Больше, чем любовница

Глава 24

Для Джейн было весьма кстати получить приглашение на вечер, где собиралось столь изысканное общество. Леди Уэбб не уставала повторять, что ока должна как можно чаще появляться на публике перед своим первым официальным балом. Не надо, чтобы создавалось впечатление, будто ей есть что скрывать.

Но Джейн не стала говорить тете Генриетте, что этот вечер мог стать для Джоселина последним, ибо наутро ему предстояло стреляться. Она вообще никому ничего не рассказывала о том, что узнала от Фердинанда. Но от этого Джейн было не легче. Она не могла ни есть, ни спать. Не могла думать ни о чем другом, только о дуэли. Уже хотела сама поехать в Дадли-Хаус и умолять его прекратить это безумие, но понимала, что все равно ничего не добьется. Он был мужчиной со своим мужским представлением о чести.

Джейн поехала на вечер отчасти ради тети Генриетты, отчасти ради себя. Возможно, удастся отвлечься от своих мыслей хотя бы на время. Джейн понимала, что ей предстоят бессонная ночь и столь же кошмарное утро, пока не получит вестей об исходе дуэли. Но если Джоселин останется жив, кошмар повторится, ибо на следующее утро он снова должен стреляться. Джейн с особым тщанием выбрала наряд – атласное платье цвета тусклого золота. Волосы горничная уложила затейливыми косами. Джейн даже разрешила втереть немного; румян в щеки, поскольку леди Уэбб заметила, что Джейн слишком бледна.

Званый вечер у леди Сангстер оказался на удивление многолюдным, совсем не таким, каким его представляла Джейн. Гостиная, музыкальная комната и небольшой салон представляли собой анфиладу комнат, двери между которыми были распахнуты настежь – и все три помещения заполнены гостями.

Среди гостей Джейн сразу же увидела леди Хейуорд и Фердинанда. Они оживленно беседовали и смеялись, на их лицах не отразилось и тени волнения по поводу завтрашней дуэли. Виконт Кимбли тоже был среди гостей. Он лучезарно улыбался юной леди, развлекая ее беседой. Как мог он флиртовать, зная, что наутро его лучший друг будет смотреть в лицо смерти? Кимбли заметил Джейн и, извинившись перед юной леди, поспешил к ней.

– Я как от чумы бегу от этих тоскливых увеселений, леди Сара, – сказал он вкрадчиво, одаривая ее своей опасной улыбкой покорителя дамских сердец, – но я узнал, что здесь будете вы – и я у ваших ног.

– Выходит, я в ответе за то, что вы должны здесь страдать? – спросила она, кокетливо ударяя его по руке веером.

Леди Уэбб отошла в сторону пообщаться с кем-то из друзей.

– Абсолютно верно, – сказал он, беря ее под руку. – Давайте найдем что-нибудь выпить и укромный уголок, где мы могли бы поговорить тет-а-тет, пока леди Уэбб или кто-то еще вас не хватился.

Кимбли был на редкость милым собеседником. Она с радостью поддержала игру: флиртовала и смеялась, но про себя не уставала изумляться тому, как он может так беззаботно держаться и как она может смеяться в то время, когда самый близкий им человек находится в смертельной опасности.

Весь дом гудел как улей. Из средней комнаты доносились звуки музыки, Джейн чувствовала себя среди этих людей как рыба в воде: вот ее мир, и она в этом мире далеко не последняя. Джейн видела, что вызывает интерес своей внешностью, Манерами и высоким происхождением. Безусловно, она привлекала внимание. Но никто из присутствующих не бросал на нее косых взглядов, давая понять, что с ее стороны было безрассудством появляться в столь избранном обществе.

Победа, но победа казалась ей пирровой.

– Я повержен – моя лучшая шутка не вызвала у вас и тени улыбки, – сказал лорд Кимбли.

– О, простите, – виновато улыбнулась Джейн, – Что вы сказали?

– Возможно, музыка больше отвлечет вас, нежели мол болтовня, – сказал он, беря ее под руку. – Все будет хорошо, не волнуйтесь, – шепнул он.

