Час до конца сентября (СИ)

— Август-

(13 августа, понедельник, +27)

Август — время сбора урожая, когда любой перекус плавно превращается в роскошное застолье, время дней, напоенных светом и теплом уходящего щедрого лета, грозовых черных ночей и самых сумасшедших романов.

В августе особенно хочется проснуться под неспешный шум дождя где-нибудь далеко от суетливого города, в старом доме, напоенным утренним запахом кабачковых оладий, отдувающихся под полотенцем после жаркой сковороды, яблок, рассыпанных на столе веранды, меж пучков мяты и собранными вчера в первую попавшуюся посудину поздними ягодами. И, вроде, зимой можно купить в магазинах все, что угодно душе, но в августе неудержимо тянет рассовать по разнокалиберным банкам перчики-помидорки, уварить крепкий маринад, и, обжигаясь, закатать горячие крышки, притереть крепко, укутать стареньким полотенцем стройные ряды разноцветных солений и компотов.

В августе зов предков не дает разнежиться в теплой кровати в единственный выходной, гонит достать с верхней полки кладовки крепкие резиновые сапоги, завернуть с собой пару мятых бутербродов, и побродить на тихой охоте в ближайшем лесу с корзиной или ведром, наполняя легкие прозрачным, особенным воздухом.

И мысли перестают бежать, отбрасывая ненужное, мелкое, как шелуху, и понимаешь, что жизнь твоя идет здесь и сейчас, а не «потом», только чуть нужно потерпеть, ужаться, и потом придет счастье. Нет, счастье — вот оно, сейчас, в маленьких мелочах каждого дня. Душа сонная вдруг встрепыхнется, вспомнит детские мечты, что были отложены, а после забыты…

Весь маленький поселок, казалось, был напоен умиротворением, старшее поколение, замечая новые ниточки, накрепко увязывающие пары, не хмурились, по обычаю, если вдруг замечали явные знаки внимания, целующихся влюбленных, только вздыхали, вспоминая свою молодость.

И «камеры слежения» дружно вынесли вердикт — главврач сошел с ума, заместитель новый не отстал в дурости любви от своего начальства, а про участкового и говорить нечего, скоро опорный пункт в магазин перенесет.

Было прекрасно все, если б раз сказала заветное: «люблю», но нет. За прошедшие выходные сам сказал, наверное, тысячу раз, а в ответ получал улыбку и поцелуй, и все на этом. В пятницу, когда зашли на участок к Лешке, крепко держась за руки, получили бурю аплодисментов, но на вопрос: «Вы теперь вместе?», он твердо ответил: «Да», а она прибавила — «Ну, пока — да».

Решад терялся, не понимал, что происходит. Нет, в постели было все идеально, с восторгом и удивлением неофита она принимала любую его ласку, отдаваясь без притворства, он это чувствовал, и каждый раз ему было мало.

В субботу, после ужина, расположился с ноутбуком на коленях, закинув ноги на пуфик, но не взглянул в рабочие файлы, любуясь ее плавными движениями, пока Ира перемывала посуду. Попытался помочь, но был с позором выгнан из ее епархии — кухни, на диван, отдыхать. И не было человека счастливее его, когда она ткнула ему в бок подушку, прилегла с книгой, вытянув бесконечно длинные ноги. Казалось, что вот так просто они провели уже целую жизнь вместе, насколько легко было вдвоем, без всякой притирки, разбросанных вещей и раздражения из-за незакрытого тюбика зубной пасты. Шлиман с Тенью валялись на полу, довершая картину вечера.

Но, только завел осторожный разговор о чувствах, идиллия разрушилась, у Иры тут же нашлись дела в ванной комнате, оказалось, что перебрать полотенца и расставить флакончики по ранжиру важнее, чем признания в любви. А, с другой стороны — вот его зубная щетка, и футболка его, в которой помогал Назару красить веранду, небрежно брошена ее рукой в корзину с грязным бельем.

Вчера вечером сказал ей, что не придет этой ночью, имея в виду, что впереди сутки дежурства, Ира улыбнулась легко и кивнула, не дав объяснить. В обед улучил минутку, сбегал к ней, а дом закрыт. Позвонил — не стала долго разговаривать, чтоб не отвлекаться на дороге, предложила забрать второй комплект ключей у Леши, но предупредить, что уехала в город, не удосужилась заранее. Обещала, что наберет, как приедет, уже вечер, а звонка до сих пор нет.

Но, он же может теперь звонить ей в любое время? Хотя бы для того, чтоб узнать, как доехала, когда планирует вернуться обратно.

Сидел, как на иголках в кабинете терапевта, с тоской поглядывая на часы, вертел телефон в руках, рассеянно слушая жалобы Фирюзы-апы на одышку и опухшие ноги у младшего внука, кивал невпопад. Вдруг экран высветился новым сообщением, фотографией, от которой свело скулы и бросило в жар. Пока открывал ватсап, фотография исчезла, стертая торопливой рукой, и появилось: «Ой, не тебе!»

— Решад, так что посоветуешь, а? — монотонный бубнеж пожилой женщины отвлек, мешал. Внук ее сидел на кушетке с безучастным видом, уставившись в телефон, мечтая поскорее оказаться дома.

— Мучного и сладкого в него пичкать меньше, Фирюза-апа! — гаркнул он на опешившую бабку так, что вздрогнули оба. — Парню двенадцать, а он к центнеру приближается с космической скоростью! Спортом заниматься, а не за компьютером сидеть, чипсы жрать и колой захлебываться!

Выскочил из кабинета, ткнул в вызов заветного номера.

— Орать будешь? — без приветствия спросила Ирка, рассмеявшись беспечно.

— Буду! Что происходит? И что за: «Ой, не тебе?» Кому ты такие фотографии отправляешь? Что за… — Решад задохнулся от возмущения. — Я думал, что имею право знать, что происходит в твоей жизни! Это… Это ни в какие ворота не лезет!

