Глава 6

Ланс. Эспит

А рано утречком природа позвала Ланса отдать ей долг. Настойчиво так позвала. Сонный и помятый со всех сторон после ночевки на жесткой лавке Лэйгин закутался в одеяло и побрел к укромному домику, спрятавшемуся за пышной гортензией. Пересечь внутренний дворик, куда выходили задние двери эмиссариата и магазина – дело недолгое, днем тут запросто можно столкнуться с другим таким же страждущим. Еще и поплясать придется в ожидании облегчения. Потому-то Ланс решил, что напоролся на возвращающегося в магазин господина… как его бишь… Фирска, кажется. Даже извинился за неосторожность.

- Спросонок я… Простите…

Но торговец сувенирами уже не мог оценить вежливости мурранского гостя, ибо висел на ветке молчаливый, отрешенный и совсем мертвый.

Нет, Лансу прежде доводилось видеть и самоубийц на месте, так сказать, сведения последних счетов, и жертв кровавых убийств. Но еще ни разу эта встреча не была такой внезапной. И так как шел он по малой нужде, то чуть было не справил её тут же. От неожиданности.

Что теперь делать прикажете? Кричать-звать на помощь вроде как нет острой необходимости, до Берта можно и не добежать, не опозорившись, а продолжить свой путь – как-то цинично, что ли.

Пританцовывающий археолог убедился, что господин Фирск тих и безмятежен, толстые эспитские вороны еще не успели слететься на поживу, а любопытные кошки держатся на почтенном расстоянии, и поступил цинично, но зато логично.

Висельник никуда не сбежит, а куда более срочное дело не займет много времени, верно?

Отнюдь не Лансом Лэйгином замечено, что близость смерти изрядно бодрит живых, и самые простые вещи кажутся им исполненными тайного смысла, а ощущения остры, как никогда прежде. Так что не стоит удивляться, что отправление нужды доставило археологу несказанное, ни с чем несравнимое удовольствие. Хотя казалось бы, опустошение мочевого пузыря – такая обыденность, а поди ж ты.

«Уф! Как же мне хорошо! А бедолага Фирск уже ничего такого сделать не сможет. А мне хорошо! - невольно ликовало всё Лансово естество. – Сейчас бы еще сигарету и чашечку кофе».

Еще более смешанные чувства обуревали его в процессе побудки сокамерника.

- Берт, вставайте немедленно!

- Иди ты на … - кратко ответствовал контрабандист, не размыкая век.

Ланс тряс товарища по заключению, тер ему уши и всячески пытался отскрести от лавки. Тщетно. Отчаянный капитан «Келсы» добирал часы безмятежного сна и знать ничего не хотел.

- Берт, там человек повесился! Подъем! Живо!

- Ну, пусть еще висит.

- Это, кажется, хозяин магазинчика. Фирск

- Вот же ж сука этот Джай, - хрюкнул Берт и попытался натянуть на голову уголок одеяла.

- Что будем делать?

- Хрррр…

- Что?

Контрабандист захрапел громче, демонстрируя крепость нервов и твердость намерений. Ланс плюнул от досады и пошел «радовать» доктора Хамнета.

И то ли островитяне господина Фирска сильно недолюбливали, то ли поголовно отличались удивительным жестокосердием, но весть о кончине земляка их нисколько не опечалила.

- Точно висит? – уточнил доктор в промежутке между двумя душераздирающими зевками. – Не щупали – остыл уже или нет?

- Я не настолько любопытен, - обиделся Ланс.

Где-то в глубине пропахшего духами обиталища одинокого врачевателя тихонько скрипнули ставни.

- А зря. Вы же ученый… хм… естествоиспытатель…

То, что добрый лекарь мысленно клянет самоубийцу последними словами, нелюбопытный естествоиспытатель готов был присягнуть. Уж больно медленно он собирался. За время, пока доктор выбирал между синим галстуком и черным, мертвеца могли вороны до костей склевать.

- Там человек повесился, - неделикатно напомнил раздраженный Ланс еще раз.

- Вряд ли я смогу ему чем-то помочь, - снизошел до ответа Исил, остановившись на черном галстуке. – Он же точно мертвый?

- Мертвее не бывает.

- Ну и чудненько… - однако, увидев, как вытянулось лицо мурранца, доктор решил смягчить формулировку: - Было бы гораздо хуже, если бы вы оставили беднягу на дереве хрипящим и молящим о помощи, а я тут копаюсь.

- Без всякого сомнения, - отчеканил ошеломленный археолог.

Островитяне, похоже, отличались своеобразным чувством юмора.

- Эй! Гайзи! – окликнул Хамнет пожилую женщину в роскошном атласном халате, решившую посмотреть, что за шум в такую рань. – Надо Лив передать, что Фирск снова накосячил с галстуком.

- Тьфу! – фыркнула соседка и ушла в дом, похожий издали на торт из цветов.

- У вас тут телефонная связь есть?

- Скажете тоже, батенька! - фыркнул доктор. - Пока только прицениваемся. А что?

- А как же? – археолог беспомощно кивнул в сторону исчезнувшей за дверью дамы.

- Лэйгин, мы же не в бескрайних степях Тайрена. На нашем острове, стоя на противоположных берегах, друг до друга можно просто докричаться, - снисходительно мурлыкнул врач.

И пошел прямиком во внутренний дворик, хотя Ланс ни словечка не сказал, где нашел самоубийцу. Или все-таки не самоубийцу?

