Так, отлично, — сказал самому себе Квинлан, поднимаясь с колен. Он обнаружил на земле, прямо под окном спальни Салли в доме Амабель, два замечательно отчетливых отпечатка мужских ботинок. Что еще важнее, он нашел и глубокие вмятины в тех местах, где в землю были вдавлены ножки лестницы. На земле валялись сломанные мелкие веточки — судя по всему, их оборвал тот, кто поспешно удалялся, таща за собой лестницу. Он снова опустился на корточки и измерил ладонью длину следа. Обувь одиннадцатого размера — почти как у него самого. Он снял с себя ботинок и осторожно приложил к следу — совпадение почти идеальное. Так, стало быть, размер одиннадцать с половиной.
Пятки проваливаются в землю довольно глубоко, что означает, что мужчина — не из маленьких, вероятно, его рост — примерно шесть футов, а вес — фунтов сто восемьдесят или около того. Квинлан пригляделся внимательнее, измеряя глубину следов пальцами. Оказалось, что один отпечаток глубже другого. Он, что, хромой? Трудно сказать. Возможно, но не обязательно. Может быть, это просто индивидуальные особенности походки.
— Ну, Квинлан, и что вы раскопали? — Это был Дэвид Маунтбэнк. Он был в форме и выглядел отглаженным, отлично выбритым и, как ни странно, хорошо отдохнувшим. А ведь было еще только шесть тридцать утра. — Подумываете о тайном побеге с Салли Брэндон?
«Ладно, погоди у меня», — подумал Квинлан, медленно поднимаясь с земли. Вслух же он совершенно непринужденно произнес:
— На самом деле прошлой ночью кто-то пытался проникнуть в дом и здорово перепугал Салли. Отвечаю также, если вас это интересует, — да, Салли в эту минуту должна все еще спать в башенном номере гостиницы Тельмы, в моей постели.
— Была попытка взлома?
— Да, что-то в этом роде. Она проснулась ночью и увидела в окне лицо какого-то мужчины. Это напугало седо полусмерти. Она завизжала так, что это, в свою очередь, напугало до полусмерти и того типа тоже, потому-то он и убрался.
Дэвиид Маунтбэнк исследовал стену коттеджа Амабель. Такое впечатление, что ее покрасили заново не больше, чем полгода назад. Темно-зеленые наличники окон тоже сияли свежестью.
— Все-таки, что за чертовщина тут творится на самом деле, Квинлан? Джеймс вздохнул:
— Не могу вам объяснить. Не имею права. Можете называть это вопросом национальной безопасности, Дэвид.
— Я бы предпочел называть это дерьмом собачьим!
— Не могу вам рассказать, — снова повторил Квинлан. Встретившись взглядом с шерифом, он не шелохнулся. Дэвид мог бы направить на него дуло пистолета, и он бы не дрогнул.
— Ну хорошо, — сказал в конце концов Дэвид. — Пусть будет по-вашему, по крайней мере до поры до времени. Но вы уверены, что это не имеет никакого отношения к двум убийствам?
— Не имеет. Чем больше я размышляю над этим делом, тем сильнее начинаю подозревать, что убийство той женщины каким-то образом связано с исчезновением Харви и Мардж Дженсен три года назад, хотя только вчера я говорил вам, что не могу себе это представить. Не знаю, как и почему, но я просто чувствую, что в деле, которым вы занялись, что-то нечисто. И уж если говорить откровенно, дело, которым занялся я, просто перевернет мне все внутренности. Так подсказывает моя интуиция. Уже много лет назад я понял, что ее никогда нельзя игнорировать. Эти вещи как-то связаны между собой, только я не имею понятия как или почему. Или я просто думаю не в том направлении. Что же касается Салли, Дэвид, то пусть все идет своим чередом. Думаю; я буду вам очень обязан, если вы просто оставите все как есть.
— Убийств было два, Квинлан.
— Доктор Спайвер?
— Да, мне только что звонили из Портленда, из отдела медицинской экспертизы, — женщина, которая прошла курс подготовки в Сан-Франциско и по-настоящему знает свое дело. Хорошо бы везде были такие медэксперты, которые знают, что делают. Я доставил ей тело вчера поздно ночью, и она, благослови ее Бог, согласилась произвести вскрытие немедленно. Она абсолютно уверена, что Спайвер никоим образом не мог усесться в кресло-качалку, засунуть в рот дуло и спустить курок. ' — Это опровергает версию, что доктор Спайвер убил женщину, а потом его так замучило чувство вины, что он пустил себе пулю в лоб.
