Безжалостная Империя

Глава 25 Сильвер

Мы не сразу отправляемся домой.

Вместо этого Коул говорит, что мы должны поесть. Когда Дерек появился, потому что я, возможно, забыла написать ему, Коул сказал ему, чтобы он нашёл способ вернуть мою машину, когда я поеду с ним.

Всю дорогу он пытался засунуть мне палец под юбку, потому что я стащила своё нижнее белье с его брюк, когда мы переодевались. Я шлёпала его по руке, но безрезультатно.

Но в этом-то и дело с Коулом. Он никогда не сдаётся. Если он чего-то хочет, он не останавливается.

Даже близко нет.

Мы заканчиваем в уединённом ресторане, который находится не на главной улице. Как будто он знает все скрытые области, что не должно быть сюрпризом, учитывая тайную жизнь, которую он ведёт в этом клубе.

Моё сердце все ещё трепещет при воспоминании об этой паре, об их экстазе — и моём.

Это опыт, который я никогда не смогу забыть. Я никогда не знала, что мне нравится вуайеризм, пока не кончила вокруг пальцев Коула. Он медленно, но, верно, разрушает меня.

Ресторан итальянской кухни оформлен в деревянном стиле со столами и стульями в форме деревьев. Мы устраиваемся напротив друг друга и заказываем пиццу на дровах. Я сделала дополнительный заказ на картофель фри с майонезом.

Если я получаю калории, то могу пойти ва-банк. Я слишком голодна после того случая в клубе, и я не могу обмануть свой желудок, чтобы принять салат.

— Мы могли бы поесть дома.

Я изучаю свои ногти с французским маникюром, чтобы не смотреть на Коула.

Несмотря на то, что он читает книгу, он также наблюдает за мной таким пристальным взглядом, который превращает меня в застенчивую дуру. Я не из тех, кто стесняется. Когда-либо.

За исключением тех случаев, когда в этом замешан этот придурок.

— Я голоден. — Его голос понижается с явным соблазном.

— Ну, ты мог бы поесть дома.

— Я не могу дождаться, когда вернусь домой.

— Прекрати, — шиплю я, наблюдая за нашим окружением. К счастью, в это время здесь не так много народу.

— Прекратить что? Я только говорю, что голоден.

— Я знаю, о чём ты думаешь, хорошо?

— Я сомневаюсь в этом.

— Ты вспоминаешь, что только что произошло в клубе.

Я понижаю голос.

— Не смей никому об этом говорить.

— Да, мисс Чопорная и Правильная, — издевается он. — Но это не то, о чём я думал.

— Нет?

— На самом деле я представлял, как съем тебя вместо еды, которую мы заказали.

Мои губы приоткрываются, и я сглатываю, образ пронзает мой разум без разрешения. Прямо как Коул. Он играет с моим мозгом не одним способом.

Я прочищаю горло, решив сменить тему.

— Эта книга такая же удручающая, как и другая книга этого автора?

Он читает «Кафка на пляже» Харуки Мураками. Когда мне было четырнадцать, я прочитала «Норвежский лес» того же автора после этой цитаты. Я провела ночь, плача от того, как обернулась эта история. Я так сильно любила героя и ненавидела то, как судьба обращалась с его эмоциями.

— Книги Харуки Мураками не угнетают. Они уникальны.

Коул не читает много художественной литературы, если вообще читает. Обычно он с головой погружен в философские и психологические книги. Я знаю, что он любит книги Хелен, но в основном это психологические криминальные триллеры. Я делаю паузу, когда он говорит, что любит одного писателя-фантаста, который не пишет в психологическом ключе.

— Что в них такого уникального? — Спрашиваю я.

— Это его образы. Он вырывает тебя из мира и предлагает загадки без решений, позволяя читателям решать их самостоятельно. Интерпретация каждого человека отличается от другой. Это искусство.

Тогда я это вижу. Блеск в его глазах всякий раз, когда он читает упомянутые книги. Коулу нравится бросать вызов и погружаться во что-то настолько глубокое, что он забывает о своём окружении. Это его собственная форма хаоса.

— Большинство, конечно, находят это разочаровывающим и засыпают издателя бесконечными вопросами.

— Я думаю, что это прекрасно.

Он поднимает голову, приподнимая бровь.

— Ты так думаешь?

— Да, я думаю, что многим людям нужен сюрреализм и возможность находить свои собственные решения.

