Демон-любовник

Глава 20

Феникс увезли, и «Дом с жимолостью» как-то сразу опустел. Я выжила оттуда инкуба — а он, словно в отместку, выжил из дома мою соседку. Декан Бук объяснила, что тень в виде гигантского медведя, которую я видела на стене у нее за спиной, всего лишь ее фамильяр[13] по имени Урсулина.[14] Пообещав потом рассказать о ней подробнее, Лиз принялась успокаивать меня. По ее словам, Феникс с самого начала была слегка не в себе, а эта некрасивая история с ее мемуарами послужила лишь толчком, чтобы она окончательно съехала с катушек. Честно говоря, Лиз меня не убедила — я по-прежнему считала, что вся эта канитель с изгнанием демона оказалась слишком серьезным испытанием для Феникс и ее психика просто не выдержала. А иначе откуда ее страхи перед демонами?

— И потом, откуда нам знать: может, это инкуб подослал сюда Джен Дэвис, чтобы она вывела Феникс на чистую воду, — продолжала с ослиным упрямством стоять на своем. — В конце концов, он и не на такое способен! Сначала едва не устроил авиакатастрофу, потом обрушил на город ураган с ледяным дождем — и все для того, чтобы мой приятель не приехал ко мне на День благодарения!

Держу пари, это выглядело как бред параноика. С другой стороны, имею я право поволноваться после всего, что со мной случилось за последние дни? Нет, какая же все-таки скотина этот инкуб! Не смог завоевать мою любовь, так решил в наказание оставить меня и без подруги, и без возлюбленного!

Ну, я ему покажу! Пусть убедится, что мне и одной неплохо! Кстати, пусть не надеется, что я составлю компанию Феникс! Сцепив зубы, я поклялась, что доработаю до конца семестра. А потрудиться мне предстояло немало — я сама вызвалась вести занятия вместо Феникс, пока декан Бук не сможет подыскать ей замену, что наверняка произойдет только после зимних каникул. На следующий же день выяснилось, что Феникс до сих пор не вернула студентам сданные ими сочинения. Я пообещала, что немедленно этим займусь, и в результате все выходные проторчала дома, читая жизнеописания тридцати четырех молодых людей.

Единственной работой, которую мне не удалось отыскать, оказались воспоминания Мары Маринки. Пурпурная папка, в которой лежало ее сочинение, бесследно исчезла. Я вспомнила, что как-то видела ее в библиотеке — это было как раз в тот день, когда увезли Феникс. Может быть, она куда-то ее спрятала? Я перевернула вверх дном весь дом — и не нашла ничего, кроме дюжины бутылок из-под спиртного, обнаруженных мною в самых неожиданных местах. Папка как сквозь землю провалилась.

Как я скажу Маре, что все написанное ею куда-то пропало? Честно сказать, мне не хотелось даже думать об этом.

И вот этот день настал.

— Феникс была очень высокого мнения о твоей работе, — отводя глаза в сторону, залепетала я. — Если ты распечатаешь еще один экземпляр, я с удовольствием ее прочту.

— Распечатаю? — переспросила Мара, недоуменно уставившись на меня.

Я с трудом подавила раздражение. Господи, когда же она наконец выучит язык?!

— Ну да, с компьютера. Если у тебя нет принтера, можешь воспользоваться тем, что стоит в кампусе. Или пошли мне его по электронной почте.

— Но его нет в компьютере! Я писала его ручкой. На бумаге.

— О Боже… — У меня опустились руки. — И ксерокопию ты тоже, как я понимаю, не сделала?

Мара покачала головой.

— Я и не думала, что это нужно. Это… ну, то, что я писала…

Мара, сложив пальцы, сделала такой жест, будто писала. На мгновение мне даже показалось, что я вижу их — странные рунические письмена вспыхнули в воздухе, будто огни святого Эльма на мачтах корабля, — но я моргнула и все исчезло.

— Разве это так важно? Моя… Как это у вас говорится… писанина.

— Феникс никогда так не считала, — возразила я. — Она сама не раз говорила, что просто без ума от твоих работ.

По губам Мары скользнула печальная улыбка.

— До такой степени без ума, что лишилась его окончательно, и ее пришлось увезти. Не стоило мне писать обо всех этих ужасах. Сами видите, ничего хорошего из этого не вышло.

— Но держать все внутри тоже не лучшее решение. Может, стоит с кем-то поговорить об этом? Как насчет доктора Лилли?

