Баба Яга: Начало бессмертия

Глава 7

Минул год.

Раздался сильный и решительный стук в дверь. Николас стоял на пороге отчего дома, откуда его с позором изгнали годом ранее. Если бы не тоска по матери, то он и не стал бы наведываться, ведь у него было куда более важное дело, из-за которого он и отважился нарушить изгнание.

Знакомый скрип открывающейся двери больно резанул по сердцу, и на пороге возникла женщина с осунувшимся от переживаний и тяжёлого физического труда лицом.

— Николас! — дрожащим голосом воскликнула мать и испуганно оглянулась, посмотрев в дом. — Мальчик мой! Как же так? Откуда ты? Ох! К чему это всё я, заходи же скорее.

Материнской сердце, которое не переставая болело все это время, не выдержало. Сердобольная женщина схватила сына за руку и потащила за собой в дом, следом закрывая дверь.

— Здравствуй, матушка, — виновато улыбнулся Николас, желая только одного — наконец обнять родительницу, прижать к груди, ощутить и раствориться в её материнской теплоте и ласке.

— Боги, Николас, мальчик мой! — её большие выцветшие глаза наполнились слезами. — Иди же скорее ко мне, позволь обнять тебя!

Точно вернувшись в детство, некогда юноша, но теперь мужчина, как малое дитя, бросился в руки матери, припадая к её сердцу. Она прижимала сына к груди, целовала виски, глаза, щеки и горько плакала, терзаемая длительной разлукой.

— Как же ты изменился, сынок, — всхлипывала она, — окреп, похорошел, силы набрался! Как же ты жил всё это время, родненький?!

— Матушка, прошу не плачь. Со мной никакой беды не приключилось. Живу хорошо, не бедствую. А тебе тут как живётся?

— Ох, мой хороший, теперь всё поладится, коли я знаю, что сын мой в добром здравии.

— Отец не бранится, не обижает?

— Ворчит постоянно, окаянный, да только то пустое. Привыкла давно, а вот без тебя тошно было, тоскливо. Душа не на месте.

— Ну полно тебе убиваться, со мной все добре.

Внезапно из соседней комнаты раздался раздраженный бас хозяина:

— Кого ещё нелёгкая принесла?! Кто к нам пожаловал, Вольга?

Мать вздрогнула, побледнела и обернулась, пытаясь спрятать за спиной сына, который был на две головы выше неё самой.

Наконец в переднюю вышел Радзимиш. Крепкий мужчина с сильными мозолистыми руками, привыкшими к труду, суровым и твердым взглядом, утяжеляющимся густыми черными бровями, хмуро сходящимися на переносице. Его грубая мужицкая простота лишь подчеркивала крутой нрав и горячесть.

— Как посмел ты ослушаться родительского слова и вернуться, щенок?! Да за такую дерзость я шкуру с тебя спущу! — завопил хриплым голосом мужчина.

Но Николаса было не испугать пустыми угрозами и физической силой отца. За прошедший год парню многое довелось пережить, многому научиться. Теперь уже он не тот неумелый мальчишка, а закаленный в суровых условиях мужчина.

— Мало тебе позора, который навлек ты на нашу семью?!

— Радзимиш, прошу, не гневайся! — обливаясь горькими слезами, взмолилась мать.

— Замолчи, женщина!

Не обращая внимания на бледную, как полотно, жену, мужчина шагнул в сторону сына и схватил его за грудки, замахиваясь тяжёлым кулаком. Он бы нанес удар дерзкому мальчишке, если бы тот не вцепился в запястье отца и не сорвал с отвращением его руку со своей груди.

— Никогда более ты не посмеешь меня ударить! — процедил он сквозь зубы, меча молнии янтарными глазами. — Тем более, что я пришел сюда только ради матери. Честь, о которой ты так громко восклицаешь, не пострадает. Я ухожу и больше не переступлю порог твоего дома.

— Щенок! — в ярости выплюнул отец, но более отпрыск не обращал внимание на жестокого бездушного родителя.

С тяжёлым сердцем Николас подошёл к матери, заглянул в её убитые горем, но добрые глаза, оставил целомудренный поцелуй на щеке приговаривая:

— Не тревожься, матушка, со мною все будет ладно. Ты лучше себя береги, а мне уже пора.

— Куда же ты, сынок? — едва слышно прошептала она, не желая отрывать взора от любимого сына.

— Дело важное и срочное у меня имеется. Пойду я.

