Цыплёнок

11 — Тень Паркисона

Девушка рывком вынырнула из тёмного, вязкого омута сна. Приподнялась на дрожащих руках, подслеповато щурясь. Медленно, вязко облизнула потрескавшиеся губы — невыносимо хотелось пить. И тут же, как по мановению волшебной палочки, перед носом Мишель материализовалась полная кружка воды. Воровка, вздрогнув, судорожно вцепилась в неё и, не чувствуя вкуса, принялась жадно глотать, быстро, то и дело давясь, до тошноты и занемевшего горла.

Когда бокал опустел, лежащий рядом колдун мягко, но настойчиво отняв его, поставил обратно. Девушка разочарованно вздохнула, проводив ёмкость мутным взглядом, провела языком по ледяным губам и, зевнув, опустилась обратно на подушку, тотчас вновь засыпая.

Себастиан приподнявшись на локте, задумчиво скользнул большим пальцем вдоль линии губ Мишель. Во сне девушка слегка улыбалась, чего, как припомнил колдун, на яву никогда при нём не делала. Правда, тут же с досадой признал, что и повода-то почти не давал.

Девчонка действительно оказалась очень сильна, настолько, что там, в круге, он едва удержал потоки хлеставшей из неё энергии. Усвоить смог лишь треть, ещё примерно столько же ушло на самую прочную привязку, которую колдун только знал. Оставшееся пришлось отдать, по поводу чего, кстати, Себастиана до сих пор душила жаба. А на довольные рожи «коллег» и вовсе смотреть тошно было. Чёрный поморщился, устало помассировал виски: и как их выдворять теперь? Они ж в надежде на халяву теперь месяц за его счёт жрать будут, а в перерывах к Мишель клинья подбивать. Дармоеды чёртовы.

Себастиан глубоко вздохнул, положил голову на согнутый локоть, мягко притянул девчонку ближе, по-хозяйски приобняв. Сна ему ещё дня два не видать, под кожей бурлила отобранная энергия, порой омывая удушливо горячей волной внутренности, в такие минуты всё более молодевший чёрный морщился… Что поделать, красота требует жертв. Тем более, рядом с Мишель, донором, подобные приступы должны пройти гораздо безболезненнее и быстрее. В теории. На практике же Себастиану доселе этого проверить как-то не удалось: одарённых было много, да только все они состояли в кланах, если и поймаешь, проблем не оберёшь — родную кровь выследить на раз плюнуть, а укокошить «паразита» едва ли не подвиг.

У Мишель метки принадлежности не было, он проверил это ещё в сторожке, зато был старинный артефакт, с характерным для одного из самых сильнейших кланов вкусом. Любопытная вещичка, кстати, чёрный за цепочку вытянул из-под подушки святящийся кулон — душа рано ушедшей матери, оставшейся оберегать дитя и за порогом смерти. Спустя века личность женщины стёрлась, а вот любовь осталась, сама не зная, его девочка получила мощнейшую защиту, которую, правда, ещё разбудить надо. Колдун всё так же, за цепочку, запихнул кулон под подушку Мишель — колется, зараза.

Себастиан фыркнул, медленно лизнул ноющие кончики большого и указательного пальца. Силён артефакт, воспринимай маленький хранитель его в качестве врага, обжог бы даже сквозь двадцать сантиметров серебряных звеньев. А так неприязнь выразил и затих.

Колдун прижал к себе безвольное тельце поплотнее — девчонку морозило, задумчиво улыбнулся, зарывшись носом в спутанные, мягкие волосы. Пахло зелёным чаем — вкусно, свежо. Глядишь, и его жизнь смысл обретёт, чёрный хитро ухмыльнулся, главное, что бы этот самый «смысл» раньше времени не удрал.

Просыпалась Мишель с трудом, несколько раз, рывками. Снова хотелось пить, хотелось настолько, что она таки вынырнула из липкого, как смола сна, с трудом заставив себя облизнуть губы и, не открывая глаз, приподняться на локтях. Поперёк спины лежала чья-то рука, Мишель даже фыркать не стала, а лишь гибко извернувшись с живота на бок, потянулась к кружке.

