Богиня

Глава 6

Но его опередила процессия посыльных, вносивших сундуки и кофры, на которых было выведено золотом «Валентина». Горы шляпных коробок. Косметички. Роскошные меха. Она успела заметить соболье манто, норку, леопарда. И все это нагромождалось в центре розового ковра.

Валентина поблагодарила и отпустила посыльных, а сама, невольно хмурясь, покачала головой. В этих кофрах наверняка полно самых модных и шикарных нарядов.

Она бережно коснулась дешевой ткани своего платья. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как она надевала его в маленькой спальне убогого домишки. Выбросив его, она окончательно разделается с прошлым. Ничто уже не будет как прежде.

Валентина медленно провела пальцем по золотым буквам своего имени, вспоминая те мгновения на пляже, когда она еще не знала, что Видал Ракоши женат. Один поцелуй, и девушка поверила, что он ее любит. Что хочет привести в свой дом. Что они будут отныне навеки вместе.

Тишину нарушил звук быстро приближавшихся шагов. Валентина испуганно встрепенулась, и в дверях немедленно вырос Ракоши, словно наполнив комнату своим присутствием.

– Какого черта вы бездельничаете? – рявкнул он. – Я же велел вам быть готовой к моему приходу!

Он рывком выдвинул один из сундуков и откинул крышку. Оттуда вывалилась папиросная бумага вместе с шелками и шифонами.

– Вот, берите, – протянул он ей что-то необыкновенно сказочное из белого атласа. – Наденьте, да побыстрее.

Он кинул Валентине платье, и та поспешно бросилась в ванную. Включив душ, она услышала приглушенное, нетерпеливо брошенное проклятие и слегка улыбнулась. Мистеру Видалу Ракоши придется немного подождать.

Вытершись насухо и надушившись, Валентина ощутила чувственное прикосновение шелковистой ткани платья, столь безупречно выбранного Видалом. Оно оказалось длинным и облегающим, украшенным хрустальным бисером. Ворот лифа – тонкая серебряная полоска, застегивающаяся на шее, – не скрывал спину и плечи.

– Если вы немедленно не оденетесь, придется мне помочь, – разъяренно пригрозил Видал из другой комнаты.

Валентина наспех причесалась, свернув волосы узлом на затылке и закрепив их орхидеей. И, взглянув в зеркало, не узнала себя. Неужто эта прекрасная незнакомка – та самая девочка из монастыря Сердца Господня! Неужто она столь прекрасна! Платье подхватывало грудь, и вырез спереди был почти таким же низким, как и на спине, и девушка чувствовала себя обнаженной.

– Дьявол! – выругался Видал, распахивая дверь в лихорадочном нетерпении. И замер на месте. Даже без всякой косметики она смотрелась богиней. На мгновение Видалу стало неловко. – Идемте же! Неужели вы не понимаете, что вы единственная, кто заставляет Гамбетту ждать? – завопил он, стискивая ее запястье.

Платье было таким узким, что ей пришлось семенить крошечными шажками, чтобы не отстать. Он почти тащил Валентину за собой к ожидавшему их «роллс-ройсу».

– Вы делаете мне больно, – задыхаясь, пролепетала она, но Видал не ослабил хватки.

– Если Гамбетта остынет и передумает из-за ваших фокусов, не ждите пощады. Изобью до полусмерти, – пригрозил Видал, бесцеремонно вталкивая ее в машину.

Мотор взревел, и девушка, потирая ноющие запястья, робко спросила:

– Мистер Гамбетта доволен пробами?

– Мистер Гамбетта на седьмом небе, – с мрачным удовлетворением сообщил Видал. – Он велел немедленно начинать съемки «Королевы-воительницы».

– Со мной в роли Маргариты Анжуйской? – Белые зубы блеснули в улыбке.

– С вами в роли Маргариты Анжуйской, – подтвердил он.

– Не могу поверить, – ошеломленно выдохнула Валентина.

