29

Конец апреля.

Завидев людей, пёс насторожился, оценивая, как себя повести. Айя заступила за спину Алекса. Маленькой её сильно напугала подобная собака. Димка тогда всё боялся, что дочка заикой останется, но обошлось. А страх так и не прошёл.

— Не бойся, родная. Лорд не тронет, — Алекс присел на корточки и широко раскинул руки. — Свои, дружище.

Лорд мотнул головой, словно убеждался, что Алекс не врёт, и энергично виляя хвостом, бросился на хозяина. Огромными лапищами обнял его за шею и едва не повалил на землю. Алекс насилу удержал равновесие и захохотал, когда Лорд принялся облизывать его.

— Ну всё…всё… — почёсывая за ушами, говорил Алекс, отворачиваясь от новой волны собачьих поцелуев. — Фу, я сказал! — строго одёрнул он не на шутку разошедшегося пса. Тот фыркнул и отступил, настороженно взглянув на Айю.

— Это свои, Лорд, — ласково повторил Алекс. — Знакомься, твоя новая хозяйка, — улыбнулся, потрепав пса за загривок. На Айю предпочёл не смотреть. Не сомневался, что встретится с её изумленными глазами. Впрочем, её возмущений ему всё равно не избежать. Ночь долгая и разговор им предстоит тяжёлый. Поэтому Алекс привёз её сюда, в дом своего детства. Здесь ей будет проще понять его. Он на это надеялся.

Тем временем Лорд обнюхал замершую Айю и протянул ей здоровенную лапу. Айя пожала её боязливо с робкой полуулыбкой. А потом Лорд проводил их до дверей с обратной стороны дома и скрылся в вольере.

— Рядом Ольга Крушинина живёт, — зачем-то пояснил Алекс, ненадолго остановившись у вольера, под который он когда-то переделал длинный сарай-гараж. — Сестра Игната. Ты видела ее у нотариуса.

— Она красивая, — Айя прислонилась плечом к нагревшейся под дневным солнцем стене. Всмотрелась в небо, звёзды на котором казались размытыми пятнами из-за полупрозрачной крыши навеса.

— Она присматривает за домом, — кивнул Алекс. Ольга действительно выглядела шикарно сейчас, просто мечта любого нормального мужика, даже несмотря на уже совсем взрослого сына. Проблема только в том, что она до сих пор любила того, кого уже давно нет в живых. — Лорда кормит, — отряхнувшись от неправильных мыслей, продолжал Алекс, — и подружку к нему отпускает. Лейлу, сенбернара чистокровного. Хотела и Лорда к себе забрать, но тот ни в какую. Так и живём. Я иногда приезжаю сюда. Ходим на кладбище вместе с Лордом. Здесь недалеко.

— На кладбище? — вдруг напряглась Айя и в синих глазах мелькнула тревога.

— Родителей навещаю, — ответил Алекс, достав из кармана связку ключей. Выбрал нужный: плоский и белый, с зазубринами с двух сторон, — вставил в замок, провернул. Дважды щёлкнуло. Алекс выдохнул и распахнул тяжёлую металлическую дверь. Справа клацнул выключателем. Желтоватый свет осветил квадратную прихожую с вешалкой и двумя деревянными дверями: прямо и справа.

— Разувайся, в доме чисто, — Алекс закрыл за Айей двери. Пристроил свои ботинки рядом с её кроссовками и указал направо.

Но вместо того, чтобы шагнуть в дом, Айя развернулась и в полшага оказалась совсем близко. Ее грудь, затянутая рубашкой, тяжело вздымалась и опускалась, словно она только что кросс в пару километров пробежала.

А он смотрел на нее и не мог насмотреться. В ней все идеально: встрепанные и волосы, зардевшееся личико, блестящие глаза цвета августовского неба и охрененно откровенный наряд, которым она просто сносит все его тормоза. И чем она только думала, надевая это? Хотя будь она в платье — усадить на байк ее было бы гораздо сложнее.

— Айя… — шепчет Алекс, когда она приподнимается на носочки, обвивает руками его шею, щекоча пальчиками обритый затылок.

— Я так соскучилась, — выдохнула ему в губы и уткнулась носом ему в шею, а он сгреб ее в охапку, буквально оторвав от пола. — Так устала без тебя, — ногами оплела, прижимаясь всей собой.

