Блестящая партия

Глава 30

— Мне нравится, как пахнет свежескошенная трава.

Джорджина поехала верхом с сыновьями Джона, чтобы посмотреть на уборку урожая. Мужчины жали высокий овес и косили траву, а женщины шли за ними, собирая огромные охапки и связывая их в снопы.

— Вы уверены, что хотите остаться в поле и помочь им?

— Это работа для фермеров, но мы никогда не видели, как ставят стога, — сказал Френсис.

— Вы уверены, что вас привлекают не хорошенькие фермерские дочки? — пошутила молодая женщина. — Мне нужно вернуться домой и приготовиться. Скоро в Уоберн явится все правительство.

Она не стала просить старших мальчиков присматривать за Джонни. Ей хотелось, чтобы он научился самостоятельности.

Вернувшись домой, Джорджина прошла в парадную столовую посмотреть, как накрыт стол.

— Вы превзошли самого себя, мистер Берк. Цветы просто потрясающие.

Стол украшали композиции из пурпурных и белых астр — то были цвета Бедфордов.

— Можно поставить шотландское виски, которое привезла мне матушка. Политические деятели особенно пристрастны к виски.

Джорджина поменяла местами две карточки с именами гостей, положив карточку премьер-министра Эддингтона подальше от карточки Уильяма Питта, рядом с карточкой Ло-дердейла.

Она пошла наверх, приняла ванну и направилась в гардеробную выбрать наряд. Она решила надеть бледно-зеленое платье в стиле ампир. Приколола единственную белую розу к низкому вырезу и надела бриллиантовые серьги.

Она с восторгом рассматривала себя в зеркале, когда из соседней спальни появился Джон. Джорджина повернулась и сделала красивый пируэт.

— Ты не можешь появиться в таком виде. Все наши гости — мужчины. Это совершенно не годится, Джорджи.

— Господи, о чем ты?

И она снова повернулась к зеркалу.

— Ткань почти прозрачная… Сквозь нее видны очертания тела.

В его голосе послышалось что-то угрожающее.

— Но это самая последняя парижская мода, — возразила Джорджина.

— Французские женщины славятся тем, что безвкусно и вызывающе выставляют себя напоказ. Английские леди более утонченны, более респектабельны.

— Вот как? Ты хорошо разбираешься в утонченных английских леди, поскольку был женат на одной из них. А каково твое мнение насчет шотландских леди, могу ли я узнать?

Темные глаза Джона сузились.

— Именно эта шотландская леди — скороспелая дерзкая девчонка, которая любит щеголять своей красотой. Я знаю, тебе нравится обращать на себя внимание, Джорджи, но я был бы тебе весьма признателен, если бы ты надела другое платье. Наши гости уже прибывают.

Джорджине захотелось накинуться на него, расцарапать его надменное лицо, но она взяла себя в руки и попыталась взглянуть на ситуацию его глазами. «Он ясно дал понять, что женится на мне потому, что ему нужна хозяйка политического салона».

Джорджине хотелось отстаивать свои права, но поскольку она понимала, как важен для Джона этот вечер, она милостиво снизошла к его требованиям.

— Я переоденусь. Ступай встречай гостей.

Джорджина надела платье из розовой шелестящей тафты и спустилась вниз. Обидчивость не была ей свойственна. Всю жизнь ее учили, как нужно пользоваться своими женскими чарами, и эти чары исходили от нее естественным образом.

Джон смотрел, как его красавица жена приветствует политических деятелей, приехавших в Уоберн. Она двигалась среди них с такой легкостью, что он не мог оторвать от нее глаз. Говорила ли она с Лодердейлом, человеком довольно грубым, или с Адером, человеком изнеженным, она очаровывала всех. Когда она втягивала в разговор какого-либо гостя, она изливала на него все свое обаяние, как если бы он был единственным мужчиной в комнате, и всегда достигала желаемого эффекта.

Атмосфера, которую она создавала в Уоберне, была в одно и то же время элегантной и уютной. Обед имел оглушительный успех, а виски помогло политическим деятелям обеих партий отбросить настороженность и беседовать с приятностью.

После обеда Джорджина выразительно посмотрела на Джона, а потом отправилась завлекать премьер-министра Эддингтона.

— Мне нужна ваша помощь и ваш совет. Не откажите в любезности, господин премьер-министр?

