Демон-любовник

Глава 23

К счастью, дома отыскалась бутылка «Джек Дэниелс», каким-то чудом не попавшаяся на глаза Феникс. Пока Лайам разил огонь в камине, я наполнила два бокала и отнесла их в библиотеку.

— Потрясающая комната! — восхищался он, вороша кочергой поленья. — А я вот никогда еще не жил так, чтобы все мои ноги стояли в одном месте!

— Неужели? — невозмутимо бросила я, стараясь не показать, сколько мне удалось выяснить о нем, пока я бродила по интернету.

Грустно улыбнувшись, Лайам отсалютовал мне бокалом:

— Иной раз я ловлю себя на том, что, наверное, нарочно выбрал такую работу, чтобы слоняться по свету. Просто как-то проще — вместо того чтобы осесть, живу как перекати-поле. Наверное, поэтому-то меня так тронули стихи Ники Баллард. Можно подумать, над тем, кто их писал, тоже тяготеет проклятие.

Я подозрительно уставилась на него, гадая, откуда ему изустно о проклятии Баллардов, и только потом сообразила, что это всего лишь ловкий прием: не желая говорить о себе, Лайам перевел разговор на Ники. Ладно, подумала я, собственно горя, я и зазвала его к себе, чтобы поговорить о Ники. Или нет?

— Да, у меня тоже мелькала такая мысль, когда я читала ее стихи, — пробормотала я.

Не без задней мысли я обошла диван и устроилась в кресле возле камина. Лайам уселся напротив, а я рассказала ему, как случилось, что я познакомилась с семьей Баллард. При этом я старательно избегала любого упоминания о каких бы то ни было сверхъестественных событиях или существах, сосредоточившись исключительно на таких проблемах, как депрессия у женщин, подростковая беременность и алкоголизм.

— Бедная Ники, — вздохнул Лайам, когда я закончила. — Кстати, я проходил мимо их дома. Сразу видно, что семья неблагополучная. Неудивительно, что девочка вбила себе в голову, что должна неизбежно повторить судьбу всех женщин в их роду. Мы обязаны что-то сделать… нельзя допустить, чтобы она вершила те же ошибки.

— Мы?

— Господи, Калли… неужели ты не заметила, что она просто боготворит тебя?

Это был первый раз, когда он решился назвать меня по имени. Я слегка опешила. Мало кто из людей способен так быстро и непринужденно перейти на «ты».

— Да нет… я считала, она восхищается тобой… эээ… Лайам. Только не говори, что не знаешь, что все девушки в твоей группе по уши в тебя влюблены!

— Вот ты опять издеваешься, а ведь я серьезно. Ники только о тебе и говорит. Ты для нее — кумир. Больше всего она восхищается твоей независимостью, уверенностью в себе. Тем, что ты сама себе хозяйка.

— О… ну вообще-то это не совсем так. У меня есть парень.

Поджав губы, Лайам отвернулся. На стеклах его очков плясали блики, поэтому выражения его глаз я не видела.

— Вообще-то я этого не знал. Здорово. Как его зовут? И, кстати, где он?

Лайам с таким видом оглядел комнату, будто подозревал, что я прячу Пола под диваном.

— Пол? Он вот-вот защитит докторскую в Университете Лос-Анджелеса. На следующей неделе слетаю в Калифорнию повидать его. Мы рассчитываем, что в будущем году ему удастся подыскать работу где-нибудь на Восточном побережье.

— А если не удастся?

Я пожала плечами:

— Что-нибудь придумаем. А вот ты… должно быть, эти твои переезды с места на место здорово осложняют отношения, верно?

Я поднесла бокал к губам и обнаружила, что он пуст.

Лайам потянулся за бутылкой.

— Да, наверное, это тоже одна из причин, почему я… одинок. У меня никого нет. После одного случая в колледже я как огня боюсь «серьезных отношений» — так вы, американцы, кажется, это называете.

— Не смогли расстаться друзьями? — хмыкнула я.

Лайам скривился.

— Не совсем так, — пробормотал он. — Просто…

— … это сложный вопрос? — подсказала я, сообразив, что ответа мне, видимо, так и не дождаться.

Я просто пыталась обратить все в шутку, но когда Лайам обернулся ко мне, и я увидела у него в глазах слезы, у меня в горле встал комок.

— Я так и думал, что ты это скажешь. Нет, дело не в этом. Видишь ли, Дженни, моя детская любовь… она умерла.