— Что именно тебя возмутило, а? Фотка или то, что она не для твоих глаз?

— Все вместе! Я требую объяснений!

— Это просто фотосессия для странички в инсте. Знакомая девочка попросила показать ее товар, эм-м-м, лицом.

— Это безобразие еще и не в одном экземпляре?

— Решад, ты давно стал пуританином? После того, что ты вытворял со мной… — Ира понизила голос, подпустив стальные нотки. — Я думала, тебя ничем не удивить. И, мы же выяснили, что, кроме постели, нас ничего не должно волновать. У тебя проблемы?

— Да. У меня есть одна проблема. Рыжая, кудрявая проблема, — он вдруг сменил тон, жалобно протянув. — Я до утра на работе, а ты присылаешь такое… И как я теперь усну?

— А ты не спи на рабочем месте!

— Ир… Пришли, пожалуйста, фотографии. Все.

— О как. Как закончим снимать, отправлю.

— Когда приедешь, любимая? — смиряясь с участью, вспомнил об оставленной в кабинете бабусе и ее любимом внуке, устыдился своей горячности. — Я соскучился…

— Решад, мы только утром расстались! — улыбаясь его нетерпению, тихо ответила Ира. — Ты все равно на работе, приеду завтра. Наверное.

— Пожалуйста, приезжай скорее, родная моя, я без тебя на людей ору, меня не жалеешь, их пожалей.

— Персен тебе в помощь. И бочка брома! — хихикнула рыжая язва.

— Спорим, мне названивать станет? — Женька лениво потянулась, выпутываясь из кожаной портупеи. — Бедный Решадик, зачем ты с ним так жестоко. Пожалуй, вот эту куплю у Полинки, как корсет, хорошо спину держит.

— Понимаешь, Жень, он ни слова не сказал про верность. А без этого все его рулады о великой любви не стоят ни гроша. И чего взбеленился, это просто прикольные аксессуары, не более, — пожала плечами Ира, расстегивая на талии бесконечный ряд ремешков. — Не понимаю я прелесть этих игрищ, пока разберешься, что во что надеть, все влечение упадет.

— Некоторым нравится, — за ширму заглянула Полина, обеспокоенная слишком долгой возней девушек с одной портупеей. Сегодня удачно поймала бывшую однокурсницу в городе, упросила побыть моделью для ее необычного хобби. С фигурой Ирки Гербель страница в инсте взлетит по просмотрам и продажам, в этом Полина не сомневалась. Обидно, что ее подружка твердо отказалась от фотосессии, нашла тоже причину для отказа, что почти замужем. Почти не считается.

— Сколько еще осталось, Полин? — Ира покорно вертелась в опытных руках приятельницы, надевая следующую сбрую, вдруг рассмеялась, вспомнив, как Решад готовил к поездке лошадей. Хотелось все бросить и рвануть в сонный поселок, в свой дом, к нему, единственному мужчине. Хвастался, что диван у него теперь новый в кабинете, муха не сидела… А если и сидела, то не запачкала.

— Еще парочку и отпущу тебя, не переживай. Иришка, ты же замуж собиралась весной, а кольца нет, — обратила внимание Полина.

— Передумала, — Ира пожала плечами в ответ, не вдаваясь в подробности. Не перед тем человеком отчет держать.

— Ой, может, соберемся, посидим где-нибудь? — еще в универе Полине хотелось поближе сойтись с Ландыш и Ириной, но, девушки, вроде и не отталкивали никого, но и особо не общались, предпочитая свою компанию, уезжая после лекций веселиться строго втроем, с этой стервой Женей. Надо же, все девчонки с курса замуж выскочили, а самая завидная невеста до сих пор одна. Полина посмотрела на бывшую однокурсницу с жалостью и превосходством. — Ириша, у моего мужа есть друг, работает в Иннополисе, давай мы тебя с ним познакомим?

— Зачем? — переглянувшись с Женькой, Ира поняла, конечно, к чему клонит университетская приятельница.

— Вдруг, понравитесь друг другу. Все, не одна будешь куковать.

— Полин, я уже нравлюсь одному мужчине, — мечтательная улыбка озарила лицо девушки. — И другим нравиться не хочу. Идем, закончим съемку, нам с Женей сегодня еще нужно успеть по делам.

— Я на тебя бумагу напишу, Решад, за оскорбление! — раздувая ноздри, возопила Фирюза, как только главврач вернулся в кабинет. — Видано ли дело, грубит, посеред приему убежал куда-то! Побегаешь у меня!

— А пишите, Фирюза Исламовна, хоть в ООН, — неожиданно развеселился Решад. — Отдохну от вас, дворником пойду работать, на свежем воздухе.

— Нужен будешь своей рыжей дворником, как собаке пятая нога, — пробурчала старуха, прикинув проблемы, которые принесет ее жалоба. Самой же с болячками придется ездить в райцентр, если снимут наглого врача с должности. А к его заместителю она побаивалась соваться, как зыркнул вчера одним глазом, едва в обморок не грохнулась.

— Нужен, Фирюза-апа. В любом виде, не сомневайся, — Решад уселся обратно в неудобное кресло, взял в руки ручку, повертел, положил обратно на стол.

— Разогнался! Девки современные, они такие, денежку любят, — не успокаивалась старая язва. — На штаны твои рыжая долго смотреть не станет.

— Опустим мою личную жизнь, — отмахнулся Решад, и обратил свое внимание на подростка. — Ну-с, Фанис, худеть будем, или, как в прошлом году, забьем болт на это дело неблагодарное?

— Мне пофиг, — не отрываясь от игры в телефоне, бросил ребенок. Потянулся к бабкиной сумке, достал пластиковую бутылку колы. — Пить хочу.

