Глава 18

Разлука началась незамедлительно, молниеносно — словно с противным звуком оборвали струну. Радмила и не думала, что все обернется так печально. Обычно веселая и счастливая, бойкая Лиина гасла, будто свечка. По утрам ей было совсем туго, а на протяжении дня, чем бы она не занималась, печально посматривала в сторону леса, аки волк, скучающий в неволе. Лишь вечером хозяйка видела улыбку девушки. Но она даже не догадывалась о причине. Да и кто догадался бы!

— Я за водой! — выкрикнула девушка, ступая за порог, и быстро скрылась, не успев выслушать возмущений ни хозяйки, ни ребенка, который хотел составить ей компанию.

Чтобы не испортить собственной легенды, она набрала воду и оставила ведро чуть подальше от колодца, прикрыв ветвями и соломой. А то, возникнет тысяча и один вопрос о том, чье ведро, почему стоит бесхозное, и кто его тут бросил. В общем, хорошенько продумав свои действия, Лиина спряталась там, где никто бы ее не увидел — в высоких кустах малины. Без малейшего труда обернулась птицей, оставив одежу на земле, и взмыла над деревней туда, куда влекло ее сердце — в чащу лесную к небольшому охотничьему домишке, где по всей поляне раздавался монотонный звук пилы, терзающей несчастное дерево. Варн делал каркас для будущего супружеского ложе. Он уже успел починить стулья, стоящие около входа в дом. Более того — в хоромах холостяка появились новенькие шкафы и полочки. В общем, не спалось и не сиделось мужчине на месте, вот и нашел он себе тысячу занятий, чтобы не нарушить обещание, данное Радмиле Меркуловне — не появляться у них в доме вровень семь дней. Потому работал он максимально быстро, стараясь не думать и не чувствовать… Ора пристроился на одном из уже отшлифованных бревен и тоскливо наблюдал за пилой, грызущей дерево. В его взгляде так и читалось: «Хозяин, лучше б ты на охоту столько времени потратил!». К сожалению птицы, Варн читать ее мысли не мог, да и языка не разумел. Зато Оре, как единственному компаньону в эти дни, пришлось столько всего выслушать: и о том, что хозяйством занимался какой-то дурак, потому в доме все прогнило и поломано, что пол менять надо бы, что крышу чинить, дымоход чистить. Ора смотрел на того самого дурака и мог только голову наклонить в знак согласия с хозяйским мнением: «Давай, дурачинушка! Чини уж, стыдоба ты наша!». А еще ястреб узнал много чего интересного и лично для него непонятного, кроме одного, с точки зрения пернатого надсмотрщика, совершенно ясного — охотник скучал.

— Может, ну это все? — спросил он у ястреба, невольно вселив в того надежду поохотиться. Птица даже радостно растопырила крылья, но тут услышала то, после чего едва ль не рухнула от досады на землю: — Пойти вечером к ней? Сказать Радмиле, мол, извини матушка, но сил более нету!

Ора отвернулся, сделал вид, что чистит лапы.

— Ну да. — Выдохнул мужчина, присев около птицы и утерев пот со лба. — Вон и мне сдается, что ничего хорошего она в ответ не скажет.

«Еще и на подзатыльники расщедрится!» — подумала горлица, прячась среди ветвей березы.

— Руки бы ее коснуться… — Тяжело вздохнул Варн, посмотрев на собственную широкую ладонь.

Ора даже оживился, интересуясь, о чьей руке речь.

— Не Радмилы. — Тут же ответил ястребу он. — Нежной, теплой руки… У меня душа наизнанку. Мне выть хочется… А я тут с тобой говорю. Мне бы с ней парой словечек перекинуться.

«Запросто! — откликнулась мысленно горлица. — Сейчас только перекинусь… Ага! — остановила она себя от поспешных решений. — Выйду к нему голая. То-то разговорчик получится! Он еще сперва обрадуется, а потом ненавязчиво поинтересуется (когда волнение пройдет), чего это я такая вся, красота, без одежи по лесу шастаю! А я в ответ: к тебе, родимый торопилась!.. Не! Придется подождать…»

Только Ора посчитал, что ждать смысла не имеет. Он поднялся на растопыренных крыльях и метнулся вперед, изловить вредную горлицу, чтобы приволочь ее хозяину — а тот пущай сам разбирается чего с ней делать: целовать или в суп бросать.

— Ты из меня перья все повыдергаешь! — ругалась, вырываясь птичка.

