Бесценный дар

ГЛАВА 5

На минуту воцарилась тишина. А потом, когда увидел, как бледность начинает заливать лицо женщины, Стэнли поднялся и подошел к ней.

— Входите и познакомьтесь с моей сестрой и ее мужем.

Он взял ее под локоть и провел в гостиную. От его прикосновения Орланда напряглась и едва не споткнулась о лежащий на полу тол­стый персидский ковер. И даже когда отпус­тил ее, Стэнли видел, что она не расслаби­лась, осталась скованной.

— Флоренс — это Орланда. Орланда — это моя старшая сестра Флоренс. А это ее муж Серж Мареттон. Серж — это Орланда.

Несчастная женщина едва дышала от потря­сения. Стэнли Гилбрайт назвал ее по имени!

До настоящей минуты он ни при каких об­стоятельствах не назвал ее Орландой. Обращался к ней просто на «вы», заставляя снова и снова испытывать боль от такого вызывающего отказа считать ее человеческим существом с име­нем собственным. Но сегодня вечером — она вдруг широко открыла глаза, вспомнив его ви­зит в спальню, — он даже назвал ее дорогую малышку не ребенком, не девочкой, а Камил­лой! В это почти невозможно было поверить.

Так же как и в то, что он представляет ее своим сестре и зятю. По-настоящему, как по­лагается. Когда Орланда вошла в гостиную и увидела всех троих, то собралась с силами, ожидая очередного унижения. Такого, как вче­ра, когда впервые предстала перед матерью мужа. Но сейчас вместо отвратительных, ос­корбительных выкриков и проклятий, элеган­тная женщина лет тридцати пяти — тридцати семи просто стояла и рассматривала ее. Да, она слегка поджала губы, разглядывая новоявлен­ную родственницу, но не повела себя так, словно ее сейчас хватит удар. Более того… Фло­ренс неожиданно улыбнулась. Не широко, не ослепительно, не тепло, но благовоспитанно, как при обмене приветствиями с незнакомым человеком. И ее муж тоже улыбнулся, немно­го неопределенно, но точно не холодно.

— К сожалению, — безупречно вежливо про­изнес Стэнли, обращаясь к жене, — моя мать сегодня не сможет присоединиться к нам. На­деюсь, вы извините ее.

Орланда закусила губу. Ей было предельно ясно, что Кларисса Гилбрайт избегает ее как прокаженную. И неудивительно, подумала она. С точки зрения хозяйки дома, так, видимо, оно и есть. Едва ли я отвечаю ее представлени­ям об идеальной невестке. Ну почему Стэнли не подумал, что ему надо найти женщину сво­его круга на место жены, если уж хотел избе­жать брака с Марго? Вместо этого женился на «первой встречной» — она запомнила эти сло­ва платиновой блондинки в Сиднее, — и вот, что из этого вышло. Ему бы стоило предви­деть, как мать прореагирует на невестку, ко­торая зарабатывала на жизнь мытьем посуды и даже отважилась попросить денег у незнако­мого мужчины. И к тому же имеет ребенка. Неужели Стэнли не знал, что все это только усугубит непростую ситуацию в его семье?

Впрочем, пусть Стэнли сам заботится о своих взаимоотношениях с матерью. Что касается ее, то ей не стыдно быть посудомойкой, не стыдно, что у Камиллы нет отца. Дочка — ее жизнь, са­мый драгоценный, последний подарок Джерри…

By Линь тихо кашлянул и сообщил, что обед сейчас будет подан. Стэнли снова взял Орланду за локоть, и она опять напряглась. Ясно, это показуха для родственников, и ей внезап­но захотелось, чтобы он был далеко от нее, в другой комнате, в другом городе, а еще лучше на другом конце света. Потом она заставила себя расслабиться. Не стоит волноваться, этот мужчина не для меня, напомнила она себе. Разве я не видела, как он смотрит на меня? Словно я не достойна уважения…

Все перешли в столовую, и Орланда, ши­роко раскрыв глаза, оглядела комнату со свет­лым наборным паркетом, удивительной кра­соты камином и явно дорогой современной мебелью. Посередине стоял большой полиро­ванный светлый стол.

