Бронзовая Жница

10. Любовный многоугольник

Пламя потрескивало в камине опочивальни леди Мальтары. Она велела слугам постоянно поддерживать огонь, но всё равно не могла согреться.

Это был второй день пребывания Вранга в Покое. Морай ничего не сказал о своих планах на него. «Подождём ещё дней десять», — обмолвился он со своим близким кругом. — «Пускай Ланита насядет на Каскара, описывая ему ужасы, которые здесь переживает её супруг. Может, Каскар родит какую-нибудь мысль о том, что пора осадить лошадей и закончить этот фарс».

Мальтара сжала свои плечи и угрюмо посмотрела на танцующий за решёткой огонь.

«Каскар скорее умрёт, чем пойдёт на попятную; он принципиален и горд, как настоящий диатр», — подумала она. — «Морай вряд ли всерьёз ожидает этого. Эту войну начал отец марпринца, и она подобна затянувшейся лихорадке, которая может кончиться либо выздоровлением, либо смертью. Для Каскара это дело чести».

Интуиция подсказывала ей, что развязка близка. Но это не радовало молодую леди. Она сжимала в руке письмо и чувствовала тяжесть, что давит изнутри.

Послание гласило:

«Дорогая Мальтара,

Помяни моё слово, с братом он ничего не сделает. Пройдёт несколько дней, и он приголубит его, полагая его за своё дитя, которого у него никогда не будет. Женщине нипочём не занять с ним подобное место. Неспроста он поручил тебе отыскать незаконорождённых родичей, коли таковые есть; увидишь, он попытается наладить контакт даже с ублюдками от вашего папеньки.

Дети многое берут из ранних лет. Он издавна ненавидел свою мать за то, что она не вмешивалась в жестокость, что творилась между детьми. Но когда леди Вельвела отдала приказ убить Скару — отнять у него его мечту — эта ненависть захлестнула его. Она иррациональна и вечна. Он всегда будет холоден и жесток с женщинами, они для него — угроза для Скары, которого он любит превыше всего. Отсюда у него были близкие отношения и с Исмиротом, и с оруженосцем, хотя, очевидно, они были от противного, а не потому, что он в самом деле имеет больной интерес к мужчинам.

Ты говоришь, ни одна шлюха не уходит от него с побоями и слезами на глазах. Здесь я тоже дам тебе ответ. Он полагает их, женщин со дна общества, такими же, как он сам когда-то. Смейся или оскорбляйся, я вижу его солидарность с самыми униженными и самыми позорными слоями общества — и его жестокость к тем, кто был урождён в любви и достатке. Это закоренелая зависть; и хорошо, что она не доходит до сексуальных девиаций в сторону садизма и членовредительства, иначе мне страшно даже думать, что он делал бы с тобой с самого детства.

Ты сама всё это знаешь. Ты думаешь, что, унизившись окончательно, ты сравняешься со шлюхой в его глазах, и он к тебе тоже будет добр. Может, он и пожалеет тебя. Но лишь на смертном одре. Ты для него — Вельвела, что скрывается до поры до времени. Он не знает тебя и не хочет знать. Лишь как диатрис Вальсая, что отправляет ему письма, ты бы устроила его — далекая, позабывшая его лицо, но неизменно вежливая, создающая иллюзию семейственности.

Ты разумна и сильна, дорогая Мальтара. Ты не любишь его. Это такая же рана, нанесённая тебе детством, как у него. Ты хотела его защиты и покровительства — и ты получала их, если была подле него в нужный момент. Ты привыкла, что так и должно быть. Но ты не приученная шавка, ты человек. Ты отдаёшь себе отчёт.

Пойми это до того, как ты увидишь их сближение с Врангом. И до того, как это ранит тебя в самое сердце. Найди в себе силы сорвать эту петлю со своей шеи и приезжай ко мне.

Моя любовь исцелит тебя.

Твой К.»

Мальтара вздохнула и прислонилась к обитой бархатом стене.

Ей всё равно было холодно. В собственной опочивальне, среди красивой трофейной мебели, что сюда натаскал Исмирот. Среди мужских туник и курток, которые она носила вместо платьев.

А ведь она любила платья. Просто Морай не любил.

Эта переписка длилась годами. И Мальтара знала, что выведенные на бумаге слова — чистая правда.

Только вот она не была готова оставить это так легко.

«Я не хочу бежать с поля боя. Я хочу отметиться на нём — не победителем, так тем, кто нанёс наибольшие потери».