Уходя Николас мазнул по отцу холодным взглядом, полным презрения, и затворил за собой дверь.

— Если он вернётся… — зашипел Радзимиш, но Вольга не позволила ему договорить. Она топнула в сердцах ногой и обрушилась на мужа с дикой бранью.

— Молись богам, чтобы он вернулся, Радзимиш! В противном случае не прощу тебя! Прокляну! Не позволю более твоему упрямству и дряхлой гордости лишить меня сына! Коли прогонишь его в очередной раз, я уйду вместе с ним! Помяни моё слово!

Не желая больше глядеть на мужа, она закрыла лицо руками и бросилась во двор, задыхаясь в душной хате.

Веслав насторожился, когда услыхал стук в дверь. Изредка на его пороге появлялись деревенские с просьбой получить целебное снадобье от Ядвиги, когда Зофья была не в силах помочь. Веслав внимательно выслушивал посетителя и приказывал дожидаться у ворот, а сам передавал слова пришедшего дочери, не позволяя ей ни с кем видеться. Он сам собирал и приносил ей необходимые травы, коренья и цветы, а она сушила их, измельчала в своей ступке дубовым пестом, да варила в котелке, оставляя снадобье доходить в печи. Мужчина видел, как исхудала и побледнела его дочь в неволе, но менять своего слова не намеревался. Вот и в этот раз староста думал, что очередная баба пришла просить зелья для захворавшего дитятки. Он отворил дверь и застыл на месте. Глаза его округлились, а лицо побагровело от ярости, когда на пороге своего дома он увидел проклятого мальчишку, который был изгнан из деревни год тому назад.

— Как посмел ты вернуться и ступить на порог моего дома?! — змеиным голосом зашипел Веслав. — Что ты тут делаешь?!

Гордо расправив плечи, Николас уверенно ответил:

— Мне необходимо повидаться с Ядвигой.

Староста едва не задохнулся в гневе от подобной наглости.

— Убирайся подобру-поздорову, пока я не взял в руки лук и не запустил стрелу в твою голову.

Он хотел с грохотом захлопнуть дверь, но Николас остановил ее, цепляясь пальцами за сбитые доски.

— Прошу, поверьте: если бы дело не было крайней важности, я бы не осмелился тревожить Ваш дом своим присутствием. Не пустые беседы пришел с вашей дочерью вести.

Как бы сильно старший мужчина не ненавидел юнца, но он был не глуп, и по одному его лицу только понял, что говорит тот правду, да и дело серьезное.

— Говори, чего хотел, а после убирайся отсюда. Так и быть, я передам твои слова дочери.

— Боюсь, что должен просить её идти со мной в горы.

Злая усмешка заиграла на заросшем густой черной бородой лице Веслава, а после он и вовсе разошелся надменным смехом.

— Ополоумел ты что ли, коли посмел явиться ко мне с такой просьбой?!

Но непрошеному гостю было не до смеха. Он сдвинул густые брови у переносицы и сказал:

— Не до шуток мне в столь трудный час. Старик умирает, и только Ядвига способна его излечить.

Кажется, Веслава ни капли не тронули его слова.

— Она передаст ему травы. А теперь убирайся. Можешь наведаться к Зофье, может, она тебе чего подскажет.

Внезапная ярость охватила молодое горячее сердце. Николас вспыхнул, как факел, и гневно зарычал, сжимая в досаде кулаки:

— Оставьте травы при себе. Старик вскоре помрёт, если Ядвига не пойдёт со мной. И его смерть будет на ваших руках, что из-за своего упрямства не позволили дочери делать то, ради чего боги одарили её своей милостью!

Более парень не боялся гнева упрямого старосты. Он был готов стоять до конца и пойти на что угодно, только бы добиться своего. За срок изгнания он привык и успел полюбить старого отшельника. Тот принял его в свой дом, обогрел, накормил и стал относиться как к своему родному сыну, передавая тому свои знания, накопленные за долгие лета уединенной жизни. И теперь Николас не мог позволить старику умереть, когда тот был ещё не готов покинуть Землю Матушку.

Веслав хмуро глядел на пришельца, поджав тонкие губы, и размышлял.

— Быть по-твоему. Жди здесь. Скоро мы в путь снарядимся.

Оставляя своего врага на пороге, Веслав затворил за собой дверь и пошел за дочерью.

