Цена страсти

Глава 7

Олег шагнул в прихожую, обдав меня облаком прохладной свежести и ненавязчивым, но явно дорогим парфюмом. И тут же стало нестерпимо тесно и душно, будто воздуха не хватало. Сразу закружилась голова, и ноги ослабели.

Он аккуратно затворил за собой дверь. Замок тихо щёлкнул. С минуту Олег просто стоял молча и пристально рассматривал меня – я это чувствовала буквально физически. Даже в темноте взгляд его жёг, проникая под кожу.

Как хорошо, что из комнаты лилась немного дребезжащая музыка. Иначе в тишине он бы наверняка услышал, как грохочет моё сердце, пытаясь разбить рёбра в крошево и выпрыгнуть из груди.

– Ну, здравствуй, Маша, – наконец произнёс Олег.

– Здравствуй, – облизнув пересохшие губы, тихо ответила я.

Он снова молчал, неотрывно глядя на меня и лишая остатков самообладания. Потом сделал шаг. Нет, не надо, мысленно взмолилась я. Не приближайся!

Я пугливо отступила. Но не его я боялась, а себя. Своей внезапной слабости. Ведь даже ничего ещё не сказав, он уже подчинял себе. Чем, как, каким образом – я сама понять не могла. Но тем не менее, эта его необъяснимая сила подавляла и обезоруживала. И, казалось, рядом с ним можно только сдаться или сбежать. Но сбегать – бесполезно, а сдаться – опасно. Опасно, но так упоительно.

Да что с мной? Он – враг, вот что главное!

Он снова шагнул ко мне, и я снова отступила и уперлась спиной в стену. Дальше отступать некуда. Переборов дрожь волнения, выпалила:

– Олег, ты зачем пришёл? Денег мне опять предложить или ещё что-то? Но я…

– Нет, – ответил он.

– А зачем тогда? Запугивать?

– Запугивать? – усмехнулся он. И сделал ещё шаг, встал напротив, совсем близко, невыносимо близко. И опять бесконечная пауза. Господи, моё сердце сейчас не выдержит!

– Нет, конечно, нет, – ответил он наконец, ответил серьёзно, без тени насмешки.

– Тогда зачем ты пришёл?

– Увидеть захотел…

Он вдруг провёл рукой по моим волосам, легонько, еле ощутимо, а меня будто током прошило. Затем убрал руку, я, сглотнув, выдохнула.

– Почему ты тогда сбежала?

– Я… – я растерялась, уж чего-чего, но такого вопроса от него никак не ожидала. Во всяком случае, сейчас. Ведь кем он стал? Я вообще сомневалась, помнит ли он то, что между нами было.

Оказывается, помнил.

– Я… не знаю, Олег. Мне тогда стало стыдно очень. Это… было слишком для меня. Вот и сбежала, но потом я пожалела. Очень пожалела. Хотела поговорить с тобой, даже приезжала к вам, туда, в ИВАТУ, но…

– Ты же могла просто позвонить.

– Как? Я ведь ничего про тебя не знала. Ни номера, ни фамилии…

– Но я ведь передавал тебе номер. Через Виктора. Одногруппнице твоей. Он при мне потом её по телефону спрашивал, она сказала, что передала…

– Анька Иванова? Но она ничего мне не передала! И… я же её тоже просила узнать твою фамилию… и тоже номер свой давала… и мне она обещала… я ждала тогда… я думала, что ты больше не хочешь… общаться со мной.

Господи, кто бы мог подумать, что спустя семь лет я наконец задам вопрос, который так меня когда-то мучил.

– Выходит, она и тебе ничего не передавала?

– Не передавала.

– Как глупо всё вышло…

Он опять замолчал. Просто стоял напротив, очень близко, и поедал взглядом. Возникло ощущение дежавю. Да, точно, тогда на свадьбе, на лестнице, скрываясь от пэпээсников, мы вот так же с ним стояли… Я ещё хотела, чтобы он поцеловал меня. А сейчас? Смогла бы я воспротивиться, если бы он попытался поцеловать? Смогла бы! Бесспорно! Я просто сейчас на пару минут забылась, окунувшись в воспоминания. Впрочем, он и не пытался. Опять же – как и тогда.