By Линь и несколько других слуг подавали первое блюдо — китайский остро-сладкий са­лат с креветками. Орланда дождалась, пока остальные приступят к еде, и последовала их примеру при выборе вилки и ножа. Попробо­вав салат, она на мгновение замерла, наслаж­даясь изысканным вкусом.

— Вам нравится? — спросила Флоренс. В ее голосе слышался слабый французский акцент, приобретенный за восемь лет жизни в Париже.

— Изумительно, — ответила Орланда. Флоренс улыбнулась.

— Мне не всегда нравится китайская кух­ня, но А Ма Тан готовит превосходно. Я даже подумываю пригласить ее к нам в Париж и приготовить обед коллегам Сержа. Могу поспо­рить, они никогда не пробовали ничего по­добного. А ведь французы славятся своими де­ликатесами.

Орланда сразу поняла, что сестра ее мужа завела эту беседу, чтобы дать ей возможность прийти в себя и освоиться в обществе незна­комых людей. И оценила ее доброту.

— Вам надо попробовать всего понемногу, — продолжала Флоренс. — Утку по-пекински мы сегодня наверняка отведаем, это фирменное блюдо А Ма Тан. Вообще в китайской кухне есть масса направлений, но основное требо­вание у всех — это свежесть продуктов. Вы, наверное, не знаете, что такое креветки фу-йонг? О, они потрясающе вкусные! Обязатель­но поеду в город отведать их. Именно в город, прямо на улице! Гонконг знаменит уличными ресторанчиками и частными лавочками, готовят повсюду, но кругом такая чистота, что трудно поверить. А жареные осьминоги! Это просто чудо! А тушеный карп…

Орланда благодарно слушала и ела.. Салат сменился легким прозрачным супом, потом китайской капустой, обжаренной с медом, и наконец предсказанной Флоренс уткой по-пе­кински.

Стэнли, как и собирался, втянул в разго­вор зятя, и Серж, который до сих пор молчал, разговорился. Сначала пожаловался на совре­менных студентов, которые совершенно не интересуются классиками, а только оценка­ми, потом перешел на творчество Бальзака, которым глубоко восхищался.

— Полно, Серж, не будь занудой, — вскоре прервала его Флоренс, — далеко не все разде­ляют твои пристрастия. Мой муж преподает в Сорбонне, — повернулась она к Орланде, — и привык разглагольствовать перед студентами. Но вам, наверное; скучно слушать…

— Ну что вы! — возразила Орланда. — Я про­сто обожаю Бальзака. Прочитала всю «Челове­ческую комедию» и более ранние произведе­ния тоже…

— Правда? — удивился Серж. — И что вам больше всего нравится?

— «Шагреневая кожа», — смущенно отве­тила Орланда, немного испугавшись, что к ней обращается профессор знаменитого париж­ского университета. — Наверное, потому, что прочитала этот роман первым. А уж потом были и «Отец Горио», и «Обедня безбожника», и «Гобсек», и «Утраченные иллюзии»… — Тут она увидела, что стала центром всеобщего внима­ния, застеснялась и замолчала.

Серж заметил ее состояние и подхватил нить разговора, разбирая наиболее значитель­ные, на его взгляд, произведения, анализи­руя черты некоторых героев, даже находя ана­логии с современными политическими деяте­лями и финансистами. Он периодически обращался к Орланде, чтобы узнать ее мнение. Та уже поборола излишек скромности и отве­чала смелее.

Обед закончился жареными в сиропе ба­нанами.

— Вам нравится, Орланда? — спросила Флоренс.

— О да, очень! — искренне ответила та.

— В таком случае, Стэн, — сказала Фло­ренс, — я считаю, что твоя святая обязанность свозить Орланду в город, показать Стэнли-маркет, угостить креветками и осьминогами на Козуэй-Бэй…

Господи, перепугалась Орланда, этого только не хватало! Флоренс словно забыла, что у них брак только по названию. Едва ли у ее мужа есть желание и время разштекать жену-дурнушку.

