Дети надежды

14. Уйти, чтобы вернуться

Он вынырнул из темного забытья.

Пока ещё не было сил пошевелиться, даже открыть глаза… он пока ещё не мог вспомнить, как это — двигаться. Просто понял, что он — есть, а темнота закончилась.

А потом он вспомнил… боль… Боль, окунувшая его во тьму… Сейчас ничего не болело. Но он чувствовал… холодно… И где-то был свет… Если открыть глаза… Но он, почему-то, боялся это сделать, боялся увидеть — мертвую птицу с остекленевшими глазами и сломанными крыльями… Птица… красивая… мертвая…

— Эстэли… — прошептал он. И обрывки воспоминаний начали соединяться.

… Дом Эстэли. Ночь. Солдаты. Крики и ругань. Высокий, зеленоглазый… Майор Шоно… Страшно… Эстэли с ножом. Зачем?.. Выстрел. Мёртвые глаза… руки тянутся к нему… Потом… больно… Везут куда-то. Больно дышать… Горит всё… внутри… Густая кровавая пелена… вокруг… везде… Руки прикасаются. Очень больно, не надо, не трогайте!.. Знакомые звуки. Жужжание приборов, звяканье инструментов. Запах… анестезия?.. И — провал в темноту…

… Он открывает глаза. Свет мягкий, приятный, но какой-то… неправильный, падает не сверху, а сбоку. А сверху — белый потолок, вокруг все белое, только слева, откуда идет свет… Ой, что за странная стена? Это картина? С подсветкой? Трава зеленая, деревья… много деревьев, а свет пробивается сквозь листву… Или — не картина, стекло, а за ним — оранжерея? Листья и трава шевелятся, как будто ветер…

«Где же я?» Дани осматривается: белое, всё белое. Стены, дверь, простыни… надо сказать, чтобы принесли что-нибудь… чтобы укрыться… потеплее. Позвать кого-нибудь… неважно, кого — здесь врачи… свои… Это успокаивает.

Хоть и странное место. Не похоже ни на одну из известных ему клиник. Тут всё иначе, всё другое — палата, приборы. Даже дверь странно открывается… Точнее, дверь открывают. И заходит… Нет, не может быть, это… женщина?!

Сначала Дани изумленно разглядывает высокую грудь, округлые бедра, симпатичное строгое лицо. И только потом замечает, что форма на… женщине-враче?.. не такая, какую он привык видеть. Мысли после анестезии двигаются медленно, неповоротливо, но, в конце концов, выстраивают единственное разумное объяснение происходящему: это не Элпис.

А женщина-врач улыбается ему ободряюще, смотрит на показания приборов и, кажется, довольна тем, что видит, спрашивает:

— Как Ваше самочувствие?

Выговор у неё интересный. Дани приходилось общаться с иностранцами, но он не припомнит ничего похожего.

— Где я? — голос слушается плохо, язык еле ворочается, он, скорее, не говорит, а хрипит что-то невнятное.

Но она понимает.

— Вы на Ильме. Это госпиталь благотворительной организации. Вас привезли вчера, доставили сюда прямо с корабля. Операция, которую Вам сделали на Элпис, была удачной, и организм у Вас очень крепкий. Так что, пройдете курс необходимых процедур, и мы быстро поставим Вас на ноги.

Мысли начали двигаться быстрее.

— Ильм? Операция? Меня оперировали? Привезли на Ильм? На корабле?

Нормальная речь тоже постепенно возвращалась. Правда, вместо хрипа теперь из горла вырывался сиплый шепот. Но, хотя бы, разборчиво…

— Да-да, нам сказали, что Вы были без сознания, когда покинули Элпис. И об операции ничего не знаете.

Сказали? Кто? Кто привез его сюда? А операция? Кто спасал ему жизнь? И зачем?.. Он же никому не нужен… Кроме Эстэли. А Эстэли больше нет. Птица… Умерла…

Взгляд женщины стал участливым, она аккуратно промокнула ему глаза салфеткой.

— Теперь Вы в безопасности, всё будет хорошо, вот увидите. Сделать Вам укольчик успокоительного?

Дани замотал головой. Ему было неловко, что он сейчас так… плохо себя контролировал.

— Нет, не надо успокоительного, — ещё не известно, чем у них тут успокаивают. — Если можно… Укрыться… потеплее.

— Хорошо, — она улыбнулась. — Сейчас принесут.

Одеяло принесли сразу после её ухода. Очень тонкое, чуть плотнее простыни, но очень теплое. Новые технологии?..

Санитарка… или как они тут называются?.. — да, тоже женщина, точнее, совсем юная девушка — укрыла его и показала на кнопку над тумбочкой:

— Это звонок, на случай, если что-то понадобится. А если почувствуете себя хуже, звоните обязательно. Договорились?

Она ушла. А Дани… Надо было тщательно обдумать… Этот разговор с врачом… словно отнял последние силы… Дани повернул голову к окну и смотрел на колышущуюся под ветром траву, пока веки не отяжелели… «Не спросил… самое главное… кто… спас…»

Наверное, это не было настоящим сном — просто очередное погружение в темноту, только не такое глубокое, как раньше. Он барахтался где-то у поверхности этого озера забытья. И вытащил его оттуда очередной приход санитарки. Она сняла показания приборов, поинтересовалась, не нуждается ли он в чем-нибудь…

— Ваша должность… Как здесь называют младший медперсонал?

— Медсестра, — она улыбалась. Вежливо и немного… кокетливо. Это был хороший знак — видимо, не так уж он скверно выглядит, как себе представлял.

— Но можно и по имени, — она указала на табличку, прикрепленную к нагрудному карману. — Хельга. Так меня зовут.

— Хельга, — Дани попытался улыбнуться в ответ, но… губы… нет, не больно, а как будто лопнули, рот заполнился кровью.

— Ой-ой-ой! Сейчас, секундочку, — она приложила к его губам салфетку, пропитанную какой-то жидкостью, — запах был ему не знаком, наверное, кровь останавливает… надо будет узнать… А взгляд у неё стал… с жалостью…

«Жалость. Отвратительно».

— Так что Вы хотели? Вы ведь хотели что-то спросить?

— Да. Я хочу… Вы не знаете… Кто меня сюда доставил?

Хельга снова заулыбалась.

— Как же не знаю! Тут все знают! Его же не выгнать отсюда, ни на шаг от Вашей палаты не отходит, и ночует в коридоре на стуле. Ваш друг такой заботливый, так переживает из-за Вас! Он и сейчас здесь, хотите, позову?

Он кивнул. «Друг… Заботливый… Переживает…»

Дани даже не успел обдумать полученную информацию.