– Я же искал тебя, Маша. Правда, не сразу, через год. Сразу не мог, там… сложности всякие были.

– Я знаю, тебя чуть не отчислили. За тебя вступился подполковник…

– Ну да, вступился. Но в итоге всё равно отчислили, – усмехнулся Олег.

– Из-за Миши?

– Нет. Там другое было…

И снова молчание, острое, напряжённое, с грохотом сердца в ушах, с обжигающим учащённым дыханием. И как будто не было семи лет…

– А я долго тебя вспоминал. Но смог выбраться в Иркутск только следующим летом. Нас же в Воронеж перевели. Приехал…туда-сюда потыкался. В институт ваш сходил, там – одна абитура. Разъехались все. В общаге – пусто. Даже спросить не у кого. Ну я тогда пацан совсем был, не умел, не знал, как искать... Сейчас я бы, конечно, в два счёта тебя нашёл, а тогда... Ещё и Витькина жена, эта твоя одногруппница, сказала, что ты с Мишей опять, у вас там всё серьёзно…

– Это враньё!

– Потом вот уже, спустя время, тоже интересовался. Просто хотел узнать, как у тебя судьба сложилась. Выяснил, что ты замуж вышла, что стала Чернецкой, что у тебя всё хорошо. Ну и... не стал ничего больше делать… раз замужем… И вот только вчера узнал, что ты развелась. Ну и всё остальное.

Я задыхалась от эмоций – он искал тогда, не забыл, думал… На глаза навернулись слёзы. Олег снова погладил меня по волосам. Господи, у меня же на голове воронье гнездо!

– Прости, что тебя тогда напугали… если бы я знал… я бы не позволил…

Хорошо, что он это сказал, сразу вернул меня в реальность.

– А ты разве не знал? – я слегка отклонила голову вбок, отстранившись от его ладони. Он опустил руку.

– Даже не представлял.

– Но ведь это ты… ты же там… у Шубина… – я запнулась, подбирая слово, – проблемы устраняешь.

– Серьёзные проблемы, – сделал он акцент на первом слове.

– А, понятно, – теперь усмехнулась я. – Я, значит, не серьёзная? А какие же у вас считаются серьёзными?

– Маша, – я услышала, как он улыбнулся. – Ну, вот минувшие две с половиной недели пришлось торчать в Лондоне, прилетел как раз вчера утром. Там груз задержали… очень важный. Надо было на месте, лично, с людьми встречаться… убеждать…

– Убедил?

Он не ответил.

– Убедил, значит. А сурьмяный завод – это тоже несерьёзная проблема?

– Ну, теперь, очевидно, серьёзная. Раз Шубин… – Олег осёкся.

– Тебя подключил? Попросил со мной разобраться?

– Нет. Не просил. Я сам.

– Что? Я не понимаю…

Олег вздохнул, будто размышляя, говорить или нет дальше.

– Он мне вчера утром позвонил, я ещё в аэропорту был. Только прилетел. Домой как раз собирался ехать. Поговорили про дела, ну и тут Арсений мимоходом обронил, что ему надо встретиться с журналисткой одной. Чернецкой. Мол, воду баламутит, надо её угомонить.

– И ты…

– И я поехал сразу к нему.

– Помочь угомонить?

– Я хотел убедиться, что это не ты. Надеялся, что это не ты. Но потом вот увидел твоё досье… и фото... А потом… тебя увидел…

Я снова вспомнила, какое потрясение пережила, увидев Олега в кабинете Шубина. Словами не передать… И вот он рядом, и я в полном раздрае. И уже не знаю, что чувствую, чего хочу…

– Но как ты… как вообще ты с Шубиным связался? Он же сволочь, гад, подонок. А ты ведь не такой!

Помолчав, Олег произнёс:

– Ты не знаешь, какой я. В любом случае, это всего лишь работа.

– Работа? Подкупать, запугивать, угрожать, причинять вред – это всего лишь работа?

– Тебе вред никто не причинит. И угрожать тебе никто не станет.

– Уже, Олег, уже… – горько усмехнулась я. – А тебе… знаешь, тебе лучше уйти. Мы с тобой теперь… враги, я так понимаю.

