Глава 14


Несмотря на скрипучую хрипоту, голос у незнакомца был глубоким и грубым, способным вызвать дрожь в коленях даже у самого дюжего молодца, не говоря уже о беззащитной девушке.

— Кто здесь? Покажись.

— Нее испууугаееешьсяяяя? — гортанно протягивало существо каждое слово.

— Если ты не собираешься причинить мне вред, то и бояться тебя незачем.

— Яяя давноооо зааа тообооой нааблюдаааюю.

Стараясь не выказывать страх, девушка до боли сжала кулаки, впиваясь в ладони ногтями.

— Тогда и ты позволь рассмотреть тебя получше. Незачем прятаться во мраке. Я тебя не обижу.

— Ах-ха-ха-ха, — по лесу разнесся раскат злобного смеха. — Твоооеййй сииилы, одареееннаяяя, недостааааточноооо, чтооообы нааавредииить мнееее. Нооо так и быыыть. Насталлоо времяя повидааатьсяя.

Смахнув с лица слезы и потерев глаза, чтобы согнать с себя невидящую пелену, девушка всмотрелась в темноту. Медленно вышагивая тяжёлыми копытами в холодном свете луны, явилось высокое худощавое чудище с жиденькой, но длинной козлиной бородкой, и взъерошенными волосами болотного оттенка, из которых торчали сухие травинки, да веточки. Лицо создания походило на длинный конский череп, во впалых глазницах которого яркими огнями светились два зелёных огонька. Голова создания была увенчана ветвистыми оленьими рогами, а всё тело покрывала редкая зелёная шерсть. Из локтей чудища торчали переплетённые сухие лозы, врезающиеся в плечи, вместо белых костей. Всем своим видом он походил на божество, несущее смерть и разрушение, но, на удивление, Ядвига не чуяла от него опасности.

Невиданное существо двигалось прямо, лишь слегка согнувшись в спине.

— Леший, — откуда-то из-под сознания всплыла неожиданная догадка.

Существо лишь довольно улыбнулось и подошло ближе.

— Вееернооо, признаааала. Давнооо же я ждааал теебяяя.

— Отчего же?

Леший поднял костлявую руку с крученными тупыми когтями и замер над самой головой Ядвиги в ожидании. Первым желанием девушки было отшатнуться, но что-то внутри подсказывало, что это добрый жест и не стоит от него отказываться. Она не пошевелилась, и крупная ладонь тяжёлым грузом легла на её голову. Леший стал медленно, даже по-отечески, поглаживать красные волосы, путая их меж пальцев. Странно, но Ядвига вскоре смогла привыкнуть к пугающему виду своего нового знакомого и твердо для себя решила, что бояться ей нечего, пока он рядом.

— Твояяя дууууша давнооо покииинууулаа этии местааа.

— Мне было слишком тяжело оставаться здесь.

— Нааам всееемм не хватааалооо твоооегооо гооолосааа, твоееййй магииии, твоееей энееергии.

Леший широко раскинул длинные руки, обводя все вокруг себя.

— Рааазве ты неее вииидишь, что́о лессс умираааеет без тебяяя.

Девушка осмотрелась и только сейчас заметила, что знакомые и родные места уже не были такими, как прежде. Трава не такая зелёная, кроны деревьев не такие пышные и раскидистые. Даже птичье щебетание стало более тихим и печальным.

— Прости… Я, правда, не замечала.

Леший снял со щеки девы длинным закрученным когтем слезинку и поднёс её выше, подставляя под лунное сияние.

— Твоиии слёёзы чииистыы, но отравляяяют эту зееемлю. Перестаааань. В нииих слишшшком мнооого бооли.

Ядвига виновато опустила голову, утирая рукавом лицо, пытаясь успокоиться, но ничего не выходило. Слёзы продолжали капать из глаз.

— Прости. Я больше не могу контролировать своё тело и эмоции. Я, правда, пытаюсь, но… — она ударила себя в грудь, — внутри так и жжёт… Настолько, что даже дышать трудно.

Она содрогалась в рыданиях, жадно хватая губами воздух.

— Знаааю яяя, чтоо в сууудьбее твоееей делаееетсяя. И всёёё из-за неё, проклятой.