Ещё никогда вода не казалась ей НАСТОЛЬКО вкусной. И опять быстро кончилась. Мишель разочарованно вздохнула, опрокинула бокал, ловя языком последние капли. Поставила ёмкость обратно…

… и тихо пискнула, когда чужая конечность резко дёрнула её назад, прижимая к худощавому, твёрдому телу. Девушка поморщилась и перевернулась на спину, устало покосилась на лицо лежащего рядом колдуна. Скандалить не хотелось, вообще ничего не хотелось… разве что спать и пить. Даже тот факт, что вчера её прилюдно трахнули, разложив на алтаре, воспринимался как-то отстранённо и напоминал о себе лишь ноющей болью между ног.

Так полновесно апатия наваливалась на неё до этого лишь раз — семь лет назад, когда бездетная пара, приходившая в интернат каждые выходные, в конце концов, забрала мальчишку-хулигана (вместо неё! хотя девочка так старалась понравиться) только потому, что он на год младше. Помнится, слёз не было и в тот раз, лишь мгновенная вспышка боли и затопившее душу равнодушие. В тупом безразличии прошли следующие полгода, а потом её группа пополнилась новыми «членами», так что пришлось в срочном порядке «проснуться», дабы не остаться, в конце концов, с голой жопой — новички оказались чересчур боевыми и наглыми. О семье с тех пор себе мечтать Мишель запрещала.

Вот и сейчас вместо того, чтобы сожалеть о насильно отобранной невинности, воровка несколько заторможено обвела взглядом комнату. На чёрного смотреть больше не хотелось, сквозь равнодушие порой пробивалась острая неприязнь, едва ли не брезгливость. И горькая обида. Пожалуй, даже в большей степени, чем неприязнь.

Комната была не «её»: тёмная, большая, уголок губ Мишель саркастически приподнялся, как спортзал. Высокий потолок, то ли обитые деревом, то ли обклеенные коричневыми обоями стены, ламинат на полу, из достоинств только камин, и тот не зажжён. В общем, помещение девушке не понравилось. Она предпочла бы вернуться в свою комнату, а лучше вообще в интернат — оказалось, всё познаётся в сравнении. Отбилась бы, наябедничала кому-нибудь, вариантов в сущности была масса.

А теперь? Себастиан не дурак — Мишель уяснила это давно. Долгожданная свобода откладывается. Надолго. Очень надолго. Если не навсегда. Кто в здравом уме упустит такой подарок? Самозаряжающаяся батарейка, постельная грелка и ещё хрен знает кто в одном флаконе.

— Ты можешь зажечь камин? — тихо спросила девушка, ёжась.

— М-м? Зачем? — лениво муркнул чёрный, вздыхая и ближе прижимаясь к воровке.

— Холодно, — поджав губы, буркнула Мишель, ёрзая в попытке ненавязчиво от него отодвинуться.

— Даже со мной? — разгадав манёвр, крепче обнял её за талию колдун.

— С тобой особенно.

Отвечать на колкость чёрный не стал, в камине наконец вспыхнул огонёк. Маленький, но шустрый, быстро расползшийся на заранее приготовленное дерево. Мишель села, сбросив руку задумчиво рассматривающего её Себастиана и, подтянув одеяло на грудь, поползла к концу широченной кровати. Встала, окончательно сдёрнув одеяло с обиженно фыркнувшего чёрного, пошлёпала босыми ногами по холодному ламинату к огню. Восхитительно тёплому и яркому в стылом мраке спальни колдуна.

Сзади послышался шорох, девушка с наслаждением протянула руки вперёд, отогревая замёрзшие пальцы. Села на пол, скрестив ноги, завернувшись в одеяло, как в кокон (помыть её, судя по всему, помыли, а вот одевать не стали), и заворожено уставилась на оранжевые язычки пламени — хоть что-то в этом сраном мире неизменно.

Себастиан натянул штаны и, прищурившись, изучал девчонку. Он был готов к истерике, но не столь… тупому безразличию. Казалось, тот огонёк, что ещё недавно горел в сапфировых глазах, потух, оставив после себя лишь сизый дымок. И колдуну это не понравилось, очень.

Чёрный, беспокойно прикусив нижнюю губу, покачал головой — нужно побыстрее вывести цыплёнка из этого коматозного состояния. Вытянул из-под кровати толстый свёрток с полтора метра длиной и, подхватив его за край поудобнее, направился к камину. Бухнул ношу параллельно стены, Мишель даже не повернула голову, лишь слегка вздрогнув от неожиданности. Себастиан вздохнул и аккуратно поднял недовольную переменой местопребывания девушку на руки, босой ногой раскатал ковёр — не дело на холодном полу сидеть.

