Бронзовая Жница

20. Эйра опять копает

Этот день для Эйры был по-своему приятным. После разговора с Грацией она вышла, потягиваясь, в холл, где все девушки привычно расположились с расчёсками, тканями, украшениями и своими длинными ногами, вытянутыми по коврам.

— Так значит, этот маргот женат, да? — сосредоточенно расспрашивала Болтливая Любопытную. — Он на него похож ведь?

— Похош, похош, милочка, — подводя бледные брови углём, кивала Любопытная.

— Похож, хоть и женат… Но жена — не затвор открытым дверям! Женятся лорды не по любви, а для политических союзов, — разглагольствовала Болтливая, и её звонкий голос эхом отражался от стен. — Он добрее будет, чем Мор, а значит, наверняка с ним будет легче договориться.

— Все расступитесь, Болтливая выходит на новую охоту, — проворчала курносая Злая, которая до треска затягивала корсаж — чтобы бюст смотрелся как можно округлее.

— Мы тебе уступаем, — фыркнула Смешливая. — Дерзай! А я лучше погляжу, каково его новое правительство. Эй, Жница! Жница? Ну чего, сегодня-то ты хоть расскажешь, как оно у тебя было там?

Чтобы не смущать их богатствами подаренных марготом одежд, Эйра вышла к ним в привычном тафтяном платье. Разве что накинула на плечи расшитую верблюдами шаль. Она заулыбалась девушкам и присела на одну из подушек рядом с Артисткой.

— Я расскажу, только не забывайте расчёсываться, — сказала она. — А то Грация меня выкинет на улицу за расхолаживание ваших умов.

— Ишь, — пробурчала Унылая. — Работать не будешь и хвастаешься…

— У меня своя работа, — честно сказала им Эйра. — Я схаалитка. Закапываю мертвецов. Везде, где нахожу.

Толки стихли, и большинство девушек уставилось на неё.

— Вы думали, до этого я шутила? — развела руками Эйра. — Я этим по ночам и занималась. Потом отмывалась и руки обтирала джином, не волнуйтесь.

Но куртизанок, очевидно, удивило не это. Первой ответила Скептическая, что жевала кусочек яблока:

— Так ты что… правда именно это любишь?

— Ты разве не хотела бы просто перебраться в другой бордель? — поддержала Удивлённая. — За тебя дорого дадут. Везде найдёшь желающих, пусть даже тебе будет двадцать пять.

«Да мне давно уж больше».

— И репутация у тебя уше ого-го среди пощитателей Мора, — добавила Любопытная.

Эйра покачала головой и улыбнулась ещё шире:

— Нет-нет, я правда хочу заниматься только этим. Это моё призвание.

— Ну ты даёшь, — сказала юная Артистка изумлённо.

— Да ты всегда была с прибабахом, — усмехнулась Болтливая. — Вот вечно так, когда ты чего-то сильно хочешь, ни за что не получишь. А когда тебе этого не надо — пожалуйста! Фаворитка маргота, которая с ним по лесам рассекает. Мда! — и досадливо развела руками.

— Расскаши уже, что там было у тебя с ним, — насела на неё Любопытная, как только подвела свои брови.

И Эйра, наблюдая за тем, как девушки неспешно собираются, поведала им недолгую, но насыщенную историю их отношений с марготом. Особенно нежным ей представлялся тот эпизод, когда она надорвалась, а он заботился о ней. Куртизанки слушали её завороженно. Их не интересовало, при каких обстоятельствах Эйра пострадала, но каждый жест Морая они смаковали в деталях.

Разумеется, полёт на спине Скары Эйра упоминать не стала. Этот эпизод был до того сказочным, что превратил бы всю её историю в полнейший фарс. Ей и самой не верилось, что это было на самом деле.

И что ещё была надежда на то, что чёрный дракон вновь поднимется в небо.

Описывать самую последнюю встречу с марготом ей тоже было не с руки: предательски дрожала губа. Поэтому она остановилась на предпоследней. Когда они говорили обо всём, просто сидя рядом и прижимаясь друг к другу.

— Как поразительно… и прекрасно, — глаза Болтливой были на мокром месте. Она всплеснула руками и уткнулась лбом в эйрино плечо, оставляя на нём белёсый пудровый след. — Жница, ну как же так! У вас же была любовь! Почему вы не сбежали?!