— Кого? — шмыгнув носом, изумилась Ядвига.

— Тооой, что украаала дууушуу твоегооо чеееловекааа.

Ядвига словно окаменела, боясь сделать вдох, и всё же продолжала внимать слова хозяина леса.

— Что… Что ты знаешь?! Расскажи, что тебе известно, молю, — она протянула руки к лесному духу.

Леший не был готов так просто выдать все ведомые ему секреты. У него было условие, после которого правда могла быть раскрыта.

— Спой, оживиии мойй лееес своееей силой, и яяя всё расскажуууу. Боооги поймууут и простяяят.

Хоть Ядвига почти и не знала лесного духа, но причин не доверять ему не было, поэтому она села поудобнее, положила руки на колени ладонями вверх и тихо запела давно позабытую песню. Произошло то, чего она так старательно избегала, потому что считала себя более недостойной для подобной милости.

Птицы прекратили своё печальное пение, листья на кронах деревьев застыли в том положении, в котором находились до этого, сверчки замолчали… Весь лес, как и раньше, затих. Зелёные огни в пустых глазницах лешего потухли, точно он закрыл глаза в блаженстве. Воздух вокруг девушки заискрился, наполняясь чистой энергией. Обмен начался. Лес дарил ей свою силу, с благодарностью принимая частичку божественной магии, которой Ядвига делилась, пока звучали ритуальные слова.

Вскоре ритуал свершился, и одаренная замолкла. И лишь когда пение стихло, лес ожил с новой силой.

Ядвига почувствовала себя лучше и уже не была настолько слаба. В ногах исчезла усталость, а в хрупких руках появилась сила. Жизнь забила в ней ключом.

— Я выполнила твою просьбу. Теперь говори же, друг любезный. Не томи, — решительно потребовала она, поднимаясь с земли.

— Друуууг… — словно пробуя это слово на вкус протянул дух. — Дооолгоо же я ждааал, когда тыы меееня таак назовёёшь.

Внезапно Ядвига вспомнила слова Любицы и спросила:

— Значит, это о тебе толковала Любица. Она говорила, что у меня есть друг, который обязательно придёт мне на помощь.

— Дааа. На моооё удивлееение, ты смоооглаа располооожить к себее уупрямыый дуух ворооожееи.

Ядвига хотела послушать всю эту историю до конца, но чувствовала, что времени у неё остаётся всё меньше и меньше.

— Прости, что тороплю тебя, друг мой милый, но прошу, расскажи же всё скорее! Не терзай меня в неведении.

Леший со скрипом в коленях опустился на землю и, глядя куда-то вдаль, словно заглядывая в само прошлое, начал свой печальный, но откровенный рассказ.

— Дуушу твооеего человееека забраала русаалкааа. Тааа беестияя, котооорая однааажды чуть не утааащила тебяя на дноо озера, своееегоо домаа. Онааа даавноо затаилааа обидууу. И когдаа пооявииилаась возмоожноость, тоо с рааадостью вышлааа на сууушу и натвориилаа бед.

— Какую обиду? За что? Разве успела я ей чем-то насолить?

— Приглянууулся ей твоой человееечишкааа. Возомнилаа себее, прокляяятая, чтоо тебяяя смоожет утопиить, да маагию твоюю себее забрааать. Да не тут тоо былооо. Спааас тебяя твой человееек, одариив русаалкуу презриительныым взглядоом. Вот и осерчаала она, душегууубкаа.

— Что же за возможность у неё появилась? Что она сделала?

Лешему неведомы были человеческие эмоции. Он даже не мог представить себе, как сейчас страдала Ядвига от услышанного, поэтому спокойно продолжил свой неспешный рассказ.

— Уговоор был у неёё с человеееком. Он дааал ей воодный кааамень, чтобы онаа обрелааа свободуу и смоглаа воольно брооодить по суууше. Одноо услоовие былоо. Должнааа былаа забрааать дуушу твоеего человеека, очаровааать его, от тебяяя отвадить. Открутиить и остаавить себее.

Ядвига ужаснулась, слабо представляя, кто же мог пойти на подобное.

— Но кто мог совершить столь страшное деяние? Почему?

— Другооой твоой человееек.

