Больше, чем любовница

Глава 16

Джейн отправилась спать довольно рано, но уснуть ей так и не удалось. Наконец она со вздохом поднялась с постели и зажгла свечу. Затем накинула на ночную сорочку халат и отправилась в свой кабинет. В свою келью. В их с Джоселином убежище – так он назвал эту комнату.

Филипп еще не спал, и она попросила его развести огонь в камине. Молодой слуга принес корзину угля и спросил, не нужно ли еще что-нибудь сделать.

– Нет, ничего не надо, спасибо, Филипп, – сказала Джейн. – Ложитесь спать.

– Да, мисс Инглби, – кивнул слуга. – Только не забудьте закрыть каминную решетку, когда будете уходить.

– Не забуду, – улыбнулась Джейн. – Спасибо, что напомнили. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мисс Инглби.

Она решила, что будет читать, пока глаза сами не начнут слипаться. И села в кресло у камина – здесь днем сидел Джоселин. Она хотела взять книгу, которую он ей читал, но тотчас же передумала. Передумала в расчете на то, что он продолжит чтение, когда придет в следующий раз. Джейн раскрыла книгу, которую начала читать накануне, положила ее на колени и задумалась…

Не следовало пускать его сюда. Она знала, что теперь не сможет считать эту комнату своей. Да, теперь комната принадлежала им обоим. Ей казалось, что она и сейчас чувствует здесь его присутствие и даже слышит его голос, слышит, как Джоселин, сидящий в кресле, читает вслух «Мэнсфилд-парк». При этом было очевидно, что ему нравится ей читать.

Но так быть не должно. Она могла бы смириться со своей новой жизнью, если бы оставалась всего лишь любовницей герцога Трешема. При всей своей неопытности Джейн прекрасно понимала, что любовницам платят за вполне определенные услуги, покупают только их тело. Но что же происходило у них с Джоселином?

Он провел с ней в этой комнате больше двух часов и ни разу к ней не прикоснулся, не предложил подняться в спальню. А за чаем они говорили о политике – она считала, что в в стране следует провести радикальную реформу, а он относился к переменам гораздо осторожнее. Неожиданно герцог поднялся и, быстро попрощавшись, вышел из комнаты. Несколько секунд спустя она услышала, как хлопнула входная дверь, и, тотчас возникло чувство одиночества…

Пока они находились здесь, в этой комнате, он не был герцогом Трешемом. Перед ней был совсем другой человек – Джоселин без маски. Человек, пожелавший отбросить свою обычную сдержанность, пожелавший стать самим собой. Он хотел, чтобы его принимали таким, каков он есть. Он нуждался в дружбе… и в любви.

Джейн вздохнула.

Да, он нуждался в любви.

Но она сомневалась, что Джоселин примет этот дар, даже если осознает, что хочет быть любимым.

К тому же он едва ли способен ответить любовью на любовь.

И посмеет ли она, беглянка и убийца, предложить ему свою любовь? Неужели действительно убийца? Нет, не может быть. Ведь удар, который она нанесла Сидни, не мог его убить.

Джейн невольно поежилась, вспоминая этот кошмар.

Чтобы как-то отвлечься, она откинулась на спинку кресла и, закрыв глаза, стала прислушиваться к звукам, доносившимся из холла, – мистер Джейкобе запирал на ночь парадную дверь.

Минут через десять в дверь комнаты тихонько постучали.

– Войдите, – сказала Джейн. «Странно, ведь слугам уже пора спать», – подумала она.

В следующее мгновение дверь отворилась…

Высокий и широкоплечий, в длинном черном плаще, он был демонически красив. Герцог стоял у порога, стоял, молча глядя на нее. Ошеломленная его внезапным появлением, Джейн затаила дыхание.

– Все еще не спите? – сказал он наконец. – Я увидел свет и решил зайти.

– У вас есть свой ключ?

– Разумеется, – ответил герцог.

