Дебютный развод

Глава 1 Племя потерянных мужей

В наши дни замужние особы, живущие в Нью-Йорке, прилагают массу усилий, чтобы отделаться от мужей, хотя в свое время из кожи вон лезли, чтобы их заполучить.

Мужей начинают обманывать едва ли не с самого начала медового месяца, — и поверьте, это вполне типично. Неприятности такого рода особенно часты в местечках вроде Капри или Харбор-Айленда, где количество гламурных особей мужского пола на утреннем пляже примерно соответствует количеству таковых в первых рядах показа очередной коллекции Валентине.

Некоторых мужей вроде Джейми Белланжера забывают так же быстро, как аэропорт Барбадоса, хотя жизнь там так и кипит и для новобрачных считается опасным проходить через тамошний терминал даже через год после свадьбы. Как утверждает в свое оправдание бывшая миссис Джейми Белланжер, а ей двадцать шесть лет и шесть месяцев, она просто забыла усадить мужа в предоставленный отелем лимузин, потому что в этот момент как раз позвонил портье из «Сэнди-лейн». Он сообщил, что Дуглас Бланкетс пригласил их поужинать на «Корыте» в восемь. («Корытом» Бланкетсы называют свою стопятидесятифутовую яхту, как пишет журнал «Частная жизнь».) Правда, смертельно опасная маленькая взлетная полоса в Мюстике пользуется еще более дурной славой, чем Барбадос: брачные обеты вылетают из головы у молодой жены прямо у бамбукового конвейера для багажа. Обычно это происходит потому, что Мик Джаггер, как правило, приглашает новобрачных на обед именно в ту секунду, когда колеса самолета касаются земли.

Демографическая ситуация Карейса, что в Мексике, такова, что нет места, более подходящего для экзотических удовольствий послеразводного медового месяца. Сексуально скандальный отдых — недавно открытая, но уже неотъемлемая привилегия дебютных разведенок: молодых, только что сбросивших узы брака нью-йоркских тусовщиц. Его необходимо проводить в таком месте, где атмосфера — воодушевляющая, пейзажи — живописные, салоны акупунктуры, массажа и тренажеров — в изобилии, а темы бесед — легче, чем суфле, и обычно ограничиваются фразами типа: «Далеко заплывали сегодня? Добирались до острова? Как по-вашему, можно надеть к ужину белые джинсы?» И самой животрепещущей: «Вы приглашены к Голдсмитам на Новый год»?

А вечеринок… вечеринок тут устраивают столько, что просто невозможно оставаться дома, если только не вы эту вечеринку затеяли. Кроме того, все отдыхающие перманентно пьяны, поскольку единственное, что все пьют целыми днями, — это микелада, коктейль из пива, лимонада и текилы. Короче говоря, Карейс — идеальное местечко для роскошной разведенки, потому что она при желании может каждую ночь иметь секс с очередным управляющим страхового фонда.

Я встретила Лорен Блаунт на пляже в День труда. Знаете, как это бывает в Карейсе. Уже через пять минут вы становитесь лучшими подругами только потому, что обе носите бикини от Пуччи. Оказалось, это вторая неделя послеразводного медового месяца Лорен, и ровно через минуту она выложила мне о себе все. Правда, это еще не означало, что я узнала о ней хоть что-нибудь существенное.

— День моего развода вполне можно счесть гламурным, — заявила Лорен из-под широкополой черной шляпы от солнца, которую отыскала в парусиновой хозяйственной сумке от «Гермес». — Нравится шляпа? Ив Сен-Лоран подарил ее маме в семьдесят втором.

— Потрясная, — согласилась я.

Пляжный имидж Лорен был непередаваемо шикарен. Гибкое миниатюрное тело, кожа покрыта восхитительным загаром цвета какао, идеально оттенявшим бирюзово-шоколадный геометрический рисунок бикини без бретелек. Ногти на пальцах покрыты нежно-розовым лаком, темные локоны, сверкающие, как бобы для кофе эспрессо, падали на плечи свободными волнами и при малейшем движении задевали песок. Шесть длинных ниток крохотных речных жемчужинок подчеркивали изящную шею, а на руке поблескивали три золотых браслета, купленных на рынке в Марракеше.

— Мама убьет меня, если узнает, что я надеваю ее жемчуг на пляж, — призналась Лорен, заметив, что я посматриваю на ожерелье. — Соленая вода их портит. Но, проснувшись сегодня, я словно оказалась в атмосфере романа «Ночь нежна» и просто не могла их не надеть. Согласись, настоящий шик Ривьеры двадцатых, верно? Я просто на нем помешана.

