Бабочки в жерновах

Глава 3

- Закрой окно! Запах невыносимый!

- Сейчас, мама.

- Что? Я не слышу! Ты закрыла окно?

- Уже иду. Одну минуту, я чищу лук.

- Ты уже закрыла окно? У меня раскалывается голова!

Сирень под окнами росла с тех пор, как Мерерид Тэранс здесь поселилась, а значит, уже лет сорок, и только на сорок первом году хозяйка выяснила, что не любит её запах.

По этому поводу Фрэн успела поругаться с матерью раз семь. Счет был «четыре-три» в пользу дочки, и теперь мамочка жаждала реванша. Предполагалось, что по первому зову Мерерид надо бросать все дела и мчаться исполнять приказ.

- Сейчас, сейчас, уже иду, - бодро пробормотала Фрэн и как ни в чем не бывало принялась чистить картошку. – Бегу, бегу…

- Окно! Сколько можно просить?

Фрэн улыбнулась своим мыслям. Конечно же, Мерерид сидит в кресле под тем самым окном и даже пальцем не шелохнет, чтобы его закрыть. Потому что тогда в комнате станет жарко и душно. А под окном сирень, чей запах непереносим. И уйти в сад нельзя, вот же в чем вся драма! Из сада нипочем не докричаться до кухни. Как подчас жестока жизнь, ай-ай.

- Ты моей смерти хочешь?

Госпожа Тэранс явилась засвидетельствовать крайнюю степень возмущения лично.

- Нет, мама, конечно не хочу. Как ты можешь такое говорить? – изумленно воскликнула Фрэн, не отрываясь ни на миг от бугристой картофелины. – Я сию секунду закрою окно. Вот уже его зак-ры-ва-ю…

Кожуру следовало снимать очень тщательно, но при этом тончайшим слоем, ибо скандал из-за толстых очистков не входил в планы Фрэн на вечер.

- Издеваешься? – уже совершенно спокойно спросила Мерерид, заглядывая дочери через плечо. А вдруг та снова взяла неправильный ножик?

- Ни в коем разе! С чего ты взяла?

- Я прошу закрыть окно, а ты…

- Если тебе плохо пахнет, закрой сама, - отмахнулась Фрэн.

Ей предстояло самое сложное – нарезать клубни «правильными» кусочками, такими, какими мамочка будет их есть. Пользоваться штангенциркулем было неспортивно. И кабы Мерерид не стояла над душой, то долгих лет практики дочке вполне хватило бы на эту ювелирную работу.

- Почем ты брала картофель?

- Мама, это наша картошка, с нашего огорода.

- Это не повод переводить продукты!

- Совершенно с тобой согласна. Продукты надо беречь, а деньги – экономить.

Мерерид тяжело вздохнула. Сегодня, определенно, был не её день, и все попытки испортить настроение Фрэн волнами разбивались о твердокаменное спокойствие дочери, как об волнолом. Долгие годы, проведенные под одной крышей, закалили их обеих. Все аргументы и контраргументы использованы друг против друга уже раз по сто, новые еще надобно придумать, а в такую жару и в голову ничего оригинального не приходит.

Тэранс-старшая с надеждой заглянула в сахарницу. Ага! Так и есть!

- У нас закончился сахар! Ты как всегда забыла купить сахар! А лавка уже закрыта, между прочим.

- Я купила сахар еще вчера, - промурлыкала Тэранс-младшая. – Насыпь, пожалуйста, из коробки.

И тут Мерерид осенило.

- Так это значит, ты купила новый сахар еще раньше, чем закончился старый? У тебя совесть есть, вообще-то?

- Есть, - честно призналась Фрэн.

Сахар в качестве повода для скандала ей нравился больше, чем неправильно нарезанная картошка. Если, скажем, Мерерид станет в знак протеста пить чай без сахара хотя бы один месяц, то они сэкономят целых 15 ориков[4]. Мелочь, а приятно!

И Фрэн, понятное дело, тут же размечталась, как потратит деньги. На Эспите никто особенно не шикует, но Тэрансы всегда жили весьма и весьма скромно, а говоря честно, бедно жили. Той опрятной миленькой бедностью, которая радует взгляд окружающих, но требует неимоверных усилий.

- Даже не надейся! – насмешливо фыркнула Мерерид.

Иногда Фрэн казалось, что мать умеет читать мысли, причем только её мысли.

- Ты о чем?

- О сахаре. Сделай мне чай с сахаром.

- Сама сделай.

- Тебе так сложно сделать для матери одну маленькую чашечку?

- Угу. Сейчас я стану жарить лук.

И чтобы у мамы не возникло и тени сомнений, вывернула миску с луком на сковороду с разогретым маслом. Если в доме нет мяса, то что может быть лучше золотистого, ароматного лука в жарком?

- Опять эта вонь! – брезгливо поморщилась Мерерид. – Пойду-ка я прогуляюсь на свежем воздухе. Поймаю парочку рыбин. Надо же что-то кушать в этом доме!

Обида звенела в её голосе почище иной колокольной бронзы, пронзительно так.

- Иди, но не забудь зонтик от солнца.

Весь вечер лечить матушкину мигрень Фрэн не хотелось. Она тоже читала намерения Мерерид на два хода вперед.