— Отметает ко всем чертям.
— Знаете, на что это, по-моему, смахивает? Убийца, по-видимому, серьезно верил, что все будут считать смерть доктора Спайвера самоубийством. Возможно, это пожилой человек, который понятия не имеет о том, как много может установить хороший судмедэксперт. В конце концов ваш специалист, Понсер, этого тоже не знает. Можно сказать, вам просто повезло, что в Портленде оказался такой квалифицированный специалист.
— Думаю, вы правы, — вздохнул шериф. — Мы имеем убийцу, разгуливающего на свободе. И, страшно признаться, не знаю, что предпринять. Я и мои люди допросили в этом милом маленьком городке буквально каждого, а результат — точно такой же, как в случае с Лаурой Стратер. Никто ни черта не знает! Я все еще не могу поверить, что в этом деле замешан кто-то из местных.
— Но один из них замешан, Дэвид, и от этого Никуда не денешься.
— Хотите, чтобы я снял с этих следов гипсовые слепки?
— Не трудитесь, не стоит. Но я хочу, чтобы вы обратили внимание: вам не кажется, что один след глубже, чем другой? Вы когда-нибудь видели что-либо подобное?
Дэвид встал на четвереньки и принялся внимательно изучать следы. Кончиком пальца он измерил глубину отпечатка — так же, как делал до него Квинлан.
— Странно. Понятия не имею, в чем тут дело.
— Сначала я подумал, что этот парень хромает, но, пожалуй, тогда следы выглядели бы по-другому. Тогда был. бы большой скос в одну сторону, но этого нет.
— Ну, Квинлан, вы меня достали! — Дэвид поднялся, отряхнул землю с ладоней и посмотрел в сторону океана. — Денек обещает быть прекрасным. Бывало, я не меньше двух раз в неделю привозил сюда своих детей за этим «Лучшим в мире мороженым». После первого убийства я не хочу их даже близко подпускать к Коуву.
А кроме убийцы, Квинлан знал это точно, в городе есть еще и человек, который из кожи вон лезет, только бы заставить Салли поверить, что она сумасшедшая. Вероятнее всего, это ее муж, Скотт Брэйнерд.
Квинлан отряхнул руки о свои темно-коричневые вельветовые брюки.
— Ну, Дэвид, так кто из них добрался до вас первым?
— Что?..
— Какая их ваших дочерей первой сумела обнять вас за шею?
Дэвид рассмеялся.
— Самая младшая. Она, как обезьянка, взбирается прямо вверх по моей ноге. Ее зовут Дейдра.
Джеймс оставил Дэвида Маунтбэнка и вернулся в «Ночлег и завтрак» Тельмы.
Когда он открыл дверь в свой номер, Салли стояла в дверях ванной. Ее мокрые волосы липли к голове, отдельные пряди упали на плечи. В левой руке она держала полотенце. Когда Квинлан вошел, она уставилась на него широко раскрытыми глазами.
Она была абсолютно голой.
Господи, какая же она тоненькая и какая безупречно совершенная, — Квинлан осознал это за долю секунды до того, как она быстро прикрылась полотенцем.
— Куда вы уходили? — спросила она, все еще не двигаясь с места. Она просто стояла и смотрела, мокрая после душа, худенькая, беззащитная, прекрасная и прикрытая одним лишь белым полотенцем.
— Он носит ботинки размера одиннадцать с половиной.
Салли потуже затянула полотенце, закрутив его выше груди. Она смотрела на него, не понимая.
— Тот человек, который изображает из себя вашего отца, — пояснил Квинлан, пристально ее разглядывая.
— Вы его нашли?
— Пока нет, но под окном вашей спальни я нашел отпечатки его ног и следы от ножек лестницы. Да, наш незнакомец там был. Какой размер обуви носит ваш муж, Салли?
Она всегда-то была бледна, но теперь стала такой бескровной, что, казалось, даже волосы и те полиняли и потеряли цвет, когда Квинлан на нее посмотрел.
— Не знаю. Никогда не спрашивала. Я никогда не покупала ему ботинки. Мой отец носит одиннадцать с половиной.