— Нет-нет, — поспешно возразила она, пока Стэнли не ответил какой-нибудь резкостью, — это невозможно. Моя дочка…

— Ничего страшного, ей пора научиться обходиться без вашего постоянного присут­ствия, — строго заявила Флоренс. — Не вол­нуйтесь, с нами она будет в полной безопас­ности. У А Ма Тан большой опыт общения с детьми, и она сказала мне, что у вас прекрасная, здоровая и очень развитая для своего воз­раста дочь, что делает вам честь. — И привет­ливо улыбнулась.

Орланда почувствовала, что начала покры­ваться краской смущения. Она уставилась в пустую тарелку, потом ощутила легкое при­косновение к своей руке.

— Вам пришлось нелегко, правда? — тихо спросила сестра ее мужа. — Люди зачастую, слишком несправедливы и торопливы в своих суждениях…

Она кинула взгляд на брата, который мол­чал, стиснув зубы, потом перевела глаза на появившегося в дверях By Линя.

— Кофе будет подан в гостиной, — возвес­тил старый дворецкий.

Все поднялись из-за стола, и Стэнли нако­нец получил возможность задать Орланде воп­рос, который терзал его весь вечер, доводя почти до невменяемости. Он схватил ее за ло­коть и повернул к себе.

— Не будете ли вы любезны пояснить мне, почему, будучи хорошо образованной женщи­ной, занимались неквалифицированной, чер­ной работой?

Орланда уставилась на него во все глаза. Он стоял совсем близко, но сейчас это не так беспокоило ее. Слишком сильным было удивление.

— Образованной? — эхом откликнулась она.

— Вы знакомы с литературой настолько, что могли поддерживать связную беседу с профес­сором Сорбонского университета, что удается далеко не всем, — пояснил Стэнли. — И вы умны, это очевидно. Так почему же мыли та­релки в каком-то жалком кафе?

Орланда расслабилась. На этот вопрос она могла ответить с легкостью.

— Я всегда любила читать, — Она решила не утомлять его подробностями о жизни в си­ротском приюте. — Но мне, к сожалению, уда­лось окончить лишь школу. — Как раз вскоре после ее выпускных экзаменов Джерри по­ставили диагноз, но об этом она тоже умолча­ла. — Однако благодаря вам, — она сглотнула и потупилась, — я теперь смогу заняться своим образованием. Так что, когда Камилла пойдет в школу, я уже смогу найти себе работу по­лучше. Конечно, только на часть дня, пока она будет на занятиях. Чтобы не расставаться с ней надолго.

— Стэнли, — раздался голос Флоренс, — отпусти бедную девочку, дай ей возможность кофе выпить.

Он разжал пальцы и вежливо проводил ее в гостиную.

— Садитесь рядом со мной, — пригласила Флоренс и похлопала рукой по светлой кожа­ной обивке дивана. — Стэн, Серж хотел бы выкурить сигару, но я категорически возра­жаю против курения в комнатах. Будь добр, проводи его на террасу.

Да уж, усмехнулась про себя Орланда, эта Флоренс Мареттон привыкла командовать и мужем, и братом. Она незаметно взглянула на Стэнли, и их глаза встретились. В его промель­кнула усмешка и что-то еще. Вопрос? Возмож­но. Флоренс тоже заметила это.

— Не волнуйся, братец, Орланда будет со мной в полной безопасности, я ее не съем. И она не обязана отвечать мне, если не захочет.

Сама Орланда как-то сомневалась в этом. Но прошедший обед убедил ее в том, что стар­шая сестра мужа, несмотря на свой властный характер, женщина приятная и не испытыва­ет враждебности по отношению к невестке.

Так оно и было. На протяжении получаса, пока они пили кофе со сливками и изыскан­ными сладостями, Флоренс обстреливала Орланду самыми разными вопросами, выясняя подробности ее жизни, учебы и работы, рас­спрашивая о дочери и о причинах, побудив­ших согласиться на более чем странное пред­ложение Стэнли Гилбрайта. К крайнему удив­лению молодой женщины, не была затронута только одна проблема — как вышло, что у ее ребенка нет отца.