Ядвига всегда старалась при матери улыбаться, и только лишь наедине с собой она могла показать то, что чувствовала на самом деле. Ощущая себя одинокой, покинутой и лишённой свободы птицей, которой отрезали крылья, она всё больше мрачнела, теряя надежду на спасение из заточения. Толстые книги и заготовки трав, привезенные отцом, стали для бедняжки единственным утешением. И если днём ещё удавалось хоть немного отвлечься, то ночью на Ядвигу лавиной обрушивались тягостные мысли. Но чаще всего она думала о соседском юноше, которого обрекли на страшную долю.

«Где он сейчас? Что с ним стало?» — раз за разом проносилось в её голове. Она вспоминала его сияющие янтарные глаза, добрую нежную улыбку, звонкий заливистый смех и сильные руки, так часто поддерживающие её. Ядвига никогда и представить не могла, что так сильно будет тосковать по нему, но сейчас пустота в душе только росла.

Девушка стояла у стола и в очередной раз перекладывала травы, чтобы они скорее высохли, когда в комнату вошёл отец.

— Собирайся в дорогу, — нехотя буркнул он и отвёл взгляд в сторону.

Ядвига удивлённо уставилась на него, не веря собственным ушам.

— Не делай вид, что не слышала. Я сказал, чтобы ты собиралась. Да травы с отварами всякие прихвати. Кажется, там дело серьезное.

— Ты… ты позволишь мне выйти из дому?!

— Именно так, но после ты вернёшься домой. Наказание я не отменял.

Сперва девушка хотела спросить, куда они пойдут, но понимая, что это не имеет никакого значения, скоро засобиралась. Она накинула на плечи теплую шаль, собрала в сумку зелья и снадобья, да сухие стебельки, и, едва не задыхаясь от восторга, выпорхнула из комнаты. Веслав, вооружившись луком и стрелами, пошел за дочерью.

С одобрения отца девушка отворила входную дверь и застыла на пороге не моргая. Перед ней стоял он, юноша, чей светлый лик Ядвига так часто видела во снах и перед кем ощущала бесконечную вину.

— Николас? — неуверенно пробормотала она, мечась по нему взглядом.

— Здравствуй, — радушно улыбнулся мужчина, но тут же стал более серьезным, когда завидел за спиной целительницы её угрюмого отца.

В Николасе боролись желание обнять, прижать к сердцу Ядвигу и желание уйти как можно скорее, ведь с каждым мигом сама мысль о грядущем расставании становилась всё более невыносимой.

— Что ты тут делаешь? — в недоумении спросила девушка.

— Пришёл за тобой.

Нику столь многое хотелось сказать Ядвиге, но гнетущее присутствие её отца убивало слова, сводя их до нескольких коротких фраз.

— Вижу, что вы с отцом уже готовы.

— Да, но что произошло? Кому нужна моя помощь?

— Охотник, живущий в горах, умирает, а я ничем не могу ему помочь.

— Почему же ты к Зофье не обратился? Она всё-таки ближе обитает.

— Нет, думаю, что она не в силах помочь. Тут дар твой необходим.

— Я попробую сделать всё, что смогу.

— Тогда поспешим, — поторопил Николас, выдвигаясь в дорогу.

Шли они, не теряя время на привал, и уже на рассвете вдали показалась ветхая изба старого отшельника. Ядвига бросилась в сторону дома, позабыв о том, как сильно болели её ноги от усталости.

Дверь оказалась не заперта, и девушка вошла первой, оглядываясь по сторонам. Изба была небольшая, но чистая и светлая. Деревянные стены подпирали широкие лавки, а в центре комнаты стоял стол, заваленный выделанными шкурами. В дальнем углу стояла остывшая печь, на которой под потолком лежал старик. Неестественная бледность и впалые щеки делали его похожим на мертвеца, и лишь едва заметное подрагивание выцветших ресниц и тихое дыхание говорили о том, что в измученном теле всё ещё теплится слабый огонек жизни.

Ядвига подошла ближе и осмотрела умирающего.

— Ох, как худо он выглядит.

— Сможешь что-то сделать? — за спиной раздался печальный голос изгнанника.

Ядвига лишь пожала плечами и принялась раскладывать на лаве из узелка склянки да свёртки.

— Тяжко сказать. Сперва мне его осмотреть надобно, а после и за лечение примусь. Когда он слег?