Она поднялась с кресла и подошла к нему.

И тут произошло неожиданное. Переступив порог, он развел руки в стороны, плащ распахнулся, и Джейн увидела белую шелковую подкладку и элегантный черный фрак. Она инстинктивно запрокинула голову, и герцог, тотчас же прикрыв ее полами плаща, впился в ее губы поцелуем.

Его поцелуй был долгим и страстным, однако в нем – Джейн чувствовала это – была не только страсть мужчины, целующего свою любовницу перед тем, как лечь с ней в постель.

Наконец он разъял объятия и стал прежним герцогом Трешемом.

– Сегодня, Джейн, тебе придется как следует потрудиться.

– Конечно… – Она с улыбкой отступила на шаг.

В следующее мгновение он ухватил ее за руку и привлек к себе. Пристально глядя ей в глаза, сквозь зубы процедил:

– Нет, ты не будешь улыбаться мне, как записная кокетка, прячущая под улыбкой усталость и цинизм. И никаких «конечно». Ты просто должна выполнять свои обязанности.. Если не хочешь лечь со мной в постель, так и скажи. Я тотчас же уйду.

Джейн рывком высвободила руку.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь об обязанностях? – спросила она. – Требуя лишь выполнения обязанностей, ты делаешь из меня шлюху.

– А кто же ты в таком случае? Ведь именно ты придумала этот нелепый контракт. Выходит, сама считаешь себя шлюхой, продажной женщиной. И не надо демонстрировать мне свой праведный гнев, Джейн. Не жди, что я буду лишь покорно кивать головой. Можешь отправляться ко всем чертям!

– А ты можешь… – Джейн с трудом удержалась от оскорбительной реплики. Переводя дух, она слышала, как сердце ее гулко бьется в груди. – Мы снова ссоримся, – сказала она со вздохом. – Если на этот раз виновата я, прошу прощения.

– Не ты, а твой контракт, – проворчал герцог.

– Значит, виновата я, – сказала Джейн. – Я очень рада вас видеть, Джоселин.

Он неожиданно улыбнулся.

– Действительно рада? – Она молча кивнула. – Джейн, мне и в самом деле не терпится уложить тебя в постель.

– Не терпится?.. – пробормотала она.

Он сверлил ее взглядом, и сейчас его глаза казались угольно-черными.

Неужели перед ней стоял герцог Трешем? Герцог Трешем, неуверенный в себе? Неуверенный в том, что его рады видеть?

– Думаю, нам следует подняться в спальню, – сказала Джейн. – Я говорю это в комнате, где наш контракт не имеет силы, так что можете мне поверить. Можете поверить, что я действительно этого хочу.

– Я был в театре. Меня пригласили на ужин к Кимбли, но я отказался ехать в карете и сказал, что хочу прогуляться пешком. А потом… Ноги сами принесли меня сюда. Даже не знаю, как это понимать.

– Осмелюсь предположить, что вы с кем-то крепко поссорились, – сказала Джейн. – Ведь вы и со мной только что чуть не поссорились.

– Но ты извинилась, – напомнил Трешем.

– Извинилась, потому что была не права. В отличие от некоторых я не настолько упряма, чтобы упорствовать только из гордости.

Джоселин усмехнулся:

– Но при этом последнее слово всегда остается за тобой. Что ж, пойдем в спальню. Раз уж ты сама меня пригласила…

Поднимаясь по лестнице, Джейн чувствовала стеснение в груди – в ней действительно проснулось желание. И все же она заметила, что герцог не сразу последовал за ней. Сначала он опустил решетку перед камином.

«Похоже, Джоселин превращается в домоседа, – думала Джейн, невольно улыбаясь. – Наверное, он впервые в жизни собственноручно спустил каминную решетку».