Мишель провела ладонью по пушистому, длинному и поразительно мягкому ворсу. В свете огня вообще-то молочного цвета ковёр приобретал персиковый оттенок, очень красивый и тёплый. Сейчас возле камина, когда в голове блаженная тишина, воровка была почти счастлива. Не было бы рядом ещё чёрного, и не ныло бы ещё между ног…

— Мишель… — колдун медленно опустился рядом, странно фыркнул. — Мои «гости» ещё не уехали. И вряд ли уедут в ближайшую неделю.

— Почему? — девушка, нахмурившись, повернулась к Себастиану.

Новость ей не понравилась, если одного такого она ещё могла терпеть, то уж целую толпу, нет уж, увольте, особенно после… Бледные щёки «украсил» ляпистый румянец. Мишель подтянула одеяло повыше, опустила голову, пытаясь скрыть стыд.

— Ты, — колдун пожал плечами, вытянув длинные ноги. — Они все хотят тебя.

— Ну да, — воровка почти пофигистично хмыкнула, вновь вернувшись взглядом к огню.

— Попытаются переманить, — коротко, с непонятным выражением покосился на неё чёрный, — или, на худой конец, урвать побольше. Ты так спокойна… Не боишься?

— Нет, — Мишель пожала плечами. — Ты защитишь.

— Это верно, — тихо засмеялся Себастиан, — начинаешь проникаться новым положением?

— Изыди, — мрачно буркнула воровка, отвернувшись.

Колдун только усмехнулся и на пару минут замолчал, вместе с девушкой глядя в огонь.

— Мишель, — как-то тяжело начал, Мишель напряглась в предчувствии плохих новостей, — по натуре мы довольно мстительны, и, думаю, сразу после их отъезда сюда завалятся представители всех кланов одарённых.

— Оу, — с некоторым замешательством потянула девушка, коротко на него покосилась. — Боишься, что отберут?

— Да, — не стал таить очевидного Себастиан, — но есть один нюанс: для этого им понадобится твоё согласие.

Воровка фыркнула, вяло усмехнулась, новость у неё вызвала довольно смешанные чувства. С одной стороны — чёрный, с которым всё уже более-менее ясно, с другой — призрачная надежда от него удрать. Но до того хрупкая и непредсказуемая, что «вот-прям-счаз» девушка за неё цепляться бы не решилась.

— И почему же я не должна его давать? Назови хоть одну причину.

— Так как тебе лет-то всего ничего, ты тут же перейдёшь под «опеку» Главы.

Тот же в свою очередь попытается тебя как можно эффективнее использовать. И не факт, что тебе, мой цыплёнок, это придётся по вкусу. А возразить низ-з-зя: я уже говорил, до пятидесяти ты никто и звать тебя никак. Всё решает опекун, — колдун как-то невесело усмехнулся, — а потом и муж, которому к этому времени ты успеешь нарожать парочку милых, крайне одарённых ребятишек. Да вот незадача: долго после этого не проживёшь.

— Почему? — Мишель плотнее закуталась в одеяло, стало как-то очень не по себе, ибо о замужестве она никогда и не мечтала, а о роли свиноматки — тем более.

— Беременность даже простой женщины довольно выматывающая для её организма и ауры. А уж такой как ты, — Себастиан печально взмахнул кистью. — Она просто перекорёжит тебе все каналы, к тому же, одарённые никогда не донашивают своих детей, провоцируют роды месяце на седьмом, так как дальше младенец начинает тянуть дар и жизнь у матери.

— И ты думаешь, у меня не… — подавленно запнулась девушка, на мгновение даже позабыв, как недавно с ней обошёлся сам чёрный.

— Ты непредсказуема, неуправляема, неудобна. Твои дети и так станут обладателями дара, а уж если и твой высосут… их можно воспитать так, как удобно Главе, клану — та-а-акой огромный плюс, от которого он вряд ли откажется.

— И никто даже не пискнет? — несколько обиженно спросила Мишель.

Семья всегда была, в её понимании, заботой, причём не только со стороны родителей, но и прочих родственников: дядь, тёть, сестёр, братьев, пусть даже не совсем прямых. И неужели никто не заступится, видя, как её медленно убивают?!

