Наталья Ивановна поймала себя на том, что уже в десятый раз украдкой смотрит на часы. Без двадцати одиннадцать. Однако! Впрочем, она ведь предупредила, что задержится.
Самое смешное, что Евгений Владимирович волнуется, как… мальчик!
Кадровичка сама содрогнулась от крамольности своих мыслей. Назвать босса мальчиком! Но ведь правда же! Пришел на работу без пяти десять — не раньше на полчаса, не позже на час, именно без пяти десять. Курил за это время уже два раза. Оба раза при этом смотрел на себя в зеркало и поправлял галстук.
В четверть одиннадцатого начал проверять коммутатор — пришла ли секретарша…
В половине одиннадцатого сам зашел к ней, покачался на каблуках, хотел быстро придумать повод, разозлился, ушел. Сейчас явно подсматривает в приоткрытую дверь — обычно она захлопывается, значит, ее придерживают с той стороны.
И лицо у него сегодня не такое, как обычно. Бывало, конечно, нечто похожее, но тогда было понятно, что такие синяки под глазами и ввалившиеся щеки есть результат затянувшейся вечеринки с друзьями, и надо отметить, что за последние три года таких вечеринок — раз, два и обчелся! Нет, сегодня у него вид человека, который очень хотел заснуть, да так и проворочался до утра в своей постели. Уж Наталья Ивановна бессонницу всегда узнает!
Надо признать, легкая небритость и изможденность Ларину очень к лицу. Он становится похож на своего прадеда, Старого Змея — да-да, нечему удивляться, старик до самой кончины выглядел лет на тридцать моложе своего возраста, и внешность у него была очень… мужественная, вот какая! Евгений… то есть, молодой Ларин всегда в большей степени тяготел к определению «красавчик», а про Старого Змея такое мог решиться подумать только слепоглухонемой камикадзе, да и то непосредственно в момент взрыва самолета…
Без десяти одиннадцать. Это уже никуда не годится. «Немного запоздаю» и «запоздаю на час» — разница почти час. Каламбур, надо же…
Наталья Ивановна усилием воли перестала хмуриться и постаралась улыбнуться посетительнице как можно приветливее, раз уж пришлось замещать секретаршу босса…
— Добрый день. Могу я вам чем-то помочь?
— Думаю, да, Наталья Ивановна. Например, уступить мне место.
— Простите, я…
— Мое место, я имею в виду. И спасибо, что подменили.
Кадровичка начала медленно приподниматься, но мозг, видимо, отказывался руководить сразу всеми частями тела. Мозг усиленно работал, пытаясь осознать, прочувствовать и поверить в невероятную картину, развернувшуюся перед ним, мозгом, в данный момент. И перед Натальей Ивановной, понятное дело, тоже.
Незнакомка была хороша. Очень хороша. Удивительно хороша. О, она вовсе не была красива дистиллированной красой худощавых див из отдела по связям с общественностью, но именно это и привлекало внимание.
Прежде всего, даже взгляд женщины, прирожденной и убежденной моногамной гетеросексуалки, то и дело упирался в вырез изящно пошитого темно-серого приталенного пиджака в мелкую, едва заметную полоску. Вероятно потому, что под пиджаком совершенно явно ничего больше не было… кроме, разве что, черного кружевного топа, да самого главного — округлой соблазнительной груди. То есть, ее, Наталью Ивановну, эта грудь не соблазняла, но одновременно, объективности ради, она должна была отметить, что грудь очень неплоха. И топ с пиджаком — при всей своей тайной порочности — прикрывают ее вполне целомудренно.
Пиджак был еще и укороченным, далее шла юбка, столь же идеального покроя, прямая, на ладонь не достающая до колена. И именно эта классическая длина юбки в деловом стиле в полной мере помогала оценить форму и длину ног незнакомки — стройных, сильных, с тонкими щиколотками и высоким подъемом, выгодно подчеркнутым черными лакированными «лодочками» на узком каблуке, инкрустированном малюсенькими стразами. Стилет, машинально подумала Наталья Ивановна. Стилет в сердце Ларину, если это действительно…
— По… ли… на… это… вы…?!
— Поверьте, это лучший комплимент, Наталья Ивановна. Ни одному мужчине не угнаться… Впрочем, они и не думают гнаться? Они ведь всегда уверены в своей правоте? Да, и еще раз — спасибо вам! Ваши советы оказались воистину бесценны.