Значит, он тоже переживал. И он знал, что и она знает и тоже мучается неизвестностью.

Лорд Фердинанд был в музыкальном салоне среди тех, кто стоял вокруг инструмента. Он улыбнулся Джейн, взял ее руку и поднес к губам.

– Я протестую, Кимбли. Ты слишком долго держишь даму при себе. Теперь моя очередь.

С этими словами Фердинанд взял Джейн за локоток и подвел ближе к пианино.

«Он очень похож на своего брата, – подумала Джейн. – Только чуть стройнее и выше. И не такой мрачный. Вернее, совсем не мрачный. Он словно излучает свет. Беспечный и довольно приятный молодой человек. А может, и нет. Возможно» он лишь кажется таким, и, будь у меня возможность добраться до глубин его души, я обнаружила бы, что Фердинанд вовсе не такой, каким кажется".

– Здесь больше людей, чем я ожидала увидеть.

– Да, – заглядывая ей в глаза, с улыбкой согласился Фердинанд. – Я такой же новичок в этом обществе, как, думаю, и вы, леди Сара. Обычно я избегаю таких сборищ.

– Почему сегодня вы сделали исключение?

– Потому что Ангелина сказала, что тут будете вы, – с хитрой улыбкой ответил Фердинанд.

Вот и Кимбли сказал ей то же. Неужто оба джентльмена в нее влюбились? Или знали, кем она была для Джоселина?

– Вы споете? – спросил Фердинанд. – Если я уговорю кого-нибудь вам аккомпанировать, вы будете петь? Только для меня, если не хотите для кого-то другого. У вас самый замечательный голос из всех, что мне доводилось слышать.

Она спела шотландскую балладу под аккомпанемент мисс Мейтан. Все слушали с огромным вниманием, с большим, чем досталось на долю других исполнителей. Многие перешли из других комнат в музыкальный салон. И среди них герцог Трешем.

Он стоял в дверях гостиной, наблюдая за тем, как Джейн улыбается, принимая аплодисменты. Элегантный, подтянутый, по-мужски обаятельный и совсем не похожий на человека, стоящего у порога смерти.

Их взгляды встретились на несколько бесконечных мгновений. Они не заметили внезапного оживления среди гостей, пробежавшего по залу шепота. Джейн отвела взгляд и все успокоилось.

– Черт побери! – прошептал лорд Фердинанд – Джейн уступала место у инструмента другой юной леди, – Что она тут делает?

Рядом с Джоселином стояла леди Оливер. Ее Джейн увидела, лишь когда вновь взглянула в направлении гостиной. Она улыбалась и что-то говорила ему. Он отвечал. Леди Оливер положила ладонь на его плечо.

Лорд Фердинанд наконец проговорил:

– В буфетной подают закуски. Пойдемте туда? Вы позволите за вами поухаживать? Вы голодны?

– Я умираю от голода, – сказала Джейн, непринужденно улыбаясь и беря его под руку.

Вскоре она уже сидела за маленьким столиком перед тарелкой, полкой всяких деликатесов, в обществе Фердинанда и еще четверых гостей – молодых людей того же возраста. Джейн так и не смогла вспомнить, о чем она с ними говорила, что отвечала. И что ела и ела ли вообще.

Он пришел. Словно дуэль для него была незначительным эпизодом. А его жизнь ничего для него не значила. И он позволил этой женщине касаться себя. Говорить с ним, не одернув ее прилюдно. Тем самым он в глазах общества выглядел виновным в адюльтере, но это его нисколько не смущало, он не считал нужным соблюдать дистанцию между собой и своей любовницей, замужней дамой. Неужели и это входит в понятие мужской чести?

Наконец лорд Фердинанд вывел ее из буфетной и повел обратно в гостиную. Джейн размышляла, прилично ли найти тетю Генриетту и предложить ей покинуть вечер прямо сейчас. Продержаться здесь еще целый час, не упав в обморок и не устроив истерику, она просто не сможет.

Кто-то вышел из дверей, ведущих в салон, как раз в тот момент, когда они с Фердинандом собирались зайти туда. Джоселин! Он схватил ее за руку и молча посмотрел на брата, тот так же молча убрал свою руку и вошел в салон без нее. Странно, но она тоже хранила молчание.