- С моря дует ветер, зонтик поломает или унесет.

- Тогда – шляпу.

- Мне будет жарко.

- Соломенную шляпку, чтобы не напекло в голову, и ты потом не слегла с болями.

- Ты разговариваешь со мной, как с капризным младенцем.

- Даже и не думала, - спокойно ответствовала Фрэн, тщательно помешивая лопаточкой лук.

Мерерид ушла крайне недовольной. Хлопнула дверью так, что стены затряслись.

«Уф! Вот и славно!»

Фрэн плюхнулась на стул, как марионетка с обрезанными ниточками, но вовсе не от усталости, а чтобы убедиться своими глазами – Мерерид с удочками гордо шествует по тропинке, а не притаилась в прихожей. Со спины матери никогда не дашь её шестьдесят лет: осанка ровная, ноги крепкие, шаг пружинящий. Бедрами тоже вилять не забывает. Да и губы, скорее всего, накрасила густо, не жалея помады, но это исключительно назло дочке. Элисона ей все равно не встретить, он на берегу не рыбачит. Так что пусть порадуется, старая блудливая кошка.

Поле боя осталось за Фрэн и, так как случалось это в последнее время не так уж и часто, женщина наслаждалась одиночеством с размахом, достойным впервые за несколько месяцев ступившего на берег морячка. Она сняла обязательную на кухне косынку, расплела косу, тем самым дважды освободив волосы, и стала тихонечко напевать модную песенку. А потом распахнула окна настежь, позволив сквозняку свободно гулять по всему дому. Глупцы – те, кто боятся одиночества, глупцы и трусы. Не зависеть от других людей, не подстраиваться под чужие желания, не делить ни с кем жилье и личное время – это же прекрасно! А главное, не спрашивать разрешения и не отчитываться.

Фрэн упивалась теми редкими часами одиночества, когда рядом не было Мерерид, точно пьяница дешевым и крепким вином. Смаковать-дегустировать нет времени. Хочешь ощутить приятную легкость во всем теле, расслабиться и забыться – хлещи пойло стакан за стаканом, не останавливайся, следующего раза может и не быть.

И как обычно, в самый неподходящий момент появился незваный гость.

- Эй! Фрэн! Ты дома?

Кто всегда приходит не вовремя? Правильно! Почтальон. У Гаральда просто дар оказываться в неподходящем месте.

- Мерерид!

И от него невозможно спрятаться. Гар Нашвит неотвратим, как осенняя буря, и разрушителен, как шторм.

- Я тут. Не ори, как полоумный, – шикнула на него Фрэн.

Еще не хватало, чтобы Мерерид услышала и примчалась совать свой нос.

Главный и единственный представитель почтовой службы её величества на острове Эспит в прошлом году выбил у ведомства казенный велосипед, но ездить на нем - не ездил. Только возил рядом, придерживая за ручки руля. Вот и теперь он стоял, облокотившись на седло, с таким видом, будто за это утро объехал весь остров раз сорок.

- Как у нас на завтра с погодкой, Фрэничка? – мурлыкнул Гар, ласково щурясь.

Женщина, не говоря ни слова, протянула ладонь в требовательном жесте.

- Ты чего?

- Два орика, Гаричек, - передразнила она почтаря. – Как велит устав Имперского Ковена, за каждое предсказание берется мзда. Со всех и каждого. Без исключения.

От кипящей внутри злости, Фрэн говорила отрывистыми короткими фразами, чтобы не сорваться на ругань.

- Так для общего же дела, - попытался вывернуться Гар.

- Для общего дела хватит недельной давности прогноза.

Почтальон задумчиво поскреб намечающуюся лысину.

- Какая ты мстительная, Фрэн Лисэт. Истинно – ведьма, - молвил он с укором.

В нынешний цивилизованный век древнее ведовство окончательно пришло в упадок, и ведьмами дразнили всяких вздорных баб.

- А не нужно было жаловаться на меня ревизорше.

- Так это пять лет назад было!

- И все эти пять лет я едва концы с концами свожу. Из-за тебя!

Ревизорша от Ковена уехала довольная, как хорек, разоривший курятник.

- Фрэн, я был под присягой.

- А я не ошиблась, это тебе не понравилось предсказание.

- Фрэничка…

- Два орика, Гар! – рявкнула ведьма.

И две монетки тут же легли в её ладонь. Аж горячие были, так крепко сжимал их Гар Нашвит, нипочем не желая отдавать. Что и говорить, щедростью эспитцы не страдают.

Но плата получена, и её нужно отработать.

Фрэн закрыла глаза и скользнула в незримую дверь, за которой только слепящая тьма. Но и смотреть-то не глазами нужно. Предсказывать погоду легко. Это же природа. Где-то в жарких широтах океан уже прогрелся и испарил много воды, она поднялась высоко-высоко и превратилась в облака. Океанские течения и воздушные потоки уже несут их к Эспиту. Будет шторм, будет сильный ветер, море будет бушевать. Но буря пронесется мимо, лишь краем своих черных крыльев задев одинокий остров. Дожди выльются на материке, на приморские области вирнейской империи, возможно, некоторые города сильно затопит. Но Эспиту… Нет, Эспиту ничего не грозит, и их Общему Делу тоже.