А Берт Балгайр так и не проснулся, между прочим. Доктор же Хамнет меланхолично осмотрел тело, констатировал смерть и стал ждать прихода дамы Тенар. Без имперской эмиссарши перемещать мертвое тело, тем паче вынимать труп из петли, не положено.

- Сколько ему лет-то было? – спросил Ланс, чтобы хоть как-то развеять тягостное молчание.

- Около пятидесяти.

- Не похож он на местного уроженца.

Покойный Джай Фирск был черноволосым и смуглокожим как бихарец.

- Джай родом из Фергины. Кажется.

- Фьють! Далековато его занесло.

Лансу доводилось бывать в этом потрясающем городе. Там у подножия прекрасных дворцов теснятся безобразные лачуги, а воды величавой Тхо несут распухшие трупы. Там женщины через одну ведьмы, мужчины кровожадны, а дети жестоки. Город, похожий на сказку, страшную сказку. А запах… Как если бы все пять миллионов жителей Фергины вышли утречком облегчиться на улицу. Впрочем, так оно там и происходит.

Археолог невольно покосился на мертвеца с уважением. Вырваться из города, где царствуют нищета, похоть, проказа и сифилис, практически невозможно. Когда-то господину Фирску несказанно повезло. Буйная фантазия нарисовала Лансу жизненный путь мальчишки-туземца, начавшийся где-то в зловонной канаве и закончившийся на далеком северном острове. Ух! Аж дух захватило.

- Я смотрю, многие островитяне – приезжие. Это дольно странно, правда?

Эспит слишком маленький кусочек суши. Далеко не все мурранцы, скажем, знают о том, что такой есть на карте. Что уж говорить о далеких экзотических странах. Где царственная блудница - Фергина и где аскет-Эспит?

- Угу…

- Вот вы, например, откуда?

Доктор заразительно зевнул, давая понять, что отвечать на дурацкие вопросы заезжего проходимца не намерен.

Лив дама Тенар. Эспит

Скайра так набегалась и утомилась за последние суматошные сутки, что заснула, как говорится, прежде, чем голова коснулась подушки. И, как обычно, не видела снов, которые так привычны другим жителям острова, грез об иных временах, именах и старых костях, дремлющих в подземельях. Хороший крепкий сон – что может быть лучше? А вот пробуждение вышло не слишком приятным.

- Лив! – орал кто-то под самым окном, и сердитое ворчание Перца вторило крику, как барабаны трубам в военном оркестре. – Ли-и-ив!!! Подъем!

- Да что ж это такое! – простонала женщина, ногами отпинывая скомканное одеяло. Время было неурочное, раннее, и стрелки на медном будильнике бесстрастно оповещали – начало шестого. Значит, что-то случилось ночью, что-то, ради чего добрые эспитцы устроили своей эмиссарше внеплановую побудку.

Непричесанная и в одной сорочке, она высунула голову в окно, уже предчувствуя какую-то гадость. А что еще может произойти на этом задрипанном острове, кроме очередной мерзости?

- Ну?! – хриплым спросонья голосом спросила она. – Чего еще?

На вытоптанной козой и посетителями лужайке приплясывал Хил Рэджис, довольный, как будто только что орден получил. Ну, или мурранского пива хлебнул, хотя одно другого не исключает.

- Лив! – радостно заорал он. – Старый Фирск скопытился!

- Морские и подземные! Где?

- Аккурат у эмиссариата, под самой твоей дверью! Висит, как сушеная треска, только пока не пованивает. Давай, собирайся. Только тебя и ждем!

- Повесился… - ворчала Лив, торопливо влезая в юбку и путаясь в пуговках рубашки. – Опять! Старый хрыч! Козел безрогий! Выбрал время! Не мог два дня подождать! – наскоро провела пару раз щеткой по волосам, поплескала в лицо воды из тазика и гаркнула: - Эй! Как там тебя… Верэн! Пошевеливайся! Пойдешь со мной.

Тьфу, пропасть! Даже утреннюю жертву принести некогда! Плошечки на маленьком алтаре у южной стены башни остались пустыми. Перебьются морские и подземные до вечера без молока и меда. «Потом отмолю», - решила Лив, опасливо поплевав под ноги. Мало ли что...

Она вылезла прямо в окно, чтобы не терять времени даром. Хил продолжал скалиться. Радостно ему было, паршивцу! Весь остров такой, сплошные доброхоты. Как кто помрет, сразу в пляс.

- А вам только повод дай контрабандного хлебнуть, - укорила Лив соседа.

- Так а чем не повод-то? – развел руками тот и подмигнул: - Что, и малявку с собой потащишь?

- Лучше пусть при мне будет, а то шустрая слишком, так глазищами и стреляет, - пробурчала эмиссарша. – Что твоя гаубица!

- Стреляет, да ведь вроде мимо, - насмешливо зафыркал Хил. – Или подбила уже крейсер наш?

- А она по площадям бьет, так что остерегись и ты, - парировала Лив и, обернувшись, снова позвала: – Ну?! Верэн! Где ты там?

Но насмешки соседа запали в темные глубины души дамы Тенар, засели там и закопошились, словно мокрицы во мраке. И в самом деле… Берт, конечно, всегда возвращается, как бы не загулял, однако… однако он – блудливый кот, как и все их подлое мужичье племя. К тому же – моряк, и в каждом порту у него по бабе, а то и не по одной. Но те, заморские – чужие, а эта ушлая вертихвостка – своя. И только через год станет окончательно ясно, кем она предстанет перед эспитцами.

И, в конце концов, кто такая Келса?!