Он повел ее назад, к входу, затем свернул налево, в неосвещенный коридор. Повернул спиной к двери, все еще держа ее за запястье. Он был суров и мрачен. Но глаза, его глаза прожигали ее страстью, горем, тоской и отчаянием. И она не в силах была оторваться от его глаз, онемевшая и едва живая.

Тишина полнилась непроизнесенными словами. Грозила взорваться ими.

«Я могу умереть завтра или послезавтра».

«Ты готов покинуть меня. Ты готов умереть – это безумие».

«Это может стать прощанием».

«Навеки. Но я не смогу смотреть в глаза вечности без тебя!»

«Моя любовь».

«Моя любовь».

Но он молча сгреб ее в объятия и крепко прижал к груди. Крепко, как будто хотел вобрать в себя. Она прижалась к нему, словно хотела раствориться в нем, стать частью его. Она чувствовала каждую клеточку его тела, вдыхала его запах и слышала биение его сердца.

Возможно, в последний раз.

Он нашел ее рот своим в темноте, и они целовали друг друга, забыв обо всем. Джейн чувствовала его жар, его вкус, его сущность. Все остальное не имело значения. Важно было одно-единственное – он с ней. Джоселин был воздухом, которым она дышала, сердцем, что билось в ней, душой, что делала значимой жизнь. Господи, вот он здесь, теплый и живой, – в ее объятиях.

Она никогда и никуда его не отпустит. Никогда.

Но он поднял голову, посмотрел на нее долгим затуманенным взглядом, затем отпустил руку – и ушел. Ока слушала звук его все удаляющихся шагов, и знала, что теперь она одна.

Более одинока, чем когда-либо. Она смотрела перед собой ничего не видящими глазами.

Но никто из них так и не сказал ни слова.

– Вот вы где, – услышала она вдруг рядом тихий голос. – Позвольте мне проводить вас к леди Уэбб. Попросить, чтобы она отвезла вас домой.

Джейн даже не смогла ответить сразу. Но когда она проглотила тугой комок в горле, она вышла из мрака на свет и сказала со всей решимостью:

– Нет, благодарю вас, Фердинанд. Леди Оливер все еще здесь? Вы не могли бы отвести меня к ней?

Фердинанд колебался.

– Не думаю, что вам следует беспокоиться на ее счет, – сказал он. – Трешем не…

– Я знаю. О, я очень хорошо это знаю. Но я хочу поговорить с ней. Пришло время кому-нибудь это сделать.

Фердинанд, все еще не чувствуя уверенности в том, что поступает правильно, взял ее под руку и повел в гостиную.

Леди Оливер явно пребывала в замешательстве, не зная, к кому ей присоединиться. Она стояла в одиночестве в центре гостиной, обмахивалась веером и презрительно улыбалась, словно стремилась доказать всем и каждому, что просто не видит тут достойных собеседников, потому и предпочитает одиночество.

– Готов поспорить, что и приглашения ей никто не посылал, – пробормотал Фердинанд. – Леди Сангстер не стала бы приглашать одновременно ее и Трешема. Но чувство такта и воспитание не позволяют хозяйке дома выпроводить непрошеную гостью. Вы уверены, что хотите с ней говорить?

– Да. Но вам не стоит оставаться с нами. Спасибо вам, вы очень добры.

Фердинанд несколько скованно поклонился леди Оливер, которая, увидев Джейн, недоуменно подняла брови.

– Ну, – сказала она, дождавшись, когда Фердинанд отойдет, – знаменитая леди Сара Иллингсуорт собственной персоной? И что я могу для вас сделать?

Джейн собиралась увести леди Оливер в буфетную, но они и без того оказались словно на маленьком островке, где можно было говорить без оглядки. Музыка и гул голосов заглушал их.

– Вы можете сказать правду? – спросила Джейн, глядя леди Оливер прямо в глаза.

Леди Оливер раскрыла веер и стала медленно обмахиваться….

– Правду? И какой правды вы добиваетесь, смею вас спросить?