Кадровичка на негнущихся ногах вышла из-за стола, и Полина — Полина! — грациозно скользнула на свое место, причем женщина совершенно машинально отметила, что у юбки имеется довольно смелый разрез сзади, а сверху из-под него опять черные, вроде бы, кружева… померещилось, наверное!
Из ступора достойная надзирательница за рабочими кадрами вышла только у дверей приемной и здесь повернулась, чтобы окинуть взглядом всю, так сказать, панораму.
Несомненно, несомненно — это Полина. И она не делала пластическую операцию, не наносила на лицо метровый слой штукатурки, не красила волосы в «скандинавский блонд» и не завивала их мелким бесом. Она, вообще, практически не накрашена, как и всегда. Но почему-то сегодня видно, что у нее коралловые, нежные, четко очерченные губки, высокие скулы, украшенные едва заметной россыпью золотистых веснушек, крошечная родинка на левой щеке, изящной формы брови и густейшие ресницы, а глаза — глаза у нее абсолютно шоколадные, как будто любимый горький черный растопили на огне…
Прическа — что ж, большинство ровесниц Натальи Ивановны сказали бы, что это не прическа, а полное ее отсутствие, но женщина в душе была Женщиной с Большой Буквы, а кроме того, и сама раз в полгода позволяла себе укладочку у Саши Зайчика, и потому с первого взгляда могла распознать руку мастера во всех этих локонах, прядях, завитках, небрежно растрепанных таким образом, словно их обладательница только что сошла с борта быстроходного парусника… или вскочила с постели.
Наталья Ивановна сделала то единственное, что могла в данной ситуации. Она молча подняла кверху большой палец, потом повернулась и вышла из приемной. Ей срочно требовалось выпить кофе, выкурить тоненькую сигарету со вкусом шоколада (личный лимит — пять штук в месяц) и КОМУ-НИБУДЬ РАССКАЗАТЬ ОБ УВИДЕННОМ!
В десять минут двенадцатого Ларин в последний раз посоветовался со своим отражением в зеркале и пришел к выводу, что все лимиты человеческого и ангельского терпения в нем исчерпаны. Видит Бог, он ждал гораздо дольше, чем любой руководитель на его месте! Что там — любой руководитель! Компания вообще знала за свою историю всего трех руководителей. Старый Змей, основатель корпорации, не узнал бы Терпение, даже если бы оно выскочило из кустов и стукнуло бы его по голове. Провинившиеся сотрудники вылетали со своего места без выходного пособия, зато с сердечным приступом, а на профсоюзы дед всегда плевал с высокой колокольни. Кроме того, ни один профсоюз, даже в полном составе, не мог тягаться с богатым словарным запасом Змея.
Нагоричный не повышал голос никогда. И это было еще противнее. То есть вы могли разговаривать с боссом, зная о своем проступке или нарушении трудовой дисциплины, и уже увериться в том, что гроза миновала, но у самых дверей вас, легкого и окрыленного, нагонял тихий, ровный и вежливый голос Зануды Нарогичного: «Да, заявление можете принести после того, как получите окончательный расчет в бухгалтерии». Ларин об этом знал из первых, так сказать, рук. Нагоричный два раза предупреждал его о служебном несоответствии, на третий раз от увольнения Ларина не спасло бы даже Второе пришествие.
Сам Евгений терпеть не мог увольнять людей. То есть, в бытность свою «первый раз руководителем» он сократил некоторые отделы, руководствуясь исключительно соображениями эстетического характера — вылетели старые и несимпатичные. Но, во-первых, он потом раскаивался, во-вторых, выходное пособие отвалил всем в размере годичного жалования, а в-третьих, сам тогда этим не занимался, все сделали его замы.
За последние три года полностью переродившийся Ларин уволил всего двоих — охранник депозитария в очередной раз привел на ночное дежурство «невесту и ее подружек», и всех шестерых обнаружили утренние уборщицы — говорят, зрелище было то еще. Вторым вылетел здоровенный бугай-уборщик, белокурая бестия с мозгом динозавра, обозвавший свою напарницу «шлюхой» и «отребьем». Тогда Ларин чудом отделался от судебных издержек, потому что порывался лично набить придурку морду, и лишь вмешательство Полины спасло ситуацию.
