Брусничное солнце

Глава 23

Когда за спиной раздались шаги, Яков не шелохнулся — щит закрывал его второй кожей, пожелай Брусилов выстрелить ему в голову — его бы постигло разочарование. Тот и не рассчитывал застать колдуна врасплох — шагал уверенно, резко. Хрустели под тяжелыми ботинками промерзшие кустики брусники, приютившиеся у самого берега. Казалось, можно было услышать зачастившее сердцебиение предвкушающего военного. Он надеялся.

И мысль, что до Варвары ему не добраться, растянула в злорадном оскале губы, Яков прищурился, с интересом склонив голову на бок, обернулся через плечо.

— Изволил прийти с ответным визитом? Много же стараний положено, я польщен.

В глазах ублюдка сверкнула холодная сталь, нервно, почти дергано, он заворочал головой, пытаясь отыскать у землянки Варвару. Из-за его широкой спины молча вынырнула та самая светловолосая ведьма, совсем по животному припала к земле, ногти вцепились в травы, она прикрыла глаза. Шаг, за ним еще один, а пистолет был направлен прямо Якову в лицо — теперь рука не дрожала, несмотря на принятый колдуном вид. Заматерел под ведьминым боком Брусилов, видно, нагляделся на бесовщину.

— Где она?

— Ну а мне почем знать? Может, в другой губернии, может, на другом краю света. Знал бы ты, как ей опостылел… Впервые видел, чтоб барышня так мерзко умела морщиться. Предложи я ей выпить склянку гадючьего яда — ее бы так не скривило.

И, копируя улыбку Болотного Хозяина, Брусилов осклабился, сделал рывок вперед, оказываясь в трех саженях от колдуна, дернул кистью, перетягивая внимание на зажатый в пальцах пистолет.

— Играть со мной вздумал? Ты будешь дохнуть долго и мучительно. Говори, где Глинка, и так и быть, я не промахнусь мимо сердца. Довольно с тебя радостной жизни.

— О, а она была радостной… Чуять Варин запах, прижимать к себе, просыпаясь. Как же сладко она произносила мое имя, как тянула ноты, задыхаясь…

Ему нужно было, чтобы Брусилов потерял самообладание. Нужно, чтобы он забыл о расстоянии и подошел ближе. Оно бы так и случилось, если бы не ведьма. Она неожиданно вскинула руку и Самуила поволокло обратно за шкирку, несмотря на попытки упираться, переставлять ноги, добраться до Якова, задушить собственными руками.

— Нет ее здесь, погоди, я понять не могу… — она закусила губу, а затем по волчьи вскинула лицо к небу, принюхиваясь. Осознание пришло скоро, глаза изумленно расширились, когда ведьма резко повернулась в сторону колдуна, выдыхая догадку, — Обманул меня! Под сердцем Глинку носишь, мальчишка, вот и образ ее на болотах мерещится!

Наслаждаясь бессильной злобой врагов, Яков медленно поднял руку, под кожей живым огнем пылала прядь волос, сверкала черным золотом.

— Вам до нее не добраться.

— Лада, найти Варвару сможешь? — Не отводя пылающего взгляда от колдуна, расслабленно сидящего у самого края топи, Брусилов досадливо сморщился. Сжал челюсти так, что показалось, вот-вот посыпятся с хрустом белые крепкие зубы.

— Пока мальчишка при себе ее лик и тень держит, не смогу. — Пропитанный обидой ведьмин голос стал курком. Мгновение. Спуск.

Все произошло слишком неожиданно, и это почти погубило Якова. Мелькнула за деревьями рыжая тень, а уже через секунду Авдотья хватала Ладу за волосы, впечатывая щекой в землю. Брусилов нажал на курок.

Дура, какая же эта упыриха глупая дура… Ее зажало и отшвырнуло в воду с такой силой, что нечистая громко вскрикнула, захрустели ребра в ломающейся грудине. Ее же в порошок сотрет… И он выпустил силу вперед, устилая водную гладь. Та золотым коконом опутала падающую, уходящую под воду нечистую.

