Час до конца сентября (СИ)

— Июль-

(4 июля, среда, +28)

Уставшие, но довольные проделанной работой, Ира со Славиком выехали со школьного двора, решив съездить в дальний лес, отточить у паренька навыки вождения.

— Только в магазин заскочим, минералки возьмем, хорошо? — остановила Ирина машину на дороге.

— Я б и пожрать не прочь, колбасы куплю, — обрадовался пацан, освобождаясь от ремня безопасности.

— Идем, голодное Поволжье, сделаем выручку Натке.

У прилавка, облокотившись на витрину, дед Агутя разливался соловьем перед почтальоншей и Натой, вгоняя в краску шутками на грани пояса. Увидев внука, смешался, засуетился, весь вытянулся в струнку, показывая парню, что не за водкой пришел в магазин, за продуктами:

— Славка, я тут рису взял, с курой щаз, со свеженькой, плов сделаю, а, ты как, дома появишься? Печенюшки твои любимые тоже взял, колбаски.

— Да мы ненадолго с Ирой на поле съездим, и я домой, дедуль, ты отдыхай, — Славка гордо протянул деду мятую тысячу, предлагая оплатить покупки. — Держи, у меня еще есть.

— С таким внуком и пенсия не нужна, да, девки? — подмигнул Агутя дамам, с теплотой глядя на пацана.

— Давай сбегаю, отнесу сумки домой, тяжело же, набрал, как на зимовку, — подхватив сумки, Славка крякнул от тяжести, но, заглянув внутрь, и не увидев горлышки бутылок, рванул к выходу. — Ир, подождешь меня, я мигом!

— А сбегай, я еще постою с барышнями, уж больно хороши они у нас, — дед разогнул грудь, раздуваясь от гордости за внука.

— Подожду, не переживай, тем более, Резеда-апа еще впереди нас.

Резеда открыла было рот продолжить список покупок, но вдруг съежилась, отступила от прилавка, увидев нового покупателя. На порог магазина, с кривой ухмылкой шагнул Санька, покачнулся, выровнял траекторию движения, походя, демонстративно толкнул Иру в плечо, протискиваясь к витринам:

— Дай пару пузырей, чего вылупилась? — Сашка без зазрения совести протянул руку, схватил из пакета, стоящего на весах, арахис в шоколаде, закинул горстью в пасть. — Шевелись, дура.

— Саш, у меня нет денег на твою пьянку, без денег не дам, — спокойно ответила Натка. Убрала пакет с весов под стол, принялась взвешивать заново, понимая, что Резеда может возмутиться подобным грабежом из ее кулька. — Приехал, так проспись сперва. Иди домой, пожалуйста.

— Иди домой, пожалуйста, — писклявым голосочком передразнил алкаш жену, оборачиваясь к холодильнику с пивом и газировкой. — Командирша нашлась. У Коляна днюха, я пустой пойду поздравлять? Пива еще возьму.

— У вас каждый день, то днюха, то именины, моя зарплата не резиновая, всю вашу шоблу поить! — от стыда за поведение мужа у Натки задрожали руки, арахис ссыпался на пол из совка, хрустнул под ногой. — Не трогай холодильник!

Раздраженный отказом, алкаш рванул вбок стеклянную дверку, но та выдержала. Разозлившись на упрямую створку, отделяющую его от вкусного напитка, Санька саданул по стеклу ногой, так, что присутствующие ахнули, оглушенные звоном рассыпавшегося стекла.

— Ты что творишь, алкашина проклятая! — взвыла Резеда, обретя дар речи. — Совсем ополоумел, скотина!

— Ты давай, старая, чеши отсюда, пока я добрый, — огрызнулась пьянь, скручивая пробку с полторашки пива. Отхлебнул шумно, рыгнул. — Хорошо!

— Я вызываю полицию, — Ира ткнула пальцем в номер Алексея, но пропойца махнул рукой, выбив из рук девушки телефон.

— С тобой отдельный разговор будет, рыжая, только замариную тебя, — задумав месть за пинок главврача, Сашка схватил за руку завизжавшую девушку, занес над ней полторашку, намереваясь облить пивом, но вдруг моргнул, в недоумении попытался оглянуться, свел глаза к переносице и рухнул на пол, рожей в битое стекло.

За его спиной медленно сползал по витрине Леонид Матвеевич, сливаясь цветом лица с белой панелью. Схватившись за левую сторону груди, он так и не выпустил из руки бутылку шампанского, которой ударил Саньку по голове…

— Ирка, что происходит, ты где? — раздалось из динамика телефона, валяющегося на полу.

— Лешка, бегом в магазин! Звони Решаду! Инфаркт, Леша! — рыдая навзрыд, заорала Ира в трубку, опустилась на колени перед дедом, сквозь пелену слез, будто в замедленной съемке наблюдая, как Резеда подхватила свою сумку, вытащив матерчатую косметичку, рванула замочек, выхватила блистер таблеток, суматошно надавила пальцем выемку. Красная прозрачная горошина нитроглицерина упрыгала под стол, вывернувшись из трясущихся пальцев, но вторая капля благополучно скатилась в старческую ладонь, и точным движением Резеда сунула таблетку под язык старику.

Не слыша собственного голоса, Ира еще что-то орала деду, упрашивая не умирать, потом в телефон, пока Алексей не забрал у нее трубку из рук. Время откатилось назад, ускорилось, звон в ушах прекратился, когда она увидела Решада в белом халате, шагнувшего к ним по осколкам стекла. С отчаянной надеждой пыталась поймать его взгляд, но строгий врач только тихо спросил что-то Резеду, посмотрел на упаковку таблеток, кивнул, легко поднял на руки сухонькое тело старика, вынес из магазина. Ирина рванула следом, лишь услышала, как сосед бросил подбежавшему Славке: «Жить будет, вечером приходи».

Опустилась без сил на ступени крыльца, успокаиваясь после этого обещания, безоговорочно поверив обнадеживающим словам.

— Ир, это что? Что это? — бестолково повторял Славка прыгающими губами, сдерживая слезы. Сел рядом, понимая, что сейчас бесполезен в больнице. — Вот же только все нормально было…

— Сашка, пьянь скандальная… — сил не было на подробные объяснения, все равно сейчас давать показания свидетеля, Слава все услышит сам.

Парень вскочил, метнулся в магазин, подлетел к валяющемуся на полу мужику, замолотил по туше кулаками, из-за застилающих глаза слез не особо причиняя вреда алкашу:

— Это тебе за деда, сука, тварь, ненавижу!

Алексей молча сгреб подростка в охапку, прижал к себе, успокаивая, приглаживал отросшие вихры.

Приехал наряд из райцентра, началась обычная рутина снятия показаний, опроса свидетелей. Матерящегося на все лады Саньку полицейские еле упаковали вдвоем, практически запинывая в уазик вырывающуюся из рук тварь.

— Когда ж эта пакость упокоится, надоел хуже горькой редьки, — старший по званию устало закурил у машины. — Руки вымыть хочется. Мать его завтра прискачет, умолять будет закрыть дело по административке. Инвалид он у нее, как же.

— Такие как раз долго небо коптят, — откликнулась Резеда, выйдя на крылечко. — Леша, если понадоблюсь, заходи, хоть на работу, хоть домой, все подпишу, может, пару годиков вздохнем спокойно от этого дерьма. Вырастила Людка апельсинку от осинки, все в жопу дула сыночке, оправдывала его выкрутасы, вот и выросла дрянина, каких поискать. Наташку с дочкой только жалко, Людка отыграется на них. Пойду я.