Ядвиге едва удавалось справляться с дрожью, от которой даже челюсть сводило, но следующие слова духа поразили её до самой глубины души.

— Черноооволосыый, чернооокий. Вааше людскоое племяяя зовёёт такиих "муж". Человееек, чьиим запаахооом ты пропитаалаась, и заключииил сделкуу с коваарноой русаалкой.

В одночасье вся жизнь, все беды, всё горе вихрем пронеслись у девушки перед глазами. Сраженная услышанным, она ухватилась за шершавый ствол дерева, чтобы не свалиться с ног. Наконец жестокая правда открылась, и Ядвига узнала, что безумная страсть Витольда затуманила его разум, подтолкнув на безжалостное коварство.

— О презренный! Заключил сделку с русалкой, чтобы она отняла у меня Николаса… забрала его себе. Околдовала! Одурманила!

— Я виидеел, в какооом отчаянииии был чернооокий. Слыхаал, как взываал к богааам и просииил у них совеетаа. Роковоой случаай привёёл его к тооому озеруу, нельзяяя егоо винииить.

— О нет! Как же не винить, коли он разрушил мою жизнь! — девушка закрыла лицо руками, сгорая от презрения и обиды. На ярость сил уже не осталось, уж больно много довелось ей вынести. Сейчас единственное, о чём она могла думать, было спасение человека, чья жизнь из-за неё висела на волоске.

Ядвига упала на колени перед огромным лесным существом, судорожно сжала его руки и взмолила:

— Прошу, помоги мне отыскать его. Я должна спасти загубленную жизнь. Не смогу жить с этим грузом на сердце.

Леший кивнул и встал на худые ноги, потом поглядел вдаль и ответил:

— Подсооблюю. Толькооо ты емуу ужее не помооожешь. Не жилец он болееее. Его телоо — этоо уже пустааая оболооочка. Вот-вооот поомрееет. Выпииила егоо русааалочья любооовь. Иссушииила.

Ядвига, с трудом сдерживая слезы, потянула духа в сторону, куда глядели его светящиеся очи.

— Прошу, доведи. Поспешим. Я должна что-то сделать. Должна успеть!

— Не стоооит, девооочка. Толькоооо себяяя загууубишь.

— Не имеет значения, что будет со мной. Ведь Николас ни в чем не виноват!

Она готова была жизнь отдать, лишь бы спасти любимого, который, как оказалось, пал жертвой вероломства и колдовства.

Леший расправил широкие плечи, выпрямился во весь свой внушительный рост, крепче прихватил Ядвигу за руку и спешно побрел вперёд, цепляя рогами ветки на высоких деревьях. Оказалось, что шел он куда резвее, чем говорил, отчего Ядвига едва поспевала. Один его размашистый шаг, а девушке приходилось делать десять, но подобная спешка оказалась полностью оправданной. Очень скоро хозяин леса привел подругу к берегу тонкого ручейка, беззаботно пронизывающего весь лес, к месту, где лежало бледное тело Николаса.

Отпустив девичью руку, существо растаяло в воздухе, словно его появление только лишь привиделось воспаленному разуму. Не теряя ни минуты, Ядвига подбежала к телу мужчины, упала возле него на колени и припала к груди, прислушиваясь к слабому сердцебиению.

— Жив! Боги, жив, хоть и едва дышит! — кричала она ему в лицо сквозь слезы. Ядвига прекрасно осознавала, что жизнь вот-вот покинет иссохшее тело. Жуткий кошмар, который так давно мучил девушку, начинал сбываться. Трясущимися пальцами она коснулась серого лица и поцеловала его сухие губы.

— Очнись, родимый.

«Он ужеее не слышиит тебяя. Умираааеет.» — раздалось вокруг призрачным эхом.

— Нет. Я не могу! Не позволю! — в отчаянии кричала она в ответ, отыскивая в дорожной сумке предметы, которые неизменно носила с собой, как однажды повелела ей Любица.

Наткнувшись на приданое, оставленное ей Зорицей, Ядвига вспомнила о тайном ритуале, описанном на последней странице книги.

— Я верну тебя! — по земле рассыпались ступка, пест, травы, огниво и длинная серебряная игла, которой однажды шила рваную рану на ноге умирающего.

