АЛЕКСАНДРА
Мне снился сон, будто я бежала по лесу, спасаясь от страшного грохота и опасности. За спиной то и дело слышались треск ломаемых сучьев, стоны скрипящих от натуги деревьев, пробирающий до костей вой волков. Горящие бешенной злобой и жаждой убийства желтые глаза и обнаженные в оскале огромные белые клыки мелькали со всех сторон, прорезали серость сумерек пугающими красками и приближались с каждым ударом сердца. Я задыхалась от паники, дергалась вперед, но словно вязла в тумане. И четко понимала одно: мне грозит серьезная опасность. Раскрыла рот, чтобы позвать на помощь, но страх был так велик, что, в конце концов, из горла вырвался визг ужаса.
Вся дрожа, проснулась.
За окном бушевала гроза, которой я бессознательно боялась с тех пор, как приехала в Питер. Все же о переменчивой погоде Северной столицы была наслышана. И вот ненастье разыгралось. Буря свирепствовала над лесом и над коттеджем, гремела громом и сверкала молниями. Но тут, к сожалению, не было спасительной кладовки.
Я лежала в кровати, широко распахнув от страха глаза. Здесь, на природе, в хлипком щитовом домике разгул стихий казался еще более страшным, чем обычно. И реальность словно сместилась. Я окунулась в прошлое, почувствовала себя маленькой потерянной девочкой, а в воображении предстала давно забытая картина: мама и папа, чернота ночи, мокрый асфальт, освещенный яркими лучами фар, визг тормозов…
За окном вспыхнула молния, а через секунду раздался такой удар грома, что стекла в окнах зазвенели. Подскочив и трясясь как заяц, я потянулась к прикроватной тумбочке, чтобы зажечь лампу и разогнать мрак, но в темноте опрокинула ее. Снова сверкнула молния, осветив комнату зловещим светом. И я не выдержала.
– Демид!
Дрожа как в лихорадке, выкрикнула имя того, кто всегда приходил на помощь, защищал, заботился и оберегал. В этот момент я даже толком не понимала, здесь он, или его присутствие мне только приснилось, но мысленно молилась, чтобы он услышал и пришел.
Повезло! Топот ног по лестнице подсказал, что мой защитник действительно близко, он не плод воображения, он рядом.
Мужчина рывком распахнул дверь, на освещенном вспышкой молнии лице отчетливо читалось волнение.
– Демид! – всхлипнула, протягивая к нему руки.
Меня штормило и трясло, сердце болезненно кололо в груди, но я четко знала: нужно как можно скорее попасть в его объятия, потому что именно в них найду спасение.
– Все хорошо, Сашуль, я здесь, – Демид, мгновенно сориентировавшись, подошел к кровати и притянул к себе.
Без раздумий обняла в ответ и тесно прижалась к крепкой надежной груди.
– Мы справимся с этим. Обязательно справимся, – пошептал он негромко, смыкая руки у меня на спине. – Страх уйдет, и ты увидишь, как на самом деле прекрасна гроза.
Голос мужчины звучал настолько спокойно и уверенно, что я нисколько не сомневалась, он и в этот раз окажется прав.
– Я опрокинула лампу, – пожаловалась, вся дрожа.
– Я слышал, как она упала, но света все равно нет, – Демид стал отклоняться в сторону.
– Ты куда? – вцепилась, не желая отпускать его ни на миг.
– Не бойся, просто хочу поднять светильник.
Позволила, и через секунду вновь оказалась в надежных руках.
– Я вспомнила, – прошептала едва слышно, – что в день, когда погибли мои родители, тоже была гроза.
– Верно. До этого момента ты пыталась стереть это из своей памяти. Такова защитная реакция организма. Но вполне может быть, что теперь, когда воспоминания вернулись, ты перестанешь бояться непогоды.
– Не знаю, Дём, – зажмурилась и сделала глубокий вздох, чтобы немного успокоиться. – Но ты все равно не уходи.
Для страховки, обняла мужчину крепче.
– Я пока и не собираюсь, – уверил он с улыбкой в голосе и коснулся моих волос, массирующими движениями поглаживая затылок.
Господи, как приятно.
Прикрыла глаза, расслабляясь.
Пока Демид со мной, ничего не случится.
– Ты раздет, – заметила удивленно.
Щекой я прижималась к обнаженной мужской груди, однако внимание обратила на это только сейчас.
– Прости, принцесса, как-то не успел одеться соответственно случаю, – усмехнулся он. – Я уже снял рубашку, когда услышал твой вопль. А ведь подозревал, что ты проснешься и перепугаешься.
– Ты всегда приходишь на помощь, – пробормотала, наслаждаясь теплотой его тела. – Единственный, кто все обо мне знает и понимает.