– Зря. С этого дня вам придется работать, работать и работать.

– А кто будет играть роль Генриха?

– Десмонд Брукс или Реймунд Милтон. Придется подбирать актера с особой тщательностью. Гамбетта, естественно, видит в этой роли мужественного рыцаря, но так не пойдет. Генрих – настоящий мямля, нерешительный, слабый и недальновидный, неспособный править королевством. Подлинный герой – граф Суффолк, аристократ, который сражается на стороне королевы. Человек, который поведет в бой ее войска. И будет сражаться рядом с ней. Человек, который любит и умирает за Маргариту. Для этой роли нужен Роган Тенант, и я так и сказал Гамбетте.

– Но разве не Тенант играл главную роль в «Черных рыцарях»? – изумленно охнула Валентина.

Видал кивнул.

– Не будь его, я бы давно прекратил съемки. Он играл свою роль с чисто сексуальным обаянием. Я хочу, чтобы экран взрывался от эмоций, а вы двое вместе будете настоящим динамитом! Сенсацией!

Валентина почувствовала, как в крови закипает пьянящее возбуждение. Видал Ракоши, величайший голливудский режиссер, объявляет, что она будет играть героиню в самом знаменитом его фильме! И к тому же вместе с Роганом Тенантом, кумиром и идолом миллионов зрителей.

– Но что, если я не понравлюсь мистеру Гамбетте? – неожиданно вырвалось у девушки.

– Ему нравится лишь то, что он видит на экране. Остальное для него значения не имеет.

Они уже подъезжали по прихотливо вьющейся дорожке к огромному особняку в колониальном стиле.

– Вам придется подписать контракт на семь лет. Я лично ненавижу чертовы бумажки, но пока другого выхода нет.

– И что означает этот контракт? Я должна буду работать только для «Уорлдуайд»?

– Да. Но если они сочтут, что ваша работа на другой студии принесет им прибыль, вам позволят там временно сниматься. Туда же включен пункт о пролонгации договора, но пока вам не стоит обращать на это внимание. Зато вам гарантировано жалованье.

– Какое именно?

Он одарил девушку ленивой улыбкой, от которой краска бросилась ей в лицо.

– Для начала мы платим от двухсот пятидесяти до пятисот долларов в неделю, в зависимости от того, насколько необходима студии та или иная актриса.

Глаза Валентины широко раскрылись.

– Оказывается, я зарабатывала сущие пустяки. После того как я покинула монастырь, Боб заботился обо мне и нашел работу, только она не слишком хорошо оплачивалась.

Видал, прищурившись, оглядел девушку. Монастырь. Так вот откуда она явилась! Этим многое объясняется. Ее беззащитность. Уязвимость. Необычайная наивность.

– Вам придется ко многому привыкнуть, – сухо пояснил он. – Ни одна звезда, работая у Ракоши, не бедствует. Вам будут платить две тысячи в неделю во время съемок, а потом мы сможем выторговать и больше!

– Две тысячи!

На мгновение ей показалось, что он подшучивает над ней, но тут же стало ясно: Ракоши совершенно серьезен. Он весело рассмеялся при виде ошеломленного лица девушки, и водитель поднял брови. На его памяти мистер Ракоши не часто смеялся.

– Приехали.

«Роллс-ройс» подкатил к ярко освещенному крыльцу.

– Главное – будьте собой, вот и все, что от вас требуется. Вы оригинальны и необычны, а Гамбетта больше всего на свете любит таких людей.

Он явно смеялся над ней, и глаза Валентины блеснули. Она хотела, чтобы Видал Принимал ее всерьез. Восхищался и уважал.

Гамбетта сам открыл дверь, сжал Видала в медвежьих объятиях и, отступив, начал без стеснения рассматривать Валентину.

Он оказался невысоким мускулистым крепышом с острым, пронзительным взглядом голубых глаз. Увидев, кого привел Ракоши, он невольно затаил дыхание. Наряд и тело блудницы. Лицо ангела. Открытые огромные глаза без тени кокетства глядели на него. Почти осязаемая искренность и естественность.