Сомнения грызли Скайру Лив всю недолгую дорогу до эмиссариата. Но, прежде чем ревновать и карать за измену, надо убедиться, что ревность не будет напрасной, а кара – чрезмерной. Женщина бросала на хадрийку мрачные взгляды искоса и довольно скоро призналась сама себе: да, с очарованием юности не поспоришь. Свежесть девчонки девяносто мужчин из ста заставит отвернуться от наскучившей зрелости женщины, даже любимой. Такую уж муку смололи жернова Вечной Мельницы, ничего не поделаешь. Из года в год, из века в век все повторяется, все стремится по кругу, возвращаясь к тому, с чего было начато. Так стало с тех самых пор, когда сгинул народ земли Калитар вместе с богами своими, а на их место пришло новое беспамятное племя, а с ним — великое равенство и Вечная Мельница. Но вправду ли нет ничего нового под звездами? Вот эта, длинноногая и прыткая, вот она – новость? Или еще одно повторение когда-то бывшего?

В любом случае, сладкого Берта надобно проучить. И – упредить. И тут заезжий авантюрист придется очень кстати. Все равно ведь кончит плохо, как и все предыдущие, так что ж его жалеть?

Верэн. Эспит

Так бывает, когда человека насильно будят посреди глубокого крепчайшего сна. Вроде бы уже проснулся – разговариваешь, на вопросы отвечаешь, пьешь-ешь как обычно, но сон тоненьким слоем, точно корочкой льда, сковывает разум. Ночное видение глубоко пустило корни в душу, оно еще властвует над чувствами, притупляя действительность, как хмель от кружки пива.

Верэн безропотно брела следом за Лив, но ничего вокруг не видела, досыпая на ходу. Ночное безвременье последних месяцев закончилось в уютной крошечной спальне для гостей, на пахнущих гиацинтом простынях. Накрахмаленная ткань хрустела под несерьезной тяжестью девичьего тела, настольная лампа отбрасывала на выцветшие бумажные обои причудливые тени, а с картин, забранных в посеребренные рамки, на хадрийку глядел сам остров Эспит. Скалы и пляжи, маленькие уютные домики и бытовые сценки вековой давности, выписанные с поразительной точностью. Вот девушка в муслиновом платье стоит в проеме двери деревенского домика, а об её ногу трется полосатая кошка. И если вглядеться, то резной узор на створке точь-в-точь такой же, какой и сейчас украшает входную дверь хозяйского дома.

Верэн вроде бы устала до полного изнеможения, а всё лежала и лежала без сна, одержимая размышлениями, прежде несвойственными её практичной натуре. Какой смысл думать, кто все эти люди на миниатюрах? Предки ли они дамы Тенар или прежние владельцы усадьбы, какая разница? А вот почему-то тревожат пришлую и чужую здесь девчонку эти женщины с маленькими, скорбно поджатыми ртами, и дети, причесанные и одетые как взрослые. Кто они, что с ними сталось, когда и где? В доме родителей никаких картин сроду не водилось – ни портретов, ни пейзажей, ни натюрмортов. Раньше казалось - пустая трата денег и блажь. А вот и нет! Чудо такое удивительное, необъяснимая тайна и даже в чем-то колдовство, когда все эти легкие мазки превращаются в облака, домики, собак, человеческие лица.

И не заметила Верэн Раинер, как отправилась узкой тропинкой к одинокой башне, похожей издали на палец, указывающий путь в небеса. А ветер гнал темно-серые тучи в закат – лилово-сиреневый и тревожный. На вершине в узкой бойнице горел призывный огонек, золотой и мерцающий, похожий на свет маяка. Чтобы утлый челн жизни человечьей нашел дорогу к надежному берегу.

Дверь оказалась открытой. Крошечное пламя свечи, стоящей в нише, чуть испуганно качнулось, но, словно узнав долгожданную гостью, разгорелось еще сильнее. Специально, не иначе! Так ведь в потемках не разглядишь лестницу, ведущую вниз в подвал.

«А ведь Лив предупреждала, что туда нельзя», - припомнила Верэн и застыла на месте, скованная страхом перед грозной дамой Тенар.

Но кого и когда останавливал запрет в виде просьбы? Только железный засов и огромный замок, только они стоят на страже девичьего и кошачьего любопытства.

Ступеньки будто сами стелились под босые пятки девушки. Не споткнулась ни разу, не оступилась, вот ведь! Стены узкого коридора расступились, не дав нарушительнице даже шишку себе на лбу набить. Самое время заподозрить неладное и назад повернуть, но куда там! Вот и ручка дверная нашлась – кованая, ржавая, страшная. Как за такую не потянуть?

И только скрипнули петли, как злая эмиссарша вытащила гостью из теплой постельки.

- Вставай, соня! У меня труп в конторе.

- Ага… - очумело согласилась девушка.

- Умоешься у Исила…

- У кого?

- У докторишки нашего! Живо! Юбку натянула и бегом за мной.

- Да… я сейчас… я иду…

Сомнабулическая Верэн не заметила, как оделась-причесалась, и всю дорогу до эмиссариата плелась позади дамы Тенар и Хила Рэджиса, лишь номинально пребывая в реальном мире. Душа её осталась в подвале нарисованной башни с картины, в мире снов. Так бывает. Это же остров Эспит…

Лив. Эспит

За жгучими мыслями об измене и сладкими – о мщении, дорога для Лив пролетела незаметно. Только-только во вкус вошла, едва распробовала это новое пряное блюдо – ревность, а уже и до эмиссариата дошли. А во дворике, поди ж ты, и впрямь Джай Фирск висит, грустный, но совсем не одинокий. Вкруг повешенного собрались соседи, кому места хватило, а кому не хватило – заглядывали через забор. На деревья еще никто не залезал, но это только пока. Народу все прибывало, так что скоро здесь все население острова соберется, это как пить дать. Потому как скучно жить на острове Эспит, поэтому обитатели его не пропускают ни одного случая развлечься. А что может быть веселее, чем чужая смерть?