— Я тоже его обожаю, — согласилась я.

— Господи, какая жара! И слишком много людей, — вздохнула Лорен, оглядывая Плайя-Роза. — Почему бы нам не зайти в дом?

— С удовольствием, — кивнула я, вставая с шезлонга.

— Пообедаем и проведем весь день в безделье. На вилле просто божественная гостиная ниже уровня первого этажа. Просто умереть можно! — сообщила она, собирая вещи в сумку и натягивая босоножки из золоченой кожи.

Общественное мнение на Карейсе гласит, что без гостиной, куда следует спускаться по ступенькам, действительно можно умереть… социально. Ни одна душа не удостоит вас визитом, если вы не являетесь счастливым владельцем такой гостиной. Если же гостиная имеется, она должна постоянно находиться в тени, отбрасываемой парциальной, покрытой безупречной черепицей крышей, и одновременно быть открытой океанским ветрам, пусть даже при этом морская соль безнадежно и с пугающей скоростью разъедает мавританский антиквариат.

Каса-Папа, как назвала Лорен дом своего отца, представляет собой чисто выбеленный, выгоревший на солнце мексиканский замок, с ярко-голубым бассейном, омывающим замок подобно рву. Лорен провела меня через дом в гостиную, находившуюся ниже уровня первого этажа. В ту же секунду появилась горничная, куда уместнее выглядевшая бы в доме на Верхнем Ист-Сайде, в крахмальной униформе, в синюю с белой полоску, и протянула Лорен бирюзовый шифоновый халатик, который та накинула прямо на бикини. Через минуту возникла еще одна горничная с подносом, нагруженным только что испеченными лепешками, гуакамоле {Мексиканский соус из авокадо, с лимонным соком, специями, томатами и луком}, стеклянными тарелочками и конфетно-розовыми полотняными салфетками.

— М-м! Спасибо, Мария, — кивнула Лорен. — Пожалуйста, спроси, нет ли на кухне лимонада.

— Si, señorita {Да, сеньорита (исп.)}, — ответила Мария и, накрыв низкий лакированный столик, отправилась на поиски лимонада.

— Господи, хорошо-то как! — выдохнула я, бросив пляжную сумку на пол и плюхнувшись на мягкий диван. Лорен уютно устроилась в плетеном кресле. В центре комнаты, почти упираясь в потолок, возвышался гигантский красный ствол древнего, искривленного кактуса- «канделябра». С того места, где мы сидели, можно было едва различить крошечную фигурку женщины, загоравшей на террасе дома напротив.

— Это моя кузина Тинсли Белланжер, — пояснила Лорен, прищурившись. — Поверить невозможно, что она лежит на солнце в таком виде! В жару это очень опасно. И ведь все члены ее семьи умерли от рака кожи! А Тинсли удалила лазером все свои веснушки. Она тоже празднует развод, что, по-моему, очень мило. Я называю ее мисс Мини-брак. Она была замужем за Джейми меньше трех дней, а это, согласись, достижение. Итак, ты все еще хочешь послушать, как прошел день моего развода?

— Разумеется! — воскликнула я. Да и кто бы мог устоять? Слушать рассказы о любовной жизни подружек — лучший способ скоротать три часа, которые при этом пролетают, как три минуты.

— Наконец все бракоразводные бумаги подписаны. Полагаю, прошло не меньше трех недель. Основным предметом спора был песик Бу-Бу. Мы сражались месяцами, но я выиграла. Так или иначе, в ту ночь я решила отпраздновать победу с Милтоном Холмсом — он семейный декоратор и мой друг… что-то в этом роде. Милтон был одержим идеей поехать в отдельный кабинет в «Гаррис», хотя было двенадцатое августа и я твердо знала, что там нет ни души. Я была в черном, из потертой ткани, наряде от Ланвен, с бабушкиной заколкой слоновой кости в волосах. Тогда я считала — это именно то, что нужно, но, оглядываясь назад, понимаю, что оделась, как на похороны… О, большое спасибо, — поблагодарила Лорен, когда Мария вернулась с кувшином ледяного лимонада и двумя высокими стаканами. — Прости. Господи, мне срочно нужно закурить.

Лорен запустила руку в свой парусиновый мешок и вытащила маленький зеленый футляр крокодиловой кожи размером с тюбик губной помады. Выстланная серебром коробочка содержала две «платиновых», как она их называет, иначе говоря, две «Мальборо ультра лайт». Лорен зажгла одну и оставила нетронутой на бортике пепельницы.