Знала бы она, как он устал без нее. Как задолбался погаными мыслями, одолевающими бессонными ночами, когда хотелось выть от боли и безысходности. Знала бы, как он сводил себя с ума, представляя, как ее трогает и ласкает кто-то другой. Знала бы, как в такие моменты ему хотелось наплевать на все и убить каждого, кто мог прикоснуться к ней. Навредить или, что еще хуже, принести удовольствие. И как он едва не покалечил лучшего друга, когда тот рассказал, что Айя сама вернулась к матери. Сама выбрала пытки! А Алекс ничего не смог сделать, потому что лежал бревном, не в состоянии даже стакан в руке удержать.

Она не знала и никогда не узнает, потому что сейчас она рядом, и он никуда ее не отпустит. Ни за что. Только если подохнет окончательно и бесповоротно. Но Алекс не собирался подыхать в ближайшее время. Хватит с него смертей.

— Лешка? — перепуганный голос Синеглазки вытряхнул из мыслей. — Прости, я забыла… — и извернулась в его руках, соскальзывая на пол. Алекс позволил ей это сделать, потому что стоять вот так в тесном коридорчике оказалось вдруг дико некомфортно. Слишком сильным было его возбуждение. Настолько, что еще чуть-чуть и он прижал бы ее к стенке, содрал к чертям эти микроскопические шортики и трахнул бы жестко и без всех этих любимых девочками прелюдий. И член в джинсах отозвался готовностью сию минуту ворваться в желанное тело. Вот только беспокойство в ее глазах послужило ушатом холодной воды, немного остудив его пыл. Только поэтому он разомкнул объятия и молча наблюдал, как Айя отошла от него на безопасное, по ее мнению, расстояние в два…нет, в полтора ее маленького шага.

Усмехнулся, засунув руки в карманы. Ну и что она опять себе напридумывала?

— Как твоя спина? — с нарастающей тревогой. Спина? Алекс в изумлении изогнул бровь, а когда понял, о чем она — широко улыбнулся, не веря собственным ушам. Она беспокоилась за него. За его старую травму, о которой он успел забыть за эти полгода.


— Все в порядке, Синеглазка. Тонну не подниму, но тебя — вполне.

На ее хорошеньком личике отразилось непонимание. Она нахмурилась. Задумчиво постучала указательным пальчиком по закушенным губам.

Алекса словно током прошибло от этого движения. Как будто разряд в самое сердце. Он поморщился, поведя плечами. Неприятно и…странно. Болезненно. Он точно рехнется с этой девчонкой, как минимум. А как максимум заработает себе остановку сердца.

— Айя, — заговорил, глуша тянущую боль в мышцах. Что за хрень? — У меня был перелом позвоночника. Снова.

Ее глаза распахнулись так широко, что напомнили Алексу два огроменных аквамарина.

— Черт, — выругался сквозь зубы. — Да не пугайся ты так. Первый раз это было еще в детстве. Тогда же операцию сделали не очень удачно, отсюда и боли. Сейчас все в порядке.

— И никаких болей? — усомнилась, прищурившись. Алекс едва сдержал улыбку, наблюдая за ее фееричными переменами. А ее мимика просто чудо чудесное. Он не ждал, что после всего Синеглазка останется настолько же искренней, какой была еще год назад. Это поразительно при всем том, что она пережила. И нереально круто, потому что она осталась прежней Айей. Той сумасшедшей и искренней девчонкой, на которой он женился. И Алекс был рад этому постоянству.

— Ну почему же? Бывает иногда, если слишком много времени провожу на ногах. Но как раньше — нет, никаких болей.

— А нога? — продолжала допытываться Айя.

— С ногой отдельная песня, не самая интересная, — попытался отмахнуться, но какое там.

— И все же? — не отставала Айя, по-прежнему больше не делая никаких попыток приблизиться к нему. Хотя лично он предпочел бы ее рядом, а еще лучше под собой, стонущей и бьющейся в экстазе.

— Слишком активно пытался ходить, — вздохнув, сдался Алекс, — и связки порвал.

Айя охнула и неодобрительно покачала головой. Да он и сам знал, что слишком спешил, но времени не было на раскачку совершенно. И так три месяца восстанавливался едва ли не по миллиметру. Достало. Вот и перенагрузил ногу. И как результат — новый гипс, который Алекс снял уже через неделю. И теперь расплачивался хромотой и бесплатным приложением в виде трости, а по сути, что костыль, только поменьше.

— Господи, Лешка, — она все-таки рванулась к нему, не выдержала. А он снова сграбастал ее, зарывшись лицом в растрепанные волосы. — Ты же врач, а такой дурак.