Как Коулу.

Мне нравится Харуки за то, что он выпускает книги, которые заставляют Коула вкладываться и радоваться. Я даже прощаю его за то, что он разбил мне сердце в «Норвежском лесу».

Официантка приносит нам пиццу и хлопает на него ресницами. Сука.

— Э-э, прошу прощения? — Я заставляю себя фальшиво улыбнуться. — Я заказала майонез с картофелем фри.

— Сейчас подойду.

Она улыбается в последний раз. Я пристально смотрю ей в спину, когда она уходит, и даже когда она приносит его мне.

— Обслуживание здесь отстой, — ворчу я.

Коул улыбается.

— Чему ты улыбаешься?

— Твоя ревность может быть восхитительной, Бабочка.

— Я не ревную.

Я беру свой первый кусочек пиццы и обжигаю язык. Ой!

Коул пододвигает ко мне чашку с колой, все ещё улыбаясь так, что кровь закипает в жилах.

— Я не ревную, — настаиваю я, делая глоток напитка. — Я просто хотела свой майонез.

— Кто вообще ест майонез с картофелем фри, когда у них есть пицца?

— Я.

Я запихиваю одну в рот.

Он наклоняется над столом так, что его лицо оказывается всего в нескольких дюймах, и протягивает мне руку. Я замираю. Что он делает? Он собирается поцеловать меня на публике или что-то в этом роде?

О, Боже.

Коул вытирает мне нос и снова садится.

— У тебя там что-то было.

Я глубоко вздыхаю, не зная, должна ли я чувствовать облегчение или разочарование. Что, черт возьми, со мной не так?

Остаток ужина мы проводим в непринуждённой беседе о других писателях-фантастах, которых читает Коул, а их не так уж много. Кроме Харуки Мураками, там есть Хелен, Джон Ле Карре, Оноре де Бальзак, Халиль Джебран и Ли Чайлд.

Кстати говоря, Коул говорит, что ему нужно купить новый релиз Ли Чайлда, поэтому мы заскочили в книжный магазин после того, как вышли из ресторана. Он всю дорогу дразнит меня из-за моей привычки есть майонез. Ему действительно нравится действовать мне на нервы.

Поэтому в книжном магазине я ставлю всё против него.

— Привет, ботаник. Ты должен жить своей жизнью, а не проводить её, застряв в книгах.

— У меня есть и то, и другое. — Он достаёт несколько экземпляров с полки нового выпуска. — Я развлекаюсь и читаю книги.

— Нет, ты не делаешь этого.

— Разве я только что не доказал это в клубе, Бабочка?

Ранен.

— Ты все ещё ботаник, Коул.

— Ты все ещё находишь это горячим. Я знаю, что ты смотришь на меня, когда я читаю. — Он подмигивает. — Я тоже наблюдаю за тобой, когда читаю. Особенно в бассейне.

— Извращенец.

— Я думаю, что мы уже установили это. Но и ты тоже.

— Я не такая.

— Да, для меня.

— Я сказала, что это не так.

Ладно, так что, может быть, я немного понаблюдаю за ним. Ладно, как только у меня будет возможность. Теперь, когда мы живём под одной крышей, я не могу отвести от него глаз, даже если попытаюсь.

Он проводит пальцами по книгам, переходя от одного ряда к другому, и я сглатываю, вспоминая те же самые длинные пальцы внутри меня не так давно.

Я следую за ним, как потерявшийся щенок, не в силах оторвать глаз от его руки.

— Что-то вспоминаешь?

Он ухмыляется мне.

— Нет.

Я смотрю на противоположную полку.

— Что я сказал об этом слове?

— Что ты собираешься с этим делать? — Я кладу руку на бедро. — Трахнешь меня посреди книжного магазина?

Он крадётся ко мне и, прежде чем я успеваю опомниться, обхватывает мой затылок рукой. Он толкает меня, пока я не упираюсь спиной в полку, а затем хлопает свободной рукой по моей голове. Его губы медленно двигаются вперёд, пока они не оказываются на расстоянии вдоха от моих, как будто он собирается поцеловать меня.

— Ты думаешь, я бы этого не сделал?

— К-Коул, остановись.

Я осматриваю наше окружение, моё сердце учащённо бьётся.

— Не испытывай меня, Сильвер. Я едва могу держать свои грёбаные руки подальше от тебя на публике.