А вот теперь на очереди сама Полина. За опоздание на работу. И вовсе не за то, что у нее Егор клюет из ручек, и не за то, что Ларин из-за нее чувствует себя дурак дураком…
Женя тяжелым взглядом обвел кабинет. Всего лишь неделя без Полины — и такое ощущение, что здесь разорвался артиллерийский снаряд. Залежи факсовых бумаг, кипы документов, грязная чашка из-под кофе, мусорная корзинка переполнена — все в здании знали, что кроме Полины никто мусор трогать не должен, потому что босс имеет обыкновение задуматься о вечном и отправить в корзинку конфиденциальные, скажем, биржевые сводки. Большая напольная ваза полна бумажных шариков — раньше он искренне полагал, что просто редко упражняется в бросках на меткость, а это Полина каждый день вытряхивала из псевдокитайского чудовища мятую бумагу…
Уволить Полину… и повеситься.
Придет новая, чужая, бестолковая, не знающая, что Виктору Семеновичу надо звонить не раньше одиннадцати, а Шилов расцветает, когда передают привет его маленькой правнучке… Понятия не имеющая, что кофе он пьет с тремя кусками сахара, кусками, а не ложками, и что чай надо заваривать только зеленый с жасмином… И что если босс вошел в кабинет, насвистывая «битлов», то настроение у него лирическое и с работой лучше не приставать, а если совсем без свиста — поскорее нести все бумажки на подпись, потому что после обеда он сбежит…
Не говоря уж о том, что новой, чужой, бестолковой совершенно немыслимо, глупо и неприлично объяснять, в каких магазинах он покупает носки и сорочки, какую расцветку галстуков любит, а от какой у него болит голова — все эти маленькие, но важные мелочи, которыми у нормальных мужчин ведают жены, а у Ларина — его секретарша, его нелепая, тихая, серая мышь, его «говорящий костыль» Полина!
От последней мысли стало совсем тошно, и Евгений решительно схватил телефон, чтобы позвонить этой змее и наорать на нее… Но тут вспомнил про Егора и испугался: вдруг тот возьмет трубку? Тогда Женя немедленно умрет, потому что самое немыслимое и противное в этой нелепой истории — представить хоть на минуту, что это костлявое чудище спит с Полиной, гладит ее узкие плечи, проводит по шелковистым волосам, целует ее, раздевает, занимается с ней любовью…
Ларин задохнулся, рванул галстук и ринулся в приемную. Он не может больше здесь находиться в одиночестве! Лучше уж Наталья Ивановна!
Он вылетел в приемную — иссиня-бледное чудовище с выкаченными и красными от недосыпания глазами, всклокоченными волосами и еще непроизнесенными проклятиями на искусанных губах…
…Каковые — проклятия — и умерли, не родившись.
Горячий шоколад и ландыш, мирра и мед, елей и мед изливались на него из глаз богини, вопросительно вздернувшей соболиные брови. За один только носик богини сильные мужчины с удовольствием стрелялись бы с утра до вечера. В волосы богини нужно было зарываться лицом, желательно — на рассвете, одновременно обнимая точеные плечи и точеное… все остальное! Коралловые же уста богини могли произносить только нечто обворожительно-невнятное, либо стихотворное, но никак не то, что они произнесли сейчас:
— Доброе утро, Евгений Владимирович. Надеюсь, вы не сердитесь на меня за опоздание? Наталья Ивановна была столь добра, что согласилась подменить меня сегодня утром. Все чеки я положила в один конверт с вашей пластиковой картой. Сегодня в два у вас обед с «МегаТрейдом».
Ларин спохватился и закрыл рот. Машинально провел пятерней по волосам. Потом с подозрением оглядел богиню за столом секретарши с головы до ног — и с ног до головы. Этого оказалось недостаточно, и он предпринял обход по кругу, беззастенчиво разглядывая богиню со всех доступных ракурсов.
Если бы она хоть на мгновение смутилась, как раньше, если б не смотрела на него с этим снисходительно-терпеливым выражением на прекрасном — да, именно прекрасном! — лице, если бы сказала еще хоть что-то, он бы смог сориентироваться. Наверное. Не исключено. Ну… скорее всего. В конце концов, он же бабник со стажем. На его счету имеется даже одна настоящая герцогиня!
Но не Королева! А за столом секретарши сидела именно Королева. И у нее были глаза Полины. Лицо, в принципе, тоже Полины, но с одной поправкой. Прежнее лицо было привычным и неинтересным, а это… это хотелось исключительно покрывать горячими поцелуями.