Так Фрэн и сказала другу-Гаральту, расстроив почтальона несказанно. Отдать целых два орика и услышать то же самое, что и прежде! Обидно!

- Ты уверена? Точно-точно?

- Точно, как если бы сама была морской бурей. Берт - опытный моряк, я за него ни капли не переживаю.

- Это потому что ты из «правых», - уверенно заявил Гар и принялся топтаться возле своего велосипеда, будто собрался на него садиться.

- Ой! Можно подумать!

Будь у Фрэн времени побольше, она бы поглумилась над одним из «левых», но благословенные минуты покоя и так уходили безвозвратно.

- Удачной дороги, Гар.

- И тебе не скучать, - хмыкнул почтальон.

Похоже, все остались довольны раскладом: ведьма получила мзду, островитяне – точный прогноз и новые надежды. Впрочем, грядущая хорошая погода была и в интересах самой Фрэн. Как же – еще один год, еще один шанс!

На пороге женщины обернулась. Так и есть! Гар катил двухколесную машину за руль, не удостоив седло своей задницы.

Несмотря на то, что ночь выдалась ясной, а потому на этот раз обошлось без протечек, Лив проснулась не в самом лучшем настроении. По своему обыкновению, глаза она открыла еще до рассвета, не дожидаясь, пока большой медный будильник оглушительным звоном начнет вторить петуху в курятнике Хила, ближайшего соседа, а Перец толчком могучего плеча откроет дверь и выйдет во двор по своим собачьим делам. На Эспите замок в свою дверь врезал только Джай, извечный паникер и параноик. Прочие же обитатели благословенного острова о запорах и засовах только читали или слышали, а навесной амбарный замок видали лишь на двери в крошечную эспитскую тюрьму. Одна из тех пикантных особенностей, что и привлекали во владения Вардена, лорда Эспита, всяческую титулованную публику. Отсутствие замков и малочисленность местной общины как раз и означает спокойствие и безопасность для людей, желающих отдохнуть от суетного света. Зачастую – инкогнито.

У Лив с дорогими («Очень дорогими!» - как со смехом признавался лорд Варден после третьего бокала контрабандного хадрийского) гостями владельца острова проблем не возникало никогда, да и не могло возникнуть. За ажурную ограду поместья они если и выбирались, то в сопровождении самого хозяина, вроде как на экскурсию – посмотреть, как живет добрый эспитский народ. Обыватели, загодя предупрежденные, искренне обеспечивали «колорит» - облачались в «народное», плясали, пели и занимались традиционными ремеслами прямо у обочины. На главной площади – тоже. В итоге все расставались довольными: эспитцы подсчитывали барыши от продажи сувениров, а порозовевшие и откормленные устрицами заморские гости уплывали восвояси и увозили полные чемоданы всяческого барахла. За один сезон островитяне продавали столько кривобоких глиняных тарелок и круглых плетеных ковриков, что лет за пять можно было обеспечить всю империю. Полные впечатлений от «волшебного острова», где-то среди скал которого притаился Источник то ли Молодости, то ли Исцеления, рафинированные имперские аристократы рассказывали потом в своих салонах какие-то дикие байки об Эспите, привлекая на остров все новых и новых клиентов. Кто же откажется окунуться, так сказать, в легенду, да еще и с головой? Вот и ныряли, да так, что некоторых приходилось вылавливать. Чего стоит только один впечатлительный художник, который, после визита на «особенный» пляж лорда Эспита и омовения в источнике… вдохновения, кажется, вознамерился поселиться здесь насовсем. Получив вежливый отказ, бедняга, нюхнув модного богемного порошка, вознамерился то ли взлететь, то ли самоубиться. Сиганул со скалы в обнимку с этюдником. Так и не выловили. А стареющая оперная дива, нагишом бегавшая вдоль линии прибоя и распевавшая при этом отнюдь не классические арии? О! Кто-то скажет – разврат и падение нравов, но ведь именно затем на Эспит и ехали. Именно потому, что милые забавы сливок общества приобретали иногда феерический размах, всякую прочую шваль на остров и не пускали. Во избежание.

Дама же Тенар в силу своей должности (как-никак даже гулящим аристократам иногда требуется представитель имперской власти) и особого положения оказалась вхожа за забор поместья. Имперская эмиссарша имела законное право раз в неделю обедать у лорда, чем она и пользовалась, не пропустив ни разу. А гордая владелица башни – единственного строения с участком, не являющегося собственностью хозяина острова – формально была равна лорду по статусу, а потому могла наносить ему визиты. По-соседски. На завтрак. Лорд Варден, будучи человеком общительным и веселым, посчитал, что лишняя порция яичницы, пара-тройка гренок, рюмочка ликера и чашка чаю его не разорит, так что вскоре после первого утреннего визита соседки для Лив начали заранее ставить прибор. Дружелюбие владельца острова зашло так далеко, что он даже решился как-то на ответный визит. Заехав на послеполуденный чай в башню Тенар и отведав оладий, на скорую руку испеченных Лив, более лорд таких глупостей не делал. Одного раза, должно быть, ему хватило. Зато на завтрак эмиссарше теперь подавали двойную порцию, а кухарка периодически норовила подсунуть сверточек с «сухим пайком».