— Тебе решать, Фанис. Как надумаешь, приходи, диету распишем, занятия физкультурой. В этом году справку освобождения в школе не получишь, не надейся, — мстительно добавил врач. — У вас все на сегодня, Фирюза Исламовна?

— Мне давление померяй, да пойдем мы, — приказала бабка.

Пока возился с тонометром, пристраивая манжету на дряблом предплечье, пока выпроваживал липучую пациентку, не увидел, что на ватсап пришли сообщения с фотографиями. Только открыл посмотреть, как в дверь осторожно постучали. В приоткрывшуюся щель просунулась голова Марселя:

— Решад, ты занят? Привет. Я к тебе со своими оболтусами.

— Заходи, чего жмешься, — отложил телефон опять.

— Смотри, как обоих разбарабанило, аллергия, вроде, у мелкого, а обсыпало двоих. Если шоколад ели, ладно, дадим по таблетке, главное, не признаются, черти, где урвали сладкое, — подталкивая почесывающихся детей, друг зашел в кабинет, плюхнулся на стул. — Пришел с работы, называется, пораньше. Азалька банки крутит, отправила меня.

— Не аллергия, брат, краснуха, — Решаду достаточно было беглого осмотра подопечных.

— Я — Джек Воробей, дядя Решад! — с восторгом заявил Алмаз, расчесывая сгиб локтя. — Мы с ребятами на пляже играли, у меня больше всех было перьев и бусинок в волосах, и шляпа капитана!

— Нет, я — Джек Волобей! — не отстал от брата младший.

— Капитан Джек Воробей, — на автомате поправил Решад мальчишек. — Ну, что, капитаны, дома посидите пока. Откуда и притащили заразу.

— Так Наймушины в Турцию катались всей семьей, неделю назад приехали, вот и привезли, наверное. Младший бегал такой же, розовенький, в крапинку, — вспомнил Марсель про своих соседей.

— Домой гони свой детский сад, завтра зайду. И с участка — ни ногой!

— Ого, какая фотка! Мне б такую Азаля прислала, — ухмыляясь, друг чуть повернул к себе телефон, лежащий на столе. — Если что, я не видел!

— По мне, так лучше б не присылала… Нервы мотает.

— Чего не хватает? Сошлись, практически, живете вместе.

— Не знаю. Уехала сегодня, даже в известность не поставила, вон, как в городе куролесит. И сказать ничего не могу, чуть что, заявляет, — Решад оглянулся на детей, понизил голос. — Что мы только вместе спим.

— Женись. Будет возможность бумажкой перед носом помахать, если что, — еще раз скосив глаза на телефон, ухмыльнулся Марс. — Женись, брат, и побыстрее. Потом разберешься, как оно работает. Может, счастлив будешь всю жизнь, а, может, лет через пять сам себя в свидетельство о браке натыкаешь, как котенка: «Кто это сделал? Какой идиот?»

— Еще б пошла за меня…

— Спроси. За спрос не побьет. Все, — оттащив младшего от стеклянного шкафчика с инструментами, Марсель засобирался к выходу. — Пойдем мы, а то сейчас кабинет твой разнесут.

— Идите, давай, до завтра.

Легко сказать — женись. Одно дело — к женщине приходить на ночь, а другое — примаком идти к ней в дом. Марс Азальку в дом родителей привел, Лешка свою Наталью к себе перевез, Артур домик купил здесь, только потом женился. Назар свою ненаглядную у родителей забрал. Засмеют по поселку, в глаза, конечно, никто не скажет, но на спину на всю жизнь подвесят обидное определение. Хотя, там уже столько висит разных эпитетов, места не хватит.

Решад медленно рассматривал присланные снимки, лежа на новом диване в своем кабинете. Вроде, ничего такого, действительно. Бокал шампанского в руке, вечернее платье, наглухо закрытое сверху, но в разрезе до талии, на отставленной чуть ноге, разбежались тонкие кожаные ремни, стремящиеся вверх, в одну точку, и нижнего белья нет, чтоб эту точку защитить от грубых ремней, впивающихся в стройное тело. И на второй фотографии тоже все сокровенное закрыто ремнями в ряд, только намек, что она обнажена полностью перед фотографом, сидит у кровати на полу, руки сведены назад, голова опущена, каскад кудрей закрывает лицо, оголяя беззащитную шею. И красное яблоко пристроено внизу живота, на сжатых в отчаянном порыве ногах… Грех Евы, назвали же.

Никто, кроме него, не должен видеть подобные снимки. Самому невозможно на это смотреть, не имея возможности прикоснуться, провести рукой, сравнивая на ощупь шершавость перевязи и нежность теплой девичьей кожи… Свернул папку с экрана, кое-как успокоился, набрал номер.

— Ты еще не спишь? — прошептал, услышав ее голос.

— Собиралась, уже лежу, — тоже шепотом ответила Ира. — Фотографий насмотрелся?

— Насмотрелся. Ты прекрасна, любимая. Я скучаю, Ир. Впереди целая ночь без тебя, жаным.

— Если никто не бегает с криками: «Помогите!», спать ложись. Солдат спит, служба — идет, — прикрыв ладошкой рот в зевке, Ира взмолилась. — Решад, я так устала сегодня, первый час ночи, может, завтра продолжим разговор?

— Ты приедешь?

— Еще не знаю, а надо?

— Необходимо. Ты нужна мне рядом, всегда.

— Иногда все равно будем расставаться, у нас у каждого своя жизнь, заботы, дела. И как-то ты жил без меня тридцать пять лет, — напомнила вредина. — И тебя все устраивало.

— Я не был счастлив, Ирка. Совершенно.

— Странно. Как же ты тогда жил?

— Плохо, — признался Решад. — Приезжай поскорей, пожалуйста. Кстати, вот этот весь, эм-м, товар, который ты сегодня рекламировала, в одном экземпляре, или на потоке?

— Вроде, в одном.

— И твои фотографии будут бесполезны, если эти ремешки будут куплены?

