Бриллиантовые кандалы

Глава 9

Никита Гордейчук научился разбираться в драгоценных камнях ещё у себя на родине, в Омске, когда только начинал осваиваться в этом огромном, сулящем соблазны мире.

Уйдя со второго курса профтехучилища, он долгое время слонялся без дела, пока с одним своим старшим товарищем, уже отсидевшим срок за воровство, не обокрал квартиру. С этого, по сути, и начался его жизненный путь. Никита был осторожен, чистить квартиры предпочитал в одиночку. Как-то он забрался в дом одной вдовы, про которую слышал, будто она унаследовала от покойного мужа целую кучу драгоценностей. У неё в комоде и правда обнаружилось множество серёжек, брошей, кулонов и бус. Всё это сверкало и переливалось, и Никита, воображая себя богачом, помчался к скупщику краденого. Тот его разочаровал. «Настоящий бриллиант — только один, который в перстне, все остальные — фальшивки», — сказал скупщик. Недоверчивый Гордейчук показал камни знакомому цыгану, торговавшему на рынке самоварным золотом, и тот подтвердил, что ему достались стекляшки. Заодно объяснил, как надо отличать настоящие алмазы от поддельных.

Никита, наверное, продолжал бы чистить квартиры и непременно попался бы, если бы его не призвали в армию. Отбарабанив два года в пехоте, он вернулся в Омск и почти сразу вступил в группировку Коваля — известного в городе рецидивиста. Банда Коваля занималась рэкетом, торговлей машинами и игорным бизнесом. Там-то Никита Гордейчук и познакомился со своим будущим напарником по охране карелинской дачи — Сергеем Паниным. Вдвоём они взимали дань с коммерческих ларьков. Привольная жизнь длилась недолго. Коваля взорвали в собственном «Ягуаре», а его группировку рассеяли другие, более сильные банды. Никита с Сергеем подались искать счастья в Москву.

В столице им очень помогло то, что за всё время своей криминальной эпопеи они умудрились ни разу не попасть в поле зрения правоохранительных органов. Как это ни удивительно, но перед законом оба бандита оказались чисты. Их взяли на работу в одну из частных охранных фирм, и спустя короткое время они уже числились в штате преуспевающего «Омега-банка». При приёме на работу их тщательно проверили, послали запросы по месту их прежнего жительства. Но на учёте в омском УВД они не состояли, а с мест их армейской службы и вовсе поступили самые положительные отзывы. Проработав в банковской охране больше года, бывшие уголовники пошли на повышение: им доверили охрану подмосковной дачи самого директора банка.

На новой работе они постарались зарекомендовать себя с самой лучшей стороны. И всё же воровская натура давала себя знать: только за прошедший год Панин и Гордейчук с большим знанием дела, не оставив отпечатков, обчистили пару квартир в Москве и генеральскую дачу в Подмосковье.

Когда Гордейчук объявил, что в шкатулке бриллианты, оба незаметно от Марины перемигнулись.

— Брюлики очень крупные, — прошептал Никита, — а это деньжищи немеряные…

— Бабу замочим и драпанём с камнями… — ещё тише сказал Панин.

Гордейчук положил бриллиант обратно в шкатулку, закрыл её и завернул в газету, как было. Вылез из «Опеля», оставив свёрток на сиденье.

— Ну-ка, поди сюда, — он поманил женщину пальцем.

Марина внутренне сжалась под его колючим взглядом. В эту минуту она предпочла бы оказаться в руках милиции, чем стоять здесь, в обществе этих молодчиков. Гордейчук смотрел на неё волком, а Панин ухмылялся, как настоящий садист.

Внезапным движением Гордейчук вырвал у неё из рук сумочку.

— Это мы тоже должны осмотреть!

Панин шагнул к нему:

— Смотри не засвети свои отпечатки, — сказал он шёпотом.

Гордейчук порылся в сумке и вытащил упаковку с оставшимися таблетками клофелина.

— Готов поспорить, что это снотворное. Она опоила им босса! — Он бросил упаковку обратно в сумку и посмотрел на Марину. — Теперь тебя можно сдавать в милицию.

Она подавленно молчала. Панин дёрнул напарника за рукав.

— Ну так что, — зашептал он, — мочим бабу и сваливаем?

— Погоди, — тоже шёпотом ответил Гордейчук. — Спешить пока некуда. В доме всё тихо, за нами никто не гонится.

Они отошли от Марины и негромко посовещались.

— Кражу провернула она одна, — шептал Гордейчук. — Видно, узнала откуда-то, что в доме хранятся брюлики, вот и подпоила босса. А потом вырубила чем-то тяжёлым его сынка…

— Крутая баба! Короче, что ты предлагаешь?