… Он вошел, пригнувшись — конечно, с таким-то ростом… Остановился у двери, будто не решаясь подойти ближе…

Тот самый — высокий, зеленоглазый. Только одежда другая. Без военной формы даже на человека похож. И взгляд не такой, как тогда, не хищный… Но Дани теперь знает, кто он… какой он… Тот, кто забрал у Дани всё, весь его мир, его жизнь… И даже возможность умереть… уйти вслед за Эстэли… Теперь Дани жив, а Эстэли нет. А должно было быть наоборот…

Проклятая слабость! Просто встать и покинуть это место — и то нельзя. Можно только…

Так тяжело… Тело не слушается, как чужое, особенно ниже пояса… Он чувствует, как на лбу выступает испарина, но — ещё усилие, и у него получилось. Перевернуться на бок, лицом к окну. Отвернуться.

«Уходи. Я не хочу тебя видеть. Тебя нет для меня. Ты остался там, за тёмной, кровавой пеленой кошмара. Уходи. Тебя нет. Убирайся прочь! Хищникам не место среди людей. Убирайся… уходи…»

Яромир вышел. Оглушенный, как от сильного удара по голове.

А чего он ждал?.. Ну… Увидеть в этих невероятных глазах… ярость, ненависть, злость… Но вот такое…

Когда вошел, посмотрел на него, и во встречном взгляде — на долю секунды, на чуть-чуть совсем, застал оживленное любопытство, интерес, а потом… Из золотых глаз будто жизнь ушла. Это он, Яромир, своим появлением потушил этот свет, эти солнышки.

Но ведь было. Видел он блеск в глазах, можно поклясться. Значит, сможет златоглазый… Дани… без него. Должен без него. Яромир только всё испортит, если останется, только хуже всё изгадит. «Нельзя мне с ним».

Он почти знал, что так будет. И боялся, что так будет. Он ещё на корабле дал себе слово, что станет всё делать, как лучше для златоглазого. Для Дани. Чтобы тому было хорошо. Ну, а самому — что останется… Но там же, на корабле, когда он мог находиться рядом с Дани всё время… И находился ведь, а зря — так прикипел, что теперь отдирать с мясом придется… Сбрендил до того, что разговаривал с ним. Дани не слышал, понятно, но, с другой стороны, был бы в сознании — слушать бы не стал. А один раз Яромир даже коснулся губами прохладной золотистой щеки. Обозвал себя при этом чокнутым извращенцем, но, всё равно, было так приятно, что внутри будто сладкая патока разлилась.

А теперь вот — всё. Даже не налюбуешься напоследок. Только и радости — знать, что с ним порядок, что будет и жив, и здоров, и… И солнышки в его глазах кого-то другого согреют…

Яромир мысленно выматерился в свой адрес. «Кто о чем, а я все о том же. Весь мусор в одну яму!» И знает ведь, что сам все испортил… А могло бы, интересно?.. Вот, если представить?.. Если бы Дани не был амиром? «Если бы он не был амиром, если бы я не был солдатом, если бы встретились мы вот тут, а не на Элпис… От этих пустых мечтаний только хуже. И вообще — распустил нюни, вместо того, чтобы о деле подумать!»

И Яромир, привычно скрутив все свои чувства, желания и прочие «сопли» в тугой узел, присел на облюбованный стул возле палаты и принялся думать «о деле».

Прежде всего, надо было переоформить счет со своего имени на имя Дани Айри. Насколько он понимал, это сделать нетрудно, в случае чего, в банке подскажут — как. А вот что, если Дани поменяет имя? Ведь «Рука помощи» и документы новые оформляет, если пострадавшему это нужно. Дани поступил сюда по карте медбокса корабля, под именем Дани Айри. Но сейчас-то он запросто может сказать, что это не его имя и подать заявление на выдачу новых документов. Что же делать-то? Может, снять деньги, и наличность где-нибудь ему оставить? Вот, хотя бы, тут, в госпитале, можно с кем-нибудь об этом потолковать. Они тут честные, аж до противного. Яромир, когда Дани привезли, спрашивал, кому и как оплатить лечение. А здешние «белые мантии» в ответ так на него глянули… Это, мол, благотворительная организация, они не берут денег с несчастных людей, пострадавших от войн и прочего насилия.

А женщина, которая лечила Дани… Блин, Яромир ещё ляпнул тогда сдуру — нельзя ли мужчину-врача… Так эта шаида оскорбилась не на шутку, отчитала его, дескать, тут цивилизованный мир, привыкайте, обычаи отсталых народов здесь не приветствуются. Ох, не будь она женщиной, Яромир бы выдал ей за «отсталых»! А так — извиняться пришлось. Лишь бы не рассердилась и заботилась о златоглазом. Шаида-доктор поворчала ещё немного, сказала, что, вместо того, чтобы деньгами откупаться, лучше бы помог, полно, мол, работы, где нужна грубая физическая сила. И таких работников всегда не хватает… Яромир послушно поддакивал: да-да, он обязательно над этим подумает, таскать ящики с грузами всегда было его мечтой. Ну, она тогда смягчилась, и потом всё рассказала ему про Дани: что очень повезло ему с врачом, который оперировал, что ничего ему уже страшного не грозит, скоро будет здоров… Позволила Яромиру всё время в госпитале ошиваться, даже ночевать возле палаты.

Вообще-то, в центре по приему беженцев было и жилье бесплатное, что-то вроде казармы — комнаты на несколько человек. У Яромира запросы скромные, мог бы там пожить. Ну, а если не понравилось бы, так можно было номер в гостинице снять. Но он не хотел оставлять златоглазого надолго. Ещё немного побыть рядом хотел, урвать лишние часы, минутки… А теперь вот — всё…

Да, так что там с деньгами? Может, шаида-доктор не откажется взять на хранение?

Яромир посмотрел ещё раз на закрытую дверь в палату, вздохнул… и пошел искать врача.

… - А я, как раз, хотела с вами побеседовать, — энергично заговорила врач, едва услышав его «здрасьте». — Вы уже подыскали жилье, куда могли бы забрать Вашего друга?

— Забрать? — хлопая глазами, переспросил Яромир. Поворот оказался слишком крутым.

— Да. Понимаете, через два-три дня мы намерены перевести его в общую палату, но ему не обязательно находиться там до полного выздоровления. Если состояние не будет вызывать серьезных опасений, то лучше будет просто привозить его сюда на процедуры. Я так поняла, Вы располагаете достаточными финансовыми возможностями, чтобы создать для Вашего друга более благоприятные условия, нежели общая палата и общая комната в центре?