— Получается, да.

— Спокойной ночи, любимая, — оставив девушку в недоумении, закончил разговор, улыбаясь своим мыслям.

(14 августа, вторник, +22)

Самое тяжелое ощущение, когда ты по уши влюблен — ожидание встречи. Сон становится чутким, малейший шум, стук — и уже на ногах, на низком старте. И, будто сговорились все, столько проехало мимо машин, за год столько в поселке не найдешь, один Леха пролетел на новой служебной раз двадцать, наматывая хвастливые круги. К вечеру, покормив Шлимана, переделав все по дому, что просила мать, сорвался на работу, чтоб было чем занять голову. Но и в больнице было все идеально, придраться не к чему, как ни старался. В девять вечера вновь набрал номер, но в ответ полетели длинные гудки вызова, после включился автоответчик.

Через час забронировал номер в гостинице и вырулил на трассу в сторону Казани.

Решад любил момент, когда с небольшой горки, как на ладони, был виден раскинувшийся внизу город, переливался огнями вывесок и окнами новостроек. Но сейчас было не до красот Казани, долгожданный звонок оборвал музыку.

— Ты в дороге? — удивленно спросила Ирина, услышав фоном шум автомобилей.

— Да, почти в городе. Здравствуй, любимая.

— А я собралась домой. К тебе.

— Завтра поедем вместе. А сейчас встречаемся в гостинице, адрес скину, я буду на месте через полчаса.

— Уи, мон женераль! — Ира развеселилась, вспомнив старый фильм с Джулией Робертс. — Форма одежды: чулки в крупную сеточку, ботфорты со скрепкой и красная помада? Жаль, паричка блондинистого нет.

— Жаным, прекрати дурачиться! Я буду ждать.

— Бегу за париком!

(16 августа, четверг, +25)

Тюк. Тюк. Треск дерева, снова удары молотком. Сашка окна заколачивает! Где Ната, где выход? Летит очередное полено в костер, с глухим стуком ломая цветы у стены дома, уже пылает терраса, мебель скручивается, теряя привычные очертания ротанга, и нет спасенья…

С трудом выдираясь из липкого плена кошмарного сна, Ира повернулась налево, в надежде уткнуться в плечо любимого, но рука встретила пустоту на соседней подушке.

Удары по дереву не прекращались, на дворе кто-то разламывал доски. Быстро заскочив в туалет и почистив зубы, Ирина вышла из дома.

У заколоченной калитки Решад играючи расправлялся с ненавистным забором между участками, ловко орудуя топором. Пару минут Ира любовалась фигурой мужчины, потом подошла ближе.

— Доброе утро. У Лешки на мангал дрова закончились, забор разбираешь?

— Доброе, жаным. Надоело бегать через улицу. Я тебя разбудил? — Решад повернулся, смущенно улыбаясь.

— Ага. Мне без тебя кошмары снятся, — призналась Ирка. Подошла ближе, прижалась, наплевав на то, что ее мужчина весь мокрый от пота, и ее футболка в момент впитала влагу. — Ты скоро закончишь?

— Почти все сломал, осталось сложить аккуратно, чтоб не мешалось под ногами.

— Доброе утро, дети, я вам как раз яиц собрала. Что Ирочка, тебя тоже разбудил, неугомонный? Зато теперь удобно и нам с тобой, через улицу каждый раз не бегать, — к влюбленным подошла Наиля, протянула соседке корзинку. Как же счастлив ее сын, хвала Аллаху!

— Доброе утро, Наиля-апа, спасибо огромное, — от смущения Ира шагнула за спину любовника, а потом, подумав, что нет смысла прятаться, предложила. — Вы с нами позавтракаете?

— Так я уже успела, по привычке даже в отпуске рано встаю. Завтра на свадьбу Рушании идете вместе?

— Да, мам, сходим, поздравим, когда с регистрации приедут.

— Ну и слава Аллаху.

(21 августа, вторник, +26)

В шесть утра Решад привычно перешагнул две ступени, поставил тяжелые пакеты с будущими кустами роз на пол, поудобней перехватил в руку небольшой букет нежнейших ранункулюсов, прошел по коридору к спальне, сияя ярче бляхи на ремне курсанта.

Сколько раз порывался подарить ей цветы, но какие букеты дарить девушке, у которой соток пять у дома утопает в цветах, он и половины не знает, что растет, цветет и пахнет. Вспомнил странное название, однажды зацепившее слух, что любит их, ранункулюсы эти, погуглил. Цветы как цветы. Половину Казани объездил, пока нашел.

На днях получил уведомление явиться в военную комендатуру, и сердце оборвалось. Неужели, все-таки, дали ход его рапорту? Обошлось, только получил документы на новое звание, благополучно несколько лет пролежавшие «под сукном», потолок карьеры, когда находишься в запасе.

Не стал звонить, что приедет с утра, а не вечером, как планировал, летел на грани разрешенной скорости, предвкушая, как откроет личную дверь в лето, поцелует, сонную. И спросит, а не хочет ли она, Ирина, свет Александровна, выйти за него замуж? И как она ответит: «Да», иначе и быть не может.

Жена…

Муж.

Несколько дней после разговора с Марсом, Решад примеривался к этим словам, катал, как камешки, во рту, привыкая к звучанию, усмехаясь собственному решению. И не под прицелом появления ребенка. И коробочка с кольцом, выбранным под чутким руководством Женьки, уже лежала в кармане джинсов.

Взялся за ручку двери, ведущей в спальню, открыл. Кровать заправлена. А где сама? Чуткое ухо вдруг уловило вздохи и стоны из соседней комнаты, как будто там… сексом занимаются? Что? Что это?

Мужчина осторожно отступил два шага, нащупал дрожащей рукой в кармане пачку сигарет, прислушался снова. Нет, не показалось. Хотел было распахнуть дверь, но развернулся и быстрым шагом вышел из дома. На террасе остановился, долго чиркая зажигалкой, закурил.