– Вы рисковали жизнью мужа и герцога Трешема потому, что не пожелали сказать правду, – проговорила Джейн. – Теперь вы готовы рискнуть жизнями ваших двух братьев и, того же герцога Трешема. И все потому, что вы не сказали правду?

Леди Оливер заметно побледнела и перестала обмахиваться веером. Несомненно, она только что испытала шок. Она не знала о предстоящей дуэли до этого самого момента. Но скоро она овладела собой и вновь с беззаботным видом заиграла своим веером.

– Я считаю, что мне повезло, мои братья способны за меня постоять, леди Сара, – холодно сообщила она. – Чего вы хотите? Чтобы я отозвала их и спасла жизнь вашему любовнику? Вам же лучше, если он умрет на дуэли. Вы будете избавлены от унижения быть выброшенной как ненужная тряпка, когда вы ему опротивеете. Именно так Трешем поступает со своими девками.

Джейн смотрела на нее со спокойным презрением.

– Вы не заставите меня уклониться от темы. Я хочу и требую, чтобы вы сказали правду, леди Оливер. Герцог Трешем никогда не был вашим любовником. Но он всегда был и остается джентльменом. Он скорее умрет, чем станет опровергать слова леди, унижая ее публично. Вопрос состоит лишь в том, являетесь ли вы леди. Позволите ли вы джентльменам страдать и даже погибнуть лишь потому, что ложь ласкает ваше тщеславие и вы предпочитаете ее правде?

Леди Оливер засмеялась.

– Это он вам сказал? – спросила она с вызовом. – Что никогда не был моим любовником? И вы ему поверили? Бедняжка леди Сара! Вы оказались такой наивной, Я могла бы вам такого порассказать.,. Но… не важно. У вас ко мне больше ничего нет? Я бы хотела пожелать вам доброго вечера. Меня ждут друзья.

– Вас ждет незавидная участь, если кто-то будет убит из-за вас, – проговорила Джейн. – Угрызения совести будут терзать вас день и ночь, даже сон не станет спасением. Вы слышите?.. Я делаю вам комплимент, когда говорю, что у вас есть совесть и что вы скорее пустышка, нежели испорченная, порочная женщина. Не стану желать вам хорошего вечера. Я надеюсь, что он не станет для вас таковым. Надеюсь, вас будут преследовать видения – все, что может случиться во время этих двух дуэлей. И я надеюсь, что вы, пока не слишком поздно, сделаете единственное, что может еще вернуть вам уважение общества.

Джейн молча смотрела, как леди Оливер, с треском сложив веер, вышла из гостиной в музыкальный салон. И, повернув голову, увидела леди Ангелину под руку с братом и леди Уэбб под руку с виконтом Кимбли. Все ждали, когда она присоединится к ним.

– Пойдем, Сара. Пора домой, – сказала леди Генриетта. – Меня ужасно утомили все эти приятные беседы.

– Позвольте мне проводить вас обеих до экипажа, – вызвался виконт Кимбли.

Леди Ангелина молча подошла к Саре и крепко обняла ее. Странно, но она ничего не сказала. Зато сказал Фердинанд:

– Я буду ждать вас рано утром, леди Сара… Чтобы сообщить, жив ли Джоселин или умер.

Он думал, что ночь эта никогда не кончится. Но все когда-нибудь приходит к концу. Прошли часы между сном и явью. Настало утро. Странно, как ночь перед этой дуэлью отличалась от четырех предыдущих таких же ночей. Он, конечно, чувствовал нервное возбуждение и тогда, но бессонницы не было.

Джоселин поднялся до рассвета и сел писать длинное письмо, которое должны были доставить адресату в том случае, если он не вернется с дуэли. Окунув перстень в расплавленный сургуч и поставив печать на конверте, закрыл глаза, поднеся письмо к губам. Он обнял ее, но не произнес ни слова. Вероятно, боялся, что потеряет голову. Впрочем, он все равно не сумел бы сказать таких необходимых тогда слов. Не было опыта.

Какая горькая ирония… он нашел любовь именно накануне сегодняшнего утра.