Эйра поджала губы и горестно усмехнулась.

«Это я сказала ему остаться», — засвербило в сердце. — «Это я остановила его, уговорила на смерть».

Но она сделала по воле Схаала — и она не позволяла себе это забывать.

— Не знаю, — отговорилась она самым незамысловатым способом. — Наверное, он не мог.

Так или иначе, её рассказ сплотил всех слушательниц. Пошли разговоры о том, как добиться подобного. Девушки вдохновились и одновременно весьма впечатлились.

— Просто делаем вид, что мы любим что-то ещё, кроме него, — подвела черту Задумчивая. — И его сердце в кармане. Вроде несложно.

— А если я не справлюсь любить что-то ещё, кроме него? — взволнованно рассуждала Болтливая.

Тут внутрь сунулся лысый Чаркат.

— Девки, одна минута! — рявкнул он. — Важный гость!

Куртизанки тут же подскочили и бросились кто куда — довершать незаконченные причёски, рассаживаться на диванчики и подушки. Эйра и Артистка ускользнули на кухню.

Из-под лестницы они увидели, что внутрь шагнул высокий статный мужчина. Он выглядел вполне свежо: у него была чёрная борода без единого седого волоска, умный тёмный взгляд и ладные густые волосы. Это был эдакий немолодой, знающий, чего хочет, дворянин — и его знатная кровь чувствовалась в том, как он возвышался над девушками простого происхождения своим ростом и прямой спиной.

Обычно таких вожделели куда больше, чем молодых. Они были не столь ретивы, зато с ними было куда приятнее, и они могли оставить пару серебряных девушке в подарок.

— Кто это? — прошептала Артистка в ухо Эйре. Та пожала плечами; ей было безразлично. Она ускользнула к себе за дверь, держась в тени задней части холла, чтобы не попасться гостю на глаза. Артистка же осталась смотреть.

Торопливые шаги Грации проскрипели по лестнице. И Эйра услышала её изумлённый, пусть и слегка наигранный, восторг:

— О-о, нобель Куолли! Поверить не могу, что снова вижу вас. А вы ничуть не состарились на вид! Годы делают вас всё краше…

— А вы-то, Почтенная, как раз напротив, — отвечал ей бархатистый гудящий голос гостя. — Помнится, когда вы в Покое появлялись, то уже казались обтрёпанной. А нынче и вовсе вам впору внуков нянчить…

— Ах, как вы нелюбезны, нобель! И как это в вашем духе!

— Вы слишком старая, прожжённая куртизанка. Вас не обидеть такими мелочами, — и его шаги прошаркали внутрь. — Доброго дня, девушки. Что-то они все у тебя… это из-за вашей прогонки, быть может?

— Да что вы, нобель, ну разве можно! Все мои девочки младше двадцати, зуб даю!

— Да? И которая самая младшая?

Эйра решила переодеть тафтяное платье и сменить его на обычное платье-роб, длинное по силуэту и по фигуре, чёрное; с чёрным же пояском и золотистыми нашивками на нём. Ей не хотелось, проходя мимо, сойти за одну из куртизанок. Слишком уж её отвращал тон, которым говорил знатный гость.

Её от переодевания отвлекло то, что диалог переместился куда ближе к её двери.

— Ну… нобель, я прошу простить, но она не готова. Мы только учим её, и она ещё не работает.

— Я заплачу тебе двадцать золотых рьотов, — спокойно произнёс тот. — За одну ночь с ней. Что скажешь?

Во всём «Доме культуры» повисла звенящая тишина. Эйра оправила на себе платье и подумала: «Даже меня целиком купили за пятнадцать. Это большая сумма. Однако это не в принципах Почтенной».

— Знаете… — прозвучал голос маман. — Если б я вас не знала, я бы очень резко отказала вам, нобель. С тех пор ваши вкусы делаются всё более…

— Но вы меня знаете, — прервал её гость.

— Да… ну что ж. Хорошо. Двадцать золотых рьотов — достойная цена.

Зазвенели монеты. Эйра распахнула дверь. Она лицом к лицу столкнулась с холёным нобелем, одетым в ажурный меховой плащ с прорезями для рукавов. Поглядела на Грацию и на взволнованную рыжую Артистку.

— Почтенная, верните гостю деньги, — твёрдо сказала Эйра и притянула к себе девочку.