Яромир торопливо закивал. Наконец-то, чертовы деньги на что-то сгодятся, а то уж он начал думать, что никому тут его «финансовые возможности» на фиг не нужны…

— В таком случае, советую подыскать жилье за городом, где-нибудь в тихом, красивом месте. Тогда процесс реабилитации пройдет и быстрее, и успешнее. Вы же понимаете, речь идет не только о физическом состоянии. При таких повреждениях…

Мысли Яромира метались перепуганными зверьками по клетке. Как же теперь сделать лучше для златоглазого?..

— Я вижу Ваше самоотверженное желание заботиться о Вашем друге, а это сейчас необходимо ему…

Ну, не говорить же ей, как оно всё на самом деле обстоит… А с другой стороны… Тихое, красивое место… Блин, Яромир мог бы и сам додуматься: лазарет есть лазарет, на кого угодно тоску нагонит. «А если найти ему домик, да чтоб в нем цветы и шелковое белье — глядишь, и оживет златоглазый. Точно! И прислугу нанять, чтоб он мою рожу поменьше видел, и не раздражался».

И Яромир занялся поисками «домика».

Несмотря на усталость, он был полон энтузиазма. Ещё бы — нашлась веская причина, по которой он мог оставаться рядом с Дани. А там — кто знает… «Препятствия будем преодолевать по мере добегания до них».

… В информационном центре «Руки помощи» можно было получить сведения о чем угодно. В том числе — о сдающемся и продающемся жилье, с указанием цены и подробным описанием «товара». Яромир получил нужную информацию за каких-то пару минут. Сложнее было сделать выбор, так как «тихими и красивыми» оказались все предложенные варианты. И в этом не было ничего удивительного: Кайса, столица Ильма, была единственным крупным городом на планете. Да и то — не крупнее какого-нибудь одного района Ороса — столицы Элпис. Сама же Кайса — место, безусловно, красивое — могла бы считаться, к тому же, и тихой, если бы не разномастные толпы подопечных «Руки помощи»… Зато всё, что лежало за пределами столицы, — сплошь красота да тишина.

Яромир внимательно просматривал видеоинформацию, будто специально выглядывал чего-то такое особенное. Вот, большой дом, с цветником на веранде. И цветы все такие яркие, крупные… Но Яромиру отчего-то кажется, что слишком уж яркие для златоглазого. Ему бы что поспокойнее… И мебели в комнатах слишком много, прям, нагромождение… А вот этот — красивый дом, что внутри, что снаружи. Но… неуютная какая-то красота, не греет…

Он и сам толком не понимал, что ищет. Пока не увидел то самое. Небольшой двухэтажный домик из светлого камня стоит на высоком холме, поросшем травой и кустарником. Домик окружают деревья — «фруктовый сад», как сказано в информации. Дальше по холму — лес, настоящий, густой, а внизу — берег моря…

Больше Яромир не стал ничего смотреть, в этом не было необходимости. «Только бы информация не устарела, только бы его ещё не купили» — эта мысль вертелась у него в голове всю дорогу до приглянувшегося домика.

Аэрокары здесь были только у городских служб, а граждане пользовались наземными, очень простыми в обращении и жутко медлительными. Яромир ерзал на пассажирском сидении и бросал нетерпеливые взгляды на таксиста — вдруг, прямо сейчас, в эту самую минуту, кто-то покупает… утаскивает у Яромира из-под носа… вожделенный домик?! Нервничать он перестал, когда поехали вдоль берега. Яромир посмотрел в окно, и… у него перехватило дыхание: залитый солнцем простор — синий, бирюзовый, золотой — до самого горизонта…

Наконец, кар зашуршал по дорожке, ведущей к дому на холме. Нет, не опоздал, вот и надпись: «Продается».

… Пожилая женщина с серебристыми волосами и свежим ещё лицом, коренастая и крепкая, как все здесь, — она попросила называть её «тетушка Анни».

— Я к дочке переезжаю, она тут рядом живет. Не хочу в пустом доме оставаться… Год назад не стало моего Эрни, море забрало его…

— Примите мои соболезнования, — заверил Яромир. Он, правда, сочувствовал, женщина ему нравилась.

— Ой, да не стоит! Эрни ушел так, как всегда мечтал, он любил море, даже свирепое и опасное. Но эгоист он был порядочный, вот что я тебе скажу. Забыл меня на берегу…

Она улыбалась, когда всё это говорила, в её словах не было горя, скорее, светлая печаль. И дом её тоже был светлым.

Они ходили из комнаты в комнату. И всё было так, как Яромир и представлял, даже лучше. Деревянная мебель, отнюдь не новая, но до сих пор пахнет деревом и лаком…

— Эрни сам делал, своими руками, он у меня умелец был, — с гордостью говорит тетушка Анни. И тут же добавляет, словно извиняясь. — Но Вы, наверное, захотите поменять на современную?

— Нет! — твердо говорит Яромир. — Ничего не надо менять. Отличная мебель, всё отличное. И вот эта штука, в которой огонь разводят…

— Камин, — подсказывает женщина.

— Ага, камин. Вы не покажете мне, как им пользоваться?

Она ему все с удовольствием объясняет — и про камин, и ещё разные бытовые мелочи…

… А когда он, наконец, расплатился, и дом стал уже его, он спросил про прислугу — мол, нельзя ли нанять кого из местных.

— Зачем тебе? — удивилась тетушка Анни. — Деньги некуда девать? Руки у тебя, вроде, из нужного места растут, хоть и иностранец. А еду приготовить или ещё чего по хозяйству помочь — первое время я могу приходить, мне не в тягость. А потом… Парень ты видный, быстро себе жену найдешь…

— Я тут не один буду жить, — смущенно уточняет Яромир.

— Тем более. Если уже есть подруга — неужели вдвоем не справитесь?

— У меня друг, — м-да, говорить, так уж всё сразу. — И он в госпитале. За ним уход нужен.

Женщина сочувственно качает головой, извиняется:

— Ох, прости меня, парень. Я-то, дура старая, сама могла бы догадаться, что, раз ты в «Руке помощи» о моем доме узнал… Прости… Он тебе просто товарищем приходится? Или?..

— Я не знаю ещё, — говорит Яромир. Это сущая правда.

— Ну вот, побудете тут вдвоем, и определитесь, как раз, — уверенно заявляет тетушка Анни. — Он сильно болен?

— И да, и нет, — и это тоже правда. — Ему сейчас… очень плохо.