— Ну вот, значит, я в своем образе разведенки, а Милтон все твердит как заведенный: «Мы должны подняться наверх, все сидят там», — и тому подобное, хотя наверху нет ни души, если не считать Бейонсе или Линдси Логан. Знаете, мне всегда хочется походить на Линдси Логан, а вам?

Лорен помолчала, дожидаясь ответа. Очевидно, вопрос был на редкость серьезным.

— Но разве не утомительно каждый день быть Линдси Логан? — выдавила я наконец. Вероятно, непрерывная смена темных очков сама по себе крайне утомительна.

— Зато сколько внимания окружающих! Так или иначе я сдалась, мы поднялись наверх, и я заказывала одну клубничную текилу за другой, и… — Лорен осеклась, огляделась, словно желая убедиться, что нас никто не подслушивает, и заговорщически прошептала: — И не успела я оглянуться, как совершенно незнакомый мужчина присылает мне бокал винтажного шампанского.

— И кем он оказался? — не выдержала я.

— Ну… ты не поверишь — это был Сэнфорд Берман.

— Нет! — ахнула я.

— Клянусь. И он отмечал принятие решения выставить на продажу акции и ценные бумаги своей третьей компании или что-то такое же идиотское. Только я понятия не имела, кто он, поскольку недавно перестала читать газеты, чтобы не видеть заметок о своем разводе. Милтон был вне себя: Сэнфорд для него — идол, кумир, икона, назови как хочешь. Он тут же мне заявил: «Все думают, что Руперт Мердок — гигант, но Сэнфорд так велик, что держит Руперта Мердока в кармане!»

Сотовый Лорен запищал. Она схватила его и выключила.

— Это он. Всегда ОН, — небрежно бросила она.

— Тебе стоило ответить. Я не возражаю, — заметила я.

— Честно говоря, не мешало бы немного от него отдохнуть. В этом вся штука: его одержимость мной растет и растет. Сэнфорду семьдесят один с половиной год. Не могу же я встречаться с антиквариатом! Да, антиквариат я люблю, но не в качестве бойфрендов. Так на чем я остановилась?.. — задумалась Лорен.

— На шампанском от Сэнфорда, — напомнила я.

— Ну да. Я осушила бокал, а потом подошел Сэнфорд и заговорил со мной. Он был таким очаровательным, каким может быть только старик. Он посчитал очень современным мое желание отпраздновать день развода. Поэтому я предложила выпить еще, а потом как-то все смешалось. Я уже не помню, как проходила ночь, — лукаво сообщила она, — только вот оказалось, что Сэнфорд женат. Но он спросил, нельзя ли отвезти меня домой, и я позволила ему меня подвезти. По пути он поинтересовался, чем я занимаюсь, ну я и объяснила, что иногда покупаю и продаю старинные драгоценности. Он тут же вызвался купить кое-что для жены. Я посчитала это очень милым с его стороны.

Сэнфорд позвонил Лорен в восемь утра и пожелал увидеть драгоценности. В тот же день он заявился к ней в половине одиннадцатого вечера. Они просидели до двенадцати, и Лорен наконец спросила Сэнфорда, хочет ли тот посмотреть драгоценности.

— Представляешь, он ответил: «Не совсем. Я просто нахожу вас занимательной». Нет, ты можешь в такое поверить?! — усмехнулась Лорен, округляя глаза, как мультяшный персонаж, для пущего эффекта. — Господи, нет, мне нужно срочно закурить! — Она зажгла вторую сигарету и тут же отложила. — Потом он начал каждое утро присылать ко мне водителя с «Уолл-стрит джорнал», кофе-латте и теплым круассаном из кондитерской Клода, и тогда я решила, что быть только что разведенной еще скучнее, чем новобрачной. Господи, этот мой медовый месяц самый лучший! — Она с довольным видом вздохнула и развалилась на кресле. — Обожаю быть разведенкой!

Наверное, невозможно не обожать состояние разведенки, если ты Лорен Блаунт из семьи чикагских Хэмил-Блаунтов, которые почти единолично сделали Чикаго таким, каков он есть. Так считают многие, хотя и не все. (Имеется лагерь Маршала Филда и лагерь Хэмил-Блаунта, и обе стороны никогда не обедают вместе в «Чикаго рэкит клаб», теперь вы понимаете, о чем я.) Ходят слухи, что Хэмил-Блаунты владеют большим количеством произведений искусства, чем Гугенхаймы, большим количеством недвижимости, чем Макдоналды, и что сейфы с драгоценностями матери Лорен и есть истинная причина истощения колумбийских изумрудных копей.