Не думая о последствиях, Ядвига радовалась тому, что всё необходимое для проведения ритуала было под рукой. По счастливой случайности Николас пришел к воде, без которой ей ничего бы не удалось. Огнивом спасительница развела маленький огонь, после этого загребла ладонью воду, куда добавила измельчённый травяной состав. Достала иглу и уколола ею свой палец. Добавила несколько капель крови в воду и «подожгла» ее.

Огнем из ладоней она плеснула на грудь умирающего, неустанно вторя древнее темное заклинание, обращаясь к трём Богам, которые когда-то стали её спасением и одновременно проклятьем.

— Живи… Только живи.

Казалось, что время замерло, пока горящая заговоренная жидкость медленно всасывалась в кожу парня. Ещё несколько мгновений и, к её великому облегчению, он шумно втянул в себя воздух, словно только что вынырнул из глубин океана.

— Мммм… — застонал он, приподнявшись и оперевшись на локти.

Бескровное лицо уже не казалось таким серым, на щеках проступил здоровый румянец, а губы обрели цвет. Мужчина болезненно поморщился и открыл глаза, встречаясь с заплаканными красными глазами напротив.

— Ядвига? — в изумлении выпалил он. Казалось, что пред ним сладкое видение из прошлого, которое непрестанно преследовало его всё время. Её убитые горем глаза, полные обиды и страдания, каждую ночь являлись ему во снах, и он тянулся к женщине, которую любил до одури, пытался обнять, но беглянка то и дело ускользала. А поутру разум вновь туманился, лишая Николаса воли, и он жил, словно околдованный, не принадлежа себе более.

— Ядвига, милая…

Николасу столько хотелось рассказать, объясниться, упасть в ноги и молить о прощении, но Ядвига не дала договорить. Не желая слушать, она бросилась ему на шею и каждой клеточкой своего естества ощутила его прежнего: такого же родного, доброго, искреннего и чуткого… такого любимого.

— Живой, — она бормотала дрожащим голосом, а её тихие, полные скорби слезы мало-помалу впитывались в испачканную мужскую рубаху.

— Я помню всю… всю ту боль, что причинил тебе, — кусая до крови губы, каялся мужчина. Он коснулся вздрагивающих плеч Ядвиги и осторожно отпрянул, чтобы вновь заглянуть в магическую бездну её больших сияющих изумрудных глаз. — Ты ненавидеть меня должна, ведь нет мне прощения. Зачем спасла?! Лучше бы задушила собственными руками и даже этого было бы мало, чтобы искупить перед тобой, мой свет, вину.

— Нет в том твоей вины!

— Виноват, бесконечно виноват, ведь должен был бороться с чарами. Околдовала меня, окаянная, а я слаб оказался и пошёл за ней, как безмолвный раб, и теперь я достоин одного лишь презрения и ненависти.

Голова Николаса бессильно упала на грудь Ядвиги, а она только придвинулась к нему ближе и стала ласково поглаживать по спутанным влажным волосам.

— Я знаю, милый… Я всё знаю. Ушло дурное очарование, нет на тебе больше русалочьего проклятья.

— Русалочьего? — Николас поднял голову думая, что ему послышалось.

— Именно. Сегодня мне стало известно обо всём. Помнишь, как спасал ты меня из озера в деревне, где Любица жила?

Николас кивнул в ответ.

— Это всё проклятая русалка пыталась утопить меня, да на дно утащить, а потом и за тобой пришла, прокляла и жизненную силу выпила, оставив погибать.

— Но как ты узнала об этом?

Ядвига всё поглаживала голову мужчины, глядя в темное звёздное небо, и не понимала, отчего же сейчас настолько тяжко. Вроде, и Николаса спасла, узнала, что не по своей воле предал, а легче ни капли не становилось, даже наоборот — сидела в лесу с разбитою душою.

— Сон мне приснился…вещий, мой голубь сизокрылый. Долго думала, позабыть пыталась, да сердце всё не на месте было. Не стерпела и обманом к тебе поспешила, а ты тут… ни живой, ни мертвый.

— Но как же это? Я ведь чувствовал, что умираю. Что ты сделала? Почему я всё ещё живой, да и чувствую себя вполне?