— Переживает, значит, — непонятно как догадывается женщина. — Тогда, тем более, — лишний народ ему ни к чему будет. А я, как и обещала, буду навещать вас, готовить, или еще, может, чем помочь…

— Спасибо, — Яромир вкладывает в это слово всё, что сейчас испытывает — благодарность за дом, за теплую улыбку и теплые слова, за мудрый совет…

…Когда она уходит, Яромир ещё раз осматривает дом. Свой дом. Трогает деревянную мебель, вслушивается в шум моря, вдыхает свежий, горьковатый запах листвы… Выходит на порог…

…Теплое море. Солнце яркое — глазам больно. Трава — сочная, мягкая, будто зеленый ковер расстелили. «Я нашел это место, мама».

…Свой дом. Не казарма. Не комнатушка в борделе, а дом. Светлый, уютный. Почти как настоящий. Почти. Потому, что настоящий — это там, где ждут.

Он не знал, что это будет так… Даже не трудно, а попросту невозможно.

Всё то же самое, что и на Элпис. «Чтобы не оставалось рубцов» — так ему объяснили. Но могли бы и не объяснять. Та же аппаратура, те же препараты, тот же способ применения — ректально, а как же ещё…

Конечно, он знал, какое лечение полагается в его случае: антибиотики и курс процедур. И знал, какие именно процедуры. Но одно дело — быть в роли врача, и совсем другое… спустить штаны и лечь на живот… Он не смог этого сделать.

Его успокаивали, уговаривали, объясняли (они же не знают, что он врач, а он и не скажет теперь, иначе — стыда не оберешься), но всё было напрасно. Он сидел на кушетке, сжавшись, сгорбившись, обхватив себя руками, и смотрел немигающим взглядом на эту самую аппаратуру.

Мысленно он обругал себя последними словами, это же глупо, в самом деле, не может быть, чтобы он боялся… «Это совсем не больно» — уверяли его. «Знаю» — думал он в ответ, приказывал себе и… не мог двинуться с места.

И только когда они сказали, что ему нужно «побеседовать со специалистом»… только тогда он смог заставить себя. Что угодно, только не психиатры! Тот, давний страх, оказался сильнее.

Однако, под конец процедуры — действительно, безболезненной — его трясло, а по щекам катились слезы. Девушки-медсестры ласково успокаивали его… Позор…

Но худшее ждало его в общей палате на четырех человек. К несчастью, раны остальных были легче, по крайней мере — им самим так казалось. И они очень любили поговорить… и отличались чудовищным, совершенно ненормальным любопытством…

Всё это — сочувственные, а то и откровенно жалостливые взгляды, участливые осторожные расспросы — было невозможно, невыносимо мучительно для него, это казалось даже более унизительным, чем само насилие. «Пострадавший», «жертва изнасилования»… Он не хотел быть жертвой. Он — Дин-Хадар, амир… бывший, ладно… Но он один из высших, выдающийся хирург… Он не жертва!

Он ненавидел этот госпиталь, ненавидел «Руку помощи», в том числе и за то, что эта самая помощь была ему необходима…

Все, чего Дани хотелось сейчас — чтобы лечение поскорее закончилось. А потом… Оформят необходимые документы? Очень хорошо. Он даже согласен оставить эту чужую идиотскую фамилию — Айри — лишь бы побыстрее стать дееспособным. Помогут связаться с родными или друзьями? Отлично! На Доминго его ждет суфи Гару. Ждет любимая работа, открытия, победы, слава… Всё это снова у него будет. И новая незнакомая обстановка пойдет на пользу. Он сумеет убедить себя, что просто получил серьезные телесные повреждения, не больше. А потом, когда сделает пластику, уберет все шрамы… Со временем он и вовсе забудет, вычеркнет из жизни это… этот… случай.

Одно только не давало покоя. «А как же Эстэли? Его тоже вычеркнуть?»

…Он даже не удивился, когда на пороге его палаты вновь возникла высоченная фигура. Было бы странно, если бы причина всего этого… всего, что с ним происходило… оставалась в стороне.

Конечно, можно было не идти с ним. Снова отвернуться. И даже больше — попросить не подпускать к нему этого человека. И остаться в палате, где несчастные жертвы делятся друг с другом своими бедами и переживаниями. «Нет!» Дани укорял себя за малодушие, но понимал, что не сможет дальше тут оставаться, не выдержит… Лучше Шоно. В его взгляде Дани заметил желание… Животное, грязное животное! Но вызывать желание — это ведь лучше, намного лучше, чем вызывать жалость.

Так и быть, он пойдет с этим хищником. Потому, что не пойти — это худшая пытка. Всего лишь выбор из двух зол…

Он старался не смотреть на Шоно, который уверенно вел кар. Дани смотрел в окно, на море и солнце. Краски были пронзительно яркими, а воздух таким свежим, что кружилась голова. Ильм показался перед Дани в своем самом нарядном облике, завлекал его, пытался влюбить в себя. «Ничего у тебя не выйдет!» — отвечал ему Дани. — «Все равно — уеду!» но этот чистый, наивный мирок отчего-то не верил ему и никак не хотел сдаваться. Пока Дани шел к дому, ветерок в листве нашептывал, убеждал: «Посмотри! Разве не прекрасно?» «Нет!» — отрезал Дани и вошел в дом.

Шоно сказал, что его зовут Яромир… А какое Дани до этого дело?! Нет, он не хочет есть… Всё, что ему сейчас нужно, — это поскорее остаться в одиночестве. В покое… Моя спальня? Очень хорошо. Что делают в спальне? Правильно, спят. Он будет спать. Пусть его оставят… пусть от него отвяжутся, наконец!

Зачем тут этот мерзкий белый шелк?! Дани почти с ненавистью срывает с кровати белоснежное шелковое белье, стаскивает с себя и швыряет на пол рубашку из тонкого белого шелка — Шоно принес ему эту одежду в госпиталь… не в пижаме же больничной ему было ехать… Но больше он это не наденет! Он ненавидит белый шелк!

Дани забирается на кровать, устраивается поудобнее… насколько возможно… швы… всё ещё не позволяют ему двигаться, как он хочет… Накрывается с головой кусачим теплым пледом…

…Темноту прорезают алые всполохи. Из наползающего на Дани кровавого тумана вдруг вылетает птица со стеклянными глазами и переломанными крыльями… Перья слиплись от запекшейся крови… Птица раскрывает клюв, будто хочет кричать, но из горла её брызжет кровавый фонтан…

Дани кричит, бьется в чьих-то сильных руках… И просыпается. Отталкивает от себя Шоно. Тот молча выходит, но вскоре возвращается с полотенцем, смоченным в каком-то… настое? Пахнет травами… Приятно… Шоно кладет полотенце на лоб Дани. Надо бы выкинуть, но… Пусть… Пусть…

… Шоно возил его в госпиталь на процедуры, после которых Дани неизменно впадал в истеричное и плаксивое состояние. Но в госпитале он пытался, как мог, сохранять самообладание. А этот… Яромир Шоно… он, в отличие от медперсонала, знал. Поэтому, при нем Дани мог не сдерживаться. И не сдерживался — срывался, психовал, капризничал, отказывался от еды, швырялся ампулами с успокоительным и болеутоляющим… Как ни странно, от этого становилось легче.

