Чужой муж, чужая жена (СИ)

Глава 35

— Антося! Ты обещал плиготовить мне вкусный ужин! — дёргает дочь Антона за ткань домашних штанов. — Хочу кушать!

— Ева, — хочу наругаться на неё я.

— Оставь, Ксю. Я обещал ей, а обещания надо выполнять.

Дочь смотрит на меня с победным взглядом. Маленькая чертовка! И Жуковский туда же, сразу балует её.

— Ева-королева, иди с мамой свои вещи разбери. Договорились? — строго спрашивает Антон.

— Да! — радостно выкрикивает малышка и тут же убегает в сторону спальни мужчины, которую он выделил нам.

— Она тебя слушается… — удивляюсь я.

— Это плохо? — выгибает бровь Жуковский.

— Нет, просто удивлена. И что ты собираешься готовить?

— Ну-с, в магазин мы не заехали, а у меня в холодильнике только рыба. Значит, рыбные котлеты с пюре.

— Она в жизни есть не станет рыбные котлеты, — скептически произношу я. — Зря время потратишь.

— Иди разбери вещи и отдохните. А я обо всём позабочусь, ладно?

Пожимаю плечами. Он ещё мою дочь не знает, какая та капризуля. Иду в спальню к малышке, чтобы разобрать вещи.

Когда я собрала все вещи дочери с игрушками в квартире Егора, у меня уже вышло два чемодана и большой пакет. А когда к этому добавились мои вещи, стало ещё плюс три коробки. Хорошо у меня всегда имелись коробки в запасе. И то, я не стала забирать украшения, которые дарил Егор, шубы, которые он мне покупал, даже зная, что я не приемлю натуральный мех. Забрала свой планшет, зарядки, фен и плойку, все средства гигиены и косметику. Альбомы забрала. Документы на себя и дочь. И назло всё бельё, ночнушки, платья, свитера и джинсы, обувь. Даже единственный купальник. Не хотелось, чтобы от меня ему что-то осталось. У меня в принципе одежды за годы брака накопилось не так уж и много. И всё же пришлось в несколько заходов спускаться.

Оставила Багрянцеву и ключи от «Мазды». И даже записку, у какого торгового центра машина стоит на парковке. А ключи от квартиры отдала консьержке.

Потом мы съездили за Евой. Антон взял на себя эту ношу, рассказать родителям, почему я не могу остаться у них, пока я трусливо сидела в его «Гелике».

Как только дочка села в машину, пришлось делать вид, что всё в порядке. Снова улыбаться, даже через боль. Хорошо хоть успела замазать новые раны.

И вот, теперь малышка вполне с довольным видом, раскладывает свои вещи на полке.

— Солнышко, не нужно раскладывать всё. Мы не задержимся у Антона.

— Мы не останемся?

— Нет, зайка. Мы поедем в другую квартиру.

— Только не к па… па… — начинает заикаться она, чем пугает меня не на шутку.

— Евочка, мы не поедем к нему, слышишь? — тут же вскакиваю и бегу к ней, обнимая. — Ни за что! Я обещаю тебе. Веришь?

— Да…

— Хочешь, телевизор посмотрим? Включу тебе мультик.

— Нет! Хочу готовить с Антоном!

— Ладно, пошли тогда.

Обречённо вздыхаю. Что у дочки за привязанность такая к Жуковскому? У нас это семейное что ли? Это нехорошо. Очень нехорошо. Потому что мы скоро съедем, а он вообще уедет. И Еве снова будет больно.

Дочка вприпрыжку бежит на кухню, мурлыча какую-то мелодию под нос. Я плетусь за ней. Спрашиваю Антона не нужна ли ему какая-то помощь, но он отказывается. Что-то ловко нарезает за кухонным островком.

Можно бесконечно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течёт вода, и как готовят мужчины. Жуковский, конечно, не повар. В его движениях нет профессионализма. А по расслабленному лицу даже можно подумать, что мужчина вовсе не задумывается о том, что он делает. Но я прекрасно знаю, что даже если его блюда просты, то всегда очень вкусны.

Когда он готовит, я не в силах оторвать взгляд от сильных, мускулистых рук.

Антон прикладывает остриё ножа к огурцу, попутно беззаботно о чём-то рассказывая Еве. Я не вслушиваюсь, просто восхищённо наблюдаю за руками. Они сильные, иногда грубые, иногда нежные и ласковые. И сложно не вспоминать в деталях, что эти руки делали со мной совсем недавно. Кажется, у меня от этих мыслей краснеют щёки.

Наваждение проходит, когда Жуковский с грохотом открывает кухонный шкафчик, доставая сковородку и ставя её на плиту. Он сейчас очень красив. Он, всегда красив, но именно в этот момент есть что-то особенное в том, как крошечная капелька пота лениво скатывается по красивой шее, а на глаза спадает несколько светлых прядей.