Как же тяжело было увернуться от пули. В другой раз вышло бы. В этот — удалось лишь увести в плечо, в то самое, в которое ублюдок попал в прошлый раз. Тело пронзило острыми шипами боли, Яков на четвереньках бросился вперед.

Пока над ними не пела — голосила Лада, выкрикивая слова проклятия в мерзлое небо. Пока поднимались к берегу утопленники, прозрачными глазами наблюдая за ходом боя. Еще бы, не ринутся они на его защиту, не пожелают почувствовать нити цепей на своих глотках. Дождутся исхода и лишь затем разорвут выживших.

Прыгая, колдун целил в горло Самуила. Тот увернулся. Быстрый, нечеловечески быстрый, военный уклонялся от ударов, отвечая сильными, глушащими. И внутренний голос зашелся едким мерзким хохотом.

В детстве стоило научиться давать отпор деревенским мальчишкам, куда тебе против этого медведя?

Ненужный пистолет оказался у самой воды, в рукопашном бою Брусилов оказался не менее опасным, Яков терял силы. Кровь пропитала рубашку и штаны, онемели кончики пальцев раненой руки, а благодаря пению Лады магическая сила утекала из него не ручьем — бурным речным потоком, не позволяя остановить даже кровь, не то, что щит держать.

Отступая обратно к землянке, Яков упрямо смаргивал багровую пелену с глаз, выжидая момент. Один уворот, за ним другой и колдун неестественно вывернул шею, заставляя хрустнуть шейные позвонки, зубы-иглы вцепились в предплечье Брусилова, в рот хлынула кровь, потекла по подбородку. Тот заревел, ударил наотмашь второй рукой, заставляя с рычанием отшатнуться. И впервые за весь бой Яков вновь почуял в его запахе страх. Едкий, тонкой ниткой оплетающий грудину, колдун осклабился, показывая окровавленные зубы.

За спиной военного слышалась возня, глухие ругательства Лады и визг Авдотьи, чужое проклятие ослабло, позволяя вдохнуть полной грудью — хрустнуло встающее на место ребро. И Яков подло ринулся под ноги Самуилу, заставляя потерять равновесие.

Видит Господь, если он выживет — будет долго зализывать раны в землянке, на теле нет живого места. Если Яков выживет, он найдет Варвару и скажет, насколько сильно любит. Он больше не будет сомневаться.

Брусилов коротко взмахнул руками и упал лицом вперед, ударяясь переносицей о скамейку у землянки. Колдун злорадно хохотнул, грудь тут же обожгло болью. Откуда только взялись силы взметнуться, упереться в шею военного коленом? Еще немного и должен послышаться хруст, переломится хребет.

Еще немного…

— Отпусти его, мальчишка!

Резко вскинув голову, Яков нашел шальным взглядом Ладу: ведьма придавила к земле распластанную на лопатках Авдотью, в грудь нечистой над самым сердцем упирался ритуальный нож.

— Отпусти я сказала! Или прощайся с рыжей тварью!

— Ломай, Яков, ломай хребет душегубу! — Яростно взвизгнув, Автотья дернулась вперед, почти насадилась на нож сама, ведьма отбросила ее обратно ударом кулака в нос. — Убей его, из-за него и меня больше нет…

Последние слова упыриха произнесла надтреснутым шепотом, глядя на клочок неба над головой Лады.

И Яков, рвано выдохнув, сделал шаг назад.

Брусилов поднимался резво, от ярости на лбу взбухла синеватая вена. Тяжелый кулак опустился на скулу, Якова отшвырнуло в стену дома. Упасть ему военный не дал, схватил за рукав и рванул прямиком на свой кулак — дыхание выбило, обожгло ребра. Колдун больше не уворачивался, не хватало сил, а в голове испуганной птахой билась мысль: если Авдотья сегодня умрет по его вине, это отправит его в самое пекло.

Добраться бы до ведьмы, помочь паскудной упырихе…

Удар в висок оглушил, опрокинул на спину.