— Так не принято, цыплёнок, всем заправляет Глава, — чёрный тяжело вздохнул. — Ещё один плюс статуса изгоя — подчиняешься только себе. Конечно, ради репутации могут и на меня вину спереть: скажем, наложил я, такой бяка, долгосрочное проклятие. Может, даже попытаются убить. Точно попытаются — не любят они меня, — Себастиан деланно грустно надул губы.

— Неудивительно, — фыркнула девушка, коротко на него покосившись. — Я подумаю об этом.

— Хорошо, цыплёнок, — колдун неожиданно светло улыбнулся, — у нас около недели.

На этой ноте разговор окончательно затих. Девушка обдумывала слова чёрного и, к своему неудовлетворению, находила их довольно здравыми. Но! У неё же ещё есть время, да? Вариантов развития событий, собственно, при этом было пять. Первый — она уходит к родичам, приобретает семью. Второй — она уходит к родичам, умирает, перед этим нарожав кучу спиногрызов от выбранного ими насильника. Третий — она остаётся у чёрного, налаживает с ним отношения. Четвёртый — она остаётся у чёрного, становится безвольной куклой. И, наконец, пятый, почти не реальный, в какой-то мере наивный и глупый — она посылает обоих нахер и отправляется на вольные хлеба. А потом её ловят и всё становится ещё хуже.

Мишель кисло ухмыльнулась — как ни поверни, а вторую часть она узнает только постфактум. Единственное, что она сейчас может — попытаться найти предпосылки того или иного варианта. Сейчас девушка склонялась к третьему, но очень надеялась на первый.

Воровка из-под полуопущенных ресниц покосилась на Себастиана. Колдун сидел, чуть склонив голову к плечу, задумчиво глядя в огонь, вытянув ноги, опираясь ладонями о пол. Расслабленный, почти уютный, с яркими отблесками в медовых глазах, задумчивый и непривычно тихий. Раньше Мишель была уверена, что хорошо разбирается в людях, сейчас же эта уверенность дала основательную такую трещину. Тем не менее ей всё же казалось, что чёрный не склонен к жестокости, скорее, к контролю.

В любом случае, решение принимать ещё было рано, и время, пусть даже такое мизерное, у неё есть. А в случае, если сбудется-таки вариант три, то и отыграться на колдуне за это почти изнасилование тоже возможность будет.

За тяжёлыми мыслями стыд и обида за недавнее немного отошли назад, затаившись где-то внутри колючим, холодным клубком. Равнодушие, так уютно сковавшее её по пробуждению, развеялось лёгкой дымкой, девушку вновь активно обеспокоила её судьба. Однако… Воровка зевнула, прикрыв рот ладонью, глаза опять слипались, виски ныли начинающейся мигренью. Мишель вздохнула, мысли её замедлились, со страшной силой потянуло к полу. Сопротивляться она этому не стала, свернувшись клубочком на ковре и положив руку под голову, благо, чёрный разместился с самого края и почти не мешал.

Следующее пробуждение Мишель состоялось часа через четыре. Угли в камине уже едва тлели, на талии воровки снова расположилась рука колдуна. При этом сам Себастиан, уткнувшись носом в растрёпанную чёрную макушку, прижимался к девушке сзади и, кажется, спал.

Спокойно спал! Мишель, закусив нижнюю губу, подтянула колени к груди, глаза заволокли слёзы. Обида накатила со страшной силой: уж не так она себе первый раз представляла, да и вообще всю жизнь… не так. А тут, нате! Получите, распишитесь. Знала б заранее, ни в жизнь к этому мерзкому Сергею на километр не приблизилась. И воровать бы бросила и вообще в детдом вернулась!

Минут через пять у Мишель жутко разболелась голова, да так, что слёзы уже наворачивались отнюдь не от жалости к себе. Воровка поморщилась и прижала прохладные кончики указательных пальцев к вискам. Спустя несколько минут немного полегчало, причём и физически, и душевно, перегорело, впоследствии залитое слезами. Даже сердце почти перестало болезненно колоть, снизив пульс. Воровка на пробу сделала пару глубоких вздохов — грудная клетка хоть и ныла, но уже терпимо.

Кстати… Девушка ладошкой вытерла глаза: а что там с её «соучастниками»? И какое сейчас число? Почему-то Мишель казалось, что в постели она валялась отнюдь не один день. И хотя именно это беспокойное трио втянуло воровку в это дерьмо, зла она им не желала, особенно Ирине. Хотя сломать Сергею пару косточек девушка бы не отказалась. Чисто в профилактических целях.