Прошло всего три недели после развода Лорен, и она веселилась как сумасшедшая. Ей нравилось наряжаться в платье от Шанель, специально сшитое для репетиции свадебного ужина и весившее тонну из-за белых кружев ручной работы, и цеплять на палец одно из трех обручальных колец. Ее мгновенно номинировали на участие в списке лучше всего одетых женщин, но она отмахнулась от этого известия как от дурацкой шутки. Однако среди посетителей «Пастис» существовало мнение, что Лорен действительно заслуживала такой чести. (Чаще всего именно тошнотворное сочетание восхищения и зависти не позволяет девицам, которые обычно тусуются у «Пастис», признать, что кто-то заслуживает появления в таком списке, особенно если счастливицы учились вместе с ними в одном классе «Спенса».)

Лорен была живым воплощением шикарной богатой девушки. Она не могла похвастаться ростом, но благодаря идеальным пропорциям, а также узким аристократическим запястьям и маленьким ручкам могла носить буквально все. А ноги! Изумительные ноги, вызывавшие столько зависти подруг!

— Годы и годы занятий балетом, — всегда твердила Лорен. Она выглядела как чистенькая, только что отмытая копия своего кумира — молодой Джейн Биркин: длинные каштановые локоны, бахрома ресниц и круглогодичный загар (очень легко получить его, когда твоя семья имеет дома на всех курортах от Антигуа до Аспена). Даже ее повседневная одежда отличалась некой гламурностью, во всех вещах легко угадывался высокий класс. Обычно Лорен носила длинные узкие брюки от Марни, маленькие кружевные блузки от Ива Сен-Лорана и узкие короткие кожаные курточки от Рика Оуэнса. Если же она носила винтаж, то исключительно от Оззи Кларка или Диора и специально летала в Лондон, чтобы отыскивать лучшие вещицы на рынке Дувр-стрит.

Истинной одержимостью Лорен было стремление наряжаться. Если вы забегали к ней в середине дня, она скорее всего уже была в светло-вишневом платье для коктейля из органзы от Кристиана Лакруа или в балетном трико для пилатеса, (рудименты воспоминаний о балетном прошлом). Ее коллекция вечерних платьев от Бальмэна, Маккуина, оригинальные создания Живанши была предметом вожделения для членов нью-йоркского высшего общества и хранилась в специальной гардеробной размером с небольшую однокомнатную квартирку с климат-контролем. Лорен еженедельно дарили платья все модельеры от Оскара де ла Ренты до Питера Сома, но она неизменно их возвращала, какими бы изумительными они ни были. Она считала дурным тоном не платить за одежду и поэтому поясняла:

— Я ничего не беру. Отдаю на благотворительные цели.

Однако ее величайшей слабостью были настоящие драгоценности, особенно самые броские: ничто не забавляло Лорен больше, чем надетый перед сном бесценный индийский рубин.

— Может, стоит пригласить сюда Тинсли? Пусть немного полежит в тени. Она просто рехнулась, если жарится на солнце! — заметила Лорен немного позже. — Должно быть, это развод на нее подействовал. Тинсли воображает, что все это очень забавно, но, похоже, она теряет рассудок. Представь, меняет бикини по семь раз на дню, а это верный признак психической нестабильности. Я люблю ее и хочу, чтобы она была здорова, а не проходила курс химиотерапии.

Открыв свой маленький серебряный мобильник, Лорен позвонила Тинсли, которая пообещала прийти через десять минут. Она помахала нам с террасы и исчезла из виду.

— День труда празднуют в одном и том же месте. А Тинсли тебе понравится, — заверила Лорен. — Кстати, что ты здесь делаешь?

— Я… у меня медовый месяц, — неуверенно пробормотала я.

— Настоящий медовый месяц? — удивилась Лорен.

— Д-да.

— И ты одна?

— Что-то в этом роде. — Я опустила глаза. Пол — идеальный объект для разглядывания, особенно когда признаешься, что потеряла мужа примерно через три секунды после свадьбы.

— Звучит совсем как мой послеразводный медовый. Собственно говоря, совершенно не важно, с мужем ты здесь или нет, — хихикнула Лорен и, поймав мой взгляд, осеклась. — О, прости, кажется, я не то сморозила. Выглядишь ужасно расстроенной.

— Нет, все нормально. — Надеясь, что она не заметит, я смахнула с носа слезу.

— Что случилось? — сочувственно осведомилась Лорен.

— Ну… э… — замялась я.

Может, стоит рассказать всю кошмарную историю? Правда, мы почти не знакомы, но что ни говори, а куча народа выкладывает целые состояния, чтобы каждую неделю выкладывать совершенно чужому человеку свои интимные проблемы.