Кимбли потешится вволю, упражняясь в остроумии на его счет. Но это случится утром. А сейчас ему, Джоселину, все равно, что будет утром. Да и какое ему дело до того, что думают о нем люди, пусть даже лучшие друзья? Впрочем, он нисколько не сомневался: друзья прекрасно к нему относятся и острят вовсе не по злобе, а по привычке.

Что же касается Джейн… Он чувствовал, что должен вернуться в этот дом, вернуться сегодня же. Странный ход событий прошедшего дня весьма его озадачил, вернее, ошеломил. Он должен был сюда вернуться, чтобы восстановить нормальный порядок вещей, чтобы показать своей любовнице, что она именно любовница, не более того.

И все же он, наверное, был слишком уж резок с ней. Да, разумеется, резок, ведь герцог Трешем не привык задумываться над тем, как люди реагируют на его слова.

Герцог разделся, загасил свечи и лег в постель рядом с Джейн. Он велел ей не снимать ночную рубашку – в ней было что-то очень эротичное. Приподняв кружевной подол, он обнажил ноги Джейн, а затем бедра до самой талии.

Сегодня Трешем не хотел прелюдий – хотел быстро, не затягивая, сделать то, ради чего пришел. Иначе он мог бы снопа оказаться в глупейшем положении.

Трешем провел ладонями по бедрам Джейн, затем улегся на нее, придавив всем своим весом к матрасу, и тотчас же раздвинул коленями ее ноги. После чего чуть приподнялся и вошел в нее.

Она была нежной, расслабленной и теплой. Однако он старался воспринимать ее лишь как источник физического наслаждения. Он старался думать о ней как о любовнице, отрабатывающей свое содержание. Но при этом целовал ее нежно и страстно – совсем не так, как целовал своих прежних любовниц. И, разумеется, он не мог относиться к ней как к содержанке.

– Джейн, – бормотал он, целуя ее снова и снова, – скажи, что ты хотела, чтобы я вернулся. Скажи, что после моего ухода ты думала только обо мне.

– Зачем? – прошептала она. – Чтобы дать тебе повод напомнить мне о том, что я не должна впадать в зависимость? Но я действительно рада, что ты пришел. И мне хорошо с тобой.

– Черт бы тебя побрал, – прохрипел герцог. – Проклятие… Он двигался все быстрее и быстрее, и Джейн наконец не выдержала: громко застонав, она закинула ноги ему за спину и резко приподнялась, как бы призывая его войти еще глубже.

– Джоселин, – прошептала она задыхаясь, – не бойся, пожалуйста, не бойся…

Но он в эти мгновения не воспринимал ее слова. Когда же их смысл наконец-то дошел до него, он уже лежал рядом с ней, лежал, молча глядя в потолок.

– Иди ко мне, – сказал он неожиданно и, протянув руку, прикоснулся к ней.

Джейн свернулась рядом с ним клубочком, и Джоселин обнял ее и почти тотчас же уснул.

Герцог нередко проводил здесь всю ночь, но на рассвете, быстро одевшись, отправлялся домой, чтобы выспаться, – ему никогда не приходилось засыпать в этой постели. На сей раз он собирался провести в постели любовницы всего несколько часов – лишь для того, чтобы поставить все на свои места.

Когда он проснулся, Джейн, растрепанная и разрумянившаяся, все еще спала в его объятиях.

Отодвинувшись от нее, герцог сел, спустив ноги на пол. Она тут же проснулась. Открыв глаза, улыбнулась ему.

– Прошу прощения, – пробормотал он, начиная одеваться. – Вероятно, я не имею права беспокоить вас в это время. Еще минута – и я уйду.

– Но, Джоселин… – проговорила она с упреком в голосе. Герцог пристально на нее посмотрел и вдруг понял, что она едва удерживается от смеха.

– Неужели я такой забавный? – проворчал он.

– Мне кажется, вы смущены, потому что спали, а не демонстрировали всю ночь свою мужскую доблесть. Вы, верно, думаете, что должны постоянно доказывать свою неоспоримую мужественность.