— Такие вещи случаются, — сказала Фло­ренс, — все чаще и чаще. Но я честно скажу, что восхищаюсь вашей смелостью и решимо­стью оставить ребенка при себе. Было бы на­много проще отдать ее в соответствующее уч­реждение.

Никогда! Орланда едва не выкрикнула это вслух. Слишком хорошо она помнила свое дет­ство, сиротский приют, постоянные насмеш­ки и издевки, от которых хотелось умереть. Но ей удалось выжить, и она не допустит, чтобы ее дочь прошла через такие же тяжелые испы­тания.

Орланда посмотрела сквозь распахнутые двери на террасу, где Серж и Стэнли курили сигары, и залюбовалась красивым силуэтом мужчины, за которого вышла замуж за двести тысяч долларов. Что-то болезненно сжалось у нее внутри. Она отвернулась. Нет, это невоз­можно. Глупые, ребяческие мечты. Жалкие и бессмысленные. Он не для нее…

На следующее утро ее разбудила молодая служанка, принесшая поднос с кофе.

— Доброе утро, госпожа, — тихо привет­ствовала она Орланду на ломаном английском и сразу же заворковала над спящей Камиллой. Орланда села, прислонившись спиной к подушкам, и стала наслаждаться ароматным напитком, вливающимся в окна солнечным светом и щебетанием птиц.

Всю жизнь, каждый последующий день я буду вспоминать эти мгновения, думала она. Красоту этого места. Как грустно, что отпу­щенное мне время так коротко, так мимолет­но… Но тут же одернула себя и напомнила, как несказанно ей повезло, что вообще дове­лось оказаться здесь и увидеть, какой бывает жизнь…

Мысли ее вернулись к прошлому вечеру. Как странно… Флоренс и Серж Мареттон так хо­рошо, по-доброму отнеслись к ней, и Стэнли тоже был вежлив и почти внимателен. Фло­ренс, похоже, даже не сочла чем-то предосу­дительным, что она вышла за ее брата из-за денег.

— Конечно, не могу сказать, что я одобряю случившееся, — заявила она свойственным ей безапелляционным тоном, — но вполне пони­маю. И не упрекаю вас, милая.

Орланда нахмурилась. Значило ли это, что она упрекает брата?

Господи, как же тяжело! Конечно, не ее вина, что она оказалась здесь, в этом особ­няке, среди всех этих людей, но все равно невыносимо, когда все вокруг хотят только одного: чтобы ты оказалась на другом конти­ненте…

Пробуждение Камиллы отвлекло ее от гру­стных мыслей. Девочка всегда встречала новый день в радостном настроении, которое неиз­менно прибавляло матери сил даже в самые трудные времена, когда она с ног валилась от усталости. Не то что теперь, когда целыми дня­ми отдыхает, а ночами спит в непривычной, но такой приятной тишине.

Позднее, после того как обе оделись и умы­лись, Орланда взяла левой рукой поднос, на котором ей подали кофе, правой — малень­кую теплую ладошку Камиллы собралась спу­ститься вниз, в кухню. Но когда повернулась, чтобы захлопнуть ногой дверь, услышала шаги. Навстречу ей по длинному коридору шла Кларисса Гилбрайт. Увидев Орланду с девоч­кой, она замерла как вкопанная.

Орланда — тоже. Она сразу узнала пожилую леди, хотя видела ее всего однажды, в день приезда. Что делать? Пожелать доброго утра? Промолчать? Вернуться в спальню?

Камилла, сразу почувствовав состояние ма­тери, обхватила ее коленку обеими руками и прижалась к ней лицом.

— Итак, — сурово произнесла миссис Гил­брайт, — вы все еще здесь.

Орланда молчала. Да и что она могла ска­зать? К тому же Стэнли не дал ей никаких инструкций на случай такой встречи.

