Пекос был убежден, что его желание обладать Ангел было подобно летней буре, сильной и короткой. Уверенный, что если он заставит ее покориться ему и провести вместе жаркую ночь любви, он освободится от этого наваждения, Пекос встал с постели, утомленный своими навязчивыми мыслями и бессонницей.
Он оставался сейчас на Дель Соль гораздо дольше, чем обычно. Ему страстно хотелось уехать в Мексику на свою шахту Лост Мадр и провести какое-то время в Пасо дель Норт, в привычной обстановке. Лето было длинным и трудным; надоевший зной пустыни в сочетании с терзающей страстью держали его в постоянном напряжении.
Пекос натянул брюки, он был настроен решительно. Запустив смуглую руку в растрепанные волосы, он прошлепал голыми ногами к высокому бюро, налил себе виски и выпил. Горло обожгло огненной жидкостью. Он медленно прошел через комнату к открытым двойным дверям. На другом конце залитого лунным светом внутреннего двора двойные двери комнаты Анжи были открыты и словно манили его. Пекос улыбнулся и вышел на каменную галерею. Помедлил немного и зашел обратно в комнату за музыкальной шкатулкой.
Анжи, силы которой истощились в течение долгого засушливого лета, проведенного в опасной близости от высокого красивого мужчины, ушла к себе рано в этот вечер. Властные объятия Пекоса у ручья Сиболо окончательно лишили ее силы воли. Если бы не вмешательство Баррета МакКлэйна и его двух охранников, она и Пекос занимались бы там любовью на раскаленном песке под палящим пустынным солнцем. Она знала это. И Пекос знал.
Прерванное свидание ослабило ее и наполнило беспокойством. Анжи вернулась на Дель Соль вместе с Барретом, который, несомненно, был недоволен поведением Анжи и своего сына. Но ее мало трогали его чувства. Она не могла думать ни о ком, кроме Пекоса, который внушил ей страсть. Ее капитуляция там, у Сиболо, была полной; и ее возлюбленный не сумел воспользоваться своей победой только потому, что вмешался Баррет со своими людьми.
В течение всего этого длинного душного сентябрьского дня Анжи, стараясь изо всех сил, все-таки не смогла обрести контроль над своими чувствами. Единственное, о чем она жалела, что этот день не завершился полным слиянием пылающих страстью тел. То, что им не дали достичь желаемого, мучило ее и заставляло еще больше мечтать о том, чего она не понимала до конца. То, что искала Анжи, было тайной для нее, но желание от этого только усиливалось.
Еще долго после того как потушила лампу возле кровати, Анжи не ложилась спать. Она стояла в лунном свете, обтирая обнаженную кожу губкой, пропитанной холодной водой, и отчаянно пытаясь потушить жар своего тела. Это не помогало. Она знала, что только Пекос может успокоить волнение в ее крови.
Обтерев все тело, Анжи устало бросила холодную губку в китайского фарфора чашу, стоящую на платяном шкафу, и пошла к кровати. Тяжело вздохнув, забралась под шелковые желтые простыни. Изможденная, она погрузилась в неспокойный сон.
В эротическом сновидении ее ждал смуглый желанный Пекос. Он пришел, чтобы охладить невыносимый жар в ее жаждущем любви теле, поцеловать запекшиеся губы, унести с собой в бушующий вулкан любви, где страсть сплавит их в одно целое и вознесет на небеса. А затем медленно опуститься на землю сплетенными в жарких объятьях.
Пекос тем временем крался босиком по каменной веранде, пробираясь все ближе к открытым дверям спальни Анжи. Остановившись у входа, он посмотрел через комнату на ее кровать. Его длинные пальцы сжимали коробочку, сделанную из золота и жемчуга, а сердце забилось сильнее.
Анжи лежала, закинув руку за голову, одна из простыней была накинута ей на талию. Серебряный лунный свет струился сквозь высокие окна. Молодой мужчина медленно приблизился к ней, не отрывая глаз от прекрасного лица. Он подошел к кровати и затаил дыхание, глядя на девушку, его взгляд скользнул по ее полным обнаженным грудям, волнующе поднимающимся и опускающимся при каждом вздохе. Испарина выступила у него на лице. Его учащенный пульс оглушающе стучал в ушах, а мужская плоть под узкими брюками начала мучительно напрягаться при виде этой золотоволосой красавицы.