Она посмотрела в окно. Бледный день сменялся бархатной, чарующей ночью. Вечер разливался душистыми тисами. Притихли злые холодные ветра.

И всё равно мурашки бегали по запястьям.

На столе лежали ингредиенты для ядов и лекарств. Алхимик Силас, которого Морай купил, как раба, не внушал ей доверия. Она перепроверяла всё, из чего он готовил, и всегда отслеживала состав его отваров и зелий со своим справочником.

Нынче у неё было лирическое настроение. Книга была открыта на легендах алхимии. Философском камне и целительной силе слюны у некоторых драконов.

Но даже занимательное чтиво не могло отвлечь её от мыслей.

«Когда ты отдал меня Исмироту, я смирилась с этим», — думала она. — «Я верила: ты станешь взрослее и поймёшь, какую жертву я принесла тебе. Когда ты отдал на растерзание Халису, мою единственную подругу, я стерпела и это. И со всем усердием демонстрировала верность твоим приказам. Но правда в том, что я делаю это всю жизнь. А подачки из твоих рук мне уже много лет как не нужны».

Пальцы стиснули бумагу. Ей хотелось прижать её к щеке — и одновременно отбросить её прочь.

Слишком много нобель Куолли значил в её жизни. Как единственный заботливый покровитель — и как мерзавец, что был способен на насилие над собственной дочерью.

Может, Морай соврал ей об этом. И на самом деле несчастье приключилось с Халисой не по вине Куолли. А может, если бы Морай не стоял между ней и нобелем с самой юности, и саму Мальтару постигло бы нечто похожее. Потому что он всегда был до опасного близок.

Словом, она не могла быть уверена ни в чём и ни в ком.

«Если я уйду отсюда, я выберу одинокую дорогу», — повторила она себе уже давно принятое решение. — «И сперва займу роль, которая мне даст неуязвимость, а уж потом буду смотреть, кто мне друг, а кто не очень».

Нехотя пальцы вытянулись над огнём. И выпустили письмо. Бумага сгорела, и Мальтара поскребла кочергой по пепелинкам, чтобы не сохранилось ни буквы.

«Если Морай узнает, он с радостью расправится со мной».

У неё было право на три оплошности. Будь то оскорбления или противодействия брату.

Первое она исчерпала тогда, когда пыталась заступиться за Халису и не дать её на расправу брезарцам. Она рыдала и называла Морая изувером. Даже пыталась подраться с ним, но он с лёгкостью отшвырнул её от себя и велел запереть её. За подобное он повесил бы любого из своих соратников; но право крови есть право крови.

Второе ушло примерно тогда же. У неё сдали нервы на одном из их общих сборов, когда купец Мавлюд настаивал, что маргот должен жениться для выгодного союза. «Не должен!» — крикнула она то ли из ревности, то ли из боли за то, что случилось с Халисой. Морай сказал ей, чтоб она заткнулась, но она продолжила надрываться, что ему вообще не следует иметь дело с женщинами, если он не ценит тех, кто любит его, и готов посылать их на ужасную смерть. «То ли дело шлюхи!» — кричала она. — «На шлюхах и женись!»

Это было прилюдное оскорбление и её вторая оплошность. С тех пор она была очень аккуратна.

Однако потом Морай обнаружил, что злосчастный джин с надписью «За Халису» был в партии, что прошла через поверенного Мальтары. Чуть не вскрылась вся её схема, что она все эти годы поддерживала с нобелем Куолли. Мальтара уверила его, что это была ужасная, но случайность; она лично отдала ему на расправу своего поверенного и умолила посчитать это за оплошность, а не за измену.

И суровый брат не отказал ей в этом. Вот только теперь у неё больше не было попустительства с его стороны.

«За следующий промах он будет судить меня. Может, и не столь строго, сколь других, но всё же он уже ничего не спустит мне с рук».

В дверь постучали. Мальтара отвлеклась от своих мыслей и молвила:

— Входи.

Ручка скрипнула. Внутри показалась Чёрная Эйра. Огонь играл на её коже, превращая её в нечто единое с её платьем, будто целиком отлитую из бронзы статую.

При виде неё у Мальтары мурашки бегали по коже. Это была шлюха, вероятно, непростой судьбы; она видела таких. Они с детства отдавали своё тело на службу чужой плоти, но в глазах их замерло нечто, отделяющее их от живых.

И хотя во многих таких женщинах с лёгкостью угадывалось горе, с Эйрой было иначе. Она будто знала то, чего не знали другие. Ей было словно чуждо всё живое. И это лишало её обычных человеческих стремлений и страхов.

