Буря в песках (Аромат розы)

Глава 39

Пекос тихо и послушно сидел на обитом голубым бархатом диване с высокой спинкой в гостиничном номере Ангел в отеле «Пьерсон». По всей комнате были расставлены саквояжи, набитые нарядами, туфельками и другими вещами Ангел, упакованные и приготовленные для отъезда. Это был последний день Ангел Уэбстер в Пасо дель Норт.

— Вам крупно повезло, Пекос МакКлэйн. Днем позже я была бы уже очень далеко! — Ангел стояла, уперев руки в округлые бока, и смотрела на потерявшего дар речи смуглолицего мужчину, который пристально смотрел на нее. Она гортанно засмеялась над смущением, отразившемся в его выразительных глазах, резко повернулась и вышла из комнаты, бросив через плечо:

— Сидите здесь. Я должна кое-что вам показать, Пекос. Это поможет вам лучше понять то, что я собираюсь рассказать.

Когда она вернулась и протянула ему небольшую фотографию, руки Пекоса оставались лежать у него на коленях. Он ничего не понимал. Он был совершенно сбит с толку и даже не пытался скрыть свое изумление.

— Пекос, возьмите фотографию, — велела Ангел и села рядом с ним. Она поднесла снимок прямо к его носу и смотрела, как его расширившиеся от изумления серые глаза рассматривают двух светловолосых улыбающихся женщин. Затем он медленно взял фотографию. Слабая улыбка появилась на его полных губах, и он пробормотал:

— Господи, это же… вы…

— Этот снимок был сделан профессиональным фотографом в тот день, когда Анжи приезжала к сестре. На нем две смеющиеся молодые женщины сидели, взявшись за руки, и смотрели прямо в объектив. На той, что слева, было то же самое платье, что и сейчас на Ангеле. Та, что справа, была одета в темное платье с низким вырезом и пышными рукавами. Пекос тут же вспомнил, что это платье было одето на очаровательной хрупкой красавице, которая приехала на Дель Соль в августе прошлого года, в первый же вечер.

Его глаза были прикованы к ее изображению, и он глухо спросил:

— Какого цвета это платье?

— Изумрудно-зеленое, муслиновое, — весело ответила Ангел, — точно такого же цвета, как и прекрасные глаза Анжи.

Улыбка Пекоса стала шире.

— Господи, Ангел, — его глаза, наконец, оторвались от фотографии, — каким же идиотом я был!

— Самым что ни на есть, — добродушно кивнула она, — и из-за этого вы разбили сердце моей сестренки.

Пекос вновь посмотрел на снимок. Его улыбка исчезла. Поглаживая пальцем изображение девушки в изумрудном платье, он сказал печально:

— Я дал бы свою правую руку на отсечение, если бы этим можно было исправить то, что я натворил.

Ангел потрепала его по плечу и рассмеялась:

— Думаю, что этого не потребуется. Кроме того, тебе понадобятся обе руки, чтобы обнять мою сестру, когда вернешься домой.

Он быстро посмотрел ей в лицо:

— Дьявол, как я могу ехать домой? Ангел, ты не знаешь, что я… ты не можешь представить…

— Послушайте-ка меня, красавчик. Я знаю все, что случилось, и хотя я полагаю, что ты негодник и не стоишь мизинчика моей дорогой сестры, это наивное дитя любит тебя и не сможет быть без тебя счастлива.

Покраснев, Пекос сказал:

— И я тоже… знаешь, как я…

— Малыш, я знаю гораздо больше тебя во всей этой запутанной истории. Тебя еще ждут сюрпризы, потому что моя сестренка, слишком хорошо воспитана, чтобы решиться рассказать тебе все. Но я-то, черт меня побери, не такая скромница. — Она поднялась и расправила платье на бедрах. Пекос впервые обратил внимание на то, что эта женщина немного полнее той, которую он держал в объятиях на Дель Соль. Ее голос был ниже, а лицо не такое нежное. — А теперь ты помолчишь и послушаешь, что я тебе скажу. А когда я закончу, если в твоей упрямой голове есть хоть капля ума, ты на следующем же поезде отправишься в Марфу.