Ларин издал сдавленный хрип, перешедший в писк, после чего просипел:
— К черту «Трейд»! Закажите на вечер среды два билета до Краснодарского края.
Коралловые губы изогнулись в легкой и лукавой улыбке.
— До Краснодарского края вообще, или вас интересует определенный пункт назначения?
— Взж… мнэ… Чего? То есть, что?
Лукавство исчезло, осталось терпеливое ожидание.
— Евгений Владимирович, наиболее крупные города Краснодарского края — Краснодар, Сочи, Новороссийск…
— О! Да! Вот туда! В Сочи! А откуда вы знаете?
— Знаю — что?
— Н-ну… Слушайте, Полина, а это правда вы?!
Улыбка богини стала откровенно нахальной.
— Я. Не сомневайтесь. Охранники, например, меня узнали.
— Охранников набирают за мышцы, а не за мозги. Вас невозможно узнать! Что вы с собой сделали?
— Я выполнила ваше распоряжение.
— К черту… то есть… Зачем вы маскировали все это раньше?
— Что, простите?
— Грудь! Ноги! Улыбку! Все ЭТО!
И Ларина в изнеможении описал руками большой круг. Лицо Полины слегка — самую малость! — заалело, в голосе появился лед.
— Евгений Владимирович, я вынуждена просить вас быть сдержаннее в выражениях. Мы с вами не состоим в настолько близких отношениях, чтобы обсуждать мои… стати. Могу я задать вам вопрос по работе?
— Нет! Да!
— На чью фамилию регистрировать второй билет?
— На вашу, естественно!
Пауза. Затем Новая Полина позволила себе слегка приподнять одну бровь в знак изумления.
— Я должна лететь в Сочи в среду вечером?
— Ну да. Я же лечу…
— Простите, но этого довода мне недостаточно. Насколько я могу судить по своим записям, эта командировка не была запланирована…
— А это и не командировка. Мы летим на юбилей к моим друзьям.
— Вы уверены, что вам в этой поездке нужна секретарша?
Ларину море было по колено. Все утренние переживания стремительно и со свистом уносились куда-то вниз и назад — по всей видимости, он взлетал на большой скорости прямо в небеса, к ангелам, и у всех ангелов было лицо Полины.
— Секретарша мне там, естественно, не нужна, мне нужны вы, и поэтому вы летите со мной…
— Евгений Владимирович!
— …Я познакомлю вас с Степаном Громовым и его женой Элеонорой, день рожденья как раз у нее, мы классно проведем время, а в воскресенье вернемся обратно…
— И в качестве кого вы собираетесь меня представить своим друзьям?
В качестве богини, едва не выпалил честный Евгений. Однако, что-то в голосе секретарши заставило его сдержаться и немного притормозить.
— Ну… в качестве хорошей знакомой.
— Интересно…
— А чего такого? Уж кто-кто, а вы меня знаете, как облупленного. Да я без вас и не долечу! Заблужусь в аэропорту, перепутаю трапы, увезут на Урал — замерзну…
— В аэропорту Екатеринбурга тепло.
— Да? Не знаю, не бывал. Ну все равно. Что-нибудь да перепутаю…
Полина держалась из последних сил. Ее душили смех и восторг. Она вся была, как воздушный шарик с гелием, легкая и веселая. Эксперимент доктора Приходько блестяще завершен, все у нее получилось, и Евгений Ларин… Боже мой, как же она без него соскучилась, без этого…
— … Выглядите вы теперь вполне пристойно, не стыдно и в люди вывести…
…Придурка самовлюбленного! Идиота! Трепача и пустозвона! Бестактного хама!
Гелий улетучился безвозвратно. Полина встала из-за стола, и босс, оробев, попятился. На каблуках она оказалась выше него…
— Евгений Владимирович! Давайте проясним вот что: вы можете уволить меня прямо сейчас, можете предварительно подыскать мне замену, либо я могу продолжать выполнять свои служебные обязанности и дальше. Но эти обязанности заканчиваются вместе с окончанием рабочего дня. Вне работы никакие ваши прихоти и капризы я выполнять не обязана и не буду этого делать. Я вам не эскорт-девица! Если вы улетите, наплевав на четыре вами же назначенные деловые встречи и одно расширенное заседание совета директоров — это ваше решение. Но принудить меня лететь с вами вы не сможете. Мне писать заявление?