— Спасибо, Резеда-апа, вы вовремя сообразили, что делать, — Ира вышла следом, закончив давать показания. — Я растерялась совершенно.

— Так опыт, девочка, опыт. Муж мой три года назад так же от инфаркта помер, да и я, нет-нет, да таблеточку под язык кину, — вздохнула бабуля. — Худеть надо, да все не соберусь, внуки то пирожки, то блинцы просят, и я с ними, за компанию, мучное в рот таскаю.

— Живите долго, Резеда-апа, — Лешка расплылся в улыбке в ответ на бесхитростные объяснения почтальонши. — Без вас никуда.

— А смотри-ка, Лешенька, сегодня, как назло, и лавочка пуста, наши «камеры наблюдения» другие занятия нашли, вот им обидно будет, а? — как девчонка, Резеда хихикнула в ладошку, представив вытянутые лица сплетниц. Терпеть их не могла с юности, трех заклятых подружек.

— И то верно! Я не обратил внимания, — кивнул на прощание, и, обернувшись к Ире, попросил, уходя. — Зайди ко мне через пару часов.

— Лешик, я пришла, — впервые попав в домик полиции, Ира оглядывалась с любопытством. Правда, смотреть особо было нечего. Небольшая прихожая, широкая комната на два стола и маленький топчанчик. За одним столом сидел Алексей, второй же стол был завален папками, белые тесемки, как в старых фильмах про милицию, выглядывали из картона.

— Присаживайся, душа моя, разберемся с тобой, — Алексей устало потер лоб, начиная неприятный разговор. — Ир, слишком часто ты стала попадать в истории с этим… туловищем. Как бы он не задумал чего.

— Леш, так его ж увезли!

— Вернется, падла… — вздохнул участковый. — Поскакала Людмила Георгиевна по инстанциям, махать справками и умолять отпустить сыночка. Уже пишут встречную заяву на Леонида Матвеевича, суки…

— И что делать, Леш? В чем я-то виновата?

После, как уехала полицейская машина, Ира еще долго успокаивала Славку, говорила какие-то избитые фразы, что все будет хорошо, но с ужасом понимала — не выживет дед, и этот, по сути, еще ребенок, останется один на всем белом свете, совсем один в свои неполные шестнадцать…

Потом позвонила Светик, обрадовав добрыми новостями из больницы, и Славка убежал к деду. Вдвоем с Натом прибрались в магазине, молча курили на крыльце…

— Ты б уехала в Казань на пару-тройку дней, а? — с надеждой на согласие предложил друг.

— А потом? Из-за этого козла совсем исчезнуть из поселка?

— Не оставит оно тебя в покое, Ирка, проблемы будут.

Стукнула входная дверь.

— Леший, давай по-быстрому пиши, и я обратно, — на пороге появился Решад, хотел пройти к столу, но, увидев соседку, развернулся. — Позже зайду.

Неожиданно для себя Ира вскочила, рванула следом:

— Решад! Поговори со мной!

Он вздрогнул, запнулся, язычок пламени в руках погас. Не оборачиваясь, мужчина принялся яростно чиркать пальцем по колесику зажигалки, пытаясь вновь добыть огонь, но безвозвратно доломал кресало. С размаху выбросил в урну и зажигалку, и мятую сигарету, ускорил шаг и растворился в спасительной вечерней темноте.

Только одно объяснение его поведения приходило в голову, как ни раскидывала Ира варианты в тяжелых думах. Испугался. Он просто испугался продолжения той ночи, того, что меж ними протянулась особая связь, тоненькая ниточка, более интимная, чем просто желание запрыгнуть в постель. И предпочел обкатанный годами вариант — развлечение без обязательств.

Теперь нужно всего ничего — уничтожить растущий с бешеной скоростью интерес к соседу, вырвать из сердца, как сорняк, с корнем, без сожаления, пока не станет поздно. Может, действительно, уехать, продать дом к чертовой матери, и забыть этот поселок…

— Вы чего опять не поделили с Ярканатом? — Алексей вышел на крылечко, сел на лавочку рядом. — Он так на тебя посмотрел, я думал, шаровую молнию ловить придется.

— Все нормально, Лешик, плевать на него. Просто сосед по улице.

— Предлагал я тебе сразу, давай поженимся. То-то будет шорох по деревне! — Лешка обнял подругу, пригладил непослушные кудряшки. — Ирка ты, Ирка, голова бедовая…

— Меня ж Натуся загрызет, — хихикнула девушка, доверчиво прислонившись к мужскому плечу.

— Наташа замужем. И, по ходу пьесы, ее все устраивает, — с горечью в голосе ответил Алексей. — Нет, я серьезно, выходи за меня, всю жизнь ржать будем. Станем жить-поживать, всем назло.

— Ага, хороша семья будет, ты на Подгорную улицу с тоской смотришь, я — на соседний дом… — вырвалось у Иры. — Веселья будет полные штаны.

— Все-таки — соседний дом?

— Пойду домой, Лешик, устала. Спать хочется, сил нет.

— Иди, звездочка… Ирка, я прошу, съезди на пару дней в Казань. Шлимана кормить, огород поливать не забуду. Людмила сейчас банным листом ко всем прилипнет, да и брат ее в райцентре не последний человек… Выплывет Санька опять.

— Не переживай, я справлюсь, Лешик.

— Ну-ну. Спокойной ночи.

(5 июля, четверг, +27)

— Доброго здоровьичка, Ирочка, какая у тебя красота растет, все хожу и любуюсь, ручки золотые у тебя, — Людмила бесцеремонно зашла на чужой участок.

Мало вчера проблем доставили две дуры, Наташка с этой рыжей, дали показания, так еще и Резеда написала, всю жизнь зуб точила на их семью, вот и выпал шанс подгадить. И Денис наорал, когда прочел составленный протокол, брат, называется. Как в начальники полиции райцентра вылез, так стал нос воротить, через раз помогал единственному племяннику.

Все самой придется, и девок умасливать, и старика просить, чтоб он сдох, проклятый!

Еще Веснин старается каждый раз до конца довести дело, Сашеньку посадить ни за что, все хочет Наташку к себе забрать, семью сына разбить. Ничего, найдется и на него управа.

Раздраженная отказом упрямого полицейского закрыть по-тихому дело, Людмила выскочила из домика полиции. А хорошо устроилась рыжая! Под боком — Яруллины, напротив — Веснины, Решетов- младший в поселке крутится последнее время, и все у этого забора. А городская вертит перед парнями жопой, только успевает. Зачем участок перед домом поливает, когда слюнями этих дураков земля удобрена!

— Доброе утро, — Ира сняла наушники, увидев женщину. Как и предсказывал Леша, явилась с утра. Ира незаметно вытащила из кармана приготовленный заранее диктофон, нажала кнопку записи. — Я вас слушаю, Людмила Георгиевна, что вы хотели?

— Да ничего, Ирочка, шла мимо, дай, думаю, попрошу розочек веточку, хочу у себя перед домом розарий разбить, да не приживаются у меня кусты, вот с твоей легкой руки, может, и укоренятся, — улыбку Люды можно было на хлеб мазать вместо меда. — Бабы в поселке хвастаются, что ни одна твоя роза не погибла, даже после июньских холодов.

— Сейчас только осенью буду кусты делить, приходите, Людмила Георгиевна, дам, каких пожелаете, — не уступая в вежливости, ответила хозяйка.

