Десять причин для любви

Эпилог

Четыре года спустя

— Ключ к успешному браку, — объявил сидевший за письменным столом Себастьян, — это женитьба на великолепной жене.

Поскольку это заявление прозвучало внезапно, без всякой видимой причины, после часа, проведенного в душевном молчании, Аннабел Грей готова была воспринять его со щепоткой здорового недоверия. Себастьяну было свойственно начинать разговор с какого-нибудь экстравагантного комплимента, особенно когда он хотел добиться ее одобрения или, по крайней мере, согласия относительно вещей, не имевших никакого отношения к вышесказанной похвале.

Было, однако, в этом его высказывании десять пунктов, которые не могли не согреть ее сердце.

Во-первых, Себ выглядел необычайно красивым, когда это говорил, таким взъерошенным, с теплым волнующим взглядом. Во-вторых, вышеупомянутой женой была она сама, из чего логично вытекало в-третьих: этим утром она исполнила разнообразнейшие чудесные обязанности жены, которые, если учесть их предыдущую историю, вероятнее всего, приведут через девять месяцев к в-четвертых: еще одному сероглазому малышу в добавление к трем, уже топочущим в детской.

Меньшим, но не менее важным достоинством было в-пятых: ни один из этих маленьких Греев категорически не был похож на лорда Ньюбери, по всей видимости, полностью растерявшего мозги после того, как свалился без чувств в спальне Аннабел четырьмя годами ранее. Он сел на диету для похудания и женился на вдове с достоверной способностью к деторождению. Но, увы, в-шестых, так и не сумел завести ребенка, ни сына, ни дочки.

А это, в свою очередь, означало, что, в-седьмых, Себастьян оставался предполагаемым наследником графского титула, хоть это и не имело большого значения, потому что, в-восьмых, его книжки продавались в огромных количествах, особенно после выхода романа «Мисс Спенсер и буйный шотландец», который, в-девятых, сам король объявил «восхитительным». Это в сочетании с тем, что Сара Горли стала чуть не самым популярным автором в России, означало, что, в-девятых, все братья и сестры Аннабел были хорошо устроены в жизни, и как следствие привело к в-десятых: Аннабел никогда не пришлось пожалеть о том, что ее решение искать своего счастья не нанесло ущерба ее родным.

В-одиннадцатых…

Аннабел улыбнулась: когда счет переходит за десять, это говорит о том, что все в ее жизни чудесно:

— Чему ты улыбаешься?

Она посмотрела на Себастьяна, по-прежнему продолжавшего сидеть за письменным столом и притворяться, что работает.

— О многих вещах, — блаженно потянулась она.

— Как интригующе! Я тоже размышляю о многих вещах. — Неужели?

— О десяти, если точнее.

— А я думала об одиннадцати.

— Ты всегда стремишься вырваться вперед.

— «Грей, которая, вероятнее всех, обгонит индюка», — напомнила она ему, — не говоря уже о блинчиках на воде.

Она уже дошла до шести. Это был потрясающий момент. Особенно если учесть, что никто не видел, как Себастьяну удается запустить семь!

Он выгнул бровь и, изобразив на лице глубокую снисходительность, произнес:

— «Качество важнее количества». К этому выводу я пришел давно. Я думал о десяти качествах, за которые я тебя люблю.

У нее перехватило дыхание.

— Во-первых, — начал он, — твоя улыбка, лучше которой, во-вторых, только твой смех, берущий начало в— третьих, в абсолютной искренности и щедрости твоего сердца.

Аннабел нервно глотнула. Слезы набежали ей на глаза и наверняка скоро поползут по щекам.

— В-четвертых, — продолжал он, — ты отлично умеешь хранить секреты, и, в-пятых, ты научилась не делать предложений касательно моей писательской карьеры.

— Нет, почему же? — запротестовала она сквозь слезы. — «Мисс Форсби и швейцар» будет звучать изумительно.

— Это низвергнет меня в пылающую бездну разорения.

— Но…

— Ты обратила внимание, что в списке твоих достоинств ничего не говорится о привычке не перебивать меня? — Он откашлялся. — В-шестых, ты наградила меня тремя замечательными талантливыми детишками, и, в-седьмых, ты потрясающая мать. Я, с другой стороны, полный эгоист, и потому, в-восьмых, это все о том, как горячо ты меня любишь, — он наклонился вперед и поиграл бровями, — во всех смыслах и всеми способами.

— Себастьян!

— Вообще-то я, пожалуй, сделаю это пунктом девятым. — Он наградил ее особенно жаркой улыбкой. — Считаю, что это заслуживает отдельного номера.

Она мило покраснела. Поверить трудно, но он умел вогнать ее в краску даже после четырех лет супружества.

— В-десятых, — не унимался он, вставая на ноги и направляясь к ней. Он опустился перед ней на колени и, взяв ее руки в свои, нежно по очереди поцеловал, — ты — это просто ты. Ты самая удивительная, умная, добрая, забавно обожающая состязания женщина, которую я когда-либо встречал. И ты, несомненно, можешь обогнать индюка.

Она смотрела на него во все глаза, не обращая внимания на непросохшие слезы, на то, что глаза ее наверняка покраснели и ей был позарез нужен носовой платок… Она любила его. Только это имело значение.

— Думаю, что пунктов получилось больше десяти, — прошептала она.

— Разве? — Он поцелуем стер ее слезы. — Я разучился считать.