Откуда-то справа выехал милицейский «Москвич», развернулся навстречу «Опелю» и резко встал. Свет его фар ударил Панину в глаза. От неожиданности бандит вывернул руль. «Опель» завизжал шинами. Гордейчук едва не выронил шкатулку.
— «Опель», к обочине! — потребовал динамик.
— Зачем тормознул, кретин? — зашипел Гордейчук. — Надо было спокойно ехать, глядишь, не тронули бы.
Пять минут назад милиционеры в «Москвиче» получили по рации приказ задержать вишнёвый «Опель», который предположительно может следовать по Каширскому шоссе, и остановились у поворота, устроив здесь нечто вроде засады. Первой же машиной, ехавшей по Каширке, и был тот самый «Опель».
— Они могли открыть огонь, тогда совсем хреново, — ответил Панин.
«Опель» затормозил в десятке метров от милицейского автомобиля.
Панин покосился на Марину:
— Тихо сиди. Молчи и кивай, если что спросят.
В душе пленницы загорелась надежда. Вот он, шанс! Она будет дурой, если не использует его!
Она затихла, сжалась на сиденье, приготовившись закричать, как только милиционер подойдёт к машине. Гордейчук опустил руку с пистолетом и упёр ствол ей в бедро.
— Откроешь пасть — сразу пуля, — предупредил он.
Один из двух патрульных, сидевших в «Москвиче», связался по рации с дежурным.
— Мы их остановили, — заговорил он в микрофон. — Сразу за поворотом к Хотькову. Да, это они. Вишнёвый «Опель», двое мужчин и женщина.
Получив приказ задержать их до прибытия подкрепления, блюстители порядка коротко посовещались.
— Я пойду, — решился старший. — Прикроешь меня.
В бронежилете и каске, с автоматом на груди, он вылез из «Москвича» и не торопясь направился к иномарке. Второй милиционер тоже вылез, зашёл за «Москвич», прикрывшись им, и взял автомат наизготовку.
— Какие проблемы, командир? — с благодушной улыбкой осведомился Панин, опуская стекло на передней дверце. — Мы вроде бы не нарушаем.
— Документы!
— Сейчас всё будет, — и бандит вместо водительских прав достал из кармана бумажник. — Чтоб тебе не в обиду… — Он отсчитал четыре стодолларовые купюры. — И мне не в убыток!
Милиционер продолжал держать его под прицелом автомата.
— Документов, значит, нет?
— Забыл я их, командир.
— Ничего, разберёмся. Оставайтесь пока в машине.
Он повернулся, собираясь отойти. Марина воспрянула духом: милиционер не взял денег, он что-то заподозрил! Ей даже кричать не пришлось!
И тут возле её уха громыхнул выстрел. Стрелял Гордейчук через раскрытое окно. Милиционер свалился, получив пулю в шею. В тот же миг со стороны «Москвича» застрочил автомат. Лобовое стекло «Опеля» разлетелось в осколки. У виска Марины, задев волосы, свистнула пуля. В ужасе пленница полезла под сиденье.
Автоматчик продолжал строчить. Раскололось заднее стекло. Гордейчук раскрыл дверь и чуть ли не кубарем вывалился из «Опеля». Скрываясь за машиной, он стрелял непрерывно, и треск его пистолета сливался с грохотом автоматных очередей. Марина скорчилась под сиденьем, ни жива ни мертва от страха. Всей душой она желала удачи милиции. Всё-таки лучше оказаться в отделении, чем получить пулю от бандитов!
Гордейчук снова проявил недюжинную меткость. Не прошло и двадцати секунд с начала перестрелки, как автоматные очереди смолкли. Гордейчук ещё какое-то время прятался за «Опелем». Наконец со стоном выпрямился, вгляделся в милицейскую машину. Автоматчик лежал у заднего крыла «Москвича». Возле его головы растекалась кровавая лужа.