Ядвига не могла раскрыть правды, на какие жертвы пошла ради его спасения. Решила, что так будет лучше. Ей уже не помочь: она непременно вскоре заплатит свою цену, а ему незачем остаток жизни себя корить. Вместо прямого ответа она одарила его нежной теплой улыбкой и сказала уклончиво:

— Как же я рада, что успела.

Оставляя не ведающего друга на земле, она поднялась с места и отвернулась, чтобы уйти, ведь больше ничего не могла поделать, но Николас подскочил следом и бросился ей на спину, горячо обнимая и прижимая к сердцу. Он зарылся лицом в длинные огненные волосы и гулко втянул в себя такой знакомый и сладкий аромат. Мимо воли губы сами впились в худое плечо и стали покрывать его отчаянными поцелуями.

— Не уходи… не покидай меня, — у Николаса задрожал голос. — Я и представить не смел, что смогу хоть раз ещё вот так прижать тебя к своей груди, коснуться рукой твоих волос, ощутить губами вкус твоих губ.

— Пусти…пусти меня, Нико, — трепеща всем телом от переполняющих её чувств, бессвязно бормотала Ядвига, вцепившись побелевшими пальцами в окрепшую руку мужчины.

— Не могу. Смертельно боюсь, что исчезнешь…

Всего один шаг, один поворот головы разделял давно разлученных возлюбленных от единения и сладострастного горячего поцелуя, и стоило Ядвиге только вспомнить гордое лицо дорогого князя, как в груди закипела страшная, пожирающая её душу злоба. Она возненавидела коварного вероломца, который ради своего счастья положил на жертвенный алтарь судьбу двух любящих сердец. Больше обреченную ничего не сдерживало, да и не хотела она уходить. Поддалась собственным желаниям, обернулась и упала в крепкие объятия Николаса. Спустя время мучительной разлуки их губы вновь сплелись в сладострастном поцелуе, после чего мужчина подхватил любимую на руки и осторожно уложил её на влажную траву. Ядвига забылась и отдалась Николасу без остатка. Она таяла в его руках, наслаждаясь близостью и той болью, которую причиняет мужу. Настало её время совершать безрассудные поступки, а впереди ещё ждала месть.

Николас глубоко спал, когда девушка осторожно выскользнула из его объятий, поправила стянутое с плеч платье и тихо встала.

— Навеки я твоя, любимый, душой и телом, — шепнула она ему на прощание и, оставив лёгкий поцелуй у виска, растворилась вдали пробуждающегося солнца.

«Теперь ты можешь жить дальше…» — подумала Ядвига, незаметно воротясь в повозку. Кучер всё ещё крепко спал, но времени на то, чтобы ждать, когда действие зелья рассеется, не было, поэтому девушка достала из сумки другой пузырек с сильным неприятным запахом, нейтрализующим действие сонного зелья, и сунула его под нос провожатого. Тот мигом пришел в себя, слабо понимая, что произошло.

— Поворачивай обратно, — твердо скомандовала Ядвига.

— Но, госпожа, мы ведь ещё не приехали…

— Нет времени. Мне стало дурно. Нужно срочно возвращаться!

Кучер тяжело вздохнул:

— Как прикажете.

Он ляснул лошадей, закричал «но», и повозка тронулась с места.

Ядвига знала, что дни её сочтены, но всю обратную дорогу до замка думала лишь о том, чтобы месть успела свершиться. Она устало прикрыла глаза и поняла, что силы начинают безвозвратно покидать её тело.

— Началось, — шепнула она себе под нос.

Потом звучно скомандовала слуге:

— Прибавь ходу!

«У меня есть всего три дня, но я ещё не завершила самое важное.»

Воротившись в замок, девушка поблагодарила извозчика за расторопность и поспешила в покои, в которых жила до замужества, когда лечила умирающего князя. Не сказав мужу ни слова, она закрылась там на три дня и три ночи.

Растирая деревянным пестом в ступе травы, она все пыталась найти хоть какое-то оправдание Витольду, но чистый разум, теперь отравленный ненавистью, отказывался его понимать.

— Нет тебе прощения, душегубец! — сквозь зубы шипела она, раздувая под котелком огонь. — Не прощу! Не помилую!