Вдохнул едкий дым.

Выдохнул.

Приехал пораньше, да… Как в дешевом бульварном романе, дерьмо какое. Как странно, в голове стало отвратительно гулко, будто в тыкве на Хеллоуин, только маленькая глупая обезьянка в углу со всего размаху била в литавры: «Бамс! Приперся, любовничек! Ба-амс! А тебе нашли замену! Бамс-бамс! Влюбленный осел!»

Поэтому и не говорила: «люблю», оставляя себе лазейку для второго варианта, для сравнения. Может, и третьего. А можно всех посмотреть?

И это не та нелепая ситуация с ночевкой и устроенным утром показательным номером от Кащея, тут явно слышны стоны обоих участников. И машина ее под навесом, и рядом незнакомый автомобиль. В комнату ушли другую, чтоб не … пачкать.

И на этом спасибо.

Даже не хочется знать, кто тот счастливчик в ее постели. Убьет ведь.

Аккуратно затушил сигарету в пустой пепельнице, обозначив свое присутствие, будто поставил точку, с удивлением посмотрел на цветы, забытые в руке. Брезгливо дернулась верхняя губа.

Как ядовитого паука, положил осторожно злополучный букет на край столика, в последний раз перешагнул ступени и медленно пошел к пролому между участками. Залить бетоном стену на высоту трех метров, выкопать ров, завести в нем крокодилов.

Как же больно, оказывается, как больно…

— Па-а-арус над тобой, поднятый судьбой, это флаг разлуки странствий, знамя вечное! — раздалось где-то в малиннике родным голосом.

Не веря своим ушам, Решад обернулся, и бегом пролетел через огород, перепрыгивая грядки, будто от этой стометровки зависела вся его жизнь. Чуть пританцовывая в такт песни, звучащей в наушниках, Ира собирала ягоды в небольшое ведерко, подпевая руладам знаменитой когда-то «Иверии». Казалось бы, простая привычка любимой напевать за работой, почему он над ней смеялся?…

А кто тогда там, в комнате? Да плевать, хоть Папа Римский, если она — здесь! Мужчина поймал подругу в объятья, зажмурил глаза, пряча предательские слезы, уткнулся в медовые волосы, зацепив при этом бусинки наушников.

— Решад! Ты чего не позвонил, что пораньше получится приехать? Подожди ты, опять ягоды рассыплешь! — девушка исхитрилась повернуться в крепких объятиях лицом к любимому, едва не уронив ведерко. — Чего тебя всего колотит?

— Здравствуй, родная моя. Я так соскучился.

— Здравствуй. Как съездил?

— Ерунда. Главное — ты здесь. Все остальное — не важно.

— Загадочный какой.

— У тебя гости? Может, ко мне пойдем? Ненадолго…

— Да, отец с Женей выходные себе устроили, приехали вчера вечером, сегодня собирались домой. Потерпим немного, ладно? Я тоже соскучилась.

— Отец? — вздрогнул Решад, ослабив объятия.

— А что тебя смущает? Не хочешь знакомиться — сиди до вечера в окопе.

— Да я как-то не думал… Мне Женьки хватает за глаза, остальные родственники были какие-то… — Решад провел пальцами в воздухе, подбирая слово. — Абстрактные. А тут — в живую. Подожди, твой отец и наша Женя приехали вдвоем? Так это они там, э-э-м, спят? Вместе?

— Они. Вместе. И, когда я проснулась, по-моему, они уже не спали. Я тесто на оладушки поставила, и в огород ушла, чтобы не мешать.

— Чем дальше в лес… Не объясняй ничего, боюсь, пойму.

— Идем завтракать? Или ты в окопчик? — хитро прищурилась девушка.

— Идем. Рано или поздно все равно придется обозначиться. Ты будешь смеяться, ноги еще подрагивают. Утро выдалось занимательным, я ж подумал, что там, — кивнул Решад в сторону дома. — Ты… стонешь от счастья. А тут еще знакомство.

— Как тебя раскорячило, — не смогла удержаться от хохота Ира, но через мгновение стала серьезной. — Если я когда-нибудь начну стонать от счастья с другим, ты узнаешь об этом заранее.

— Нет.

— Что — нет?

— Не будешь с другим, Ир, — остановился на половине пути к дому мужчина, развернул любимую к себе. — Я сделаю все, я буду стараться, чтобы даже в принципе у тебя не возникло мысли о других вариантах. Я надолго запомню те ощущения, это страшно — испытать такое. И тебе не дам повода их узнать из-за меня. Обещаю.

— Спасибо, Решад. Я верю тебе, — тихо ответила Ира. — Как же я тебя люблю!

— Повтори, — осторожно попросил мужчина, не веря ушам.

— Люблю, даже боюсь иногда, насколько. Неужели ты до сих пор не понял?

— Эй, молодежь, вы там долго еще целоваться будете? — с террасы выглянула Женька. — Мы голодные!

— Доброе утро, подруга, что, хорошо спится на свежем воздухе?

— Ох, хорошо-о-о! — потянулась довольная Женя.

Из-за стола поднялся мужчина, не уступающий ростом вошедшему, протянул руку, внимательно изучая спутника дочери:

— Александр Рэймович.

— Решад Маратович.

— Давай, Решад Маратович, пока дамы суетятся на кухне, покурим в теньке, — кивнул на выход отец.

— Все, повел бойца на допрос с пристрастием, — рассмеялась Женя, когда мужчины вышли в сад.

— Женьк, а вдруг Решад папе не понравится? — Ира поставила в вазу букет, провела по бутонам пальчиками. — Надо же, запомнил. Я боюсь, Жень.