Ангел, меряя комнату быстрыми шагами, говорила, не останавливаясь, в течение получаса. А Пекос, которого она просила замолчать всякий раз, когда он осмеливался вставить словечко, слушал поразительную историю. С каждым новым фактом он все больше и больше чувствовал себя настоящим дураком. Когда Ангел прямо сказала ему, что именно он, Пекос, лишил девственности ее сестру, он был потрясен. Но еще больше его поразило то, что Баррету МакКлэйну так и не удалось переспать с Анжи. Пекос не успел еще осознать эти радостные для него новости, как Ангел перестала расхаживать по комнате и спокойно сказала:

— Есть еще кое-что, что, я думаю, тебе следует знать, Пекос. Возможно, Анжи хватит удар, если она узнает, что я тебе рассказала об этом. Но лично я считаю, ты имеешь право знать все. — Ее изумрудные глаза блеснули.

С улыбкой она наблюдала за его реакцией, когда он узнал, что не был сыном Баррета МакКлэйна.

— Мой будущий зятек, дело в том, что у твоей страстной красавицы матери была давным-давно любовная связь с одним аристократом из Мехико. И ты стал плодом этой любви, дружок. Я бы сказала, что эти двое любовников, которых свела судьба, могли бы этим плодом гордиться. — Ангел громко засмеялась, налила два стакана бурбона и протянула один потрясенному Пекосу.

Он махом выпил виски и опустил стакан.

— Ты говоришь, что я не… — он осекся и захохотал. Он смеялся и смеялся, счастливый сознанием того, что не был сыном человека, которого никогда не уважал, человека, который, как он всегда знал, был лицемерным и жестоким. Не был сыном беспринципного человека, который никогда не любил его!

Анжи проснулась, откинула спутанные волосы с лица и села на кровати. Потом подошла к окну. Летний день был ясным и безоблачным. Солнце поднялось уже высоко и заливало палящими лучами землю. Анжи оделась. После легкого завтрака из фруктов и черного кофе она отправилась верхом на высокогорное пастбище.

Позже на небе появились небольшие облака. Но пока они были едва заметны. Когда же в полдень она возвращалась домой, они стали больше. Прищурившись, молодая хозяйка ранчо смотрела на непривычную белизну на фоне темно-синего неба и спрашивала себя, есть ли какая-нибудь надежда на перемену в погоде.

После ленча Анжи немного вздремнула. Проснувшись, вышла, зевая, на залитый солнцем двор. И тут же обратила внимание, что на небе собираются тучи. Ее сердце учащенно забилось. Приложив ладонь к глазам, Анжи стояла, вглядываясь в низкое серое небо, и шептала молитву. Возможно, все-таки будет дождь.

К вечеру раскаты грозы разорвали тишину библиотеки, где она сидела за массивным письменным столом. Вздрогнув, молодая женщина вскочила и бросилась к тяжелым гардинам, чтобы выглянуть из окна. Улыбаясь, она выбежала через двойные двери во внутренний двор. Тучи закрыли солнце.

А когда она ужинала с мисс Эмили, на небе сверкнула молния. Эмили улыбнулась, понимающе кивнула и заметила:

— Сегодня ночью будет буря.

— Вы действительно так считаете? — Анжи очень хотелось в это поверить.

— Да, дорогая. Я прожила здесь всю жизнь и знаю это. Долгая засуха закончится еще до наступления следующего утра.

Сразу после ужина мисс Эмили удалилась в свою комнату. Анжи поспешила к себе. Небо становилось все более темным и зловещим. Раздевшись, она приняла ванну. Легкая улыбка играла на ее губах. Затем Анжи направилась к высокому бюро и выдвинула нижний ящик. Оттуда она вытащила красивую сорочку цвета шампанского, которую купила в модном магазине в Сан-Антонио и еще ни разу не надевала.