Обе понимали, что не желание обладать чудесными цветами привело сюда гостью, только одна не знала, как изложить свою просьбу, а другая посмеивалась про себя, ожидая главный вопрос.

— Ну и жара сегодня, да, Ирочка? Я бы с удовольствием чаю попила.

— Жаль, с утра чайник сломался, я б с удовольствием вас напоила, Людмила Георгиевна! И чай закончился. И кофе. И какао. И квас. И даже отвар шиповника. Да и вода осталась только в бочке, огород поливать, — еле сдерживаясь от зашкаливающей любезности, посетовала Ира. — В Зареченское сейчас поеду, по магазинам.

— Ой, так, может, я с тобой съезжу? — ухватилась за возможность нежданная гостья.

— Так у меня и бензин закончился, попрошу кого-нибудь подбросить, — не оставила шанса рыжая язва.

Женщина помялась, собираясь с духом, не выдержала, выпалила:

— Ты б забрала свои показания, я уж в долгу не останусь, заплачу, сколько скажешь!

— Миллион, — озвучила сумму Ира, и добавила, увидев, что не удивилась женщина сумме. — Долларов.

— Ты сдурела, что ли? — теперь у просительницы полезли на лоб глаза. — С ума сошла, идиотка?

— Вам хватило ума просить за преступника, я оцениваю подобный поступок в такую сумму. У каждого своя цена, — спокойно объяснила Ирина свои требования.

— Что ты о себе возомнила, поблядушка городская, цена твоя — три копейки! — сорвалась женщина, резко перейдя к оскорблениям. — Весь поселок уже обслужила, а гонору, как у приличной! Королева нашлась!

— Два миллиона.

— Тварь ты, каких мало, чтоб ты сдохла в мучениях, чтоб ты сгнила, проблядь! — Люду было уже не остановить.

— Три миллиона. И я постараюсь, чтоб ваш сыночек сел. Найму лучшего адвоката для Леонида Матвеевича, хотя, откровенно, лучший адвокат по уголовным делам — мой отчим.

— Все равно ничего не добьетесь, у меня брат в начальниках полиции, и без вас с Наташкой дело закроет!

— Людмила Георгиевна, наш разговор записывается, сейчас вы подтвердили то, что Голубев, Денис Георгиевич, пользуясь служебным положением, заставляет потерпевших от действий вашего сына забирать заявления, и делает это не в первый раз. Эта запись будет направлена в прокуратуру Казани с соответствующими пояснениями, благодарю, — чуть отступив, Ира показала сжатый в руке диктофон, вовремя вспомнив упомянутую вчера фамилию родственника этой семейки. — Попрошу покинуть мой участок, это частная собственность.

— Ах ты, сука, отдай! — женщина рванулась к хозяйке дома с намереньем отнять черный аппаратик с компроматом, но Ирка успела поднять с земли шланг с хлещущей из него водой, и направила на разъяренную фурию.

Вода попала точно в раззявленный рот дамочки, заткнув фонтан оскорблений. На нее было жалко смотреть: богатая хала на голове съехала на бок, тушь растеклась по лицу, мокрое платье облепило тучные телеса.

— Вот и попили чайку, — с усмешкой констатировала Ира. — Вон с моего участка!

— Ну, погоди, рыжая, не удивляйся, если однажды полыхнет твоя усадьба… — с ненавистью прошипела Люда, но так, чтоб не услышала рыжая стерва. Хлопнула калиткой, как с петель не снесла, бегом припустила по тропинке, что идущая навстречу Катерина едва успела сделать шаг в траву, пропуская разогнавшийся бронепоезд.

— Ириша, привет, чего это с Людмилой?

— Душ принимала, не рассчитала напор, — рассмеялась приятельница, поворачивая вентиль крана.

— Ты в Казань когда собираешься? Хотела попроситься в попутчики.

— Да хоть сегодня, Катюш, поедем, развеемся.

— Правда? Тогда я позвоню, как с делами закончу. Ир, и еще, — замялась Катя. — Можно тебя попросить со мной по магазинам одежды пройтись?

— Конечно, только рада буду!

— Тогда до встречи.

Странно, Катя не повернула обратно, а пошла к соседнему дому. Ира вспомнила недавний разговор, быстро соединила в уме просьбу приятельницы и претензию Назара к ее брюкам, скрестила пальцы, чтоб у этой пары все получилось.

Для приличия Катя стукнула по двери, потянула за ручку. Открыто.

— Есть кто дома?

Звон разбившейся чашки был ответом на ее вопрос. Назар с раздражением потянулся за веником, но Катя успела схватить его первой:

— Простите, Назар, я сейчас подмету! Я не хотела вас напугать.

— А получилось. Я гостей не ждал.

— Пожалуйста, простите меня, — быстро сметя в совок осколки, Катерина поискала глазами мусорное ведро.

— Откройте шкафчик под раковиной.

— Да, спасибо, — следуя указаниям, Катя ссыпала осколки, поставила веник на место. — А чашку я куплю, мы с Ирой сегодня в город едем, обязательно куплю.

— Благодарю, я оплачу расходы.

— Наиля Ильдусовна сказала, что вы уже перечитали всю домашнюю библиотеку, и вам нравятся романы Валентина Пикуля, а у нее только один. Я принесла вам на выбор, вот, — кивнула она брошенные в суматохе книги.

— Если можно, обе оставьте, я быстро читаю, — сменил гнев на милость Назар, прикидывая в уме, как бы подольше задержать гостью. — А хотите чаю?

— А знаете, хочу! — Катя улыбнулась робко. И ничего страшного в его лице нет, прикрыто веко с тонкой полосой шрама, так с лица воду не пить, как говаривала бабушка.

— Если не трудно, похозяйничайте сами, пожалуйста.

Вечером, после первой встречи, осторожно спросил Наилю-апу о неожиданной гостье, теперь знал о ней практически все. Обрадовался, что разведена, что из местных никто не смеет подступиться к дочке худрука, всех отшивает сразу, гордячка. Знал теперь, что есть сын, и не испугался.

И вот, опять пришла, теперь уже по собственной воле, не из-за просьбы начальницы. Сама пришла. Может, у него есть малюсенький шанс?

«Девочки, мы с Катей в Казань едем через пару часов, кто с нами?» — написала Ира в чат, созданный на четверых, без мужских глаз, когда Катя скрылась из виду.

«Ой, я б с радостью, но Ренатик обвешался соплями, мы пока из дома никуда», — тут же пришел ответ от Азалии.

«Я работаю», — Наташа присоединила к сообщению грустный смайлик со слезой.

«И я. Начальство мое уехало с утра по округе болячки собирать, потом в лесничество, мы с девчонками чаи гоняем. Как-нибудь надо собраться всем, и устроить веселье», — отозвалась Светик.

«Обязательно! Как Леонид Матвеевич себя чувствует?» — написала Ирка. Уехал с утра сосед, и, слава Богу. Меньше его видеть.

«Хорошо, уже пытается шутить» — россыпь смайликов Светика вызвала улыбку.

Странно, прошло два часа, а от Кати ни слуху, ни духу. Ира успела полить весь свой большой огород, теплицы, собрать дозревшие ягоды клубники. В одиннадцатом часу сделала себе салат из вареной говядины, яйца, огурцов, мангольда и базилика в сметане, наелась до отвала. Наконец позвонила Катя, что готова ехать.