Он и с места не сдвинулся.

– Олег, я серьёзно. Уходи.

Я ведь сказала то, что думала, но почему-то сердце так больно сжалось… Господи, я сейчас расплачусь, как дура…

Я метнулась влево – хотела скрыться в комнате, вырваться от него, разрушить эту слишком волнующую, непозволительную близость. Нечаянно толкнула его плечом, но он даже не пошевельнулся. Но когда я повернулась к нему спиной, он вдруг поймал меня за руку, прихватив чуть повыше локтя, и развернул к себе лицом так неожиданно, что я по инерции качнулась вперёд и столкнулась с ним, угодив носом в его грудь, обтянутую тонкой тканью рубашки.

Олег разворачивает меня к себе, так неожиданно, что я впечатываюсь в его грудь.

На мгновение вдыхаю его запах. До чего же он одуряющий, этот его запах! Я просто пьянею, но тут же испуганно отклоняюсь назад. Замираю в напряжении. В висках стучит кровь.

Его лицо так близко, его дыхание обжигает. А в следующую секунду он впивается жёстким поцелуем в мои губы, жадно сминая их, втягивая, подчиняя. Крепкая тёплая ладонь ложится на затылок. Подушечки пальцев касаются кожи за ухом, посылая щекочущее удовольствие по венам.

Нет, это неправильно!

Я пробую отстраниться, но проще сдвинуть каменную стену. Да и, уж будем честны, слишком вяло я сопротивляюсь, словно это всего лишь жалкая попытка договориться со своей совестью, чтобы потом хоть как-то оправдать этот грех. И тут же я ощущаю вторую его руку у себя на пояснице. Он прижимает меня к себе так плотно, что, кажется, в меня волнами проникает жар его тела и вибрацией отзывается мощный стук его сердца.

Боже, как давно я не испытывала ничего подобного! Как мне не хватало этих ощущений! И как хочется в них полностью раствориться...

А затем я ловлю себя на том, что невольно отвечаю на его поцелуй. Не просто отвечаю, а целую его с тем же пылом и нетерпением. Прикусываю, втягиваю, пробую нижнюю губу, выбивая из него хриплый полувздох-полустон.

Его руки то хаотично скользят по моей спине, то зарываются в волосы, то ныряют под нижний край кофты. Касаются кожи, оставляя ожоги. Кажется, у меня самой жар, запредельный... лихорадка... Низ живота наливается томительной тяжестью.

Мимолётно замечаю, что мы уже в комнате. Здесь горят свечи, рассеивая тёплое янтарное мерцание.

Олег на миг отрывается от меня, но лишь затем, чтобы рывком сдёрнуть пиджак. Следом на пол летит рубашка. Я совсем теряю разум, глядя на его безупречное тело.

Какое же оно красивое, словно вылепленное искусным скульптором. Широкие плечи, литые мышцы, подтянутый живот с пресловутыми кубиками пресса. От пупка вниз убегает узкая тёмная дорожка, скрываясь под ремнём брюк.

Не могу удержаться и мягко обвожу кончиками пальцев смуглую гладкую кожу. Его горячечный взгляд тотчас подергивается поволокой. Рваный вздох срывается с его губ. И он снова привлекает меня к себе, покрывая жаркими беспорядочными поцелуями лицо, шею, ключицы. Вновь останавливается на короткое мгновение и вновь лишь затем, чтобы нетерпеливо стянуть теперь уже с меня кофту, а затем и домашнюю майку. Смотрит на мою грудь, и его взгляд становится совсем шальной, как у мальчишки, который впервые видит обнажённую женщину. Или как у человека, который очень давно, страстно и безуспешно желал чем-то обладать, и вот наконец получил. И, что странно, этот взгляд меня заводит ещё больше, до дрожи. Я как натянутая струна, которая вот-вот лопнет.

Олег подхватывает меня, точно я невесомая, и усаживает на стол. На диване, наверняка, удобнее, мелькает мысль, но стол ближе, а ждать даже секунду лишнюю – кажется невыносимым. Он вклинивается между моих ног, припадает к шее горячими губами, заставляя меня выгибаться дугой и до белых костяшек сжимать края столешницы. Это не поцелуи – это сладкая и мучительная пытка.