А по ночам Дани навещал один и тот же кошмар, от которого он с криками метался по постели. И тут же появлялся Яромир, с влажным, пахнущим травами полотенцем и стаканом воды — у Дани в такие моменты пересыхало в горле и нестерпимо хотелось пить. Дани мог так просыпаться несколько раз за ночь. И каждый раз Яромир был наготове, прибегал и хлопотал возле него… Дани с мрачным удовлетворением смотрел в его измученное посеревшее лицо, думал о том, что этот человек уже которую ночь не спит из-за него… И от этого тоже становилось легче.

А однажды Яромир уснул рядом с ним. Положил, как всегда, полотенце, напоил водой, присел на край кровати, дожидаясь, когда Дани успокоится… Потом привалился на бок… и уснул. Дани не стал его будить. В ту ночь его собственный сон был на удивление спокойным. Может, оттого, что самый страшный его кошмар лежал рядом?..

— Забота и терпение, — наставляла его шаида-доктор. — Это — главное, что Вам понадобится. Возможно, даже весьма вероятно, агрессивное поведение, другие неадекватные реакции. И Вы должны быть к этому готовы, Вы же понимаете, после случившегося… Не будьте слишком настойчивы, но, в то же время, не оставляйте его без внимания, не позволяйте ему как-то вредить себе или замыкаться, говорите с ним. Но главное — будьте терпеливы.

…«Терпение и забота. Терпение… Терпение…» — повторял Яромир, подбирая с полу разорванную на куски белую рубашку из тонкого шелка. Постельное белье тоже валялось на полу, но было относительно целым — видимо, порвать его оказалось намного сложнее…

Явным плюсом пока было только то, что златоглазый немного поспал. Благодаря настою из трав, в котором Яромир смачивал полотенце. «Надо будет поблагодарить тетушку Анни». Зато еда, приготовленная бывшей хозяйкой — Яромир всё записал, что можно златоглазому, что нельзя, и передал список тетушке Анни — так и осталась нетронутой. А белье и одежда — вот, пожалуйста, валяются ненужными тряпками. Яромир так долго искал, выбирал… Ладно, фигня! Вот поговорить с ним нужно, это да.

Обреченно вздохнув, Яромир направляется к Дани, который, замотавшись в шерстяной плед, сидит на скамейке возле дома. Смотрит на море… Можно было бы подумать, что любуется, да только взгляд у него неподвижный, неживой какой-то.

— Послушай, — начинает Яромир. И, не дождавшись ровным счетом никакой реакции, продолжает. — Ты… Я… У тебя есть причины меня ненавидеть. И ты, наверное, ненавидишь…

Он повернулся, наконец, к Яромиру… Оттенок кожи из золотистого превратился в нездоровый желтый, волосы потускнели и свалялись… Смотреть больно…

— Ненавижу? — златоглазый приподнимает брови, демонстрируя холодноватое удивление. — Ненавидят равных.

Его верхняя губа чуть дернулась, он посмотрел, наконец, прямо на Яромира… Лучше б не смотрел — не было там ненависти, только непробиваемый ледник презрения. И Яромир корчился на этом леднике от скручивающего и тело, и душу холода…

Дани встал и ушел в свою комнату, а Яромир… Он чувствовал себя раздавленным насекомым. Божество, даже свергнутое с небес, оставалось божеством, а Яромир по-прежнему был мусором под его ногами.

Хотелось напиться, да нельзя… Теперь у него сплошные «нельзя», надо ведь присматривать, заботиться… Терпеть.

… - Ты бы поел. А то, вон, прозрачный совсем стал…

— Не хочу.

Опять труды тетушки Анни даром пропали.

— Тогда, может, ванну?

Ванна тут небольшая, но до чего же уютная! Яромир прикупил туда пушистые коврики и полотенца, а ещё пену с хвойным ароматом. Красота!

— Не буду.

Так, понятно: есть не хотим, мыться не желаем, свежий воздух нам тоже ни к чему, лежим, потолок изучаем… А не ел он с тех пор, как Яромир его привез домой после очередного посещения госпиталя. То есть, со вчерашнего дня. С этим надо что-то делать… Ведь врач как сказала: «Не позволять вредить себе». А он, как раз, вредит. Надо это прекращать.

И Яромир решительно начал:

— Ну, вот что. Или ты начнешь нормально есть, на прогулки ходить, как тебе прописали, и вообще — делать всё, что положено, или…

— Или что?

Любопытство, вроде?.. Ээ, нет, не просто любопытство, а вызов этакий. Ах, ты ж!.. «А в самом деле, что я ему сделаю? Ведь не побью же…» И тут Яромира осенило. Он вспомнил, как отреагировал Дани на слова врача про «психологическую помощь». Затрясся весь, с лица спал. Вообще-то, Яромир и сам в тот момент вздрогнул. Это потом он узнал, что психологи из «Руки помощи» совсем не похожи на психиатров Элпис и уж точно не имеют никакого отношения к «пси-про». Но Дани, вроде, не знает этого…

— Или я пожалуюсь шаиде, которая тебя лечит. Она говорила, что, если ты будешь причинять вред своему здоровью, тебя направят к другим врачам, которые мозгами занимаются.

Ага, побледнел! Задумался, как будто. Но ненадолго.

— Хорошо, — произнес, наконец, ровным голосом. — Я буду тебя слушаться.

И что-то такое было в его словах, что Яромиру не понравилось, подвох какой-то.

Не потребовалось много времени, чтобы понять, в чем дело. Дани, действительно, послушно выполнял все указания Яромира. Ел, когда подавали, гулял, когда выводили, мылся, когда готовили ванну… А также садился, когда говорили сесть, и вставал только после того, как разрешали встать. Ни шагу без команды. Яснее ясного — нарочно он это делал… Наказание, одно слово! Но Яромир не ругался, решил: пусть пока хоть так…

… Как-то вечером тетушка Анни отвар приготовила. Сказала, что успокаивает, сон чтоб нормальный был. Ну, Яромир и дал выпить златоглазому… Блин! Там вина-то и было всего — чайная ложка, он же не думал, что… Тем более, он сказал Дани, из чего отвар…

Дошло до Яромира только тогда, когда Дани скрутило. Рвота началась, так было плохо, что Яромир не на шутку испугался… Зато понял теперь, почему «белые мантии» не пьют…

— Это из-за вина? — спросил он Дани, когда тот оклемался.