Для отдыхающих «курортников» Скайра Лив была еще одной местной достопримечательностью и в общем-то на это не сетовала. Конечно, до голой певицы ей было далеко, но и владелице древней башни Ордена Зорких находилось, что показать жадным до впечатлений чужакам. Одна только церемониальная орденская мантия чего стоила!

История о том, как юная имперская эмиссарша Скайра Аннон вдруг стала дамой Тенар, хозяйкой башни и единственной наследницей тайн старинной и некогда могущественной организации с претенциозным названием «Орден Зорких»… о, эта история так и просилась на кончик пера какому-нибудь молодому литератору с затуманенным наркотиками взором и чахоточным румянцем на впалых щеках. Состояния, конечно, этот гипотетический автор себе не сделал бы – слишком уж много развелось в последние годы писателей, неспроста, видать. Но одним пациентом в санатории для скорбных рассудком стало бы больше, это точно. Потому как от повести об обретении эмиссаром Аннон имения и прилагавшегося к нему имени так и разило дурной мистикой. Впрочем, на Эспите, если хорошо принюхаться, можно было почуять, что гнилостным запашком старых тайн потягивает из каждого двора. Примерно так, словно у всех без исключения жителей острова в саду закопано по паре-тройке трупов излишне любопытных чужаков. Так что сказ о наследстве Скайры Лив вряд ли имел шанс когда-либо оживить страницы бульварного романа. Дама Тенар полностью разделяла мнение тех соседей, кто полагал, что прошлое вместе с его приметами следует закапывать поглубже, а сверху розовых кустов насадить, чтоб душок отбить. А для любителей покопаться в чужих тайнах всегда найдется уютная ямка по соседству…

К несчастью, эту благоразумную позицию разделяли не все. К примеру, Берт…

Лив сердито фыркнула, раздосадованная тем, что мысли ее вновь свернули туда, где маячил образ лихого контрабандиста. И так ведь скоро объявится, что ж о нем еще и думать каждую минуту! Тем более что коза уже толкала дверцу сарая, намекая на время утренней дойки, а Перец деликатным поскуливанием напомнил, что завтрак в поместье лорда Вардена ожидает не только хозяйку, но и его песью светлость. Женщина вполголоса выругалась и поспешила заняться хозяйством. Нужно было управиться побыстрее, чтобы не заставлять соседа-аристократа ждать. Ведь это невежливо, не так ли?

Спустя четверть часа Лив уже оседлала велосипед и, свистнув Перцу, покатила по извилистой тропке, ведущей через холмы к поместью лорда Вардена. Рассветный туман стелился по распадкам, а скалистые уступы Песьей горы уже золотили первые утренние лучи. Птицы щебетали, комары звенели, кузнечики тоже не отставали, стрекоча как мотор биплана, и даже скрип плохо смазанных «звездочек» велосипеда вплетался в этот праздничный июньский хор вполне гармонично. Перец, деловито задиравший лапу то у камня, то у разросшегося репейника, то отставал, то обгонял хозяйку, а потом и вовсе нырнул в высокую траву в поисках добычи. Оленьи гончие, как и следует из названия, собаки, выведенные для охоты на крупную дичь, однако пес Лив, несмотря на аристократическое происхождение, не брезговал и мелочью. Хотя мышкуют обычно только суки, Перец в этом вопросы демонстрировал приверженность равенству полов, и когда довольная его морда высунулась из кустов, из огромной пасти свисал мышиный хвостик.

- Допросишься ты теперь у меня котлет! – попеняла Лив разбойнику. В ответ кобель взмахнул хвостом, уже украшенным целыми гроздьями колючек, и вернулся к своему занятию. Здесь, среди холмов и лугов Эспита, даже такой большой пес вполне способен был прокормить себя сам, но во-первых, совсем уж откровенного разбоя Лив не одобряла, а во-вторых, Перец был лакомкой и сластеной, предпочитая плотный домашний завтрак той жалкой дичи, за которой еще целый день бегать надо. Исключение он делал только для мышей.

Женщина привычно крутила педали, полуприкрыв глаза и подставив лицо ветру и солнцу. Тропку эту за прошедшие годы она изъездила вдоль и поперек, выучив каждый камушек и помня наизусть самую последнюю ямку, поэтому смогла бы и вовсе не открывать глаз до самых ворот поместья соседа. Вот сейчас, за кустом малины, нужно повернуть влево и катиться себе вниз по склону, давая отдых ногам…

- Гав! – солидно подал голос Перец и стрелой помчался напролом сквозь лопухи, сурепку и кипрей. – Гав!

Из разнотравья слаженно ответил столь же басовитый дуэт. Брат и сестра Перца спешили поприветствовать родича, а вслед за ними и лорд Варден окликнул соседку:

- Доброе утро, моя дорогая!

Нестарый еще человек в том возрасте, когда мужчин принято называть «интересными», Варден Тай лорд Эспит сидел на крупном охотничьем жеребце соловой масти так ловко, что на язык так и просилось что-то насчет «грации прирожденного аристократа и наездника». И напрасно. Потому что как раз прирожденным он не был – ни дворянином, ни кавалеристом. Варден Тай этот свой жизненный круг начал где-то в южных заморских колониях Вирнэя, откуда и привез тягучий мягкий акцент, любовь к широкополым шляпам и послеобеденному отдыху, сложным гитарным переборам, крепким сигарам и знойным женщинам.