— И что? Вы же не прекратите бегать на два дома? Тем более, вон, уже шорты висят на стуле, явно не твой размерчик. Вчера еще заметила, — кивнула подруга в сторону гостиной, и хихикнула на алые щеки Ирины, кинувшейся прятать в шкаф злополучную деталь мужского гардероба. — Не дрейфь, мы с Бахтияром почву подготовили, если Саша Пингвиненка терпел до поры, а та срань в подметки Ярканату не годится. Надеюсь только, что наш Решадик свой характер сразу не покажет. Все-таки, как быстро ты его переделала, подруга.

— Нет, Жень, его не нужно было переделывать. Только разглядеть, показать, что он нужен. Это он внешне такой грозный и угрюмый, а в душе — нежный марципанчик! Он даже плакать умеет…

— Ты и Торквемаду доведешь до слез, я в тебя верю. Сидим, ждем, что еще делать.

— Ну, как на духу, выкладывай сам краткую биографию, кто ты, что ты, какие планы в дальнейшем. А то мне уже напели в уши дифирамбы, хочу услышать тебя.

— План один — ваша дочь, Александр Рэймович, на всю жизнь, — Решад закурил, подбирая слова. — Биография проста. Тридцать пять лет, на данный момент заведую местной больницей. За плечами Военно-медицинская академия, десять лет службы военврачом.

— То и смотрю, шрамов на тебе — коллекция.

— Три легких ранения, два тяжелых.

— Родители?

— Мать работает здесь директором школы, отец давно умер.

— Семью обеспечишь? Доча моя, конечно, не из притязательных, но иногда суммы немалые требует. Помогать не стану.

— Потяну. Пусть занимается тем, что ей нравится.

— Да, я смотрю, размахнулась Ирка моя, никогда бы не подумал, что дочь будет… морковку с помидорами выращивать. Внуки будут?

— Мы не торопимся. Ее еще до ЗАГСа нужно довести.

— Не хочет?

— На намеки делает вид, что не понимает. В лоб не спрашивал. Сегодня хотел предложить. Знаю, чем закончилась ее первая попытка дойти до этого заведения, даже благодарен тому… щеглу. Если бы не его поступок, мы бы не встретились с Ирой.

— Стремительно все случилось… Сколько вы знаете друг друга, месяца три?

— Четырнадцать лет, как оказалось.

— А, да, Бахтияр рассказал. Вот ты какой, лейтенант…

— Майор запаса.

— Добро. Вопросов больше нет. Пойдем, а то вон, моя Женька уже три раза делала «страшные глаза».

— Есть! — с облегчением выдохнул будущий родственник.

После завтрака Женя прилегла в гамаке, Решад ушел в больницу. Ирина домыла посуду, и вышла на террасу к отцу.

— Дочь, он мне нравится, — без предисловий Александр начал разговор, которого боялась девушка. — Рано еще что-то говорить, но по первому впечатлению — толковый мужик. В ЗАГС пойдете, или …так?

— Пока так. Он не предлагал, пап.

— А ты как хочешь?

— Если спросит — побегу, в чем есть.

— Дочь, ты счастлива? Вот этим всем? — отец обвел рукой участок. — Огород, розы твои, кусты, деревня, Решад этот? Не хочешь вернуться?

— Пап, не вижу смысла возвращаться. Ты говоришь — розы, огород, кусты, а я знаю, что где растет, каждую травинку, как за каким растением ухаживать, не поверишь, но взрослые женщины у меня спрашивают совета! У меня, представляешь? — гордо заявила дочь. — Кстати, ты нахваливал чай, а там чая нет, одни травки, сама ферментировала и сушила. На прошлой неделе я на свои деньги купила дегидратор и еще одну теплицу, правда, с осенней скидкой, под помидоры черри на следующий год. Не у тебя выпросила, а сама заработала, и текущие траты уже из моего кармана, и мне это нравится! Я здесь на своем месте, пап, я теперь — фермерша!

Ира раскраснелась, как всегда, когда волновалась, потянулась было к отцовской пачке сигарет, но махнула рукой.

— Канал на ютубе за три месяца перевалил за пятьдесят тысяч подписчиков, а я просто показываю огород, поселок, рассказываю, как приготовить вкусные блюда практически из ничего. Уже три ресторана пользуют мои рецепты! — продолжила Ира, чуть переведя дух. — В Москве пока один.

— Но в городе у тебя перспективы! Все, что пожелаешь! Хочешь — ресторан свой будет, а не в чужие руки свои идеи продавать.

— Пап, я здесь живу, привыкай. Не оправдала доченька надежд, не хочет быть крутой папиной наследницей, кривая получилась, да, неправильная? Стыдно людям говорить, что в деревне дочь живет, и довольна этим?

— Ира, ты что выдумала? Что бы ты ни делала, я горжусь тобой, в любом варианте. Ты — лучшее, что у меня есть. Мы были хреновыми родителями, вину с себя не снимаю, но мы с мамой твоей старались. Прости меня, но, когда ты была под боком, даже с тем, — Александр вспомнил меткое определение Виталику, данное нынешним мужчиной дочери, — щеглом, ты все равно была рядом. А тут… Моя ухоженная красавица дочь в земле копается…

— И в земле, и в навозе, и с бензопилой! — рассмеялась Ира, крепче обняв отца. — Полтора часа, пап. Всего полтора часа, и я у тебя, по первому звонку. Сам-то! Сюда три месяца ехал, собирался!

— Уговорила. Но повторюсь, что не так, перестанет нравиться это счастье, сворачивай хозяйство, и в Казань.

— И что я буду делать в городе? Опять висеть на вашей с мамой шее, и по клубам бегать до старости, потихоньку спиваясь? Что я там не видела? А у нас грибной сезон начался, завтра в дальний лес едем с подружкой и мамой Решада, пока он на работе. Да, здесь все по-другому, другие ценности, другое мировоззрение, но я очень счастлива, пап, это все — мой мир.

— Смотрю, ты курить бросила, фермерша моя?