— Абзац мусору, — прохрипел бандит и снова застонал, прижав руку к плечу.
Он вернулся в «Опель». Когда он усаживался на сиденье, Марина заметила, что его куртка пробита в двух местах и из дыр сочится кровь. В крови была и его рука, которой он зажимал рану. В другой руке он держал пистолет.
— Влипли мы, — процедил он сквозь зубы. — Хрен теперь смоемся…
Марина, убедившись, что стрельба прекратилась, вылезла из-под сиденья и огляделась. От лобового стекла «Опеля» остались клочья, всё переднее сиденье было усыпано осколками. Панин, тоже весь в осколках, сидел в водительском кресле, неестественно откинувшись. Марина увидела его лицо в верхнем зеркале. Глаза его были вытаращены, из дыры во лбу узкой ленточкой, особенно яркой на фоне бледного лица, вытекала кровь. Другой пулей была перебита его нижняя челюсть.
Лицо Гордейчука в синеватом ночном свете казалось таким же мёртвым, как лицо его убитого сообщника.
— Сейчас вытащишь его из машины и сядешь за руль. Надо по-шустрому линять отсюда. Давай, шевелись.
Марина вылезла из машины. Посреди дороги лежал труп милиционера. «Москвич» был изрешечён пулями. «Опель» пострадал, пожалуй, не меньше.
— В такой машине нас остановит первый же патруль, — пробормотала она.
— Нам теперь терять нечего, — прохрипел Гордейчук. — Будем мочить всех. Либо берём миллионы, либо нам хана, третьего не будет… Чего ты возишься? — Он наставил на неё пистолет. — Делай, что говорят!
Марина за ноги вытянула из машины убитого Панина, стараясь не смотреть на обезображенное лицо. Когда его голова, соскользнув с сиденья, ударилась сначала о подножку, а потом о дорожное покрытие, она ощутила приступ тошноты. Оставив мертвеца лежать, резко отвернулась, проглотила комок и смахнула со лба выступивший пот.
Рука Гордейчука, держащая оружие, дрожала.
— Давай, садись! — велел он.
— А если не поедет? — спросила она.
— Тогда пересядем в «мусоровоз».
Марина заметила, как дрожит палец бандита на спусковом крючке. Того и гляди, ненароком нажмёт…
— Успокойся, я сажусь.
— Заводи мотор.
«Опель», к немалому удивлению Марины, тронулся с места. Они обогнули милицейскую машину и свернули с шоссе на просёлочную дорогу, на которую показывал Гордейчук.
— Дальше куда? — спросила она.
— Вперёд езжай. Подальше от ментов.
Вдоль дороги тянулся лес. Заметив развилку, бандит велел свернуть направо. Километров через пять беглецы снова свернули, причём из двух дорог Гордейчук выбрал ту, что потемнее и поглуше. Он стремился затеряться, отъехать как можно дальше от «Москвича». К счастью для беглецов, им никто не встретился в этот ночной час.
— У нас кончается бензин, — сказала Марина.
Гордейчук какое-то время молчал, потом сказал:
— Там вроде бы дома… Кажется, посёлок… Надо узнать, куда мы заехали.
На обочине показался указатель с надписью: «Карпино».
— В посёлок заезжать не будем, там нас засекут, — прохрипел бандит. — Остановись за деревьями.
Марина выполнила приказ. Гордейчук морщился от боли, но не опускал пистолета. «Вряд ли он может передвигаться самостоятельно, — думала она, косясь на него в зеркало. — Кровь продолжает идти, значит, скоро потеряет сознание. А то и вовсе умрёт… Ждать, похоже, осталось недолго…»
Она приободрилась, но потом снова нахлынул страх. Кто знает, что у него на уме? А вдруг он перед смертью и её убьёт? Ей пришла дерзкая мысль улучить момент и вырвать у него пистолет. Он слаб и вроде бы не должен оказать серьёзного сопротивления.
