Атлантия

Глава 16

– Итак, ты готова выступить сегодня вечером? – спрашивает Альдо.

Я киваю в ответ. После нашего последнего разговора с Майрой я полностью сосредоточилась на подготовке к сегодняшнему вечеру. К зрелищу. К торжеству. Так я называю свое выступление, когда беседую с Тру. Это придает мне сил, делает более похожей на Океанию. Я много тренировалась на дорожках и работала с рыбками и угрями Тру. А еще я, ориентируясь на слепок, сделала орден, хотя, честно говоря, у меня получилось не очень хорошо, я ведь не мастер. Одним словом, я готова на все сто процентов.

Альдо смотрит на бирюзовую ткань у меня в руках.

– Это для твоего костюма?

– Да.

Я потратила несколько монет на покупку этой ткани и заплатила швее, чтобы та пришила ее к моему обрезанному гидрокостюму. Получилось больше похоже на ленты, чем на платье, но в воде они должны сливаться друг с другом, благодаря чему, когда я поплыву, будет казаться, будто я одновременно часть воды и нечто отдельное от нее. Я представляю, что мой костюм – мантия Верховной Жрицы Океании. Мама всегда выходила на кафедру в мантии бирюзового цвета. И точно в такой же мантии мы провожали ее тело из шлюзовой камеры.

Альдо открывает шкафчик, где я собираюсь хранить свой костюм. До работы я уже приходила сюда и оставила кое-какие нужные для сегодняшнего выступления вещи. С минуты на минуту должен подойти Тру с ведрами, полными рыбок и угрей. Думаю, Альдо постарается, чтобы все было в целости и сохранности, но допустить, чтобы кто-то трогал замки или ту единственную рыбку, которая принесет мне ключ, я не могу. Поэтому до самого последнего момента они будут у меня в комнате.

– Толпа сегодня точно соберется приличная, – говорит Альдо. – Игроки просто как с ума сошли. Уже интересовались: что ты придумаешь в следующий раз?

– Там видно будет, – неопределенно отвечаю я.

На Нижнем рынке развешены плакаты с объявлениями о моем сегодняшнем выступлении. Когда я прохожу по торговым рядам, люди начинают меня узнавать. Известность принесет больше денег, но в то же время именно из-за нее я должна действовать как можно быстрее. Внимание людей для меня – реальная угроза.

Но одного без другого не бывает. Сегодня вечером я вернусь на дорожки. А потом на заработанные деньги куплю у Эннио баллон с воздухом и отнесу его домой.

Если мой план сработает, очень скоро у меня будет все, что нужно для побега.

После сегодняшнего вечера останется только ждать, когда кто-нибудь умрет.

К нам подходит Тру с тележкой. Он кивает Альдо и снимает с тележки два ведра. Одно – с рыбкой, ключом и замками – он отдает мне, а второе оставляет себе.

Все это время губы у моего друга плотно сжаты, один раз я уже видела его таким.

– Ну, стало быть, вы готовы? – еще раз уточняет Альдо.

– Да, – говорю я. – Увидимся вечером.

Мы с Тру идем обратно на рынок. Идем молча, и я не уверена, что знаю, о чем он сейчас думает. А потом он берет меня за руку и увлекает за собой в пустую палатку.

– Это тебе, – говорит Тру и подает мне ведро.

Он не улыбается.

– Что-то новенькое придумал? – интересуюсь я.

– Нет. Это не для выступления. Тут пять сотен. Теперь тебе не обязательно участвовать вечером в заплыве.

У меня даже дыхание перехватывает. Он это серьезно? Я опускаюсь на колени и аккуратно снимаю с ведра крышку. Тру не шутил. В ведре пять больших дисков чеканного золота, каждый достоинством в сотню монет.

– Где ты это взял? – спрашиваю я.

– Благодаря твоим заплывам люди стали проявлять огромный интерес к моим рыбкам, – объясняет Тру. – Как говорится, спрос превышает предложение. Но это я отложил специально для тебя, и теперь ты можешь выкупить кольцо. Прямо сейчас. И отменить сегодняшнее выступление.