Болтая в дороге о пустяках, приятельницы находили все больше точек соприкосновения, не только любовь к чтению теперь объединяла их. Катя счастливо жмурилась навстречу солнцу, порой отвечая невпопад, все возвращаясь к разговору с Назаром, нанизывая на ниточку памяти каждое его слово.

Время вдвоем пролетело, и Катя ахнула, посмотрев на часы, с сожалением попрощалась с мужчиной, дав слово, что придет через пару дней с новыми книгами. И сейчас понимала, что ждать два дня — это слишком долго, хотелось видеть этого человека еще и еще, слушать его плавную речь с мягким южным акцентом. Хорошо, что обменялись номерами телефонов, попросил звонить без стеснения, и сказал, что будет звонить сам.

— Ты уже не злишься на Назара?

— Бесполезно на него злиться, Иришка, он чудной, — вздохнула приятельница. — Болтает, как наш Леша, только трибуну дай.

— Накопилось, видимо, — Ира почувствовала, что тема выбрана правильно. — Он очень хороший, Кать, главное — не жалеть.

— Не собираюсь. Отец всю жизнь на костылях, мы от мамы ни разу не слышали с братьями ни словечка, что папу надо пожалеть. Я родителям завидую, до сих пор такая нежность между ними… У меня не получилось, правда, я благодарна мужу за Васяту.

— В наше время редко называют таким именем детей, все стараются выпендриться, не думая, что ребенку с именем всю жизнь маяться.

— Свекровь Васю назвала, в честь Ланового, любимого ее актера. Единственное, что сделала хорошее.

— Что, досталось? — сочувственно спросила Ира, вспомнив Светлану Юрьевну.

— Мы с Андреем жили у его родителей, пытались квартиру снимать, через год вернулись обратно. Он все дело свое пытался открыть, но прогорал регулярно, обвешался кредитами, хорошо еще, мне хватило ума на себя ни одного не взять. Но приставы до сих пор мне звонят. Как ребенок, загорался новой идеей, то магазин дорогой одежды откроет, то бар с кислородными коктейлями, я считать устала его прожекты. В один прекрасный момент я поняла, что не вытяну двух детей на одну свою зарплату, развелась. Как поддон с кирпичами с плеч скинула.

— Вася скучает по отцу?

— Он его и не видел, Андрей то с утра до вечера по городу бегал, то в танчики за компом резался. На Васю внимания не обращал. Когда обнаружилось, что у Васятки зрение плохое, сказал, чтоб я разруливала сама. Ночью к ребенку подойти — сама, он устал. Зубки режутся, плачет — сама, Андрюша в игре. С детского сада забрать — давай сама. Я даже на алименты не подала, смысла не вижу.

— А вот это зря, Катюш.

— Нет уж. Когда мы уезжали с Васятой, свекровь все купленное ею забрала, даже пеленки и мою куртку. Все орала, что разбогатеет Андрюша, а я локти кусать буду, в ногах валяться, чтоб вернуться. До сих пор богатеет.

— Кать, нескромный вопрос, а сколько тебе лет?

— Тридцать будет в октябре, а что? Выгляжу плохо?

— Нет-нет, что ты, просто, обычно ты какая-то уставшая сразу, как проснулась.

— Точное определение! — рассмеялась попутчица. — Знаешь, иногда просыпалась, и понимала, что не хочу ни завтракать, ни мыться, просто лежать и не двигаться. Родители извелись, придумывая мне развлечения. Сейчас сказала, что с тобой в город еду по магазинам, так дали столько денег, я ж не потрачу столько! Васятку мама с собой за ягодами забрала, и, по-моему, в спину мне перекрестилась.

— Катюша, я предлагаю перед магазинами зарулить в спа, только потом шопинг устроим. Будем красивыми и неотразимыми!

(10 июля вторник, +24)

Выезжая с райцентра, Решад заметил на повороте Хаммер. Знакомые номера лезли в глаза, мешая сосредоточиться на дороге, что не выдержал, сбросил скорость, увеличил расстояние, чтоб не гуськом заехать в поселок, еще подумает соседка, что преследует ее.

Плохо без нее… Он физически ощущал эту боль в сердце, каждый раз натыкаясь на мерс Кащея у соседнего забора, только вчера опять видел их вместе на террасе, смеялись беспечно, что он не выдержал, уехал из дома.

На автомате ел, спал, даже подшучивал над своими девочками в больнице, ничем не выдавая свою боль. Иногда уезжал к Верочке, уже тяготясь ее требованиями, но лучше ночевать с Верой, чем всю ночь смотреть на соседний дом, вырубаясь под утро в безрадостных снах.

Тяжелая машина впереди вдруг завиляла, будто потеряла управление, бестолково ткнулась в обочину, дверь открылась, и, сжимая ладошкой рот, девушка успела обогнуть автомобиль, скрылась в кустах.

Решад проехал чуть вперед, заглушил мотор, выскочил на дорогу. Судя по звукам в зарослях, соседку тошнило так, что выворачивало позвоночник наизнанку, не меньше. С заднего сидения схватил бутылку минералки без газа, кинулся в кусты, на бегу отвинчивая пробку. Осторожно придержал дрожащее тело, отвел волосы, заправил за ушки. Набрал в ладонь воды, умыл ее лицо, заставил выпить остатки.

— Спасибо, — голос ее стал хриплым. — Я сейчас, я в порядке.

Девушка сделала пару шагов, и вновь со стоном согнулась в надсадных спазмах рвоты. Резкий запах опять поплыл в воздухе, смешиваясь с запахами разнотравья и асфальта, но разве этим испугать врача. Терпеливо ждал, пока закончатся спазмы, убирая назад рыжие кудри, поглаживал по спине. Подхватил на руки, вынес к машинам, усадил в свою, на переднее пассажирское, пристегнул ремнем безопасности. У Иры не осталось сил сопротивляться, ее била крупная дрожь, сердце стучало, кружилась голова, живот крутило от острой боли.

Решад закрыл машину соседки, щелкнул сигнализацией, сел в свою, и, наплевав на скорость, рванул по дороге. У ее дома заглушил мотор, выскочил из машины, вынес на руках, отпустил только у двери туалета, принес воды.

— Тебе лучше? — впервые после последних дней упрямого игнорирования подал голос.

— Да. Ой! — Ира шагнула в туалет, склонилась над унитазом, сползая на пол.

— Потерпи. Воду пей пока, немного соли добавил, противно, но надо. Будет совсем плохо — отвезу в больницу.

— Мне легче, Решад. Полежу в ванной, пройдет. Спасибо тебе.

— Не за что. Токсикоз первого триместра многими тяжело переносится, терпи, — жестко ответил сосед. — Рановато, конечно, тебя полощет, недели через две-три должно быть по норме. Завтра пойдешь к Марии Николаевне на прием, она с утра будет в больнице, сдашь анализы. Кащея когда обрадуешь?

— Кащея? Ты головой где опять ударился? — говорить ободранным желчью горлом было больно, от возмущения Ирка попыталась встать, но осталась сидеть на полу, только посмотрела в глаза мужчине.

— А что, не он счастливый папаша? Еще с кем-то развлекаешься? Или избавишься по-тихому от …плода? — намеренно озвучил худший вариант, причиняя боль, прежде всего, себе, вымещая обиду. — Лучше выбери достойного отца из своих любовников, и обрадуй. Не переживай, в мире больше половины мужиков воспитывают не своих детей.

— Ты вообще о чем? Какой на хер токсикоз? Какой плод? Какие чужие дети?

