Блестящая партия

Глава 12

— Джорджина! Не смей спать. Я крайне тобой разочарована.

Джейн Гордон потрясла дочь за руку. Джорджина уснула, как только уселась в карету, которая везла их домой с бала, продолжавшегося всю ночь.

— Леди Дороти как-то смогла заставить Френсиса Расселла четыре раза пригласить ее на танец, а ты всего лишь две минуты танцевала с ним контрданс.

— Это ведь не соревнование, мама.

— Это именно соревнование — Гордоны против Девонширов. И мы проигрываем. И очень сильно!

— Почему ты так думаешь?

— Герцогиня Девоншир с самодовольным видом сообщила мне, что они пригласили герцога Бедфорда погостить у них в Чатсуорте на следующей неделе, и что Френсис Расселл принял это приглашение!

У Джорджины точно гора с плеч свалилась. Если герцог ухаживает за леди Дороти — значит, можно вычеркнуть его из списка предполагаемых поклонников.

— Ну что же, в одну и ту же игру могут играть и двое. Я напишу Сьюзен и заставлю ее послать Бедфорду приглашение от герцога и герцогини Манчестер посетить Кимболтон, как только он вернется. В это время года доехать до Кембриджшира гораздо удобнее, чем до Дербишира. Ведь его поместье в Уоберне всего лишь в одном перегоне от Кимболтона.

Джорджина вышла из кареты, ей хотелось поскорее добраться до спокойного убежища — своей спальни. Пока она поднималась по лестнице, мать шла за ней по пятам, без умолку болтая о планах вырвать брачный приз этого десятилетия из цепких ручек герцогини Девоншир. «Ад и преисподняя! Единственное, чего я хочу, — это спать».

* * *

— Я доволен, что ты уговорил меня поехать на бал к Девонширам, Френсис. Там было больше вигов, чем в палате общин.

— Это обычное дело. Дом Девонширов — это что-то вроде нашего частного клуба, там все время идет игра. На следующей неделе я приглашен в Чатсуорт.

— И ты поедешь? — спросил Джон у брата.

— Ну, они явно хотят навязать мне свою дочь. Мне нужно оценить Чатсуорт и его сокровища и выяснить, могут ли они компенсировать мне те жертвы, которых потребует от меня этот брак.

У Джона на языке вертелось горькое замечание, но вслух он его не произнес. Он принялся разбирать только что принесенную почту и открыл письмо от жены.

«Тем, что вы не можете заставить себя писать мне чаще одного раза в неделю, вы явно даете мне понять, что больше не любите меня. Отсутствие писем от вас доказывает вашу полную отчужденность.

Некоторое время я сильно нуждалась в выражениях вашей нежности. Очевидно, что вы больше не цените мою дружбу и стали презирать меня из-за моего подавленного состояния.

Я была очень счастлива здесь с моей дорогой сестрой Изабеллой. Я думаю, что для нас с вами будет лучше жить раздельно».

Джон едва удержался, чтобы не выбраниться. Он понимал, что Элизабет в действительности хочет не раздельной жизни, а совершенно противоположного.

Каждую неделю он навещал своих сыновей в Вестминстер-скул и писал ей подробно об их успехах. Она никогда не спрашивала о том, как они живут, и даже не упоминала их имен в своих письмах. Единственная цель ее писем — это осуждать мужа за то, как он обращается со своей бедной заброшенной женой.

— Это от Элизабет? — спросил Френсис.

Джон поднял глаза.

— Да. Мне нужно найти время съездить в Лонглит, навестить ее.

— Увы, нас обоих призывает долг. Ты должен ехать в Лонглит, я — в Чатсуорт. Но сначала я собираюсь нанести визит моей милой Марианне. С ее помощью я переживу целую ночь голодания, которая ждет меня, когда я поеду на север.

Когда Френсис ушел, Джон бросил письмо жены в огонь и стал смотреть, как его пожирает пламя.

«Можно будет сказать Питту, что я в состоянии добыть нужные ему голоса. После того как Акт об объединении будет принят, я поеду навестить Элизабет».