Как странно… найти любовь, когда не веришь в ее существование. Когда мысль о женитьбе, даже на ней, вызывала ощущение захлопнувшегося капкана.

Джоселин дернул за шнур, вызывая слугу.

Джейн не спала. Она пыталась, но так и не смогла уснуть ночь. Ее тошнило. В конце концов она решила не мучиться больше и встать. Затем она присела на подоконник и, свернувшись клубком, стала смотреть в окно, то прижимаясь разгоряченной щекой к оконной раме, то кутаясь в кашемировую шаль, чтобы прогнать озноб.

Надо было что-то сказать. Почему она молчала, когда хотела высказать так много? Но ответ она знала – не существует слов, чтобы выразить чувства, идущие от самого сердца.

Что, если он умрет?

Джейн ежилась, кутаясь в шаль, и сжимала челюсти, чтобы не выбивать зубами дробь.

Из четырех дуэлей он вышел живым. Что для него еще две? Но здесь силы были неравными… Фердинанд, хотя и старался не говорить лишнего, все же под напором Джейн открыл ей не только место и время поединков, но не скрыл и того, что преподобный Джошуа Форбс весьма хладнокровный человек и к тому же отменный стрелок.

В действительности Джейн вернул какой-то странный звук – в дверь не стучали, но явно царапались, Джейн озадаченно посмотрела на дверь. Было очень рано. В щелку проскользнула горничная и осторожно заглянула под полог кровати.

– Я здесь, – отозвалась Джейн.

– О, миледи, – щурясь в предрассветном полумраке, заговорила девушка, – прошу прощения, но внизу вас ждет леди, она очень хочет говорить с вами. Она подняла мистера Айви с постели, а он уж разбудил меня. Она решительно отказывается уходить.

Джейн вздрогнула. Голова у нее закружилась. К горлу подкатила тошнота.

– Кто она?

Джейн знала, кто это мог быть, но не смела надеяться. К тому же было слишком поздно. Ну конечно, уже поздно!

– Леди Оливер, миледи.

Джейн не стала тратить время на то, чтобы причесаться и вообще привести себя в порядок. Она помчалась вниз по лестнице, забыв о том, что леди не должна торопиться.

Леди Оливер нервно мерила шагами холл. Чувствовалось, что она сильно взволнована.

– Где они? – вместо приветствия спросила леди Оливер. – Где они встречаются? И когда?

– В Гайд-парке. В шесть.

– Где именно в Гайд-парке?

Джейн могла лишь догадываться, что стреляться они будут на старом месте. Но как объяснить, где оно? Гайд-парк достаточно велик. Она покачала головой.

– Почему вы спрашиваете? – вопросом на вопрос ответила Джейн. – Вы намерены поехать туда?

– Да, – сказала леди Оливер, – быстрее же говорите, где их искать.

– Я не могу сказать этого. Но показать могу. Вы приехали в экипаже?

– Карета ждет у дверей. Быстрее же бегите за шляпкой и плащом.

– Нет времени, – бросила Джейн, схватила гостью за рукав и потащила за собой, – Уже почти шесть. Поехали!

Леди Оливер не надо было торопить. Карета мчала их в Гайд-парк.

– Если он умрет., – сказала леди Оливер и, достав платок, поднесла его к глазам.

Он не умрет. Не должен умереть. Столько еще не прожито…

– Он всегда был лучшим из братьев, – продолжала леди Оливер, – Добрее ко мне, чем другие. Только он позволял мне девчонкой играть с ним, брал на прогулки. Он не должен погибнуть,.. Этот чертов кучер может ехать быстрее? – вскричала она.

Наконец они приехали в парк, но до поляны карета доехать так и не смогла. Кучер под градом упреков и нетерпеливых выкриков остановил карету, приладил ступеньки, и леди Оливер, одергивая плащ, поправляя шляпу, буквально выпрыгнула из кареты, а за ней Джейн – непричесанная, в халате, шали и шлепанцах.

– Сюда! – крикнула Джейн, опережая леди Оливер. Она не была уверена, конечно, что дуэлянтами выбрано именно это место. А если в этом она не ошиблась, то могла не угадать относительно времени. Что, если уже поздно? Джейн с замиранием сердца прислушивалась, не раздастся ли выстрел, заглушая ее собственное затрудненное бегом дыхание и всхлипывания леди Оливер.