Я поняла, что переступила грань стыда и унижения, когда рассказала Лорен свою печальную повесть. Обидно, но факт: «медовый месяц» так же романтичен, как одиночное заключение. На второй день нашего отдыха мой новый муж, Хантер, был вынужден уехать, чтобы завершить важную сделку. Нет, я никогда не была одной из тех девиц, которые всю жизнь мечтали о дне свадьбы, но, честно говоря, я представляла медовый месяц, как две самые восхитительные, полные секса недели, вроде отдыха в раю. Когда Хантер объяснил, что должен уехать в страшной спешке, я повела себя, как, по моим представлениям, должна вести умная, взрослая женщина, и заявила, что все понимаю. Но в душе была безутешна. Хантер пообещал мне второй медовый месяц, но я посчитала это жалким эрзацем первого, притом ничуть не привлекательным. Как можно вновь вызвать блаженное ощущение «новобрачности» через полгода после свадьбы, когда вы по определению должны чувствовать нечто подобное примерно минуту после выхода из церкви? Медовый месяц, по-моему, призван сохранить хотя бы слабое подобие этого мимолетного состояния.

Хантера не было уже три дня, и, побыв часа три в роли стоика, я с головой погрузилась в омут трагизма. Беда человека, оставшегося одиноким в медовый месяц, — это необходимость убить невероятные количества времени. И чтение глянцевых журналов, в которых на каждой странице излагаются подробности разрывов знаменитостей, вряд ли помогает поднять дух.

Жалость к себе только обострялась, когда горничная нашего пляжного домика, каждое утро приносившая подносы с завтраком на двоих, под цветочным покрывалом, украшенным сердцами, желала нам удачи. У меня не хватало духу признаться, что Хантер уехал и может не вернуться. Мне было так стыдно, что я даже не набралась храбрости позвонить подруге и поделиться горем. Что подумают люди? Мы с Хантером знали друг друга только полгода и поженились на Гавайях под влиянием момента. Я уже представляла ползущие по Нью-Йорку сплетни: «она понятия не имела, во что влипла», «она едва его знала», «очевидно, он оставил ее и уехал к подружке»…

Меня терзали кошмарные мысли… и разочарование. Ах! Разочарование! Это худшее бедствие! От него никак не отвяжешься, с ним ничего не поделаешь… оно само должно померкнуть… через много лет, может, через десятилетия. Так я заявила Лорен с самым мрачным видом.

— Ты все слишком близко к сердцу принимаешь, — заметила она. — По крайней мере у тебя есть муж. Это упражнение в потере эго, и ты слишком потакаешь себе.

Потеря эго? А как насчет потери мужа?

— Ты первая, кому я сказала, — призналась я, разразившись слезами. — Какое жуткое начало брака! Меня трясет от бешенства, и я так зла на Хантера! Ну да, ему нужно делать деньги и работать, но… о Господи!

— Возьми, — велела Лорен, протянув мне обшитый кружевом белый шелковый платочек со своими инициалами.

— Спасибо, — всхлипнула я, беря платочек. Казалось настоящим преступлением вытирать нос произведением искусства, но я решилась.

— Какой хорошенький!

— Такие можно купить в «Лероне». По спецзаказу. Их представители летают в Чикаго, чтобы получать заказы от матери. Для остальных только по предварительной записи. Видела бы ты белье! Потрясающе! Хочешь, в следующий раз закажу и на твою долю? Может, хоть это тебя развеселит?

— Наверное, — выдохнула я. До чего же мило со стороны Лорен! Если уж мне предназначено провести супружескую жизнь в слезах, полагаю, плакать в белое кружево куда приятнее, чем в туалетную бумагу «Чармен».

— Взгляни на это под другим углом: большинство браков начинаются с потрясающего медового месяца, а потом плавно катятся под горку. А так… тебе просто не остается другого пути, кроме как наверх. То есть хуже все равно уже быть не может, верно?

Я промокнула глаза платком Лорен и даже ухитрилась хихикнуть сквозь слезы.

— Не зацикливайся на этом, иначе в самом деле все испортишь. По-моему, медовые месяцы слишком переоценивают. Они, как и дни рождения, уж очень на тебя давят. Полагается каждое утро просыпаться на взводе, чувствовать себя безумно влюбленной и готовой каждую минуту оказаться на седьмом небе. И знаешь что? В любой день у тебя могут начаться предменструальные боли или тебя изрядно покусают москиты, и меньше всего на свете тебе захочется трахаться как безумной, а именно этого от тебя ожидают.