Он спускается ниже и захватывает губами тугой, невозможно чувствительный сосок, обводит языком, втягивает… и острое наслаждение прошивает меня насквозь. Рассудок, сознание, мысли уплывают. Всё заслоняет желание, пульсирующее внизу живота, такое жгучее и неутолимое.

Я сама обвиваю его торс ногами, сама тянусь к нему, уже изнывая. Но его и не надо просить. Он тоже на грани. Я завороженно смотрю, как он расстёгивает ремень, как приспускает брюки… Стыдливо краснею, но отвести взгляд не в силах. Он и там красив – просто воплощение мужественности и силы.

Олег оглаживает меня полупьяным и каким-то голодным взглядом, сглотнув, подхватывает под бёдра и рывком притягивает к себе. Я замираю в ожидании, даже не дышу… И он вторгается так, будто завоёвывает и покоряет, сметая все преграды, но сейчас я жажду этого вторжения. Размеренные поначалу толчки вскоре становятся всё быстрее, мощнее, порывистее. Руки его всё крепче сжимают мои бёдра. Удовольствие накатывает волнами, чаще, сильнее, пока не разрывается слепящими искрами оргазма. Ещё несколько секунд – и Олег изливается мне на живот. Лицо его выглядит сейчас непривычно – совсем нет жёсткости в его чертах, нет мрачной тяжести во взгляде. Он и правда как будто пьян.

И только тогда я понимаю, что дали свет, но смутиться не успеваю – Олег притягивает меня к себе, прижимает к груди всё ещё часто и мощно вздымающейся. Обнимает крепко и в то же время с нежностью, зарывается лицом в волосы на макушке. Я чувствую щекой жар его кожи, слышу неистовое биение сердца. Я вдыхаю его запах, и меня захлёстывает странное желание – ни о чём не думать, не шевелиться, застыть в этом моменте, если не навсегда, то надолго. И пусть бы ничего больше не было: ни Шубина, ни Стасика, ни завода, ничего, только мы вдвоём…

Я сбежала в ванную.

Блаженный дурман понемногу отпускал, и холодком под кожу пробирались стыд и горькое раскаяние. Почему самое сильное удовольствие у меня всегда влечёт за собой угрызения совести? Тогда после нашей близости я, глупая, всерьёз считала себя чуть ли не падшей.

Однако сейчас всё ещё тяжелее. К сексу моё отношение стало, конечно, проще. Но… это же не просто Олег, симпатичный парень, превратившийся в безумно притягательного мужчину. Это Миллер, чьё имя ещё позавчера внушало мне ужас, ненависть, отвращение. А сегодня, сейчас?

Натирая распаренную кожу мыльной губкой, я твердила себе: он – зло. Он – враг. Он – бездушное чудовище. Причём не просто пешка подневольная, что творит непотребства по приказу сверху, он – тот, кто эти приказы отдает.

У меня не может быть с ним ничего общего. Между нами пропасть.

И то, что произошло сейчас между нами, это постыдно и ужасно. Я предала всех и вся, и себя в первую очередь.

Хотя… что уж сразу – предала? Просто ошиблась, дала слабину. Всё-таки это не просто злодей Миллер, это Олег, мой Олег. А прошлое не так-то просто перечеркнуть. Да и я не железная, а он такой… кто угодно бы не устоял.

Но такой ошибки больше не повторится. Никогда.

Однако стоило мне выйти из ванной и взглянуть на Олега – он стоял у окна, опершись обеими руками о край подоконника, – стоило увидеть его смуглое, рельефное тело, как уверенность моя дрогнула. Ну нет, сказала себе, я всего лишь восхищаюсь его мужественной красотой. Я же не совсем слепая, в конце концов.

Заслышав мои шаги, он обернулся.

Хорошо, что он надел хотя бы брюки, но лучше бы и рубашку, чтобы всякие ненужные мысли не лезли… Однако поймав его долгий, потемневший взгляд, я вновь ощутила прилив душного волнения и сладкую дрожь предвкушения.

Разлад тела и разума – вот как это называется!