— Надеюсь, вы не думаете, что можете чув­ствовать себя здесь как дома? — продолжала Кларисса все тем же тоном. — Уж не вообра­жаете ли вы себя теперь настоящей леди? Вы с вашей ублюдочной дочерью?

Молодая женщийа помертвела.

А мать Стэнли с угрожающим видом шаг­нула к ней. Серые, как и у него, мечущие мол­нии глаза уставились на нее.

— Молчите? Тогда вам надо знать следую­щее: мой ненормальный сын женился на вас, чтобы оскорбить меня! Он дал мне понять, что настолько не считается ни со мной, ни с мо­ими желаниями, что привел в мой дом вас, ничтожнейшую из ничтожнейших. Он выбрал вас, потому что вы худшая из всех, кого он мог только найти: некрасивая, невежествен­ная, безграмотная, аморальная. Судомойка и побирушка из трущоб!

Господи, сейчас я потеряю сознании, испугалась Орланда, перед глазами которой все топлыло. Кровь прилила к голове и бешено сту­кала в висках. Камилла зарылась головой в ее юбку и тихо хныкала. Малышка не понимала грязных, гадких, омерзительных слов, но чув­ствовала яростную первобытную ненависть, исходящую от пожилой женщины. И презре­ние, невыносимое презрение.

Кларисса прошла мимо, не удостоив больше невестку и ее дочь ни словом, ни взгля­дом, только юбку подобрала, чтобы не запач­каться о них.

Орланда слышала, как позвякивает посу­да на подносе в ее руках, и знала, что если не поставит его на пол, то обязательно уро­нит. Потому что не могла приказать себе не дрожать.

Неожиданно поднос куда-то исчез.

— Сюда, пожалуйста…

Она почувствовала, как ее провели обрат­но в спальню, как у нее забрали Камиллу, ко­торая тут же зарыдала, а потом обнаружила себя на кровати. Она сидела, прижимая дочь к себе, держась за маленькое тельце, как за саму жизнь, ничего не видя, не слыша, не пони­мая. В ушах звучали оскорбительные слова Кла­риссы Гилбрайт.

Прямо перед ней маячил мужской силуэт, заслоняя солнечный свет. Стэнли Гилбрайт, женившийся на ней не потому, что она встре­тилась ему в последнюю минуту, когда сорвал­ся предыдущий план, а потому, что хотел ото­мстить своей матери. Потому что знал: именно ее появление в доме непременно оскорбит миссис Гилбрайт. «Ничтожнейшая из ничтож­нейших… некрасивая, невежественная, безгра­мотная, аморальная… Судомойка и побируш­ка из трущоб…»

— Орланда… — Стэнли произнес ее имя тихо, но настойчиво.

Она смотрела в пол, вцепившись в Камил­лу, и раскачивалась, как старый еврей на мо­литве, стараясь не думать, не чувствовать…

— Вы не должны… не должны верить тому, что сказала моя мать. Она зла на меня, не на вас, — как-то странно произнес, почти про­скрипел он.

Женщина обхватила рукой кудрявую голов­ку дочери, прижала к своей груди. Но ничего не ответила, потому что ответить было нечего. Стэнли смотрел на нее, на маленькую по­никшую фигурку, которую так безжалостно раздавила миссис Гилбрайт. Он хотел найти хоть какие-то слова утешения, но не мог. Его мать сказала истинную правду. Но он должен был как-то успокоить несчастную женщину.

— Орланда, я…

Она подняла голову и встретила его взгляд. Ее глаза были пустыми и невыразительными.

— Вы не должны ничего говорить. В этом нет совершенно никакой необходимости, — ровно и безучастно вымолвила Орланда. Толь­ко ничего не чувствовать, приказала она себя. Ничего! Потом поднялась, взяла Камиллу на руки и все тем же мертвым тоном продолжи­ла: — Скажите, пожалуйста, где нам сегодня завтракать: в кухне или вы предпочитаете, что­бы мы ели здесь?

Стэнли нахмурился.