— Одно другому не мешает, — хохотнул в ответ, а Айя лишь тихо вздохнула, обняв его.

— Идем, — он нашел ее ладонь, переплетая пальцы, хотя, видит Бог, как ему не хотелось отрываться от Синеглазки. Он бы вечность так стоял, держа ее в своих руках, чувствуя ее всем телом, такую маленькую, хрупкую и будоражащую его так, что в паху больно. Но это такая сладкая боль, что попахивало мазохизмом. Алекс хмыкнул, глядя как ее тонкие пальчики сплелись с его огрубевшими, покрытыми сеточкой шрамов.

— Ты мне расскажешь, что произошло? — спросила так тихо, что Алекс едва разобрал слова. А она вдруг замерла, уставившись на их сплетенные руки, и вся словно сжалась, опасаясь чего-то. Чего?

— Синеглазка, что опять? — двумя пальцами приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. — Конечно, я расскажу. Все, что пожелаешь, родная.

— Тогда скажи, почему… — закусила губу, пальцы добела сжала, короткими ноготками впиваясь в его кожу. — Где ты был, Лешка? Я ведь думала, что ты…ты…

Она мотнула головой, так и не договорив. Но к чему слова, когда и так все ясно. Она считала его мертвым, потому что сама видела, как остановилось его сердце еще в машине скорой. Потому что сама слышала, как врачи ставили ему приговор. А когда он очнулся и увидел себя…когда понял, что останется инвалидом на всю оставшуюся жизнь…Он не мог. Не имел права ломать ей жизнь. И он готов был свернуть шею Сварогу, когда тот покаялся, что Айя пропала. Но он дышал тогда с трудом, что уж говорить о каких-то движениях. Никто не верил, что он вообще встанет. Ему помогла злость. Колючая, бодрящая, как холодный душ. Его спасла эта дикая, выкристаллизованная злость и мысли о Синеглазке, без вести пропавшей. Артем нашел ее спустя два месяца. Отчаяние поскреблось сквозь броню злости, когда друг сказал, что Айя не захотела возвращаться. Что его Синеглазка не нуждалась в спасении и что она вернулась к той, кого ненавидела всей душой. Отчаяние и непонимание сшибли с ног Алекса почти на две недели. Он перестал есть, только пил и тупо пялился в потолок клиники, пытаясь понять: почему?

Он так и не понял, но когда Сварог выяснил, что Айя потеряла ребенка — вернулась злость. А потом и боль, вывернувшая его наизнанку одной новостью: его Синеглазка вышла замуж.

— Лешка, — позвала шепотом и коснулась обожженной щеки, но тут же отдёрнула руку, словно обожглась. Алекс стиснул зубы и сжал пальцы в кулак так, что едва не сломал ее пальчики. А она лишь губу закусила снова, ничем не выдавая собственную боль.

— Черт, прости, — ослабил хватку и губами коснулся ее кожи. Она вздрогнула и под его губами растеклись мурашки. И пульс выбивал чечетку на запястье. Сердце в кулак сжалось от внезапной мысли, что она его боится. Он не думал, не позволял себе, но вдруг? — Айя, — и голос осип, а внутри все полыхало просто: а что если все-таки боится? Что он тогда будет делать? — Ты меня боишься?

— Я? Нет, — и головой отчаянно замотала, отбрасывая его в прошлое, в день их поспешной свадьбы. Он тогда тоже спрашивал ее об этом, только тогда он читал ее, как раскрытую книгу. Тогда он видел совсем другое в ее синих глазах. А сейчас только чернильную муть. Сейчас он не знал ничего об этой женщине и ее чувствах. Но ее слова…им хотелось верить.


— С чего ты взял? Ох, — и поняла тут же, потому что коснулась его шрама, обняла, погладила, едва касаясь. Не боясь, нет, защищая.

Алекс перехватил ее запястье, щекой прижался к мягкой ладони и увидел, как из ее блестящих глаз покатились слезы.

— Тебе не больно? — шмыгнув носом, спросила, как завороженная наблюдая за собственной рукой.

— Нет, Синеглазка, — улыбнулся счастливо. — С тобой мне никогда не больно, родная.


Айя зарделась, потупив глазки. А у Алекса по венам такая нежность растеклась, что смеяться хотелось. А еще подхватить ее на руки и кружить, слушая ее заливистый смех. Он так соскучился по ее смеху. По ней соскучился.

— И все-таки ты не ответил, — поправляя ворот его куртки.