* * *

— Вот, я написала Сьюзен и вдобавок черкнула записочку Шарлотте, в которой прошу ее согласовать дату бала в Гудвуде с пышным приемом в Кимболтоне, — сообщила Джейн Гордон. — Мы покажем герцогу Бедфорду, что такое настоящее гостеприимство.

Джорджина ответила, тщательно выбирая слова:

— Мама, я не уверена, что нам следует гоняться за герцогом Бедфордом. Джордж предупредил меня, что Френсис Расселл — всем известный бабник. Его любовницу зовут Марианна Палмер.

— Миссис Палмер — из простых. Ты же не можешь ожидать, что герцог, которому за тридцать, будет хранить обет безбрачия. Это было бы очень странно. Светскость — это именно то, что нужно в муже неопытной молодой аристократке.

— Но у меня душа не лежит ни к какому герцогу. Шарлотта вышла за графа и очень счастлива. Мне всегда бывает весело с Джеком Спенсером, а он наследует графский титул после отца.

— Лорд Олторп — всего лишь мальчишка. Пройдут годы, прежде чем ты станешь графиней.

— Я встретила много других джентльменов у Девонширов. Чарлз, граф Грей, очень привлекателен.

— Ты не могла бы выбрать никого более неподходящего, если бы и попыталась. Грей — любовник герцогини Девоншир.

Джорджина широко раскрыла глаза:

— Я понятия не имела.

— Ты наивна в смысле знания света, как это и должно быть.

— Возможно, я и неопытна, но не так уж наивна, мама. У моего отца была не одна любовница, и у меня есть причины подозревать, что герцог Манчестер не совсем верен Сьюзен.

Джейн круто повернулась.

— Я считаю полезным, чтобы молодая леди была осведомлена о таких вещах. Женщина аристократического круга должна уметь принимать мужа таким, какой он есть, и не замечать его недостатки.

— Недостатки? А я думала, это называется излишествами. — Тут Джорджина вспомнила еще одного молодого человека, который произвел на нее приятное впечатление. — Я танцевала еще с одним графом, у которого замечательные манеры… Это Гренвилл Левесон Гауэр.

— Сказав, что ты не могла бы выбрать никого менее подходящего, чем лорд Грей, я ошиблась. Лорд Гренвилл — отец двоих детей леди Бессборо.

— Но ведь не Кэроу? — изумленно спросила Джорджина.

— Нет, не Кэроу… Это двое младших отпрысков Понсонби.

— Если бы я знала, то не позволила бы ему танцевать со мной.

— Если ты начнешь отвергать каждого аристократа, у которого есть побочные дети, ты станешь на балах лепиться к стенке как вьюн. Воспитанные люди не замечают подобных вещей, и ты должна поступать так же, дочь моя.

* * *

На следующей неделе Уильям Питт вынес на голосование палаты общин Акт об объединении, и он был принят значительным большинством голосов.

— Поздравляю, господин премьер-министр. — Джон Расселл пожал Питту руку. — Это огромный шаг навстречу Ирландии.

— Я обязан поблагодарить вас за поддержку и голоса вигов, которыми вы заручились.

Джон Расселл радовался результатам и той небольшой роли, которую сыграл, понимая, что вслед за этим последует предоставление католикам свободы вероисповедания. Вдруг он заметил Чарлза Леннокса.

— Спасибо, что приехали в Лондон на голосование. Я ценю это.

— Вы можете ответить на это любезностью с вашей стороны — прийти на бал, который дает Шарлотта для своей сестры. Первый сезон леди Джорджины должен иметь оглушительный успех, иначе герцогиня Гордон будет считать всю семью виноватой и превратит нашу жизнь в сущий ад.

К ним подошел лорд Холланд, и тем самым Джон был спасен от необходимости дать согласие.

— Отпразднуем это событие в клубе «Брукс»?

— Простите, Генри, — со смехом сказал Джон. — Я исключен из клуба, потому что отказываюсь надевать парик. Теперь, когда голосование прошло, я могу поехать в Лонглит навестить Элизабет.

И Джон вернулся на Расселл-сквер, где поел в одиночестве, а потом занялся бумагами, имеющими отношение к Тавистоку и его избирателям.