Он взял ее руку и почтительно поцеловал.

– Добро пожаловать в «Уорлдуайд», дорогая. Уверен, что у нас сложатся взаимовыгодные отношения.

Он проводил их в огромную гостиную с киноэкраном в дальнем конце.

– Ракоши сказал, что вы еще не видели отснятых проб.

– Не видела.

– Потрясающие, просто потрясающие. Джефферс, – позвал он слугу, – принесите нам что-нибудь выпить. Что хотите, дорогая? «Маргариту»?[8] Сухой мартини? Скотч со льдом?

Видал скрыл улыбку, гадая, каким образом девушка выйдет из положения. Он нисколько не сомневался, что в ее жизни с Бобом Келли не было места ни коктейлям, ни виски.

Немного поколебавшись, она честно призналась:

– Я пью только вино, мистер Гамбетта.

– Тогда откроем бутылку шампанского, чтобы отпраздновать событие. Джефферс! Откупорьте бутылку «Гранд Дам»!

Слуга тотчас же вышел, и Гамбетта усадил Валентину в глубокое кресло напротив камина работы Адамса. Видал мысленно дал ей десять очков из десяти. Если у нее найдется хоть крупица здравого смысла, лучше пусть по-прежнему придерживается своей привычки пить вино и забудет об экзотических коктейлях.

Пробка взлетела вверх, и Джефферс налил пенящийся напиток в хрустальные бокалы.

– За новую и самую яркую звезду «Уорлдуайд»! – провозгласил Теодор Гамбетта, высоко поднимая бокал. Он лучился счастьем при мысли о долларах, которые потоком польются в сейфы студии, как только на экраны выйдет новый шедевр Видала.

– За Валентину, – добавил Видал, и девушка вновь почувствовала, как порозовели ее щеки.

– Ну а теперь за пробы, – предложил Гамбетта, самодовольно откидываясь на спинку кресла. – Свет, Джефферс.

Лакей нажал на кнопку выключателя; позади раздалось жужжание проектора. Валентина охнула при виде своего появившегося на экране изображения и пролила шампанское на платье.

Какая же она огромная! Никогда еще Валентина не видела себя со стороны! Такой, какой она предстала перед Ракоши в тот роковой день. После первых, самых обычных кадров анфас и в профиль она появилась в образе Маргариты Анжуйской.

Валентина медленно опустила бокал и потрясенно уставилась на экран. Теперь она поняла, почему съемочная бригада ей аплодировала. Почему так доволен Видал и почему Гамбетта пригласил ее к себе. Казалось, она излучала сияние, подобно огромному бриллианту, все грани которого отбрасывают снопы огней.

Радость захлестнула Валентину. Радость и растущая уверенность в себе. Она видела много фильмов в компании Боба, но никогда еще экран с такой силой не притягивал ее. И не потому, что Валентина лицезрела себя. Просто актриса на экране приковывала взгляды.

Но слишком скоро все закончилось.

«За Сент-Олбанс и победу!» – вскричала Маргарита Анжуйская, и изображение померкло, а просторную комнату снова залил свет.

Несколько мгновений все молчали, и наконец Гамбетта с чувством объявил:

– Господь, создавая эту девочку, предназначал ее для камеры.

– Эффект подлинности, – пояснил Видал, подставляя бокал Джефферсу. – Ее изображение на экране выглядит настоящей женщиной, из плоти и крови. В этом весь секрет. И не важно, кто окажется на экране рядом с ней, именно на Валентину будут смотреть зрители.

– Она так же неотразима, как Гарбо, – кивнул Гамбетта, зажигая сигару, – а в данный момент в Голливуде не найдется другой такой. – Он выпустил облако голубого дыма. – Впрочем, в ней есть что-то неизмеримо большее, чем в Гарбо. Необыкновенная женственность. Клянусь, любой мужчина, лишь взглянув на нее, чувствует неодолимую потребность защищать, оберегать это неземное создание.