— Прощайся с жизнью, выродок…

Хрипло дыша, Брусилов быстрым шагом дошел до пистолета, засыпал порох, вставил дрожащей рукой патрон, оглушительно громко щелкнув стволом. А Яков так и не сумел подняться, не смог заставить себя пошевелиться. Он смертельно устал.

Хрипло рассмеявшись, колдун поднял глаза на хмурое небо, затянувшее плотными серыми тучами солнце. Первые в этом году снежинки начали свой плавный танец. Крупные, они будто стремились опередить начало зимы, подогнать ее. Вокруг жило привычной жизнью болото, тихо наблюдали за его участью поднятые со дна мертвецы.

Красиво. Когда погибла мать, тоже шел снег.

Она забыла об усталости, алкоголь больше не дурманил разум. Варвара спешила.

Отлетела распахнутая дверь, громко стукнула о стену, едва не угодив сгорбившейся барыне прямо в лоб. А она, хрипя и пытаясь схватить губами хоть каплю воздуха, уже неслась по лестнице на второй этаж, чтобы распахнуть дверь в спальню хозяйки.

Та сидела за широким столом, пересчитывая выручку. Увидев потрепанную барыню, женщина тихо охнула и всплеснула руками:

— Что ж ты себя так изводишь, окаянная? Чем помочь-то тебе, чего так несешься?

— Где у вас есть ведьма? — Сиплый голос был полон решительности, каждый звук царапал пересохшую глотку, Варвара быстрым шагом дошла до стола, уперлась в него ладонями. — Где найти ту, к которой местный люд обращается? По глазам вижу — знаешь, не ври мне…

Смерив Глинку сочувствующим взглядом, хозяйка опустила руки с деньгами со стола — от греха подальше. И сетуя, зачастила:

— Да не нужен тебе этот мужчина, оставил он тебя, понимаешь? Аль ты дите скинуть собралась? Одумайся, дело это позорное, конечно, в девках рожать, да только ж то живая душа… Не губи…

— Где мне найти ведьму? — Чеканя каждое слово, Варя зло подалась вперед, почти улеглась на столешницу.

Сейчас бы Яков ею гордился — когти потянулись в длину, почернели подушечки пальцев, заныла челюсть от вытягивающихся длинных клыков. Она видела свое отражение в стекле окна, сейчас барыня была страшнее самого Болотного Хозяина. Разъяренная, отчаявшаяся копия.

Хозяйка заголосила, дернулась, опрокинувшись вместе со стулом, разлетелись подсчитанные рубли.

— Избави мя, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста, близгрядущего, и укрой меня от сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения. Даждь ми, Господи, крепость и мужество твердого исповедания имени Твоего святого, да не отступлю страха ради дьявольского, да не отрекусь от Тебя, Спасителя и Искупи…

— Говори, где ведьма! — Завибрировал, растроился низкий рычащий голос, резвым шагом Глинка подошла к плотно зажмурившейся женщине, сложившей в молитве ладони. Схватила за рубаху, одним рывком поднимая на ноги. Та всхлипнула, обмякла.

— За цирюльным домом, что на площади уместился. Дряхлая хибарка, почти заброшенная. Господом богом молю, не губи, не губи — ничего плохого в жизни не делывала…

Варвара разжала одеревеневшие пальцы и снова пустилась бежать, страх подгонял ее ноги.

Дом ведьмы она нашла быстро — нити волшбы ринулись впереди хозяйки, разукрасили длинными дегтярными полосами дорогу. У порога косой, будто наспех сложенной хибары, она запнулась, запуталась в платье, громко рухнув на порог. Заныло ушибленное запястье, заставляя злобно зашипеть, на четвереньках преодолевая последнюю сажень до дверной створки. Та была открыта, ее ждали.

Старуха сидела у печи, перекладывая сухие травы в ровные пучки, стоило Варваре ввалиться внутрь, снова упав на пороге из сенника, она задумчиво пожевала губы, тяжело поднялась.

— Вижу родню по ремеслу, чудно, до чего ж ты в бесовскую шкуру вошла искусно. Что привело в мой дом?