— Я уже пыталась, — фыркнула Мара. — Она не понимает… Сказать по правде, мне казалось, что если кто и способен понять тоску по утраченной родине, так только Суэла.

Похоже, Мара, как и большинство ее сверстников, считала, что взрослым недоступны переживания молодых.

— А Флония Ругова? — спросила я. — Она ведь из Албании, это совсем рядом с… ну, откуда ты приехала.

Мара поспешно отвела глаза в сторону, как делала всегда, едва только разговор заходил о ее родной стране. Однако когда она подняла голову, мне показалось, что в ее потухших глазах вспыхнул интерес.

— Хм… может, вы и правы. У нас с ней много общего… вообще хорошо, когда есть с кем поговорить. Николетт ведь теперь с утра до ночи с Бенджамином. Она даже ночевать иногда не приходит… ой! — Мара зажала ладонью рот. — Зря я это сказала. Не хочу, чтобы у Николетт были неприятности.

— Все в порядке. Фейрвик не монастырь, Мара. Но тебе, наверное, тут одиноко. Может, стоит попробовать завести новых друзей?

Мара вдруг одарила меня широкой улыбкой — впервые за все время. Я поразилась, до чего огромный у нее рот… вдобавок полный испорченных зубов.

— Именно так я и сделаю… попробую подружиться с Флонией. А насчет сочинения… ничего, если я какое-то время не буду ничего писать? Хотя бы до тех пор, пока не пойму, что меня снова тянет к этому?

— Хорошо, отдохни немного… во всяком случае, до тех пор пока не подыщут замену Феникс, — неловко пробормотала я.

Вообще-то мне не нравится, когда студенты начинают бездельничать. С другой стороны, в последнее время она трудилась, не поднимая головы, подумала я. Да и у остальных тогда появится шанс показать, на что они способны. Я вдруг поймала себя на том, что у меня точно гора свалилась с плеч — по крайней мере, я теперь избавлена от необходимости читать о тех ужасах, которые пришлось пережить Маре.

Радость моя длилась недолго. Эту ночь я провела без сна — бродила по своему внезапно опустевшему дому, терзалась раскаянием, потому что с Марой явно что-то было не так, и пыталась отыскать эту чертову папку. То, что я предпочла бы малодушно отвертеться от необходимости это читать, только вынуждало меня искать еще усерднее — я старалась избавиться от угрызений совести. Я облазила все места, куда Феникс могла засунуть папку: вывернула наизнанку шкафы на кухне, буфет с китайским фарфором, посмотрела за книгами в кабинете, перерыла стопки рукописей Дэлии Ла Мотт, обыскала собственный письменный стол, все чуланы, что были в доме, и, наконец, чердак.

Чердак я намеренно оставила на потом — очень уж не хотелось забираться туда одной. Почему-то меня не отпускало чувство, что если инкуб по-прежнему в доме, то прячется именно там — под самой крышей, среди пустых коробок из-под чая и обломков старой мебели. Едва я щелкнула выключателем и под потолком загорелась лампочка, как меня охватило желание бежать со всех ног. Задушив страх, я принялась методично обшаривать чердак — ползала по полу и заглядывала в каждый угол и в каждую щелку. Я уже заканчивала, когда в дальнем углу метнулась чья-то тень, и я увидела, как какое-то существо юркнуло в открытую коробку из-под чая. Почти оглушенная грохотом собственного сердца, я на цыпочках подкралась к коробке, молниеносно захлопнула крышку и для верности навалилась на нее всей тяжестью. Кто бы там ни прятался внутри, но этот кто-то вдруг подпрыгнул, ударился изнутри о крышку, и я едва не заорала от ужаса.

«Черт… и что теперь делать?! Так и сидеть на коробке до скончания века? Может, от греха подальше, отнести ее Элизабет Бук?»

Но тут я вдруг вспомнила, что коробки, где некогда хранился драгоценный чай, не пропускают воздух. Это делалось, чтобы он оставался сухим во время длительного океанского плавания. Стало быть, к тому времени как я доберусь до дома Лиз, пойманное мною существо наверняка погибнет.

Впрочем, что за беда? Если там, внутри, инкуб, особого вреда ему не причинит, а если какая-то зверушка, которая успела поселиться на моем чердаке, то чем скорее я избавлюсь от непрошеного гостя, тем лучше, так ведь?