— Уж третий день как. Мы на охоте были, когда ему сделалось дурно. Побледнел, потом холодным покрылся, глаза закатил, точно со светом белым прощается, да упал наземь. Я только и успел голову подхватить, чтобы о камень затылок не расшиб. После принес Митрича на руках, уложил на печь, попытался напоить крепким мятным отваром и понял, что нельзя терять время. Сам я ему ничем не помогу, а у тебя знаний и сил на это хватит. Боязно оставлять его было, но выбора не оставалось. Всё время богов молил, чтобы он жив остался, да тебя дождался.

Пока Николас рассказывал, Ядвига осмотрела старика, как умела, и поняла, что времени у него осталось немного.

— Слаб он очень, но надежда есть.

— Что с ним?

— Сердце слабое и если ничего не сделать, то умрет совсем скоро. Я сейчас же примусь за приготовления отвара, но мне не хватает одной травы. В наших лесах она не растет, но в вашей местности точно должна быть. Сможешь отыскать?

— Конечно. Расскажи, как она выглядит, и я всё достану.

Пока девушка в подробностях рассказывала, как выглядит растение, в хату вошёл староста. Он сложил в уголок лук и стрелы и подошёл к дочери.

— Я могу чем-то помочь?

— Да. Будешь смачивать ему этим губы, пока я отвар готовлю, — она протянула отцу пузырек с прозрачной жидкостью и с недоумением посмотрела на Николаса. — А ты что стоишь?! Поторопись! Без этой травы не спасти мне дедушку.

Парень спохватился и выбежал из дома, припоминая полянку, где не так давно видел подходящие под описание Ядвиги цветы.

К счастью, воротился он довольно скоро, прижимая к груди охапку сочной зелёной травы с небесно-голубыми цветениями.

— Они? — спросил юноша, отодвигая шкуры в сторону и осторожно укладывая добычу на стол.

— Они! Нашёл!

Ядвига подбежала к благоухающим растениям, оборвала несколько цветущих шляпок и, бросив в ступку, принялась их растирать, пока те не превратились в зеленовато-голубую кашицу.

Пока Николаса не было, Веслав по указанию дочери растопил печь, в которой уже закипало снадобье. Ядвига добавила в горшочек содержимое из ступки и осторожно размешала, заканчивая приготовление.

— Это поможет? — спросил старший мужчина, заглядывая дочери через плечо.

— Должно…

Весь день напролёт Ядвига ухаживала за больным. Отпаивала его снадобьем, растирала холодные руки, разгоняя кровь по телу, читала заклинания и окуривала тлеющими корешками найденных Николасом растений.

Когда тёмная ночь окутала землю, а на небосводе ярко засияли звёзды, Ядвига присела на лавку у печи, устало прикрыв глаза и смахнув со лба пот. За весь день она так ни разу и не присела, отчего ноги страшно ныли.

— Тебе нужно отдохнуть, — подойдя ближе, сказал Николас. Глядя на измученную Ядвигу, он не на шутку стал беспокоиться о том, как бы её саму потом не пришлось восстановительными отварами выпаивать.

Но девушка и слышать ничего не желала.

— Нельзя. Сейчас самое тяжёлое для дедушки начинается. Ему бы эту ночь пережить, а там уж и полегче будет. Если до рассвета протянет, то значит, что в теле силы есть.

— А ты как думаешь? Он справится?

— Я чувствую, как силён и упрям его дух. От того и дожил до своих лет.

— Благодарю, Ядвига, от всего сердца. Ты спасение для многих…и для меня…

Молодые люди ненадолго остались одни, без пристального внимания старосты, и Николас хотел было приоткрыть тайну своей души, как их спокойствие было нарушено.

— О чём толкуете?

Веслав воротился со двора, неся перед собой крупные поленья, чтобы накормить прожорливый огонь в печи.

— Говорю, что ночь будет длинная и к утру всё решится.

Стараясь выглядеть как можно бесстрастнее, девушка вернулась к своему подопечному, по капле давая испить ему целебное зелье.

К счастью, на рассвете случилось то, чего все так долго ждали. Дыхание больного стало более уверенным и спокойным. Лицо приобрело живой румянец и уже сдавалось, что охотник просто глубоко спит. Только сейчас Ядвига позволила себе отойти от больного и вышла на улицу.

Она так утомилась, что совершенно не обращала внимания на утреннюю прохладу, что кусала босые ноги.

Вокруг было тихо и спокойно, и Ядвига залюбовалась багряным восходом, пробивающимся средь косых облаков и разделяющим царство земное и небесное. Сейчас ей дышалось так легко и свободно, как никогда ранее. Впереди её вновь ждёт заточение, но только не сейчас. Утомленный бессонной ночью отец мирно спал, прислонившись спиной к стене в углу хаты, а это значило, что у Ядвиги есть миг тишины и покоя, когда она вновь могла ощутить себя живой.