— Угу.

— Зачем же ты пил?

— Ты сказал выпить.

Это стало последней каплей. Яромир взорвался.

— Ну, хватит! Строишь тут из себя… черт знает что, выделываешься… Как будто никому не бывает хуже, чем тебе!

И Яромир рассказал… Сперва об отце… Надо же, столько лет прошло, а он помнил всё, до мельчайших деталей… таких, как след от подошвы на отцовской щеке… он рассказал об учебном центре. «Негодные отсеиваются…» В первый год обучения таких «негодных» набралась едва ли не треть всех новичков. Детские тела, холодные, безжизненные — уходят во тьму… в черноту пластиковых мешков… Ни слез, ни прощаний. «Такова жизнь, солдат. И такова смерть». Он говорит о Змее, о том, как они с Дикарем… «Сет Айри, это его фамилию ты носишь сейчас…» О любви… посреди всего этого… И снова — о смерти… О мальчике Янни… Змей, который осмелился…

Яромир вытирает глаза рукавом. Крутые парни не… Да ну, на хер! Плачут, ещё как, ревут даже…

— А ты… Хоть бы пару минут… твоего грёбаного амирского внимания. Что тебе, эти местные на базе мешали? Да кому они, на хуй, мешать могли?! Думаешь, они так рады были у нас сортиры чистить да помои убирать? Это же бедолаги из уничтоженных сел, они без домов, без всего остались. А как с базы их погнали… Им только и осталось, что от голода загибаться. Ты же мог просто не обращать на них внимания. Нет же, блядь, грёбаное нарушение грёбаных правил!..

Дани молчал. Стоял, опустив глаза, сжавшись, словно каждое слово Яромира было хлестким ударом. Потом развернулся и ушел к себе. Всё так же молча и не поднимая глаз.

Несколько секунд Яромир смотрел в том направлении, куда только что удалился Дани. А потом… С силой треснулся лбом о деревянную панель.

— Да что ж я тупой-то такой?!

Поговорил, ничего не скажешь. Наладил контакт. Окружил заботой, проявил терпение… «Ну, он, понятно, не в себе. А я-то хорош, с катушек слетел вполоборота! Вот, кому из нас сейчас фиговее? Ага, ему. Изнасиловали, искалечили, любовника убили… Любовника? Ну, да… Наверное… Их же в одном доме нашли, защищал он его. Точняк, любовник…»

— Блядь! — Яромир ещё раз хорошенько приложился лбом об панель — а что ей станется, башке, там, все равно, ничего ценного не водится. — Тупая скотина, одно слово. О чем думаю?.. Вместо того, чтоб пойти, посмотреть, как он там…

Яромир осторожно заглядывает в спальню — сидит, голова опущена, волосами занавесился…

— Дани… Я тут… всякого наговорил… Прости, я не буду больше.

В ответ — судорожный вздох. Хоть какая-то реакция…

— Слушай, тут… Тетушка Анни молоко и мед принесла, сказала — чай с молоком и медом на ночь хорошо. Тебе это можно? Если хочешь, я сделаю…

— Да, — глухо донеслось из-за золотого занавеса.

— Ты, правда, хочешь? — засомневался Яромир: а вдруг, опять чего не так? — Или это потому, что я сказал?.. Не получится, как с тем отваром?

Дани вдруг вскинулся, отбросил с лица пушистое золотое покрывало, и злые янтарные глаза в упор уставились на Яромира.

— Да!!! — завопил он. — Хочу!!! Неси твой грёбаный чай с грёбаным молоком и… и… грёбаным… этим…

— … Медом, — машинально добавил ошалевший Яромир

… «Вот и ладно. Пусть ругается. Пусть кричит, обзывает…» Яромир зачерпнул ложкой густую медовую массу — прямо, как глаза у него… «Это лучше, чем угрюмое молчание. Наверное, лучше…»

Яромир ничего не понимал в премудростях «белых мантий», он просто чувствовал, что дело пошло на лад, что ледник потихоньку начал таять, вроде как, первый слой открошился…

Чай с молоком и медом… Вкусно…

«Эстэли погиб из-за меня… Я убил того мальчика, из Гиндхали… о котором даже не знал ничего… не захотел знать… лишил его права жить… забрал у того солдата… А они потом забрали жизнь Эстэли… Но виноват-то я. Я не улетел с суфи Гару… я остался, вернулся за Эстэли. Только ли потому, что хотел защитить его? Покровитель, ответственность… Я наслаждался… взглядами, полными восхищения и обожания… мне доставляли удовольствие его восторги… Решил, что не смогу обойтись без всего этого. Не хочу обходиться… И мне нравилось быть его покровителем. Мне вообще нравилось покровительствовать, быть господином, хозяином. Владеть им… Как собственностью, как… живой игрушкой… Мой Эстэли… Он умер, потому что был моим… Я живу, дышу свежим воздухом, любуюсь морем и солнцем, пью вкусный чай с молоком и медом… А его нет. Я убил его».

Что-то изменилось. Что-то определенно произошло — с ним, в нем.

Ни в эту ночь, ни в следующую, ни потом окровавленная птица больше не прилетала к нему.

…Он сидел возле процедурного кабинета и дожидался своей очереди. Яромир привез его на полчаса раньше… за что и получил выговор в самых резких выражениях. После чего был отправлен в магазин, за «нормальной одеждой».

— …Серый. Я понятно выражаюсь: се-рый! И чтобы никакого шелка! Нормальная человеческая одежда. Я надеюсь, это возможно?

Яромир благодушно кивнул и понесся выполнять его указания. Предварительно взяв с Дани слово, что ему больше ничего не требуется и что с ним тут ничего не случится. «А что со мной ещё может случиться, идиот?!»

Можно было спокойно подумать… о чем-нибудь, не связанном с предстоящей процедурой. Например, об этом Шоно… нет, он же теперь Корд… да какая разница! Но интереснее думать о его поведении, чем о той штуке в… Так вот, Яромир Корд. Почему он терпит все выходки Дани? И — Дани уверен — будет терпеть дальше? А зачем спас его? Покинул вместе с ним Элпис? Теперь вот заботится о нем… Тут ведь не только желание, но и совершенно явное чувство вины…

…Что там за шум? Кого-то привезли? Авария? Хм…

Да, чувство вины… Оно дает возможность управлять этим зверем. Однако… Лучше, все же, сексуальное желание. Оно тоже дает власть, но идет рука об руку с поклонением и восхищением. В то время как чувство вины — с жалостью. Что, опять-таки, низводит его до положения жертвы…

…Что они там делают? Столько суеты — и все без толку, ничего у них так не получится…

Что же преобладает у Яромира? Желание или вина?..