— Сочту за честь, ваша светлость.

— Я превратила одну из гостиных в своего рода аптеку. Поскольку вы известный медик, не могли бы вы пойти взглянуть на лекарственные порошки и травяные средства, которые я приготовила, и сказать, какие из них самые действенные для лечения легких заболеваний наших арендаторов?

Джон подошел к своему другу.

— Генри, моя жена нарочно похитила Эддингтона, чтобы мы могли свести Фокса и Питта. Будем надеяться, что этот союз принесет плоды.

* * *

Вечером, в уединении спальни, Джон с восхищением смотрел на жену.

— Сегодня ты была великолепна, Джорджи. Я думаю, мы сделали огромный шаг к выполнению нашей задачи, и большая заслуга в этом принадлежит тебе.

Озорство так и пенилось в Джорджине.

— Как мило с твоей стороны, — ответила Джорджина с озорной улыбкой. — А представь себе, чего я добилась бы, если бы ты разрешил мне надеть парижское платье.

— По твоим словам выходит, что я просто какой-то деспот, — с грустью возразил Джон.

— Так оно и есть. Иррациональные требования исходят только от иррациональных людей. Сегодня я позволила тебе настоять на том, что я должна и чего не должна надевать, но предупреждаю тебя, Бедфорд, — это было в последний раз. Супружество — это партнерство, а не диктатура.

— А как же насчет союза тори — виги?

— Только если мне позволят быть независимым тори.

И когда Джон, рассмеявшись, согласился, она бросилась ему в объятия и поцеловала его.

* * *

Джорджина начала рисовать портрет Джонни к его дню рождения, и мальчику захотелось, чтобы Аббатиса тоже была нарисована. Кошка сидела рядом с ним на диване, громко мурлыкая, а он гладил ее по спинке.

— Кого бы тебе хотелось пригласить на твой день рождения?

— Кузена Чарли и дядю Хантли.

— Нет, я говорю о твоих школьных друзьях. Френсис хочет пригласить Уилла Кавендиша и сына Эберкормов, а Уильям — своих друзей Джека Роудона и Тедди Листера.

Наступило молчание. Было слышно только громкое мурлыканье. Джорджина перестала рисовать. Наконец Джонни пробормотал:

— У меня нет школьных друзей.

Холодные пальцы сжали ей сердце.

— А как же мальчики из вашего класса?

— Я не хочу их приглашать. Они смеются надо мной, потому что я люблю читать, и жестоко потешаются над тем, что я маленького роста.

Джорджина возмутилась.

— Эти невоспитанные дурни запугали тебя! Скажи мне их имена, Джонни.

Мальчик улыбнулся.

— Это не имеет значения, Джорджи.

«Это имеет очень большое значение. Я хочу, чтобы это был твой самый счастливый день рождения».

День рождения Джонни был восемнадцатого августа, ровно через месяц после дня рождения Джорджины; его отпраздновали с удовольствием все Гордоны, Расселлы и их друзья. Джон, после долгих опасений, внял мольбам жены и подарил младшему сыну свою лошадь. То был молодой гнедой мерин, ничего общего не имевший с медлительной Серой Леди, на которой Джонни ездил все лето.

— Большое спасибо, Джорджи. Я.знаю, это твоя идея.

В конце августа мальчикам пришло время уезжать. Сначала Джон отвез в Кембридж старшего сына, затем пришла очередь Уильяма и Джонни ехать в Лондон. Накануне отъезда Джорджина заметила, что Джонни внезапно стал тихим и замкнутым.

А в то утро, когда им предстояло уезжать, мальчик почувствовал тошноту и отказался от завтрака. Джорджина уложила его в постель и обещала вернуться и посидеть с ним, пока ему не станет лучше, потом сошла вниз поговорить с мужем.

— Джон, почему бы тебе не отвезти только Уильяма? Пусть Джонни останется дома на несколько дней — он, наверное, чем-то заболел.

— А что ты скажешь о завтрашнем вечере? Может, отложить обед, который мы задумали?

— Нет, конечно, нет. Парламент начинает работу через два дня, и нам нужно до этого собрать здесь его членов.

Герцог и герцогиня Бедфорд решили устроить еще одно собрание политических деятелей, но на сей раз не пригласили премьер-министра Эддингтона и его ближайших союзников тори.

* * *

— Я рада, что тебе лучше.