Мишель зевнула, поморщилась, когда кольнуло в висках. И стоило просыпаться? Чисто пореветь? Потянулась, перевернулась на спину, минут десять упрямо разглядывала потолок. И со вздохом поражения перевела взгляд на чёрного. И как к нему относиться?

Таким уж ударом ритуал для воровки не стал, колдун ясно дал подать, что хочет она, не хочет, а секс будет. А вот наличие зрителей девушку напрягало. Нет, она, конечно, знала, ничего принципиально нового они не увидели, но… Стыдно. Больно. Обидно.

В любом случае колдун ей и раньше в этом смысле не особо нравился, а теперь и подавно — в постель добровольно с ним она не ляжет. Ни-ко-гда. Приняв решение и намереваясь твёрдо ему следовать, воровка чуть-чуть успокоилась. Осталось только самого колдуна об этом уведомить, да и проверка неплохая на реакцию будет — та самая предпосылка, в котором она так нуждается. И, будто подкараулив, высунуло из-под тревог острую мордочку любопытство: ей показалось или Себастиан изменился?

«Изменился, — констатировала девушка некоторое время спустя и мысленно же съязвила, — качественная я, однако, батарейка, дюрасел турбо макс прям».

Колдун определённо помолодел, даже не так, исчезли морщины — мальчиком или даже парнем его назвать всё ровно язык бы не повернулся. Те же острые черты или даже острее (хотя это скорее от недостатка света), короткие, но пушистые светлые ресницы, бросающие широкие тени на впалые, чисто выбритые щёки.

Мишель аккуратно сняла руку со своей талии и попой вперёд отползла на пару шагов, зорко следя, чтобы придавленное и поэтому ограниченное в передвижении одеяло не обнажило чего лишнего.

Что-то блеснуло на груди чёрного, воровка прищурилась и тут же возвела глаза к потолку — человеку триста лет, а он соски прокалывает. Нет, золотое колечко в левом соске, конечно, круто, но уж больно слабо у девушки подобное ассоциировалось с серьёзным че-о-орным колдуном. Хотя… Мишель с макушки до пяток осмотрела Себастиана — за две недели она как-то уже привыкла к обилию золота на шее и руках колдуна и чисто машинально не обращала внимания на его блеск. И на боку у него ещё чёта темнеет. Интересненько.

Девушка привстала, подалась вперёд. Как ни старалась, но рассмотреть в таком освещении что там темнеет, Мишель так и не смогла. Не получилось у неё даже одеяло из-под чёрного выдернуть, но и вновь ложиться фактически голой ей тоже не хотелось. Взгляд воровки метнулся к шкафу колдуна, не будет ведь он скелеты в спальне хранить, да? Воришка, прикусив в волнение губу, посмотрела на чёрного — спит? Спит, чему-то едва улыбаясь, и, кажется, даже немного ехидно. Гадость.

Девушка выпустила из пальцев многострадальное одеяло и, нерешительно оглядываясь, бегом бросилась к шкафу. Скелет в шкафу был, воришка обалдело икнула и, схватив первую попавшуюся футболку, захлопнула дверце. Извращенец.

Натягивая вещь через голову, Мишель размышляла. Над чем? Над скелетами в шкафу… искусственными (слишком уж белоснежны и неправдоподобно ровны были кости), слава Ктулху. Девушка переступила с ноги на ногу — пол был холоден, а выбор непрост. Кровать или ковёр?

На ковре спит Себастиан, на кровать не хочется — слишком уж неуютно она выглядит. Воровка представила, как медленно ползёт к центру и, натянув одеяло на голову, сворачивается клубком на гладких, холодных простынях, одна, среди тёмной, большой, чужой комнаты. В последний раз бросив взгляд на неприветливую поверхность, девушка передёрнула плечами и отправилась к ковру. Теплее, в конце концов, будет. Отодвинуться не проблема.

И уже на грани сна и яви Мишель вновь почувствовала тёплые руки и прижавшееся сзади тело, а затем и губы, ласково скользнувшие по шее. Стало досадно и слегка неприятно, воровка мысленно фыркнула и таки позволила сознанию соскользнуть в уютную тьму сна. Ну его, гадость хитрожопую.