— Тебе еще не понятно, что происходит? — горько, с болью в голосе, не удержался, съязвил. — Это залет, рыжая, на презервативах экономить — памперсы покупать.

— Не нужно свои шлюшьи привычки проецировать на меня, не я дешевой блохой скачу по постелям! И, если бы это была беременность, то с последнего «развлечения» пятый месяц было бы уже видно! — как всегда предельно честно ответила страдалица.

Пусть знает, ей уже стесняться за последний час нечего, хорошо еще, до диареи не дошло, но юбку обмочила в особо сильных спазмах, а он ее на руках нес, касался сырой ткани.

— Обедала с отчимом в ресторане, договорилась на счет его услуг, как адвоката для Леонида Матвеевича, если случится суд. Заказала теплый салат с лисичками, карпаччо и утиную грудку, и что из них было испорчено, разбираться не буду, просто не пойду туда больше.

— Ты просто траванулась? О, Боги… — теперь и у него затряслись руки, но от радости. — Регидрон и полифепан у меня есть, сейчас принесу. Энтеросгель должен быть. Я сейчас, Ириш! Может, в больницу?

— А смысл? Я легко отделалась, полежу и пройдет.

Сбегал домой, потом распотрошил аптечку в машине, хорошо еще, знал, где что найти на ее кухне, развел порошок в стакане. В голове бились птицей ее слова: «Пятый месяц было бы видно!» Это почти полгода, как не было у нее секса? Еще до того, как приехала в поселок? Как же так, а Кащей? Ведь видел сам!

Постучал в двери ванной комнаты, услышав шум воды. Наплевав на приличия, зашел. Ногой придвинул небольшую табуретку, сел возле ванны, наполненной душистой пеной, подождал, пока она выпьет лекарство.

— Решад, не наглей! — сдула с ладони ему на нос облачко пенки. Спустилась ниже под воду, видя, что сосед не собирается прислушиваться к ее возмущенным воплям, наоборот, сложил руки на край ванны, на них опустил голову, уперся подбородком.

— Я был самым счастливым человеком в мире тем утром, когда проснулся здесь, в твоем доме, — тихо сказал он, и больной зверь внутри заворчал, переступая израненными лапами, сверкнул в темноте глазами.

— И отправился охмурять ту девицу. Странные у тебя понятия счастья.

— Следующим утром увидел на твоей террасе Кащея. В полотенце на голую задницу. Что я мог думать?

— А меня? Рядом с Костей, видел ли ты меня? Мою машину под навесом?

— Нет, — потрясенно ответил он на оба вопроса, больше себе, понимая, что натворил, бездумно проглотив приманку соперника. Неужели этот лис хитрый один ночевал? Тогда? Ой, дурак…

— Я уехала днем, Костя вечером появился, позвонил, попросила его переночевать, потому что забыла закрыть двери. И доставку мебели перепутала по времени, думала, во вторник, и я успею, оказалось, в понедельник утром. Он просто помог, — на объяснение ситуации ушли последние силы, нижняя губа дернулась от несправедливой обиды. — Уходи, Решад. Мне нужно одеться, потом полежать немного. Благодарю тебя за помощь, мне лучше, но сейчас, пожалуйста, уходи.

— Один вопрос. Ты с Кащеем?

— Другой вопрос: с кем ты?

— Чем он лучше меня…

— Может, тем, что доверяет, а не бежит утешать свое эго в чужие простыни, не разобравшись, не поговорив. И предлагает то, что я хочу.

— Прости меня… Прости, пожалуйста…

— Пустое, сосед. Теоретически, ты мне не изменил, требовать от тебя верности смешно после пары поцелуев, а, значит, ты волен делать все, что угодно, и с кем угодно. Но ты обвинил меня в измене, не имея на это никакого права. Ошибка в обвинительное заключение закралась еще на стадии сбора улик, Решад — у тебя нет никаких прав на меня. У меня тоже, поэтому я не в обиде на тебя, и просить прощения тебе не за что. Сами себе веселые клоуны, каждый сам себе жизнь испортит. Только не делай так же больно той девушке, не наказывай ни за что молчанием… — и отвернула голову, давая понять, что разговор закончен.

Зверь внутри собрался с силами, попытался прыгнуть, но рухнул камнем на излете, истекая кровью…

У входа на террасу заметил ее домашние туфельки с пушистыми помпонами, подцепил двумя пальцами, понес обратно, чтоб не босыми ногами добралась она до кровати. «Таскай за ней тапочки, на большее не рассчитывай!» — вспомнил слова соперника, и горько усмехнулся. Да он готов, и счастлив будет, если она позволит. Но, не простит же дурака. Сам, своими руками оборвал все нити, что потихоньку стали связывать их в единое целое… Реально, клоун.

Уже подходя к двери ванной комнаты, услышал глухой стук упавшего тела, рванул дверь:

— Да что ж ты, мать твою!

Девушка лежала на полу без сознания, видимо, когда выкарабкивалась из ванной, не рассчитала силы. Схватил халат, приготовленный заботливой рукой, поднял бесчувственное тело, кое-как замотал в пушистую ткань, отнес на кровать, укрыл одеялом, подождал, пока пришла в себя, проверил, не случилось ли последствий падения. Бегом слетал до магазина, купил ванильных сухариков, крекеров без соли, сухофруктов.

Пока Ира дремала полчаса, сделал отвар, свежий чай, и, когда она, слабенькая, босиком вышла на кухню, удивленно принюхиваясь к запахам, проконтролировал прием лекарств, накормил нежным омлетом.

И молча тапочки к ногам принес…

— Сейчас возьму Леху с собой, пригоню твою коробчонку. Зайду только ключи отдать, — ровным безжизненным голосом произнес, уходя, вспомнив незавершенное дело.

— Отдай Лешке, он собирался вечером зайти. Спасибо, — Ира спрятала глаза, сосредоточенно гоняя вилкой по тарелке последний кусочек омлета, лишь бы не встретиться с соседом взглядом.

Оба натворили, наговорили друг другу, безжалостно выломав крылья и свернув головенку крохотной искорке-птичке надежде, согревшей сердца.

Не так начинается «долго и счастливо»…

С террасы шагнул в сторону своего дома прямо, к забору между участками, но вспомнил, что заколотил проход, и теперь придется обходить через улицу. Закрывая за собой калитку чужого сада, погруженный в невеселые мысли, чуть не сшиб с ног женщину, идущую от его дома:

— Решад, под ноги не смотришь, привет, — смущенно, будто поймали за неприличным делом, отступила Катерина.

— Кать, прости, не подумал. Ты ко мне приходила или к матушке? С папой что?

— Нет, не к тебе. С папой все в порядке. Наиля Ильдусовна в школе ремонтом командует. Я… к Назару заходила… книги принесла, он просил.

— А, хорошо. Спасибо тебе.

— Да я просто, — дама смутилась окончательно, повторила. — Книги, да. Я пойду?

— Заходи почаще, Кать. Назар рад будет.

— Постараюсь, — ответила она, и, едва ли не бегом, припустила по тропинке.

Решад посмотрел вслед уходящей даме. Что-то не так. И вдруг он понял — на женщине, вместо привычных брюк, было надето платье. Катька в платье! Со школьной скамьи ее в платье никто не видал. И ведь ей идет, ножки стройные, босоножки на каблучке, походка стала другой, не дергается в разные стороны, плавно так идет. Красиво. Надо же, какие перемены…

Еще пару раз оглянувшись на Катерину, достал телефон, нашел номер:

— Леший, ты где?