Ароматные травы посыпались в кипящую воду, окрашивая её в кроваво-красный цвет. Сейчас Ядвига варила последнее в своей жизни зелье, и оно предназначалось для драгоценного любимого мужа.

— Он знал, знал, что я любила другого… — она с ненавистью стирала рукавом предательские слезы, — но в его сердце не нашлось жалости ни для Николаса, ни для меня…

Девушка схватила со стола серебряную иглу и, уколов палец, добавила в зелье несколько капель своей крови.

— Вот и в моём сердце больше нет жалости.

Как бы она ни пыталась убедить себя, но глупо было отрицать, что она давно полюбила Витольда, и эта любовь была такой же сильной и крепкой, как её ненависть к нему.

— Ненавижу! За то, что обманул. За то, что заставил пережить столько боли, — зелье кипело, бурлило, шумело, разнося по комнате едкий запах сухостоя, — за то, что чуть не сгубил Николаса.

Во время приготовления яда она сосредоточенно читала заклинания, когда не отвлекалась на проклятья в адрес предателя. Как и учили её знающие, целебное зелье становилось сильнейшим ядом, если щедро сдобрить его правильными травами.

Всё время её оставшейся жизни Ядвига потратила на то, чтобы изготовить орудие мести, но под самый конец воспалённые нервы окончательно сдали.

Бедняжка медленно сползла по стене, закрывая лицо руками.

— Что же я наделала? — она ударила себя кулаком в грудь, пытаясь заглушить чувства и сомнения. — Почему всё так сложно?! О боги! Почему я не могу просто его ненавидеть? Зачем полюбила? Как могла пустить в своё сердце?! Как могу любить до сих пор, после всего, что узнала?!

Но несмотря на это, Ядвига, преодолевая слабость, поднялась, достала свою длинную серебряную иглу и окунула её в зелье.

Голова сильно кружилась, в глазах темнело, но в трясущихся руках всё ещё оставалась сила.

— Времени больше не осталось.

Струсив лишние капли с конца иглы, она отперла дверь и, полная решимости, направилась к мужу, готовясь осуществить задуманное.

— Душа моя, что происходит? Тебе нездоровится? Я не знал, что уже и думать, — Витольд пошел в сторону жены и нежно обнял её. Он был так рад её видеть, что не сразу обратил внимание на темные круги под её изумрудными глазами.

Ядвига вымученно улыбнулась и солгала:

— Тебе не о чем беспокоиться. Со мной всё хорошо.

— Почему ты заперлась в старой комнате и отчего так долго не покидала её?

— Прости. Мне нужно было время, чтобы восстановить силы после поездки, — девушка положила голову на грудь мужа и прикрыла глаза, прислушиваясь к мерному биению его сердца. — Спасибо, что отнёсся с пониманием.

Крепкие мужские руки сомкнулись на тонкой талии, притягивая её ближе.

— Хоть мне было и трудно, но я не посмел потревожить твой покой.

Он с такой нежностью смотрел на жену, что она не сдержалась. Предательское сердце заныло, забилось чаще, а губы сами потянулись к его нежным сладостным устам.

Витольд с радостью подался навстречу. На миг их соединил живой, полный любви и отчаянной страсти поцелуй, с горькой помесью предательства.

«Как же хочется насладиться тобой в последний раз», — подумала Ядвига и вслух добавила: — Я люблю тебя, мой князь.

Это было самое счастливое и самое горькое мгновенье в жизни её мужа.

Ответные слова застыли на его губах, когда он ощутил острую боль в области сердца.

Глаза его широко распахнулись, когда он перевел недоумевающий взгляд с лица жены на иглу, глубоко загнанную в его грудь. Она едва задела сердце, но этого было достаточно, чтобы смертельный яд начал стремительно распространяться по его телу.

— За что? — с болью в голосе спросил он, переводя на жену страдальческий взгляд. — Что же ты наделала…

Ядвига отступила назад, прикрывая дрожащие губы руками. Слова застряли в её горле. Она и представить не могла, что месть окажется столь горькой и трудной. Вынести скорбь в глазах мужа было почти невозможно.

Князь все ещё стоял, не в силах ни пошевелиться, ни сделать глубокий вдох.

— Я же любил тебя…

И только сейчас Ядвига нашла в себе силы ответить:

— Я всё знаю.