— Салли, ваш отец мертв. Его убили больше двух недель назад. Он умер и похоронен. Копы видели его тело. Это был он, Эймори Сент-Джон. А тот человек, которого вы видели прошлой ночью, — это кто-то другой. Если вам не приходит на ум больше ни один мужчина, который мог бы пытаться свести вас с ума, тогда это должен быть ваш муж. Вы видели его в ту ночь, когда был убит ваш отец?
— Нет, — прошептала Салли. Она попятилась от него, отступая в ванную. Потом энергично замотала головой, так, что мокрые пряди разлетались во все стороны и били ее по лицу. — Нет, нет…
Она скрылась в ванной, но не захлопнула за собой дверь, а прикрыла ее тихо-тихо. В тишине Джеймс услышал, как с другой стороны щелкнул замок.
Квинлан знал, что отныне никогда уже не сможет смотреть на нее прежними глазами. Пусть даже Салли наденет на себя медвежью шубу, все равно у него перед глазами она будет стоять обнаженная в дверях ванной, такая тоненькая, такая бледная и прекрасная, что у него в тот же миг возникло безрассудное желание подхватить ее на руки и очень осторожно отнести и уложить в свою постель. Но он понимал и то, что этого никогда не будет. Придется держать себя в руках.
Через некоторое время она вышла из ванной — уже с сухими волосами, закутанная в белый махровый халат. Она изо всех сил старалась не встретиться с ним взглядом.
— Привет, — как ни в чем не бывало бросил Джеймс.
Салли в ответ только кивнула, по-прежнему глядя на собственные босые ноги., — Салли, мы с вами взрослые люди.
— Что вы хотите этим сказать?
По крайней мере теперь она смотрела прямо на него, и ни в ее глазах, ни в голосе не было и намека на страх. Джеймс был польщен. Она верит, что он не причинит ей вреда.
— Я имел в виду не то, что мы совершеннолетние. Я всего лишь пытаюсь сказать, что вы не более ребенок, чем я сам. У вас нет никаких причин стесняться.
— Мне казалось, что именно вы должны чувствовать смущение, потому что я такая тощая и безобразная.
— Угу, точно.
— Что это значит?
— Это означает, что, на мой взгляд, вы очень… Ладно, не обращайте внимания. А ну-ка, улыбнитесь!
Салли одарила его кривой улыбкой, но по крайней мере это была именно улыбка, и он не увидел в ней страха. Она действительно достаточно доверяет ему, чтобы понимать, что он не собирается ее изнасиловать.
Неожиданно для себя Квинлан услышал собственный голос:
— Тот мужчина, который унижал и бил вас в лечебнице, — это ваш муж?
Салли не шелохнулась, выражение ее лица не изменилось, но было заметно, что она ушла в себя. Просто замкнулась.
— Ответьте мне, Салли! Это был ваш муж? Она посмотрели прямо в глаза Квиилану и медленно проговорила:
— Я вас не знаю. Может быть, это вы звоните мне по телефону, изображая из себя отца? Может быть, это ваше лицо маячило в моем окне вчера ночью? Он мог вас подослать. Я хочу отсюда уехать, Джеймс, и никогда больше не возвращаться. Я хочу исчезнуть. Вы поможете мне в этом?
Боже, как бы он хотел помочь! Он хотел бы исчезнуть вместе с ней. Он хотел бы… Квинлан покачал головой.
— Это ничего не решает, Салли. Вы же не можете убегать вечно.
— Я бы за это не поручилась.
Она отвернулась, прижимая к груди свою одежду, и опять ушла в ванную.
Джеймс чуть было не крикнул ей через дверь ванной, что ему нравится маленькая черная родинка на правой стороне ее живота, но не стал. Он просто сел на обитый ситцем диван и попытался привести свои мысли в порядок.
— Тельма, — сказал Квинлан после того, как проглотил полную ложку самого воздушного, самого восхитительного приправленного омлета, какого ему доводилось пробовать в жизни. — Скажите, если бы вы были приезжей и хотели укрыться в Коуве — какое бы место вы выбрали?
Тельма доела очередную из своих любимых жирных сосисок и вытерла с подбородка масло.
— Так, дайте подумать. Есть тут один сарай-развалюха, как раз на том пригорке, что за домом доктора Спайвера. Но знаете, что я вам скажу, молодой человек! Только тот, кто попал в действительно отчаянное положение, станет прятаться в этом месте. Там сплошная грязь, полным-полно пауков, а может быть, и крыс. Мерзкое местечко! А когда идет дождь, весь сарай, наверное, промокает насквозь. — Она насадила на вилку еще одну сосиску и целиком отправила в рот.