Я присела на край дивана, целомудренно запахнув полы халатика, и больше для себя, чем для него твёрдо сказала:

– Олег, я хочу, чтоб ты знал – то, что сейчас между нами произошло… это... не знаю, как объяснить... но я всё равно не смирюсь с тем, что вы делаете. И не отступлю. Ни за что. Да, для меня наша... встреча ничего не изменила.

Олег ответил не сразу, но его ответ заставил меня дрогнуть:

– Для меня – изменила.

Затем, не отрывая взгляда, он неспешно подошёл ко мне, сел рядом, взял мою руку, потянул на себя и чуть отвёл назад, заставляя повернуться к нему лицом. Господи, смотреть в его глаза вблизи – это всё равно что падать в бездонную пропасть. И жутко, и волнующе, и…

Вот его ладонь легла на мой затылок, и дыхание у меня тотчас сбилось. Он медленно, невыносимо медленно, как мне казалось, сокращал расстояние между нами. Я не выдержала, сомкнула веки и почти сразу ощутила прикосновение его губ на своих губах. Сначала лёгкое и нежное. Почти невесомое. Но стоило мне ответить на его поцелуй, как он, рвано выдохнув, привлёк меня к себе плотнее и завладел губами нетерпеливо и требовательно.

Я не могу поддаться!

Я не могу устоять…

Эта ночь полностью опустошила меня. Лишила сил. Обесточила. Хоть это и была приятная усталость. Внутри ещё гудело, постепенно утихая, наслаждение.

У меня столько роилось вопросов, которые хотелось задать Олегу, но распалённое, а теперь сомлевшее в сладкой истоме тело требовало покоя, умиротворения и сна. Веки отяжелели – разомкнуть невозможно. И сама я как прильнула к Олегу, попав в кольцо его рук, так и не пыталась отодвинуться, погружаясь в дрёму, как в омут.

Проснулась я внезапно, как будто вынырнула. В первую секунду не могла понять – что не так. Не так, как обычно.

Моя комната, мой диван, лежу калачиком на краю, но на полу разбросана одежда, я полностью обнажена, а бок затёк под тяжестью мужской руки.

Олег! Вспомнила я, и стало ещё тревожнее. Осторожно повернулась на спину и встретила его пристальный взгляд. Он не спал, он просто лежал на боку, лицом ко мне, подперев голову рукой. Он ждал, когда я проснусь, и совершенно беззастенчиво меня разглядывал.

– Привет, – прошептала я смущённо, пытаясь натянуть сползшее одеяло и прикрыть грудь. Я, наверное, ужасно выгляжу! Волосы вчера ведь даже не высушила, так и уснула. Страшно представить, что творится у меня на голове. И зубы не чищены, и вообще…

– Привет, – тёмный взгляд скользнул к губам и ниже. Рука его тоже ожила и, лаская, неспешно двинулась вниз.

Нет уж! Мы и так марафон ночью устроили – губы до сих пор горят, и там тоже с непривычки слегка побаливает. И вообще, мне срочно надо в ванную.

– Олег, не сейчас, – зажимаясь, попросила я. – Я… я не готова.

Он удивлённо изогнул бровь.

– Мне надо в ванную сначала.

Он краешком губ улыбнулся, но руку вернул на мою талию и больше поползновений не делал.

– Как скажешь, Маша.

Он немного приподнялся на локте, придвинулся ближе и завис надо мной. Слишком близко. Его лицо оказалось всего в нескольких дюймах над моим. Мне стало совсем неловко.

– Почему ты на меня так смотришь?

– Мне нравится на тебя смотреть… Ты очень изменилась, Маша. Расскажи о себе. Как ты жила? Почему развелась? Твой муж тебя обижал? Почему в больнице лежала?

– Я не знаю, что рассказывать. Нормально жила, как все. Стасик… нет, он меня не обижал. Скорее, я его обижала.

Олег снова взметнул удивлённо брови.

– Да, жена из меня вышла плохая. Стасик ещё долго меня терпел. А развелись… его не пригласили в Гамбург, а меня – пригласили. В гамбургский университет. А он очень чувствительный… Ну и, на самом деле, эту поездку заслужил больше, чем я. Так что обиду его понять вполне можно.