«Мне было двенадцать, когда меня впервые уложили под мужчину. Но я была уже безразлична ко всему и отдала бы свою плоть даже опарышам, покуда душа была бы в руках тёмного суженого. Артистка же — юный цветущий разум. Она не заслужила такой участи в руках бывалого любителя девочек».

Нобель поднял брови, рассматривая её, а Эйра продолжила:

— Она моя воспитанница. Простите, нобель, но я как раз раздумывала, не взять ли мне её в ученицы. И я решила.

Она думала, он спросит, кто она такая. Или возмутится. Но вместо этого он молча принял обратно деньги и бросил:

— Почтенная, я сейчас в своей резиденции, доме с багровой крышей на Мшистой улице. Моё сопровождение снаружи. Выберите мне уж кого-нибудь и пришлите; не то я обращусь в «Сокола».

На сем он ушёл. Возмущённая Грация сперва напустилась на Эйру; но та позвала её к себе и отсыпала ей добрых две трети своего кошеля.

— Пусть девочка станет артисткой, а не шлюхой, — сказала Эйра. — И в следующий раз вы не станете торговать такой детской душой, Почтенная, коли так ждёте царство справедливости.

Грация была вся красная. Она смотрела на Эйру возмущённо и покорно одновременно.

— Я знаю нобеля Куолли с молодости, — сказала она. — Он издавна имел подобные пристрастия. Но никого не обижал, поверь мне. Его резиденция на Мшистой всегда была безопасна, а девушки его вырастали в достатке и ласке.

— Пока не становились шестнадцатилетними старухами со сломанными жизнями, — ответила Эйра.

И хотя Грация не спорила с ней, а сама Эйра не чувствовала ни злобы, ни радости от успешного заступничества, им всё равно захотелось разойтись в разные углы. Эйра вышла на задний двор. Оперлась о старую-добрую лопату, приваленную к криво сколоченному уличному туалету.

И поймала взгляд, смотревший на неё.

Взгляд ворона.

Она удивлённо подняла брови. И спросила, не зная, зачем:

— Это ты?

— Я, — крякнул он ей в ответ своим пронзительным, осмысленным голосом. Влага прошедшего дождя серебрилась по контурам его перьев. — Я. Это я, Краль. Меня так зовут — Краль.

Эйра усмехнулась и припомнила, что из всего, что маргаса могла пожелать перед уходом к Схаалу, она выбрала «позаботиться о вороне».

«Воистину, мать она была плодородная, как Рыжая Моргемона, но вовсе не столь вовлечённая в своих отпрысков. Наверное, она мечтала совсем о другом муже и других детях».

— Тебя зовут Краль, потому что ты крадёшь? — спросила Эйра, улыбаясь. Если бы она сладила с птицей, они могли бы стать спутниками. Возможно, ворон мог поддержать разговор на многие темы, раз уж почившая дама предпочитала его общество любому другому.

— Я Кр-раль, меня так зовут, — повторил ворон. Он перелетел через двор и сел на черенок лопаты, на которую опиралась Эйра.

— Приятно познакомиться, — отозвалась Эйра. — Ты стал бы мне хорошим другом в странствиях. Слышал когда-нибудь про Цсолтигу?

— Не слышал, — ответил ворон и поглядел на неё умными глазами-бусинами. В которых отражалась синева дождевых туч и проглянувшая с неба луна.

Их прервала Артистка. Она выбежала на ступеньку крыльца. Взъерошенная и рыжая, как уличная кошка, она нашла глазами Эйру и воскликнула:

— Жница! Ты… ты же не возьмёшь меня с собой мертвецов закапывать? Правда? Я не хочу! Что ты сказала Почтенной?

Краль громогласно каркнул, и девочка вздрогнула. А Эйра ответила, несколько сбитая с мысли:

— Нет-нет, я лишь дала ей за тебя денег. Чтобы ты могла стать артисткой в каком-нибудь театре, не проституткой.

— Просто так дала? — недоверчиво допытывалась Артистка. — Ты точно не утащишь меня с собой? Я не пойду, Жница!

Эйра вздохнула. После нежностей с Мораем она уже и позабыла, что не все воспринимают её ремесло столь спокойно и с интересом.