— Как-то само получилось, не хочу. Да и Решад уже курит мало, потихоньку тоже бросит, я постараюсь. Вот нарожаю ему выводок маленьких Решадиков, некогда будет вздохнуть и выдохнуть, не то, что за сигарету хвататься.

— Ты не ответила про татарина.

— Я ему верю. Он — лучший, пап, нет, конечно, после тебя, дяди Вити, дедушки и Бахтияра! — Ирина чмокнула отца в щеку. — Знаешь, у нас обязательно будут и ссоры, куда без этого, и тарелки летать, но мы оба признаемся, если кто не прав был. После того, как бросили выяснять, у кого характер хуже, по умолчанию поняли, что дальше — вместе. Сейчас мы оба учимся любить.

— Добро. Дочь, я хочу Жене сделать предложение. Я же не дурак, кое-что помню, вернее, вспомнил. Даню усыновлю. Ты не в обиде на нас?

— Ой, я так за вас рада, я ж сразу сказала, какие обиды, а?

— Я ведь еще не старый у тебя, а, доча? Может, еще одного брата тебе забабахаем.

— А забабахайте лучше сестру, братьев и так три штуки, — рассмеялась девушка. — Женька играть в белорусского партизана перестала? Рассказала, что Данька твой?

— Что? — побледнел Александр. — Даня… мой?

— Упс… Ты же сейчас сам сказал «еще одного» и что ты кое-что вспомнил.

— Вообще-то, я говорил про твоих братьев по матери…

— Не веришь, сделай экспертизу. Но хватит посмотреть на мои детские фотографии.

Отец помолчал, видимо, вспоминая и сопоставляя события, после тихо произнес:

— Верю. Но Женя должна сама мне сказать. И ты молчи. Нет, все-таки, женюсь! Жена, умеющая хранить секреты — на вес золота!

Проезжая мимо больницы, Александр вдруг сдал назад, припарковался на обочине, заглушил мотор.

— Жень, подожди немного, хорошо?

— Слушаюсь!

Александр прошел по ухоженному двору больницы, зашел в здание. В коридоре было чисто и пусто, только старенькая санитарка домывала пол.

— Здравствуйте, Бог в помощь. Почему у вас такая пустота?

— Здравствуй, милок, спасибо. До конца сентября у нас тишина, все на огородах, болячки на зиму откладывают.

— А как мне главврача найти?

— Ноги вытри и подымайся на второй этаж, третья дверь направо.

— Спасибо, мать, — последовал указаниям посетитель. Уже поднимаясь по лестнице, услышал:

— Только Решада Маратовича в кабинете нет, он в подвале лампы меняет, если тебе срочно. Сюда иди, спускайся по лестнице осторожно, и прямо, увидишь.

Александр спустился в подвал, прошел несколько метров, завернул за угол и наткнулся на нового знакомца, стоящего на стремянке. Забрал у него из рук старую лампу, аккуратно вытащил из прислоненной к стене упаковки новую, подал наверх.

— Благодарю.

— Все самому приходится?

— Завхоз в отпуске, из-за пары светильников старика дергать? — Решад аккуратно вставил трубку лампы на место, закрепил, протер, спустился со стремянки, щелкнул выключателем, проверяя свою работу.

— Добро. Я что заехал, Решад, — отец помолчал немного, окончательно смиряясь с выбором дочери. — Спроси ее в лоб.

— Принял. Спасибо, Александр Рэймович.

— Учти, с нашей стороны родни много, ваш поселок по швам треснет такую толпу принимать, поэтому, расписывайтесь, где хотите, но банкет в Казани. Тебе же проще. В выходные, на моем дне рождения, жду вас с Иркой. Официально представлю тебя семье. Номер телефона продиктуй.

Мужчины обменялись контактами, пожали друг другу руки.

— Все, я уехал. До встречи.

— До встречи.

Усаживаясь за руль, Александр ответил на немой вопрос спутницы:

— Посмотрел еще раз.

— И как?

— Похоже, дочь взялась за ум. Я, конечно, не прыгаю до потолка от ее выбора, не о такой жизни я мечтал для дочери, думал, пройдет блажь деревенская. Но с этим татарином они на одной волне. Сейчас поймал себя на мысли, что ревную, представь?

— Понимаю. К Пингвиненку ты всегда относился, как к пустому месту, а с Решадом придется считаться. Саш, не переживай, он похож на тебя, понятия в его голове вдавлены намертво — честь, совесть, достоинство. Ирка будет счастлива с ним, их уже не отодрать друг от друга, только с мясом и кровью, — и неожиданно рассмеялась новой мысли. — Вот наделают тебе внуков, буду я спать с дедушкой!

— Жень? — вдруг вновь заглушил мотор, потянулся к подруге, поцеловал крепко. — Меня тоже от тебя отдирать нельзя. Тебе как предложение сделать? С размахом, или просто спросить?

— А спроси с размахом, Сашенька, — улыбнулась женщина, не веря своему счастью. — Но учти, я отвечу «да» в любом варианте.

— Добро, — ответил Александр, уже поворачивая на дорогу в город. — Я «нет» и не рассматривал.

Как только скрылась за поворотом машина будущего тестя, Решад быстро прошел в ординаторскую, сказался Назару, что до утра не придет, звонить только в экстренных случаях, и едва ли не бегом припустил к дому любимой женщины. По пути только молил всех Богов и божонков, чтоб не случилось чего экстренного, и так слишком много сегодня потрясений, хватит для одного дня.

Он любим… Сейчас сделает предложение, раз решился, должна же она ответить согласием, раз призналась в ответном чувстве. Все верно сказал Марсель — в их случае нужно торопиться, потом разберутся, как это все работает в семейной жизни.

— Ириш, какое необычное отчество у твоего отца, — после ужина, по складывающейся традиции, валялись на диване, наслаждаясь уютным вечером. Столько всего еще нужно узнать, рассказать друг другу, что оба, не сговариваясь, на пару часов перед сном забирались в подушки, убирая подальше телефоны.