Я прикидываю в уме: эти деньги, а также те, которые оставила мне Бэй, да плюс еще то, что я успела заработать на дорожках, – сумма получается приличная, я вполне смогу купить баллон с воздухом. Тру прав. Если бы все упиралось в деньги, вполне можно было бы отменить сегодняшнее выступление.

Но мне нужно тренироваться. Необходимо усложнить программу и больше времени провести под водой.

А ведь Тру даже не подозревает, что я делаю все это не ради кольца.

– На эти деньги ты мог бы купить палатку на рынке, – говорю я. – Или запастись материалами для производства рыбок.

– Я хочу, чтобы ты их взяла. Пожалуйста.

– Почему ты это делаешь? Мы же все как следует заранее просчитали и убедились: никакого риска нет.

– А что, если случится нечто непредвиденное? Вдруг слишком много угрей тебя ужалят? Или замки подведут, а я вовремя не успею прийти тебе на подмогу?

– У нас все получится, – говорю я.

Свет пробивается через жалюзи, как бы я хотела, чтобы это был свет с поверхности океана.

А еще я бы очень хотела рассказать Тру правду о том, что должна сбежать из Атлантии. И было бы здорово заговорить с ним своим настоящим голосом. Но я помню, какое было лицо у Джастуса в храме в тот день, когда ушла Бэй. Я не могу открыться Тру. Не хочу, чтобы он смотрел на меня другими глазами.

– Ты не можешь знать наверняка, – возражает он.

– Я знаю.

– Неужели ты все равно поплывешь? – удивляется Тру. – Даже сейчас, когда деньги больше не проблема?

– Да.

– Рио, – говорит Тру.

Он смотрит на меня, и я вижу в его глазах злость и боль; присущие моему другу оптимизм и смешливость исчезли без следа. Он хочет что-то сказать мне и в то же время отчаянно борется с этим желанием. Что бы это ни было, Тру знает: его слова могут что-то серьезно изменить или даже вообще все погубить.

– Что такое? – спрашиваю я. – Ты что-то хотел мне сказать, Тру? Я слушаю тебя. – Я произношу это шепотом, потому что если заговорю сейчас громче, то выдам себя.

Тру в ответ лишь качает головой и опускается на колени. Я тоже опускаюсь на колени рядом с ним, а он проводит пальцами по монетам в ведре. Я доверяю его рукам. Доверяю его сердцу. Я хочу, чтобы он ко мне прикоснулся. Тру опасен для меня.

Он слишком много знает. Никто не знает меня так хорошо, как он, потому что близкие оставили меня. Сначала мама, а потом Бэй.

– Извини, но я не собираюсь менять свои планы, – говорю я и стараюсь, чтобы мой голос звучал как обычно, то есть равнодушно и неискренне.

Это причиняет боль нам обоим.

Я знала, что так будет.

– А я не собираюсь в этом участвовать, – заявляет Тру. – Не стану объявлять тебя сегодня. Но ты можешь все забрать, Рио. Замки и ключи. Рыбок и угрей. И монеты тоже.

– Спасибо. Ты будешь на трибуне?

Я хочу увидеть его еще один раз. Ничего в своей жизни я не хотела так сильно, если не считать желания найти сестру и сбежать Наверх. Это трудно выразить словами.

– Я не собираюсь в этом участвовать, – повторяет Тру.

– Ты уже в этом участвуешь, – говорю я.

– К сожалению. – И с этими словами Тру разворачивается и уходит. Он уходит быстро, потому что идет налегке. Он все оставил мне.

На меня падают полоски света, а я стою и отчаянно душу в себе слезы. Плакать опасно. Слезы о многом могут рассказать. У меня есть все, что мне нужно: рыбки и замки, костюм и ключ. У меня есть орден. И у меня есть деньги: в ведре монеты Тру, а в сумке с кислородной маской – остальные.