Ястреб нарочито хватал клювом за крылья и хвост, тянул на себя, точнее в сторону хозяина. Лиина цеплялась когтями в ветку, лишь бы не упасть. Трепыхалась.

— Да перестань же! — клюнула его, чтобы освободиться и улететь подальше. Но Ора не отставал еще долго, преследуя беглянку почти до самого края леса, где начинается уже более широкая тропа, ведущая к деревне. С ним горлице не состязаться в скорости. И могла бы она вполне попасться. Однако, спаслась. Да и то, остановила ответственную за тоску хозяина птичку не совесть, и не крик горлицы «Отстань, зараза!», а широкая лапа ели, в которую ястреб попросту вписался клювом. Лиина села на дубе, услыхав странный звук позади, и лишь рассмеялась, когда преследователь рухнул куда-то вниз, забавно крякнув. Да и полетела прочь.

Она еще долго потешалась, воспоминая, как сосредоточенный, поглощенный погоней ястреб встретился клювом с веткой.


Одеваться в кустах малины — весьма неудобное мероприятие: колючие ветки тянут ткань сарафана, стягивая и норовя его порвать. Лиина чуть ли не прокляла себя за глупость прятаться в подобных местах. А когда, еще и выползая из кустарника, уперлась в кого-то, не смогла сдержаться, чтоб не обронить пару не печатных словечек. Однако уронив, пришлось тут же поднять и переадресовать их тому, кто сумел так незаметно подкрасться:

— Чтоб тебя…! — выругалась она.

— Тебя приятнее! — послышалось шокирующее в ответ, и широкие ладони с толстыми пальцами обхватили бедра девушки.

— Щаз тебе так приятно будет! — выпалила пойманная и со всей дури ударила ногой… не особо рассчитывала попасть, но оказалась на редкость меткой. Отошла и оценила ярко алые краски лица Герасима, корчащегося от боли. Чувство мести так и придавало решительности да радужного настроения. Лиина ухмыльнулась, подумывая, а не закрепить ли триумф еще какой-нибудь выходкой.

— Раньше ты была покладистой, тварь лживая! — пыхтел мужик, наверное, удивленный точностью удара.

— Не пойму я что-то, — нахмурилась девушка. — У тебя, видать, со зрением плохо? Ты путаешь меня с кем-то?

— …ка! — сцедил Герасим, и как-то неимоверно быстро выровнялся, чтобы ухватить ее за косу. — Ты — тварь! Думаешь, раз сбежала, так другим человеком стала?! Я знаю, кто ты! Грязная, продажная, тряпка! Твоя цена — три медяка! Я сам платил за твое тело эту цену…

Исцарапав мужчине лицо, она выкрутилась, вырвалась и отошла подальше, чтобы перевести дыхание, и быстро придумать короткий план побега.

— Не знаю, как было раньше, потому что было то не со мной, но сейчас я обойдусь тебе в два раза дороже — некоторыми частями тела, которые тебе явно жмут! — намекнула девушка, и когда ее попытались поймать, ударила в лицо маленьким кулачком.

Герасим крякнул, хватаясь за нос, мигом потекший кровью. Свирепея с каждым мгновением, он не собирался давать ей спуска. А Лиина нашла только один выход — бежать, к Радмиле и честно все рассказать, пожаловавшись на странное поведение сына головы, сбрендевшего вовсе не по ее вине. Но от ненормального отделаться было не так и просто. Пришлось вновь искать помощи у колючего кустарника — девушка умудрилась пробежать меж рядов малины и вынырнуть с другой стороны, а мужчина мало того, что споткнулся об ведро, так еще крепко зацепился за колючки, сетуя (исключительно матерно) на змею-бабу, на отвратительный нрав малины, которую он никогда не любил!

— А что вы тут делаете? — с радостным воплем из того же кустарника выскочил Сережка, и бросился к девушке.

— Играем, дружочек. В салочки… — ответила Лиина, не выпуская из поля зрения неугомонного мужчину.

— А что у дяди Герасима с носом? — наивно спросило дитя.

— Солнечный лучик ударил… — нашлась девушка, не став уточнять, кто исполнил роль лучика.

— Прямо в нос? — спросил Сережка, округлив от удивления глаза.

— А может и в голову, — в сторону проворчала девушка. — Вот такой меткий лучик…

— И сильный! — кивал ребенок.