Даме Тенар пришлось потолкаться и локтями изрядно поработать, прежде чем она добралась до тела. Бедняга Джай при жизни такой популярностью никогда не пользовался, даже когда был гораздо моложе и привлекательней. Зато теперь дух его, если бы не ускользнул уже в чье-то новорожденное тело, наверняка порадовался соседскому участию. Лив вздохнула и прошлась туда-сюда по крошечному пятачку, еще свободному от зрителей. Эспитцы, вполголоса обсуждавшие событие и строившие догадки одна другой занятней, умолкли и внимательно следили за перемещениями эмиссарши, совсем как кошки – за куском печенки в хозяйских руках. Кстати, кошки тоже были тут как тут, собрались на заборе целой стаей и взирали на суету с нездешним терпением.

«Морские и подземные! – подумала Скайра, отчаянно пытаясь припомнить, а как она разбиралась с подобным делом в прошлый раз. – С чего ж начать-то?»

Осмотрела она и труп, и место тщательно и даже принюхалась – вдруг от Джая Фирска попахивает алкоголем там или духами? Но, увы! Уроженец Фергины, всю жизнь предпочитавший любым блюдам жареную селедку, даже после смерти именно ею, селедкой, и благоухал. Однако сограждане уже откровенно томились ожиданием, поэтому Лив выпрямилась, заложила для солидности руки за пояс и изрекла:

- Ну что же, доктор, полагаю, у нас тут подозрительная смерть?

И стоило ей это произнести, как в голове у дамы Тенар словно выключатель щелкнул, и грядущее озарилось ярким электрическим светом. Хо-хо, да у нас же тут готовый подозреваемый имеется!

Она так выразительно зыркнула на Ланса Лэйгина, что догадливые эспитцы аж дыхание затаили, предвкушая забаву. Доктор, к слову, тоже все понял правильно и на мурранца покосился вслед за Лив. Мгновение – и все островитяне уже разглядывали вместо покойника заезжего ученого. Потому как на Джая Фирска все еще при жизни насмотрелись, а ученый – он завсегда интересней. Даже если пока не стал трупом.

- Ээээ... Ну как сказать, - протянул Исил Хамнет, потирая шею жестом, свидетельствовавшим о некоторых сомнениях. - Мы все...ээээ... немного подозревали...

Лив этого уклончивого «подозревали» хватило с избытком.

- А! – мигом воодушевившись, воскликнула она: - Так я и знала!

Эмиссарша так резко развернулась к Лансу, что под подошвами ее сапог жалобно заскрипел гравий, и палец на мурранца наставила:

- Ну-ка, отвечайте-ка, господи Лэйгин, по какой такой надобности вы самовольно покинули место изоляции в столь ранний час? А?

Такой резкий поворот событий Ланс предвидеть никак не мог. Нет, где-нибудь на далекой родине покойного Джая Фирска – такое могло случиться запросто. Там в принципе законы созданы для того, чтобы их нарушать или трактовать так, как угодно конкретному представителю власти. Но не в законных владениях вирнэйской короны же!

Лэйгин растерянно оглянулся на невозмутимого доктора. Без толку. Исил Хамнет даже бровью не повел в качестве моральной поддержки.

- По естественной, разумеется. А зачем еще?

И тут до археолога дошел наконец-то убийственный смысл расспросов.

- Эй! Дамочка! Вы в своем уме? Я даже знаком с этим человеком не был. Вчера впервые увидел, - воскликнул он возмущенно. – Все вы тому свидетели!

Но, не встретив понимания не только у Лив, но и у остальных эспитцев, Ланс всерьез занервничал.

- Не выдумывайте сказок, сударыня! Я - ученый, а не убийца!

Чужак задергался и затрепыхался к полному восторгу и Скайры, и островитян. «Раз возмущается, значит, виноват! Ишь ты, ученый! Еще б очки надел!»

Нет, вслух такого никто не произнес, но подумали многие. В маленьких замкнутых общинах, таких, как Эспит, все беды традиционно случаются из-за пришлых пройдох, это же всем известно!

- Во-первых, задержанный, я вам не дамочка, а лицо, облеченное властью, - с наслаждением отчеканила Овчарка. - Ясно? Извольте проявлять уважение, иначе просидите за решеткой до следующего парохода! С удовольствием сдам вас через месяц-другой агентам тайной полиции. Может, вы к нам шпионить приехали? А во-вторых, вы - последний, кто его, - и она патетично простерла руку к висящему Фирску, - видел! Ну? Отвечать!

Двухмесячный курс «Введение в криминологию», прослушанный факультативно двадцать лет назад и благополучной с тех пор забытый (за ненадобностью) всплывать в памяти дамы Тенар никак не желал. Вспомнилось лишь название да еще порыжевший от времени форменный сюртук преподавателя с медными пуговицами, а дальше - все, пустота. На Эспите высшим судией был и оставался его лорд, а потому все эти юридические тонкости ведения процессов были попросту не нужны. Кроме того, на Эспите, если кого-то и убивали, то тут же и признавались. Но ведь не объяснять же заезжему умнику про особенности эспитского правосудия?