Подошла Марта, встала рядом с Тельмой и протянула ей свежую салфетку. Тельма смерила ее уничтожающим взглядом.
— Ты что, думаешь, я одна из тех старух, что пускают слюни, если горничная, которая держит их в чистоте, вдруг на минуту отлучится со своего места?
— Будет вам, Тельма! Вы просто так мяли и крутили ту салфетку, что она превратилась в скомканный шарик. Вот, возьмите другую. Ой, смотрите, вы закапали жиром свой дневник. Вам следует быть поаккуратнее.
— Мне нужны еще чернила. Пойди и купи их, Марта. Эй, уж не привела ли ты на кухню молодого Эда? Ты его подкармливаешь, верно ведь, Марта? Покупаешь продукты на мои деньги и кормишь своего ухажера, чтобы он потом лег с тобой в постель!
Марта со вздохом закатила глаза, а потом покосилась на тарелку Салли.
— Вам не нравятся тосты? Они вышли немного бледноватыми. Хотите, поджарю посильнее?
— Нет, спасибо, правда, не надо. Просто сегодня утром мне не очень хочется есть.
— Мужчины не любят, когда женщина — кожа да кости, Салли, — заявила Тельма, с громким хрустом откусывая кусок тоста. — Мужчинам нравится, когда есть за что ухватиться. Ты только взгляни на Марту — у нее такой огромный бюст, что молодой Эд не может спокойно пройти мимо.
— У юного Эда проблемы с предстательной железой, заметила Mаpтa, вскинув густую темную бровь, и выплыла из комнаты, бросив на ходу через плечо: Я куплю нам черных чернил, Тельма.
— Я иду с вами. — Но…
Салли только покачала головой и направилась через дорогу в сторону магазина «Лучшее в мире мороженое». Сегодня она лишь слегка прихрамывала. Когда Салли открыла дверь в магазин, звякнул колокольчик.
За прилавком стояла Амабель в миленьком белом переднике, одетая как цыганка. Она накладывала в двойной рожок «Французскую ваниль» для молодой женщины, которая болтала, выдавая по тысяче слов в минуту.
— Говорят, за последние несколько дней здесь убили двух человек? Это невероятно! Моя мама рассказывала, что Коув — самый тихий и спокойный городок, какой она только знает. Она говорит, тут никогда ничего не случается, и, наверное, всему виной какая-нибудь банда с юга, которая явилась сюда, чтобы доставлять неприятности.
— Здравствуйте, Салли, Джеймс. Как ты себя чувствуешь сегодня утром, детка?
При этих словах Амабель протянула рожок с мороженым покупательнице, и та немедленно принялась его облизывать и стонать от восторга.
— Со мной все в порядке.
— С вас два доллара шестьдесят центов, — сказала Амабель, — О, восхитительно! — щебетала молодая покупательница. Она то копалась в бумажнике, то ела мороженое.
Квинлан улыбнулся ей.
— Мороженое действительно превосходное. Почему бы вам просто спокойно не съесть его, а я вас угощу?
— Не волнуйтесь, ничего страшного, если вы примете мороженое от незнакомого мужчины. К тому же я его немного знаю. Он вполне безопасен, — вступила в разговор Салли.
Квинлан расплатился с Амабель. До тех пор, пока покупательница не ушла из магазина, никто больше не произнес ни слова.
— Никто больше не звонил, — сказала наконец Амабель. — Ни Тельма, ни твой отец.
— Он знает, что меня уже нет в доме, — задумчиво проговорила Салли. — Это хорошо. Я бы не хотела, чтобы вы подвергались какой-то опасности.
— Салли, не говори глупостей! Нет тут для меня никакой опасности!
— Но для Лауры Стратер и доктора Спайвера, как выяснилось, была, — вставил Квинлан. — Будьте осторожны Амабель. Мы с Салли собираемся обследовать одно место. Тельма рассказала, что на пригорке за домом доктора Спайвера есть старый заброшенный сарай. Мы намерены его осмотреть.
— Остерегайтесь змей, — крикнула им вслед Амабель.
«Интересно, каких?» — мысленно спросил сам себя Квинлан.
…Как только они завернули за угол, направляюсь к дому доктора, Салли спросила:
— Зачем вы сказали Амабель, куда мы собираемся?