— Когда нет дождя, мы обычно завтракаем на террасе. Идемте…

Он протянул ей руку, но Орланда, словно не заметив его жеста, прошла к двери. Стэн­ли оказался там раньше нее, открыл дверь и пропустил ее вперед с безупречной вежливо­стью, с которой, наверное, привык обращать­ся с настоящей леди. Вместо этого, горько подумала Орланда, он тратит свои любезно­сти на меня…

Нельзя забывать, что он выбрал меня по­тому, что я — это я, потому что именно появ­ление такой женщины, как я, могло смертель­но уязвить миссис Гилбрайт. О, любящий сын хладнокровно все спланировал и сделал меня орудием подлой мести.

Ей меньше всего хотелось завтракать с чле­нами семьи мужа, но временно царящие в го­лове и сердце пустота и отупение от перене­сенной боли помогут стерпеть и это. Выйдя в обществе Стэнли на террасу, она увидела, что за столом уже сидят Флоренс и Серж Мареттон. И Кларисса Гилбрайт…

Завидев Орланду, Серж поднялся и поже­лал ей доброго утра. Она кивнула и с трудом выдавила вежливую улыбку. Кларисса Гилбрайт тоже поднялась.

— Я буду в кабинете. У меня есть дела. Фло­ренс, попроси, пожалуйста, чтобы мне пода­ли кофе туда. — И вышла, ясно показав, что не желает находиться в обществе «ничтожней­шей из ничтожнейших».

Орланда опустилась на стул, но не на тот, что отодвинул для нее Стэнли, а на самый дальний от центра стола. Ей хотелось прова­литься сквозь землю, а еще лучше умереть. Сердце болело, словно его зажали в тиски и принялись медленно закручивать рукоятку. Но она отказывалась признавать боль.

— Итак, — начала Флоренс, — вот и ваша малышка. Как, вы сказали, ее зовут? — Она задала вопрос громко и нарочито спокойно, чтобы показать, что ничего необычного не произошло.

— Камилла, — ответил Стэнли, устраива­ясь напротив Орланды и расправляя на коле­нях салфетку.

Его голос был таким же натянутым, как у сестры, и Орланда подивилась, что могло явиться тому причиной. Возможно, усилие, которое потребовалось, чтобы заставить себя выговорить имя ее дочери.

Она занялась Камиллой — усадила ее себе на колени и начала поить молоком, которое принесла одна из служанок. Девочка радостно сжимала уже знакомую ей голубую кружку. У самой же Орланды аппетита не было. Она буд­то находилась за стеклом, отгородившим ее от всех остальных. Даже когда обращались к ней, ее ответы были еле слышными и предельно короткими.

— Вы устали, — сказала Флоренс. Орланда покорно кивнула, не встречаясь с ней глазами, и продолжила кормить малышку сладкой булочкой. Все по-прежнему казались далеко-далеко, а Стэнли — дальше всех.

Но он наблюдал за ней, она чувствовала это кожей. И скорее всего думал о том, какая же она некрасивая, вульгарная, как осквер­няет атмосферу его прекрасного особняка со­бой и своей… ублюдочной дочерью. И жалел, что не может вымести ее, как мусор, и выбро­сить на помойку.

Почему, ну почему же так больно, что Стэн­ли Гилбрайт, совершенно чужой ей человек, использовал ее для того, чтобы нанести оскорбление матери? Почему больно, что он выбрал ее именно за то, что она «ничтожней­шая из ничтожнейших»?

Орланда знала, что ни одно из обвинений несправедливо, что ей решительно нечего сты­диться. Кто-то должен мыть посуду — иначе откуда бы взялись у них на столе чистые чаш­ки? Те, кто занимаются такой работой, не дол­жны стесняться ее. Стыдиться обязаны те, кто смотрят на людей сверху вниз только из-за того, что они бедны.

Но в глубине души Орланда все равно зна­ла: Стэнли Гилбрайт изучил ее, проанализи­ровал каждую черту ее внешности и все изве­стные ему обстоятельства ее жизни, пришел к выводу, что она и именно она будет позором для его богатого, благовоспитанного, респек­табельного семейства… и с удовольствием, с садистским наслаждением швырнул ее в лицо матери…

Настойчивый голос Флоренс вывел ее из задумчивости.