Джорджина смотрела, как Джонни ест свой ужин, и подкрепилась сама, взяв у него пирожное с айвой.

— Мне очень нравится выгуливать собак. Я думаю, что гончие будут скучать по Френсису и Уильяму. А ты будешь присматривать за Аббатисой, когда я уеду в школу, Джорджи?

— Ну конечно, буду. Я каждый день буду кормить ее копченой рыбкой. А теперь мне нужно пойти и приготовиться к встрече гостей. Уильям Питт всегда очень пунктуален.

Джорджина приняла ванну и велела Дженни сделать ей новую прическу. Ее шелковистые черные волосы были подняты кверху и заколоты гребнями с бриллиантами, и только один длинный локон падал на плечо. Она поблагодарила горничную и сказала, что та больше ей не понадобится. Джорджина решила надеть одно из своих парижских платьев и приготовилась к протестам мужа.

Она услышала из своей туалетной, что Джон входит в ее спальню.

— А, именно ты-то мне и нужен. Будь добр, застегни мне платье на спине.

Джорджина увидела, что темные брови мужа сдвинулись.

— Я бы предпочел, чтобы ты надела что-нибудь другое, — сказал он без обиняков.

— А мне нравится этот муслин бледного лавандового цвета. Мои пурпурные туфельки и перчатки очень красиво с ним контрастируют. И я полагаю, что ты пришел сопроводить меня вниз, а не для того, чтобы устраивать инспекцию!

Джону это не понравилось.

— Ты не выдержала инспекции. Ты можешь так одеваться, когда мы обедаем одни, но не когда принимаем целый дом джентльменов.

Джорджина вздернула подбородок.

— Среди них очень мало джентльменов, включая и хозяина дома!

— Признаю свою вину. Перемени платье, Джорджина.

Ее упрямый вид исчез, она испустила глубокий вздох, словно сдаваясь на требования мужа.

— Славная девочка. Я спущусь вниз встречать гостей.

— Тебе лучше было бы пойти и пожелать спокойной ночи Джонни.

Как только Джон вышел, Джорджина натянула перчатки, взяла веер и сошла вниз.

Первым приехал Чарлз Леннокс, и Джорджина дружески обняла мужа Шарлотты. Чарлз Джеймс Фокс приехал со своим племянником, лордом Холландом.

— Генри, вам удалось сделать невозможное… вы приехали раньше мистера Питта. Чарлз, позвольте налить вам виски.

Фокс поднес ее руку к губам.

— У вас изысканный вид, дорогая. Вы одна из немногих известных мне дам, которые делают честь парижским модам.

Джон вошел в гостиную как раз в тот момент, когда его жена лучезарно улыбалась Фоксу. Он увидел платье Джорджины, и его глаза угрожающе сузились. Он подошел прямо к ней и крепко взял за предплечье.

— Извините нас, джентльмены.

Он вывел ее из комнаты и потащил наверх.

— Ты обещала переменить платье.

Джорджина вырвалась из его рук.

— Я не обещала ничего подобного. Я не люблю приказаний, Бедфорд.

Джон попытался справиться с нарастающим гневом.

— Тогда я попрошу тебя, будь любезна, перемени платье, Джорджина.

Она отвернулась и посмотрела в окно.

— Ах, приехал Уильям Питт. Какое неуважение — мы не вышли ему навстречу. Прошу тебя, Джон, извинись перед ним за меня и скажи, что я сию минуту сойду вниз.

Джорджина появилась в гостиной и бурно приветствовала Питта.

— Уильям, надеюсь, вы не против того, чтобы опять быть моим соседом за столом? Из всех мужчин Англии я бы предпочла сидеть только рядом с вами.

Джон упрямо сжал зубы и подошел к столу с напитками. Налив два бокала кларета, он подал один Питту. Джон хотел подать второй бокал Джорджине, как вдруг рука его дрогнула и темно-красное вино выплеснулось на платье жены.

— Как я неловок! Прости, Джорджина.

Она мило улыбнулась.

— Бывает. Простите меня, джентльмены.

Когда через четверть часа в гостиной появилось видение в бледно-зеленом платье ампире низким декольте, мужчины зааплодировали.

— Благодарю вас, джентльмены. Это любимое платье Джона. — Джорджина улыбнулась. — Думаю, что обед подан.

