Глава 21

Публика никогда не освистывает хористов.

Вероятно, она могла бы вести себя умнее. Летти весьма сомневалась, что настоящая леди Агата удрала бы, подобрав юбки, после объяснения в любви. Бойкая расчетливая Летти Поттс тоже так бы не поступила. Беда в том, думала Летти, прижавшись исцарапанной спиной к двери в бильярдную, что она несколько дней не чувствовала себя Летти Поттс.

Она должна была взять себя в руки. Трезво смотреть на вещи. Ей и раньше доводилось видеть, как актеры и актрисы входили в роль до такой степени, что не отличали себя от персонажей, которых изображали.

Она увлеклась ролью, вот и все. Что в этом удивительного? Она одурачила их всех. Особенно Эллиота. И не было ничего странного в том, что одурачила и себя.

Ибо в тот момент, когда у нее так забилось сердце, она чуть не ответила: «Я люблю тебя». Чуть-чуть…

И слава Богу, что не ответила. Он не любил Летти Поттс, как бы она ни обманывала себя этой чепухой, что ему нужна она, а не дочь герцога, которой не существовало.

Завсегдатаи кулис всегда влюблялись в героиню, созданную драматургом, опытной рукой постановщика и искусством осветителей. Что из того, что она сочинила собственный текст и сама придумала мизансцены? Игра оставалась игрой.

Ей следовало бы хорошенько посмеяться над этим. Она почти поверила в собственную мечту. А почему бы и нет это была прекрасная мечта. Чужое имя, перешитые платья и мужчина, полюбивший эту женщину. Как долго она смогла бы сохранять эту иллюзию? Если очень, очень постараться, и как долго она сможет оставаться той женщиной, за которую ее принял Эллиот и которую полюбил? Сердце Летти готово было вырваться из ее груди. В конце концов он узнает, что она не леди Агата. И нельзя надеяться, что его чувства к ней не изменятся после разоблачения.

Но если чувства сохранятся?

Не могла бы она воспользоваться этим? Летти почти убе-па себя, что она именно такая женщина, за какую ее принимал Эллиот. И насколько трудным будет окончательно превратиться в такую женщину? Может быть, она уже пре-атилась. Начала превращаться…

К тому же им не обязательно было оставаться в Литтл-Вайдуэлле. Они могли бы уехать на несколько лет. Она моглa выкрасить волосы, пополнеть или похудеть, изменить произношение, и они снова вернулись бы сюда.

Летти непроизвольно молитвенно сложила руки. Может быть, у них все-таки есть будущее?..

— Никогда не видел его таким взволнованным.

При звуке мужского голоса Летти огляделась. У окна в емном вечернем костюме стоял Аттикус Марч. Войдя в комнату, она не заметила его.

— Сэр?

Он кивнул в сторону окна.

— Мой сын. Он ходит там, в саду.

Профессор улыбнулся. Он был хрупким на вид, высоким, с сутулыми плечами, но его лицо все еще было красиво. И так похоже на лицо Эллиота…

— Вы очень расстроили его, моя дорогая. Надеюсь, вы скоро развеете его печаль.

Летти настороженно посмотрела на него.

— Надеюсь, я не обидел вас. Думаю, что нет. Видите ли, я наблюдал за вами, и вы, похоже, не относитесь к тем молодым женщинам, которые избегают откровенных разговоров.

Хорошо это или плохо? Она не знала и промолчала.

— Посмотрите сами. — Аттикус подозвал ее к окну. Летти, невольно заинтересованная, подошла и выглянула.

Под окном стоял Эллиот. Поднявшийся ветер раздувал фалды его фрака и трепал волосы. За его спиной темнело черное, как бархат, небо. Вдалеке на горизонте сверкали молнии. Приближалась гроза. Она подумала, что найдет в Эллиоте родственную душу.

Его лицо было мрачным и в слабом свете фонаря у балконной двери казалось бледным. Он угрюмо смотрел на дверь, куда она убежала, очевидно, решая, что делать дальше.

— Посмотрите на этого беднягу. Сердитый. Растерянный. Взъерошенный. Нерешительный… — Аттикус, прищурившись, придвинулся ближе к окну. — Бог мой, кажется, он забыл застегнуть верхнюю пуговицу на рубашке. — Он покачал головой. — Будем надеяться, что эта рассеянность пройдет. Сомневаюсь, что королеве понравится, если новый барон будет представляться ей в расстегнутой рубашке.