— Привет, Лорен, — послышался тонкий девичий голосок.

В арочном входе гостиной появилась Тинсли Белланжер, экс-жена забытого в аэропорту Джейми, возмутительно красивая, похожая на вскормленную на молоке и сливках девушку с фермы, только совсем иного, недостижимо высокого класса. Двадцать восемь лет, прямые светлые волосы до талии, несколько идеально расположенных, постлазерных веснушек, небесно-голубые глаза и ровный загар. Кроме того, ей ужасно шло приталенное платье для коктейля из желтого атласа, с длинным разрезом на юбке, которая красиво вилась вокруг ног, если дул ветерок. По моему мнению, она была одета не для пляжа, а для благотворительного вечера.

— Сильви только что вышла замуж, — пояснила Лорен, познакомив нас, и приглашающе похлопала по диванной подушке. — Ты всегда так здорово выглядишь, Тинсли.

— Но ты все равно лучше, — отмахнулась та, плюхаясь на диван. — Сильви, хотите узнать мой секрет счастливого брака? Во всем соглашайтесь с мужем, а потом делайте что хотите. По крайней мере нам с Джейми это очень помогло. Мы расстались на очень дружеской ноте.

С этими словами Тинсли встала и направилась в угол, к подносу с бутылками.

— Я буду неразбавленную текилу. Кто хочет присоединиться?

— С удовольствием, — откликнулась я. Может, если напиться днем, это поможет скрасить несуществующий медовый месяц?

— Все считают, что я спятила, раз пью текилу в чайной комнате «Карлайла» с самого полудня, — заметила Тинсли, вручая стаканы мне и Лорен, после чего откинула назад гриву волос и залпом выпила свою порцию.

— Пойдем купаться, — предложила Лорен. — Умираю от жары.

— Не могу. Слишком устала, — отказалась Тинсли и, подмигнув, растянулась на гигантском белом матраце, брошенном на пол и заваленном огромными подушками. — Буду нежиться здесь и смотреть, как вы доводите себя, пока я ем кактусовое мороженое или что-то в этом роде.

— Я иду, — кивнула я, прыгая в воду вслед за Лорен.

«Может, хоть купание поднимет мне настроение», — думала я, плескаясь в бассейне. Вода была чересчур теплая, совсем как в гостиничных бассейнах: такую температуру любят женщины и презирают мужчины.

— Двадцать кругов вокруг дома, — скомандовала Лорен, отплывая.

— Двадцать? — ахнула я.

— Именно. Каждому необходимо иметь цель в жизни. Лично я очень целеустремленная особа, — сообщила Лорен между гребками.

Я догнала ее, и мы медленно поплыли рядом. У Лорен даже дыхание не сбилось. Взмахивая руками, она продолжала болтать:

— Знаешь, даже после развода и всего прочего, детальные подробности которого, кстати, может узнать весь мир, только обратившись к «Гугл», я сказала: «Я — это я, а цели — это цели». И решила поставить себе постразводную цель. Ну, знаешь, серьезное назначение в жизни. Что-то, к чему следует стремиться.

И пока мы огибали дом, я поглядывала в сторону гостевых спален, французские окна которых выходили на территорию бассейна. Все чисто побелены, над застланными безупречным бельем кроватями натянуты сетки от москитов. Кое-где по оконным рамам карабкались ярко-желтые цветы, на стенах висели старинные мексиканские иконы. У меня стало немного легче на душе — да у кого бы не стало?

— Итак, Лорен, — встрепенулась я, — какова твоя цель?

— Бегать на свидания, как будто я снова учусь в колледже. Никаких серьезных отношений, никакой любви. Хочу просто развлекаться и ни о чем не думать.

Ответ показался мне довольно решительным. Лорен перестала взмахивать руками и повернулась ко мне лицом. Стоя в прозрачной воде, она весело и уверенно констатировала:

— Итак, моя главная цель, которую я и не думаю скрывать, поскольку это безумно смело, заключается в том, что я должна переспать с пятью мужчинами между Днем труда и Днем поминовения погибших в войнах. Пять ультраразнообразных, ни к чему не обязывающих, высококлассных перепихонов. И каждый я отпраздную соответственно. Отмечу драгоценностью. Или очередным шедевром искусства. Или шубой. Собственно говоря, я уже позвонила в Париж и велела оставить мне божественных соболей от «Ревлон». Один поцелуй — и они мои, — объявила она и нырнула.

А когда Лорен появилась на поверхности, обсыпанная сверкающими на солнце каплями, я спросила:

— Думаешь, тебе удастся сделать сразу пятерых?