— Дорогая, разрешите мне взять Камиллу с собой. А Ма Тан сказала, что одна из ее доче­рей оставила у нее кое-какие игрушки. Там есть куклы, которые обязательно понравятся ма­лышке, и даже качели… Нет-нет, не беспокой­тесь, она, я уверена, пойдет со мной. — Фло­ренс забрала девочку у Орланды и поставила на пол. — Пойдем, моя хорошая, я покажу тебе новые игрушки.

«Игрушки» было слово, которое Камилла хорошо знала и прекрасно понимала, какие удовольствия оно сулит. Поэтому радостно заковыляла, держась одной рукой за руку Фло­ренс, другой — за руку Сержа. Орланда без­различно наблюдала, как троица скрылась в дверях.

А Стэнли следил за ней. Она была такой маленькой, такой беззащитной, такой юной… Слишком юной, чтобы взвалить на себя от­ветственность за ребенка. И уж конечно слиш­ком хрупкой, чтобы вынести жестокие обви­нения, брошенные ей в лицо его матерью.

Он сжал кулаки. Господи, как же ей боль­но, это видно невооруженным глазом. И этот ее взгляд, как у побитой собаки, нет, у бро­шенного щенка, заставлял его чувствовать себя чудовищем. Орланда ушла в себя, замкнулась, как улитка в раковине, — и невозможно упре­кать ее за это.

Уже знакомое ощущение неловкости обо­стрилось, достигло максимума и переродилось в вину. Больше всего ему хотелось повернуть время вспять, предупредить отвратительную сцену, устроенную его матерью у спальни Ор­ланды. Он отдал бы все, что угодно, лишь бы сделать это возможным.

Стэнли мысленно упрекал мать за гадкие, подлые, жестокие слова, но не снимал вины и с себя. Он сам специально представил не­счастную молодую женщину в первый же ве­чер, старательно расписав, как они встрети­лись, что она и ее ребенок представляют со­бой, чтобы довести до сведения матери, что никогда, ни при каких обстоятельствах не по­зволит шантажировать себя и принуждать к тому, чего не хочет.

Он не собирался делать так, чтобы девчонка узнала об этом! И все же она не могла не уз­нать: они так орали, что не услышать способен был только глухой. Он намеренно использовал тяжелую ситуацию, с которой оказалась Орланда, в своих отнюдь не благородных целях.

И снова возникло знакомое неприятное чув­ство…

И еще гнев. Гнев, с которым он жил с того дня, как Марго начала охоту на него. Но те­перь этот гнев был направлен на него самого.

Стэнли решительно поднялся. Орланда вздрогнула и посмотрела на него. Он стоял пе­ред ней — красивый, свежевыбритый, в бе­зупречно сидящем костюме.

— Идемте.

Она поспешно вскочила, стряхнула с юбки крошки… И заметила, как презрительно гля­дит на нее Стэнли. Если бы у меня были такие деньги, как у вас, мысленно сказала ему Ор­ланда, то и я бы никогда не надела эту старую тряпку. Но у меня их нет. Бедность — не пре­ступление и не причина, чтобы стыдиться. И я не буду, не буду!

— Сегодня, — сообщил Стэнли, — мы едем в город.

Орланда испуганно раскрыла глаза. Уж чего-чего, а этого она никак не ожидала. Потом ее осенило, что его приглашение-приказ имеет отношение ко вчерашнему обеду, к тому, что говорила Флоренс…

— Это совсем не обязательно, — сказала она.

— Надеюсь, вы позволите мне судить о том, что обязательно, а что — нет, — ответил Стэнли.

Она почувствовала его гнев и не удивилась. Конечно, сестра вынудила его показывать ей Гонконг, развлекать как настоящую молодую жену, и он злится, что должен провести пре­красный день в компании женщины, на кото­рой женился лишь потому, что она «ничтож­нейшая из ничтожнейших»…

— Я не могу оставить Камиллу, — пробормо­тала Орланда и отвела глаза, чтобы не смотреть на его лицо и сильную атлетическую фигуру.