Королева? Барон? Аттикус говорил об этом так, словно ей все было известно, а Летти и понятия ни о чем не имела.

Профессор вопросительно посмотрел на нее.

— А вы не знали? Эллиот не сказал вам. Простите, дорогая. Я должен был догадаться, что он не скажет, но я полагал… — Он протянул руку. — Вы не доставите старику удовольствие, не уделите мне несколько минут? Пойдемте туда. Там можно сесть.

Он подвел молодую женщину к кожаному дивану и, усадив, опустился рядом.

— Так вот, — начал он, — не мое дело говорить вам об этом, но этот секрет известен всем в Литтл-Байдуэлле. Любой вам расскажет.

— Что расскажет? — спросила Летти.

— О новогодних награждениях. В этом году премьер-министр будет давать рекомендации ее величеству на пожалование Эллиоту титула барона.

Но это значило… Нет. Нет.

— А если королева откажет? — спросила Летти. — Что, если королева не последует рекомендациям премьер-министра?

Аттикус улыбнулся:

— Почему она должна отказать? Марч — старинное и достойное имя. Прошлое моего сына хорошо известно, его поведение безукоризненно, связи безупречны, и он блестяще справляется со служебными обязанностями. Я не думаю, что у королевы возникнут проблемы с его награждением, — с гордостью закончил Аттикус.

Но Летти из всего сказанного услышала только одно — «его связи безупречны».

Были такими до того, как он связался с актрисой мюзик-холла! Если власти каким-то образом узнают о ней… Летти проглотила застрявший в горле ком.

Будущее, так неудержимо манившее ее, ускользнуло, исчезло, угасло, словно пламя свечи, оставив ее в темноте. Надежда, что у сэра Эллиота возможно будущее с актрисой мюзик-холла, была очень слаба. Но у лорда, барона такого будущего просто не могло быть.

Даже если Эллиот смог бы простить ей прошлое, то королева — никогда.

Летти повернулась к Аттикусу и с отчаянием выпалила:

— Но ведь он не обязан принимать титул, не так ли? Брови Аттикуса сдвинулись.

— Нет. Он мог бы отказаться от этой чести, — мягко произнес он. — Но он трудился долгие годы ради этой возможности. Я не понимаю, как он может не воспользоваться ею.

— Но он и так рыцарь, — возразила Летти. — Это достаточно почетно. Титул барона не сделает его лучше или хуже, чем он есть!

— Конечно, нет. — Тревога появилась в глазах старика, но тон оставался мягким. — Но… вы же знаете Эллиота и должны понимать, что ему нужен не титул, а те перспективы, которые он дает.

Летти смотрела на него, думала… и не могла вымолвить ни слова. Разумеется.

— Как член палаты лордов, он сможет сделать карьеру как судья… но это ясно. Вы должны понять, как это важно для него, и я достаточно тщеславен, чтобы думать, что и для страны. — Аттикус похлопал ее по руке и улыбнулся. — Как я заметил, за последнее время мой сын не очень блистал красноречием. Но следует учесть обстоятельства. — Он подмигнул Летти. — Поверьте моему слову. Эллиот очень талантливый оратор, умеющий убеждать. Особенно хорош он, когда говорит о судебных реформах. Перед тем как вернуться сюда из-за моей болезни, он был очень известен в Олд-Бейли.

— Олд-Бейли? — Летти думала, что после Судана он всю жизнь провел в Литтл-Байдуэлле. — Он бывал в Лондоне?

— Прожил там десять лет, — поправил ее Атгикус. Какой же идиоткой она была, когда дразнила его… Марч-старший смотрел на нее с непроницаемым выражением лица.

— Однажды Эллиот сказал, что смерть английских солдат можно было бы оправдать, если бы ценой их жизней были куплены справедливость и свобода. — Он бросил на нее пронизывающий взгляд. — Понимаете? Не амбиции движут Эллиотом, а преданность делу. Имея титул, он добьется очень многого. — Старик с гордой улыбкой откинулся на спинку дивана. — Вы в этом хоть на минуту сомневались?

— Нет. — Она не сомневалась. Врожденная порядочность Эллиота, честность, решительность, стремление к справед-нивости будут грозными защитниками добра. Летти почувствовала гордость. Лорд Эллиот Марч — человек, которого она любит.