Пожалуй, только морским и подземным ведомо, какую жизнь вел будущий лорд Эспит до той поры, пока нога его, обутая в армейский высокий ботинок, не ступила на скалистые берега этого острова. В отличие от других эспитцев, Варден прибыл сюда не двадцатиоднолетним юнцом, а вполне состоявшимся мужчиной тридцати с небольшим годов, обладателем небольшого капитала и столь же невеликого семейства. Госпожа Илора Тай, по свидетельствам все замечающих соседей, представляла собой жгучий коктейль из южного темперамента, огненных очей, медных кудрей и фигуры настолько сочной, что завистливые островитянки единодушно принялись изощряться в ядовитых эпитетах касательно ее форм. Детей у пары не было, что, вероятно, и к лучшему. Потому что семейное счастье в тихой гавани было очень недолгим. Не прошло и трех месяцев после прибытия, как Варден был единогласно избран всей общиной лордом Эспитом и получил в пожизненное владение поместье и угодья, однако красавица-жена внезапно и странно покинула его спустя очень недолгое время. Хотя, казалось бы, чего еще желать женщине, все повадки которой прямо-таки кричали о, прямо скажем, не слишком высоком происхождении? Пусть титул и не наследственный, однако все ж таки леди, а не танцорка из летнего ресторанчика! Для обитателей Эспита подобный кульбит объяснений не требовал, ведь у каждого в частной жизни хватало своих странностей, однако у чужаков семейная драма лорда Вардена вызывала оторопь. Особенно у курортных дам. Кем надо быть, чтобы сбежать от такого мужчины? Какого? О!

О! В двух-трех фразах и не расскажешь! Но если послушать хотя бы пяток поклонниц эспитского лорда, сложить их мнения вместе, а потом разделить на десять, то в сухом остатке выкристаллизовывался сияющий образ Идеального Мужчины. И, что самое важное, Мужчины Страдающего, причем страдающего не вульгарно, не по-плебейски, с мордобоем и поисками спасения на дне бутылки, а красиво, эстетично так. Скайра Лив не занимала место в очереди жаждущих утешить Вардена Тая и скрасить его одиночество, но даже и наблюдать со стороны было весьма познавательно. Каждый курортный сезон в итоге приносил к берегам Эспита пару-тройку кандидаток в утешительницы, зачастую весьма обеспеченных и совсем недурных собою. Дамочки слетались, словно вороны на мертвечину, но в поместье не задержалась ни одна. Варден галантно не обделял вниманием никого, но все эти изысканные графини, томные художницы, отчаянные автомобилистки и даже одна летчица в итоге удалялись, несолоно хлебавши, отщипнув от щедрот серцееда разве что несколько романтических встреч под луной. Зато госпожа Байли Орва Фаррин, экономка, оставалась всегда рядом. На титул леди Эспит Орва не претендовала, сцен ревности не устраивала, лишних денег тоже не просила, а потому в личной жизни Вардена Тая царила полная гармония. И в доме тоже.

- Утро чудесное, Тай, но думается мне, что к полудню поднимется ветер, - Лив остановилась и слезла с велосипеда, дожидаясь, пока хозяин Эспита подъедет поближе. – Как бы нас не накрыло штормом. Что предрекает ваш барометр?

- Перемены, моя Лив, перемены, - вздохнул лорд, спешиваясь, и немедля приложился к ручке дамы Тенар. – Впрочем, я только что встретил Гаральта.

- И?

Взяв велосипед за руль, Лив неспешно покатила его рядом с Варденом. Своего коня тот вел в поводу, а ивовой веткой, приспособленной вместо хлыстика, лениво взмахивал, отгоняя слепней от себя и спутницы.

- Берт телеграфировал из Дайона, - сообщил Варден и глянул на Лив искоса.

- Хм, - буркнула дама Тенар и поджала губы, демонстрируя разом и неодобрение, и отношение к такому известию. – Полагаете, мне стоит пожелать ему утонуть?

- При всем моем уважении, дорогая Лив, сомневаюсь, что подобное пожелание может исполниться, - лорд улыбнулся в аккуратную седеющую бородку. – Берт – опытный моряк. И как бы мы с вами не оценивали надежды наших соотечественников…

- Их надежды – это бред зажравшихся бездельников, вечно недовольных тем, что получено даром и незаслуженно! – резко возразила женщина и прихлопнула наглое насекомое, уже нацелившее жало на ее шею. – Они жаждут перемен, но не готовы шевельнуть ради них и пальцем! Вместо хоть каких-то действий наши соотечественники готовы вручить судьбу всего острова в руки первого попавшегося проходимца…

- Не первого, Лив, - мягко перебил ее мужчина. – В том-то и дело, что далеко не первого.

- Тем более! – взвилась эмиссарша. – Ну, давайте посчитаем, Тай, сколько уже таких «избранных» объявлялось на наших берегах? Те жаждали сокровищ, этот – фанатик, спятивший на поисках земли Калитар, но все они одной породы. Я наводила справки об этом Лансе Лэйгине. Согласна, для жулика он довольно оригинален, но не более того. И если…

- Но, моя дорогая, наше с вами мнение в данной ситуации несущественно. Община высказалась однозначно, и вам придется подчиниться решению большинства.