Место оказалось тем самым. За деревьями открывалась поляна. Над дуэлянтами и группой секундантов повисла тишина. Боже, что значит эта гробовая тишина? Но нет…

Герцог Трешем и Джошуа Форбс, одетые лишь в панталоны, рубашки и ботфорты, расходились на десять шагов, подняв пистолеты в воздух. Вот они повернулись друг к другу, чтобы прицелиться…

– Стойте! – закричала Джейн. – Стойте!

Повинуясь собственному приказу, она замерла как вкопанная, Леди Оливер с визгом бросилась вперед, споткнулась и упала.

Оба джентльмена повернули головы. Джоселин, не опуская пистолета, сразу отыскал взглядом Джейн. Джошуа Форбс опустил дуло вниз и нахмурился.

– Гертруда, – взревел он, – убирайся отсюда немедленно! Женщинам здесь не место. Я потом с тобой поговорю.

Леди Оливер успела вскочить на ноги, не дожидаясь, ее супруг, рассерженный и смущенный, подойдет и поможет ей встать. Лорд Оливер взял жену за локоть, но она вырвалась.

– Нет! – закричала она. – Вы не заткнете мне рот! Я должна вам сообщить…

Джейн, глядя в недоумевающе-встревоженные глаза Джоселина, напрягла слух. Она мгновенно поняла, что леди Оливер предпочла разыграть роль мученицы, жертвующей своей репутацией ради спасения жизни любимого брата. Но все эти было не важно. Она решилась на то, что следовало бы сделать гораздо раньше, до поединка между ее супругом и repцогом Трсшемом.

«Как странно, – вдруг подумала Джейн. – Поступи леди Оливер по чести с самого начала, я бы никогда не встретил; с Джоселином. Как хрупок шанс, выпадающий человеку жизни. Как прихотлива судьба».

– Ты не должен стрелять в Трешема, Джошуа, – взмолилась леди Оливер. – И Сэмюэл – тоже. Он не сделал ничего дурного. Между ним и мной не было интимной связи. Я хотела ее, но я ему была не нужна. И я желала, чтобы из-за меня стрелялись – это так значительно и романтично, но я была глупой эгоисткой и признаюсь в этом сейчас. Не стреляй в невиновного. Убийство будет тяготить тебя до скончания дней. И меня тоже.

– Ты и сейчас хочешь защитить своего любовника, Гертруда? – проговорил Джошуа хорошо поставленным голосом.

– Ты меня знаешь. Если бы это было не так, не стала бы я позорить себя перед людьми. Просто я решила сделать то, что должна была сделать раньше. Если ты мне не веришь, можешь поговорить с леди Сарой Иллингсуорт, которая приехала со мной.

– Она была свидетельницей нашего разговора с Трешемом, свидетельницей того приема, который он оказал мне после дуэли. Он никогда не был моим любовником, но он слишком высокороден, чтобы прилюдно уличить меня во лжи.

– Джоселин, по-прежнему стоявший неподвижно, не сводил глаз с Джейн. Но даже с такого значительного расстояния она видела его насмешливо приподнятую бровь.

И она вдруг поняла, что продолжает держать сжатые в кулаки руки у рта.

Преподобный Джошуа двинулся через поляну к своему сопернику. Только сейчас Джоселин опустил пистолет.

– Кажется, я ошибался, Трешем. – Преподобный Джошуа по-прежнему говорил глубоким басом – голосом человека, вещавшего с церковной кафедры вечные истины. – Я приношу свои извинения и беру ошибочно сказанные мною слова обратно. Если вас не удовлетворят мои извинения, то я к вашим услугам. Мы можем продолжить поединок, Моя семья в ответе за то, что устроила против нас бесчестный заговор.

Джейн отметила, что Джошуа Форбс решил возложить ответственность за сломанную ось на трех младших братьев.

– Мне кажется, – со вздохом заметил Джоселин, – что это мелкое дело можно считать улаженным, Форбс. А что касается нашей с вами встречи, то вы сделали то, что я на вашем месте сделал бы для своей сестры.