— Ангел, это Пекос, — прошептал он мягко и сел на кровать лицом к ней. Густые длинные ресницы Анжи встрепенулись, но глаза оставались закрытыми. Пекос осторожно поставил хрупкую жемчужно-золотую шкатулку рядом с ее плечом. Дрожащими руками поднял крышечку. «Доброй ночи, дамы» раздалось в тишине комнаты, когда два миниатюрных танцора медленно поднялись из шкатулки.
Анжи приоткрыла глаза. Ее лицо было повернуто к маленькой красивой безделушке, мягкие губы приоткрылись в улыбке. Затем она вздохнула и повернулась к Пекосу. Сон все еще не покинул ее. Она не испугалась, увидев над собой его красивое лицо; все это было всего лишь продолжением ее сна. Медленно вытянув руку, Анжи дотронулась до атласного шрама на смуглой груди мужчины.
— Пекос, — пробормотала она, и ее глаза снова закрылись.
Пекос перевел дыхание и с трепетом посмотрел на Анжи. Ее большие глаза были закрыты, темные густые ресницы беспокойно трепетали. Льняные волосы вились вокруг лица и обнаженных плеч, а полные высокие груди вздымались вверх двумя прелестными холмами, которые манили его припасть к ним губами. Ее глаза, наконец, открылись, когда Пекос начал склоняться нее ниже. Она видела, как его губы неотвратимо приближаются, и полностью проснулась. Анжи протестующе застонала, когда он раздвинул ее губы и языком заполнил ее теплый медовый рот. Но Пекос не обратил на это внимания. Его сердце забилось сильнее, а вожделение дошло до наивысшей точки.
Анжи, придя в себя, напряглась и уперлась в его тяжелую грудь. Она хотела было закричать, но поцелуй лишил ее этой возможности. И уже через несколько минут она поняла, что звать кого-то на помощь ей не хочется. Жаркий настойчивый рот захватил ее губы и пробудил волнующие чувства в недрах ее естества. И почти сразу же ее стоны и протесты превратились в мягкие страстные вздохи удовольствия.
Когда большой палец Пекоса начал скользить по ее затвердевшему соску, Анжи вся выгнулась и потянулась к этой опытной руке.
— Сладкая малышка, — прошептал Пекос воспаленными губами, и маленькие нервные руки Анжи легли на его обнаженные широкие плечи.
— Пожалуйста, — умоляла она, слабо стараясь остановить то, что происходило, зная, что это неправильно, греховно, непоправимо. — Пекос, не надо… я…
— Не сопротивляйся, — пробормотал он, и его рот вновь прильнул к ее губам. Она уже и не пыталась сопротивляться его жгучим поцелуям. Дрожащие губы Анжи нетерпеливо открылись ему навстречу, и она растворилась в восхитительном блаженстве, превращающем ее в слабую и податливую женщину.
Она хотела ненавидеть его; хотела, чтобы он перестал заблуждаться на ее счет; она хотела остановить его, перед тем как он пойдет дальше. Но не могла сделать этого. Он был прав: она, должно быть, была той мерзкой грешной тварью, какой он ее считал; иначе она не лежала бы здесь обнаженной в лунном свете, позволяя ему проделывать с ней все эти ужасы. В ней шла внутренняя борьба, и в отчаянии Анжи молча взывала к Богу.
Только отвечал ей Сатана — желание победило… Пекос поднял голову и посмотрел на нее своими глазами цвета расплавленного свинца. Его дыхание было бурным, смуглая грудь покрылась испариной. Взгляд скользил по ее пылающему лицу, белым плечам и округлым грудям. Пока его открытые губы медленно склонялись к ее трепещущему затвердевшему соску, он хрипло пробормотал:
— Ангел, тебе не подходит твое имя. Твое тело может отправить мужчину прямиком в ад.