— Так просто, закинул удочку. Смотрите под ноги, Салли. Я вижу, вы еще не твердо ступаете на поврежденную ногу. — Он придержал жесткую сучковатую ветку тисового дерева. За домом оказался пустой, безжизненный овраг, в неглубокой впадине примостилась маленькая хижина. — Что вы имеете в виду под этим — «закинул удочку»?
— Мне не нравится то обстоятельство, что ваша милая тетушка обращается с вами так, будто вы — нервозная особа, словам которой не надо доверять. Я сообщил ей, куда мы направляемся, просто для того, чтобы посмотреть, выйдет ли из этого что-нибудь. Тогда, если это окажется так…
— Амабель никогда не причинит мне вреда, никогда!
Квинлан посмотрел сначала на нее, потом на лачугу.
— Не это ли самое вы думали о своем муже, когда выходили за него? — не дожидаясь ответа, он толкнул дверь. Вопреки ожиданиям она оказалась удивительно прочной. — Не ударьтесь головой, — не оборачиваясь, бросил он через плечо и, пригнувшись, ступил в полумрак единственной комнаты.
— Фи, — поморщилась Салли. — Удивительно мерзкое местечко, Джеймс.
— Да, пожалуй, — согласился Квинлан. Больше он ничего не добавил. Он стал осматриваться по сторонам — надо думать, точно так же, как поступил шериф всего лишь несколько дней назад. Он не нашел ничего. Небольшое пространство было совершенно пустым. Окон в лачуге нет. Если закрыть дверь, то тут будет так темно, что хоть глаз выколи. Да, совершенно ничего. Когда Квинлан собирался сюда, у него была всего лишь крохотная надежда, но тем не менее разочарование, которое он сейчас испытал, оказалось отнюдь не крохотным. — Я бы сказал, что если Лауру Стратер держали в плену именно здесь, то тот парень, который ее прятал, очень тщательно все убрал. Здесь ничего нет, Салли, ни единого следа чего бы то ни было! Проклятие!
— И он тоже здесь не прячется, — заметила, Салли. — А ведь на самом деле мы пришли сюда именно за этим, правда?
— И за тем, и за другим. У меня такое ощущение, что ваш «отец» не унизился бы до того, чтобы оставаться в подобном месте. Здесь нет даже запасных купальных халатов!
В полдень они отправились на ленч В «Хинтерландз». На этой неделе Зик подавал гамбургеры и различные варианты на тему мясного хлеба.
Оба — и Салли, и Джеймс — заказали мясной хлеб по оригинальному рецепту Зика.
— Ну и запах! У меня просто слюнки текут. — Квинлан восторженно вздохнул. — Зик добавляет в свое картофельное пюре чеснок. Стоит только вдохнуть поглубже, и ни один вампир к вам даже близко не подойдет.
Салли ковырялась в тарелке с салатом, играя изогнутым ломтиком моркови.
— Я люблю чеснок. — Она подхватила кусочек моркови и поднесла ко рту.
— Расскажите мне о той ночи, Салли. Морковь упала обратно на тарелку. Потом она снова подцепила ее вилкой и медленно начала есть.
— Ну хорошо, — сказала она наконец. — Пожалуй, я могу довериться вам. — Потом улыбнулась. — Если вы собираетесь меня предать, я запросто смогу от всего отказаться. Полицейские правы. Я действительно была там в ту ночь. Но во всем остальном они ошибаются. Я ничего не помню, Джеймс, понимаете, совсем ничего!
«Этого еще не хватало», — подумал Квинлан. но он знал, что Салли говорит ему правду.
— Как вы считаете, вас кто-нибудь ударил по голове?
— Нет, не думаю. Я очень много размышляла на эту тему, и единственный вывод, к которому я пришла, это то, что я просто не хочу вспоминать. Должно быть, прошению что-то настолько ужасное, что мой мозг просто отключился, отгородился от этого.
— Я слышал о существовании истерической амнезии и даже несколько раз видел это сам. Обычно бывает, что человек вспоминает все позже, если не на следующий день, то на следующей неделе. Вашего отца убили не каким-то зверским способом. Его аккуратненько застрелили прямо в сердце, без шума и пыли. Поэтому мне кажется, что вас потрясли именно люди, которые были в этом деле замешаны, — поэтому-то ваше сознание и заблокировало ту ночь.
— Да, наверное, — медленно проговорила Салли. Она обернулась и увидела, что к ним приближается официантка с их заказом. В воздухе вокруг них распространился сильный запах чеснока, масла, жареной тыквы и густой аромат мясного хлеба.
