Глава 17

Егор


– Давно не виделись, – улыбается Стелла, когда я сажусь рядом с ней на скамейку.

На этой неделе я действительно не так часто появлялся в колледже. А все из-за органов опеки, которые то и дело дергали нас с дядей Валентином, требуя принести очередную бумажку. На собственной шкуре я испытал все «прелести» бюрократии и узнал, каким «увлекательным» может быть стояние в десятиметровой очереди.

– Скучала?

Спрашиваю полушуткой, потому что на самом деле мы со Стеллой не в таких отношениях, чтобы скучать друг по другу. Да, мы довольно тесно общаемся, переписываемся по вечерам и даже пару раз гуляли. Но этого все же недостаточно для того, чтобы стать по-настоящему близкими. Ну и знакомы мы всего-ничего: чуть больше недели.

– Скучала, – кажется, она решила поддержать мою игру. – А ты?

– Тоже.

Это, конечно, не совсем правда, но и не откровенная ложь. Скорее так – легкая форма приукрашивания.

– Мороженое хочешь? – Стелла протягивает мне бело-красную упаковку.

– Да ну, какое мороженое? – отрицательно мотаю головой и ежусь. – Холод собачий.

Я не знаю, как здесь, но в Москве обычно в это время уже намечается потепление. Солнце прогрызает тучи, да и воздух становится душистым, весенним. А тут дубак дубаком. Серость, грязь и безнадега.

– А мне нравится, – пожимает плечами Стелла. – Знаешь, на Тибете люди в жару пьют горячий чай, а я по аналогии ем мороженое в холод.

– Просто есть теория, что горячий чай в жару охлаждает, – замечаю я. – А мороженое в холод тебя точно не согреет.

– Ну и что? – беззаботно фыркает она, вскрывая пачку. – Я не боюсь замерзнуть. В жизни есть вещи куда страшнее этого.

Тут я не могу не согласиться. После ее слов в голове тотчас вспыхивает образ родителей, которых я никогда больше не увижу и по которым неистово скучаю.

Да, Стелла права. В моей жизни действительно есть вещи гораздо страшнее холода. А в ее?

– Например? – впиваюсь в девушку внимательным взглядом.

Она всегда кажется расслабленной, невозмутимой, будто ничто ее всерьез не волнует, не вызывает эмоций. А, может, она только с посторонними такая? Не раскрывается до конца, маску носит… Может, на самом деле у нее на душе тоже камень весом в тонну? Может, он ее тоже тяготит и к земле пригибает?

Я ведь, если задуматься, толком ничего не знаю о Стелле. О себе она говорит мало и как бы нехотя. От вопросов отделывается общими расплывчатыми фразами. Больше расспрашивает и рассуждает на отстраненные темы. Мне интересно с ней и интересна она, но я чувствую какой-то холод. Какую-то корочку непроницаемости, под которую никак не пролезть.

– Например, зависимость. Глупость. Слабость, – медленно чеканит Стелла. – Холод и другие внешние факторы легко регулируются сменой окружающей среды. А вот от себя не убежишь. Никогда и никуда.

– Презираешь слабых? – неожиданно для самого себя догадываюсь я.

– Всей душей, – признается она, вонзаясь зубами в пломбир. – Все беды в этом мире из-за дураков и слабаков.

На первый взгляд, ее слова кажутся в высшей степени циничными, но я не оставляю попыток докопаться до сути:

– А как же сочувствие? Сострадание? Ведь нас всегда учили, что надо помогать слабым… Разве нет? Ведь каждый может оказаться в беде…

– Что ты знаешь о слабости, Егор? – Стелла неожиданно подается вперед лицом и загадочно понижает голос. – Твои родители погибли меньше месяца назад, и ты держишься. Даже виду не подаешь, что тебе больно. А я знаю, тебе чертовски больно, ведь сама через это прошла. Но ты не ищешь жалости, не пытаешься сыграть в жертву. А кто-то, наоборот, спекулирует этим. Всю жизнь прикрывается своей долбанной слабостью как щитом. А знаешь, что под этим щитом, Егор? Там пустота. Ты можешь сколько угодно сочувствовать бедной обиженке, но, когда сочувствие понадобится тебе, она трусливо подожмет хвост и свалит. Потому что такие люди умеют жалеть только себя.

Несколько секунд мы со Стеллой молча глядим друг на друга. Она – остро и цепко, я – потрясено и ошарашено.

– Кто? Мама или папа? – сглотнув, хрипло уточняю я.

– Папа. Почти пять лет назад, – откидываясь на спинку скамейки, говорит она.

– Мне жаль…

– Ничего. Я смирилась и живу дальше, – отмахивается Стелла.

Кажется, она никогда не примет жалости в свой адрес.

– Дай мороженое попробовать, – прошу я, придвигаясь поближе. – Ты мне тут такую философию задвинула, что реально захотелось замерзнуть.

– На, – она с улыбкой подставляет мне вафельный стаканчик для укуса. – Только много не ешь – я сама голодная.

– Так пошли в кафе? Угощу чем-нибудь более сытным, – предлагаю я. – У вас тут есть… Эм… Приличные места?

– А говорил, что не сноб, – издевается Стелла.

– В смысле? Я не сноб! – наигранно возмущаюсь. – Просто не хочу, чтобы мне в супе попался таракан.

– Как же ты тогда питаешься в нашей столовке? – удивляется она. – Там ведь тараканы – неотъемлемая часть блюда.

– Ты сейчас серьезно? – напрягаюсь я.

– Да расслабься, – девчонка игриво ударяет меня кулаком по плечу. – В Азии насекомые за деликатес считаются.

– Но мы не в Азии…

– Пошли в Фиолет, – Стелла встает со скамейки и одергивает слегка задравшуюся юбку. – Там большой выбор салатов и вкусная уха. Не Москва, конечно, но, думаю, тебе понравится.

– А если нет? – поднимаюсь на ноги следом.

– С тобой буду я. Поэтому тебе понравится в любом случае, – с абсолютной уверенностью произносит она.

И я почему-то ей верю.

Загрузка...