- Как и вам, Тай, - устыдившись своей вспышки, Лив сняла шляпу и утерла выступившую на лбу испарину. – Похоже, нас ждет довольно жаркий денек.

- Этот зной предвещает грозу, если вам угодно знать мое мнение, - в знак утешения и поддержки лорд похлопал ее по руке: - Не угодно ли чаю со льдом? Смотрите, за беседой мы с вами и не заметили, как добрались до моей скромной обители. Орва уже накрывает на стол.

- Вы всегда так неоправданно добры и снисходительны ко мне, милорд, - вздохнула она. – И как же мало я могу предложить вам взамен!

- С меня довольно и вашей дружбы, дорогая.

- И все же, милорд, - прислонив велосипед к забору, Лив отряхнула юбку от пыли и, уже поставив одну ногу на ступеньку, упрямо заявила: - Как бы не надеялись наши добрые островитяне на этого Лэйгина, я глаз с него не спущу, так и знайте. И если этот заморский проходимец даст мне хоть один повод…

- Я полностью доверяю вашему чувству долга, дама Тенар, - тон лорда стал официальным, но остался все таким же теплым. Такой уж он был мастер парадоксов, этот Варден Тай! – Если вам понадобиться санкция на какие-либо действия для обеспечения покоя подданных, вы ее получите. Считайте, что уже получили, на самом-то деле.

- Отлично! – она сверкнула зубами в улыбке и деловито потерла руки. – Уж я найду повод отравить Берту его торжество.

Зря Верэн боялась баркаса. Никаких темных углов, куда затащить глупую девчонку для трех взрослых мужчин не проблема, не было. Механик – угрюмый, перемазанный какой-то вонючей гадостью дядька, бросил на пассажирку людоедский взгляд и даже знакомиться не стал.

- А где моя каюта? – спросила девушка, вызвав у капитана глумливый смешок.

- Нет у меня никаких кают, рыбка. Тут не прогулочный катер, знаешь ли.

- Где же я буду… ночевать?

Верэн совсем растерялась, беспомощно оглядываясь по сторонам. Как же так? На настоящем корабле обязательно есть каюты.

- А на палубе под брезентом.

- Ох!

- Я буду рядом, сударыня.

Смазливый Ланс влез в серьезный разговор совсем некстати. И его любезности не показались такими уж приятными.

- Вот еще! Я – порядочная девушка.

- Да мы и не сомневаемся, - развел руками Берт. - Но трюм занят, а каюты не предусмотрены.

Они отплыли в прекрасный закат, который на деле оказался недобрым предвестником бури. Едва солнце опустилось за горизонт, как ветер нагнал тучи, пошел дождь и заволновалось море.

- Брысь под брезент! – приказал капитан девушке и тут же о ней забыл, сосредоточившись на любезнике-Лансе. – А ты, смелый городской парень, дуй к Чику на помощь в машинное отделение! Бегом!

Очень вовремя он разогнал честну компанию, очень. Шторм вдруг налетел на «Келсу», как разбойник-кречет на курицу. Тут-то и выяснилось, что ничего ужаснее с Верэн прежде не случалось. Недавние приставалы не в счет. Ветер, дождь и качка быстро превратили гордую дочь Хадранса в мокрого перепуганного цыпленка. Куда делась стойкость и решимость? Ох, не слышал Берт, как жалобно пищала Верэн Раинер: «Мамочка! Мамочка милая! Забери меня отсюда!». И хорошо, что не слышал! Отважный островитянин сражался с рассерженным морем. За рыком двигателя и ревом шторма девушка и сама-то себя не слышала. Верэн перестала считать, сколько раз её стошнило в подол, ибо еще чаще её с ног до головы окатывало ледяной водой. Мир вокруг сошел с ума, тяжелое небо упало в море, а водяные бездны, презрев тяготение, устремились в небеса. И казалось, что в этом кошмаре сгинуло всё сущее, только маленький баркас контрабандиста швыряет по волнам, но и его часы уже сочтены. Еще одна волна, еще один удар, и ничто не спасет пассажиров «Келсы» от смерти в океанской пучине.

Верэн считала себе плохой верующей, редко ходила в молу[5] по своей воле. Только по праздникам, да чтобы родители не ругались, а просто так – никогда. При виде расписных «жерновов» вообще смех нападал, а стоило представить себе Мировые Весы, так сразу возникал вопрос: что на таких можно взвесить? Грехи и добродетели? Ох, вряд ли. Но в миг смертельной опасности вспомнились тягучие речи озаннского «мельника». И Верэн совсем не хотелось сгинуть в цвете лет, так ничегошеньки, кроме хадрийского захолустья, толком не увидев в жизни. Великая Мельница не смолола грехов, накопленных в других, неведомых рождениях, а значит, обречена она на новую жизнь опять с того же самого нуля, где-нибудь на другом конце земли. Так и проживет Верэн Раинер голозадой дикаркой среди других дикарей, пожирая червяков и коренья. Ужас!

- В мире, где есть всему место и время, где все равны пред Судьбою… ик… ой!... – вдруг вспомнились слова молитв. - Пусть же и мне будет… мамочка!... пусть мы доплывем! Пусть Берт доплывет!