Олег лишь качнул головой, как будто не соглашался со мной, но спорить не стал, а спросил о другом:

– А что у тебя со здоровьем?

Мне почему-то не хотелось рассказывать Олегу про свои болячки. Не хотелось выглядеть в его глазах беспомощной и жалкой.

– Да ничего серьёзного. Уже гораздо лучше.

На мою небольшую ложь он ответил лишь долгим, серьёзным взглядом, будто пытался понять, правду ли я говорю. И возникло ощущение, что это у него получилось. Что он видит меня насквозь. Скрывая неловкость, я ничего лучше не придумала, как выпалила:

– Олег, а ты женат? У тебя есть семья, дети?

Спросила и устыдилась почему-то. Хотя понятно почему – подобные вопросы подразумевают, что ты невольно рассматриваешь его, как возможную кандидатуру для себя. Но это не так! Хотя… мне и правда очень хочется знать. Более того – я боялась услышать, что у него есть семья, но Олег сказал:

– Нет, не женат. И не был.

– А почему?

Он не ответил и вообще откатился на спину, заложив руки за голову. Уставился теперь в потолок, предоставив мне любоваться его суровым профилем.

– А ты любила своего мужа? – спросил вдруг, не поворачиваясь.

– Я… нет, не думаю, – растерялась я.

– А зачем тогда вышла замуж?

– Не знаю. Сглупила. А, может, надоело одиночество.

Больше он ни о чём не спрашивал, тогда, выждав паузу, рискнула я задать ему вопрос, который терзал меня не меньше, чем его семейная жизнь.

– Олег, а как ты… как получилось, что ты стал работать с Шубиным?

Олег молчал, даже в лице не поменялся. Смотрел в потолок, будто там есть что-то, достойное внимания. Когда я уже думала, что он не ответит, Олег шумно вздохнул и произнёс:

– У меня мать пила. Не то чтобы беспробудно, но запоями. Я, как мог, с ней боролся, и просил, и убеждал, и её собутыльников гонял, ещё когда в школе учился. Бесполезно. Когда стал постарше, к нам никто, конечно, уже не совался. Мать сама где-то пропадала. Потом возвращалась, прощения просила, обещала, что последний раз. На втором, кажется, курсе я заставил её зашиться. И она не пила… года два, наверное, не пила. Или почти три даже. А сорвалась, когда я уже в Воронеж уехал. Но скрывала, конечно. Я и не знал сначала. А узнал, когда… – Голос его неожиданно дрогнул. – Мне из больницы позвонили. Сказали, у матери гангрена. Плохо всё, запущено... Я написал рапорт на отпуск, но когда приехал у неё уже там… сепсис… в общем, не спасли. Тем же вечером она умерла. Двенадцатого февраля.

– Мне так жаль… – пробормотала я.

Олег хоть и не показывал виду, но я чувствовала, что слова даются ему нелегко. И ещё вспомнила свою маму, которая всю жизнь мучилась с сердцем, а отняло её у меня воспаление лёгких.

– Из больницы я поехал домой. В старую нашу квартиру на Александра Невского. Надо было одежду ее взять, что-то ещё, мне список дали… всё это в морг отвезти, чтобы к похоронам готовили. А дома замок... да вообще дверь другая. И открывает мужик незнакомый. Заявляет, типа он хозяин и квартира его. Я этого мужика, конечно, вытолкал, но там реально всё чужое. Он ремонт уже затеял какой-то. Потом я выяснил, что квартиру ему продал мент один, наш участковый. Думаю, подсунул матери, пока она пьяная была, бумажки подписать. Может, сам и напоил. Там вообще это дело было поставлено на поток. Нотариус у них тоже имелся свой, прикормленный. Отслеживали таких, как она, одиноких, пьющих, ну и отжимали у них хаты. А их попросту выкидывали на улицу. Вот и мать выкинули на мороз. Я этого участкового… в общем, я его покалечил. Ну и ещё там одного… тоже мент, но бывший. Нотариуса только не тронул. Тётка потому что. Из лётного меня, понятно, отчислили. Да там уже и не до учёбы было. Там срок реальный светил. Пал Петрович наш, подполковник, тот самый, что ещё до перевода в Воронеж мне помог, случайно об этом узнал. Он здесь в Иркутске остался, в отставку ушёл. Но связь с нашими поддерживал, вот ему и сообщили про мои дела. И буквально через день меня выпустили из сизо, дело закрыли, как будто ничего и не было. И эту шарашку потом прикрыли. Тётку, ну которая нотариус, посадили и ещё двоих.