Она слабо застонала, когда его жаркие губы сомкнулись на ее левой груди. Пекос ласково покусывал ее острыми зубами, и Анжи почувствовала, как слезы жгут ей глаза, когда новый и пугающий жар наполнил ее хрупкое тело и вызвал всепоглощающую радость. Сильно схватив его за волосы, она хотела оттолкнуть голову Пекоса. Но когда ее пальцы погрузились в пышные черные пряди, он лишь застонал и сильнее прижался языком к ее соску. И вместо того чтобы оттолкнуть его голову, Анжи прижала ее теснее и тоже застонала, шепча его имя дрожащими губами.
Пекос продолжал нежно дразнить ее сосок, пока Анжи не начала бессознательно шептать:
— Да… Пекос, да… о, пожалуйста…
Пекос передвигался от груди к груди, доставляя ей этим удовольствие, ломая сопротивление, наполняя ее раскаленной добела страстью, которая была намного сильнее, чем Анжи могла представить. Почему он так старался распалить ее, как будто она была невинной девственницей? Пекос не мог объяснить этого. Сначала у него было единственное намерение — скользнуть в ее комнату, сорвать покрывало и торопливо погрузиться в ее живое тепло. А сейчас он целует и ласкает ее, как будто она — его драгоценная возлюбленная. Чувствуя себя глупым подобно неопытному мальчику, Пекос вновь приник к сладкому розовому соску и выбросил из головы все остальное. Ничто не было важно в этот момент, кроме теплого податливого тела, трепещущего под ним, медового рта и грудей, шелковых льняных волос с их чистым душистым благоуханием и слабого женского голоса, произносящего в экстазе его имя.
Наконец губы Пекоса оставили ее груди и медленно скользнули вниз по гладким ребрам к плоскому атласному животу. Глаза Анжи широко распахнулись, когда его открытый ищущий рот покрыл жаркими поцелуями ее дрожащее тело. Он лицом отбросил простыню. Ее рука, все еще погруженная и его волосы, в это мгновение упала с его головы. Пекос нехотя поднял голову и посмотрел на Анжи.
Мечтательный взгляд прекрасных изумрудных глаз заставил Пекоса задрожать от все возрастающего желания. Анжи смотрела на него с нескрываемой страстью. Ее мягкие влажные губы приоткрылись, дыхание было прерывистым.
— Котенок, — простонал он и лег рядом, опершись на локте. Склонившись над ней, он потянулся к губам Анжи. В этот момент в нем пробудилось что-то очень близкое к нежности, его рот играл ее губами. Он перемежал ласковые неторопливые поцелуи с нежными любовными словами.
— Сердце мое, — бормотал он, — ты действительно ангел, мой нежный золотой ангел. Я преклоняюсь пред тобой. Позволь мне сделать тебя счастливой, дай мне любить тебя снова и снова.
Его рука начала медленно скользить вниз по ее теплому маленькому телу, остановившись на атласном животе, все еще влажном от его поцелуев.
— Ангел, моя любовь, — выдохнул он возле ее щеки, в то время как его длинные пальцы скользили все ниже и ниже к льняному треугольнику волос между ее шелковыми бедрами.
Пекос поднял голову и посмотрел на ее обнаженное тело, распростертое перед ним. В это время Анжи с пылающим разгоряченным лицом и тяжело бьющимся сердцем положила маленькую руку ему на грудь и утопала в неизведанном ранее блаженстве. Сквозь затуманенные полузакрытые глаза она смотрела на его красивое лицо. Ее зеленые глаза расширились, когда Пекос хрипло пробормотал:
— Позволь мне прикоснуться к тебе, Ангел, — и его пальцы скользнули между ее ног и начали осторожно двигаться там медленными кругами. Анжи сжала его мускулистую грудь и вздрогнула от потрясения и возрастающего возбуждения. Вдруг ее теплое тело стало неправдоподобно горячим, и от того места, где ласкал ее Пекос, потекли волны палящего жара.
— Пекос, Пекос, — задохнулась она. Ее горло сжалось, испарина увлажнила тело, ее зеленые глаза испуганно смотрели на него.
Продолжая ласкать ее, пока пальцы не стали скользкими и влажными на ее трепещущей промежности, Пекос улыбнулся и заверил Анжи:
— Да, Ангел, мой сладкий Ангел, ты в порядке. Расслабься, дорогая.