К полуночи уехал последний гость. Обед выполнил свою миссию. Уильям Питт принял предложение Чарлза Джеймса Фокса присоединиться к оппозиционной партии вигов. Они договорились, что займут критическую позицию по отношению к политике правительства, когда откроется парламент.

— Ты продемонстрировала свое бесстыдство, вела себя как распутная женщина. Выставила себя напоказ, как наглая шлюха. Я запретил тебе надевать первое платье, и ты нарочно надела другое, которое еще откровеннее показывает твое тело.

Джорджина пожала плечами.

— Я раздумывала, а не сойти ли мне вниз голой.

— Хватит! Ты больше всего любишь разыгрывать из себя дурно воспитанную, испорченную девчонку. Твоя семья поощряла это, но я этого делать не намерен. Я требую от тебя послушания, Джорджина.

— Послушания? — Она подбоченилась. — Может, твоя ангелоподобная Элизабет и подчинялась твоим требованиям. Я этого делать не собираюсь.

— Мы не будем говорить о моей первой жене.

Тон Джона стал угрожающе опасным. В Джорджине вспыхнуло возмущение.

— Еще одно слово — и я сниму портрет, что висит над камином!

Джорджина почувствовала удовлетворение от того, что спровоцировала гнев мужа. Она всегда задавалась вопросом — что будет, если довести его до неуправляемой ярости, которая скрывается под лощеной внешностью?

Он заметил, как сверкнули ее зеленые глаза.

— Перестань вести себя как взбесившаяся стерва.

Джорджина оскалила зубы.

— А ты не вынуждай меня!

Джон схватил ее за точеные плечи и свирепо встряхнул.

— Проклятый мужлан! Тебе хотелось устроить мне взбучку с первого же дня, когда мы встретились. Это таким образом ты держал свою первую жену в повиновении?

Ее слова разбудили чувство вины, которое он хранил в глубине души. Руки его упали, и он постарался обуздать свой гнев.

— Я не желаю играть вторую скрипку после любой женщины — живая она или мертвая! — воскликнула Джорджина.

Она круто повернулась и выбежала через дверь, соединяющую их спальни. Там она сорвала с себя бриллианты и рассовала их по черным бархатным коробочкам; потом взяла эти коробочки и вернулась в спальню мужа.

Положив коробочки на кровать, она сказала:

— Возьми свои чертовы бедфордские бриллианты. Я бы предпочла ребенка всем драгоценностям христианского мира, но я, видимо, недостаточно хороша для твоего бесценного семени!

И Джорджина бросилась из комнаты, захлопнула за собой дверь и заперла ее.

Джон с минуту постоял неподвижно, ошеломленный ее тирадой. Потом подошел к двери и подергал ручку.

— Открой дверь. Немедленно!

Грубый тон его голоса предупреждал, что, если она не подчинится, он прибегнет к насилию.

Джорджина предпочла проигнорировать это предупреждение.

— Идите вон! Я не могу подчиняться властным, деспотичным мужчинам, которые считают, что Бог дал им право быть господами над своими женами.

Сидящие внутри Джона демоны взяли верх. Он пнул ногой тяжелую дверь, и дверная рама треснула; дверь повисла на одной петле. Он прошел через комнату и навис над Джорджиной.

— Никогда больше не запирай от меня дверь. Ты можешь спать одна, если хочешь — я никогда не стану брать женщину силой, если она того не желает, но между нами не будет никаких замков — ни теперь, ни когда-либо.

Джорджина вызывающе подняла подбородок, хотя и понимала, что довела его до последней крайности. Он вышел из комнаты, и она почувствовала облегчение, однако сердце у нее болело от того, что он оттолкнул ее. Она медленно разделась, повесила в шкаф изящное зеленое одеяние и подивилась, как порой такая красота может привести к несчастью. «Я всегда знала, что Джон — властный, деспотичный тип, но думала, что моя любовь заставит его измениться».

Она забралась на кровать и бросила взгляд в сторону спальни мужа. Зловещая тишина заставила ее вздрогнуть.

«Собираюсь ли я устраивать с ним сражения всякий раз, когда мне хочется настоять на своем? — Она не знала, на что решиться, и была готова расплакаться. Потом она отогнала слезы, проглотила комок в горле и стукнула кулаком по подушке. — Да, и еще раз да. У меня для этого хватит характера!»