Когда Антон выливает на сковороду масло и кладёт котлеты, я могу только любоваться красивым рельефным торсом, который чётко прослеживается сквозь облегающую ткань домашней футболки. Мурашки скапливаются где-то внизу, когда мужчина приподнимает футболку за нижний край и чуть машет ей, скорее всего, потому, что ему действительно жарко от плиты. Прикусываю губу, старательно стараясь не смотреть на него, но глаза-предатели так и возвращаются к косым мышцам живота.

— … и твоя мама залезла на самое высокое дерево, показав всем мальчишкам, что она не промах. Да, Ксю? Эй, куда ты смотришь?

Внезапная смена интонации с весёлой на игриво-насмешливую приводит меня в чувства.

— Что? Никуда, — ещё сильнее краснею я.

— По-моему, «никуда» находится немного выше, чем, то место, с которого ты взгляд не сводишь.

— Не неси чушь! — фыркаю я. — Ева, быстро мыть руки, — командую я, сама вставая с дивана, чтобы скрыться от взгляда Антона.

Дочка восхищённо лепечет, что не знала, какой я «крутой» была в детстве, пока усердно мылит руки. Улыбается, и я рада, что она отвлеклась.

На кухне уже накрыт стол. Жуковский сразу зовёт Еву к её тарелке. Посуда у него в доме красивая, чёрная, но совсем не детская. Зато, когда я вижу, как он постарался с блюдом для дочки, сама чуть не пищу от восторга. На тарелке настоящая сова. Тело из пюре, голова из котлеты, крылья из половинок слайсов огурцов, хвостик из листа салата. И мордочка есть: глаза из слайсов огурца и редиса поменьше, а посреди зрачок из горошинки. Даже брови из огурца вырезал, а нос из редиски. Ну надо же! Вот только зная свою дочь, она рыбные котлеты ненавидит.

— Вау! — хлопает в ладошки малышка. — Антося, ты лучший!

И снова приходит время удивляться. Когда мне кусок в горло не лезет после утреннего происшествия, Евушка с восхищением ест и даже не фыркает на рыбную котлету! У Жуковского на лице торжествующее выражение, а я не понимаю, как ему удаётся делать всё так идеально.

После ужина, малышка требует сказку, но не от меня, а снова пристаёт к Жуковскому. Машу на них рукой. И пока Антон укладывает Еву, иду на балкон, налив себе полбокала вина. Сажусь в плетёное кресло, накрыв коленки пледом. Хорошо, что тут тёплый пол. Да и вид неплох.

— Прости, что мы тебя так стеснили, — тихо говорю я, когда неродной брат возвращается, разложив себе диван в гостиной.

— Поверь, я не умру, если посплю на диване. Ева замечательная, — говорит он, присаживаясь в кресло рядом. — Мне жаль, что вам пришлось всё это пережить.

— Расскажешь наш план?

— Конечно.

И он рассказывает всё, что запланировал для моего развода с адвокатом и его командой. А я в очередной раз диву даюсь, как он ловко всё придумал. Сама бы я точно не справилась.

— И, конечно, тебе нужна работа, — заканчивает Антон.

— Я разослала резюме. Что-то да подвернётся.

— Не стоит, Ксю. Я устрою тебя на работу к своему другу.

— Что? Нет! Не смей! — всплёскиваю руками я. — Ты и так много сделал для нас. Мне уже стыдно. Хотя бы работу я должна найти себе сама.

— Я ничего для тебя не сделал. Ничего! — качает головой мужчина, а в его тоне какая-то горечь. — Был уверен, что ты врёшь, но всё равно попытался поверить, что он тебя не трогал. А должен был не отпускать к нему! Сразу спасти из его грязных лап! Расспросить, заставить рассказать правду в конце концов.

— Нет, родной, нет. Я бы ни за что не сказала тебе, — хватаю его за руку, крепко сжимая. — Не смей винить себя. Это я считала, что несу наказание за свой выбор. Поэтому и молчала. Но больше не буду.

— Ксю…

— Мамочка! — прерывает его испуганный крик Евы из спальни.

И мы тут же вскакиваем и бежим к ней. Кроха сидит на постели, волосы взмокли от пота, а её всю трясёт.

— Мама! Мамочка! — всхлипывает она, протягивая ко мне руки. — Па… Па… он…

— Милая, его здесь нет, это всё сон. Тебе приснился кошмар, — сажусь на кровать, обнимая её.

Антон садится по другую сторону от Евы, и дочка сразу хватает его за руку, доверительно прижимаясь.

— Ты защитишь меня и маму? — спрашивает она дрожащим голосом.

— Всегда, — обещает Жуковский.

— Тогда сегодня спи с нами! — требует малышка.

— Зайка… — начинаю я.

— Хорошо, Ева-королева. Сегодня я буду оберегать твой сон, — соглашается мужчина, укладываясь под второе одеяло.

Я же ложусь с дочкой, накрывая нас с ней её одеялом. Она посередине между двумя взрослыми и сразу чувствует себя в безопасности, тут же закрывая глазки. И я притворяюсь, что сплю. Но прекрасно слышу, как сонно шепчет Ева:

— Я бы хотела остаться тут навсегда…

Как жаль, что это невозможно. Но она поймёт. Обязательно поймёт, когда вырастет.