Прикрыв за собой дверь, она поклонилась Мальтаре и молвила:

— Вчера вы отослали меня. Но, если я верно поняла, вы ждали меня сегодня.

— Да, — ответила Мальтара. — Вчера у меня появились неотложные дела.

«Появление Вранга внесло некоторые коррективы в мои планы. Я была вынуждена освободить для него ту комнату с решёткой на окне, где я держала пленников для экспериментов. Я упражнялась с ядом жабы аги, и они заблевали все углы… в холоде подземелий им не выжить, а больше комнат Морай мне не выдал. Пришлось от них избавиться».

Но она хотя бы получила любопытные результаты.

— Сегодня я готова, — сказала она, отгоняя мысли о своих разработках. — Иди сюда.

Она подвела Эйру к своей постели — двуспальной, скрипучей, которую когда-то приходилось делить с Исмиротом. И на которой она теперь ночевала одна.

— Садись, — и они вместе расположились на краю постели. Мальтара внимательно изучила лицо своей «преподавательницы».

«Она действительно красива, но вызывает странное отторжение, будто мёртвая среди живых. Непонятно, хочет ли она милости маргота, или же просто пытается выжить — в ней безразличие ко всему».

Мальтара задумчиво провела рукой по красивой чёрной ткани, что покрывала её плечи. Ей думалось, что это шёлк, но оказалось — дешёвая тафта, как у всех проституток.

— Скажи, — молвила она. — Маргот откровенничал с тобой?

— В каком-то смысле, — кивнула Эйра, качнув головой с заплетёнными на затылке косами.

— Это «да» или «нет»?

— Это «да», миледи. Но это откровения обычного человека, которые с лёгкостью можно угадать в каждом.

Мальтара сдвинула брови.

— О чём шла речь?

— О драконе, миледи.

— И часто люди откровенничают с тобой о драконах?

— Ох, я прошу прощения, — улыбнулась она белозубой улыбкой. — Разумеется, это было впервые. Но переживания были такие же, как у всех. Маргот тоскует о близящейся разлуке с драконом. Каждый из живых омрачён лишь одним — смертью. Всегда.

«Она так улыбается, говоря о смерти, будто это её старый друг».

— Мудрые слова, — задумчиво сказала Мальтара. Но затем посмотрела на неё серьёзно. — Ладно. Я не собираюсь допытываться о подробностях. Я не сомневаюсь, что мой брат горевал о Скаре пуще любого из тех, кто близок ему, и сильнее, чем за самого себя. Мне это, признаться, утомительно — его одержимость им двадцать лет как одинакова. И ничего нового ты мне не расскажешь. Мне нужно другое. Если ты устраиваешь его в постели, ты должна рассказать мне, что ты делаешь.

В коридоре зазвучали шаги кого-то из слуг, началась возня, чуть приглушившая их голоса. Как ни странно, куртизанка смутилась. Она потупила взгляд и произнесла:

— Миледи, постараюсь говорить подробно… но, признаюсь, я не использую никаких уловок. Маргот всегда решает сам, как всё будет происходить, и никогда не уступает инициативу. Даже в предварительных ласках.

Мальтара вскинула брови и села, целиком повернувшись к ней.

— Да? — спросила она не без удивления. — Тогда… ладно. Хорошо. Просто покажи мне, как он это делает с тобой. Подробно! Я буду смотреть.

— Он разворачивает меня спиной…

— Покажи на мне!

Куртизанка поджала губы, но подчинилась. Она озвучивала всякое своё действие.

— Кладёт руки мне на грудь…

«У неё очень мягкие руки».

— И прижимается сзади всем телом…

— Погоди, у этого упленда слишком жёсткий крой, я не чувствую тебя как следует, — сказала Мальтара и расстегнула свой ворот. Дыхание чёрной гостьи щекотало ей шею.

Тут дверь открылась безо всякого стука. И внутрь шагнул Морай. Они даже дёрнуться не успели: он сразу же уставился на них обеих.

И сразу всё понял, Мальтара в этом не усомнилась. Она вздёрнула свой острый подбородок и сделала вид, что ничуть не смущена. Эйра опустила взгляд. А Морай, захлопнув дверь, прошаркал внутрь своей хромой ногой.

— Кхм-м, девочки, — протянул он, хищно улыбаясь. — А я-то ищу…

Эйра склонила голову ещё ниже — она не вмешивалась в разговор лордов, но этим жестом будто выражала свои извинения.