К счастью, дама Тенар, так оплошавшая с правоведением, прочитала достаточно детективов, чтобы быстро сориентироваться в ситуации. Кстати, детективы читала не она одна, их читали все. А поскольку в полиции никто из островитян не служил, да и Ланс Лэйгин, похоже, тоже был лицом исключительно гражданским, то…

«Главное – уверенность и авторитет! – сказала себе Лив. – Авторитет и уверенность! И тогда любая глупость покажется просто местным колоритом».

Весь процесс местного дознания проплыл пред мысленным взором Лэйгина, начиная от нынешней пошлой сцены, заканчивая кандальным звоном и приступом истерического смеха у главы полицейского ведомства республики Мурран. А уж, что потом по этому поводу напишут в газетах, не поддается воображению.

Ланс заставил себя успокоиться, для чего глубоко вдохнул и выдохнул, а потом сказал самым благовоспитанным тоном, на который оказался способным в столь критический момент:

- Сударыня, вы меня превратно поняли, клянусь. Я тот, кто первым увидел труп, то бишь уже мертвое тело. А живым господина Фирска последний раз лицезрели, скорее всего, вы. Когда уходили домой. Если слух меня не подвел, то вы очень мило попрощались с покойным. А я утром шел по малой нужде и всего лишь случайно наткнулся на тело вашего земляка.

Жгучие капли Лансова красноречия без всякого видимого эффекта утонули в песках равнодушия дамы Тенар. Лив даже не моргнула в знак взаимопонимания.

Тогда несчастный проходимец в отчаянии воззвал к единственному, как ему казалось, здравомыслящему человеку – доктору Хамнету:

- Исил, вы-то хоть скажите слово в мою защиту, вы же врач, вы уже поняли, что имеете дело с самоубийством! Ну, объясните вы ей!

И руки протянул в бессильной мольбе. Ни дать ни взять сцена из древней драмы.

Скайра Лив трагедий не любила, и нелюбовь эта была давней и прочной, еще с отрочества, когда юной курсистке довелось сыграть роль королевы-матери в постановке классической «Драмы о Вирнэсс Кровавой». Легендарная основательница правящей династии Вирнэя прославилась, помимо прочего, методичными казнями родственников и приближенных, начав с собственной матушки, так что роль в той пьесе Скайре досталась короткая и воистину трагическая. Всего пара реплик – и добро пожаловать на плаху. Тонкая юная натура будущей эмиссарши содрогнулась и ужаснулась, и с тех самых пор Лив испытывала к драмам отвращение, а вот к комедиям и фарсу, напротив, некоторую тягу. И не она одна, надо сказать. Большинство островитян так же стремились любую драму превратить в балаган. Так что появление из дверей эмиссариата зевающего Берта Балгайра, скребущего трехдневную щетину и хрустящего суставами, пришлось очень кстати. Неуместный пафос разбавился молодецким свистом и удивленным возгласом:

- Ух, ты! Да это ж Джай! А чего это он?

Рыжий плут даже пальцем на все еще висящего Фирска показал, не постеснялся.

И Лив взвилась, торжествуя. Ух, как все удачно складывалось! На чем стоит любое подозрение, как табурет на трех ножках? Конечно же, на Мотиве, Возможности и Уликах! Да-да, так во всех детективах пишут. Эспитцы подтвердят, не дадут соврать.

- Ага! - и эмиссарша в свою очередь наставила указующий перст на Берта: - Вот он, Мотив! Вот она, Возможность! Осталось только Улики найти!

Островитяне навострили уши, чтобы не упустить ни слова из рождавшейся прямо на их глазах Версии. Солидной такой, с большой буквы, совсем как в настоящем детективном романе из новых, контрабандных, Балгайром привезенных.

Лив, воодушевленная, принялась вещать.

- Ты, Балгайр, вместе с сообщником, - она кивнула на побагровевшего Лэйгина, - сговорился прикончить беднягу Фирска из-за твоих делишек. Все же знают, что ты через его лавку часть товара сбывал, вот и не поделили прибыль! Мотив налицо! А поскольку вы оставались здесь вдвоем, то и возможность у вас была.

- Ну, знаешь ли… - буркнул Берт, но насчет контрабанды отрицать не стал. – Мало ли с кем я дела веду? Ну, не выгорело в этот раз – что ж, сразу вешаться, что ли?

- Э, нет! – замотала головой Скайра. Версия с самоубийством не устраивала ни ее, ни общество. Самоубийца для общины – сплошное разорение. А вот подозрительная смерть – совсем другое дело. Официальное расследование и оплачивалось официально, и притом весьма неплохо, особенно по эспитским меркам. Следствие для Эспита – одновременно и прибыль, и забава. Кто же упустит такой шанс?

- Если Джай решил повеситься, то почему сегодня? – Лив стала один за другим приводить аргументы, для наглядности загибая пальцы: - До фестиваля еще два дня! Где мы его хранить будем, а, сограждане? И лицо у него... несчастное какое-то. И вот, гляньте, карман на пиджаке надорван. Следы, стало быть, борьбы.

- Действительно, рановато он как-то... – Берт покосился на покойника с неодобрением. - И лицо, точно, грустное. Только, Лив, солнце мое, клянусь - это не я! Дрых я. Знаешь же сама, как я дрыхну, пушкой не разбудишь.

Овчарка только фыркнула, дескать, не убедил.

Расскажи археологу о том, что на территории цивилизованного Вирнэя правит бал примитивный произвол, он бы не поверил ни за что.

- Это же она несерьезно, да? – шепотом спросил Ланс у доктора. - Шутка такая местная, да?

- Вы считаете, что представитель имперского эмиссариата имеет право так беспечно шутить? – ответил тот вопросом на вопрос. И поглядел на мурранца, как на представителя еще неизвестного науке животного – удивленно и очень серьезно.