— Камилла отлично проведет время, — зая­вил Стэнли с беззаботностью бездетного муж­чины. — Ей ничто не угрожает с Флоренс и А Ма Тан, разве что задохнуться от переизбытка ласк. Обе в восторге от вашей дочери. — Он взгля­нул на часы и добавил: — Я хочу выехать через двадцать минут. Пожалуйста, будьте готовы. — С этими словами он кивнул и удалился.

Что теперь делать? — подумала Орланда. От­казаться ехать? Хотелось бы. Даже мысль о необ­ходимости находиться в обществе человека, ко­торый воспринимает ее как вещь, на которую противно даже смотреть, была невыносимой.

Ну зачем он это затеял? Неужели не может придумать отговорку, чтобы отвертеться от попыток сестры заставить его развлекать мо­лодую супругу, которую терпеть не может? И потом, ей нестерпимо страшно оставить Ка­миллу на попечение чужих людей. Они еще ни разу не разлучались с момента ее рождения.

Но когда она разыскала дочь, то выясни­ла, что той сейчас не до нее. Домоправитель­ница заспешила ей навстречу.

— Иди, — сказала А Ма Тан. — Малышка счастлива. Она даже не заметит, что тебя нет. Если Камилла соскучится, я позвоню мистеру Стэнли. У него есть телефон в машине, не вол­нуйся. Он обещал, что тут же привезет тебя обратно, если понадобится. — И она заторо­пилась к девочке, которая с восторгом рас­кладывала вокруг себя красивые куклы, поза­быв о матери.

Орланда неохотно повернулась и поднялась к себе, чтобы переодеться во что-нибудь ме­нее жалкое. Отыскала в чемодане светлые брю­ки и бежевую блузку и решила, что это луч­шее в ее гардеробе.

В точно указанное время она ждала в холле на первом этаже, мечтая пойти и проверить, как себя чувствует Камилла. Но знала, что это излишне, что та весела и довольна всем, а если увидит, что мать собралась куда-то уходить, то может расстроиться.

Шаги на мраморной лестнице заставили Орланду оглянуться. Стэнли спускался по сту­пеням — как божество снисходит на землю. Красивый, стройный, сильный. На пальце ле­вой руки небрежно болтался светлый шелко­вый пиджак. Правой он держал темные очки. Орланда стояла, прикрыв старенькие брюки большой сумкой, ожидала приказаний своего повелителя и отчаянно желала перестать ду­мать о том, что он самый прекрасный мужчи­на во вселенной.

— Готовы? Отлично. — Тон его был ожив­ленным, но безликим, как и обычно, когда ему случалось обращаться к ней.

Они вышли из дому, и яркие солнечные лучи ослепили Орланду. Она заморгала и, ни­чего толком не видя, побрела за Стэнли по дорожке.

— Подождите, — приказал он, остановив­шись, очевидно, перед гаражом.

Она послушалась. Спустя минуту раздался при­глушенный рокот, словно ожил дракон, и из ворот медленно выплыл автомобиль, удивитель­но похожий на большую белую дикую кошку.

Стэнли остановил его рядом с Орландой и открыл переднюю дверцу.

— Садитесь.

Молодая женщина с благоговейным тре­петом уселась на мягкое кожаное сиденье и чуть не утонула в нем. Не успела она прийти в себя, как Стэнли потянулся за ремнем безо­пасности.

Орланда окаменела. Никогда он еще не был так близко к ней, и это нервировало. Она по­пыталась вжаться в спинку, чтобы его рука невзначай не коснулась ее груди. Но Стэнли проворно застегнул ремень и отодвинулся, вер­нулся на свое место, надел темные очки и на­давил на газ.

Машина рванула вперед, и Орланда за­жмурилась от страха, словно на американских горках. Они спускались по холму Виктории, и перед ними расстилался Гонконг, гавань и порт. Она открыла глаза и впивала подробности, а Стэнли мчался вперед, обгоняя всех подряд. Словно пытался таким образом уйти от чего-то очень неприятного для себя…