Еще один удар… коробка затряслась. Мой пленник, похоже, был в ярости. Или напуган до смерти.

Проклятие.

Ругая себя на чем свет стоит, я осторожно приподняла крышку.

На меня испуганно уставились два крошечных, похожих на бусинки, глаза — мохнатую мордочку я разглядела уже потом, наверное, если бы это существо сдвинулось хотя бы на миллиметр, я бы с воплями кинулась бежать со всех ног. Но мышонок, усевшись копилкой, так и застыл, молитвенно вскинув розовые передние лапки в позе, которая показалась мне странно знакомой… Он словно умолял пощадить его. Заметив белое пятнышко на груди, я похолодела. Потом протерла глаза, поискала взглядом хвост… и увидела короткий обрубок.

— Так это ты! — ахнула я. — Бесхвостый мышонок! Значит, ты не взорвался!

Мышонок, склонив головку набок, проворно зашевелил розовыми ушами. Надо признаться, малыш выглядел очень милым.

— Знаешь, я рада, что ты уцелел, — прошептала я, чувствуя себя совершенно по-идиотски. Надо же, разговариваю с мышью… но, с другой стороны, в последние дни мне случалось вытворять и не такое! — Мне очень жаль, что твои друзья погибли…

Мышонок чуть слышно пискнул и потер розовой лапкой мордочку, словно умываясь… или утирая слезы…

— Ой, ты плачешь, да? — Я сунула руку в коробку. — Иди сюда, малыш. Я тебя не обижу.

Какое-то время мышонок внимательно разглядывал мою ладонь, потом потянулся и стал боязливо обнюхивать мои пальцы, на которых до сих пор были волдыри, — я вдруг вспомнила, что обожгла руку, схватив его, когда мы изгоняли инкуба. Вдруг укусит, поежилась я. Интересно, ожившие мыши являются разносчиками бешенства? Но мышонок и не думал меня кусать. Вместо этого он лизнул мои обожженные пальцы крохотным розовым язычком, после чего вспрыгнул мне на ладонь, потоптался немного, словно устраиваясь поудобнее, и, наконец, свернулся пушистым клубочком, аккуратно подложив под себя обрубок хвоста, по-собачьи положил мордочку на передние лапки и с любопытством посмотрел на меня своими блестящими глазками-бусинками.

Я рассмеялась.

— Ладно, малыш… ты и в самом деле очень милый. Пойдем поищем тебе что-нибудь поесть.

Я решила назвать мышонка Ральфом — в честь главного героя моей любимой книги «Мышь и мотоцикл», которой я зачитывалась в детстве. Ральф, придворная мышь — неплохая игра слов. Скормив ему кусочек сыра, несколько листиков салата и морковку, я отнесла его наверх в корзинке, куда положила сложенное вчетверо полотенце.

В ту ночь уснула я быстро, но спустя какое-то время проснулась — разбудил меня чуть слышный царапающий звук. Первым делом я подумала, что это вернулся мой демон-любовник. В окно спальни струился лунный свет, растекаясь серебряными лужицами у кровати. Машинально бросив взгляд на одеяло, я вздрогнула. Тени от веток куда-то исчезли — вместо них со всех сторон, словно подбираясь ко мне, торчали чьи-то острые зубы. Только потом я сообразила, что это тень от сосулек на оконном карнизе, а царапающий звук, вероятно, издавал Ральф — вскарабкавшись на подоконник, мышонок смотрел в окно.

Я тихонько выбралась из кровати, чтобы не вспугнуть его. Увидев меня, Ральф чуть слышно пискнул, а потом снова уставился в окно. Там, где его теплое дыхание коснулось заиндевевшего стекла, остались отпечатки крохотных лапок. Сгорая от любопытства, я бросила взгляд в ту же сторону, что и он… и увидела задний двор. В призрачном лунном свете покрытая льдом лужайка блестела словно зеркало, а деревья в тонкой ледяной скорлупе вполне могли бы сойти за сказочный лес. И тут вдруг прямо у меня на глазах шлейф тумана на опушке леса свернулся спиралью и, качаясь, поднялся над землей. Я почувствовала, как волосы зашевелились у меня на голове, и покосилась на Ральфа.

— Эй, тебе тоже страшно? — спросила я. — Кто там? Инкуб?

Вместо ответа Ральф моментально забрался ко мне на ладонь и свернулся дрожащим комочком.