Дамиано Де Лука

ГЛАВА 13

Нет ничего более распространенного на земле, чем обманывать и быть обманутым.

Иоганн Г. Зойме

ДАМИАНО ДЕ ЛУКА

Семнадцать лет

— Я думаю, это нереально. Даже невозможно.

Кто бы мог подумать, что между нами двумя Принцесса окажется пессимисткой, а я — идеалистом?

Я смотрел на статью о прапрадедушке Людовико на стене, стараясь не смотреть на Рен. Я прекрасно понимал, что мне слишком нравятся наши ночные литературные дебаты.

— Ты считаешь, что в людях нет врожденной доброты, чтобы объединиться ради общей цели?

Журнал показался мне тяжелым. Не потому, что это был "Плейбой", и не потому, что это был ограниченный тираж 1984 года, а потому, что это было единственное, что удерживало меня от того, чтобы пройтись по деревянному полу библиотеки и поцеловать Принцессу. Кровь Витали или нет, но я хотел ее. Жаждал ее так, как никогда бы не позволил себе. В конце концов, она была Витали. А я, в конце концов, был ничтожным принцем Де Лука.

— Подумай вот о чем. Порядочные люди не совершают тяжких преступлений и не всегда следуют правилам. Они проскальзывают по полосе для машин или превышают скорость, когда не следует, но они не убивают людей на улице. Они не жертвуют все свои вещи первой необходимости, но время от времени работают волонтерами в местном приюте для животных. Они просто… нормальные. Уравновешенные. Стараются прожить свою жизнь как можно лучше, но иногда лучшее — не лучшее. — Она села на диван напротив меня и отложила свой экземпляр "Конвектора Тойнби".

Ее взгляд метнулся к моему "Плейбою", в котором хранился оригинал рассказа, который мы обсуждали.

— Допустим, в мире существует нормальное распределение доброты, и в среднем 50 % людей — порядочные люди. Это означает, что есть 34 % менее чем порядочных людей, 13,5 % плохих и 2,5 % ужасных. Это миллиарды людей, которые даже не являются порядочными. Думаешь, они смогут собрать все это добро, чтобы создать утопию, основанную на безумных разглагольствованиях самопровозглашенного путешественника во времени?

— Черт возьми. — Я покачал головой, не обращая внимания на то, как горячо она спорит со мной. Мне хотелось вырвать эту мягкую обложку из ее рук и заменить ее своим телом. — Неужели ты только что испортила для меня Рэя Брэдбери?

— Может, тебе стоит научиться лучше спорить?

— Может, тебе стоит научиться…

Голос отца раздался в коридоре, когда он накричал на одну из горничных. Разочарованные глаза Рен встретились с моими, прежде чем мы оба осмотрели комнату. Она вскарабкалась наверх и скользнула за ближайшую портьеру от пола до потолка, прячась так, словно мы делали что-то плохое, проводя время друг с другом. Может, так оно и было, но мы не чувствовали себя неправильно, пока кто-то не вторгся в наш "пузырь".

— А вот и ты, мой выдающийся сын.

Я повернулся к Анджело, когда он распахнул двойные двери, и они ударились о дверные упоры.

— Очевидно. — Я сделал небольшую паузу, и беззаботная ухмылка, которую я не чувствовал, искривила мои губы. — Я не думал, что ты знаешь, что значит "выдающийся", но я также не думал, что ты сможешь найти библиотеку.

— Закрой свой поганый рот, или твоим самым большим жизненным достижением будет чистка туалетов в The Landing Strip.

Мой отец владел The Landing Strip, единственным стрип-клубом в Девилс-Ридж, но он не знал, что я часто посещаю это место. Не ради удовольствия, а чтобы наладить связи. Чтобы показать солдатам и капо Де Лука, как с ними можно обращаться, если они поддержат меня.

И я чистил там туалеты. Я помогал персоналу, пачкал свои гребаные руки, шутил с ними в перерывах, расспрашивал об их сыновьях и дочерях и показывал им, насколько я забочусь о них больше, чем мой отец. Это лишь один из моих многочисленных шагов к свержению Анджело.

Я сунул руку в карман и оперся бедром на один из диванов.

— Что тебе нужно?

— Видел в последнее время девушку Витали? — Он усмехнулся и присвистнул одновременно, что было довольно впечатляюще, если подумать. — Она растет.

Я еще больше откинулся на подушку и заставил себя сохранять бесстрастное выражение лица.

— Ты болен.

Анджело занял место на диване, ближайшем к тому, где спряталась Рен.

— Есть вакансия в The Landing Strip.

— И?

— Пришло время заставить эту девчонку Витали зарабатывать на жизнь. — Позади моего отца портьера сдвинулась. Рен, должно быть, разозлилась или испугалсь, или и то и другое.

— Зарабатывать? Ты слишком долго сидел взаперти в этом городе, старик. — Я посмотрел на экземпляр "Конвектора Тойнби" Рен, лежащий рядом с ним. — Эта идиома больше не относится к комнате и питанию.

— Что?

— Неважно. — Я провел рукой по лицу и задумался о миллионах вещей, которые могли бы сейчас проноситься в голове Рен. — Серьезно, что тебе нужно?