— Пускай вся вина падёт на неё. Ведь когда очнутся шеф и его сынок, они в первую очередь на кого подумают?

— На бабу!

— То-то и оно. Она, небось, когда умыкала брюлики, повсюду свои отпечатки оставила. А мы с тобой как бы и не при деле.

— Так делать-то что? Излагай яснее, не верти.

— А яснее — баба села на свой «Опель» и слиняла с фазенды, а мы знать ничего не знаем. Шеф отдал приказ выпустить её, вот мы и выпустили. Усёк? А когда начнут спрашивать, скажем, что видели в её руках свёрток. И все дела.

Панин удивился:

— Совсем охренел? Хочешь её отпустить?

— Слушай сюда, — Гордейчук почти вплотную приблизился к нему. — Те, в доме, прочухаются ещё не скоро. Успеем отвезти бабу на её «Опеле» в лес и там мочкануть. Сделаем аккуратно, чтоб не наследить, и машину там же оставим. А потом своим ходом вернёмся сюда. Утром зайдём в дом, найдём хозяйского сынка без сознания и поднимем шум. «Скорую» вызовем, в банк позвоним… Короче, пусть ищут бабу, а мы сюда не замешаны никаким боком…

Напарник задумчиво почесал в затылке.

— Точно. Даже если найдут её труп, всё равно на нас не подумают. У неё ведь могли быть сообщники, да? Вот они-то её и пришили!

— Конечно, сообщники пришили.

Гордейчук повернулся к Марине, которая понемногу пятилась к дому.

— А ну, иди сюда!

Она бросилась к веранде, но охранник в три прыжка догнал её, повалил на землю и заломил руку за спину.

— Не дёргайся, сука. Щас поедешь с нами.

— Куда?

— Куда, куда! Ещё не догадалась? В ментуру, конечно!

Её подняли на ноги.

— Сумку свою захвати, — Гордейчук заставил её поднять с земли упавшую сумочку. — Пусть в милиции тебя обыщут и найдут таблетки.

— Они от головы, — всхлипнула она.

— Там будешь объяснять.

Бледная, вся дрожа, Марина под конвоем охранников подошла к «Опелю».

Панин надел перчатки. Вторую пару протянул Никите:

— Ты тоже надень, а то останутся наши пальчики.

Пока Гордейчук натягивал перчатки, Марина снова побежала, хоть и понимала бесполезность такой попытки. Ей наперерез метнулся Панин и сбил с ног. Гордейчук наставил на неё пистолет.

— А ну, вставай!

— Прыткая, шалава, — усмехнулся Панин. — Может, свяжем её?

— Нет смысла. И так никуда не денется… Залезай в машину! — потребовал Гордейчук, держа Марину под прицелом. — Назад садись!

Она раскрыла заднюю дверь. Гордейчук грубо толкнул её и уселся рядом. Его пистолет упёрся ей в бок.

— Не дёргайся и не дыши. Повезём тебя прямо в районное управление.

Панин сбегал во флигель, включил механизм, открывавший ворота, вернулся и сел за руль «Опеля». Машина тронулась.

Марину лихорадило от страха, она даже забыла про Бороду и его сообщников, поджидавших неподалёку в зарослях. Поэтому, когда из-за ёлок выехал чёрный «Мерседес» и покатил следом, она поначалу не поняла, что происходит.

— Стой! — крикнули из «Мерседеса». — Стой, дура, это мы!

Она узнала грубый голос Холодца, и в её душе затеплилась надежда. Может, Борода и его люди остановят эту парочку?

— У неё и правда есть сообщники! — прошипел Панин, нажимая на газ.

Прибавил скорость и «Мерседес».

— Стоять! Стоять, говорят тебе! — кричали Борода и Холодец.

Гордейчук с пистолетом высунулся из «Опеля» и выстрелил, целясь в шину. Сидевшие в «Мерседесе» невольно пригнулись.

— Холодец, мочи его, — прохрипел Борода, тоже доставая пистолет.

Открыть ответный огонь преследователи не успели: вторым выстрелом Гордейчук продырявил переднюю шину «Мерседеса» и скрылся в окне. Кокос, ругаясь, вертел руль, сворачивая за «Опелем». Но вместо поворота «Мерседес», хлопая пробитой покрышкой, вылетел в кювет, пропахал боком по пологому склону оврага и остановился, застряв в густом подлеске.

— Они уходят! — надрывался Борода. — Скорее!

Холодец выскочил из машины, взбежал на шоссе, но стрелять было поздно: «Опель», едва различимый в темноте, стремительно удалялся и вскоре исчез за поворотом.