— Я тогда только-только поступил в Тринити, — начал Лайам, когда мы снова наполнили бокалы. — Сам-то я родом из одного крошечного городка на Западе, мои родители держали станицу, а у родителей Дженни была небольшая ферма. Мы с дружили с детства. Сколько себя помню, мы всегда были вместе. Я не мыслил своей жизни без нее. Но я любил читать, и начал писать стихи… и у меня неплохо получалось. Я стал получать престижные награды лет с десяти. Дженни ужасно гордилась мной. Именно она и уговорила меня попытаться добиться стипендии в Тринити и она же уговорила поехать учиться, когда мне ее неожиданно дали. Она сказала, что мы сможем виться в каникулы, а когда скопим достаточно денег, она прилетит ко мне в Дублин.

— Очень разумно, — кивнула я. — Тебе повезло — нашел девушку, которая верила в тебя и не хотела, чтобы ты упустил шанс, который выпадает только раз в жизни.

— Да, — вздохнул он, одним глотком допив остатки бурбона.

— Мне и впрямь повезло. Только тогда я, дурак, этого не оценил. И не понимал, насколько сильно уже изменился. Я был так счастлив, что живу в большом городе, общаюсь с интересными людьми… профессорами колледжа, ну и со студентами же. Все эти парни росли среди книг, вели умные разговоры, была там одна компания — все они учились в одной элитной юле, так вот меня словно магнитом тянуло к ним. До сих пор помню, как их звали — Робин Олсворси, Дуган Скотт, его закатный приятель, и Мойра, кузина Робина. Завидовал я им по страшному. И восхищался ими. Да что там я — все мои однокурсники смотрели им в рот… у нас только и разговоров было, что о них. Когда они снизошли до меня, я поверить не мог своему счастью. Я был просто без ума от всех троих, но, боюсь, Дженни смотрела на это по-другому.

— Откуда она узнала о Мойре?

— Она приехала за неделю до рождественских каникул, представляешь? Хотела сделать мне сюрприз. Сняла номер в модном отеле. — Лайам вдруг покраснел: — Мы с ней еще никогда… эээ… не были близки. Мне кажется, она боялась этого, и поэтому я понемногу стал отдаляться от нее. В тот день, когда она приехала, я был в пабе с Робином, Дуганом и Мойрой — мы отмечали конец сессии. Бедная Дженни бродила из паба паб, разыскивая меня. И когда нашла, увидела нас с Мойрой. Проклятие, я был пьян… я даже не помню, как все случилось! Но я никогда не забуду выражения ее лица.

Лайам умолк, уставившись в огонь, как будто надеялся увидеть в пляшущих языках пламени свою первую любовь.

— Ты попытался поговорить с ней?

Он покачал головой:

— Дженни убежала. На улицах было полно народу, перед каждым пабом стояла толпа, и я ее потерял. Я обшарил весь город, но потом Робин, Дуган и Мойра уговорили меня вернуться домой и ждать ее там… а когда она так и не пришла, они убедили меня, что она вернулась домой… что все в порядке и я помирюсь с ней, когда поеду домой на каникулы.

Он снова погрузился в молчание, уставившись в свой пустой стакан. Я молча ждала… я уже догадывалась, каким будет конец, и не горела желанием его услышать.

— Спустя три дня после того, как она исчезла, ее тело обнаружили в Лиффи, — прошептал Лайам.

— Ты думаешь, она?..

Он вскинул на меня глаза, и слова застряли у меня в горле.

— Не знаю, — с мучительной горечью в голосе пробормотал он. — Что произошло в тот день: покончила ли она с собой… или просто упала. Или кто-то ее столкнул. Наверное, я так никогда этого и не узнаю. Но разве это важно? С таким же успехом я мог сам столкнуть ее в реку. Это из-за меня она погибла.

Я покачала головой.

— Ты не можешь винить в этом себя. При чем тут ты?

Лайам скривился:

— Именно это и сказала мне Мойра. А потом добавила, что Дженни была слабой.

Я поморщилась, и Лайам, заметив выражение моего лица, со вздохом кивнул:

— Знаю, что ты хочешь сказать: что я скотина и трус, потому что вообще слушал ее. Да, слушал… потому что отчаянно хотел забыть Дженни. Последние три с половиной года в колледже мы с Мойрой были неразлучны — я стал пить, баловался травкой, не брезговал нюхать кокаин, даже едва не подсел на иглу, а заодно приобрел весьма экзотические и дорогостоящие привычки. В те дни, когда мне было совсем плохо, я часто думал, как же мне повезло, что Дженни умерла… а потом, придя в ужас, уходил в запой или нюхал всякую дрянь, лишь бы выкинуть из головы эти мысли. Чудо, что я вообще окончил колледж. И не бросил писать. Мне повезло — был один преподаватель, который несмотря ни на что, верил, что я не совсем пропащий, это он, в конце концов, добился для меня стипендии в Оксфорде. Я-то, дурак, думал, что Мойра будет счастлива. Она только и хотела уехать из Ирландии… а потом вдруг выяснилось, что у нее совсем другие планы. Оказывается, они с Дуганом собирать вместе с Париж, учиться живописи. Она уговаривала меня переживать по этому поводу, твердила, что мы будем ветречаться в каникулы, а потом, мол, что-нибудь придумаем, но…

Мне вдруг пришло в голову, что то же самое говорила я сама, когда рассказывала о нас с Полом.

— Но я уже понял, что я для нее — пройденный этап. Даже расстроился… так, удивился. Тогда я как-то разом протрезвел — в полном смысле этого слова. И начал писать — в основном о Дженни. Думаю, я всегда надеялся вновь обрести ее… хотя бы в поэзии.

— И с тех пор у тебя никого не было?

Отставив пустой стакан, Лайам подпер голову рукой и посмотрел на меня. Несмотря на то что он уже прилично выпил, взгляд его по-прежнему оставался ясным.

— Ну таких, как Мойра, у меня всегда хватало. Но если мне случалось встретить девушку наподобие Дженни… это напоминало мне, как я поступил с ней. Я снова видел ее лицо… и говорил себе «нет». Так что мой ответ — нет.

— А тебе никогда не приходило в голову, что бывают и другие женщины? Что не все они так же невинны, как твоя Дженни, но и не обязательно такие суки, как Мойра.

Он рассмеялся:

— Хорошая мысль!

Отставив пустой бокал, Лайам потянулся ко мне, и я напряглась, почему-то решив, что он собирается меня поцеловать. И, как оказалось, ошиблась. Вместо этого он просто поднялся на ноги.

— Может, мне действительно стоит подумать об этом… на трезвую голову. Спасибо, что рассказала о Ники Баллард, — кивнул он и направился к двери.

Я встала проводить его.

— Теперь, когда я все знаю, нам с тобой будет легче — может, вместе мы сможем сделать так, чтобы Ники повторила судьбу матери и бабушки.

— Так вот почему ты так переживаешь за своих студентов? — охватилась я. — Из-за того, что случилось с Дженни, да?

— Мне бы хотелось думать, что я болел бы за них душой, даже если бы Дженни была жива. Вот как ты, например. Ты же переживаешь за них — а ведь ничего такого ужасного в твоей жизни не произошло. Твой Пол по-прежнему с тобой.

— Ну да, — кивнула я, распахнув входную дверь.

Лайам качнулся ко мне, но на этот раз я сообразила, что это не потому, что он собирается поцеловать меня. Он просто прилично выпил. Я слегка подтолкнула его к двери:

— Доберешься самостоятельно?

— Вне всякого сомнения, — уверенным тоном заявил он. — Хорошо бы только не запутаться во всех этих гирляндах, пока буду взбираться к себе наверх…

Я пожелала ему удачи. Лайам повернулся, чтобы уйти — он слегка замешкался на крыльце, но потом я догадалась, что он просто разглядывает ледяные фигурки, которые сделал для меня Брок, в том числе и ту, внутри которой был мой камушек с дыркой. Вдоволь налюбовавшись ими, Лайам нетвердой поступью зашагал к калитке, оставляя за собой извилистую цепочку следов. Я проводила его озабоченным взглядом. Перейдя улицу, он взобрался на крыльцо, а потом обернулся и помахал рукой, как будто догадываясь, что я смотрю ему вслед.

Войдя в дом, я спохватилась, что не позвонила Полу. Слегка пристыженная, я вытащила из кармана телефон и вдруг поймала себя на том, что мне почему-то расхотелось звонить. Собираясь кормить Ральфа — до ухода Лайама он носа не высовывал из своей корзинки, — я ломала голову, стоит ли говорить Полу, что я весь вечер провела в обществе местной знаменитости. Тем более что я уже успела рассказать ему, что все наши студентки сходят по нему с ума. Нет, наверное, лучше соврать, что я весь вечер проверяла тетради.

— А ты как думаешь, Ральф? — поинтересовалась я, поднимаясь по лестнице наверх. Мышонок, сидя копилкой у меня на ладони, смотрел на меня осоловелыми от сытости глазами. — Может, соврать? Или все-таки рассказать все как есть? Наверное, немножко ревности Полу не повредит, а то он в последнее время принимает меня как нечто само собой разумеющееся.

