Бывшие. Цыпленочек от босса (СИ)

Глава 12.

Игорь Новиков.

Я ушел от Арины, будто меня выпотрошили. Слова девочки, ее рисунок – этот наивный, но такой живой кусочек мира, сотканный из любви к матери, терзали меня изнутри. Но еще сильнее давила тревога за Арину. Как она отчаянно цеплялась за эту иллюзию, что все в порядке. Прятала свою боль за показной бравадой, пыталась убедить не только меня, но и себя, что Марусе достаточно ее одной. Но я-то видел, как страх грызет ее изнутри, как она боится признать, что ей нужна помощь. И Марусе тоже.

Нельзя терять времени. Я горел желанием что-то сделать, исправить ситуацию. Уже на следующий день я буквально поднял на уши всех своих знакомых в медицинской сфере. Неврологи, логопеды, детские психологи – я обзванивал, умолял, просил, хватался за любую соломинку. И, словно в ответ на мои молитвы, удача все-таки повернулась ко мне лицом. Старый университетский товарищ, Сашка, теперь специалист высокого класса в нейролингвистики, проникся историей Маруси. Он заверил, что даже в таких запущенных случаях, как этот, есть шанс на прорыв, особенно если начать терапию как можно скорее. У него была целая команда высококлассных специалистов, готовых взяться за это дело. Он говорил с таким энтузиазмом, что во мне загорелась надежда.

Я был на седьмом небе от счастья. Наконец-то забрезжил свет в конце тоннеля. Я тут же схватился за телефон, чтобы поделиться этой новостью с Ариной, но она не взяла трубку. В груди кольнуло неприятное предчувствие. Решил ехать к ней, не откладывая. По дороге меня переполняло предвкушение, смешанное с тревогой. Я прокручивал в голове, как расскажу ей о врачах, об их опыте и непоколебимой уверенности в успехе. Я видел, как в ее глазах загорается надежда, как мы вместе, рука об руку, будем бороться за будущее Маруси. Эта картина согревала меня, придавала сил.

Когда я подъехал к ее покосившемуся домику, Арина возилась в огороде. Маруся, как всегда, играла рядом, рисуя палочкой на земле какие-то свои фантастические миры. Я подошел к ним, стараясь говорить спокойно, уверенно, как будто ничего плохого и не было.

– Арина, я нашел врачей, которые могут помочь Марусе, – выпалил я, не в силах сдержать волнение. – Это лучшие специалисты в своей области. Они уверены, что смогут добиться прогресса в ее речи.

Вместо ожидаемой радости, благодарности, в ее глазах я увидел лишь настороженность, холодный страх, словно я пришел отнять у нее что-то самое дорогое.

– Что значит «помочь»? – спросила она ледяным тоном, от которого по спине пробежали мурашки. В ее голосе послышались стальные нотки, готовые в любой момент сорваться в крик.

– Они проведут тщательное обследование, назначат необходимую терапию, занятия с логопедом, с детским психологом… Все, что нужно, чтобы Маруся начала говорить, чтобы она смогла полноценно общаться с миром, – объяснил я, стараясь не выдать своего растущего разочарования, этого комка, подкатывающего к горлу.

Арина вдруг резко встала, загородив собой Марусю, словно защищая ее от невидимой опасности.

– Ты хочешь забрать у меня Марусю? – выплюнула она с неприкрытой ненавистью в голосе. – Ты думаешь, я плохая мать? Что я не могу о ней позаботиться?

Я был ошеломлен, словно меня окатили ледяной водой. Откуда такие дикие мысли?

– Арина, что ты такое говоришь? Да как ты могла подумать?! Я просто хочу помочь, – попытался я вразумить ее, прогнать этот безумный страх из ее глаз. – Я хочу, чтобы Маруся была счастлива, чтобы у нее было все, чего она достойна.

– Счастлива?! – Она рассмеялась, истерически, надрывно, словно у нее забрали последнюю надежду. – Ты думаешь, ей будет хорошо в городе, вдали от меня, от дома? Ты думаешь, ей нужны твои врачи, твои деньги? Ей нужна я. Я – ее мать.

– Арина, ты не понимаешь. Ей нужна профессиональная помощь, – я начал терять терпение, чувствуя, как внутри меня закипает гнев, смешанный с бессилием. – Ты загубишь ее здесь, в этой глуши, в этой безнадежности. Ты лишаешь ее будущего.

– Вон отсюда. – крикнула она, указывая на дверь дрожащей рукой. – Я не хочу тебя видеть. Не смей больше приближаться к моей дочери.

Я пытался унять ее гнев, успокоить, убедить, что действую исключительно в интересах Маруси, но она меня не слышала. Ее глаза горели безумным огнем гнева и отчаяния. Она была словно дикая кошка, загнанная в угол, готовая броситься на любого, кто попытается к ней приблизиться.

– Уходи, – кричала она, толкая меня к выходу. – Уходи, и забудь о нас навсегда.

Когда я уже стоял в калитке, чувствуя себя раздавленным и опустошенным, я не выдержал. Все внутри меня взбунтовалось против этой несправедливости, против ее слепоты и упрямства.

– Хорошо, Арина, – сказал я, глядя ей прямо в глаза, стараясь донести до нее всю серьезность своих слов. – Если ты не хочешь по-хорошему, значит, я заберу ребенка через суд. Я добьюсь опеки. Я не позволю тебе загубить ее жизнь здесь, похоронить ее талант в этой дыре. Ты просто не справишься с этим одна. Ты нуждаешься в помощи, даже если не хочешь этого признавать.

Арина застыла, словно пораженная молнией, ее лицо исказилось от ужаса. В ее глазах я увидел не только страх, но и отчаяние, безысходность. Но я уже не мог остановиться. Слишком далеко зашел. Я чувствовал, что обязан помочь Марусе, вырвать ее из этого болота. И если Арина не хочет сотрудничать, значит, я пойду до конца.

Я уехал, оставляя Арину в полном смятении, с разбитым сердцем и твердым намерением сделать все возможное, чтобы вытащить ее и Марусю из этой глуши и дать им шанс на нормальную жизнь. Теперь война была объявлена, и я был готов сражаться до последнего, даже если это означало разрушить ее мир, чтобы построить для Маруси новый. Теперь я был уверен, что должен спасти их обеих, даже против их воли.