— На работе, заходи. Все равно делать нечего.

— Выйди, ты мне нужен на полчаса.

— Иду.

Безотказный друг появился у машины через пару минут, на ходу дожевывая бутерброд с колбасой:

— Здорово, брат, как халляр?

— Лучше всех, да никто не завидует…

— Видок, конечно, у тебя. Будто одиннадцать друзей в ряд похоронил, и Клуни туда же прикопал попозже.

— На трассе машина соседки осталась, забрать надо, поехали.

Алексей молча залез в машину, не спрашивая ничего. Только когда Хаммер занял свое место под навесом, Решад открыл рот:

— Я на пару-тройку дней к Бабаю в лесничество, со Светой присмотрите за рыжей, поела дерьма в каком-то ресторане, траванулась. Сам зайди к ней, отдай ключи от машины. Да, попроси, чтоб пила больше жидкости, и, желательно, каждый час. У нее на столе, на кухне лекарство, разведи в теплой воде по инструкции. Отзвонись потом.

— А чего тебе мешает за ней присмотреть?

— То, что я редкий мудак, Леха, — честно и зло дал себе определение. Надел черные солнцезащитные очки, пряча больные глаза. — Закрыли тему.

— Ну-ну, хоть признал… — внимательно посмотрев на друга, Алексей засвистел ему вслед мотивчик: «В лесу родилась елочка».

Не обращая внимания на намек, Решад ушел к себе на участок, достал из машины папку с документами друга, за которыми и ездил с утра в райцентр. Машинально погладил верную волчицу, что поднялась с прохладного места под рябиной встретить хозяина. Назар сидел на лавочке у веранды, жмурясь на солнце, впервые после злопамятной ночи в операционной выйдя из дома самостоятельно. Решад сел рядом с другом на лавку, отодвинув его костыли, сунул в руки папку. Молча закурили, не глядя друг на друга. И вдруг, не сговариваясь, рассмеялись оба.

— Закончил выеживаться, хохол? Ожил окончательно?

— Да подумал, хватит уже. И тебе, морда монгольская, проблем доставил, — с мягким южным акцентом протянул тот.

— Э-э, я из булгар, на минуточку! — лениво возразил друг.

— А разница? Одно иго-го, — прицокнул языком Назар, изображая наездника, продолжив любимую тему для пикировки, которая длилась с незапамятных времен.

— Не скажи. Протез будем ставить?

— Придется. На свидание как с костылями пойду?

— Массаж пока делай, я приеду дня через два, чешем в пятницу в Казань, глаз твой показывать. Потом в Москву, есть грамотный спец, протезист, Яшка рекомендовал. Говорил я тебе сразу делать, но, нет, мы же пострадать хотели. Пока протез тебе стряпают, будешь заниматься, чтобы мышцы не атрофировались. Я теперь с тебя не слезу.

— Да я понял уже.

— Справишься без меня?

— Тебя и так дома не найдешь. Что с работой?

— Замом моим пойдешь, будет на кого писанину свалить. Можешь хоть завтра к восьми чапать в больницу, кабинет рядом занимать. Ключи возьмешь у Светика, она в курсе. Медицинскую книжку осталось сделать, халаты на тебя есть, мои подойдут в плечах. Дом тебе скоро оформим, заживешь куркулем, а то надоел со своим салом копченым хуже горькой редьки.

— Отвали, конь халяльный, — Назар шутливо толкнул друга в плечо, получил тычок в ответ. — Ты куда намылился, а?

— В лесничество, отвезу Бабаю лекарства его, да и так. Проведать.

— Понятно. А я еще посижу, — отвернулся навстречу солнцу Назар, вспомнил что-то, расплылся в улыбке. — Катенька вечером обещала прийти, помочь борщ сварить, значит, тебе не достанется.

— Наелся я уже борща однажды. По самое… — хорошее настроение от разговора с другом вмиг улетучилось.

Проворачивая на пальце ключи, Алексей прошел к террасе, зашел на кухню. В полной тишине Ира все так же сидела за столом перед тарелкой с остывшим кусочком омлета. Только с ресниц срывались капли горьких слез, разбиваясь об стол. Шлеп. Шлеп-шлеп. На звук шагов подняла глаза, в надежде, что плюнул сосед на ее просьбу уйти и не возвращаться.

— Что, подруга, совсем плохинько? Как ты так умудрилась травануться-то? — не понял Леша причину ее слез. Повесил ключи на место, присел на корточки перед девушкой. — Давай-ка я тебя на диван перенесу, Ярканат сказал, тебе пить надо больше, порошки тебе велел развести, сейчас все сделаю. Посижу с тобой немного, потом Светик прибежит, хорошо?

— Я сама, Лешик, спасибо, — попыталась сопротивляться девушка сильным рукам друга.

— Чтоб потом мне Ярканат по лбу треснул? Нет уж, подруга, выполняем предписание врача, дышим ровно через нос, — положил ее на диван, под голову сунул подушку, укрыл пледом.

— Леш… А Решад придет? Что он сказал?

— Уехал он в лесничество на два дня, может, дольше, да, как получится. Странно, я сейчас вспомнил, недавно же ездил, вдруг сорвался. И сказал, что он редкий мудак, — вдруг до него дошло. — Ты из-за него ревешь, что ли?

— Вот еще! Просто живот еще болит.

— Не умеешь ты врать, Иришка, не начинай, вон, покраснела вся, аж уши полыхают. А раз живот болит, это мы поправим, сейчас почитаю инструкцию, поколдую, потом чаю попьем, — Алексей походя стянул со стола ванильный сухарик, хрупнул его крепкими зубами, вымыл руки. — Знакомые полотенца, все же, выучил Ярканат твои вкусы, со всеми подарками тебе угадал.

— Что, Леш? Это не Костя купил все в городе?

— Причем тут Кащей? Ты же сама сказала, что догадалась, кто покупал. Ярканат ездил в Казань, подарки выбрал, шарики эти привез, все жалел, что мало влезло в машину. Мы только потом деньгами сбросились, да и то, оказалось, где-то на один подарок. Я позже увидел, сколько стоят одни твои масла, долго глаза ловил по полу.

— Зачем он так делает, Лешик? Почему ничего не говорит? Нет слов…

И не струсил, не испугался чувств, нет, тут Костя подсуропил, попадись он сейчас под горячую руку! Пора сказать ему, чтоб оставил надежды, не приезжал больше. И с подарками получилось неловко, не того благодарила, не тому достались все восторги.

— Так, подруга, потом пережуешь свои обиды. А пока, чуфырь-чуфырь, будет у нас Ирка здоровенькая, ей еще по огороду бегать, да? Кабачки созрели, огурчики, ехать пора за луговой клубникой, черникой, опять же, смотри, сколько дел!

— Лешка, не смеши!

— А я чо, я ничо! — вернулся к дивану со стаканом аккуратно и точно разведенного лекарства. — Не будешь всякую дрянь в рот тянуть, как маленькая, честное слово.

— Не буду, обещаю. Лешик, ты иди, я посплю до вечера, хорошо?

— А я маму попрошу бульончика сварить тебе куриного, вечером принесу тогда. Спи, подруга, голова бедовая.

Отмахивая километры, он старался пока не думать, что натворил, следил за дорогой. Верная Тень лежала сзади, с комфортом занимая все сиденье.