Переложив пистолет в левую руку, правую он протянул Форбсу.

Все присутствующие дружно вздохнули, когда бывшие противники пожали друг другу руки. Потом настала очередь Сэмюэла, который тоже принес свои извинения.

Джейн медленно опустила руки и только тогда увидела на ладонях по четыре глубоких следа от ногтей.

Леди Оливер картинно бросилась в объятия мужа.

Последовала сцена бурного примирения. Когда все это закончилось, Джоселин поднял левую руку ладонью наружу, давая понять друзьям, чтобы те не подходили к нему, а Джейн поманил к себе правой.

Два чувства боролись в душе Джейн – глубокого облегчения и сильнейшего гнева. Этот жест! Словно подзывает к себе собачонку! Как будто сам не в силах подойти к ней. Джейн подошла и встала перед ним – грудь в грудь.

– Вы ужасный человек, – дрожащим от гнева голосом проговорила она. – Вы отвратительны, надменны и упрямы как осел. Я вас ненавижу! Вы смотрели смерти в лицо сегодня, но вы могли бы умереть, так и не сказав мне ни слова. Если мне еще нужны доказательства того, что я для вас ни вот столечко не стою, – и она ткнула ему в лицо загнутый мизинчик, повертев им у него перед носом, – то теперь у меня их в изобилии. Я не хочу вас больше видеть. Вы меня поняли? Держитесь от меня подальше.

Он смотрел на нее с ленивым высокомерием, презрительно скривив губы.

– Вы проделали весь этот путь столь ранним утром в таком, осмелюсь сказать, растрепанном виде, чтобы отдать распоряжение держаться от вас подальше, леди Сара? – последовал отрезвляюще логичный вопрос. – Вы презрели приличия, чтобы сказать мне, что я ужасен и омерзителен? А сейчас извольте опереться на мою руку, и я вас немедленно отведу к экипажу – кажется, туда уже усадили другую даму. Смею предположить, что в этот драматический момент о вас могут забыть, если мы не поторопимся, и тогда вам придется возвращаться домой в компании примерно двадцати джентльменов. Это не та ситуация, в которой следовало бы оказаться леди Саре Инглсуорт в тот момент, когда ее репутация все еще весьма сомнительна.

Он протянул ей руку, но она отвернулась и сама направилась к карете, в которой приехала. Он нагнал ее и пошел рядом.

– Полагаю, это все ваша идея. Спасение в последний момент. Как драматично.

– Насчет последнего момента – не моя заслуга, – холодно возразила она. – Я просто предложила леди Оливер сказать правду и сделала это заблаговременно, еще вчера вечером.

– Значит, я обязан вам жизнью, – произнес он, умудрившись сказать эти слова без тени благодарности.

– Вы можете возвращаться к друзьям, – предложила она, когда стало очевидно, что карета не скоро тронется с места, во всяком случае, не раньше, чем Джейн к ней подойдет. Леди Оливер все еще не пришла в себя.

Он остановился, поклонился и пошел прочь. Но тут она о чем-то вспомнила. И крикнула ему вслед:

– Джоселин!

Он остановился и посмотрел на нее через плечо странно блестящими глазами.

– Я забыла взять вышивку, – с довольно глупой улыбкой сказала она, так и не собравшись с духом, чтобы высказать то, что хотела.

– Я занесу вам вышивку. О нет, простите. Вы не желаете меня больше видеть. Я позабочусь, чтобы вам ее прислали. – Он отвернулся.

– Джоселин!

И вновь этот взгляд через плечо.

– И портрет.

Они долго смотрели друг другу в глаза, очень долго, как ни хотела Джейн отвести взгляд, ей это не удавалось. Они словно притягивали друг друга глазами.

– И его пришлю…

Он кивнул и пошел прочь.

Вот и все, как будто вчерашнего вечера и не было. А что, собственно, случилось вчера? Поцелуй украдкой, обычный поцелуи между мужчиной и его бывшей любовницей. Так, пустяки.

Джейн повернулась и направилась к экипажу.