Он поздно ушел спать и, уже лежа в постели, мельком подумал о Френсисе, который уехал вчера с визитом в Чатсуорт. Как Джон ни старался, он не мог представить себе леди Дороти Кавендиш в качестве жены брата. Ему было жаль эту наивную девушку. Если Френсис женится на ней, он поселит ее в Уоберне и без всякого стыда бросит там до конца жизни.

Его мысли перенеслись на другую юную дебютантку — Джорджину Гордон, и он не смог удержаться, чтобы не сравнить этих двух молодых особ. В яркой красавице Джорджине не было ничего наивного, разумеется, и он не мог представить ее себе в качестве заботливой жены, за кого бы она ни вышла замуж. Эта девица заставит гоняться за ней всех своих поклонников. И тому, кто ее поймает, придется укрощать ее.

Тут в его мысли вторглась Элизабет. Он вспомнил ее письма, в которых она жаловалась, что он ею пренебрегает, и понял, что в них есть немалая доля истины. Он понимал, что ее мрачные мысли — это мания, граничащая порой с безумием, и ему хотелось, чтобы она излечилась ради их сыновей, как и ради самой себя.

Интересно, подумал Джон, не тешит ли он себя надеждой на то, что жену можно постепенно отучить от опиума? Но он был уверен, что она излечится от меланхолии, если избавится от пристрастия к опиуму. Он выбросил ее из головы, повернулся на бок и наконец уснул.

Его разбудил стук в дверь. Он сел и зажег лампу.

— Что такое? — Он знал, что утро еще не настало.

— Простите, что беспокою вас, сэр, но только что прибыл курьер с сообщением. Он говорит, что это срочно.

— Сообщение мне или Френсису?

— Говорит, что вам, сэр… из Лонглита.

Джон нахмурился. Как всегда, неприятности с Элизабет.

— Я сейчас спущусь. Проверьте, есть ли огонь в гостиной. Курьер проделал долгий путь по холоду.

Джон надел халат и пошел за слугой вниз. Курьер дожидался его в холле.

— Милорд, я привез срочное сообщение от маркизы Бат.

— Входите, дружище, согрейтесь.

Джон взял у курьера письмо и провел его в гостиную, где лакей развел огонь в камине и зажег лампы. Джон налил курьеру виски.

Потом он сломал восковую печать, вынул письмо из конверта и поднес к лампе.

«Лорд Тависток, приезжайте немедленно, как можно скорее. У Элизабет тяжелый рецидив. Положение ужасающее.

Изабелла, маркиза Бат».

— Моя жена плохо себя чувствует. Я еду немедленно. Записка очень короткая. Вы не могли бы что-то добавить?

— Два раза был доктор. Это все, что мне известно, милорд.

— Я поеду в карете. Можете оставить вашу лошадь на конюшне. — Потом он сказал, обращаясь к лакею: — Пока я уложу вещи, будьте добры, проследите, чтобы этого человека как следует накормили.

Джон решил, что доедет быстрее в своем фаэтоне, и не успели они добраться до Ричмонда, как курьер крепко уснул. Хотя Джон остановился, только чтобы напоить лошадей, дать им отдых и немного перекусить самому в трактире в Бейсингстоке, понадобился целый день, прежде чем они добрались до Лонглит-Хауса в Уорминстере.

Поездка была долгая, и у Джона было достаточно времени поразмыслить о том, что имела в виду Изабелла, говоря об ужасающем положении. Он знал по опыту, что жена часто предупреждала о грозящей опасности, и мрачные предзнаменования и ощущение близкой катастрофы вполне могли показаться ужасными человеку, который вынужден выслушивать бредовые речи Элизабет.

Джон надеялся, что ее болезнь несерьезна. Он чувствовал уверенность, что, если это всего лишь проявление меланхолии, он сумеет успокоить жену и утишить ее страхи. Скорее всего ее сестра Изабелла просто хочет избавиться от нее и вызвала его с этой целью.

Замок в Лонглите был великолепен. Джон подъехал на своих серых к конюшне и попросил конюха хорошенько вычистить лошадей.