На работе оставил распоряжения, предупредил Светлану и Марию Николаевну, если что, Назар теперь есть, можно спокойно уезжать. И не только в лесничество. Телефон завибрировал звонком, Решад остановил машину на обочине, принял вызов из Питера:

— Внимательно, Яков Вениаминович.

— Ну что, как поживает наша проблема?

— Хорошо поживает, сегодня выполз на свет, и, думаю, окончательно. Документы восстановили. Работу попросил. Протез возжелал. Свисти своему кудеснику, на следующей неделе приплывем в нерезиновую.

— Смею предположить, что у чубатого появилась женщина?

— Таки да, Яша, ви зрите прямо в корень! — расхохотались старые друзья. — Закатим хохлу свадьбу по высшему разряду.

— А я говорил! Ты не слушал старого еврея. Когда в жизни мужчины появляется та самая, единственная женщина, хочется летать. Или утопиться, — философски отметил друг. — Ты на семена будешь уже сдаваться?

— Не дождетесь. И в данный момент еду к болоту, топиться.

— Все едино выплывешь, непотопляемый, только ноги промочишь, простудишься, две недели будешь инфлюэнцию соплями разматывать, оно тебе надо? — флегматично ответствовал Яша.

— Как дома?

— Все по стандарту. Дети шалят, мамы на кухне, папа на работе, Майя беременна. Вчера узнали.

Беспокойное и многочисленное семейство Левинзонов обитало в двух бывших коммунальных квартирах, отремонтированных и соединенных вместе, занимая этаж старинного особняка на Васильевском острове. Попадая в эту квартиру, можно было потеряться с непривычки от количества комнат, книг, детей, криков взрослых, запахов от вечно кипящих кастрюлек и сковородок на огромной кухне.

Но к вечеру любой гость, накормленный до отвала, разомлевший, уже легко ориентировался, кто есть кто в этом бедламе. Яша с молодой женой сперва жили отдельно, но через полгода переехали к его родителям, через пару месяцев туда же перебралась мама Майи, влившись в эту семью, будто жила с ними всю жизнь. Младшая сестра Яши после замужества не пожелала отделиться от родителей, поставив перед этим фактом молодого мужа еще перед свадьбой. Он и не возражал.

А когда в страшной автокатастрофе погибли старший брат Майи с женой, Яша без колебаний усыновил двух племянников, и никогда не делал различий между ними и собственными двумя детьми.

— Поздравляю, отец-героин! — искренне порадовался за друга Решад. — Майечку поцелуй от меня, счастливчик.

— Увидимся в Москве, спишемся, некогда сейчас, кто-то в кабинет ломится. Отбой, татарва. Держим круг, пока ветер без камней.

— Отбой, маца. Держим.

Старая присказка на троих, ставшая их девизом еще на первом курсе, улыбнула, успокоила нервы. У него есть друзья, прошедшие с ним сквозь время, не потерялась связь. А любовь… Такая любовь ему не подходит, заберите обратно, вот чек.

Почему же так отчаянно хочется завыть, полететь обратно, в дом, ставший сосредоточением его мира? Чужой дом, из которого выгнали поганой метлой. Чужая женщина. Его душа…

А напротив того места, где он случайно остановился, поворот на земляничные поляны. Туда, где недавно были с рыжей мавкой, лежали рядом под палящим солнцем, вдвоем, только руку протяни… Внезапно вспомнил, что только сегодня держал ее в руках, обнаженную, бережно укутывая в халат, как самое дорогое сокровище в его жизни.

И тут он заорал. Заорал, с размаху ударив кулаками по рулю, еще, еще и еще, что Тень на заднем сиденье подпрыгнула, забеспокоилась, лизнула в ухо своего человека, положила морду на плечо, будто желая принять на себя часть его боли.

— Прости, моя хорошая, напугал, да? Прости, не буду больше. Сейчас к Бабаю приедем, в лесу побегаешь, может, уже пару себе найдешь, — гладя лобастую голову волчицы, приговаривал, успокаивая, отвлекаясь от горьких мыслей. — Ну что, вперед? Убери лапы с бороды.

Через час свернул на проселочную дорогу, сбросил скорость. Вдохнул смолистый воздух, моментально заполнивший салон. Его место силы, убежище, как в детстве, в зарослях ежевики. Тень беспокойно поднялась, высунула голову в открытое окно, заворчала.

— Подожди, доедем скоро, не торопись, — Решад оглянулся на верную спутницу, понимая ее нетерпение.

Наконец впереди показался дом, широкие ворота были распахнуты, будто ожидая дорогого гостя. Уютный двухэтажный дом, в детстве, когда приезжали сюда с дедом, он казался таким огромным, как корабль в бушующем зеленом море сосен и берез. Старые яблони всплеснули рукавами, завидев машину своего выросшего любимца, закачались, приветствуя. И ветер тут не виноват.

С крыльца поднялся крепкий мужик, отложил заготовку для будущей корзины, неспешно вытянул из кармана широченный клетчатый платок, вытер им руки и блестящую в закатных лучах солнца лысину. Подождал, пока машина припаркуется под навесом, пока гость выпустит свою волчицу, только хвост взметнулся среди деревьев.

— Зачастил ты ко мне, да, — вместо приветствия хмыкнул хозяин леса.

Мужчины пожали руки, крепко обнялись:

— Да оказия случилась, заехал. Примешь на постой?

— Куда тебя девать, онык[1]. Живи, пока не надоест. Я уху сварил, айда ужинать.

Два алабая подбежали поздороваться с гостем, виновато ластясь, жара, брат, лень было вставать, сам понимаешь. Ткнулись мордами в багажник, получили угощение, убрались обратно под крыльцо, порыкивая друг на друга.

Решад достал из багажника сумки с продуктами, свой рюкзак, шагнул по сосновому опаду следом за хозяином в дом.

— Есть кто дома? — хлопнула калиткой пожилая почтальонша. — Ирка, ау!

— Чего орешь, Резеда-апа? — Лешка выглянул с террасы, приложил палец к губам. — Я за Иру, чего хотела?

— Посылку она забирать собирается? Совсем в ящик не смотрит, два раза уже извещение клала, и Наташке говорила, две бестолковки, ветер в голове у обеих, — заворчала женщина. — На, расписывайся за подругу свою, да в следующий раз пусть сама отслеживает свои посылки!

— Спасибо, Резеда-апа, скажу.

— А ты чего тут прописался, Лешка? — любопытная бабуля не раз замечала участкового на чужом участке, благо, почта была рядом с домиком полиции, а делать порой было нечего, как в окно смотреть, да подмечать. — И Николая Решетова сынок тут ошивается вечерами.

— Резеда-апа, ты сплетни-то не собирай, где их нет, мы с Ирой дружим просто, сейчас приболела немного, зашел проведать.

— Э-э, Леш, в выходные нам на празднике петь, выздоровеет, надеюсь? Завтра в клубе репетиция в двенадцать, чтоб была твоя подружка!

— Будет, не переживай.

— Хорошо тогда. Что слышно о Сашке?

— Пока не выпустили.

— Хорошо, воздух чище без этой псины. Пошла я домой.

— Бывай, Резеда-апа.

Леша вернулся в дом, поставил коробку на стол.

— Что там, Лешик? — Ира приподнялась на локте, удивленная. Никакой посылки, тем более, на этот адрес, она не ждала.

— Архангельск, отправитель — Минина Марина. Знаешь такую?