Джейн была абсолютно права, и этот факт отнюдь не способствовал улучшению его настроения.

– Я рад, что наконец-то смог вас развеселить, – сказал он, резким движением запахивая плащ. – Имею честь доложить, что в следующий раз приду к вам… когда у меня появится желание. Доброго вам утра.

– Но, Джоселин… – Остановившись в дверях, герцог оглянулся. – Джоселин, это была чудесная ночь. С тобой очень приятно спать.

Герцог коротко кивнул и вышел, хлопнув дверью.

– Черт побери, – пробормотал Трешем, взглянув на часы в холле.

Уже пробило семь. Значит, он провел здесь семь часов! Семь часов провел в постели любовницы и был близок с ней всего один раз! Один раз!

Буркнув привратнику «Доброе утро», он вышел из дома и зашагал по улице.

«С тобой очень приятно спать».

Джоселин усмехнулся. Черт возьми, а ведь сна права. Он действительно прекрасно выспался и чувствовал себя превосходно, даже нога почти не болела. Да, этот сон и впрямь оказался целительным.

Трешем решил зайти домой, чтобы принять ванну и перодеться, а затем отправиться за покупками; он намеревался приобрести небольшое пианино и мольберт, а также краски и бумагу, холст и прочие принадлежности для рисования.

Возможно, лучшее, что можно сделать, оказавшись в столь неординарной ситуации, – это не противиться ей, а плыть по течению. Пусть все идет как идет – все равно конец неизбежен. Рано или поздно Джейн Инглби ему надоест. Так было со всеми его прежними любовницами. Так случится и с нею. Возможно, через месяц или через два, от силы – через год.

А пока почему бы не насладиться новым чувством, новыми ощущениями? Да-да, именно так: новым чувством и новыми ощущениями.

Действительно, почему бы и нет?

Почему бы не насладиться влюбленностью?

Почему бы хоть раз в жизни не позволить себе подобную глупость?

Работая в саду, Джейн наслаждалась ароматом цветов и солнцем, чуть припекавшим спину и рассыпавшим яркие блики по листве. Однако она ни на минуту не забывала о Джоселине…

Да, конечно же, она в него влюблена. И, что еще хуже, влюбленность могла перерасти в любовь. Не было смысла отрицать очевидное, и пытаться бороться с собой.

Возможно, она уже его любила.

Но ведь это ужасно глупо. Она прекрасно понимала, что герцог никогда ее не полюбит, хотя и знала, что он увлечен ею, увлечен всерьез, И кроме того, даже если он полюбит ее, никакого счастливого продолжения не будет, ведь она – его содержанка, его любовница, не более.

И она не могла всю жизнь скрываться. Очевидно, ей не следовало затевать эту игру в прятки. Прятаться и скрываться – ведь это совершенно на нее не похоже. Что ж, ей придется собраться с духом и выйти из тени, придется сделать то, что она давно уже должна была сделать. Ей надо найти графа Дербери, если он все еще в Лондоне, Если же граф уже уехал, она зайдет способ узнать, где находится сыскное агентство, и отправится туда. И нужно обязательно написать Чарлзу. Нужно написать ему обо всем, и он непременно ей поверит.

Она решила отдаться на волю судьбы. Возможно, ее арестуют и станут допрашивать, а потом обвинят в убийстве. Очень может быть, что за этим последует смертный приговор, в лучшем случае – пожизненное заключение. Она будет бороться за себя, будет бороться из последних сил, но больше не станет прятаться и скрываться.

Да, она покинет этот дом, покинет свое убежище.

«Но не завтра, а через месяц», – думала Джейн, выпалывая сорняки из клумбы с розами.

Следовало решиться и установить срок, ведь нельзя тянуть до бесконечности, откладывая неизбежное на месяцы, на годы, Она даст себе один лишь месяц – начиная с сегодняшнего дня. Всего лишь месяц она проведет вместе с Джоселином – будет его подругой в их общей комнате и любовницей в спальне наверху.