Видал снова ощутил странную неловкость и вздрогнул. Гамбетта прав, и она пробуждает подобные эмоции не только на экране.

Он снова проклял себя за мгновенную потерю самообладания в тот вечер на пляже. Совершенно неожиданную для себя. костяшки пальцев Видала побелели от напряжения. Поднявшись, он подошел к тележке с напитками. Кариана отсутствовала целыми месяцами, и его частная жизнь никого не касается. Однако Видал много лет назад выработал собственный кодекс поведения, запрещающий вступать в интимные отношения со звездами, которых он снимал, потому что подобные романы приводили к непредвиденным сложностям… а его существование и без того было нелегким.

Видал налил себе большую порцию водки и добавил синий кюрасо и содовую. Валентина наблюдала за ним, снова чувствуя себя выставленной на продажу вещью – они говорили о ней так, словно ее в комнате не было.

– Такого выразительного лица я никогда раньше не видел, – заметил Ракоши Гамбетте, снова возвращаясь к столу. Гамбетта радостно потер руки.

– Мейер и Талберг лопнут от злости, когда увидят ее на экране. Джефферс! Принесите контракт, пожалуйста.

– Да, сэр.

Невозмутимый лакей покинул комнату, но тут же вернулся с пространным документом, который Теодор Гамбетта положил перед девушкой.

– Подпишите свое имя внизу, где карандашом поставлена галочка, и на всех остальных экземплярах тоже.

– Но разве мне не следует сначала прочитать его?

При виде потрясенного лица Гамбетты в темных глазах режиссера загорелись веселые искорки.

– Юридический жаргон не так-то легко понять, – нетерпеливо бросил Теодор. – Понимаю, у вас нет агента, но вам он совершенно не нужен. Поверьте моему слову, этот документ даст вам все, о чем вы мечтали.

– А сумма моего жалованья проставлена здесь? – рассудительно осведомилась девушка.

Гамбетта ткнул пальцем в соответствующую строчку. Его последнее приобретение выказывает некоторые признаки разума, а подобное он не привык встречать в старлетках, которых ангажировал. Обычно они были так благодарны, сумев получить контракт в «Уорлдуайд», что не задумываясь продавались за бесценок, если это сулило возможность появиться на серебряном экране.

Восхищение Видала все росло. В требовании Валентины не было ничего корыстного. Только искренняя любознательность. Будет интересно наблюдать, какие деловые качества разовьются в ней за предстоящие семь лет.

Он ни секунды не сомневался, что у нее светлая голова и прекрасная хватка.

Валентина подписала документ, связавший ее со студией на семь лет и официально дающий профессию актрисы. Гамбетта облегченно вздохнул и быстро спрятал контракт в карман, прежде чем девушка начнет задавать новые вопросы.

– Ну а теперь, – объявил он, самодовольно откидываясь в кресле и закуривая очередную «гавану», – какое имя мы дадим вам? Что-нибудь редкостное и экзотическое? Наверно, стоит выдать ее за принцессу из какой-нибудь ветви свергнутой европейской монархии. Уже через несколько дней мы сможем напечатать вашу родословную во всех газетах. Как насчет испанской династии? Волосы и глаза у вас достаточно темные, чтобы подтвердить наличие испанской крови. Здесь, в Америке, живет множество таких аристократов, с тех пор как республиканцы в Испании пришли к власти. Напишем, что вы сбежали оттуда в Америку, страну свободы. Публике это понравится. Получится потрясающая история. Мы скажем, что в интересах принявшей вас страны вы не желаете, чтобы к вам обращались как к титулованной особе, но приложим все усилия, чтобы вас величали принцессой. А ради безопасности семьи, оставшейся на родине, мы не будем упоминать о деталях, которые какой-нибудь умник сумеет опровергнуть.

Он расплылся в улыбке и выпустил колечко дыма.