Дама Тенар, бесконечно довольная и собственными действиями, и вниманием публики к оным, стала потихоньку подводить эспитцев к выводам. И серьезность ее давала сто очков форы виновнику переполоха — мертвому лавочнику, висевшему в подозрительно легкомысленной позе:

- Итак, сограждане, мы трагически потеряли нашего соседа и брата, - Лив, как заправский оратор, взяла паузу и вздохнула, укоризненно посмотрев на мертвого Фирска. - Трагически потеряли, и притом за целых два дня до летнего фестиваля! И подозрения на этот счет возникают очень и очень весомые, согласны? - и, повысив голос, добавила в тон металла: - Я спрашиваю, согласны, сограждане?

Граждане дружно и можно сказать воодушевленно согласились, лица их озарились неподдельной радостью и предвкушением.

Лансу оставалось лишь затравленно оглядываться по сторонам. Он встретился взглядом с потрясенной до глубины души Верэн Раинер. Девчонка забилась в самый уголок и боялась даже пошевелиться. «Великая Мельница! Куда мы попали?» легко читалось в её круглых глазах. Лэйгин её прекрасно понимал.

- И, поскольку очевидных причин сводить счеты с жизнью именно сейчас у господина Фирска не было, - эмиссарша продолжила вещать, картинно заложив одну руку за пояс, а другую — простирая к остывающему телу: - а возможность прикончить его, напротив, у каждого из нас была, я вынуждена объявить эту смерть подозрительной. - Она выделила последнее слово паузой и голосом, чтобы ни у кого не осталось сомнений — именно «подозрительная смерть», и никак иначе!

- Мы начинаем расследование! - Лив прервалась на вдох, дабы дать согражданам возможность выразить восторг и энтузиазм. - Вот так-то. А теперь, помогите-ка мне его снять. И надо решить, где хранить беднягу Джая все это время. Протухнет ведь!

И тут началось самое интересное - торг за помощь следствию путем размещения покойного в частном леднике. Островитяне бились за каждый орик из обширного государственного кармана её величества, ибо такого рода участие в расследовании оплачивалось из казны. Весьма щедро оплачивалось.

Сметливая хадрийка послушала речи островитян и быстро уразумела простую вещь – выдать смерть несчастного Джая убийством было эспитцам крайне выгодно. И напротив, пользы от его самоубийства – никакой, одни лишь расходы. А пока идет расследование – её величество награждает законопослушных граждан за посильное содействие правосудию.

«Как умно! – невольно восхитилась Верэн. – Какие у них тут законы правильные!»

Её земляки поступили бы точно так же. И типуса, вроде Лэйгина, преспокойно упекли в кутузку, не взирая на степень его виновности. А не попадай в щекотливые ситуации и подозрительные истории!

Но объяснять зазнайке-археологу, что тут к чему, девушка не стала из принципа. Вот еще! Раз он такой умник, то пусть сам и додумается. Ученый-верченый!

И с нескрываемым восторгом воззрилась на Берта. Ах, какой же он был мужественный. Хоть и помятый, и заспанный весь. Впрочем, настоящий мужчина после долгого дня и должен спать крепко.

Лив, стоя, будто скала посреди стремнины, благостно взирала на ажиотаж и перечисляла, загибая пальцы:

- Так. Вы, доктор, проведете вскрытие. А я — привлеку помощников из числа добровольцев и осмотрю с ними дом Фирска. Да! И проведем опрос свидетелей. Свидетелей - это значит, всех! Каждый должен отчитаться, где он был этой ночью и чем занимался...

Островитяне кивали с понимающим и умным видом. Конечно же! Кто же не слыхал про «алиби»?

- И еще... – тут дама Тенар насторожила уши, заслышав стрекот мотоциклетного мотора. Над дорогой возникло облако пыли, приближавшееся довольно быстро. Лорд Эспит мчался, стиснув руками в толстых крагах руль своего железного коня, неотвратимый, как некогда рыцари Ордена Зорких, известные поборники справедливости и любители штрафовать и карать злодеев.

- О! Милорд! Как вы кстати!

Лорд Варден Тай всегда появлялся вовремя — такая уж у него была особенность.

Варден Тай лорд Эспит. Остров Эспит

Нельзя сказать, что суждения Лив дамы Тенар пользовались у лорда Вардена безграничным доверием (о доверии вообще рассуждать как-то неуместно, когда имеешь дело с эспитцами), однако частенько госпожа эмиссар оказывалась права. Вот как теперь. Сказала, еще ни единым взглядом не коснувшись заморского гостя, как отрезала — проходимец! И ведь не в бровь, а в глаз попала — проходимец и есть. Кому, как не Вардену Таю, во времена иные и в местах далеких известному как Ловкач Тай, разу не признать «коллегу»? Свояк свояка, и так далее.

Ланс Лэйгин вызывал у лорда Эспита отвращение, не потому, что знаменитый гробокопатель был так уж мерзок, нет, напротив — симпатяга и любимец дам, это же сразу видно. И серебряные ложки, о судьбе которых так тревожилась Лив, наверняка не прикарманит. Дело в другом. Как многие бывшие авантюристы, покончившие с прошлым и нашедшие свою уютную гавань и место под ласковым солнцем, Варден Тай напрочь перечеркнул свои былые «достижения». И крайне не любил, когда приходилось о них вспоминать.