— Сильвер и Коул сидят на дереве, П-О-Ц-Е-Л-У-Й!

Ронан появляется перед нами с огромной ухмылкой, хватая Ксана за плечо.

Я отстраняюсь от Коула, мои щеки пылают.

— Конечно. — Ксандер встаёт, между нами. — Продолжайте. Нам даже не нужен попкорн.

— Здесь нечего продолжать. — Говорю я холодным тоном.

Мама говорит, что даже если тебя поймают, веди себя так, как будто ты не сделал ничего плохого.

— Да, точно, королева сук, — фыркает Ксандер.

— Merde! — Дерьмо! — Лицо Ронана вытягивается. — Значит ли это, что мы больше не можем видеть твои сиськи?

— Не упоминай о них снова, или жизнь, какой ты её знаешь, закончится, Астор. — Лицо и голос Коула остаются спокойными, но в его глазах ясно читается угроза. — Ты тоже, рыцарь.

— Я знал, что ты ревнивый тип, — усмехается Ксан, показывая ямочки на щеках.

— Ты знал? — Ронан бьёт его по плечу.

— Я подозревал, что они делали детей в твоём доме прошлой ночью.

Моё лицо горит.

— Мы не делали!

— Да, ты делала. — Ксандер шевелит бровями. — Эйдену пришлось помочь отвезти тебя домой после одного из сеансов Коула.

— Под моей чёртовой крышей, и всё же я узнаю последним? Опять? — Ронан говорит драматическим голосом. — Я снова чувствую себя обделённым. Теперь мне нужно встретиться со своим психотерапевтом. Вы собираетесь оплатить его счёт или взять на себя ответственность за эмоциональный ущерб? А? Вот что я подумал. Почему я всегда остаюсь в стороне от крутых вещей, merde — дерьмо?

— Это не то, чем кажется.

Я пытаюсь сохранять внешнее спокойствие, но я в ловушке, из которой нет выхода.

Коул небрежно прижимает к себе свои книги в мягкой обложке.

— Так и есть.

— Коул!

Я свирепо смотрю на него.

— Я так и знал. — Ксан протягивает руку Ронану. — Дай мне мою сотню.

— Подожди. — Ронан смотрит, между нами. — Вы что, трахаетесь? Потому что это единственное, на что я ставлю.

— Нет!

Я кричу.

— Да. Каждую ночь, — говорит Коул холодным тоном.

— Трахните меня. — Ксан показывает свои ямочки на щеках. — Пусть будет двести, Рон.

— Ты получаешь пять, mon ami — мой друг. Это дерьмо интересное. — Ронан усмехается. — Так ты, типа, делаешь это под крышей своих родителей ночью? Или в душе? Вы открыты для секса втроём?

Крик рвётся на свободу, но я сдерживаю его внутри и проношусь мимо них. Ронан кричит мне за спиной, что он здесь только для того, чтобы купить своей матери новую книгу, и не будет нас беспокоить, но я его не слышу.

Только когда я оказываюсь перед джипом Коула, я понимаю, что у меня нет моей долбаной машины, потому что этот придурок отослал е .

Он идёт сразу за мной, и как только он открывает дверь, я забираюсь внутрь, скрестив руки на груди и раздувая ноздри.

— Из-за чего ты так взъелась? — Небрежно спрашивает он, сев за руль.

— Ты ведёшь себя так, как будто не знаешь? Какого черта ты рассказал Ксандеру и Ронану о… о… Сам знаешь!

— Нас. Это называется «мы». — Его голос становится резким. — И они, по крайней мере, должны знать, что ты принадлежишь мне. Не похоже, что они кому-нибудь расскажут.

— Нет никаких нас, Коул. Перестань обманывать себя.

Он наклоняет своё тело в мою сторону, и я откидываюсь на сиденье, ожидая, что он что — то сделает — не знаю, что, но он не может поцеловать меня здесь, где все могут нас видеть.

Вместо того чтобы прикоснуться ко мне, он пристёгивает меня ремнём безопасности.

— Есть «мы». На самом деле, это единственное, что существует. Чем скорее ты прекратишь бороться с этим, тем лучше для тебя.

Он сильно дёргает меня за волосы, прежде чем снова сесть на место. Я притворяюсь, что его там нет по дороге домой. Или я все равно пытаюсь это сделать. Мне никогда не удавалось преуспеть в этом.