Ларин на всякий случай переместился вбок, чтобы их разделяли стол и факс.
— Заявление здесь вообще ни при чем! Послушайте, я же не имел в виду ничего такого… ну… неприличного! Встречи я перенесу сам, не проблема, только вы мне напомните, с кем я должен был встречаться. Заседание — бог с ним, меня отлично заменят там. А вас я вовсе не хотел обидеть… Господи, да что ж такое! Слушайте, Полина…, они отличные люди, они меня с детства знают, с самого натурального детства, дядя Степа меня драться учил, а Эля — на лошади ездить… Она ведь наездница! Знаменитая. И заводчица тоже. Белинская — слышали, наверное?
— Простите — нет.
— Странно. Ну неважно. И у них огромный дом в лесу. Полно места. Соглашайтесь! Пожалуйста!
Больше всего расстроенной и рассерженной Полине хотелось хлопнуть босса папкой по голове, но тут этот балбес вдруг перегнулся через стол и факс, свернув стаканчик с карандашами, и схватил ее за руку.
— Полина… Я ужасно без вас скучал, правда! Я чуть не умер без вас. Я совсем ничего без вас не могу делать, даже кофе пить неохота. Пожалуйста, поедем?
И в серых глазах «золотого мальчика» загорелась такая отчаянная и искренняя мольба, что девушка не отняла руку. Правда, постаралась, чтобы ее голос звучал как можно суше:
— Я не уверена, что смогу так надолго оставить дом. У меня ведь тоже были свои планы на выходные… Да, и самое главное: мы должны взять с собой Егора!
О, женщины, вам Вероломство имя, вслед за Бардом воскликнул смертельно раненный рассудок Ларина. И еще — Наглость!
Как и всегда в сложных ситуациях, на помощь Евгений призвал убийственную иронию.
— О, не вопрос! Я же говорю, дом большой. Захотите пригласить родню — возьмем и родню. И родню Егора, до кучи! Может, у вас с ним есть особо дорогие вам друзья — тогда можно заказать чартерный рейс. Скажем, на пятьдесят посадочных мест. Хорошее, круглое число…
Полина с веселым изумлением смотрела на своего босса. Перед ней заливался сердитым соловьем маленький мальчишка, едва сдерживавший горькую обиду на… на нее? Но почему?
Ее осенило — и она едва удержалась от хохота. Егор! Он думает, что Егор — ее бойфренд!
Полина была уже готова расхохотаться и выложить всю правду, но тут женщина внутри нее предостерегающе погрозила пальцем. Пусть помучается! Пусть злится, пусть язвит, пусть не спит до самой среды, он это заслужил.
Кроме того… уж больно эта злость на ее якобы бойфренда смахивает на ревность!
От этой мысли стало жарко в животе, ноги превратились в желе, и румянец начал свое победное шествие от коленок к щекам. Босс ревнует Полину к ее «жениху» Егору. То есть… Ларину небезразлична его секретарша?
— …На худой конец, я могу вообще прилететь грузовым рейсом. Или почтовым. Лишь бы Егору было комфортно.
— Думаю, это излишне. Егор будет рад с вами познакомиться.
— А уж я-то как буду рад! В прошлый раз у нас было мало времени, не успели многого сказать друг другу.
Полина с недоумением воззрилась на босса. Тот горько помахал рукой в воздухе.
— Не обращайте внимания. Нечаянная радость от перспективы встречи с Егором открыла шлюзы красноречия и сняла тормоза разума. Несу всякую чушь. Да, карточку заберите обратно. С нее и снимете деньги на билеты. Надеюсь, там еще хватит…
Полина немедленно вспыхнула от негодования.
— Евгений Владимирович, я ведь у вас ни рубля не просила…
— А я и говорю — должно хватить. И на меня, и на вас… с Егором.
И Ларин, резко повернувшись, вышел из приемной. Мир обложил его, как волка — охотники. Поездка в Сочи, сулившая столько счастья еще десять минут назад, обернулась смертельной ловушкой. Одна надежда — этот костлявый придурок может свалиться в пропасть или утопнуть в водопаде — мало ли, сколько опасностей подстерегает горожанина на нехоженых тропах …
А уж Евгений постарается, чтобы они гуляли по самым нехоженым тропам! С утра до вечера!