— Сестрица пожелала узнать, что такого ты делаешь, что я взял тебя к себе, не правда ли? — обращаясь не к Мальтаре, а к шлюхе, произнёс он.

Та кивнула.

— Ты мог спросить у меня, — процедила Мальтара. Хоть и женщина, она не выносила унижений. — Да, я хотела знать.

— Так и ты могла спросить у меня, — маргот приблизился к постели. — Я покажу.

Сердце Мальтары забилось чаще. Она указала куртизанке взглядом на дверь и расстегнула свой ворот. Маргот встал коленом на постель — и вдруг прижал к себе саму Эйру. Как она и показывала — спиной, схватив её поперёк пышного бюста.

— Смотри внимательно, сестра, — проурчал Морай. И потянул край тафтяного платья, обнажая чёрное плечо Эйры.

Мальтара осунулась и смолкла. Отодвинулась.

«Он издевается надо мной», — подумала она. — «И над ней тоже».

Шлюха мрачно молчала, но не пыталась даже шевельнуться.

— Я не хочу на это смотреть, — заявила Мальтара.

— Но ты будешь. Не отворачивайся, Мальтара. Я просто покажу. Схематически.

Он не раздевал ни себя, ни куртизанку. Он только притянул её лопатками к своей груди. И, обнимая, провёл рукой вниз по её животу.

— Сначала я делаю так, — дыша Эйре в шею, проговорил он. Его рука скользнула ей в пах.

— Я знаю, как люди совокупляются, — сухо сказала Мальтара. — Мне нужно было не это.

Морай фыркнул и поднял брови. Он положил подбородок Эйре на плечо и посмотрел на сестру иронично.

— Нет, тебе было нужно это, — ответил он. — Всё очень просто, когда я этого хочу, а не ты.

Мальтара вспыхнула. И вскочила.

— Я поняла, — сказала она. — Пойду, осмыслю узнанное. Спасибо, братец.

Хлопнула дверь, и они остались одни на её постели. Эйра была готова сгореть со стыда.

Не то чтобы она никогда не попадала в курьёзные ситуации, где, например, муж желал воспользоваться ею на глазах у своей жены. Но сейчас всё в ней категорически возражало.

«Не мне, конечно, судить», — думала она. — «Запретное, отвратительное, нечеловеческое — домены моего бога. Я должна принимать всякое, но почему мне так…»

В глаза бросались колбы и разные травы, разложенные на столе. Очевидно, местная леди была вовлечена в тёмные дела маргота и орудовала разными отварами и зельями. Эйра совсем не разбиралась в траволечении — лишь на уровне тех, кто хоть как-то отличал календулу от астры — но она увидела там пучки дымянки с вытянутыми бело-багровыми бутонами и рыжие звёздочки очного цвета. Такие наборы продавались на ярмарках всегда как «целебное средство для женщин, желающих понести».

Немудрено, что у Эйры было чувство, что она попала клином в некую во всех смыслах семейную драму.

И тут она дрогнула: Морай сжал её плечо, а затем усмехнулся. И похлопал её по спине. Она села рядом, недоумевая.

— Думаешь, она от меня после этого отстанет? — риторически спросил маргот.

«Судя по травам, вряд ли».

— Насчёт этого не знаю, — осторожно произнесла Эйра и подняла лямку обратно к себе на плечо. — Но обиделась она достаточно.

Морай лишь фыркнул в ответ. Сестра явно была для него лишь забавой. Собакой на привязи, которую он мог приголубить, а мог и ударить.

Но не Эйре было рассуждать об этом. Она опустила взгляд на пол; и тут Морай поднялся на ноги.

— Пошли, — велел он.

И Эйра, не задавая вопросов, послушно отправилась вслед за ним. Маргот вёл её в свою анфиладу, однако девушка подметила, что он необычайно часто улыбается.

В лордской гостиной они оказались не одни. У окна стоял златокудрый рыцарь. Он безмятежно наблюдал, как псари дрессируют свору гьеналов, и элегантно потягивал вино из кубка. На лязг двери он обернулся. И Эйра увидела его горделивое, немного курносое лицо с большими карими глазами.

Хотя он был уже старше и плечистее, она узнала его сразу. И с удивлением подняла брови. Он тоже расплылся в широкой белозубой улыбке:

— О-о, Чёрная Эйра! — молвил он и протянул кубок и ей тоже. — Что-то ты была у нас… всего раз, верно? Но тебя не забудешь!

«Ту ночку с ними двумя не изгонишь из памяти!» — подумала Эйра и тут же с удовольствием отпила немного вина. — «Сэр Лионай возмужал с тех пор».