— Ты молодец, — вслед за тихим звуком закрывающейся двери послышался спокойный голос её спасителя. Николас подошел и присел на крылечке рядом с подругой, приветствуя пробуждающееся солнце задумчивым взглядом. — Откуда ты знаешь всё это… заклинания, травы, отвары? Разве можно всё это запомнить?

— У меня было много времени на изучение, — с волнительным трепетом в сердце девушка вспомнила то призрачное время, которое провела со своей наставницей Любицей, а после и с невыносимой тоской последний год, проведенный в заточении.

Печаль в её голосе болью отозвалась в мужском сердце, и Николас невольно обернулся, позволяя себе дерзость — полюбоваться дивным образом, который давно уже не покидал его мысли.

— Мне так жаль, что всё так произошло.

— Знаешь, несмотря на то, что я впервые за долгое время вышла из дому, жалею лишь об одном, — Ядвига повернула голову в сторону собеседника и виновато поджала губы, — что тебя подвергли столь жестокому наказанию. Из-за меня тебя выгнали из деревни. Из-за меня твой отец отказался…

Но парень резко прервал её, сурово нахмурив брови, вспоминая день, когда его жизнь навсегда изменилась.

— Нет, Ядвига, ты ошибаешься. Нет в том твоей вины. Я сам принял решение. К тому же, с отцом давно отношения не ладились. Уж больно он трудный и упрямый человек. Похуже твоего будет.

— Ты скучаешь по дому?

— Нет, — решительно ответил он и, протянув руку, коснулся бархатистой девичьей щеки, лишенной от усталости румяных красок. — Все это время я тосковал лишь по тебе.

Наконец он смог признаться в том, что тяжёлым грузом лежало на его сердце долгое время.

Молодые люди встретились взглядами и замерли, любуясь и изучая друг друга. Ядвига видела перед собой всё такого же доброго и прекрасного Нико, только уже более сильного и крепкого, а в глазах парня она стала ещё более прекрасной, нежной и ранимой.

— И я скучала, — несмело прошептала дева, заливаясь румянцем от смущения. Она прикрыла глаза, растворяясь в нежном прикосновении крепкой мозолистой руки, всё ещё бережно ласкающей ее лицо. Нико и раньше касался её, поддерживал, утешал, но сейчас всё было иначе. Более Ядвига не могла разглядеть в нем доброго друга, теперь она смотрела на него как на мужчину, преисполненного чувствами и…

Внезапный скрип половиц и звук приближающихся шагов разрушил их умиротворенное единение. Они испуганно отпрянули друг от друга и удручённо направили взоры вдаль, словно не видели ничего и никого, кроме дивной зори.

На пороге появился Веслав, упирая кулаки в бока и недовольно оглядывая сидящих на крыльце детей.

— Что вы тут делаете?

Ядвига ответила, не глядя на отца:

— Дух переводим и воздухом свежим дышим. Устали шибко.

— Заканчивайте ворковать. Старик…кажется, очнулся.

Окрылённые радостным известием, молодые люди поднялись и воротились в избу.

Выхаживали они ослабевшего старика семь дней и ночей. У каждого была своя работа. Ядвига готовила снадобья и занималась лечением, Николас готовил пищу и сменял девушку у лежанки больного, когда её окончательно покидали силы и морил сон, а Веслав колол дрова и приносил из леса дичь да ягоды. На короткое время между мужчинами установился хрупкий мир, и бдительность строгого отца притупилась. Благодаря этому у Ядвиги и Николаса появились редкие моменты, когда они оставались наедине и могли спокойно говорить, не опасаясь того, что их улыбки и взгляды станут причиной отцовского гнева.

Один раз Ядвиге даже было позволено прогуляться по лесу до темноты.

Она брела, задумчиво откидывая камешки из-под ног, и не обратила внимание, что за ней давно кто-то следует. Лишь приглушённый смешок вывел её из задумчивости. Девушка обернулась и увидела сияющего Николаса.

— Что ты тут делаешь?

— Тайком выбрался из дома. Не хотел, чтобы ты в одиночку блуждала незнакомым лесом. Здесь водятся дикие звери. Я волновался, — он резко остановился и, не сводя добрых глаз с девушки, добавил: — Но могу уйти, если ты хотела побыть одна.

