Черные Шипы

Глава 37

НАОМИ

Мы ночуем в мамином доме.

Это так отличается от прошлого, но ощущения все те же.

Мы все еще те ребята из колледжа, которые прижались друг к другу перед телевизором, пока Себастьян пытался прикоснуться ко мне в любой момент. Нам так же комфортно в тишине, как и во время разговора.

Но сейчас он другой, более измученный, надломленный.

Мы оба ранены, преследуемые, и оба долгое время провели в пустоте.

Быть наполненным всем сразу — это одновременно и волнующе, и болезненно.

Но это никогда не было так… полезно.

После совместного принятия душа, где Себастьян прижал меня к стене, мы легли смотреть настоящее криминальное шоу.

Но на самом деле мы не обращали на него внимания, мы просто смотрели друг на друга и разговаривали.

О боли.

О страстном желании.

Обо всем.

Я держала все это в себе, а когда оно вышло наружу, оно было без цензуры и безудержно.

Это было похоже на очищение.

Себастьян рассказал мне о том, как он сдал экзамен и разорвал отношения со своими бабушкой и дедушкой. Он рассказал мне о роли, которую Нейт сыграл в его новой жизни, и о друзьях, которые у него есть в фирме. Он рассказал мне о том, как использовал работу, чтобы отвлечься от своих эмоций.

В каком-то смысле то же самое было и со мной, поэтому я рассказала об этом и о том, какой была моя жизнь в Японии. Я рассказала ему о новой семье, которую я нашла, и о том, что Мио, а иногда и Кай — единственное, что мне в ней нравится.

Ночь продолжалась, и мы почти не спали. Между разговорами, объятиями и медленным гулом телевизора на заднем плане мы просто были в своем собственном мире.

А потом в окно проскользнул дневной свет.

Я стону, пряча лицо в обнаженных грудных мышцах Себастьяна. — Я хочу, чтобы снова была ночь.

Он посмеивается, гул его груди создает вибрацию на моих твердеющих сосках. — Через несколько часов наступит ночь.

— Я хочу этого сейчас.

— Привыкла к темноте, детка?

— Думаю, мне в ней удобнее.

— Вот почему мы совместимы.

Вдыхая аромат его бергамота, я провожу пальцами по двум татуировкам на его груди, а затем провожу ими до шрама от пулевого ранения на плече. Мысль о том, что я могла потерять его, все еще наполняет меня ни с чем не сравнимым страхом.

Наверное, потому, что это может случиться снова.

— Я ненавижу, что мы должны возвращаться к реальной жизни.

— Мы не обязаны этого делать, детка.

— Ты крутой юрист, и я не хочу, чтобы Нейт ненавидел меня за то, что я увожу тебя из фирмы.

— Я вижу, ты все еще очарована Нейтом.

— Что? Он классный.

— Не говори этого гребаного слова о другом мужчине.

— Он твой дядя, придурок.

— Все еще мужчина.

— Ты невозможен, — я смеюсь.

— Не больше, чем ты.

— Я?

— Ты сказала, что не делишься, помнишь?

— Ну, да.

Он крепче обнимает меня. — Тогда я тоже не буду делиться. Я просто буду похищать тебя, пока ты не подашь на развод.

— Похитишь меня в моем собственном доме?

— Еще более извращенно.

Я игриво ударила его по плечу. — Прекрати.

— Нет, пока ты официально не станешь моей.

— Это займет время.

— Вот почему я держу тебя. Нет пути назад ни в Японию, ни к этому ублюдку.

— Алло. Япония прекрасна.

— Я хорошо осведомлен об этом.

— Потому что… ты там родился?

— Откуда ты это знаешь?

— Я просто знаю. Почему ты мне не сказал?

— Причины.

— Какого рода причины?

— Если ты еще не поняла, я не буду объяснять тебе это по буквам — по крайней мере, пока.

— Это несправедливо.

Он усмехается, и я останавливаюсь и смотрю, как трепещет моя грудь. Неважно, сколько лет прошло, он по-прежнему единственный мужчина, способный скрутить мой желудок и заставить меня влюбиться по уши. Мы познакомились десять лет назад, и я до сих пор по уши влюблена в него.

Я не думаю, что когда-нибудь остановлюсь.

Проводя пальцами по твердым выпуклостям его груди, я говорю: — У нас так много общего. Я японка, но американка по происхождению, а ты американец, но японец по происхождению.

— Чертова судьба подбрасывает мне цундэре, да?

Я смеюсь. — Заткнись, придурок.

— Мне нравится, когда ты проявляешь ко мне сильную любовь.

Я толкаю его локтем, и он морщится. — Ты когда-нибудь думал о возвращении в Японию?

— Нет. Это напоминает мне о смерти моих родителей.

— Мне очень жаль.

— И все же я пойду за тобой.

— Неужели?

— Я бы поехал с тобой в любую точку гребаного мира, детка.

Я могу сказать, что краснею, даже не глядя на себя в зеркало. Мне двадцать восемь, но он все еще заставляет меня краснеть, как подростка, которым я была, когда впервые увидела его.