— Рада вас видеть, сэр, — сказала она и даже присела в реверансе.

Морай запер за ними дверь. Затем подошёл, подтолкнул Эйру в спину и проурчал у неё над ухом:

— Скажи, он уже не тот застенчивый юноша?

— Сэр Лионай изменился за годы боёв, — признала Эйра с усмешкой.

— А она всё такая же, — не без удивления заметил Лионай и приблизился к ним. Тяжёлый рыцарский плащ шуршал по полу. — Ни единой новой морщины. Словно отлитая из бронзы статуя. Сколько тебе лет, Жница?

Эйра приоткрыла рот, ища слова, чтобы увернуться от столь неделикатного вопроса — ведь она могла подставить этим Грацию — но Морай вдруг шагнул ей прямо в спину. Он грудью толкнул её на Лионая. Эйра едва не пролила вино на дублет рыцаря. Лионай подхватил её, а Морай уже прижал её сзади, стиснув её меж ними двумя.

Одна рука маргота обвила её за грудь, а второй он схватил разыгравшегося Лионая за плечо и притянул их всех ближе к себе.

— Я застал Эйру в постели с Мальтарой, хотя только пару дней как взял её к себе фавориткой, — жарко выдохнул Морай над чёрным ухом куртизанки. Та изогнулась, довольно ухмыляясь, и почувствовала, что маргот уже весь изнемогает, поскольку он прижимался к ней самым чувствительным образом.

— Надо же, — усмехнулся Лионай и, тоже обняв Эйру за плечи, провёл пальцем у неё под подбородком. — Такая роскошная женщина — и предпочитает общество слабого пола?

Меж их горячих тел в Эйре взыграл восторг. С воссоединением Лионая и Морая она словно вернулась в то беззаботное время, что было у неё тогда, четыре года назад. Ей ещё не приходилось думать о том, как жрице не стать окончательно шлюхой, если она слишком вовлечётся в своё плотское ремесло. Тогда она не пыталась сменить призвание и не слишком корила себя, если ей понравилась ночь с мужчиной.

Она ощутила себя словно обновлённой, позабывшей тревоги прошедших лет. Значение имел лишь короткий миг меж вдохом одного любовника и выдохом второго. Она покачала увенчанной косами головой. И перехватила руку Лионая, которую поднесла к лицу и прижала к своим губам.

— Если вы будете тянуть вместо того, чтобы взять меня, я и вам покажу, кто здесь слабый пол, — прошептала она игриво.

Это возымело мгновенное действие. Оба вскинулись и двинулись вперёд, сжав её между собой ещё крепче. В воздухе стало жарче от их воспламенившихся взглядов. Спутались пальцы, что друг на друге расстёгивали застёжки. Резкая рука Морая дёрнула за лямку эйриного платья; и она перехватила её, чтобы раздеться аккуратнее и поберечь свой рабочий наряд. Тогда руки двух мужчин встретились, прямо через неё одёргивая друг другу ремни и фибулы плащей.

Комната зазвенела расстёгнутыми пряжками и откинутыми сапогами. Эйра тоже обнажилась; она стянула с себя платье только до пояса, но Лионай уже, завороженный её видом, прильнул к её обнажённой груди губами. Она сладострастно ахнула и прижала к себе его голову; а Морай придвинулся сзади, прикусив кожу у неё под ухом.

Их шершавые руки заскользили по шоколадного цвета коже. Каждый поцелуй всё сильнее распалял Эйру. Для них она была не шлюхой; они стремились ублажить её, словно она была диковинной чёрной богиней, и от этого её сердце плясало восторгом.

«Были ли у меня воспоминания лучше, чем с этими двумя?»

Пылко выдохнув, Эйра перестала держать в себе свою страсть. Она приникла к шее Лионая, одновременно успев провести оголённой лодыжкой по ногам Морая. Маргот обогнул их — и сел на диван. Он блаженно вытянул свои вечно ноющие ноги.

— Я не успел сказать тебе, но ты хромаешь, как подбитая кабарга, — усмехнулся ему Лионай. Рыцарь получил свою порцию нежностей от Эйры — и та склонилась к Мораю, чтобы покрыть поцелуями и его плечи.

— А ты петушишься, как… — Морай хотел сказать что-нибудь колкое, но Эйра прервала его. Она склонилась к самому его паху. И поцелуи сменились оральными ласками. Поэтому маргот сумел выжать лишь:

— …ну, как петух.