– Ну, так как же вас будут звать? Карлотта де Валлелано? Лучия де Пелайо? Изабелла де Саламанка? Что вам больше всего нравится, принцесса?

– Я не принцесса, мистер Гамбетта, – твердо ответила Валентина. – И не имею ни малейшего желания обманывать людей, которые поверят в мое знатное происхождение.

Гамбетта недоуменно уставился на девушку. Его вопрос был чисто риторическим. Если он сказал, что новая звезда в студии – принцесса в изгнании, значит, так оно и есть. Ему и в голову не приходило, что актриса может возразить.

– У меня уже есть имя, – спокойно продолжала она. – Валентина. Именно так я подписала контракт и желаю, чтобы меня знали под этим именем.

Теодор Гамбетта с трудом протащил сигару сквозь стиснутые зубы.

– Понимаю, что все это слишком ново для вас, малышка. Позвольте заверить, мы знаем, как лучше поступить. Он взмахом руки показал на стоявшего поодаль Видала. – Решено. Вы испанка. Принцесса. Так как же вы хотите зваться? Изабелла, Лучия или Карлотта?

– Думаю, – вмешался Видал, блеснув глазами, – Валентина права. Ее имя подходит куда больше. Испанское происхождение – идея неплохая, но для кого-то другого.

Гамбетта нахмурился и велел Джефферсу налить ему двойное виски со льдом.

– Валентина, – осторожно начал он. – Действительно, гораздо лучше тех чертовых кличек, с которыми являются сюда все эти девицы. Но что насчет фамилии? Ее так или иначе нужно изменить.

– У меня нет фамилии, – спокойно объявила Валентина.

Гамбетта вновь воззрился на нее и, выхватив контракт, вгляделся в последнюю строчку.

– Я просил подписать, – процедил он, рассерженно багровея. – Это означает имя и фамилию. – Он швырнул документ на маленький столик. – А без этого он недействителен!

Но Валентина осталась невозмутимой; на губах играла легкая улыбка.

– Сожалею, мистер Гамбетта, но у меня нет фамилии.

– Черт возьми! У всех есть фамилии! – взорвался Гамбетта, проглотив виски и протянув лакею пустой стакан.

– Я сирота, мистер Гамбетта, – без страха выдерживая его взгляд, пояснила девушка. – Поэтому у меня всего лишь имя. Вам придется удовлетвориться моим ответом.

Гамбетта поднял брови. Она говорит серьезно! И не думает его дурачить!

– Черт возьми, да это настоящая сенсация! – Его гнев мгновенно испарился. – Одинокое, измученное дитя. Душераздирающие поиски любви и нежности…

Он вскочил и взволнованно заметался по комнате. В глазах Валентины было столько боли, что Видал поспешно сказал:

– Лучшая реклама для нее, Теодор, – это покрывало абсолютной тайны. Никакого прошлого. Пусть все гадают, откуда она. Но ничего не говорите.

Гамбетта помолчал, задумчиво покрутил стакан и сделал огромный глоток. Он не привык оставаться в дураках. Никто не может похвастать, что перехитрил Теодора Гамбетту!

Глубокие морщины прорезали его лоб. Это должно сработать! Такой гениальный замысел еще никогда не приходил в голову директору студии, и, кроме того, в девушке, сидевшей напротив, было нечто неразгаданное, таинственно-ускользающее, непонятное, скрытное…

Наконец он взмахнул сигарой в знак одобрения.

– Ладно, ладно. Наверно, ты прав, Видал. Никаких душещипательных историй о детстве и юности. Никакой яркой упаковки. Пускай лучше все в этом проклятом городишке ломают голову сколько влезет. Таким образом разговоров будет еще больше.

Он оценивающе пригляделся к Валентине сквозь полуприкрытые веки.

– Но все же придется снабдить ее запоминающейся фамилией. Валентина Веронезе… Валентина Веда… Валентина Вайла…

Он медленно произносил вслух каждый псевдоним, прислушиваясь к звучанию, и отрицательно качал головой – очевидно, ни один не пришелся ему по вкусу.