…Нет, невозможно! Кто их учил?! И кто принял сюда на работу?! Они себя врачами называют?! Да им только горшки выносить!

Он не выдерживает, подходит к несчастной жертве аварии и суетящимся вокруг неё неумехам. Что ж, придется им показать, как надо работать.

…Через полчаса Дани сидит в кабинете главного врача госпиталя. Он уже выслушал слова благодарности и восхищение его профессионализмом. А сейчас они беседуют о трансплантологии и нанотехнологиях.

— …Профессор Бьярни? Тот самый, что провел операцию по полному восстановлению зрения после…

— Да, тот самый, — подтверждает главврач. — Ильм — родина Бьярни, а этот госпиталь можно назвать его детищем, он лично курирует отделение трансплантологии и протезирования…

«Почему бы и нет… Ненадолго… Месяц, может, два. Ехать к суфи Гару сейчас… несчастной жертвой… Нет, не хочу! Поработаю здесь немножко — это будет полезный опыт. Их биопротезы… очень интересные технологии… И от шрамов, как раз, избавлюсь… Но главное — Бьярни!»

Профессор Бьярни был его кумиром, Дани столько читал о нем ещё в детстве. И вот — такой случай, может, удастся увидеться с ним? Или даже вместе поработать?.. Решено: Доминго и суфи Гару подождут, никуда не денутся.

Главврач, правда, не торопился принять решение.

— У Вас высокий профессиональный уровень, я это понял. Несмотря на то, что Вы очень молоды… И мы были бы очень рады хорошему специалисту…

— Но?.. — Он что же, ещё раздумывает?! Как он может не взять его, во всём этом госпитале вряд ли найдется хирург такого же уровня… разумеется, кроме профессора Бьярни…

— Но, понимаете, Вы сейчас сами проходите лечение. В принципе, это не помешает, но у Вас, к тому же, другая школа, другой опыт, наше оборудование Вам не вполне знакомо…

Выкрутился: «школа, опыт». Дани не маленький, понимает, что в этих благотворительных заведениях не особенно жалуют врачей с Элпис. Сплошные предубеждения!

— Я быстро учусь, — с улыбкой отвечает он. Искренне отвечает, он согласен учиться, он хочет учиться, это ему нужно, это его жизнь. Они не могут ему отказать!

— Не сомневаюсь, — главврач тоже улыбается. — Поэтому… Если Вас устроит испытательный срок, в течение которого Вы будете ассистировать… И жалованье, которое может Вам показаться весьма скромным…

Что ж, они не доверяют ему сразу самостоятельную работу? Хм, но это разумно, нечего обижаться, ведь они ничего не знают о нем. А жалованье… У него же ничего нет, всё у этого Яромира… А теперь он будет работать. Перестанет быть беспомощным и зависимым…

— Я согласен!

… Яромир бросился ему навстречу, сразу, как увидел. О да, конечно, он вернулся, не застал Дани в процедурной, искал, волновался…

— Я устроился на работу, — небрежно объявил Дани, краем глаза заметив, как вытянулось лицо у этого солдафона. Мгновение триумфа!

Яромир рассеянно помогал тетушке Анни готовить ужин и пытался переварить информацию об «устроился на работу». Переваривалось с трудом… Но сюрпризы на этом не закончились. Пошел звать Дани на ужин и обнаружил того в ванной… перед зеркалом… с ножницами. Щелк, щелк — и тяжелые золотые кольца падали на пол…

— Зачем? — спросил Яромир.

— Здесь никто не носит длинные волосы, — равнодушно ответил златоглазый. — Я буду выглядеть нелепо. К тому же, за ними трудно ухаживать.

«Если бы ты только позволил… Уж я бы ухаживал! Каждую прядку бы расчесывал…» — хотел сказать Яромир. Но сказал:

— Сзади неровно. Я помогу?

Дани, пожав плечами, вручил ему ножницы. Щелк, щелк — и пушистые мягкие локоны у него в руках. Как живые… Хоть так — подержать, погладить.

… С новой прической — высокий затылок и длинная челка, золотые завитки падают на лицо — Дани казался очень юным, хрупким и беззащитным. Но он таким больше не был. А может, не был никогда…

… Яромир теперь отвозил его в госпиталь каждое утро. А вечером привозил домой — усталого и, насколько Яромир мог судить, весьма довольного собой. Теперь у Дани был прекрасный аппетит, он с удовольствием принимал ванну и гулял по саду… Он больше не нуждался в заботе и опеке. И всячески это демонстрировал…

«Я ведь хотел, чтобы ему хорошо… чтобы с ним всё в порядке… Ну, вот, у него сейчас всё идет на лад, более чем… Я ему уже не нужен, и пора мне убираться из его жизни».

А ведь Яромир думал о таком, готовился. И всё равно — тоска жжёт. Но, конечно, он всё сделает, как надо, поступит правильно, он обязательно уйдет, оставит Дани в покое. Только… надо бы сперва и самому как-то устроиться.

… Объявление было коротким: «Требуется серьезный, физически крепкий человек для работы в экипаже поисково-спасательного аэрокара».

Штаб поисково-спасательной службы находился, как оказалось, совсем недалеко от «Руки помощи». Яромир направился к ангару, где возились около машин молодые крепкие парни в темно-зеленой униформе. У них он и спросил о работе.

— Спасатели нам требуются, — тот, что казался постарше, окинул его оценивающим взглядом. И, судя по одобрительной усмешке, увиденным остался доволен. — Иностранца тоже можем принять. Но, конечно, последнее слово за командиром, — спасатель указал рукой в сторону посадочной площадки. — Она там, возле кара. Зовут Дейдра.

«Она? Надо же…» И Яромир пошел к стоящему на площадке аэрокару. «Она», то есть — командир, была молодой, высокой и статной, и форма на ней очень ладно сидела.

— Значит, с Элпис? — уточнила она, выволакивая из багажного отсека огромный моток проволоки.

Яромир утвердительно кивнул.

— И как же ты собираешься у нас работать? — Дейдра криво усмехнулась. — Ведь, говорят, мужики на Элпис ни за что не станут подчиняться женщине?

Она, кряхтя, взвалила моток на плечо. Неужели, сама потащит?! Ээх, порядки тут у них!