После чего охнул и запрокинул затылок на диван. Его пальцы разобрали густые Эйрины волосы. Девушка наслаждалась его прерывистым дыханием. Она ловила всякий момент, когда он вздрагивал особенно чувствительно, и её язык умело щекотал его распалённую плоть.

Что-что, а это она умела.

Но Лионай вдруг налёг на неё сзади и вошёл. Он был бесцеремонен, но ретив, и от толчков его бёдер Эйра сбилась с собственного ритма.

Ей стало слишком хорошо. В груди разлилось тепло, ей хотелось лишь фыркать и стонать в сильных руках рыцаря; и Морай будто угадал её желания. Он взял её голову двумя ладонями и поднял на уровень своего лица.

— Иди-ка сюда, — прошептал он. Но Лионай и не думал останавливаться. От его отрывистых движений Эйра теряла самообладание. Очередной толчок едва не сбил её с ног, и она завалилась на Морая.

— Ой, — выпалила она. — Маргот…

— Лионай, чёрт возьми! — проворчал Морай. — Отпусти! Дай сюда.

Маргот притянул Эйру к себе. Та нащупала равновесие и села к нему на колени. Шершавой ладонью он провёл по внутренней стороне её бедра, и она медленно развела ноги; а затем обняла ими прильнувшего к ней сверху Лионая.

— Ты тоже дай, — не растерялся Лионай. Эйра была между ними, будто щит, спасавший их от идеи мужеложества; спиной она прижималась к груди Морая, сидя у него на коленях. Живот же её был открыт Лионаю. И рыцарь не преминул воспользоваться этим. Он просунул руку ей под ноги. И пальцами обхватил своё достоинство так, чтобы щекотать её и ласкать себя.

Морай тем временем гладил Эйру по бокам, одновременно помогая ей удерживаться на себе полулёжа с разведёнными ногами. Но вскоре фыркнул и бросил своему бывшему воспитаннику:

— Ты чего там увлёкся? Дама ждёт.

И они оба взялись за девушку.

«Сладостное забвение», — подумала Эйра и запрокинула голову Мораю на плечо. Сдавленный вздох вырвался из её груди, когда они вдвоём проникли в неё. Она вся изогнулась и содрогнулась, ощущая всё чутко, во всех деталях; руки обоих тут же сжали её крепче. Морай обнял её поперёк живота и груди, а Лионай надавил внизу живота, вызывая в ней ещё больше неги.

Закусив губу, Эйра желала прочувствовать каждый миг. Всякое прикосновение было ей упоительно. Медленное движение внутри заставляло молить о большем, но она лишь сжимала плечи прижавшегося сверху Лионая и сдерживала внутренний порыв.

Ей хотелось больше, чем стонать. Ей хотелось сказать, что она любит их, любит за этот момент и за предыдущий раз.

— М-м, — выдохнула она и невольно повела плечом, прижимаясь крепче к груди Морая. Он прильнул щекой к её шее, и от этого она ощутила внутреннее тепло. — Мор-р…

Однако ж она прервала себя, чтобы не оскорбить одного из мужчин, назвав имя другого.

Златокудрый рыцарь хотел что-то ответить ей, но Морай не дал ему начать полемику. Он толкнулся бёдрами, отчего и Лионай, бывший с ним вплотную внутри Эйры, тоже сладостно вздохнул и повторил за ним спустя несколько долгих мгновений.

Эйра отдалась их рукам. Она расслабила напрягшийся живот, чтобы они могли распробовать её на пару, как когда-то. Но всё равно спиной она льнула к Мораю, лопатками ощущала бугры его шрамов на светлой коже, и голова сама тянулась повернуться, склониться к нему и зарыться носом в его волосы.

Ей было хорошо с ним, одним или с кем-то ещё, главное — в его руках — она испытывала счастье доверять, что старательно подавляла и скрывала за животной страстью. Но каждый её пылкий вздох, каждый стон и судорога становились всё более откровенными. И всё больше и в разуме, и в теле было сентиментального, ищущего близости не только плотской, но душевной.

Если б не то ошеломительное удовольствие, что она испытывала с ними двумя, она бы погубила себя излишними мыслями о своих чувствах. Но каждое их синхронное движение всё дальше отгоняло её переживания. Она хватала воздух ртом, её губы ловил Лионай; руки Морая сжимали её всё крепче, не давая отстраниться даже на чуть-чуть, чтобы перевести дух; и вдвоём они истязали её тело удовольствием, а её сердце колотилось, как у скаковой лошади.