— О чём ты?

— Ты поплатился за своё коварство и предательство, — бешено бьющееся сердце в груди заглушало её собственные слова.

— Ядвига… — Витольд попытался сделать шаг, но оступился. Ему было стыдно, страшно и невыносимо от того, что всё так обернулось.

Предчувствуя стремительно приближающуюся кончину, Ядвига упала на колени, обнимая себя за плечи.

Она смотрела на мужа сквозь пелену слез.

— Прокляла я тебя. Обрекла на вечные муки, а ему отдала свою жизнь. Не вышло у тебя отнять её…

Последние слова обреченная вымолвила, падая без чувств ниц. С последним вздохом глаза её навеки закрылись.

С ужасом наблюдая за кончиной жены, Витольд рухнул рядом с ней, сгребая обмякшее тело в свои объятия. Он судорожно вцепился пальцами в её огненные волосы и стал покрывать белое лицо отчаянными поцелуями.

— Я не хотел, чтобы так всё закончилось. Я ошибся, но любил и всегда буду любить тебя.

Горькие слезы орошали бескровные губы жены.

— Нет! Очнись, любовь моя… Не умирай! Молю!..

Он громко кричал, как ему казалось, но на самом деле из его груди вырвалось лишь тихое шипение, ведь и его жизнь уже висела на волоске.

— Очнись… прошу… я же так люблю тебя…

Он всё не отходил от бездыханного тела до тех пор, пока сам не упал замертво возле Ядвиги. Лишь тоненькая длинная серебряная иголка издала пронзительный звон, выскользнув из груди мужчины рядом с телами.

К сожалению, а вернее на свою беду, Ядвига была всецело поглощена своей местью, оттого и не успела позаботиться о том, чтобы её тело было погребено должным образом. Первым мертвых супругов нашел верный слуга. Он бросился к телам, но было уже слишком поздно. Никто не знал, что делать в подобном случае, ведь господа были так молоды и никто не думал об их преждевременной кончине, поэтому было принято решение поместить тело князя Витольда в фамильный склеп, а тело его жены сожгли, а прах поместили в домовину, окуренную дымом и установленную на столбах. Такие избы смерти всегда напоминали живым человеческое жилище, но без окон и дверей.

Никто и представить не мог, что отныне душа Ядвиги никогда не сможет найти покой.

* * *

Ровно через год, в день смерти, домовина Ядвиги треснула, и урна с её прахом разбилась на сотни мелких осколков, разнесенных сильным порывом ветра. Да только сам прах не развеялся, а поднялся вверх плотным облаком. Всё в округе заволокло густым туманом, а когда всё улеглось и дымка растаяла, на его месте возникла девушка с огненно-рыжими волосами. Из-под черных юбок виднелись босые ноги. Только одна из них была белой костью без плоти и крови. Отныне она превратилась в духа, проводника между миром живых и миром мёртвых.

— Аааа! — громкий крик боли раскатом грома разлился по округе.

Душа Ядвиги не смогла обрести покой и пока ей было сложно осознать, что произошло.

— Что со мной? — бедняжка была в растерянности. Она ещё не понимала, что обречена была на вечную жизнь. Только и жизнью это назвать нельзя было. Ни жизнь и ни смерть. Не человек и не мертвец. Одной ногой в мире живых, другой — в мире мёртвых.

Из пугающего оцепенения её вывел знакомый крик старого друга — сокола.

Ядвига посмотрела ввысь и вскинула руку к небу:

— Лети ко мне, дружок.

Сокол послушно приземлился на вытянутую руку девушки и тревожно забил крыльями, но не улетел.

— Спасибо, малыш, — она погладила его по блестящим крыльям. — Давно же мы не виделись.

Испуганные глаза птицы раскрыли Ядвиге правду, объяснили, кем теперь стала, но смириться с этим ей было очень непросто.

— Значит, не смерть стала моим наказанием… а проклятье…


Однако не только Ядвига была обречена на вечное скитание. Не суждено было ей остаться одинокой.