Ее маленькая рука с такой силой обхватила его, что длинные ногти царапали плечи и грудь. Анжи начала извиваться, ее округлые ягодицы двигались на кровати, прижимая к себе его смуглую руку; ее пылающая дрожащая плоть поднималась навстречу его соблазнительным пальцам. В неистовстве она застонала и начала молить его о… о… она не знала о чем. Она знала только, что была в огне от головы до пят. И хотя то, что она чувствовала, было прекрасно, впереди — она инстинктивно чувствовала это, ее ждет еще большее наслаждение.
— Пекос… Пекос… — стонала Анжи, ее изумрудные глаза молили о любви, золотистые волосы разметались по подушке, груди болезненно трепетали, а низ живота сладко сокращался — Пекос, мой любимый, — выдохнула она в экстазе.
— Да, мой Ангел, да, — пообещал он, и его губы вновь припали к ней.
Короткий мучительный стон сорвался с его запекшихся губ. Пекос вскочил с кровати, стягивая свои узкие брюки с болезненно напряженного тела. Глаза Анжи, не отрываясь, смотрели па него. И когда она увидела мощь и силу его мужественности, она застонала от страха. А он вновь лег на кровать, прижимая се к себе, покрывая ее губы поцелуями, отгоняя ее страх и сомнение, обвивая ее сильными руками и прижимая к ней свое жесткое, покрытое испариной тело. Его язык тонул в ее открытом рту, его гладкая грудь прижимала ее трепещущие чувственные груди, превращая соски в две огненные точки страсти.
Вдруг Анжи почувствовала, как колено Пекоса проникает меж ее ног и раздвигает бедра. Она гладила его широкие плечи и ровную спину жаркими страстными руками, а тело ее напряглось, словно желая втянуть и поглотить в себе своего пылкого возлюбленного.
Время словно остановилось. Пекос медленно лег на нее, его серые глаза затуманились. Из стоящей около подушки хрупкой музыкальной шкатулки продолжала доноситься нежная мелодия.
— Люби меня, — прошептал он и ворвался в нее. Анжи почувствовала, как острая слепящая боль пронзила все ее тело.
Пекос услышал ее резкий вдох и почувствовал, как сильно она дернулась в его объятиях. На короткое мгновение сумасшедшая мысль, что она девственница, промелькнула в его мозгу. Он лежал совершенно неподвижно и смотрел на нее в замешательстве. Ее глаза были закрыты, слезы текли по щекам. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но прежде чем смог произнести хоть один звук, сладкая истома охватила его, и он начал ритмично двигать бедрами, растворившись в чувственных волнах наслаждения от обладания этим хрупким прекрасным телом. Его рот приник к губам Анжи, и поцелуй воспламенил ее. Скоро боль была забыта, желание разгорелось, оставив ее двигать бедрами ему в такт, увеличивая его удовольствие. Его губы оторвались от нее, и он хрипло пробормотал у ее виска:
— Ангел, Ангел, возьми меня всего… пожалуйста, малышка, — его руки опустились к ее округлым ягодицам, приподнимая их, и он глубже вошел в нее со все возрастающей силой и настойчивостью.
Чувственная от природы, Анжи двигалась ему в такт, как будто они были одним жарким телом; ее руки обняли его мускулистые плечи, ее глаза ласково смотрели в его глаза, сладкий голос призывал его продолжать любить ее.
— О, господи, Пекос. Да… о, да…
Ее мольбы доводили его до экстаза. И он думал теперь, что был прав с самого начала — она была опытной маленькой шлюхой. В этом у него не оставалось теперь ни малейшего сомнения. Вместе они вознеслись на вершину блаженства, которое он излил в нее. А Анжи прижалась к нему и нервно покусывала его плечи, в первый раз узнавая силу страсти. Пекос, содрогаясь, лежал на ней с закрытыми глазами. Он разрывался между радостью, которой еще никогда не испытывал прежде, и отвращением к этой дрожащей женщине, которая свела его с ума своим чудным телом и теперь пыталась доказать, будто она принадлежит только ему, а все мужчины, с которыми она была прежде, никогда не существовали.