«Любит». Она любила Эллиота. За то, что он был великодушным, благородным и честным — качества, в существовании которых она сомневалась и поэтому высмеивала как свойственные людям слабым и сентиментальным. За то, что был таким деликатным с Элизабет Вэнс и так добр к ее отцу. За то, что он старался ради других, делая вид, что это нужно ему самому. За то, что всегда сохранял достоинство в разговорах и не отмахивался от собеседника. За то, что он проявлял щепетильность, когда дело касалось справедливости, и был терпелив с теми, кто не разделял его взглядов.

Но она полюбила его и за то, что его поцелуи возбуждали в ней страсть, томительное желание и сознание своей власти над ним. За то, что ее тело отзывалось, как камертон, на каждое его прикосновение. Она любила его за то, что он был Эллиотом, не похожим ни на одного мужчину, которого она встречала в своей жизни, или могла бы встретить в будущем.

Аттикус пристально смотрел на Летги. Затем, словно прочитав ее мысли и поняв, как она любит его сына, улыбнулся.

— Теперь, когда вы все знаете, каковы ваши намерения в отношении моего сына, леди Агата?

И здесь она могла бы вести себя умнее, думала Летти, торопливо шагая по коридору.

Ей не следовало, не подумав, заявлять: «У меня нет никаких намерений!» — и выскакивать из комнаты, как испуганный заяц.

Но ее намерения были не из тех, которыми можно поделиться с отцом будущего любовника. Любовник. У Летти было немало возможностей завести любовника, но у нее их никогда не было. Ибо она еще никого не любила и не понимала, что заставляло абсолютно разумную, неглупую женщину превращаться в безвольное и слабоумное существо из-за какого-то мужчины.

До сегодняшнего дня.

Она понимала, что у них с Эллиотом не может быть общего будущего. И это не имело значения.

Она хотела наслаждаться любовью с любимым человеком. Это-то она заслужила?

Больше никогда она не встретит такого человека, как Эллиот. Можно потратить всю жизнь на его поиски… Такая удача не выпадает дважды. Немногим женщинам повезло даже один раз в жизни.

Но ей повезло, лихорадочно думала Летти. И она не собиралась упустить ни одной минуты счастья. А им оставались лишь минуты.

Соблазнить Эллиота было бы трудно, но возможно. Она чувствовала, знала его. Надо было заставить его поверить — и, будучи Эллиотом, он поверит, — что это лишь прелюдия к их браку.

Летти замедлила шаги, затем остановилась, пораженная собственной смелостью.

Она не сможет. Он не захочет. Она не посмеет… Что на нее нашло, что она стала строить такие сумасбродные планы?

Ее мучили сомнения, как далеко она может позволить зайти их отношениям. Эта мысль билась в ее голове, а сердце пронзала боль. Она не хотела причинить ему боль. Она решила прийти к нему и украсть минуты счастья, столько, сколько сумеет. Может быть, мисс Поттс действительно была воровкой.

Летти огляделась, словно просыпаясь после беспокойного сна. Она сделала крюк и вернулась к тому месту, где вошла из сада в дом. Из столовой выходили гости.

Она должна была найти Эллиота. Это все, что она знала.

Кто-то схватил ее за руку. Вздрогнув, Летти обернулась. Перед ней стояла Анжела.

— Он хочет, чтобы я сегодня пришла к «ведьмину дереву»!

— Кип? Да его здесь нет, — сказала Летти, ища взглядом темную голову Эллиота в толпе гостей. — Его родители прислали извинения Бантингам. Я слышала.

Эллиот должен был быть где-то здесь. Он не мог оставить отца, допустить, чтобы профессор добирался до дома один. Он рассердился? Раздражен?

— Кип прислал записку как раз перед нашим отъездом, — сказала Анжела. — Пишет, что, если я не встречусь с ним, он завтра отошлет письма Хью. Я должна быть твердой, как вы сказали, не правда ли?

Летти невидящими глазами смотрела на встревоженное лицо Анжелы. Она должна была знать, что думает Эллиот. Он не должен был думать, что ей не нужна его любовь. Он не мог, не смел так думать!

— Леди Агата?

Вероятно, она не заметила, как он уехал…

— Да, — пробормотала Летти.

— Вы так считаете? — настаивала Анжела.

— Что? Если дело дойдет до этого, да. Но сегодня ничего не будет, — рассеянно сказала она. — Гроза приближается.

— Вы его не знаете, — прошептала Анжела, но Летти не слышала ее. Она заметила Эллиота и уже пробиралась через толпу.

Загрузка...