Ральф, набив рот сыром, предпочел промолчать. Правда, я не особенно рассчитывала, что он мне ответит, — волшебный он или нет, мышонок пока не проявлял никаких сверхъестественных способностей или просто не стремился к общению.

К счастью, Пол избавил меня от нелегкого выбора — соврать или заставить его ревновать. Поднявшись наверх и проверив телефон, я обнаружила от него эсэмэску.

«Так и не дождался твоего звонка, извини — нужно пораньше лечь спать. Планы переменились: буду в Н-Й на собеседовании, снял номер в «Ритц-Карлтон», аннулировал твой билет в Л-А. Все объясню при встрече. Целую. Пол».

Я послала ему эсэмэску, спрашивая, с кем собеседование. Это было чертовски странно. В университетах как-то не принято устраивать собеседование накануне зимних каникул, а чтобы прижимистый Пол раскошелился на номер в «Ритц-Карлтоне»… Но поскольку он не ответил, оставалось только ждать до завтра — может, утром удастся выяснить, что происходит.

Уснула я быстро — вероятно, благодаря выпитому, — однако среди ночи вдруг неожиданно проснулась. Что, если Пол снял номер в роскошном отеле, чтобы порадовать меня сообщением, что ему предложили работу в Нью-Йорке? Что, если он собирается отметить это событие, предложив мне руку и сердце? Собственно говоря, это было уже делом решенным (не помню сейчас, кто первый затронул эту тему) — мы договорились пожениться, как только он найдет работу в Нью-Йорке, и мы сможем жить вместе. Иначе с чего бы ему вздумалось снять номер в дорогущем отеле? Тогда почему у меня так колотится сердце? — Зашивала я себя, прижав руку к груди.

Я села в постели и посмотрела в окно. За стеклом было темно — лунный свет уже не вливался в комнату, и тени веток не зал и по полу. Выбравшись из-под одеяла, я подошла к окну, осторожно ступая босыми ногами по холодному полу. Шел снег — мягкие, пушистые хлопья, словно вобравшие в себя лунный свет, укрыли все призрачным, мерцающим покровом. Усевшись на пол, я подняла голову вверх и стала смотреть, как на фоне черного неба кружатся снежинки. Это выглядело так, словно они беззвучно спускаются с неба по винтовой лестнице. Ральф, моментально проснувшись, выбрался из своей корзинки и вскарабкался ко мне на колени. Я еще долго сидела, глядя на падающий снег, и спрашивала себя, почему у меня так тяжело на сердце.

Следующие несколько дней голова у меня была занята лекциями, экзаменами и студенческими конференциями. Я пыталась дозвониться до Пола, но неизменно натыкалась на голосовую почту. Потом, отчаявшись, послала ему эсэмэску — он коротко ответил, что все объяснит при встрече и что ждет меня 22-го. Пол никогда не умел хранить секреты — наверняка боялся, что если возьмет трубку, то я обязательно вытяну из него, кто пригласил его на собеседование, и с чего ему вдруг вздумалось снять номер в «Ритце». В конце концов, я поймала себя на том, что втайне надеюсь, что он провалит собеседование. Затолкав эту мысль поглубже, я заставила себя сосредоточиться на последнем в этом семестре занятии — тем более что прийти должна была как раз Ники Баллард.

Хотя с того вечера мы с Лайамом не виделись ни разу, просматривая электронную почту, я обнаружила от него письмо.

«Мне тут пришла одна мысль насчет Ники Баллард», — писал он.

За этим следовал подробный план, как помочь Ники не оступиться. На меня была возложена задача воплотить в жизнь первую часть плана — и сделать это необходимо было в последний день семестра, приходившийся на день зимнего солнцестояния. Большинство студентов уже разъехались по домам, но Ники, жившая в городе, попросилась прийти, узнав, что у меня образовалось «окно». Поскольку вечеринка, которую устраивал факультет, должна была начаться на закате, я явилась уже соответственно одетой.

— Ух ты! — восторженно ахнула Ники, когда я сбросила пальто. — Выглядите просто потрясающе!

— Спасибо, Ники. — На мне было серебристое платье, которое я купила у «Барни» к прошлому Рождеству, и бриллиантовые сережки-гвоздики, подаренные тетушкой к моему совершеннолетию. — Нужно еще переобуться. — Я сбросила сапоги и надела серебряные лодочки на высоченных шпильках.

— Правильно сделали, что надели сапоги, — одобрительно кивнула Ники. — Говорят, ночью будет градусов пятнадцать, не меньше.