Некоторое время он лежал на ней, его тяжелое сердцебиение сливалось с ее пульсом. Ее руки все еще крепко обнимали Пекоса, пока она целовала его скулы, шею, плечи и бормотала:
— Я люблю тебя, Пекос, я люблю тебя… — как будто это было правдой!
В порыве отчаяния Пекос соскользнул с нее и тут же опустил ноги с края кровати. Встал и начал натягивать брюки, пока Анжи, мигая в замешательстве, потянулась к простыне, глубоко раненная его холодностью. Она прикрыла свою наготу, и к тому времени, когда Пекос застегнул брюки и повернулся, чтобы посмотреть на нее, закусила губу и расширенными от обиды глазами смотрела на него.
Пекос не увидел ярких темно-красных пятен крови на шелковых желтых простынях под Анжи. Он видел перед собой только красивую проститутку, которая тоже любила его, что почти заставила забыть о том, кем она была в действительности; о мужчинах которые были у нее до него, и о том, что она делала на Тьерра дель Соль. Да, эта хитрая красавица была талантлива для своего ремесла; она его хорошо обслужила. А теперь она смотрит на него обиженными зелеными глазами, словно и впрямь только что перестала быть девственницей.
Его жесткий рот искривился в иронической ухмылке, когда он увидел, как крупные слезы полились из ее печальных глаз. Подняв руки, он бесшумно поаплодировал этому спектаклю. Она была настоящей актрисой, эта Ангел. Сколько раз она прибегала к этому приему, чтобы отправить какого-нибудь ничего не подозревающего мужчину прямо в преисподнюю? Ну да с ним это не пройдет. Он прекрасно знал, кем она была, и хотя, возможно, вновь придет в ее спальню, чтобы насладиться этим красивым опытным телом, он не позволит ей поколебать его ни на йоту.
— Перестань, Ангел, — сказал он устало, — я уже сказал тебе, что не прогоню тебя. Наверное, довольно забавно иметь проститутку в качестве своей мачехи. — Его насмешливые серые глаза посмотрели на нее с отвращением. Он достал из брючного кармана пачку банкнот, отсчитал несколько бумажек и бросил их на постель к ее ногам. — Котик, даже таких денег не жаль — ты стоишь их.
Слишком потрясенная и оскорбленная, чтобы беспокоиться о сохранении тайны, Анжи открыла рот и закричала. Пекос мгновенно подлетел к кровати, зажимая ее рот рукой. Руки Анжи метнулись к его пальцам, закрывающим ее рот, в то время как горячие слезы обжигали ей щеки. Ее обнаженные трепещущие груди прижимались к твердой руке Пекоса.
Он холодно прошептал ей в ухо:
— Ангел, ты что, забыла, где мы находимся? Ты хочешь, чтобы твой нервный женишок узнал, что ты лежала голой под его единственным сыном чуть ли не перед самой свадьбой? — Он укоризненно поцокал языком. — Этого не будет, дорогая. Он не хочет делить со мной даже свою землю, не то что будущую жену. — Пекос внезапно отчетливо ощутил, как мягкие полные груди прижимаются к его руке, и скрипнул зубами, страстно желая встряхнуть лживую проститутку так сильно, чтобы ее очаровательная головка с силой мотнулась на белоснежной шее. Это сильное желание боролось в нем с чувством совсем другого рода.
Он собрал всю свою волю, чтобы не приласкать эти обнаженные груди; чтобы вновь не ласкать и дразнить руками розовые соски, пока Анжи не начнет шептать его имя. Он страстно хотел убрать напряженную руку с ее мягкого сладкого рта и прижаться к нему губами, истомить его жаркой страстью.
Но, сдержавшись, он лишь холодно сказал:
— Я уберу руку, Ангел, и уйду. Если ты не хочешь, чтобы весь дом узнал о том, что произошло, я настойчиво советую тебе излить свои рыдания в подушку. — С этими словами он встал с кровати. Неторопливо подойдя к двери, повернулся и еще раз посмотрел на нее.