Для таких, как Артистка, схаалиты были лишь злыми тёмными демонами, что могли заразить её безумством и навсегда увлечь за собой на грязные дороги в поисках незахороненных костей. Само их появление могло быть не к добру — не говоря уж об их услугах.

— Просто так дала, — сказала она. — Не бойся. Мне их тоже дали просто так, а мне деньги не нужны. Тебе пригодятся больше.

Такой ответ пришёлся Артистке по душе, но всё равно она ушла, бормоча:

— Я не испугалась… и пошла бы с ним… в моём возрасте принцесс замуж выдают… Диатриссе Ланашае семь — а её сватают уже…

— Дур-рочка, — каркнул Краль ей вслед и взлетел на крышу «Дома культуры». Эйра вынесла ему немного вяленого мяса с кухни за старания; но мясо им и самим было в роскошь, поэтому порция вышла скромной. После этого она отправилась спать — и слушала, как сопит бессонная Артистка.

На следующий день она решила, что отправится в путь с грядущим рассветом. А этот вечер посвятит Лордским Склепам. Она долго выбирала, что надеть из своих чёрных платьев, будто собиралась на свидание. Артистка и Грация с самого утра отсутствовали; похоже, маман всерьёз пошла пристраивать её каким-нибудь меценатам. Поэтому галдежу в «Доме культуры» никто не препятствовал.

— Я ходила вместо неё в резиденцию с багровой крышей на Мшистой, такой особняк ни с чем не спутаешь, — докладывала Маленькая. — Но мужик привередливый. Ему и впрямь только крошечных подавай — бюст ему не нравится, за каждую морщинку неделю отчитывает.

— Козлище, — буркнула Ехидная. — Хорошо, что он не тронул Артистку. А откуда у тебя столько денег, Жница? Маргот дал?

— Да. Теперь их стало куда меньше, — вздохнула Эйра. — Но я всё равно не оставлю вас без подарков. Все эти украшения и пояса с золотой окантовкой мне в пути не понадобятся. Одежда схаалитки — ряса да тёплый плащ, перчатки и вымазанные глиной сапоги. Всё остальное будет ваше.

Глаза некоторых девушек заблестели. Но Злая вдруг подошла и чувственно хлопнула её по плечу.

— Знаешь, я долго думала и поняла: в этом есть смысл, — сказала она. — Отсюда мы уходим лишь в чьи-то руки, на содержание или замуж. Но что если и впрямь пойти самой? Я не вынесу праведных толстосумов. Хочу настоящих мужиков, как были у маргота — прибиться что ль к какой разбойничьей шайке?

— Хочешь, так шевелись, — хмыкнула Внимательная. — В ближайший лунар паладины окончательно всех разгонят.

— Паладины эти скоро тут тоже будут, — усмехнулась Болтливая. — Как гости, в смысле! Не как куртизанки же…

Девушки рассмеялись, но во многих взглядах Эйра видела задумчивость.

«У вас у всех есть то, зачем вы пришли в этот бренный мир. И нынче прекрасная возможность для вас понять, зачем».

В шестом часу вечера Грация и Артистка вернулись; девушки приступили к работе; а Эйра, укрывшись глухим чёрным плащом, взялась за свою сумку, чтобы проверить, всё ли для её дела на месте.

Амулет из ключей, поганое зелье, перья, змееголовник…

«А где эта странная личинка?» — подумала она. — «Неужели выронила… где я в последний раз доставала своё добро? В логове у Скары?»

По спине пробежали мурашки, и она подумала, что даже в тот миг большого волнения вряд ли выронила бы целую ильмию. Тем более, в сумке для неё хватало места.

«Ладно… посмотрим, погонит ли меня жадность в драконье гнездо».

Она оделась, взяла лопату и пошла в Лордские Склепы.

По улицам гуляла звенящая пустота. Возникало чувство, что был введён комендантский час. Нет-нет да и промелькнёт кто в переулке — но скрытно, тайно. Эйра решила не играть с судьбой и на всякий случай тоже придерживалась глухих теней. Она обходила каждое зарево от уличного фонаря и пережидала стук копыт каждого всадника.

Её терпение было безгранично — ничто теперь не торопило Жницу.

За час осторожного пути она смогла выйти из городских кварталов в пригород. Контраст между ними был разительный. Освещённый фонарями задумчивый Брезар сменялся удушливой тьмой густого тисового леса.