Опустевший замок содрогнулся. Тяжёлая каменная плита упала с саркофага, где покоилось тело умершего молодого князя Ковза. Сперва показались длинные худые пальца, а потом наружу выбрался иссохший, обтянутый тонкой бледной полупрозрачной кожей мужчина. Его черные, как ночь, волосы ниспадали на плечи, блестящие глаза почернели пуще прежнего, щеки впали, а широкий подбородок стал более острым и вытянутым. В нем все ещё проглядывалась прежняя красота и очарование, только теперь вместо восхищения предначертано ему вселять ужас в сердца людей.

Чёрное похоронное одеяние подчеркивало необратимые изменения, которые претерпело его тело в могиле. Ростом и шириной плеч мертвец остался всё таким же, но теперь он выглядел болезненно исхудалым.

Растерянно оглядывая свои тощие бескровные пальца, Витольд заревел, как раненый зверь, вымещая всю свою злобу:

— Ядвига!

Он сделал первый шаг к выходу и мучительно насупился. Каждый шаг давался мужчине с трудом.

— Я найду тебя!

Живой мертвец безошибочно ощутил присутствие в этом мире той, кто обрёк его на вечные муки. Все его нутро сгорало от жгучей ненависти и безумной любви к этой женщине.

Медленно поднимаясь по каменным ступеням опустевшего замка, мужчина вернулся на место своей кончины.

— Что это?

Он присел и хотел было поднять с пола серебряную иглу, что стала орудием его убийства, но блестящий металл больно обжёг его руку.

— Ах! Какого лешего? — злобно зарычал мертвец.

Он долго рассматривал предмет и всё же решил перепрятать его. Что-то подсказывало, что отныне игла как-то связана с ним. Оторвав от пыльной шторы кусок, Витольд осторожно поднял иглу и повертел её в руках.

— Значит, с твоей помощью я стал таким. Ну что ж, стоит приберечь тебя и спрятать в надёжном месте, где никто не сможет до тебя добраться.

Подойдя к окну, мертвый князь с тоской взглянул на просыпающееся солнце и понял, что отныне у него есть одна только цель:

— Я обязательно найду тебя, Ядвига. Когда станешь моей, то буду жестоко мучить тебя и страстно любить до скончания веков.


Эпилог.


Душа девушки навсегда была привязана к опушке леса, где находился её прах, а в конце густого дремучего леса начиналось царство мёртвых.

Замок стал вечной обителью живого мертвеца. И Витольд, и Ядвига точно знали, что оба восстали. Они чуяли друг друга на расстоянии. Они оба горели жгучей ненавистью друг к другу, при этом сгорая в огне страстной любви. И так им предстояло провести вечность.

Они были скрыты от посторонних глаз, если сами того хотели. Но пытались уничтожить друг друга, если только могли.


Николас дожил до старости, но так и не смог перенести утрату любимой женщины. Он ушёл в горы, где жил отшельником до самой смерти. Ядвига иногда позволяла себе наблюдать за ним, но он никогда её не видел. Она вновь пережила всю боль утраты, когда он умирал, будучи уже седовласым стариком. И когда его молодая душа покинула старое изможденное тело, Ядвига пришла.

— Пойдём со мной, — она протянула к нему свою руку.

— Ядвига? Это ты? — Николас не верил в происходящее, ведь ещё не осознал, что настало время прощаться навеки.

— Да, Николас, я давно ждала тебя.

Против воли она взяла его за руку и помогла истерзанной душе попасть к вратам царства мертвых, где он должен был наконец обрести покой.

Стоя на краю, мужчина не решался отпустить холодную руку возлюбленной и сделать последний шаг.

— Не уходи. Останься рядом со мной, — слёзно просил он, поднося тонкую ручку к губам.

— Тебе уже пора, свет мой.

Как бы ни было Ядвиге тяжело, но задерживать душу на краю миров было слишком опасно. Она подарила Николасу последний поцелуй перед тем, как навечно отпустить руку любимого. Он молча наблюдал за ней, радуясь возможности ещё раз прикоснуться к этим огненно-рыжим волосам.


Прошло много столетий перед тем, как первый богатырь появился на пороге дома Ядвиги, стоящего на опушке леса. Тогда она и задумала «насолить» своему любимому и ненавистному муженьку. Больно опостылела ей загробная жизнь. Скучно стало…


ЭТО НЕ КОНЕЦ. ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО.

Загрузка...