— Ты бы сделал это? — шепчу я.

— На этот раз я, блядь, буду преследовать тебя.

Я отстраняюсь от него. — А как насчет сейчас?

Его глаза темнеют той дымкой, которую я так люблю в нем. — Ты хочешь, чтобы я погнался за тобой сейчас?

— Я не знаю, — я на дюйм придвигаюсь к краю дивана.

— Может быть, на этот раз я трахну тебя сильнее.

— О, да?

— Я буду хорошо трахать тебя, трахать тебя так, пока ты не закричишь.

— Ты сможешь?

— Это будет больно.

— Ммм.

— Я буду груб.

— Да, пожалуйста.

— Это выйдет из-под гребаного контроля.

— Да?

— Это будет все, что тебе нужно, и даже больше.

— Чего ты ждешь? Поймай меня, — шепчу я страстным голосом и убегаю.

Ворчание Себастьяна следует за мной, когда я направляюсь к лестнице, затем останавливаюсь и меняю направление в сторону заднего балкона кухни.

Если он поймает меня на лестнице, у меня не будет ни единого шанса.

Он прямо за мной, и я чувствую, как он приближается ко мне.

Я не останавливаюсь, когда трясущимися пальцами открываю балконную дверь и обегаю встроенный столик на веранде.

К счастью, в поле зрения видны только деревья и несколько далеких домов, но любой из соседей может выйти и увидеть меня голой.

Большая рука хватает меня за локоть, и я вскрикиваю, затем пытаюсь боднуть его в подбородок. Себастьян уклоняется от меня и толкает меня спиной на стол. — Попалась, детка.

— Нет, нет… Отпусти меня!

Я бью по его обнаженной груди, оставляя царапины, но он легко подчиняет мои запястья и бьет ими по макушке моей головы.

— Я собираюсь трахнуть тебя так тщательно, что ты не сможешь пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы уйти.

— Отпусти меня!

— Кричи громче, чтобы соседи услышали, какая ты жадная шлюха. Моя шлюха.

Его грудь накрывает мою, когда он раздвигает мои ноги и входит в меня. Он делает это без какой-либо подготовки, и это так чертовски вкусно.

Ожог лишает меня дара речи, когда мое тело впитывает его целиком.

Я мокрая от небольшой погони, и я громко стону, когда он входит в меня с силой, толкающей меня через стол.

Я сгибаю пальцы над головой, но они едва двигаются из-за его яростной хватки на моих запястьях.

Он как зверь, сокрушающий меня, берущий меня, владеющий мной.

Исполняя каждое мое желание.

— Себастьян!

— Да, детка. Назови мое имя.

— Себастьян!

— Назови меня как семь лет назад.

— Как?

Он двигает бедрами, ударяя глубже, когда давление внутри меня нарастает в сводящем с ума ритме, а затем наступает облегчение, а затем снова давление.

— Ты знаешь. Скажи это.

— Малыш?

Он сгущается внутри меня, и его ритм выходит из-под контроля. — Скажи это еще раз.

— Трахни меня, малыш. Возьми меня.

— Как мне тебя взять?

— Грубо, жестко… Дай это мне, пожалуйста…

— Кто единственный, кто может трахнуть твою маленькую тугую пизду?

— Ты…

— Кто единственный, с кем ты общаешься?

— Ты!

— Кому, черт возьми, ты принадлежишь?

— Тебе, Себастьян! Тебе! — слова соответствуют его сводящему с ума ритму, и они такие раскрепощающие, такие освобождающие, что я жалею, что не сказала их раньше.

— А теперь расскажи мне, что ты тогда сказала, Наоми. Прямо перед тем, как ты вышла из камеры.

— Я…

— Скажи мне, Наоми.

— Я люблю тебя! — я кричу, когда мой оргазм настигает меня, и влага, какой я никогда раньше не чувствовала, выливается из меня и пропитывает мои бедра. Но я не сосредотачиваюсь на смущении, когда кричу: — Я люблю тебя, Себастьян!

— Только меня?

— Только тебя.

Себастьян трахает меня сильнее, заглядывая мне через плечо. — Слышал это, ублюдок?

Я откидываю голову назад, ловя взгляд не кого иного, как Акиры. Он стоит позади нас, наблюдая за шоу своим обычным проницательным взглядом. Его поза настолько неподвижна, что его можно принять за статую.

Меня охватывает унижение оттого, что на меня так смотрят, будь то он или кто-то другой.

Правда, моя нагота полностью прикрыта телом Себастьяна, но все же.

Однако он не останавливается. Он трахает меня грубее, быстрее, вырывая стон из глубины меня.

В этот момент никто другой не имеет значения. Ни Акира, ни кто-либо другой. Здесь только я и Себастьян.

Я стону его имя, наслаждаясь наслаждением, пока он не опустошается глубоко внутри меня. А потом я снова кончаю с его именем на кончике моего языка.

Господи. Я такая развратная.

У меня только что был секс с Себастьяном на глазах у моего мужа, но все, что я чувствую, — это потребность в большем.