Олег замолк, а я ждала продолжения.

– А дальше что? – не дождалась я. – Что ты дальше делал? Как попал к Шубину?

– Да ничего не делал. Переломы после сизо лечил, – усмехнулся Олег. – Пал Петрович помог с жильём на первое время. А потом вернули мне ту нашу квартиру.

– Подполковник в отставке всё это сумел…? А чем он занимался потом? Если он такое смог сделать для тебя, то он, должно быть, не просто пенсионер…

Олег повернулся ко мне, посмотрел так, что я смущённо замолкла.

– Он… у Шубина работал в службе безопасности.

– Что? Военный офицер, подполковник и… у Шубина? Как же так?

– Потому что Арсений его родной брат. Младший. Пал Петрович позвал меня к себе, в службу безопасности. Полтора года мы с ним работали вместе, потом и он умер. Инфаркт.

– И ты занял его место?

– Можно и так сказать.

– Но, Олег… Нет, я понимаю, почему ты стал работать с Шубиным. Они тебе очень помогли. И твой Пал Петрович, возможно, в тот момент оказался единственным близким тебе человеком. И ты тогда вряд ли знал, чем они занимаются. Правда же? Но теперь-то ведь ты знаешь…

– И тогда я знал, всё знал. Если не сразу, так почти сразу. Никто правду от меня не скрывал. Просто мне тогда было вообще на всё плевать. На себя, на других, на то, что будет… Я же всегда твёрдо знал, чего хочу, – усмехнулся он невесело, – цель была, добивался… а потом всё рухнуло как-то сразу, вообще всё… никого и ничего не осталось. Ну вот кроме Пал Петровича… Ну а сейчас это уже привычка.

– Привычка? – расстроенно выдавила я. – Ты привык грабить и калечить простых людей? Таких, как я, как твоя мать… Вы же делаете то же, что тот участковый и нотариус…

Олег снова перекатился набок и приподнялся на локте, нависнув надо мной.

– Простых людей? Маша, да Шубин с простыми людьми и дел-то никаких не имеет. Не грабим мы никого, не отжимаем квартиры, не угоняем тачки. Шубин – это совершенно другой уровень. Его партнеры, как и конкуренты, как и враги, это такие же воротилы, как он сам.

– Но жителей посёлка, где строится завод, вы избивали, запугивали, а они всего лишь защищали себя и своих детей. Там у одной семьи дом спалили. Вот сейчас зима, считай. А там семья с двумя детьми без крыши над головой осталась. Я просто умираю, когда думаю обо всём этом…

Олег молчал. Не спорил, не оправдывался, просто молчал, глядя на меня с хмурой серьёзностью.

Этот разговор как будто нас разделил. Развёл по разные стороны. Исчезло ощущение тепла. И это меня расстроило. Мне очень не хотелось вновь его терять, даже внутри становилось больно от одной лишь мысли. Но я точно знала, что не смогу, ну просто не смогу отступиться. Я же сама себя потом возненавижу.

Непрошено пришла мысль: лучше бы он соврал. Сочинил что-нибудь, чтобы хоть как-то прикрыть безобразную правду.

И тут же я поняла, как это трусливо, малодушно и эгоистично с моей стороны. Ведь, получается, я не за его душу так переживаю. Я хочу себе муки совести облегчить! Потому что гораздо легче свыкнуться с мыслью, что ты любовница мужчины, которого ещё мальчишкой, потерянным и отчаявшимся, втянули в тёмные дела обманом, чем знать, что отдаёшься тому, кто сознательно стал частью чего-то плохого. Я стала сама себе неприятна. И Олег как будто разгадал мои мысли.

– Я понимаю, тебе сложно принять меня таким. Я буду об этом думать.