Мажордом принял у него пальто и провел его по длинному холлу в гостиную маркизы Бат.

— Слава Создателю, вы приехали.

Изабелла крепко сжала руки. Лицо ее походило на маску, и по нему Джон ничего не мог понять.

— Что случилось?

Тут он услышал крик, и только тогда понял, что вторая сестра жены, Люси, тоже находится в комнате. Когда леди Бредфорд закрыла лицо руками и зарыдала, Джон забеспокоился.

— Отведите меня к ней.

— Я не могу идти туда, не могу ее видеть, — простонала Люси.

Беспокойство Джона превратилось в тревогу. Изабелла прятала глаза.

— Пойдемте со мной, Джон.

Она повела его к главной лестнице, и они поднялись на второй этаж. Изабелла открыла дверь в спальню для гостей и пропустила его вперед.

Джон подошел к кровати, на которой с закрытыми глазами лежала его жена.

— Элизабет.

Он нагнулся над женой и протянул руку, чтобы коснуться ее. На какое-то мгновение ему показалось, что она умерла, но тело ее, хотя и безжизненное, было еще теплым. Он устремил взгляд на Изабеллу, пытаясь совладать с возмущением.

— Она без сознания. Как долго она находится в таком состоянии?

— Да, я знаю. Когда все мои попытки разбудить ее ни к чему не привели, я сразу же послала за вами.

— Когда это случилось? — спросил он. — Как это случилось?

Он встал и внимательно посмотрел на Элизабет, и ему представилось, что он видит мертвое тело.

— Мы пробыли в Бате неделю, пили воды. К сожалению, лечение не помогло Элизабет. Вчера рано утром она потеряла сознание, и я вызвала своего врача. Мы уложили ее в постель, и он дал ей какое-то лекарство. Мы не смогли разбудить ее к обеду, и я снова послала за врачом. Когда он пришел, то сказал, что он ничего не может сделать — что она либо придет в сознание самостоятельно, либо вообще не придет, — зловещим голосом закончила Изабелла. — Доктор Невилл велел мне немедленно послать за вами.

Взгляд Джона упал на коричневый пузырек на прикроватном столике.

— А какое он дал ей лекарство?

— Элизабет просила опиума. Она сказала, что это единственное лекарство, которое снимает болезненные симптомы ее чахотки и дает ей возможность уснуть.

— У моей жены нет никакой чахотки! Зато у нее зависимость от опиума. Это наркотик. Именно он почти убил ее!

— Как вы смеете обвинять мою сестру в подобном пороке? Меня возмущают уже одни ваши намеки на то, что она пристрастилась к наркотическому средству.

На лице Изабеллы выразился ужас, и она направилась к двери.

— Я оставляю вас с супругой, чтобы вы могли попросить у нее прощения.

Джон снова подошел к кровати и посмотрел на Элизабет.

— Я действительно должен просить у вас прощения — за то, что не был более бдителен. Мне следовало отучить вас от этого пристрастия.

Он возмущался собой, своей женой, ее сестрой Изабеллой и врачом. Все они были виноваты в том, что его сыновья чуть было не потеряли мать.

Он сердито отбросил одеяло и взял Элизабет на руки. Ее руки и голова бессильно свисали. Джон пошел к двери, распахнул ее и, пройдя по коридору, оказался у двери в ванную. Войдя, он ногой закрыл за собой дверь.

Он положил жену на пол и наклонился, чтобы отвернуть кран и наполнить ванну водой. Он не стал регулировать температуру воды, решив, что если вода будет достаточно холодна, это приведет Элизабет в сознание.

Увидев, что воды набралось достаточно, он без всякой осторожности поднял Элизабет и опустил в воду. Она никак не прореагировала на это, и он быстро поднял ее голову над водой. Потом выругался и снова погрузил ее голову в воду. Никаких результатов.

Когда он погрузил ее в воду третий раз, она стала кашлять. Тогда он поднял ее голову из воды. Элизабет едва не захлебнулась, и он наклонил ее вперед и резко ударил ладонью по спине три-четыре раза.

Элизабет застонала, веки ее затрепетали, глаза открылись и снова закрылись.