Как только мы оказываемся внутри, папочка и Хелен приглашают нас на ужин.

— Я рада, что вы ладите. — Говорит Хелен.

— Твоя пища была хорошо принята, — добавляет папа.

— Пища? — спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого.

Хелен показывает мне статью.

«Семья Себастьяна: Будущее»

Там есть хитрая фотография, сделанная со мной и Коулом, когда мы ели и улыбались. Это было, когда мне на нос попал майонез.

Я возвращаю папе приветливое выражение лица, хотя внутри у меня всё немного замирает.

Я стараюсь держаться подальше от Коула до конца вечера. Не садиться рядом с ним или напротив него. Не смотреть на него во время брифинга Фредерика. Когда приходит время ложиться спать, я запираю дверь и прячусь под простынями, едва сдерживая слезы.

Я набираю номер мамы, и она берет трубку после второго гудка.

— Мам…

— В чем дело, милая?

Её голос слабый, но обеспокоенный.

— Я просто скучаю по тебе.

— О, Куколка. Я тоже скучаю по тебе.

Она шмыгает носом.

— Мам, ты плачешь?

— Я скучаю по тебе. Я скучаю по дому. Я даже скучаю по Себастьяну. Что со мной не так?

Я сажусь, моё сердце бешено колотится.

— Мам, ты пьёшь?“

— Нет. Я смотрю Дневник Памяти и ненавижу свою жизнь.

— Сколько раз ты смотрела этот фильм? Я думал, ты ненавидишь романтические фильмы.

— Да, — она делает паузу. — Он счастлив с ней?

Я сглатываю, но решаю смягчить удар.

— Я не уверена.

— Он счастлив. Ты просто не хочешь причинить мне боль, — она выдыхает. — Я буду лучше, Куколка. Я обещаю.

— Мама, если ты всё ещё заботишься о папе, почему вы, ребята, развелись?

— Мне на него наплевать. Твой отец поймёт свою ошибку с Хелен и будет умолять меня быть с ним, и знаешь, что я ему скажу? Нет. Кроме того, у меня есть Люсьен.

— Ты самая красивая женщина, которую я знаю, мама. Любому мужчине повезло, что у него есть ты.

— Какой смысл, если у меня нет единственного для себя? — Она вздыхает. — В любом случае, расскажи мне о своём дне.

Мы ещё несколько минут говорим о школе и фортепиано. После того, как она повесила трубку, я продолжаю думать о том, что она сказала.

Какой смысл, если у меня не может быть единственного для меня?

Действительно, какой в этом смысл?

Я уже собираюсь выключить прикроватную лампу, когда на балконе появляется тень. Раздаётся шорох занавесок, прежде чем кто-то врывается внутрь.

Мой рот открывается, чтобы закричать, но потом, я вижу, Коула.

На нем простые серые брюки и белая футболка, но в этом домашнем он выглядит как модель на съёмках.

— Что, чёрт возьми, с тобой не так? — Я тяжело дышу. — Что ты здесь делаешь?

— Иду спать.

— Убирайся. Я заперла дверь не просто так.

— Запертая дверь не может удержать меня на расстоянии. Кроме того, как ты думаешь, почему я выбрал комнату рядом с твоей? Я всегда прихожу через балкон. Я тоже должен держать свою дверь запертой на случай, если мама придёт проведать меня.

— Есть что-нибудь, о чём ты не подумал?

— Ты.

Он ныряет рядом со мной под одеяло и прижимает меня к себе. Его каштановые пряди беспорядочно падают на голову.

— Я?

— Ты — единственное, о чём я никогда не мог подумать.

У меня перехватывает дыхание, но я шепчу.

— Потому что я твой хаос?

— Потому что ты — причина, по которой я с нетерпением жду новых дней. Его рука скользит под мою просторную рубашку. — Ммм. Ничего. В этом году ты в списке непослушных.

— Я не такая.

— Да, это так. Моя непослушная девочка. — Он стягивает брюки, и я прикусываю губу, когда он останавливает кончик своего члена рядом с моим входом. — Я собираюсь трахнуть тебя, как тот мужчина сегодня трахнул ту женщину. Это будет тяжело и безжалостно, и ты будешь стонать моё имя.

Мои конечности разжижаются, и я вот-вот застонаю от одного только нападения его слов.

Я не успеваю ответить, как Коул врывается в меня одним безжалостным движением. И тогда он сдерживает своё обещание.