«Так происходило всегда, и так всегда и будет происходить. Из пылающих золотом чертогов я буду уходить в кромешный мрак».

Перехватив лопату поудобнее, она устремилась вперёд. Морось заполнила воздух. Мелкая влажная пыль скрадывала оставшиеся позади огни и прятала её шаги.

Тяжело ей давалась дорога по развезённым копытами тропам. Повсюду лежали забитые бродячие псы. Раньше они раздражали Жницу; но вид множества покрытых кровью меховых тушек вызывал тоску.

Схаал приходил за каждым по отдельности. Он был в своём праве забирать одного или многих; но лишь он. Насильственная же смерть всегда оставляла чувство незавершённости и сожаления.

Она свернула с хоженых патрулями троп и углубилась в лес. Ожерелья из паутинок, покрытых дождевыми каплями, повисли меж ветвей. И с каждым шагом становилось всё труднее держать путь к последнему пристанищу маргота. Ноги не желали передвигаться. Взгляд сам терялся в кустах, будто позабыв дорогу.

Но она раз за разом успокаивала дрожь измученного сердца и возвращалась к нужной тропе.

Она кралась меж можжевеловых кустов, когда услышала голоса дозорных. Из-за ветвей показались патрульные Воинства Веры. В белых плащах и богатых пластинчатых латах, они неспешно брели по дороге, ведущей от Лордских Склепов. И вели свои толки.

«Они наверняка следят за кладбищем хотя бы вполглаза», — подумала Эйра. — «Но я не замышляю ничего плохого. Я лишь должна попрощаться с Долиной Смерти… и с тем, кто был её душой».

Она убедилась, что рыцари удалились, и перебежками добралась до погоста.

Было тихо. Редкие капли, спадая с тисовых иголок, постукивали о каменные монументы. Бархатная синяя тьма обволакивала всё — склеп маргота Минорая; розовый куст, под которым покоились сокровища Моргала; могилы Мааля и Морлея; надгробный камень Вельга; холмик Вельвелы; и последнюю насыпь. На ней остались следы огромных гьеналовых лап — размером с тарелку.

На негнущихся ногах Эйра приблизилась. Воткнула рядом лопату и оперлась на неё. Не поставили ни таблички, ни плиты; через годы этот холм сравнялся бы с землёй, стирая память о том, кто покоится здесь.

«Нельзя плакать. Я не плачу по нему, ибо у меня есть лишь один возлюбленный. За меня плачет дождь на моих щеках».

Содрогнувшись, она сжала зубы. Она не могла видеть безмолвную груду земли вместо того тёплого, подарившего ей любовь человека, которого она обожала во всей его открытости, порочности и беспринципности. Он был ярок, как звезда по имени Сердце, что раньше луны поднималась над горизонтом. Без него потускнела не только Бреза.

И Эйра не могла отпустить его, не прикоснувшись к нему в последний раз.

«Я жрица, но и человек; у меня может быть моё желание и моя маленькая слабость, как и у любой души», — подумала она и остервенело схватилась за лопату. — «Я никого этим желанием не утруждаю, кроме собственных мышц».

Взмах за взмахом она отбрасывала в сторону мокрую землю. Никогда она не копала так быстро. Почти двухметровая могила далась ей за считанные десятки минут, и она раскопала её целиком огромной ямой, чтобы ничто не помешало ей открыть крышку дубового гроба.

Руки её дрожали. Морось мешалась со слезами, но всё в ней тянулось вниз. Она разорвала аанитские печати, что держали крышку, и откинула её.

И села на колени чуть сбоку от своего возлюбленного, глядя на него с болью и нежностью.

Он лежал, будто заснувший после долгой изнуряющей битвы. Одетый по похоронной традиции в чёрный кафтан с бархатным плащом, он имел право лишь на один элемент гербового цвета; то была янтарная брошь у него на груди. Красивая; в ней была заточена бабочка-комета с длинными хвостами внизу крыльев. Руки его были сложены на груди и на рукояти его проклятого меча — Судьболома. Гарда в виде расправленных драконьих крыльев переходила к эфесу-хвосту, а в основе волнистого клинка виднелось нечто вроде гравировки, что изображала драконью морду. Меч его и то был драконом.

На лице застыло выражение пережитой боли. Оно чуть расслабилось, онемело. Но всё равно угадывалось то, что он пережил в свой последний миг.