Я потрачу их прямо сейчас. Куплю баллон с воздухом и отнесу его в свою комнату при храме. И все – я готова к побегу, останется только подождать, когда кто-нибудь умрет.

Я понимаю, что это неправильно, но все равно надеюсь, что ждать придется недолго.

Меня больше ничего не держит в Атлантии.

Когда я передаю Эннио слова Майры и называю имя Аши, он бледнеет и молча достает баллон с воздухом. Баллон тяжелый, с виду из старинного железа. Эннио аккуратно заматывает баллон в кусок ткани, так чтобы он был похож на большой куль, но при этом не привлекал бы излишнего внимания.

– Работает точно так же, как кислородные маски на учениях, – объясняет Эннио. – Ты же знаешь, как с ними обращаться. Надеваешь маску и дышишь. Только с баллоном дышать можно гораздо дольше. И воздух в баллоне сжатый, рассчитан на всплытие с большой глубины.

– Откуда ты об этом знаешь, – спрашиваю я, – если еще никому не удавалось выбраться на поверхность?

– Я нашел старый склад с воздухом, – говорит Эннио. – Еще тех времен, когда строили Атлантию. Иногда строителям приходилось работать за стенами города и подниматься обратно.

Баллон слишком старый, чтобы гарантировать безопасное всплытие. И говорить в маске тоже будет сложно. Воды уж точно наглотаюсь.

Может, я задумала невозможное? Сошла с ума?

Я никогда не знала, правда ли то, что обо мне говорят: действительно ли я забитая, или странная, или просто принадлежу к другому миру. Но когда я доберусь Наверх, то наконец-то стану собой.

Я надеялась на это всю свою жизнь.

– А теперь иди, – напутствует меня Эннио, – и не возвращайся обратно.

Он говорит это по-доброму, как будто действительно желает мне выбраться на поверхность живой. Мне больше нечего ему сказать, и я ухожу, не попрощавшись. По дороге с рынка я, с тяжелым свертком за спиной, прохожу мимо палатки Кары и вижу множество зевак, которые собрались посмотреть на кольцо моей мамы.

Несмотря ни на что, Океания еще способна привлекать толпы людей.

Надеюсь, сегодня вечером и у меня тоже это получится.

У себя в комнате я прячу баллон с воздухом, рыбку, замки и оставшиеся деньги. Сегодня я заработаю еще больше, но я собираюсь все отдать Тру. Он столько всего для меня сделал, и нужно его отблагодарить: пусть купит себе побольше материалов для работы и палатку на Нижнем рынке. Может быть, когда-нибудь, на досуге, когда ему больше не нужно будет мне помогать, Тру сконструирует механических летучих мышей. Хотела бы я это увидеть.

Я смотрю на раковины Бэй и Майры, но подавляю искушение приложить к уху одну и задать вопрос в другую. Я решила, что впредь буду доверять только Тру и себе самой, и не хочу, чтобы хоть малейшее сомнение закралось ко мне в душу.

Пока я еду на гондоле на работу, дыхание Атлантии давит на меня со всех сторон: оно становится все громче и громче, но, кажется, никто, кроме меня, этого не замечает.

А когда я прохожу на рабочее место, дыхание города переходит в крик.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не зажать уши ладонями. И снова никто ничего не замечает. Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что Бьен внимательно за мной наблюдает. Она тоже это слышит?

Почему Атлантия кричит? Или это сирены? Майра сводит меня с ума? Она говорила, что хочет помочь мне, но не станет делать это вопреки моей воле. Может, тетушка передумала и решила сломить меня?

А потом все вдруг разом смотрят наверх, а некоторые даже затыкают уши. Но дело не в крике, люди реагируют на другой звук. Пронзительный свист заполняет коридоры и нашу рабочую комнату. Это сигнал учебной тревоги.

Все тянутся за кислородными масками, и я тоже, но вот только маски-то у меня и нет.