Один месяц.

А потом она тайно покинет этот дом и, возможно, предстанет перед судом. Конечно, скандал может затронуть и Джоселина, когда станет известно, что она жила в Дадли-Хаусе, Наверное, кое-кто знает и о том, что она стала его любовницей. Но ей будет все равно, она не станет печалиться. Ведь вся жизнь герцога Трешема состоит из скандалов. Он, очень может статься, даже получит удовольствие от очередного скандала.

Один месяц.

Джейн выпрямилась, оглядывая клумбу. И вдруг увидела шедшего к ней со стороны дома.

– Мистер Джейкобс послал за вами, мисс Инглби. Он велел сказать, что привезли пианино, мольберт и прочее. Он не знает, куда все это нести.

У Джейн защемило под левой грудью.

«Один месяц, всего лишь месяц любви», – думала она, направляясь к дому.

Уже неделю он вел эту странную жизнь… Джоселин забыл об Оливерах, Форбсах, забыл о лондонских сплетнях, и даже с друзьями он виделся лишь в клубе, где проводил час-другой за чтением газет. Друзья, разумеется, обижались, но герцог не придавал этому ни малейшего значения.

Весьма заинтригованные поведением Трешема, Броум и Кимбли как-то раз присоединились к нему, когда он возвращался из клуба. Они шагали по пустынной улице, и виконт, в который уже раз, затронул больную тему.

– Вот что, Треш.,. – проговорил он с усмешкой. – Когда прелестная мисс Инглби тебя окончательно вымотает, можешь передать ее мне. Тогда посмотрим, смогу ли я ее измотать. Я знаю такие фокусы, которым ты едва ли сумеешь ее научить. А если…

Монолог Кимбли был прерван довольно грубо – ударом в: лицо, Кимбли, упавший на тротуар, в изумлении уставился на Джоселина. Тот с не меньшим удивлением посмотрел на свой сжатый кулак.

– Надо же! – воскликнул Конан.

– Вы требуете сатисфакции? – осведомился герцог.

– Но чей же я секундант? – пробормотал Конан.

– Мог бы быть пооткровеннее, старина, – сказал Кимбли, поднимаясь на ноги. – Нужно было сразу все объяснить, и я не подставлял бы челюсть. Господи, да ты влюбился в эту девчонку! Тогда тебя можно понять. Но ты напрасно таился от друзей. Знаешь, Треш, не очень-то приятно, когда тебя бьют по физиономии. Конечно же, я не стану бросать тебе в лицо перчатку, так что не надо строить такую мрачную мину. Сожалею, что оскорбил даму.

– А я сожалею, что ударил друга, – сказал Джоселин. Он протянул руку, и виконт тотчас же пожал ее. – Я понимаю, что вам доставляет удовольствие меня изводить. Я бы поступил так же на вашем месте. Но я не хочу, чтобы о Джейн знал кто-то еще. Не хочу, чтобы ее бесчестили публично.

– Разумеется! – воскликнул Конан. – Неужели ты полагаешь, что мы станем распускать слухи? Но сам факт! Не думал, что доживу до того дня, когда увижу тебя влюбленным. – Он рассмеялся.

– К черту любовь, – проворчал Трешем.

Но большую часть времени Джоселин находился рядом с Джейн. Дни они проводили в келье, и в эти часы он почти не прикасался к ней, а ночи – в спальне, где они наконец-то давали волю страсти. Дни и ночи удивительным образом дополняли друг друга.

Это была чудесная неделя.

Неделя острейшего, почти невыносимого, наслаждения. Но наслаждение не бывает долгим. Он знал, что когда-нибудь этой жизни придет конец, причем все закончится внезапно, неожиданно.

Но неделя, проведенная с Джейн, запомнится ему навсегда – он в этом не сомневался.