— Ах ты, жалкая сука! Просыпайся! — закричал он.

Он ударил ее по щекам один раз, потом еще и еще. Элизабет снова открыла рот и застонала.

— Ты меня слышишь? — громко спросил он. — Ты меня слышишь, Элизабет?

Она слегка приоткрыла глаза и медленно кивнула. Джон схватил ее за плечо и потряс.

— Не смей засыпать. Говори со мной! — приказал он.

— Не… мучь… меня, — проговорила она слабым умоляющим голосом. — Не… топите… меня…

Она вцепилась в его руку.

— А следовало бы, — пробормотал Джон.

Он вынул ее из воды и попробовал поставить на ноги. Колени у нее подогнулись, и она обмякла, припав к нему. Он стащил с нее намокшую ночную рубашку и отнес обратно в спальню. Усадив жену в обитое атласом кресло, он приказал:

— Сиди, черт бы тебя побрал, и не сползай.

Он подошел к умывальному столику и нашел там кувшин с водой.

Наполнив стакан, он поднес его к губам Элизабет:

— Пей!

Но тут веки ее опустились, и она опять потеряла сознание.

Джон выплеснул воду в лицо, и она снова очнулась. Он налил еще стакан, поднес к губам жены и на этот раз заставил выпить.

— Нужно вымыть эту дрянь из твоего организма.

Джон был неумолим, и Элизабет ничего не оставалось, кроме как слушаться его. Он с отвращением, посмотрел на ее спутанные мокрые волосы и исхудавшее тело. «Она мне не нужна. Так зачем же я пытаюсь спасти ее?»

Он потратил битых четыре часа, вливая ей в рот воду. Было далеко за полночь; Элизабет кашляла и плевалась. Она совершенно пришла в себя и была готова к сражению. Но и Джон был к нему готов.

— Ты грубый чурбан!

— В течение месяца я удерживал тебя от опиума, надеялся, что поездка в Бат с сестрой поможет тебе покончить с твоим болезненным пристрастием, но мои мечты были тщетны — как всегда, когда речь идет о тебе.

— Ты убьешь меня и тогда будешь счастлив! — завизжала она.

— Если ты будешь и дальше принимать снотворное, для этого не понадобится особых усилий.

— Я тебя ненавижу! Я тебя ненавижу! — крикнула Элизабет.

— Ненависть часто бывает взаимной, мадам.

Она с трагическим видом бросила ему в лицо:

— Ты властный человек — любишь, чтобы тебе подчинялись. Твоя тяжелая рука убивает все мои желания.

— Если быть честным, Элизабет, правишь и манипулируешь мной ты со своим пристрастием к опиуму.

— Ты сделал мою жизнь невыносимой! — крикнула она.

— А ты превратила мою жизнь в ад на земле.

И вдруг Джон понял, как выглядит происходящее со стороны. Его могли слышать не только сестры жены — теперь вся многочисленная прислуга Лонглита будет осведомлена об этой чудовищной ссоре.

Джон достал из комода свежую ночную рубашку и подошел к жене, чтобы одеть ее.

— Не прикасайся ко мне! — завопила она.

— Уверяю тебя, прикоснуться к тебе было бы мне не по силам.

Он натянул на жену рубашку и, круто повернувшись, вышел, с возмущением хлопнув дверью. Он пришел в свою спальню и бросился в кресло, слишком измотанный, чтобы улечься в постель. Прислонившись головой к спинке, попытался успокоиться. Часа через два начнет светать, и ему снова придется начать свое бдение.

Охваченная ужасом, маркиза Бат лежала, окаменев, в своей постели. Она слышала, как Элизабет обвиняла мужа в том, что он пытался ее утопить. Слышала ее крики и стоны. Слышала сердитые голоса ссорящихся. Слышала удары и шум. Казалось, Джон и Элизабет убивают друг друга. Изабелла решила держаться подальше от обеих воюющих сторон, опасаясь, что окажется замешанной в эту ужасную историю.

«Хорошо, что Элизабет пришла в сознание. Утром я потребую, чтобы они уехали. Я не позволю, чтобы мой дом ввергли в хаос столь постыдным образом».