Под пенистым кружевом лежала жемчужно-золотая музыкальная шкатулка, которую Пекос принес в ее комнату в ту знойную ночь, когда они впервые занимались любовью. Колени ее задрожали. Анжи медленно достала очаровательную безделушку и опустилась на пол, сжимая ее в руках. Губы женщины дрожали, когда она робко откинула крышечку. Мягкая мелодия наполнила комнату, а миниатюрные фигурки затанцевали в открытой коробочке.

Пока играла музыка, Анжи поднялась с пола, держа рубашку в руках. Медленно натянула ее через голову, нежная ткань скользнула по полной груди и округлым бедрам. Она вздохнула, когда пышные складки упали на пол у ног. Красивое кружево ласкало ее тело, и Анжи почувствовала легкую дрожь. Как завороженная, она покачивалась в такт мелодии, льющейся из музыкальной шкатулки, вспоминая тот день, когда она в первый раз услышала ее звучание. Рубашка щекотала ее. Танцуя, Анжи вынимала шпильки из длинных волос, и они рассыпались по ее плечам и спине. Их шелковая тяжесть ласкала ее тело, сливаясь с кружевом рубашки, музыкой и бушующей непогодой за окном. Анжи подняла серебряную расческу. Она медленно расчесала волосы и подошла к тяжелым дверям, ведущим во двор. Осторожно приоткрыла одну створку и сразу ощутила сладкий аромат влажного воздуха. Несколько маленьких капелек дождя упали на каменную террасу у ее ног. Молния сверкнула так близко, что Анжи вздрогнула от неожиданности. Мощный порыв ветра ворвался в комнату, прижимая легкое кружево к ее теплому телу. Она задрожала, глубоко вдохнула свежий воздух и закрыла тяжелую дверь.

Прислонившись к двери с расческой в руках, почувствовала, как сильно бьется ее сердце. Кружево на низком корсаже натянулось на вздымающейся груди. Анжи слушала, как снаружи бушевал шторм, и улыбнулась. Буря наполнила ее надеждой. Возбуждением. Желанием.

Истощенная длительной засухой земля юго-западного Техаса ждала спасительной влаги. Она потрескалась и словно окаменела. Но Пекос, ехавший в вагоне поезда, не замечал этого. Он сидел в одиночестве в своем купе, вытянув перед собой скрещенные ноги и сложив руки на животе. Его голова откинулась на высокой обитой кожей спинке сиденья. Он не смотрел в открытое окно с того самого времени, как сел в этот поезд в Пасо дель Норт. Его не интересовал вид выжженных солнцем пастбищ, простирающихся вдоль железной дороги. Мысли его были заняты совсем другим.

Он думал только об Анжи.

Откровения Ангела кружились в его сознании. Широкая улыбка появлялась на губах и тут же сменялась стоном сожаления. Из всех воспоминаний, проходящих перед его мысленным взором, сменяя друг друга, одно вытесняло все — воспоминание о душной ночи прошлым летом, когда он тайком прокрался в спальню Анжи и в первый раз любил ее. Каким же тупым бесчувственным идиотом он был! Как мог не заметить того, что было так очевидно? Потрясение в ее милых огромных изумрудных глазах в тот момент, когда он так жестоко вошел в нее, слезы от боли, напряжение ее маленького хрупкого тела под ним. Она была девственницей! А он, лишив ее невинности, бросил деньги к ее ногам, назвал ее проституткой! Как мог он быть таким слепым тупицей! Он ничего не понял даже тогда, когда, вернувшись к себе, увидел капли крови на своем бедре!

Пекос покачал головой. Он не в силах изменить прошлого; но он может попытаться компенсировать свои ошибки в будущем. Настроенный оптимистически, он отбросил все воспоминания прочь и стал мечтать, пытаясь представить их будущую совместную жизнь.