Прижимаясь пылающей щекой к холодным доскам пола, Варвара хрипло закашлялась, попыталась восстановить дыхание. В груди пекло, мир перед глазами покрылся черными резвыми точками, она никак не могла увидеть лица колдуньи.

Когда под самый нос старуха сунула ей кружку, барыня приподнялась, выпила ее в три жадных глотка и со стоном уселась.

— Один колдун нож с пня выдернул, как повторить мне обряд, чтоб смогла в зверье перекинуться?

— Дык в ученицы я никого не беру, и знаниями не делюсь за просто так… — Усмехнувшись, женщина уселась на лавку и вытянула вперед выглядывающие из-под юбки опухшие ноги с фиолетовыми разбухшими венами.

— Не прошусь в ученицы, я ко пню отведу, сделай обряд. Что хочешь взамен бери, готова душу продать, только сделай. — Рвано дыша, она скрючилась в поклоне, уткнулась лбом в шершавые доски, жмуря глаза.

Если не выйдет, она может не успеть. Как же долго до нее не доходила истина, что, если помогать на болотах уже некому? Оглушенная шумом крови в ушах и гулким зачастившим сердцебиением, она не сразу расслышала тихий голос старухи.

— Не найти тебе здесь помощи, ведьма. Да и нечем тебе мне платить — душе твоей уже давно место уготовано.

— Почему не найти? — Поднимая голову, Варвара нервно вздрогнула, когти царапнули по полу, оставляя короткие глубокие борозды.

— Не обучена я такому колдовству, а что знаю, тебе будет ненадобно. — Под вопрошающим взглядом Варвары она усмехнулась, растерла ноющие колени морщинистыми ладонями и продолжила. — Знаю я, как людей проклинать, чтоб в зверье обращать. Да только чтоб обратно возвратиться, надобно со всей силы о землю приложиться. Не выжил бы после такого никто. Помню, в дни моей молодости, отвергнутая ведьма целый свадебный воз прокляла, с нареченными да гостями. Ох и долго по округе бродили волки, выли. Один жених, Ефросий, докумекал, в глубокий овраг кинулся. Да только измолотило его так, что в человечьем теле он и дошел.

Отчаяние резво взобралось на загривок, вцепилось в нее алчными зубами, отравило кровь. Ежели Яков жив и здоров — он придумает, как снять проклятие, а нет — так разбиться о землю не самый страшный вариант.

— Что хочешь отдам, обращай.

Выцветшие глаза старухи изумленно распахнулись, она цокнула языком.

— Не буду платы с тебя брать наперед, коль выживешь — расскажешь, как, оно и мне полезно станет. Ан нет, так с мертвеца ничего и не стребовать, будет мне на старости урок. Ой удивила, потешила…

Тяжело поднимаясь, она зашаркала обратно к столу, засуетилась, доставая сученые черные свечи и льняные свертки.

— Боль будет адская, ведьма. Коль тронешься умом — не моя вина. Да только ни звука произнести ты не должна, поняла меня? Закричишь, ринется твоя волшба на защиту, похоронит нас в этой избушке, она на одной моей ругани да плесени держится.

Варвара кивнула, тяжело поднимаясь на ватные ноги, подошла ближе.

— Поняла, прими мою благодарность.

— Ой и ведьмы пошли, порешать себя просит, дык еще и благодарная… Представляй, кем обратиться хочешь, да смотри, язык прикуси.

Запахло жжеными травами, зашептала над деревянной ступкой старушка. А затем бросила посудинку в сторону внимательно наблюдающей за ней Варвары. Стоило порошку коснуться платья, громко хрустнули колени, ноги вывернуло в другую сторону.

Рот Глинки открылся в беззвучном вопле, перемкнуло дыхание. Падая, она ударилась затылком об угол печи, волосы мигом слиплись, запахло железом. А ведьма, не обращая внимания на ее агонию, все кружила и кружила рядом, ее шепот разрывал перепонки, выдирал из груди сердце. Варвара чувствовала себя рыбой, которую бросили в печь — бока прилипали к чугунной сковороде, а она дергалась, извивалась, отдирая заживо прикипающее мясо. И снова опускалась в пекло ада. Молчала, сгрызала в мясо внутренние стороны щек, прикусила язык, захлебываясь кровью.