— Девчонку Витали, работающую в The Landing Strip.

Я не мог быть родственником Анджело.

Просто, блядь, не мог.

Он был сперматозоидом, которого следовало проглотить.

А я был его отпрыском.

Кем же я был?

Мышцы на моей шее напряглись.

— Она несовершеннолетняя, и она — Витали. Одной этой причины должно быть достаточно, чтобы отговорить здравомыслящего человека, подходящего на должность босса мафии Де Лука.

Он проигнорировал мой выпад — едва ли, как я подозревал.

— Витали должны знать свое место.

— Как ты думаешь, что происходит, когда мелюзга затевает драку с акулами?

Мой отец встал, сжав кулаки по бокам.

— Следи за языком, сынок.

Я и следил.

Восемнадцать долбаных лет следил.

Но я чувствовал, что мой план воплощается в жизнь, и мне нужно было, чтобы он потерял контроль над собой, чтобы это сработало. Мне нужно было, чтобы он замахнулся на меня и попал в цель. Где-нибудь на видном месте, где физическое доказательство не могло бы остаться незамеченным. Возможно, синяк под глазом.

— О, Анджело. Ты не понимаешь, да? — Я покачал головой и проворчал. — Ты — мелюзга. Витали — акулы. И они съедят тебя живьем. — Я поднялся с дивана, и мы встали глаза в глаза, расставив руки на ширину плеч. — Не стесняйся способствовать своей смерти, но не впутывай имя Де Лука в свои дела.

— Ты не станешь проявлять ко мне такое неуважение.

— Я уже проявил. — Я всегда принимал его оскорбления без слов, и, возможно, он привык к этому, потому что его глаза расширились и превратились в гневные щели. Тем не менее, ему требовалось больше провокаций. Я выпустил глубокий, пренебрежительный смешок. — Или что, папа? Ты убьешь меня, как прапрадедушка Людо убил своего сына? Только попробуй, мать твою.

Во мне кипела ненависть — такой контраст с тем временем, что я провел с Рен, — и, когда она была всего в нескольких шагах от меня, я хотел постоять за себя. Я не хотел, чтобы она видела меня таким. Не хотел, чтобы терпение, необходимое мне для захвата Синдиката, заставляло меня терпеть эмоциональное насилие, которое отец выплескивал на меня с самого детства. Не хотел ждать, пока этот проклятый план сработает, прежде чем я уничтожу его.

Но мне нужно было, чтобы он ударил меня. Мне нужно было физическое доказательство того, что он потерял контроль над собой, чтобы солдаты и капо увидели. В моей совести зародилось сомнение. Рен не нужно было это слышать.

Слишком поздно.

Отец замахнулся на меня, его форма была грубой, без всякого изящества. Я притворился, что уклоняюсь, чтобы сохранить видимость борьбы, но позволил его кулаку коснуться моего лица. Удар был достаточно сильным, чтобы оставить синяк. Он поправил свой костюм, а я упал на пол. Когда он возвышался надо мной, в воздухе раздался резкий смех, после чего он ушел.

Я откинул голову на пол, думая о том, что он уже миллион раз наказывал меня подобным образом. Обычно ремнем по спине. На этот раз следы будут видны. Этого я и хотел, не так ли?

Жалость к себе забила мне горло, заставляя делать вялые вдохи. Через несколько секунд после того, как захлопнулась дверь, Рен вышла из-за портьеры и уставилась на меня. Она шагнула ближе, и прядь волос, выбившаяся из пучка, закрыла ей правый глаз. Это не имело значения. Я запомнил цвет.

Но в этот момент она выглядела особенно ангельски. Светлые волосы. Бледная кожа. Глаза нечеловеческого оттенка янтаря. Но мне больше нравилась ее непослушная сторона. Та, что спорила со мной — вся сила, хребет и нахальство. Мне было интересно, какую сторону она выберет сейчас.

Я ждал, что она скажет. Чем больше времени проходило, тем больше я убеждался, что она выплеснет все случившееся мне на лицо. Жалость к себе мне не льстила, но я ничего не делал, чтобы остановить ее нарастание.

Я мог бы скривить губы в ухмылке. Сделать остроумное замечание. Сказать ей, как сексуально она выглядит с этого ракурса. Но это было бы насмешкой над нашей дружбой, а мы были друзьями, даже если она еще не знала об этом. Черт, иногда даже самому себе было трудно признаться в нашей дружбе.

Она открыла рот, и я приготовился к ее словам.

— Возьми себя в руки, Дама. — Мои глаза ожесточились от этого прозвища, контекст поразил меня сильнее, чем я мог бы себе представить. Я открыл рот, чтобы ответить, но она опередила меня. — Анджело Де Лука слаб, и когда ты зацикливаешься на наказании, которое он назначает, ты тоже становишься слабым. — Она убрала волосы с глаз, дав мне полсекунды на то, чтобы впитать ее слова. — Но ты не такой. Правда, Дэй?

Когда-нибудь, когда я не буду так сильно задирать голову, я оглянусь на этот момент и пойму, что именно в этот момент я влюбился в Рыцаря.