Тела разгорячились. Под руками любовников скользили капли пота. Дыхание всех троих стало прерывистым и шумным. Ощутив приближение эйфории, Эйра содрогнулась и полностью откинулась назад, на Морая. Оба мужчины стиснули её, целуя ей шею и грудь, и их стараниями она провалилась в омут наслаждения с головой. В ушах зазвенело, она вся задрожала; движения обоих стали ещё резче; и, словно соревнуясь, кто кого уработает первым, они оба упёрлись лбами в ей плечо.

В конце концов она услышала и их стоны. И всё в ней, подёрнутое дурманом блаженства, отозвалось улыбкой.

Им понадобилось несколько минут, чтобы отдышаться. И нехотя они распались — влажные, измученные и исступлённые.

Лионай отошёл, чтобы взять полотенца из ванной комнаты. Эйра соскользнула на диван и присела рядом с Мораем. Она всмотрелась в его лицо. Ей казалось, ему должно быть больно; вряд ли ушиб всей спины мог пройти столь быстро, не оставив последствий. Но Морай лишь усмехнулся и потрепал её по щеке.

Тогда она села рядом, и маргот чуть вытянул ноги, а затем прислонился к её боку. И положил голову ей на плечо. Он был истомлён негой и ему, очевидно, хотелось ласки. Эйра стала гладить его по голове, но мысль её потерялась, ища концы того, где она оборвалась перед их любовью на троих.

— Не думай, — вновь, будто читая её разум, прошептал Морай. — Куртизанкам это крайне вредно.

И хотя он не сказал ничего особенного, Эйра неожиданно ощутила укол тоски. Она поджала губы. Слишком открыты и искренни были её чувства после полученного наслаждения. И ей стало грустно оттого, что, невзирая на все свои решения и усилия, она остаётся шлюхой. Что, собственно, было и без того очевидно для обнажённой девушки, что гладила не менее обнажённого мужчину посреди раскиданных в порыве страсти диванных подушек.

«Толку было терзаться выбором, уходить из “Дома” и проделывать путь до самого Кирабо, чтобы вновь оказаться тут?»

Лионай вышел с полотенцами из ванной комнаты и с удивлением посмотрел на них. Он застал именно тот миг печали, что невольно проявился на лице девушки.

— Эй, чернушка, — сказал он и подошёл, кинув Мораю полотенце прямо на голову, так что тот завозился и зафыркал. — Что случилось? Тебе не понравилось?

— Да разразит меня гром, если мне не понравилось, — отшутилась Эйра. — Я лишь расчувствовалась, сэр.

Лионай сел по другую сторону от неё. Он с нажимом провёл полотенцем по её тёмному телу, собирая капли влаги. И, склонившись, посмотрел на неё внимательно.

— Нет, я видел, ты расстроена, — сказал он. — Терпеть не могу расстроенных лиц у себя в постели. Чем тебя порадовать? Принести тебе клыки кабарги с охоты?

— Ты не у себя в постели, — буркнул Морай из-за плеча Эйры. — И она не твой оруженосец.

— Ты мне больше не учитель — не командуй, — усмехнулся Лионай в ответ и вернулся глазами к Эйре. И тоже прислонился к её плечу, но из позиции чуть выше. Он приподнял к себе её подбородок рукой, покрытой полотенцем, и повторил вопрос:

— Скажи, что не так, Чёрная Эйра. Будь это даже какой-то пустяк; я желаю знать.

Эйра свела брови. Светлое, открытое лицо рыцаря располагало к себе. Но она не имела иллюзий; при марготе не стоило показывать хоть какое-либо недовольство.

Поэтому она улыбнулась рыцарю, но взглядом дала понять, что отвечать не будет.

— Морай, ты сказал, что она фаворитка, а не просто явилась сюда из борделя в честь моего приезда, — молвил Лионай, отпустив её. Он откинулся рядом с ней на спинку дивана и закинул ногу на ногу, в наготе своей кажущийся голубым в вечернем свете.

Пора было зажигать свечи в канделябрах. Но тьма была слишком приветлива и мягка, чтобы прощаться с ней.

— Да, — проурчал полусонный Морай, вновь улегшийся к Эйре на плечо. — После того случая, как я упал на погост в лесу… однако ж я тогда не спросил у тебя, Эйра, — и его светлые глаза задумчиво блеснули в темноте, — как ты оказалась столь далеко от Брезара в тот день?

— Вы знаете, что, когда при мне лопата, я занята своим увлечением, — деликатно ответила Эйра, стараясь не держать его взгляд.