Высокий, плечистый, полубог среди людей и дракон среди доа. Его отдающие краснотой светлые волосы теперь словно отражали пролитую кровь. Эйра потянулась к ним и не сдержала своих рыданий.

Это был безжалостный маргот, рабовладелец и тиран. Но с нею он был ласков, как не был ласков ни один медоточивый гость; и с ним она нашла мимолётное счастье, которым так боялась забыться, чтобы потом не мучиться разлукой.

Но мука эта всё равно настигла её.

Она присела к нему ближе, склонилась. Взяла руками его лицо. С нежностью провела большими пальцами по щекам, смакуя каждый шрам и каждую неровность. А затем, содрогаясь от всхлипов, уткнулась лбом в его лоб. И прошептала в его губы:

— Морай, милый Морай, надеюсь, ты нашёл счастье и покой за чертой. Конечно, там нет драконов; но горя тоже нет…

Она сжала челюсти и подавила рвущиеся из груди стенания. Любовно запустила руки в его волосы. Здесь, в уютном мраке могилы, они были одни. Как в лордской опочивальне. Она чувствовала себя под его защитой, в тепле вечно горящего огня его души, и ей хотелось остаться здесь навсегда — гладя его и с обожанием поправляя на нём плащ и брошь.

Капли дождя падали сверху. Они шевелили выбившиеся светлые волосы и почти белые ресницы. Эйра с горестной улыбкой наблюдала за этим; так казалось, будто он спит и ему снится сон.

Алкая ласки, что он мог бы ей дать в полудрёме, она вновь уткнулась лбом в его лоб и улыбнулась. Сделала длинный прерывистый выдох.

«Не плачь», — сказала она себе. — «Не плачь. Морай был нужен Схаалу — его дух теперь наверняка в его руках. Тёмный бог милостив, и даже самые прожжённые чёрные души приходят к нему…»

Если желают.

Желал ли Морай?

Эйра не хотела знать ответ. Она зажмурилась сильнее, сжала зубы; и вдруг её окатило холодным потоком воды. Это ветви, раздвинувшись, стряхнули с себя дождевые капли — прямиком в могилу. Вода прогремела по откинутой крышке и согнутой спине схаалитки.

Девушка спешно отскочила от тела маргота.

«Ещё не хватало, чтобы меня застали с трупом!» — испугалась она.

Но её уже увидели — из черноты леса на неё глядел единственный красно-рыжий глаз с узким змеиным зрачком.

Скара, Смерть из Брезы, пришёл к захоронению своего лётного супруга. Его шипастое тело, блестящее от множества дождевых капель, нависло над могилой. И стало холодно и тошно от его мучительного взгляда, от его скрипнувших зубов и врывшихся в землю острых когтей.

Он понял с поистине человеческой ясностью, злостью и болью, что смерть разлучила их.

Морда с тяжёлой челюстью нависла сверху, перекрыла дождевое небо. Эйра сжалась, беззащитная и безвольная перед огромным хищником. Кем она была ему? Если не врагом, то уж точно не другом. Скара знавал только Морая; иные люди служили ему лишь пищей.

«Я вмешалась в ход его судьбы», — стучало в висках. — «Но я сделала это потому, что ты прав был, Морай; если не останется на свете ни одного дракона, и все улетят на восток… то не мир уже будет, а лишь его тусклая, лишённая смысла тень».

Эйра зажмурилась и закрыла лицо руками. Она не выдерживала драконьего взгляда. То умели лишь доа, что многие годы готовились очищать и закалять свою волю, подавлять свой страх и спокойно стоять напротив высшего хищника. Она же, в конце концов, была всего лишь женщиной. И её ужас, её раскаяние хлестали из неё, несдерживаемые и нескрываемые. Добыча в ловушке четырёх могильных стен.

Она буквально слышала, как шуршат чешуйки. Шея, змеясь, спускалась ниже. Холодное смрадное дыхание шевелило волосы на её макушке. Эйра сжималась всё сильнее, пока наконец не слилась с землёй.

— Тс-с-с… — прозвучало прямо перед лицом. Плечи Эйры вздрогнули, и она невольно убрала от себя руки.

Нос дракона повис прямо перед ней. Широко расставленные ноздри двигались, испуская вонючий воздух. Но морда была повёрнута чуть боком — так, чтобы единственный левый глаз смотрел на неё.