Гроза постепенно стихала и отдалялась, а вместе с нею проходил и мой страх. Но я не спешила отстраняться от Демида. Слушала его дыхание, чувствовала, как поднимается и опускается его грудь, и старалась дышать так, чтобы попадать в его ритм, глубоко и спокойно.
Положив руку туда, где четко и размеренно билось его сильное сердце, прижалась щекой и почувствовала, что растворяюсь в нем. Наслаждаюсь каждым мгновением рядом.
Горячая волна возбуждения окатила внезапно. Я заерзала и прижалась еще теснее, делая глубокий вздох у основания его шеи.
– Не надо, Саша, – голос Демида прозвучал напряженно.
– Я ничего не делаю, – запротестовала, загипнотизированная ритмом его и своего дыхания.
– Твое тело слишком активно сообщает мне о совершенно противоположном, – хрипло отозвался, пытаясь отклониться.
Тон нисколько не задел. Даже если бы он рассердился, мне было бы все равно, потому что еще никогда мне не приходилось быть с Демидом в таком странном, волшебном, новом для меня мире ощущений и эмоциональных контрастов.
– У меня такое чувство, будто ты часть меня, будто я плыву куда-то, где тепло, светло и безопасно. Так себя, наверно, чувствуешь в раю.
За произнесенные глупости совершенно не было стыдно. Я лишь озвучивала то, что ощущала в тот момент.
– Саша!
Демид перехватил мои руки и сделал шаг в сторону. Я не видела его лица, но знала, что он рассердился.
– Не бросай меня, – пискнула, стараясь вновь сократить расстояние и вновь прижаться к его груди. – Я никогда не была так счастлива, как сейчас. И я больше не боюсь.
– Есть вещи пострашнее грозы, принцесса, – сказал он с запинкой.
– Но ведь к тебе это не относится. Даже когда ты делаешь мне больно, – заявила убежденно и, как только уловила, что хватка мужских ладоней ослабла, тут же снова к нему прильнула. Прислушалась к биению его сердца и испытала какое-то мистическое влечение. – Мне необходимо чувствовать, что ты близко... как было когда-то.
– Са-а-ша, – протянул он шепотом, касаясь подбородком моей макушки и обнимая в ответ. – Не за этим я приехал, милая. Но, кажется, даже моя сила воли пасует, если ты чего-то хочешь.
– Вот и хорошо, – осмелилась прикоснуться губами к его шее. – Я не хочу, чтобы ты уходил. Будь со мной, Демид.
Гадаров напрягся всем телом, когда я, шалея от собственной вседозволенности, провела кончиком языка вдоль его ключицы. Думала, оттолкнет, но он, рыкнув, оттянул назад мою голову и, завладев губами, принялся целовать. Долго и глубоко, пока реальность не стала растворяться, а я не потерялась в ощущениях.
– Ты уверена, что хочешь именно этого? – жарко выдохнул мне в шею, делая паузу, и легонько прикусил за ухом.
Вместо ответа издала тихий стон, надеясь, что этого будет достаточно, и потерлась грудью, ставшей вдруг очень чувствительной.
– А как же Артем? – вдруг спросил он, приподнимая мое лицо за подбородок и всматриваясь в глаза.
Непогода отступила, а белые ночи создавали вокруг сказочный полумрак.
– Он мой друг. Почти как брат, – пожала плечами, удивляясь, что Демида в этот момент заботит младший брат.
– А я? Кто я?
– Не знаю, – ответила, запинаясь. – Ты – часть меня. Как воздух, которым я дышу. Как солнце, которое меня согревает. Ты все то, что ушло и чего мне безумно не хватает: мой рыцарь, моя совесть, моя опора. Ты помог мне стать человеком, а потом взял и вышвырнул из своей жизни.
Всхлипнула, не сдержав эмоций, и слезы, будто только ждали момента, потоком устремились по щекам.
– Ты принадлежишь не мне, а Алисе, – озвучила то, что разрывало сердце на части.
– Са-анечка, – прошептал Демид, прижимая к себе и поглаживая.
Нежность в его голосе буквально зашкаливала, а подушечки пальцев аккуратно скользили по щекам, стирая мокрые дорожки.
– Не плачь, родная. Я не принадлежу Алисе, а лишь помогаю ей. И сейчас мы все попали в дурацкую ловушку, но я обязательно все улажу. Обещаю. Иди ко мне.
***
Не поняла, точнее, не запомнила, как мы оказались сидящими на кровати очень близко друг к другу. Вернее, на кровати сидел только Демид, а я…
Мне не было стыдно, что я восседала на нем. Не было стыдно, что задыхалась от его поцелуев. Не было стыдно, что хваталась за его обнаженные плечи, скользила пальцами по его волосам, обхватывала его затылок, чтобы приблизить к себе, чтобы нам стало еще жарче, еще слаще, еще вкуснее, еще порочней.