За последнее время столько всего произошло – я готовилась к выступлению, Тру отдал мне свои деньги, я купила баллон с воздухом – одним словом, я забыла взять маску на работу, оставила дома с остальными вещами.

Я и раньше не всегда носила ее с собой – как и остальные жители Атлантии, – но впервые оплошала во время учебной тревоги. Теперь мне, конечно, объявят выговор или наложат какое-нибудь более серьезное взыскание. Я тихонько чертыхаюсь себе под нос. Надо же, решили устроить учения именно сегодня, ни раньше ни позже. Вот только этого мне еще не хватало для полного счастья.

Бьен натягивает маску, все остальные тоже. Я слышу, как окружающие начинают вдыхать кислород. Девушка, которая стоит рядышком, перед тем как надеть маску, передергивает плечами и говорит своей подруге:

– Ненавижу все это.

Потом она замечает меня и спрашивает:

– А где твоя маска?

– Дома забыла, – отвечаю я.

– Ай-ай-ай, – качает головой девушка. – Хорошо еще, что это учебная тревога, а то бы ты погибла.

Знаю. Я теряю чувство времени. Но нет худа без добра: теперь свист, по крайней мере, заглушает крики в стенах.

Кажется, сегодня я единственная в «Комнате океана» забыла взять с собой кислородную маску. Наверное, вода за портальной дверью постоянно напоминает работникам о том, как близки мы к тому, чтобы остаться без воздуха.

Видимо, порядок действий в случае тревоги предписывает всем собраться в «Комнате неба». Потому что именно сюда все и устремляются. Меня это радует. Я высматриваю Элинор и подхожу к ней.

Тут в комнату вбегает Джосайя, уже в маске. Он оглядывает присутствующих и останавливает взгляд на мне.

– Мне нужна запасная маска, – говорю я.

Джосайя кивает. Мы хоть и должны носить маски с собой, в каждом учреждении всегда имеется несколько запасных. Джосайя выходит из комнаты.

Странно стоять тут просто так, но, вообще-то, мне так больше нравится. Не надо притворяться, что дышу воздухом. И еще забавно слышать, как работники переговариваются друг с другом. Из-за масок у них такие монотонные, искусственные голоса. Мне всегда было интересно: мой голос тоже так звучит для окружающих?

Спустя несколько минут дверь распахивается, и в комнату возвращается Джосайя.

– Не нашел ни одной, – говорит он. – В кладовке пусто. Прямо ума не приложу, что теперь делать.

– Ничего страшного, – успокаиваю его я. – Я сама виновата.

Джосайя смотрит на меня, в глазах у него страх и тревога. И что он так разволновался из-за какой-то несчастной маски?

Я понимаю, в чем дело, за секунду до того, как смолкает свист и к нам через динамики обращается какая-то сирена, абсолютно точно не Майра.

– Это не учебная тревога, – говорит она приятным, убедительным голосом. – Пожалуйста, неукоснительно следуйте инструкциям. Если вы еще не находитесь в месте сбора, отправляйтесь туда и оставайтесь там. Не снимайте маски, дышите ровно и спокойно. Угроза безопасности будет устранена в самые короткие сроки.

Теперь уже все в комнате смотрят в мою сторону.

– Может, нам поделиться с Рио воздухом… – говорит Элинор и делает движение, чтобы снять маску.

– Нет, – останавливает ее Джосайя. – Это подвергнет риску жизни вас обеих. Ни к чему нарушать правила.

Мастер лишь озвучивает инструкцию, но по глазам видно, что ему неловко.

Все продолжают смотреть на меня.

Чего они, интересно, ждут? Что я побегу? Расплачусь? Закричу? Спасаться бегством смысла нет, потому что я не знаю, в каком именно районе Атлантии случилась брешь, и запросто могу прибежать как раз туда. А начну плакать или кричать – так только потрачу больше драгоценного воздуха, который, если авария серьезная, в комнате очень скоро закончится.