И, как назло, Лэйгин этот не только принадлежал к той же породе, что и нынешний лорд Эспита, но и ухватки имел сходные. Два шакала, конечно, не ужились бы на одном клочке суши, но Варден давно уже сменил шкуру, и заезжий любитель покопаться в могильниках был ему не соперник. А просто раздражал. Но зато как!

Именно поэтому его милость и пролил на подозрительного гостя всю изысканную вежливость, гостеприимство и учтивость, коими успел прославиться. Раз уж этого пройдоху придется принимать, то будем же с ним любезны и да не уподобимся любопытным обывателям, алчным контрабандистам и рявкающим эмиссаршам. Совсем необязательно становится на четвереньки и облаивать собаку, достаточно просто скомандовать ей: «Место!» А, если понадобиться, то и шею свернуть, не опускаясь до ругательств и не меняясь в лице. Вежливо, любезно, как то пристало повелителю острова Эспит.

Но видят морские и подземные, как же это непросто!

Берт и Лив. Эспит

- Негодник, - бормотала дама Тенар, против своего обыкновения не загибая пальцы. - Обманщик. Проныра. Ворюга. И... и потаскун! Где мой марочный «Тейран»?

Берт не отвечал. Во-первых, оправдываться бессмысленно, всё ведь верно излагает эмиссарша. Точно так, и негодник он, и проныра. Насчет ворюги можно поспорить, а потаскун слишком уж вульгарно звучит, но суть неизменна. Повинную голову меч не сечет, а спорить с женщиной — себе дороже. Тем паче, что во-вторых дама Тенар, прижавшая-таки Рыжего в укромном уголке между кустом сирени, сортиром и забором, слышала только себя, а ко всему прочему уши ее оставались глухи. Не за одно перерождение выработанный навык! Лив токовала и ворковала, дорвавшись, и не намерена была терять ни единого мига этого краткого уединения. Кто ж знает, что случится через час, не говоря уж о сутках? Летний фестиваль неумолимо приближается, по острову бродит предназначенный морским и подземным искатель, а значит — самое время радоваться жизни.

- Мурлыкаешь так, что тебе все кошки обзавидовались, - усмехнулся Берт, когда госпожа эмиссар изволила от него отлепиться. - Смилостивилась бы, замолвила словечко да штраф урезала, а, жизнь моя?

- Не дождешься! - мигом протрезвела разомлевшая было женщина и жакет свой одернула. - Не умасливай меня, Лис. Не выйдет. Вы все — обнаглевшие нахлебники на шее морских и подземных, и ты — первый среди них!

- Даже так? - он отстранился и бровь выгнул, разом превращаясь из веселого разбитного контрабандиста в того, кем был на самом деле — хладнокровного и весьма неприятного типа, который мало чем погнушается ради своей цели. Что ж, стремления практически всех островитян, и Берта в том числе, Лив отлично знала. Не разделяла и не уважала, но знать была обязана.

- Именно! - отрезала она, тоже покончив с притворством. - И, словно мало всего, что вы задумали и натворили, вы еще и убийцами стали! Кровь бедолаги Джая на твоих руках, Берт, хоть лично ты его и не душил. Что ты скажешь ему при следующей встрече, а? На новом круге?

- Если нам удастся, нового круга не будет. Ни для кого.

- А-а... - с грустной усмешкой протянула Лив. - Если удастся, да! Если получится! Но у Джая Фирска уже ничего не получится и ему ничего не удастся. А он был мой человек. Под моей защитой. А теперь его нет.

- И поэтому ты превратила его смерть в балаган.

- Как раз к балаганам покойник никогда отвращения не испытывал, - парировала женщина. - Но хватит! Вы получили, что хотели — вашего избранного. Отмеченного! Очередного! - она скривилась так, словно собралась сплюнуть, но вдруг передумала, вместо плевка припечатав его пожеланием: - Пусть его приход принесет вам перемены. Ведь именно перемен ты жаждешь, Лазутчик?

- А ты — нет, Стражница?

Раз уж в ход пошли не только имена, но и истинные звания, отступать смешно. А отмалчиваться — глупо. Только не здесь, не на Эспите, где каждый человек абсолютно точно знает свое место и судьбу.

- Ты не жаждешь вырваться из круга? - прорычал Берт, плюясь словами не хуже, чем она. - Конечно, нет! Разве цепная псина способна скучать в конуре? Разве ей дано понять, что такое неволя для свободнорожденного?

- Как заговорил! - оскалилась Лив. - Сколько пафоса! Ты не промахнулся ли с такими речами на пяток веков, дружок? Неволя его тяготит, надо же! Усталый каторжник побег замыслил?

- Тяготит, - вдруг успокоившись, словно и не было этого взрыва эмоций, признался он. - Действительно тяготит. И не только меня, Лив. Подумай о своем стаде, Овчарка. Оглядись, - разве мы не заслужили милосердных перемен? Я бесконечно устал служить труповозом. Меня задрало доставлять заблудшие души к воротам этой тюряги. Можешь ты это понять, женщина? Где мое право выбора, раздери тебя и подземные, и морские?

Смесь портового жаргона и высокого стиля двухвековой давности горчила, как свиная колбаска, в которую неумеха повар сыпанул слишком много специй. Лив поморщилась, прекрасно услышав недосказанное: «И ты тоже достала меня со своей вечной любовью, дура!» И ответила на то, что он так и не произнес:

- Ах, даже так? Ну так получай свои перемены и свой выбор. И жри их, пока не подавишься.