Дело в том, что Лорен красива и сексапильна, но ей уже тридцать один — старуха по нью-йоркским стандартам. После тридцати трех — тридцати четырех лет манхэттенские мужчины напрочь забывают о своих ровесницах и ищут подруг от восемнадцати до, самое большее, двадцати пяти. Самые привередливые вообще не желают смотреть на нью-йоркских девиц и снимают исключительно девятнадцатилетних моделей из Саут-Бич. Собственно говоря, ни одна из моих знакомых женщин старше тридцати лет вообще не сумела закрутить роман с мужчиной за целых полгода, а тут речь идет о пяти!

— Я поставила перед собой вполне реальную задачу. Но слышала от других разведенок, — откликнулась Лорен, лениво бороздя пальцами воду, — а среди них у меня есть подруги, — что ожидать более пяти побед чересчур оптимистично. Кстати! Погоди! Моя вторая великая цель — научиться подсоединять систему «серраунд-саунд». Льюис сам умел все это делать. И я абсолютно убеждена, что вполне сумею справиться самостоятельно, сколько бы времени это ни заняло. Ну а у тебя какая цель?

Это единственный вопрос, в ответе на который я совершенно уверена.

— Хочу быть похожей на девушку из парочки в «Итенити» {Популярный глянцевый журнал}, — засмеялась я.

Втайне я всегда надеялась, что брак окажется чем-то вроде рекламы «Итенити»: она гламурная, он страстный и тонны кашемировых свитеров цвета ванили. Если только возможно, вся моя супружеская жизнь пройдет на пляже в Ист-Хэмптоне, и носить я хотела бы эффектные черные и белые наряды.

— О, если бы мои цели были столь достойны, может, мой брак и продлился бы еще немного! — взвизгнула Лорен и залилась смехом. — Но я уже в восемь лет перестала думать об «Итенити». О, ты просто прелесть. Но у меня есть совет.

— Какой?

— Тебе следует всячески стараться уберечь супруга от охотниц за мужьями. Вот это достойная цель!

Я с недоумением нахмурилась.

— Ну, эти коварные особы, которые только и мечтают увести чужого мужа, — пояснила Лорен. — О них узнаешь, только когда сама выходишь замуж.

— Прекрати! — хихикнула я.

— Мое дело — предупредить.

К этому времени мы успели сделать полный круг и снова оказались перед гостиной. Тинсли поманила нас к себе.

— Мохито ждут! — завопила она.

— Ну… мы сделали только один круг, но пойдем пообщаемся, иначе она разволнуется и начнет задыхаться, — позвала Лорен, поднимаясь по пологим ступенькам в гостиную, где выхватила полотенце из аккуратной стопки на плетеном столике и протянула мне.

— Как хорошо в воде, — вздохнула я, вытираясь. Взяв стакан с мохито, я с наслаждением сделала первый глоток. — Очень освежает!

— Ну, разве бассейн придумал не гений? — кивнула Лорен, подстелив под себя полотенце и устроившись на диване напротив Тинсли. Я села в кресло-качалку, выкрашенную ярко-синей краской. Интересно заметить, что спинка была инкрустирована поразительно красивым перламутром.

— Чем занимаешься, Тинсли? — спросила я. Тинсли казалась таким интересным персонажем, что очень хотелось узнать ее поближе.

— Ничем, — жизнерадостно сообщила она.

— И тебе не хочется найти работу?

Тинсли затряслась от смеха, покачала головой и абсолютно серьезно пояснила:

— Я не могу работать, потому что понятия не имею, как одеваться днем. Не умею носить офисные костюмы. Так что трудовая жизнь не для меня. Я способна одеться только для тренажерного зала или вечеринки.

В доказательство своих слов она встала и покружилась.

— Ну, посмотрите на меня как следует. Сейчас два часа дня, и это самый сдержанный стиль, на который я отважусь. Единственная подходящая для меня карьера — ведущей на Эм-ти-ви, но я не слишком туда стремлюсь. Слава так быстро проходит. Взять хотя бы Сирену Альтшул — где она сейчас? Кроме того, еще одно препятствие на пути к карьере — моя матушка. Каждый день мне необходимо время для двухчасовых обсуждений семейных проблем, а в случае чего я должна быть готова немедленно отправляться на Палм-Бич. Однажды я даже попыталась немного поработать у Чарли Роуза, но почти никогда не бывала на месте, а в те редкие неудачные моменты, когда все-таки там оказывалась, звонила по личным делам.

Я засмеялась, но тут же ощутила укол совести. Надо же — веселюсь вовсю в свой немедовый медовый месяц. Господи, неужели мне не следует быть более озабоченной?