За всю свою жизнь он не видел такой холодной ярости в глазах другого человека. Ему приходилось стоять перед дулами ружей рассвирепевших мужчин, которые пытались убить его. Но в их глазах он не видел такого гнева. Он смотрел в глаза ревнивых мужей, жаждущих мести за бесстыдное поведение своих жен и возлюбленных, но и они не выглядели такими взбешенными. Он покидал любовниц, которые грозились вырвать кинжалом из груди его сердце, но никогда не видел в них такой слепой ярости. Мягкая ангелоподобная молодая женщина превратилась в злобное ожесточенное животное, и Пекос почувствовал, как дрожь пробежала по его телу.
Когда Анжи отбросила простыню в сторону и встала с кровати, Пекос почувствовал на спине холодный пот. На секунду ему показалось, что осмелевшая маленькая мегера намеревается перелететь через комнату и разорвать его на кусочки. Словно зачарованный, он смотрел, как она подняла деньги, которые он бросил на кровать, и медленно пошла к нему. Его тело напряглось, он ждал. Она остановилась прямо напротив и улыбнулась странной жуткой улыбкой, которая не коснулась ее диких зеленых глаз. Какой-то испуганный звук непроизвольно вырвался из его пересохшего горла, когда она протянула маленькую руку и крепко взяла его за пояс брюк. Притянув его к себе с силой, которая изумила его, она посмотрела в глаза Пекоса и засунула пачку банкнот ему в карман. Выпустив деньги, она резко схватила его за гениталии, заставив сморщиться от боли.
— Если ты когда-нибудь вновь попытаешься овладеть мною, я убью тебя! — Она отпустила его и отступила назад. — Убирайся, — прошипела она холодно. Пекос, мысленно аплодируя ее смелости и силе воли, удивленно покачал головой и, наполовину возбужденный, наполовину испуганный, вышел из комнаты.
Покачивая темноволосой головой, он молча шел по погруженному в темноту холлу назад в свою комнату. Войдя туда, налил себе приличную порцию бурбона, чтобы успокоить взвинченные нервы. Осушив стакан, он поставил его на бюро и направился в свою большую ванную комнату, раздеваясь по дороге.
Когда ванна наполнилась, Пекос скинул узкие брюки и открыл от удивления рот. На внутренней стороне левого бедра виднелись две-три ярко-красные капли крови. Они заставили его глаза расшириться от изумления. Озадаченный и встревоженный, он мог подумать только о том, что рассерженная Ангел поцарапала его. Тщательно осмотрев себя в поисках следов более серьезного повреждения, Пекос удовлетворился, что все было в порядке, ступил в ванну, смыл кровь и забыл о ней.
… Сердце разрывалось в груди Анжи. Она резко развернулась после того, как ушел Пекос, и прислонилась к закрытой двери. Отчаянно борясь с рыданиями и криками, рвущимися из горла, она медленно скользнула вниз по жесткой полированной поверхности тяжелой двери из красного дерева.
Никогда за свою молодую жизнь она не ненавидела человека так, как ненавидела теперь Пекоса МакКлэйна. Отвращение, которое она чувствовала к этому смуглому мужчине, превышало все другие чувства, испытанные прежде; сила этого чувства была столь огромной, что ей стало нехорошо. Она ненавидела это бессердечное отвратительное животное. Почувствовав, как тошнота подступает к горлу, и, закрыв полные слез глаза, Анжи впервые подумала об убийстве. Она не видела ничего страшного в сильном желании вонзить острый нож глубоко в грудь Пекоса, сделать так, чтобы кровь хлынула из его тела, и он рухнул к ее ногам. А его дымчато-серые глаза расширились бы от боли и потрясения, пока она будет улыбаться, глядя на него сверху вниз, и счастливый смех не сорвется с ее торжествующих губ.
Но Анжи слишком устала, чтобы предаваться таким мыслям. Она подошла к скомканной кровати и рухнула на живот, чтобы выплакать накопившуюся боль. Рядом с ней на матрасе влюбленные в жемчужно-золотой музыкальной шкатулке все еще обнимались, хотя уже и не танцевали — музыка закончилась. Резким движением Анжи сбросила шкатулку на пол. Отвращение накатило на нее волнами, глубина ненависти к Пекосу разрывала и жгла ее изнутри.
Ненависти такой же мощной, как и жаркая страсть, которой они уступили оба, слившись в едином порыве.