— Нет, вроде. Ой. Знаю! Только не понимаю, с какого перепугу вдруг она что-то прислала. Леша, можно уже встать? Я в туалет хочу, можно? — жалобно попросила страдалица.

— В туалет можно. И бегом обратно, — милостиво разрешил друг. — Репетиция завтра в двенадцать, слышала?

— Да, слышала, — крикнула Ира из туалета.

— Носки хотя бы надень, босиком не шлепай, не хватало еще с простудой тебе свалиться для полного счастья.

— Открывай уже! — от нетерпения Ира и забыла про постельный режим, послушно натянула носочки, достала из упаковки тапочки из овчины, как у дяди Пети, надела их. — Ножницы в ящике.

— Да я ножом. Две коробочки какие-то.

Ирина раскрыла одну коробку, в немом восхищении вынула из нее… куклу! Сняла защитный слой синтепона, развернула маленькое одеялко. Нежный фарфор личика был обрамлен кружевами и белым платком, изящные босые ножки, анатомически точные, даже тонкая косточка чуть выпирала на подъеме стопы, выглядывали из-под зеленого платья. Мягкое тельце позволяло кукле принимать непринужденные позы, создавая эффект живого существа. Лицо куколки было расписано микроскопическими тончайшими взмахами кисти, глаза под длинными ресницами озарялись внутренним светом.

Лихорадочно Ира сама распаковала вторую коробочку, и на свет появилась вторая кукленка, в красном сарафане и белой батистовой кофточке. Каждая деталь костюмов была выверена с исторической точностью, крохотные бусики на шейках под платками, и косы заплетены аккуратно, лишь непослушный локон выбивался из-под платочка.

— Куклы? Слушай, как живые, в руки страшно брать, вдруг сломаю, — Алексей даже убрал ладони за спину, борясь с искушением провести грубыми пальцами по шедевру. — Ирка, ты в куклы играешь?

— Ох, Лешка, ты не представляешь, что это! Мечта моя, Любавушка! Две сразу! — от избытка чувств девушка кинулась на шею другу, пару раз подпрыгнув, смахнула слезы счастья. — Они прекрасны! Удивительны! Ими не играют, ими любуются! Это коллекционные куклы, редкие, такую красоту только одна Марина создает.

— Что, даже забыла болеть?

— Забыла, — рассмеялась Ира, прижимая к груди кукол. — Пока посажу их в буфет, чтоб Шлиман не добрался, закажу потом в спальню специальную горку. Ой, какой шикарный подарок! Ну, это точно кто-то из родных, наверное, мама. Нет, она адреса не знает. Да и подарила уже подарок. Братья разговелись?

— Тут послание тебе: «С днем рождения, моя принцесса»

— Так меня никто не зовет…

— Так напиши этой Марине, чего паришься?

— И то верно, не подумала, — просто написать, чего гадать на кофейной гуще.

— Только на диване, и под одеялом, — приказал Лешка, притворно нахмурив брови.

— Деспот. Сатрап, — вздохнув, Ира аккуратно посадила куклят на полку буфета, закрыла дверцу. Покорно побрела к дивану, зарылась в подушки, под уютный плед. — Тиран. Телефон принеси, а?

— Да, я такой! Держи свой телефон. И чтоб с дивана только в постель!

— Никакого сочувствия. Чаю хочу!

За неспешной беседой, поглощая нехитрый ужин, мужчины помянули тетю Катю, по пятьдесят граммов горькой водки за упокой светлой души. После вышли на крыльцо покурить.

— Я возьму Орбита, проедемся немного.

— Возьми, я как раз их еще не кормил. Осторожно, к Руте не подходи близко, кусается последнее время, беспокойная стала.

— Не страшно, — Решад поднялся с крыльца, вернулся на кухню. Располовинил буханку черного хлеба, рассовал по карманам яблоки, груши, привезенные специально для лошадей.

В небольшой конюшне вдохнул терпкий запах. Другому человеку он показался бы противным, но только не ему. Ира бы пошутила про гены. Черный красавец Орбит заволновался, переступил ногами, унюхав вкусное угощение, боднул мордой в плечо, мол, куда понес, мне тоже надо!

— Э, друг, сперва дамам, — Решад прошел дальше, к яслям двух кобыл. — Девочки, любимые, здравствуйте, как вы?

Кроткая Мята осторожно, губами, взяла яблоко, обдав руки мужчины теплым воздухом ноздрей. Рута вместе с фруктами попыталась прикусить пальцы, но, получив легкий щелчок по носу, присмирела, шумно хряпая свежий хлеб и грушу, даже позволила погладить себя.

— Вот теперь твоя очередь, Орбит. Привет, парень, я соскучился, а ты? — приговаривая, Решад скормил коню румяное яблоко, открыл двери загона. — Покатаемся, родной?

Конь в нетерпении фыркнул в ухо человеку, подождал, пока тот привычно справился с упряжью, легко затянув подпруги седла.

— Ну, куда поедем? — спросил мужчина, выводя мощного красавца, и сам же ответил. — Давай, куда глаза глядят, сегодня тебе карт-бланш даю.

Легко вскочил в седло, подобрал поводья, чуть толкнул в бок сапогом. Привезти бы сюда рыжую, на день-два, когда простит.

Должна простить.

Наверное.

Орбит постепенно перешел на галоп, Решад прижался к шее любимца, наслаждаясь полетом. Параллельно, между деревьями, замелькала серая тень, верная волчица обозначилась, что она рядом, и исчезла в чаще, когда деревья начали редеть. Лес закончился, конь вылетел на поле, у Камы сбавил шаг, остановился на самой высокой точке берега.

— Знаешь, куда привезти…

Здесь соединялись две могучие реки, Кама и Волга, Волга торопилась встретиться, извивалась меж берегов, неспешная Кама же, будто посмеиваясь над суетливой сестрой, лениво и величаво несла свои воды к точке слияния.

Ветер, понимая важность момента для одинокого человека, не стал мешать, лишь иногда нетерпеливо трепал гриву и хвост коня. Решад стоял, закрыв глаза, слушая рокот рек с чуть слышным шумом деревьев поодаль вторым голосом.

Сколько лет он уничтожал с корнем любой росток нежности в своей душе, строил плотины и дамбы на пути любых эмоций, привязанностей к женщине, выгрызая трудолюбивым бобром толстые бревна сарказма и насмешки над теми, кто попался.

Но, сколько не сдерживай реку нерастраченных эмоций плотинами, дамбами, все заканчивается плохо.

Для плотин и дамб.

И для того, кто их строил, не жалея сил, бревен и цемента.

Попался, да так глупо, что самому смешно.

Есть же нормальные женщины. А эта своевольная, взбалмошная, упрямая, избалованная — можно бесконечно добавлять эпитетов к описанию ее характера, и все вместе — совершенный антипод идеального образа его женщины, так долго лелеемого в глубине души, взрослеющего вместе с ним. Ни одного совпадения.

Но идеальный глиняный божок рассыпался на тысячи осколков от щелчка тонких пальчиков в разноцветных смешных резиновых перчатках, свергнут с пьедестала, и трон забралась принцесса. Закинула длинные ноги на подлокотник, обложилась подушками. Стащила с головы тяжелую корону, забросила ее куда-то за королевское кресло, вздохнула, потом сдернула плотно задернутые портьеры, смахнула паутину, зажгла свет, натащила горшков с рыжими цветами, включила старую французскую песню и закружилась в танце.

И другой в его сердце не будет никогда, в нем просто не осталось места.

[1]Внук (тат.)