Сердце у меня бьется так сильно, что, клянусь, я чувствую его не только в груди, но и в ладонях. Я вдруг понимаю, что стала для всех присутствующих этаким отвлекающим моментом. Драма «Умрет ли Рио?» на время отодвинула в тень главный вопрос: «Неужели мы все погибнем?»

Может, рискнуть поставить все на карту и приказать им выпустить меня из комнаты? Тогда я смогу побежать на поиски кислородной маски.

Но тут снова начинают кричать голоса в стенах Атлантии, и в этот раз они обращаются ко мне. Они кричат, чтобы я осталась.

Кто они? Сирены? Майра слышала, как они обращались к ней из городских стен. Неужели теперь я тоже их слышу? Но этого не может быть. Майра сказала, что они все давно исчезли.

Элинор хочет положить руку мне на плечо, но все эти голоса снаружи и внутри изводят меня, и я отхожу в сторону.

День еще в разгаре, а в комнате темнеет. Похоже на какой-то зловещий знак. Зачем понадобилось приглушать свет? Может быть, брешь как-то повлияла на систему энергоснабжения?

На моей памяти такого еще не случалось.

А что с Тру? Где он сейчас? В безопасности или нет?

Становится холодно.

Я не хочу по-глупому умереть – утонуть или задохнуться Внизу, так и не увидев мир Наверху. На секунду у меня появляется искушение приказать дверям шахты распахнуться и прямо сейчас убежать отсюда.

Но тогда я точно погибну.

«Подожди еще немного, – говорю я себе. – Ты сделаешь это, когда сюда начнет поступать вода. У тебя будет шанс умереть в океане, а не в этой запертой комнате. А если ты выживешь, больше не откладывай – беги немедленно. Забери баллон с воздухом и беги. Не жди, когда в морге появится труп, с которым ты сможешь поменяться местами. Иди к шлюзам и поднимайся наверх».

Крики сирен постепенно смолкают. Люди в комнате больше не разговаривают, а я чувствую, что теряю силы. Почти все дрожат от холода.

В помещении остается не так-то много воздуха.

Мы ждем, когда в комнату хлынет вода или когда в помещении закончится воздух, а может, и то и другое.

Однажды наступает момент, когда ты понимаешь, что тебе уже нечего терять.

И тогда ты умираешь.

Мы следим за минутной стрелкой на часах, я дышу и надеюсь, что каждый мой вдох не последний, но я не плачу.

Я не плачу, когда некоторые из собравшихся в комнате начинают чаще на меня поглядывать, а кое-кто, наоборот, старается не смотреть в мою сторону. Я понимаю – они думают, что воздуха почти не осталось и я скоро умру. Одни предпочитают этого не видеть. А другим интересно понаблюдать, как все произойдет.

«Мы надеемся наблюдать момент нашего ухода, а не проживать его».

Так написала моя мама. Невио не хотел, чтобы я это прочитала, но я запомнила каждое слово.

Я не плачу, когда сирена через динамики объявляет, что брешь устранили, опасность миновала и все могут снять кислородные маски. Поток воздуха врывается в комнату, и я делаю глубокий вдох.

Я не плачу, когда сирена говорит нам, что вскоре мы сможем разойтись по домам, надо только еще чуть-чуть потерпеть.

После смерти мамы бывали моменты, когда я плакала, как Бэй: заливалась слезами и никак не могла остановиться. Но сейчас я не могу позволить себе этого. Если хочешь выжить, плакать нельзя.

– Где была брешь? – спрашивает кто-то.

– Пока неизвестно, – отвечает Джосайя.

– Она была очень большая?

– Этого мы тоже пока не знаем. Нам сообщат, когда это станет возможным.

Кто-то говорит мне:

– Ты такая смелая.

Теперь все мне улыбаются, люди рады, что я держала себя в руках все это время.

Я улыбаюсь:

– Все хорошо, что хорошо кончается.

– Но ты не знала, чем все это закончится, – возражает Элинор. – Мы должны были поделиться с тобой воздухом. Даже если это против правил. – Элинор бледнеет. Похоже, ей очень стыдно. – Но мы не поделились.