— Вот что, слушай сюда, — захрипел раненый. — Мы теперь повязаны кровью, понимаешь? Поэтому дальше будем действовать вместе. Сорок «лимонов» мы у твоего иностранца возьмём, предоставь это мне. Деньги поделим пополам. Надо только выбраться отсюда, и ты мне поможешь. У меня есть надёжное местечко, там отсидимся.
— Но как мы до него доберёмся, вы же ранены, — пролепетала она, почему-то вообразив, что сейчас он заставит её тащить его на себе.
— Достань мобильник. Сейчас наберёшь номер, какой скажу. Тебе ведь нет смысла сбегать от меня, — добавил он, пока она вынимала из сумочки телефон. — Брюлики-то у меня, это во-первых. А во-вторых — ты тоже на крючке у ментов…
— Я же говорила, что не собираюсь заявлять на вас в милицию. Я не такая дура!
Гордейчук, помешкав, опустил пистолет и продиктовал номер. Марина поднесла телефон к его голове.
— Алло, Зина? — заговорил он. — Да, это я. Завязывай с вопросами и слушай сюда. Я попал в крутой переплёт. Застрял, короче, в лесу у деревни Карпино… Да не перебивай ты, а слушай! Щас быстро садись в свой «жигуль» и двигай ко мне. Передаю телефон человеку, который объяснит, как добраться, — он протянул мобильник Марине. — Это знакомая…
Марина сама точно не знала, где находится это Карпино, сказала только, что надо ехать по Каширскому шоссе и свернуть на сорок третьем километре, а потом ещё два раза свернуть — направо, потом налево. Объяснила, что у них кончился бензин и они, чтобы не попадаться на глаза милиции, заехали за деревья рядом с дорожным указателем.
Судя по голосу, Зинаида была довольно молодой женщиной. С Мариной она разговаривала в раздражённом тоне, то и дело перебивала, выпытывая не столько маршрут, сколько кто она такая и какое имеет отношение к Никите. В конце разговора собеседницы едва не разругались. Марина, по крайней мере, поняла одно: Зинаида всерьёз намерена разыскать их, и как можно скорее.
— А теперь иди сюда, — потребовал Гордейчук. — У тебя в машине, я гляжу, есть аптечка. Перевяжешь меня. А Зинка приедет обязательно, — он ухмыльнулся сквозь гримасу боли. — Никуда не денется…
Марина мысленно согласилась с ним, однако расспрашивать про Зинаиду не стала. В левом боку Гордейчука алело совсем небольшое отверстие, которое постоянно сочилось кровью. Пуля, по-видимому, застряла где-то на уровне селезёнки. Наверняка зацепило и ребро, поскольку каждое движение вызывало у раненого приступ мучительной боли. Несмотря на это, он отказался от болеутоляющих таблеток, которые имелись в аптечке. Бандит не доверял своей спутнице, опасался, что от таблеток уснёт. Марина обработала рану спиртом и перевязала. Затем занялась его плечом. Здесь пуля прошла навылет.
— Я ещё легко отделался, — хрипел Гордейчук, подбадривая себя. — Мог бы вообще откинуть копыта, как Серый.
Момент был самый подходящий, чтобы схватить шкатулку и убежать, но Марину очень смущал пистолет, который Гордейчук засунул в карман штанов. Бандит наверняка успеет выстрелить, а в его меткости она уже убедилась.
На востоке забрезжил рассвет, когда Марина закончила перевязку.
— Тебе необходим отдых, — сказала она, надеясь, что он прислушается к её совету. — Хотя бы на пару часов.
— На том свете отдохнём, — просипел бандит. — Что-то Зинка долго не едет… Вот что, садись-ка ты впереди и смотри на дорогу. Как появится серый «жигуль» — скажи мне.
Марине пришлось пересесть на переднее сиденье, откуда не так просто было дотянуться до шкатулки. Ей оставалось рассчитывать только на то, что он уснёт раньше, чем приедет Зинаида.