Теперь он все будет делать так, как надо. Он вернется на Дель Соль, вымолит у Анжи прощение, вывернет наизнанку перед ней свою душу, объявит себя самым большим идиотом на свете и упросит ее дать ему еще один шанс все исправить. Заручившись ее согласием, он станет самым обходительным джентльменом. Он не сделает больше попытки соблазнить ее; он даже не попытается обнять или поцеловать ее. Он будет внимательно и нежно ухаживать за Анжи, как она этого заслуживает; будет возить ее на вечеринки с танцами и пикники. Он будет дарить цветы, гулять с ней при свете луны, держа за руку и говоря комплименты. Он будет терпеливым, почтительным и сдержанным и будет сдерживать свою страсть. Неважно, как долго может все это тянуться. Он не будет торопить свою любимую. Проделает весь этот длинный путь, какой обычно проделывает мужчина, ухаживающий за молодой невинной девушкой. Никогда больше он не сделает ничего, что могло бы причинить ей душевную или физическую боль. Даже если ему придется прождать целый год, прежде чем она наградит его лаской. Да, он готов пойти на это.

Он подождет.

Пекос вздрогнул, когда проводник Вилли постучал в дверь и просунул в купе свою улыбающуюся физиономию, чтобы объявить, что следующая остановка — Марфа. Они подъедут к вокзалу через двадцать минут. Пекос выглянул в окно и увидел всполох молнии в небе, которая мелькала вдали за горным хребтом.

Пекос глубоко вдохнул сладкий, пахнущий дождем воздух. Наступала ночь. Он подъезжал к ранчо. Яркая вспышка молнии осветила летнее небо, и на мгновение стало светло как днем. От вспышки стала видна гасиенда. Сердце его подпрыгнуло. Он был дома.

Пекос направил своего коня сквозь высокие ворота ранчо. В этот момент ветер усилился. Несколько больших капель дождя обожгли его щеку. Молодой МакКлэйн поднял лицо, сдвинул на затылок стетсон и улыбнулся. Начиналась буря. Эта изможденная засухой земля вновь расцветет, если он хоть немного знает Мать-Природу. Сильный дождь будет литься несколько часов, и, если боги сжалятся, он продлится всю ночь. Пекос радостно улыбнулся. Как прекрасно было бы провести эту бурную грозовую ночь со своей прекрасной Анжи.

Он засмеялся и пришпорил коня. Вот он едет и думает об ее объятиях, хотя еще недавно обещал себе быть сдержанным и терпеливо ждать их, сколько потребуется. Вспышки молнии сверкали в тяжелых тучах прямо над его головой. Он пустил своего коня галопом, направляясь к конюшням. Вдруг срезанный молнией ствол дерева рухнул поперек дороги. Испуганный жеребец дико заржал.

— Все в порядке, парень, — успокаивал коня Пекос. Сам он нисколько не испугался, но почувствовал нарастающее возбуждение, когда молния вновь осветила небо. Гром грохотал совсем близко. Ветер хлестал по разгоряченному лицу и прибивал к груди рубашку.

Поручив коня улыбающемуся вакеро, Пекос пошел к гасиенде. Почти во всех окнах огромного дома не было света, хотя было еще не поздно. Слегка разочарованный, он сказал себе, что так даже и лучше. Ведь он был усталый и грязный. Сначала нужно принять ванну, побриться и хорошенько поспать. Заявить о своем приезде лучше утром. Нет нужды беспокоить всех в эту бурную грозовую ночь. Он проскользнет в свою комнату со стороны двора и никого не потревожит.

Звуки шагов на каменной террасе вокруг дома были заглушены воем ветра и громовыми раскатами. Пекос шел вдоль галереи, с трудом осознавая, что выбрал не самую короткую дорогу к своей комнате. Эта дорога вела его мимо спальни Анжи.

Он вынул из нагрудного кармана коричневую сигару и остановился, чтобы прикурить. Сложил ладони фонариком, стремясь уберечь огонек спички от ветра. Но все было напрасно; слабый огонек тут же погас, затушенный ветром и дождем. Сердце Пекоса тревожно забилось. Он стоял прямо перед тяжелыми двойными дверьми спальни Анжи. Ему так хотелось сделать каких-нибудь два или три шага и громко постучать в ее дверь!

Она была там? Спала? Будет ли рада видеть его? Пекос вздохнул в нерешительности. Он не может нарушить ее покой. Он должен подождать до утра.

Так и стоял он без движения, приковав взгляд своих темных глаз к ее двери.