– Я не нуждаюсь в фамилии, – сообщила Валентина, упрямо подняв подбородок, и на сей раз в низком голосе послышались стальные нотки.

Терпение Гамбетты иссякало с каждой минутой все больше.

– Но послушайте… – начал он угрожающе. Видал решил, что настало время вмешаться.

– Ей в самом деле не нужна фамилия, Теодор, – вкрадчиво промолвил он. – Прославленных актрис всегда называли либо по имени, либо по фамилии: Дузе, Бернар. Богиням ни к чему два имени, их и так узнают. И для величайшей звезды «Уорлдуайд» вполне достаточно зваться Валентиной.

– Ты действительно считаешь, что она станет такой уж великой? – проворчал Гамбетта, не собираясь столь легко сдаваться.

– Ты сам видел ее на экране, – заметил Видал, поднимаясь и наливая себе еще виски. – Ни одна звезда из «Большой пятерки» ей в подметки не годится.

– Что такое «Большая пятерка»? – осведомилась Валентина, не подозревая, что только что вступила в борьбу с одним из самых упорных и жестких людей в Голливуде и выиграла все три раунда.

– «Метро-Голдвин-Мейер», «Уорнер Бразерс», «Па-рамаунт» и РКО, – пояснил Видал, возвращаясь на свое место. – Студии поменьше – «Коламбиа», «Юниверсл», и «Юнайтед артисте».

– А «Уорлдуайд»?

Видал улыбнулся:

– «Уорлдуайд» отказывается входить в «Большую пятерку», но она так же могущественна, а возможно, и во многом их превосходит.

– «Уорлдуайд», – добавил Теодор, к которому постепенно вернулось хорошее настроение, – лучшая студия в городе.

– И я пью за нее, – лукаво объявила Валентина, поднимая бокал.

Гамбетта хмыкнул. Несмотря на упрямство девчонки, ему нравилось новое приобретение. У нее есть характер, а именно этим качеством он всегда восхищался.

Гамбетта направился к тележке с напитками, жестом отпустив по пути Джефферса.

– Когда Кариана возвращается из Европы? – осведомился он, щедрой рукой наливая себе виски.

– Пока не знаю. Возможно, в конце месяца.

Голоса обоих мужчин неуловимо изменились, и Валентина, переведя взгляд с одного на другого, поняла, что они говорят о жене Видала. Последовало долгое молчание, и наконец Гамбетта пробормотал, отводя глаза:

– Мы должны устроить вечеринку в честь ее возвращения.

Видал с силой стиснул стакан.

– Не стоит, Тео, – покачал он головой, – Кариана не любит сборищ.

Вновь возникла неловкая пауза.

– Кстати, о «Королеве-воительнице», – начал Видал. – Я не желаю никакого вмешательства администрации.

Гамбетта, всплеснув руками, обратился к Валентине:

– Как вам нравится этот тип? Я позволяю ему набирать актеров в любых количествах, предоставляю миллионный бюджет, а он еще и недоволен!

Он хохотнул, но на сей раз никто не разделил его веселья. Тонкие белые морщинки появились в уголках рта Видала. Невероятно, но он за весь вечер ни разу не вспомнил о Кариане! Теперь его вынудили подумать о ней, и тяжкое бремя вновь легло на его плечи.

Валентина потрясенно застыла. Кариана. Его жену зовут Кариана. Красивое имя, и вскоре она сама вернется и займет свое законное место рядом с Видалом, в счастливом неведении о девушке, которая провела ночь в комнате для гостей и безнадежно влюбилась в ее мужа.

– Тенанту дали роль в «Короле пиратов». Ему вряд ли понравится, если в последнюю минуту его снимут с картины, – заметил Тео.

Видал заставил себя вновь вернуться к разговору.