— Да-да. — И пока мужчина не выпустил на волю бранные словечки, не достойные детского слуха, подтолкнула ребенка прочь. — Пойдем, Сережа. А дядя Герасим посидит в тенечке, может ему станет немного легче… В голове прояснится, память вернется, пары алкогольные выветрятся. Идем…

Крепко ухватив мальца за плечо, Лиина торопливо зашагала, увеличивая расстояние между ними и лучшим другом своего жениха. В голове все маячила назойливая мысль, что прежняя владелица тела и впрямь была знакома с этим отвратительным мужчиной. Хуже того:

«Надеюсь, это не твой папка, маленький! С таким мужиком и впрямь проще утопиться, чем жить!» — вела диалог со своим не рожденным ребенком девушка.

— Что ты видел и слышал? — спросила она у шагающего рядышком мальца.

— Герасим — плохой! — выпалил чем-то оскорбленный Сережа, надув губы, впрочем, мигом оживившись от некой злорадной мыслишки. — А можно в него из рогатки стрелять?

— Хи-хи, я бы стрельнула! — сорвалось у Лиины, тоже повеселевшей. Однако пришлось вернуться к мудрости взрослых, и заявить: — То есть, в людей не стоит… — Мнение ее опять изменилось, заставив язык сболтнуть: — Только если в плохих… И только после меня! Ах да, Сереж, Варну — ни словечка! Хорошо? Мы же не хотим поссорить его с лучшим другом?! Варн расстроится.

— А зачем ему такой друг? — вполне разумный вопрос напрочь сбил Лиину с толка.

— Может и незачем, да только не нам судить! — ответила она. — Думаю, Варн и сам когда-нибудь поймет, какого человека зовет другом.


Радмила Меркуловна стояла у калитки, мысленно (судя по взгляду) перенеслась в кузницу. Женщина часто и тяжело, с печалью, вздыхала, поглаживала дверку уставшими, опухшими от работы пальцами, и приговаривала: «Старая ты для таких глупостей!»

— Для глупостей возраст не важен! — уверенно заявила Лиина, вернувшаяся от колодца вместе с Сережкой.

— Только, когда ты молодой глупости еще прощаются. А вот, когда старый… — улыбнулась хозяйка.

— Иди, и смело делай глупости! Мы с Сережей тебе все простим! — убеждала девушка.

— Не подбивай меня на такие вещи! Я не могу. Я старая и должна подавать пример молодому поколению, да и за тобой кто-то же должен присматривать, чтоб ты в лес, как волчица не убегла! — отпустила ей воспитательный подзатыльник Радмила. — А ведро где? Где вода? Я стою, жду, думала компот сварить…

Лиина оглянулась назад. Ковылять обратно к колодцу, где вполне возможно наткнуться опять на Герасима с его замашками сбрендившего собственника какой-то скотины, которую он непременно увидит в тебе, не было ни малейшей охоты. Потому девушка соврала:

— Утопло ведро… — пожала плечами она, не очень искренне сожалея о потере такого важного предмета быта.

— Ты смотри — с Варна стребую! Пусть нам смастерит деревянное, крепкое, новое! — тут же размечталась женщина.

— Стребуем! — кивала Лиина. — Сбегаю, скажу ему, чтоб готовил!

Предвидя сей побег невесты, Радмила Меркуловна поймала девушку за шиворот и оттянула подальше от калитки.

— Вот как время пройдет, так и попрошу. — Приговаривала она, придумав для нетерпеливой девицы целый список заданий: прибраться, пол вымыть, дырявое белье заштопать, новое пошить, рубаху довышивать, ужин приготовить, ячмень и просо просеять…


В доме деревенского головы суетливо накрывали на стол, готовясь к поздней трапезе. Родители не могли нарадоваться сбору всей семьи. Дети же стояли во дворе, наблюдая за безмятежным закатом солнышка, и предавались традиционному занятию — лузганью семечек.

— А в городе девушке краше? — допытывалась младшая сестренка, кутаясь в подаренный братом модный платок.

— Нет. У нас самые красивые! — заверил ее Герасим, цепким взором поймав в поле зрения тонкую фигурку девушки, бегущей следом за мальчишкой вдоль улицы, к своему дому. — И честные… но не все.

Милка тоже проследила туда, куда и братец.

— У нас все девицы приличные! — заявила она. — Или ты что-то знаешь?

— Знаю. — Кивал, стиснув зубы мужчина. — Появилась у вас тут одна заразная дрянь…

Загрузка...