупо было рассчитывать на то, что и она тоже сможет полюбить меня.

Пока ты не умер, всегда есть что терять.

Сама того не ожидая, я задаю Майре еще один, последний вопрос:

– Если ты сирена, то значит ли это, что ты всю жизнь будешь одинока?

– Да, – отвечает Майра.

Она права.

Я всегда была одинока.

Даже когда Бэй еще была здесь, я часто чувствовала себя одинокой.

Чего уж греха таить, даже когда я испытываю симпатию к другому человеку и мне хорошо с ним, какая-то часть меня все равно остается сама по себе. Может быть, правы те люди, которые говорят, что у сирен нет души.

Ведь если у тебя есть душа, значит у тебя есть пара.

Но потом я понимаю, что даже если бы у меня была душа, это вовсе не означало бы, что рядом со мной появился кто-то еще. Просто меня стало бы больше.