— Пахнет восхитительно. Нельда. Я бы не мог остаться стройным, если бы жил здесь.
Нельда, официантка, рассмеялась и поставила на стол между ними бутыль кетчупа «Хайнц».
— Ешьте и наслаждайтесь, — сказала она.
— Скажите, Нельда, как часто здесь обедают Марта и «молодой» Эд?
— Ну… может быть, раза два в неделю. — Нельда взглянула на них с некоторым удивлением. — Марта говорит, что ей надоедает собственная готовка. А «молодой» Эд — мой старший брат. Бедняжка, мне его жаль. Каждый раз, когда он хочет увидеться с Мартой, ему приходится выдерживать шуточки Тельмы. Просто не верится, что эта старуха все еще жива и к тому же каждый Божий день пишет дневник и ест эти ужасные сосиски.
— Это интересно, — заметил Джеймс, когда Нельда ушла. — Ешьте, Салли. Все в порядке, у вас безупречная фигура, но в сильный ветер я буду беспокоиться, как бы вас не унесло.
— Я привыкла бегать каждое утро. Когда-то я была сильной.
— Все вернется, вы снова станете прежней. Только держитесь со мной рядом.
— Не могу представить, как можно бегать в Лос-Анджелесе. Я знаю его только по фотографиям: жуткий смог и скопища машин на скоростных автострадах.
— Я живу в каньоне. Там здоровый воздух, и я бегаю там с не меньшим успехом, чем вы.
— Почему-то не представляю вас жителем Южной Калифорнии. Мне кажется, вы человек какого-то другого типа. А ваша бывшая жена все еще живет там?
— Нет, Тереза вернулась на восток. Между прочим, она вышла замуж за жулика. Надеюсь, у нее не будет детей от того парня. У них такая наследственность, что просто волосы дыбом!
Салли рассмеялась — рассмеялась впервые по-настоящему. И ей было так же удивительно это чувствовать, как Джеймсу — слышать ее смех.
— Салли, вы хоть немного догадываетесь, как вы сейчас прекрасны?
Ее вилка замерла в воздухе над куском мяса.
— Вы что, сексуальный извращенец, которого тянет к сумасшедшим?
— Если вы еще когда-нибудь заявите что-нибудь в этом роде, вы меня разозлите. Предупреждаю: когда я выхожу из себя, то начинаю совершать странные поступки, например, могу сбросить одежду и-гонять уток в городском парке.
Было заметно, как напряжение отпустило Салли. Джеймс не имел ни малейшего понятия, с чего это он вдруг заявил, что она прекрасна, — просто сорвалось с языка само собой. Уж если совсем честно, она более чем прекрасна, она теплая и заботливая, даже в тот момент, когда переживала тот кошмарный сон. Хотелось бы ему знать, что делать!
— Вы говорите, что не помните ту ночь, когда был убит ваш отец. А другие провалы в памяти у вас есть?
— Да. Иногда я думаю о том месте. Воспоминания, которые ко мне приходят, очень четкие, но я не могу с уверенностью сказать подлинные это воспоминания или просто причудливые образы, порожденные моим мозгом. Вплоть до последних пяти месяцев я помню все очень явственно.
— Что случилось полгода назад?
— Именно тогда все стало мрачным. Сенатор Бэйнбридж неожиданно ушел в отставку, и я осталась без работы. Я помню, что собиралась на собеседование с сенатором Ирвином, но в его офис я так никогда и не попала.
— Почему?
— Не знаю. Помню, был солнечный день. Я пела. Верх у моего «мустанга» был опущен. Воздух был прозрачным и теплым. — Она на время замолчала, нахмурившись, потом пожала плечами и добавила:
— Я всегда пою, когда в машине опущен верх. Дальше я ничего не помню, знаю только, что я так никогда и не увидела сенатора Ирвина.
Больше Салли ничего не сказала. Она стала доедать мясной хлеб. Похоже, она вообще не сознавала, что ест, но Джеймсу хотелось, чтобы она ела. Пожалуй, ему было важнее, чтобы она поела, чем чтобы она говорила. По крайней мере пока. Черт, что же с ней произошло?
Он заплатил по счету и вышел на улицу, пока Салли удалилось ненадолго в дамскую комнату. Сейчас его очень занимал один вопрос: как держать свои руки подальше от Салли, когда они вернутся в его спальню в башне?