О том, как дела у попутчика, девушка не думала совершенно. Он – мужчина, он сам разберется. А вот Берт… Ах, Берт! Он - прекрасен в штормовке, с мокрым лицом и прокушенной губой. Его-то уж Верэн разглядела даже из-под брезента и сквозь дождевые потоки.

Он, высунувшись из рубки, что-то кричал Чику-механику, что-то важное и нецензурное, но слов не разобрать, а, следовательно, оставалось просто любоваться его мужественной красотой. В Озанне за такого девки передрались бы насмерть.

- Ты живая, малявка? – спросил он, когда уже ближе к следующему полудню море немного утихомирилось.

«Ага! Значит, думал обо мне», - обрадовалась Верэн и энергично закивала в ответ. Пусть видит, что хадрийки – крепкие женщины, которых не испугают ни шторма, ни портовые приставалы.

- Молодчина! Хорошо держалась!

Слышать похвалу из уст храбреца-островитянина вдвойне приятно. Верэн не удержалась и насмешливо фыркнула на зеленого, как листочек салата, Ланса, едва держащегося на ногах. Мол, знай наших! Столичной штучке в шторм сильно досталось, и он не собирался скрывать свою немощь. Слабак! То ли дело Берт!

Какое это все-таки счастье – сидеть в мерно покачивающейся лодке и неторопливо подбрасывать в воду соленую тресковую икру, ожидая, когда сардинки учуют лакомство и приплывут на пиршество. А потом уже тащить из воды сетку, полную улова. Синевато-зеленые спинки, переливающиеся всеми цветами радуги, и бело-серебряные брюшки – щедрейший и бескорыстнейший из даров моря островитянам. Воистину, только ленивый не закинет сети в кишащие жизнью воды.

Отличный улов изрядно порадовал Хила Рэджиса. Но когда это человек остановится на достигнутом? И банальная жадность в итоге победила лень. Еще один заход, пока солнце высоко, решил он, и можно возвращаться домой.

«Коптить будем вечерком, по прохладе, а сначала…»

Сначала Хил выберет несколько самых жирных рыбок, почистит их, смажет оливковым маслом, потом натрет солью и перцем. Но прежде, чем бросить их на сковородку, поджарит ломтики хлеба с чесноком, и только после отправит сардинок в то же самое масло. С лимоном и белым вином – объедение.

«Или всё-таки обвалять в муке грубого помола? - размышлял рыболов, не забывая подбрасывать в волны приманку. – Или замариновать с вином, луком, чесноком и розмарином по-хадрийски?»

Солнышко припекало, сардины радостно шли в сети, и только кулинарные переживания тревожили Хила в это прекрасное утро. Право слово, жизнь – отличная штука, особенно для того, кто совсем недавно готовился с ней распрощаться. Уже десять лет прошло, как смолола Великая Мельница очередную войну в прах, словно низкосортное зерно, а Рэджис всё не мог надышаться своим счастьем. Он вернулся живым, своими ногами пришел, почти невредимый, чем не повод для радости?

- Ну что? Хорошенького понемногу. А тебе, дружок, сегодня повезло, - Хил достал из сети последнюю рыбешку и выбросил её подальше от лодки. – Вольного тебе моря, малыш. И удачного перерождения.

Так давно, что иногда казалось, прошло целых три жизни, на берегах более суровых, чем эспитские, в ледяном северном море старый дед всегда поручал маленькому мальчику ответственейшее дело – выпустить последнюю рыбку на волю. На счастье.

- Понимаешь, какое дело, Элисон, иначе несправедливо будет. Мы ведь с сетями и мозгами, а они - твари безмозглые и безрукие. Должно равновесие быть во всем. Ты его блюдешь, а оно потом – тебя, чтобы, стал быть, и для тебя сыскалось в мире чудо и благодетельство от более сильного. Усёк?

- Усёк, деда, - степенно отвечал белобрысый щекастый малыш.

- Ну и молодца!

И твердая дедова ладонь ложилась на макушку в безмолвном жесте бесконечной любви.

А ведь не исключено, что все отпущенные рыбки в какой-то миг легли на одну Чашу Весов и перевесили снаряд, угодивший в блиндаж, из которого за минуту до обстрела вышел капитан Рэджис. Что-то такое знал старый просоленный до костей рыбак из городка, что на далеком вирнэйском берегу, что-то ведал, не иначе.

Нынче же Мировое Равновесие уравняло благолепную жизнь заслуженного ветерана двух войн присутствием в ней женщин с фамилией Тэранс. Наверное, это было в высшей степени справедливо, но все равно чрезвычайно неудобно. Кабы не Фрэн с Мерерид, то лучшего места жительства, чем Эспит, не возжелаешь. Не то чтобы капля дегтя… скорее уж, две капли дегтя сильно портили всю бочку меда, но ложкой следовало орудовать с большой осторожностью.

- Вот мы и метафорами стали думать, - печально молвил Хил своему безъязыкому улову. – От баб лишь зло одно, так и знайте.

Смертельный укор в глазах сардин заставил мужчину устыдиться малодушия. Кто, скажите, кто на Эспите не знаком с универсальным правилом мироздания, гласящим, что если где-то убыло, то в другом месте обязательно прибудет, и наоборот? У всех эспитцев подобные проблемы. Возьмем, например, Лив и Берта, или…

- Хил! Дорогой! Хи-и-ил!