Она развернулась на каблуках и ушла, сердито проломив себе путь прямо сквозь неповинный сиреневый куст. И только по счастливой случайности не сбила с ног эту новенькую, как бишь ее? Вэрен. Подслушивала, что ли? Ну и пусть ее, курицу. Что могла понять из этой перепалки девка, едва ступившая на берег Эспита? Да ровным счетом ничего, пока, во всяком случае. А если у Берта и его присных все выгорит, то и не поймет никогда.

«Глупцы, - думала Лив, сверля невидящим взглядом испуганно съежившуюся девчонку. - Полудурки. Перемены вам... Будут вам перемены. До сей поры в лабиринт входили по своей воле и в здравом уме — а выползали слюнявыми идиотами, если повезет. Но что же будет, если в подземелья шагнет безумец? Фанатик в поисках чуда. А вдруг он все-таки сумеет его найти? Что вы запоете тогда?»

Верэн. Эспит

Известно же, чем заняты все помыслы двадцатилетних девушек. Любовными переживаниями, конечно! Не так посмотрел, не то сказал, цветочка не подарил и так до бесконечности, точнее до главного вопроса: «Когда замуж позовет?» Сердца девичьи переполнены чувствами, точно грозовые тучи дождем, ожидая лишь мига, чтобы пролиться на счастливца. Это закон природы, вечный и неизменный, как круговорот солнца по небу, как смена приливов и отливов, как чередование времен года. Девушки ждут любви, ибо глубоко дышать могут лишь воздухом, насыщенным чувственными флюидами. И это правильно! Будь юные женщины более разумны, род человеческий прервался бы довольно быстро.

Стоит заметить, что отсутствие предмета грез тоже сподвигает девиц на еще более глубокие страдания. Верэн Раинер ничем от других барышень её возраста не отличалась: она жаждала чувств. Поэтому, скоропостижно влюбившись в отважного контрабандиста, она немедленно ринулась в пучину любовных переживаний, как измученный жаждой путник ныряет с головой в воды озера. А, следовательно, из всего бурного диалога Берта с дамой Тенар хадрийка поняла только одно: «Мужчина мечты временно свободен». И то не просека в сиреневых кустах образовалась, а прямая дорога к сердцу рыжего контрабандиста. Как же тут не воспользоваться таким отличным шансом?

- Я прошу прощения… - молвила Верэн, взмахнув длиннющими ресницами, словно крыльями. – Мне так неловко.

И улыбнулась мягко и нежно, как это водится у двадцатилетних. Понимающе так улыбнулась, мол, странное дело какое, неужто взрослая женщина не понимает такой простой вещи – мужчина всегда прав. Мы-то знаем…

Как, вот как тут не поверить этим пухлым губам, еще не познавшими крепких мужских поцелуев, этим ясным глазам, сияющим и зовущим, как маячный огонь в ночи? А если еще видел-перевидел глаз и губ превеликое множество, то доверие возникает моментально.

- Не страшно, - деланно отмахнулся Берт. – Дело житейское. Как тебе ночевалось?

- Отлично, - расцвела Верэн, чутко уловив в интонациях собеседника симпатию. И не удержалась от вопроса: - А почему Лив запретила на башню?

- Лестница в башню старая, можно свалиться и шею сломать.

- А в подвал почему нельзя?

- А чего спрашиваешь?

- Да так… Сон приснился странный.

- А! Вот оно что, - загадочно мурлыкнул Берт. – Сны у нас тут особенные, эспитские сны. Ты Лив-то слушайся, она – женщина суровая, но плохого не посоветует, точно тебе говорю, ма...

И уж было собирался привычно обозвать «малявкой», когда подумалось, что не бывает средь эспитцев детей, и Верэн отнюдь не маленькая девочка, а очень даже женщина.

- Пойдем-ка, кофе попьем. Самое время сейчас. А то с этой ранней побудкой, которую нам устроил Джай, ни ты, ни я толком и не ели ничего.

В одночасье осиротевшая продавщица из магазинчика сжалилась над голодными узниками эмиссариата и не только приготовила им по чашечке кофе, но и принесла из дому полную тарелку блинчиков. С вкуснейшим клубничным вареньем. Правда, Верэн готова была поклясться, что пышнотелая блондинка Танта старалась исключительно ради Берта. А тот уминал за обе щеки и, знай, нахваливал стряпню. Хадрийская скромная дева благодарила за завтрак сдержаннее. Хотя бы просто потому, что и блинчики, и варенье сделала бы гораздо вкуснее.

- Что ты там про сны рассказывала? – спросил контрабандист участливо.

Польщенная вниманием девушка стала пересказывать свои ночные видения, а Берт слушал, что удивительно, не перебивая. И не смеялся над девичьими фантазиями, и не спорил.

«Какой он все-таки чуткий мужчина, - думалось Верэн. – Пусть рыжий, пусть пройдоха, каких свет не видывал, но какой же он… замечательный!» И с каждой минутой беседы список воображаемых достоинств Берта Балгайра прирастал на пару пунктов. Вот он уже и умный, и начитанный, и проницательный, и мудрый, и…

Впрочем, все мысли девушки с легкостью читались в её сияющих глазах, ореховых и теплых, льющих свет на лучшего в мире мужчину – героя, морехода, умницу и красавца. И, пожалуй, никто не сумел бы понять, о чем напряженно размышляет Берт, внимая бойкому щебету Верэн. Кроме другого жителя Эспита.

«Кто ты, барышня Раинер? Кто ты, настойчивая и решительная? Кто ты, признавайся быстрее!»

Версий у Берта имелось аж три штуки, и каждая влекла за собой кучу всяких сложностей в отношениях с Лив.

Вот так однажды завозишь на остров собственную смерть. И деваться некуда.

Загрузка...