— Это просто настоящий кошмар для нее, не так ли, Тинсли, дорогая? — пошутила Лорен, после чего обратилась ко мне: — Итак, когда мы сможем познакомиться с Хантером? Он вообще-то вернется? Или бессердечно бросил тебя?

— Познакомитесь в Нью-Йорке, — отрезала я. — Но он собирается часто ездить в Париж на ТВ-шоу, ради которого и заключил эту сделку. — У меня даже хватило чувства юмора, чтобы добавить: — Сделку, которая полностью уничтожила наш медовый месяц.

— В отсутствие Хантера мы можем составить друг другу компанию. Что бы там другие ни воображали, а иногда мне одиноко, — пробормотала Лорен с неожиданно беззащитным видом.

Позже, когда солнце уже садилось, все мы были слегка навеселе от коктейлей и жары, и беседа стала более откровенной.

— Ты никогда не подумывала снова выйти замуж? — спросила я у Лорен, которая лежала в гамаке, медленно покачиваясь.

— Вроде бы нет.

— И это правильно, — согласилась Тинсли, смешивая очередной коктейль. — Женатые пары такие унылые.

— Знаю, — кивнула я. — Они просто ужасны.

И я не покривила душой. Стоит женщине выйти замуж, как она разительно меняется. Общаться с ней — скука смертная! Одно из моих тайных и, должна признать, абсолютно безосновательных опасений относительно замужества — стать такой же занудой, как все мои занудные замужние подруги.

— И все же, Лорен, почему ты порвала с Льюисом? — не выдержала я. Лорен вздохнула:

— Мы разошлись… потому что… м-м… — И, помедлив, словно не была уверена в ответе, нерешительно объяснила: — Полагаю, я вышла замуж по вполне достойным причинам: влюбилась, Льюис подарил мне премиленькое кольцо от «Ван Клифа», но, честно говоря, любовь — еще не причина для брака.

— Не слишком романтично, — заметила я.

— Брак вообще не особенно романтичен. Скорее это деловое соглашение. Извини, но это правда. Полагаю, если избегать нового замужества, я смогу получить свою долю романтики. Но ты выглядишь так, словно влюблена по уши. Тогда лучше не слушай, что я плету. У каждого бывает по-разному. Понятия не имею, как это у тебя.

— А я уверена, что имеешь, — возразила я.

— Ладно, если хочешь знать, чего не надо делать, — продолжала Лорен, — я скажу. Первое: не стоит приглашать на свадьбу четыреста человек. Никто не в силах вынести такое количество народа на собственной свадьбе. Просто крыша едет. Не поверишь, но я уже в день свадьбы знала, что у нас не выйдет ничего хорошего.

— Это почему же?

— Ну… мы собрались в Мэне, на чудненьком частном хипповском островке, которым целую вечность владеет семейка моей мамочки. Там стоит парочка классных коттеджей. Помню, как смотрела на океан за день до свадьбы и увидела хрустальную люстру, которую доставили на барже специально для свадебной палатки. Выглядело это так, словно ее украли из бального зала «Уолдорф-Астории». Дело в том, что я просто ненавижу люстры, любые люстры и из-за этого даже переехала из родительского дома на Парк-авеню, когда впервые попала в Нью-Йорк, чтобы не видеть люстр. И вот, подумай сама, я выхожу замуж и пытаюсь оставить люстры в прошлом, а они просто преследуют меня. Все не так, как надо! — Ее передернуло. — И вся эта затея была настоящим безумством.

Неожиданно соскользнув с гамака, Лорен принялась рыться в сумке и скоро вытащила изящные серьги-камеи викторианской эпохи.

— Обожаю носить безделушки на пляже, — пояснила она, ловко защелкивая замочки. — Как по-твоему, Тинсли, это действительно в стиле Талиты Гетти {Красавица жена миллионера Джона-Пола Гетти-младшего, умерла от передозировки героина}?

— Абсолютно. Я без ума от ее манеры одеваться. Если собираешься умереть, выбери смерть от передозы, и все будут вечно прославлять твой безупречный вкус и чувство стиля, — объявила Тинсли.

— Какие гадости ты говоришь, — покачала головой Лорен и со слегка ностальгическим видом вернулась к теме своего брака: — Наконец в один прекрасный день я поехала отдыхать и… по правде говоря, просто не вернулась домой. Все на ушах стояли. Теперь, оглядываясь назад, — заключила она с лукавой улыбкой, — я искренне возмущена своим поведением. В жизни не встречала человека ужаснее!