– Я поговорю с ним, – пообещал он, прекрасно понимая, что беседа будет чистой формальностью. Если Гамбетта согласился, чтобы Роган играл в «Королеве-воительнице», любые возражения актера значения не имеют.

Однако Валентина далеко унеслась мыслями от «Королевы-воительницы» и испуганно встрепенулась, когда Видал во второй раз спросил:

– Вы готовы, Валентина?

Он уже стоял, протягивая ей руку. Девушка, вздрогнув, вложила в его ладонь свою и поднялась.

– Вам нужно что-нибудь накинуть поверх платья, – объявил Гамбетта, заметив, как девушку передернуло от озноба, но неверно истолковав его причину.

– Нет, спасибо. На улице тепло.

Видал выпустил ее руку. Дрожь немного унялась.

– Вздор! – великодушно воскликнул Гамбетта. – Какие счеты между друзьями? Норкой больше, норкой меньше… Джефферс! Принесите даме палантин!

На обнаженные плечи девушки немедленно лег белый норковый палантин. Как ни странно, тепло подействовало на Валентину самым успокаивающим образом.

– Спасибо, – повторила она, пытаясь улыбнуться. – Обещаю вернуть его завтра же.

Теодор Гамбетта оглушительно расхохотался.

– Знаете, я действительно верю, что вы так и сделаете, – выговорил он наконец, вытирая платком слезы. – Он ваш, малышка. И это только начало.

Джефферс проводил гостей к выходу, и даже на крыльце до них все еще доносились взрывы смеха.

– Говорил же, что вы ему понравитесь, – сухо заметил Видал, как только водитель открыл заднюю дверцу «роллс-ройса» и Валентина скользнула внутрь.

Прошло несколько минут, прежде чем она смогла спокойно говорить.

– Сколько времени пройдет? – поинтересовалась она.

– Как правило, на подготовку уходит от шести месяцев до года, – сообщил Видал и рассмеялся, заметив выражение ужаса на лице Валентины. – Не волнуйтесь. В данном случае слово «как правило» неприменимо. Сценарий написан, бюджет утвержден. Месяца через полтора примемся за работу.

Валентина, немного помолчав, спросила:

– Но чем я буду заниматься все это время?

– Прежде всего учить сценарий. Завтра я велю вам его прислать. Но если дело пойдет, как сегодня утром, у вас не будет никаких проблем, – улыбнулся Видал, и в этот миг в нем что-то болезненно сжалось при виде нежного овала доверчиво поднятого к нему лица. Волна странного непонятного желания подхватила его. Как Видал ни старался, все же не сумел полностью отрешиться от присутствия этой загадочной девушки. Он снова жаждал припасть к ее губам и ничего, ничего не мог поделать с собой.

Видал раздраженно сжал губы. Он не позволит себе разделить с кем-то из своей личной жизни, и меньше всего – с невинной молодой девушкой. И утешение, к которому он так стремится, будет получено из других источников. Бессмысленное, эфемерное, но все же утешение.

Валентина почувствовала, как он сейчас далек от нее, и зажмурила глаза, пытаясь оставаться спокойной. Почему он то улыбается, то мрачно хмурится?

Слезы гнева и бессильного отчаяния жгли глаза, но она молча глотала их. Лучше, если он будет с ней холоден и сух. Резкость легче перенести, чем доброту. Когда он приветлив и весел, ей открываются необозримые горизонты счастья, которого ей никогда не испытать.

Как только машина остановилась у отеля, девушка не стала ждать, пока он проводит ее к бунгало.

– Спокойной ночи, мистер Ракоши, – прошептала она, плотнее закутываясь в палантин.

– Доброй ночи, Валентина.

На миг их глаза встретились – его, темные, непроницаемые, и ее, измученные и несчастные. Водитель открыл дверцу. Валентина вышла и быстро прошмыгнула мимо швейцара в золотых галунах. Она не останавливалась, пока не очутилась в безопасности своего бунгало и не повернула ключ в замочной скважине.