— Да, но твоим ходом тебе по меньшей мере день пути туда. Хочешь сказать, Почтенная тебе это позволила?

Эйра сжала губы в тонкую линию. И Морай, приподнявшись выше, выдохнул ей в шею очевидную догадку:

— Ты уматывала из города.

Она опустила взгляд. Но Морай вдруг приподнялся, опираясь локтем выше на спинку дивана, и поцеловал её под самым ухом. Приязненно, чувствительно и недвусмысленно.

— Хотела закапывать мертвецов подальше от меня, Жница?

«Молчание — золото», — думала Эйра. И не зря. Вмешательство Лионая выручило её:

— Так она что, схаалитка? — догадался рыцарь. — А тогда, в первый раз?

— Всегда была, — отвечал Морай, продолжая касаться губами её тёмной кожи то в основании челюсти, то на шее. — У нашей подруги особый дар, и к мертвецам её тянет, как настоящего падальщика.

— Жреческая клятва вынуждает тебя? — с сочувствием спросил Лионай.

Эйра уставилась на свои колени, что казались иссиня-чёрными в вечернем полумраке. И ответила, не глядя ни на кого из них:

— Нет, не вынуждает. Это моё призвание, и я люблю это дело.

«Я отдана Схаалу вся с самого детства. И все дети, что родились от моей крови, принадлежат ему. Это брак не меньшей силы, чем лётный».

Лионай изумлённо вскинул брови, а Морай рассмеялся, щекоча дыханием следы поцелуев у неё под ухом.

— Дорогуша мечтает спать в гробу, а не на перине. И получать ласки от покрытых козлиной шерстью рук Схаала, а не от наших.

— Но это же не может быть правдой, — не выдержал Лионай. — Хвать ржать, Морай. Эйра, у тебя есть кто-то? Пытаешься уйти из Брезы? Я тебя с собой заберу, только скажи честно, куда тебе нужно и к кому.

Смех Морая стал громче. Маргот прижался боком к Эйре, пальцем водя вдоль её ключицы. Ласка сглаживала насмешку, но Эйре всё равно было невесело.

— Нет, господа, — отвечала она откровенно, но тихо. — Никого у меня нет и никуда мне не надо. Всё, чего я хочу, — это быть свободной, идти путём служения и нести с собой свою лопату. Здесь же, как вы знаете, одинокой жрице выжить очень сложно. Я могла бы запятнать репутацию заведения Почтенной, если бы все стали знать меня, как хранителя кладбища. Поэтому я и хотела уйти.

Лионай хлопал глазами, недоумевая, а Морай продолжал гладить её, благодушно улыбаясь.

— Если б я не знал Морая, — наконец сказал Лионай, — что помешан на Скаре, я бы подумал, что это глупая ложь. Но…

— Это не ложь, — сказал Морай. — Я ручаюсь за её слова.

«Одержимый одержимого видит издалека».

— Так в чём проблема не расстраивать её? — вдруг спросил Лионай и оперся локтями о свои колени, чтобы посмотреть на Морая не через формы чёрной Эйры, а сбоку. — Дай ей лопату. И пусть занимается своими делами в Брезе. Обеспечь ей протекцию и сделаешь одну козлопоклонницу счастливее хотя бы на то время, что она не у тебя в постели.

Эйра украдкой посмотрела на Морая и увидела в его глазах искреннее удивление.

Если б Лионай ему этого не сказал, маргот вообще никогда в жизни не задумался бы над тем, чтобы кого-то сделать счастливее.

— Болван, — неожиданно фыркнул Лионай и кинул в Морая подушку. Тот тут же выпрямился и технично швырнул её обратно. Тогда белокурый рыцарь перелез через Эйру и накинулся на маргота, прижал его к дивану. — У тебя нет души!

— А у тебя нет разума!

Морай забарахтался и скинул Лионая на пол. А затем сам спрыгнул на него сверху и утянул за собой ещё пару подушек. Они принялись мутузиться, как щенки гьеналов.

— У тебя тут даже напольных подушек нет! Воистину, правду глаголит гиррит; Бреза — «пустое место»!

— Сказал дуролом с фамилией «Шабака»!

Наблюдая за их дракой, Эйра усмехнулась и налила себе вина.

«В тот раз было так же; правда, по юности маргот и его оруженосец явно позволяли себе большее. Переросли, образумились? Главное, чтобы не набили друг другу морды…»

Чтобы этого не произошло, следовало оставить им как можно меньше вина — а это она могла взять на себя.