— Так дедушка Рэймо — финн. Прадед мой молодым загорелся идеями коммунизма, всю жизнь служил на закрытом аэродроме Сааремаа, потом, когда СССР развалился, уехал в Финляндию. Так и не смог принять перемены, умер в девяносто пятом, мне всего четыре годика было. Дедушка Рэймо с бабушкой Наташей поехали на похороны, там остались. Мама периодически оставляла меня в Финке, но долго родня не выдерживала такого счастья, сдавали в деревню второй бабушке. Хорошо, рядом Бахтияр был.

— А я все думал, какой у тебя второй родной язык. Не угадал даже близко. Цвет волос с этой родни взяла?

— Да, глаза и волосы прадед «подарил». Это ты еще не видел моего дядю Артура, папиного младшего брата! И парни у него, все четверо, здоровые, кровь с молоком, ростом, как ты, все под метр девяносто, и рыжие, как огонь! Они недалеко живут от деда с бабушкой, через два дома, увидишь их в полном составе — не ржать! Мы их зовем «семейство Клири». Женька каждый раз не может удержаться от смеха, называет это семейство «Артур и минипуты». Кстати, а бабушка Наташа родом из Белоруссии.

— Любовь к драникам? А мама?

— Мамина родня — вятские кузнецы, видимо, от них мне такая тяга к земле и досталась. Одна из прабабушек — абхазка, легенда ее появления в семье звучит на каждом сборище нашего клана. Не буду рассказывать, чтоб не портить впечатление. Мама собирает родовое Древо, очень интересно выглядит, и, между прочим, я знаю своих предков до девятого колена, вот!

— И мне, булгарскому татарину, досталась эта дружба народов, — засмеялся Решад. — Ирк, я реально хочу посмотреть, что у нас получится с такими генами.

— Застрелимся оба. Решад?

— Да, любимая.

— Переезжай ко мне уже совсем, а? Если твое эго сопротивляется, так ты ему скажи, что второй этаж надо достраивать и обустраивать, да и на первом работы еще уйма. А то на два дома, правда, бегаем, скоро тропинку асфальтировать придется. Мама твоя уже спрашивала вчера, когда мы с ней утром заготовки на зиму делали.

— Завтра в Зареченское съездим утром, перееду.

— Зачем поедем?

— Иди ко мне, расскажу, — мужчина снял очки в тонкой оправе, закрыл ноутбук, отложил на оттоманку.

Ира перебралась к нему на колени, лицом к лицу, поерзала, устраиваясь, обняла за шею:

— Рассказывай, что придумал, что за авантюра?

— Мы с тобой завтра возьмем паспорта, посетим одну серьезную организацию, напишем заявление, и через месяц ты меняешь фамилию. Согласна на такую авантюру? — задержал дыхание, испугавшись услышать в ответ, что в ее планы не входит свадьба с ним, рано, она подумает, прикинет варианты. Достал из кармана коробочку, открыл.

— Ой. И у меня нет выбора? — в этот момент совершенно расхотелось шутить, девушка даже растерялась.

Без помпезности, фотографов и пафоса стояния на одном колене с метровым букетом. Только приглушенная любимая музыка, в диванных подушках, в обнимку, и в сетях не появятся снимки, и знать будут только близкие, и то — завтра, а от нежности и торжественности момента перехватило дыхание у обоих.

— Есть. Выбор платья, букета, выбор колец, что там у вас еще важно в этот день. Смысла не вижу затягивать на годы, лучше сразу обрубить концы. В сентябре станешь моей женой. На всю жизнь, — тихо ответил мужчина. — Так ты выйдешь за меня замуж?

— Яруллина Ирина Александровна, — восторженно произнесла девушка, будто пробуя на вкус новое звучание. — Красиво. Я согласна, Решад!

Выдохнуть. Легче разгрузить вагон угля, серьезно! Одно дело — самому решиться на такой шаг с обрыва, другое дело — услышать отказ, а она согласна. Быть рядом, навсегда, на расстоянии вытянутой руки, в повороте головы. И не пришло ни одному в голову, что всего две недели вместе, и это не срок, чтоб официально связывать жизни, наоборот, у каждого промелькнула мысль, что в их случае это — единственный правильный шаг.

Вытащил кольцо из атласного плена, надел на подставленный безымянный пальчик правой руки:

— Давай вместе станем старенькими и противными, и внуки будут приезжать на выходные, вытаптывать твои посадки.

— Будем ковылять по поселку за руку, и палками гонять молодежь!

— Может, ты в Казани хочешь регистрацию?

— Не-е-ет, только в Зареченском, только хардкор! Ты будешь смеяться, но однажды я поссорилась с Бахтияром, когда он не отпустил меня на школьную дискотеку в девятом классе, и пригрозила ему, что вырасту и выйду замуж за «его лейтенанта», и тогда Баха полысеет окончательно от двух проблем в одном флаконе!

— Ирка, ты невыносима! Я же тебе предложение делаю, не смеши меня!

— Сейчас ему уже некуда лысеть, если только с ног волосы отпадут от такой новости.

— Ира! Я ж представил!

— Я же говорила — будешь смеяться! О, как я мечтала, что ты приедешь в гости к Бахтияру, а тут я зайду случайно, красивая, и ты непременно влюбишься в меня, не может быть, чтоб ты в меня не влюбился, и поведешь под венец.

— Видишь, пусть с небольшими неточностями, но все сбылось. Я постараюсь быть достойным тебя, — став серьезным, тихо произнес, как клятву. Потихоньку начал целовать любимую, развязывая пояс домашнего платья. — Скажи еще раз, как утром?

— Люблю. Я очень люблю тебя, Решад. Ты даже не представляешь, как давно, даже страшно!

— Я тоже.