– Ничего страшного, – говорю я. – Не стоит извиняться.

Я бы тоже так поступила. Лично я бы не поделилась воздухом ни с кем из окружающих. Даже с Элинор. Бэй, мама и Тру – вот три человека, ряди которых я готова рисковать своей жизнью.

– Никогда не думала, что я такая бессердечная, – продолжает сокрушаться Элинор.

– А вот Рио не удивляется, – замечает Бьен. – Она знает, на что люди способны.

В этот момент из стен начинает говорить сирена:

– Мы очень сожалеем, но вынуждены сообщить, что на Нижнем рынке была обнаружена брешь. Для безопасности остальных районов города властям пришлось его загерметизировать.

Я хочу спросить: что это значит? Но внезапно все понимаю, и мне становится холодно.

– Они загерметизировали рынок, – ахает какой-то мужчина. – Это значит, что выживших не будет.

Люди на Нижнем рынке погибли. Альдо. Игроки. Кара и тот мужчина, который с ней работал.

Я больше никогда не буду участвовать в заплывах на дорожках рынка.

А как же Тру? Вдруг он вернулся на рынок, чтобы продавать рыбок?

Вот Майра точно в безопасности: сидит себе в запертой камере ближе к поверхности океана.

Но Тру, Тру!

Элинор опускается на колени. Бьен забыла о моем существовании, в ее глазах застыл ужас.

Кто-то говорит шепотом, кто-то кричит, но все люди в комнате задают одни и те же вопросы: как велика была брешь? Что это было – вода или воздух? Утонули несчастные или задохнулись? Какая из этих двух смертей мучительнее?

– Гондолы временно не работают, – продолжает сирена. – Но вы можете пойти домой пешком. Остальные районы города не пострадали. Как только это станет возможным, мы предоставим вам более подробную информацию.

После этого из динамика слышится пение. Пение сирен. Они успокаивают нас, говорят, чтобы мы подождали немного, а потом шли домой, домой, домой. Но это укрощенные голоса, совсем не такие, как те, что кричат из стен. Эти сирены лишь озвучивают то, что нам хочет внушить Совет.

И большинство людей им подчинятся и отправятся по домам. Но только не я. Мне еще надо кое-что сделать. Я быстро подхожу к двери, однако, едва ступив за порог, останавливаюсь.

Снаружи густой туман.

Вообще-то, у нас тут не бывает плохой погоды.

Меня догоняет Элинор. И тоже замирает на месте.

– Ты когда-нибудь видела такое? – шепотом спрашиваю я.

– Только однажды, – отвечает она. – Когда умерла твоя мама. Этот туман – одна из причин, почему некоторые люди считают, что Океания была богиней.

– Я не выходила в ту ночь на улицу. – Тогда я сидела в комнате Бэй и снова и снова обещала сестренке, что никогда ее не оставлю. – Впервые такое вижу.

Мы срываемся с места и бежим. Пробегаем мимо пруда желаний, а когда нагоняем толпу людей, которые тоже куда-то спешат, я теряю Элинор из виду.

Ноги несут меня к храму, где я впервые встретила Тру, и меня никто не останавливает, потому что я действительно иду домой. Я иду домой сквозь туман, а над моей головой поют вырвавшиеся на волю голоса сирен.

Я беззвучно молюсь, и моя молитва обращена не к Эфраму и вообще ни к одному из богов. Это не их лица я сейчас представляю себе, а лицо мамы.

Люди вокруг меня произносят ее имя. Они вспоминают ту ночь, когда на город опустился туман. Они вспоминают Океанию.

Я святотатствую, так же как те люди на Нижнем рынке, которые боготворили мою маму. Молились ли они Океании, когда их начала заливать вода или стал заканчиваться воздух? Помогла ли она им? Может ли мама помочь мне? Я иду в храм, и мне нужно, чтобы случилось чудо.

Пожалуйста, пусть Тру будет там.

Пожалуйста, пусть Тру будет жив.