Голос свой Мерерид взяла взаймы у корабельной рынды и по своему обыкновению забыла отдать должок. Рыболов налег на весла, сделав вид, будто борется с течением и ничего не слышит. В конце концов, он не зря получает надбавку к пенсиону за тяжелую контузию. Потому что глохнет временами, а порой, вот как сейчас, еще и слепнет на один глаз.

Ветер – вечный союзник всех мужчин - тщательно свистел в ушах и уносил резкий звук женского голоса куда-то в сторону, к скалам. Недосуг Хилу сейчас болтать с Мерерид, тем паче старая ящерица знает только одну тему – козни и происки Фрэн. Впрочем, с младшей Тэранс он тоже любезничать не стал бы. Жалко щедрого улова и сардины ждать не будут.

А торопиться следовало еще и потому, что с юго-запада шла на Эспит гроза. Её Элисон Хил Рэджис чуял загодя, безошибочно угадывая тяжелую поступь бури по ломоте в висках.

«Как-то там Берт? Успеет ли проскочить?» - беспокоился он. И не столько за контрабандиста, сколько за корабль.

Хилу всегда нравилось возиться в моторном отделении «Келсы». Там, при интересном деле и в теплой мужской компании он проводил лучшие часы. Нет ничего приятнее, чем вдоволь навоевавшись с топливным насосом, по уши перемазавшись в масле, трижды поругавшись и столько же раз помирившись с упрямым Чиком, выйти на свежий воздух и распить по паре-тройке бутылок пива с копчеными сардинами.

За мурранское бутылочное пиво Берту следует простить все его сумасшедшие авантюры.

Мирный договор между её величеством и республиканцами заключен уже десять лет как, а по пиву вопрос как не был решен, так и остался. Повышение пошлин на импортное спиртное – самая большая глупость, считал Хил. Запрещать людям пить - только жуликов и бандитов плодить. Берт, конечно, наживется на правительственной дури знатно, но его-то ни в коем разе нельзя равнять с имперской шантрапой, готовой ради барыша на любое злодеяние.

А гроза приближалась, причем со всех сторон сразу. И первой настигла Хила гроза по имени Мерерид. Злая, покрытая бурыми пятнами, точно изгнанная из подводной пещеры мурена, госпожа Тэранс промчалась по очень неровной тропинке прямо к его дому, что твоя горная коза, с одной лишь целью – высказать свое недовольство поведением Рэджиса – наглеца и хама.

Так прямо и сказала:

- Ты – наглец и хам! Не смей прикидываться убогим! Ты прекрасно меня видел и слышал!

И пальцем своим, как штыком, ткнула в грудь.

- Ох! Мерерид, я в самом деле инвалид, не забывай, - охнул он, потирая ушибленное место.

- Ты здоров, как бык, Хил Рэджис.

- А? Что ты говоришь?

Ветеран уже не прикидывался, от резкого звонкого голоса Мерерид в голове у него зазвенел-загудел невидимый колокол, перекрывая все внешние звуки. Женщина раскрывала и закрывала густо накрашенный рот, бледнела и краснела, потрясала кулачками, но Хил её не слышал. И не признавался, чтобы не напороться на неуместную жалость. Как известно, слепец выглядит мудрецом, а глухой – глупцом.

«Вот и отлично, займемся пока делом», - поздравил он себя и принялся, как ни в чем не бывало, потрошить свежепойманную рыбу, чтобы успеть до начала грозы.

Периодически он кивал или же, напротив, качал головой, изображая живое участие в разговоре. Мерерид и этого хватало, ведь доводы собеседника её никогда не интересовали.

Оставалось лишь дождаться, пока крикунья не выдохнется и не сбавит обороты. Так оно и случилось примерно часа через полтора. Когда Мерерид устала, а сардины были почищены, к Хилу постепенно стал возвращаться слух.

- …и если на этот раз получится… ноги моей не будет… и пропадите вы оба… сколько можно так жить?..

- Как ты права, Дина, - вздохнул он с нескрываемой горечью. – Мы все устали. Хочешь рыбы? Жареной?

Польщенная обращением «правильным» именем, женщина полностью утратила воинственный пыл, смущенно улыбнулась и сказала:

- Хочу. С лимоном?

- Угу.

Она, словно очнувшись ото сна, пригладила всклокоченные волосы, осторожно уселась в плетеное кресло и стала похожей на добрую охотничью собаку, вроде тех, с которыми принято ходить на уток. И не нужно смеяться! Вьющиеся локоны Мерерид такие же блестящие и шелковые, как кучеряшки на собачьих ушках, только седые. А что щечки обвисли, так все мы такие будем на седьмом десятке.

- Вина?

- С удовольствием, - мурлыкнула Дина.

Хил налил полный бокал.

- Тост - прежний.

И выпили до дна, молча глядя в неспокойное море, на белые барашки волн, на клубящиеся дождевые тучи.

- Пойду…

- Погоди, Дина, я потом провожу тебя с зонтом.

Потому что нет ничего лучше, чем сидеть под навесом, по которому тарабанит дождь, есть жареную сардину, пить вино и разговаривать с очень неглупой женщиной о разных вещах и временах.