Я зябко передернула плечами:

— Брр… у вас тут всегда такой холод? Наверное, ты уже привыкла?

— Честно? — Ники рассмеялась. — Нет, конечно. Мечтаю добраться туда, где солнышко.

— Что тебе мешает попробовать? Переведись на третьем курсе в Испанию, или отправляйся во время семестра на раскопки Мексику, или попытайся поступить в аспирантуру в Университете Остина. Я слышала, у них замечательная программа обучения для тех, кто осваивает писательское мастерство.

Глаза Ники радостно вспыхнули, но она тут же сникла.

— Не могу, — вздохнула она. — Я нужна бабушке, и потом… моя стипендия в Фейрвике едва покрывает стоимость учения.

— Хм… хочешь, поговорю об этом с деканом Бук? А пока… знаешь, я хотела обсудить с тобой одну идею насчет индивидуальных занятий. Собственно говоря, это пришло в голову пробору Дойлу.

— Правда? — всплеснула руками Ники. — Вы замолвили за меня словечко перед профессором Дойлом?!

— Да. Ему очень понравились твои стихи.

— Ох… он был так добр ко мне. Он вообще очень славный, да?

— Эээ… да, согласна, но это тут ни при чем. Ты действительно пишешь замечательные стихи…

— И такой симпатичный! Как вам кажется, он симпатичный?

На лице Ники появилось мечтательное выражение.

— Думаю, да, — стараясь сдержать улыбку, сухо бросила я. — Но я хотела обсудить с тобой не внешность профессора Дойла. Ему, то есть нам с ним, — поправилась я, — пришла в голову мысль позаниматься с тобой индивидуально, чтобы иметь возможность не только поработать над твоими стихами, а заодно понять, что легло в их основу. Например, в них мотивом проходит тема томящейся в заключении девушки — и та же самая тема прослеживается в таких сказках, как «Рапунцель» и «Спящая красавица», а также в готических романах…

— Ой, в точности как Эмили в «Тайнах Удольфского замка»! — запрыгала Ники. — Или Берта Рочестер — в Торнфильдлле.

— Именно так, — кивнула я.

Честно говоря, сравнение с той Рочестер мне не слишком понравилось — как-никак частная умалишенная так и погибла там во время пожара. Нам же хотелось, чтобы Ники вспомнила пленниц, которым удалось вырваться на свободу. Лайам считал, что если второе «я» Ники обретет надежду на спасение, то это придаст ей самой уверенности в себе и в конечном итоге поможет избежать тяготеющего над женщинами рода Баллард проклятия. Конечно, о проклятии Лайам знать не мог, но когда я обсудила этот план с Суэлой, она согласилась, что вреда от него не будет. В любом случае нужно же что-то делать, возмущалась я. А поскольку я не испытывала ни малейшего желания снова тащиться в Бейтс-Холл, чтобы пытаться вытянуть из Антона Волкова имена тех ведьм, у которых был на Баллардов зуб, оставалось принять план Лайама.

— Значит, ты не против?

— Да, конечно… А как вы собираетесь заниматься со мной — сразу вдвоем? Или по очереди?

— О… об этом мы еще не думали. Можно индивидуально, а можем и вместе. А ты как предпочитаешь?

— По мне, так лучше вместе, — не раздумывая выпалила Ники. — Знаете, мне очень нравится профессор Дойл, но когда мы с ним вдвоем, я так нервничаю, что не могу выдавить из себя ни слова. Так что я бы хотела, чтобы вы тоже присутствовали.

Я снисходительно улыбнулась — как будто это не у меня еще несколько лет назад дрожали коленки при одной только мысли о беседе с преподавателем.

— Ладно, значит, договорились. Обещаю, что поговорю с профессором Дойлом сегодня вечером — решим, в какое время будет удобнее нам обоим. — Я бросила взгляд на часы. — Кстати, мне пора бежать.

— Конечно… нельзя же опаздывать на вечеринку в честь зимнего солнцестояния! — засуетилась Ники. — В Фейрвике это такая традиция. Конечно, студентов не приглашают. Предполагается, что до заката в кампусе уже никого не останется. Таков обычай: ворота запирают через час после захода солнца.

— Неужели? — удивилась я. Сказать по правде, я еще никогда не видела юго-восточные ворота закрытыми — а тем более, запертыми. — Ну, раз так, тогда беги домой. А то просидишь в кампусе под замком все каникулы!

Мы с Ники рассмеялись, но потом я представила себе это, и мне вдруг стало неуютно. Нечто подобное могло случиться в одном из готических романов, которые мы читали на занятиях.