Ядвиге было хорошо вдали от людских домов, но и оставаться в одиночестве она не хотела. Вернее, ей хотелось, чтобы только один из всех был сейчас рядом.

— Не уходи! — воскликнула она, опасаясь, что Нико воротится домой. — Побудь со мной.

Мужчина с облегчением вздохнул, не в силах сдержать счастливой улыбки, и подошёл к Ядвиге. Теперь уже молодые люди продолжили путь вместе. Они медленно прогуливались по лесу, всё дальше уходя от дома, не решаясь нарушить робкое молчание. Казалось, что им не нужны были слова. Достаточно было взгляда, наполненного нежностью, чтобы угадать мысли друг друга. Каждый из них понимал, что более не представляет своей жизни порознь. Ядвиге столько хотелось сказать, но решилась она только на бессвязный вопрос.

— Как ты нашел это место? Дорога трудна и запутана. Без сопровождения можно и сбиться с пути.

— Сюда меня привёз отец, а когда я возвращался в деревню, то не думал о дороге.

Ядвига спросила, смущенно опустив глаза:

— И о чём же ты думал?

— Не о чём, а о ком.

— И о ком?

Николас замер на месте и, не сводя влюбленного взгляда с девушки, обнял тёплыми ладонями её лицо.

— О тебе.

Казалось, что весь мир вокруг перестал существовать и никого больше нет, кроме них двоих.

— Я думал о тебе всё это время, и только надежда на новую встречу помогала мне просыпаться на заре и провожать солнце на закате.

Борясь с сомнениями, юноша приблизился к любимой и склонившись осторожно коснулся нежных лепестков алых губ.

На мгновение глаза девушки округлились от удивления, но потом она отдалась чувству, переполняющее трепетное сердце. Закрыла глаза, обвивая мужскую шею руками, и ответила на прикосновение его губ самозабвенным поцелуем.

Наконец случилось то, чего так жаждали два молодых страстных сердца. Чувства, зародившиеся уже давно, вспыхнули в них с новой неистовой силой. Николас сильнее прижимал к себе возлюбленную, ощущая мелкую дрожь, рассыпающуюся в её хрупком прекрасном теле.

Ядвига со всей страстью, которая таилась глубоко в душе всё это время, отдалась ему. Нежный, долгий и такой долгожданный поцелуй объединил их сердца и души навеки.

— Я люблю тебя… — тихо прошептал Николас, нехотя отрываясь от пьянящих губ.

— Нико…

— Нет. Ничего не говори. Я не вынесу отказа.

Ядвига едва скорбно не застонала, когда заглянула в глаза Николаса, в которых плескались неуверенность и тоска.

— Разве не хочешь услышать, что я чувствую к тебе? Ведь… — целительница помедлила, наслаждаясь его смятением, — я люблю тебя.

В эту минуту юноша словно обезумел от счастья. Он подхватил любимую и закружил в воздухе, развивая на ветру длинные огненные локоны. Мир вокруг Ядвиги кружился, а она смеялась, не чувствуя опоры под ногами. Николас же всё не мог поверить, что его чувства взаимны и больше нет необходимости скрывать свою любовь.

— Поставь меня, глупый, на землю.

— Нет. Хочу, чтобы ты повторила, что любишь меня, — он продолжал кружить ее.

— Люблю! Люблю! Люблю! — громко повторяла она, пока не бросилась ему на шею и не подарила свой горячий поцелуй в подтверждение своих слов.

Однако их счастье было омрачено серьезным препятствием.

— Но что мы будем делать? Что скажем родителям? Над нашими головами всё ещё тяготит наказание. Мне не позволено покидать отчий дом, а ты до сих пор в изгнании.

— Более это не имеет значения. Мне некого бояться, поэтому я возвращаюсь с вами в деревню.

— А как же твой отец?

— Теперь его слово не властно надо мной. Я найду себе временное пристанище и начну строить дом… наш дом.

От волнения у девушки сбилось дыхание.

— А потом женюсь на тебе, как только закончу работы.

Едва Николас договорил, как они вновь слились в сладостном поцелуе.

Уже на следующий день, когда охотник встал на ноги, все вернулись в деревню.

Николасу пришлось потрудиться, чтобы ему было позволено остаться дома, но всё же, получив дозволение, он принялся за строительство, как и обещал, а Ядвиге после долгих уговоров и заверений было позволено выходить на улицу, и она продолжила лечить жителей.