Алекс тихо вздохнул, совершенно не желая отвечать на ее вопрос, потому что не понимал, как ей объяснить.

— Я был мертв, Айя, — потому что не смог подобрать других слов. И потому, что это было правдой. Без нее он действительно был ходячим трупом.

Айя вскинула голову, широко распахнутыми глазами впившись в его обожженное лицо. Одна секунда, другая. Она ни о чем не спрашивала больше. Только смотрела, и в этих синих озерах не было ни капли осуждения, обиды или непонимания. Эти глаза не упрекали, не требовали извинений. Они оглаживали нежностью и любовью. И от этого взгляда внутри все скручивалось в тугой узел. Неистребимо захотелось прикоснуться к ней, к ее коже, напитаться ее лаской и почувствовать себя нужным. Ей нужным. Поверить, наконец, что она ждала его. Несмотря ни на что — ждала.

— Спасибо, — вдруг прошептала, встав на цыпочки и потершись щекой о его изуродованную, — спасибо, что ты выжил.

И все, Алекса накрыло. К черту разговоры и объяснения! Успеют наговориться. Сейчас ему остро необходимо оказаться в ней. Ощутить ее кожу и рваный пульс под губами, покрывающими поцелуями ее обнаженную шею.

Наспех стянул куртку, целуя ее скулы, губы. Рыча от того, как она откликалась на его напор. Как смотрела, пленяя его синим взглядом. Как шептала ему в губы не останавливаться.

Он и не собирался.

Рванул ее блузку. Пуговки разлетелись в стороны, с перестуком рассыпались по деревянному полу. Губами накрыл маленькую грудь, перекатывая на языке камушек соска, и тут же ощутил, как Айя толкнулась ему навстречу. Как теснее прижалась, вцепившись пальчиками в ткань водолазки, поощряя, не позволяя отстраниться.

Алекс хрипло рассмеялся, прикусив ее сосок.

— Ох, — только и было ему ответом, а глаза чернильные стали, затуманенные страстью.

Поймали в ловушку и уже не отпускали.

— Сними, — прохрипел Алекс, наткнувшись на пояс шорт.

Она справилась быстро, не разрывая взгляда, переступила ногами и осталась в одних чулках. И больше ничего.

— Это что такое? — оценив отсутствие трусиков, нахмурился Алекс. Когда это его скромная девочка перестала носить нижнее белье? И ладно, бюстгальтер, но трусики. Это уже за гранью понимания этой женщины Алексом. Для кого так старалась? Вряд ли для него. Жгучая ревность смешалась в диком коктейле с не отпускающим желанием.

— Это… — хрипло, как он сам только что, протянула Айя. Повела плечиками, освобождаясь от разорванной блузки. В стену вжалась, буквально распластавшись по ней. И такая восхитительная в это мгновение была, что у Алекса дух захватило так сильно, как в юности, когда он впервые взял в руки скальпель. — Это твоя жена, муж мой.

И он понял — для него. Вся она. Вот такая прекрасная: раскрасневшаяся и растрепанная, обнаженная, с темными от желания глазами. Его.

Шагнул к ней, закинул ее ножки себе на бедра и впился губами в ее рот.

Они целовались жадно, изголодавшиеся друг по другу. Он напирал, а она не уступала. Отвечала ему тем же напором, кусая и слизывая его кровь. Сумасшедшая в страсти, как и он сам.

Алекс не был нежным, просто не мог. Слишком сильно он хотел свою Синеглазку. И его проникновение в нее: резкое, одним толчком, до упора, — было упоительным и болезненным одновременно. Но эта боль была сладкой и такой нужной сейчас им обоим. Потому что в ее глазах не осталось ничего здравого, только чистая похоть. И у Алекса от вида своей девочки такой страстной и отзывчивой сносило крышу.

Он двигался резко, шалея от того, какая она узкая и идеальная для него. Как выгибается в его руках, впуская его еще глубже, хотя казалось, еще немного и он просто порвет ее. Или она его, даже через ткань исполосовывая в кровь спину своими ногтями. Но она стонала в голос, срываясь на крик, с неистовством толкаясь ему навстречу.

— Еще…пожалуйста…сильнее… — всхлипывала, мечась в его руках.

Он не мог отказать своей девочке, только не сейчас. Не мог не быть в ней, не целовать, не двигаться до упора, буквально насаживая ее на свой член. Он был весь для нее. А она — только его.

Оргазм накрыл их одновременно. Ослепил ярче сверхновой. Оглушил, погребая под собой реальность.

Загрузка...