Я и думать забыла об Алисе. И пусть завтра меня замучает совесть, но сейчас, в объятиях Демида, я, наконец, поняла, что именно чувствовала последнее время. Во мне росло и крепло желание принадлежать ему.
И только ему.
Кому же еще?
Ведь кроме него никогда никого на свете не существовало.
И неважно, что между нами было два слоя одежды, ощущения казались очень острыми, яркими, насыщенными новыми красками.
Непривычно.
Ново.
Возможно, неправильно, но…
Я не хотела останавливаться.
Не хотела, чтобы он включал голову и меня отпускал.
Хотя Гадаров держал так крепко, словно и сам боялся, что я ускользну. А я, даже если бы и хотела, вряд ли смогла. Потому что дышать без него не могла, не могла больше ни секунды обходиться без его рук и ни мгновенья проживать без его поцелуев.
Мне казалось, мы оба пребываем в лихорадке. Он что-то бессвязно говорил, покрывая мое лицо обжигающими поцелуями. Я что-то бессвязно отвечала, выгибая шею, чтобы ему было удобнее, и раскачивалась на непривычной волне удовольствия, которая, мягко меня подхватив, уносила в мир чувственных удовольствий.
Мне было жарко и холодно. Тяжело и легко. А еще хорошо так, что просто невыносимо. Казалось, все это происходит не со мной, что это только лишь сладкий сон, потому что было до дрожи нереально. Нереально, что он тяжело дышал в мои губы, что ловил мои стоны, что смотрел так, будто я – самое дорогое, что есть в его жизни.
– Ты понимаешь, что я тебя не отпущу? – прошептал он, сверкая почерневшими от эмоций глазами.
– Я на это надеюсь, – ответила сипло, растворяясь в любимом стальном взгляде.
ДЕМИД
Ее вкус, ее запах, дрожь ее тела, ее тихие стоны, когда я терзал податливые, пухлые губы – все было только мое, только для меня.
В голове пульсировала лишь одна мысль, что надо быть нежнее, потому что я не знал, как ей нравится больше. Но максимум на что шел – позволял дышать. Дышать, пока мои поцелуи от ее губ спускались к шее.
Моя малышка идеальная. Податливая, красивая, невозможная и доступная. Я мог к ней прикасаться, как мне нравится, и она охотно позволяла это делать.
Слов не было… С ними у нас и так было сложно, потому сейчас они не требовались. Говорили наши тела: ее стонами, моим тяжелым дыханием, ее ладонями, скользящими по моей груди, моими пальцами, нетерпеливо стягивающими с нее пижаму, губами, которые непрерывно встречались, и взглядами, что разбивались друг о друга от этого откровения.
Моя…
Моя принцесса. Моя девочка. Моя любимая.
Ее скрывали ночные тени, мне было мало лунного света, который скользил по ее груди, или это проглядывала ревность – не знал. Хотелось видеть ее четко, любоваться, наслаждаться, фиксировать каждую эмоцию.
Протянул руку к прикроватной лампе и нажал на выключатель.
– Не надо света, – попросила она, отворачиваясь, но я не позволил, удержал на месте.
– Надо, моя хорошая. Иначе потом ты будешь думать, что тебе приснился сон, а я хочу, чтобы ты знала, что все происходит наяву.
Александра была совершенна, впрочем, я всегда это знал. Тонкая талия, длинные стройные ноги, высокая грудь, к которой снова и снова тянулись руки, припухшие губы, которые она кусала вместо меня.
Отзывчивая, открытая, с затуманенными глазами.
Три года, дьявол.
Целых три года я представлял себе этот момент, но так и не подготовился к тому, насколько это будет охрененно.
Насколько это будет моё.
– Моя девочка, – выдохнул в сладкие губы, когда мы стали единым целым.
Целовал ее ресницы, скулы, кусал ее подбородок, пока она привыкала. Медленно, только медленно, пока только так… Бесконечно, бесценно, и одна боль на двоих, которую я сцеловывал, едва замечал слезы у нее на щеках. Моя боль, пусть будет моей.
Ускорился только когда она открыла сияющие глаза и кивнула. Маленькая, храбрая принцесса, довершая всю себя.
Дыхание рваное, глаза – бездонная пропасть, в которую я погружался с каждым новым движением. И пофиг было на все, кроме нее.
Кроме нас.
Тихие, протяжные стоны… сбивчивый шепот, в котором она просила «еще»… наши движения навстречу друг другу… мое имя, которое сорвалось вместе с ее дыханием…
Меня разрывало на части, и я понимал, что в первый раз она вряд ли взлетит так высоко в удовольствии, как я бы хотел, но все же старался.
Секунда…
Максимум две…
Она вздрогнула, и я поймал ее стон – мой стон, потому что все ее стоны с этого момента становились моими.
Отныне и навсегда.
А на все остальное было плевать.