Прошла целая вечность, переломило каждую косточку, прежде чем лицо потянулось вперед, обращаясь в маленькую голову с клювом, хлынула из удлиняющегося носа горячая кровь, Варвара лишилась слуха. И за ослепляюще белоснежной пеленой густой боли ей послышался ворчливый голос старухи:

— Молодец, умница! А теперь давай, выбирайся из дома, нечего тебе больше тут делать.

Сухие руки подхватили остатки ее жалкого тела и вышвырнули в окно. Варвара не сразу поняла, что снова обратилась.

Грешила она на обращение во время прыжка через пень, ой грешила… Будь теперь у нее выбор — лучше б с десяток раз через нож скакала.

Неповоротливо подскочив, она взмахнула крыльями, привыкая к новому телу. Совсем скоро скопа ринулась ввысь, к полуденному солнцу.

Если первый полет с Яковом ее пьянил и наполнял счастьем, то этот травил, выворачивал наизнанку душу. Еще никогда в жизни Варвара так не торопилась, беспокойный клекот разрывал пышные облака, стремился догнать уносящееся вперед пернатое тело.

А когда впереди показалось болото, она едва не рухнула вниз — крылья отказывались ее держать, ловить порывы сильного злого неба.

Мертвецы. Все болото кишело утопленниками — почти разложившиеся или свежие, покрытые тряпьем или обнаженные, все они брели к центру топей, а у края болот широким кругом разрослось кровавое кольцо. Зоркий скопий взгляд заметил оторванную обезображенную голову с широко раскрытым ртом — кто-то из нечисти объел щеки и губы.

Страх лишил разума, она не сдержала крика. Всех утопленников при себе держал Яков, что же стало с ним, если они при дневном свете вылезли? Оголодавшие, разъяренные, они непременно ринуться набивать свои животы у соседних деревень. Не мог колдун их сам отпустить, не мог…

Когда внизу показалась заветная землянка, Варвара захлебнулась ужасом. Собственный кошмар обрел плоть, разросся. Как когда-то Брусилов стоял над поверженным Грием, так теперь он гордо возвышался над распластанным на земле Яковом, направляя на него пистолет.

И она не думала ни мгновения, не надеялась выжить. Расшибется, но спасет. Заплатит за все страдания, причиненные близким. Пару широких взмахов крыльями, и Глинка сложила их, стрелой несясь к земле. Прямиком на голову стоящего у поверженного врага Самуила.

Он успел поднять голову, заметить приближение скопы, громко закричала и, спрыгнув с Авдотьи, ринулась к нему Лада. И не успела.

Удар вышел сильным. Показалось, что ее вывернули наизнанку. Волна собственной волшбы понеслась широким кругом, согнула, выдрала с корнями хлипкие деревья, сложила грабовый лес.

Хрустнул позвоночник Самуила… Варвара этого уже не слышала.

То, что пальцы стали человеческими, она словно со стороны увидела, и тут же потянулась к кричащему от животного ужаса колдуну, он попытался перевернуться, пополз навстречу.

— Брусничное солнце, о господи, Варя, Варенька… — Закашлявшись, Яков захрипел, сплюнул на землю вязкую алую слюну и, не добравшись до ее пальцев совсем немного, рухнул лбом в землю, прекращая двигаться. Замерла на выдохе грудная клетка, колдун затих.

Это ничего… Ничего страшного…

Слеза скатилась по щеке, скользнула в волосы у виска. А Варвара все смотрела на него, не в силах налюбоваться. Тепло подушечек его пальцев грело ее руку. Как же жаль, что она не может пошевелиться, не может его коснуться, осталась ведь такая кроха…

Через надвигающуюся плотную стену тумана она услышала женский крик и звук выстрела.

Ничего, умирать всегда лучше рядом с любимыми. Теперь она наверняка знает.