Они встретились вновь. И снова сердце Эйры подпрыгнуло. Драконий взор словно прикоснулся к её оголённому разуму, неспособному защититься или увернуться.

Она почувствовала горе. И решимость. И озорство.

Она увидела ветер и тёмное небо, шелест крыл и скрежет по печным трубам.

Эйра дрогнула и чуть выпрямилась. Скара излучал не опасность; он ждал её. Осмысленно. Спокойно. По-человечески скрывая от себя собственную утрату.

«Схаал вернул тебя», — наконец сказала себе Эйра. — «Он вернул тебя, лишив тебя огня. Он велик; он желает, чтобы ты жил. Ты будешь жить… Его волей. Как я».

Чувство родства потянуло её вперёд. Их общая потеря, их общее существование — всё разделилось до и после того, кто объединил их.

Не лётный брак, нет. Какой мог быть лётный брак у Эйры, что не имела в себе крови доа? Как о том помыслил бы Скара, навеки связанный с Мораем? Но через почившего маргота они обрели нечто общее, чего доселе никогда не случалось в истории лётных браков.

Словно бы сочетались через кого-то третьего.

«Сэр Лионай оценил бы», — подумалось ей.

Не ведая страха, как к старому другу, Эйра потянулась и коснулась жёсткой чешуи на его носу. Влага и холод отступили. Огня в Скаре, может, и не было; но тепло огромного живого существа тут же заискрилось под подушечками пальцев.

Могучая сила взбурлила под его шипастой шкурой. Скара чуть боднулся в ответ; и после отстранился, уходя глазами от схаалитки и от мёртвого маргота. Над могилой просвистел его украшенный гривой хвост. Заскрипела земля под драконьими лапами, и Эйра поняла, что нужно вылезти.

Она обернулась к Мораю. Сердце сжалось, когда она поняла, что теперь прощается навсегда. Мертвец намок под дождём, его волосы потемнели, а ворот кафтана смялся. Но Эйра не посмела приникнуть к нему в последний раз и хоть ненадолго забыться; нетерпение Скары витало в воздухе. Поэтому девушка лишь спешно пригнулась, поцеловала ледяной мокрый лоб, а после этого выбралась из гроба и закрыла его.

Она вылезла в полумрак кладбища и вновь застыла в невольном волнении. Огромный зверь скользил перед ней, над ней, вокруг неё — шелестела трава, шуршали когти, и ночь будто бы ожила.

Ночь эта ждала грозы.

Эйра неуверенно качнулась вперёд. Скара поймал её намерение, это неловкое, но внутренне страстное желание сближения. И переступил так, чтобы стать к ней полубоком. Его длинная шея поднесла голову ближе; они снова встретились глазами. Но на сей раз от этого соединения вспыхнул восторг.

«Небо. Ты — моё небо», — подумала Эйра и сделала ещё шаг. Лапа Скары придвинулась к ней в ответ. Он прилёг на один локоть, всеми остальными тремя лапами оставшись стоймя.

Он приглашал её на себя. Как доа, как всадника, как супруга — которым она не была.

И всё равно она заслужила такую честь.

«Да славится Схаал», — подумала девушка и вздрогнула, когда её ладонь вновь ощутила прикосновение к чёрной чешуе. — «Он способен из мёртвых поднять живого, а из безродной шлюхи сделать драконью наездницу. Пусть суть иная, но ничто не будет прежним с этого момента; в драконе нет пламени, во всаднице нет кипящей крови доа. Наступила иная эпоха».

Она прикрыла глаза и воскресила в памяти то утро, когда Морай, подхватив её, обернул вокруг руки прядь драконьей гривы, подтянулся вверх и запрыгнул на гребень Скары. И, доверившись ему через веху минувших дней, повторила его движения. Шорох ботинок, шелест ткани, тяжесть сумки протянулись вдоль драконьего плеча — и она воссела на загривке Скары.

Кроны невысоких тисов сравнялись с ней. Небо стало ближе. Под ногами разлилось едва ощутимое тепло крылатого зверя. И дырявые крылья распахнулись над лесом.

Эйра спохватилась и крепко накрутила серебрящиеся мокрые пряди на руки. Равновесие потерялось, зверь покачнулся и зашевелился. Полуночный дождь затаил дыхание. Сердце замерло — и взлетело.