— Мужики на Элпис, — вежливо ответил Яромир, — Ни за что не станут спокойно смотреть, как женщина тяжести таскает.

Он подошел и легко снял моток с её плеча.

— Куда нести?

— К ангару, — она весело засмеялась. — И ты принят.

… У каждого из них теперь была своя жизнь, своя работа. Но Яромир по-прежнему утром отвозил Дани в госпиталь, а вечером забирал домой. В их по-прежнему общий дом…

Яромир вовсе не забыл, что нужно уйти. И не передумал… Вот, сделает златоглазый себе пластику… И научится, наконец, водить кар… Тогда и… Но пластика Дани ждала только через полгода, а кар… Он и не собирался учиться вождению, будто рассчитывал, что его всю оставшуюся жизнь возить будут…

А в обеденный перерыв Яромир, плюнув на еду и отдых, заезжал в госпиталь и незаметно подсматривал за Дани. Как он работает… Он светился изнутри, совсем как в тот раз, когда Яромир его впервые увидел. «А со мной не светится. И не будет, наверное…»

«Пожалуй, останусь ещё ненадолго»

В самом деле, глупо уезжать сейчас, когда он успешно прошел испытательный срок, а профессор Бьярни заинтересовался им и взял к себе в отделение… Но правда была в том, что всегда находилась веская причина… «Побуду тут ещё немного». «Уехать всегда успею».

Он как будто ждал… Но что лежало в основе этого ожидания? Предчувствия? Знаки? Нет, чушь… Просто случилось то, что должно было случиться.

… Её доставили ночью. А к утру, когда Дани приехал на работу, её случай назвали безнадежным. Госпиталь признал свое поражение, даже Бьярни сокрушенно разводил руками. А Дани решил посмотреть всё сам, всю информацию, все показатели…

— Здесь можно использовать её собственные ткани…

Бьярни изумленно смотрел на него.

— Ну-ка, ну-ка, покажите!

И Дани принялся объяснять, выводя на мониторы изображения предстоящих действий.

— Таких операций ещё не проводилось, — задумчиво проговорил Бьярни. — Вы на Элпис уже делали что-то подобное?

— Нет, — признался Дани. — Но в моей лаборатории… То есть, я хотел сказать, в лаборатории, где я работал, как раз, занимались этой проблемой, и… кое-какие наработки…

Конечно, все это звучало не особенно убедительно. И почему они должны ему поверить?..

— Скажите, а Вы сами в это верите? — испытующе смотрел на него профессор.

Дани снова просмотрел изображения на мониторах. А для чего тогда ему была нужна собственная лаборатория?! Какой тогда смысл в его работе, если никому от неё пользы не будет?!

— Я верю, — ответил он.

Бьярни кивнул.

— Что ж, это единственный шанс, и мы обязаны его использовать. Мы не имеем права лишать последней возможности… Приступайте, доктор Айри, а я буду Вам ассистировать.

… У него всё получилось. Не сразу, нет… Долгие часы кропотливой работы, неимоверного напряжения. Ни на секунду он не позволял себе расслабиться, малейшая ошибка — и всё, конец. Ни на мгновение не должен был усомниться в правильности выбранного пути, одно-единственное сомнение — и чернота, которую он чувствовал, почти видел, которая только и ждала момента… и если дождется — не упустит, схватит, вырвет свою жертву прямо у него из рук…

Долгие часы борьбы. Целая вечность… Он соединял тончайшие волокна ниточки под названием «жизнь»…

У него получилось. И профессор Бьярни сказал, что для него честь работать с Дани… И Дани улыбался — устало и счастливо. Потому, что сделал самое важное открытие в своей жизни. Суфи Гару, слава, победы… Не то. Настоящее — произошло только что, он одержал победу над смертью. Это и есть его предназначение, о котором ему твердили с детства, и которое он нашел сейчас и здесь. Предназначение… То, ради чего он живет…

… Сегодня мир улыбался ему, и он улыбался в ответ. Всем. Даже здоровенному глупому солдафону, который нужен лишь для того, чтобы отвезти Дани домой… А может, ещё зачем-то нужен… Так, по мелочи…

Что это с ним сегодня? Не фыркает, не ворчит… Улыбнулся даже. А как он улыбается, а! Точно, солнышко златоглазое!

… Яромир помыл кар, поставил его в гараж, сам умылся и переоделся, прошел на кухню… Блин, чудеса продолжались! Дани нарезал мясо тонкими ломтиками и кидал на сковородку. И ловко ведь ножом-то орудует! Хотя — да, он же у себя там всю дорогу с этим… скальпелем… А теперь вот и готовить как-то успел научиться.

Яромир так засмотрелся на стряпающего Дани, что не заметил при входе табурет, задел ногой, и тот с грохотом свалился. Дани вздрогнул от неожиданности, неосторожное движение ножом — и… кровь из разрезанной ладони хлещет на стол, на чертово мясо, будь оно неладно!

— Уй, блин… то есть, прости… напугал… Я сейчас, я принесу, чтоб остановить, перевязать…

Яромир приволакивает всю домашнюю аптечку, вытряхивает на стол всё её содержимое…

— Не суетись, — вполне добродушно останавливает его Дани. — Я сам разберусь, в конце концов, это не смертельно.

Но Яромир продолжает есть себя поедом — под ноги надо было смотреть, как же он теперь, он же врач, ему руки в целости нужны…

— Тебе одной рукой неловко. А я не такой уж чурбан, не впервой порезы обрабатывать.

И Дани сдается, протягивает ему руку. Яромир всё сделал, как надо, и руку-то уже отпустить можно… Да загляделся на голубые жилки под тонкой кожей… А потом — как затмение нашло. Приник губами к этим жилкам… И Дани… не оттолкнул, не отнял руку… И от этого Яромира совсем в жар кинуло, осмелел, прошелся губами выше, к локотку, распалился ещё больше — хотя, куда уж больше-то — притянул Дани к себе и… и врезался в стену от сильного толчка.

Он едва не выругался. Так, по привычке… Но слова застряли в глотке, когда посмотрел на Дани. В золотых глазах — не страх даже, а смертный ужас…

Но уже через секунду перед ним снова был тот Дани, которого он привык видеть. Не сегодняшний, чудесный и улыбчивый, а вчерашний — холодно-надменный. И этот Дани произнес:

— Прошу прощения. Я позволил лишнее… себе и тебе. Этого больше не повторится.

… Ужина не получилось. Чудеса закончились. Яромир вышвырнул проклятое мясо. Ни в чем не виноватое мясо… Некого винить, сам все испортил. И всегда всё портит.

«Он только-только оттаивать начал, а я… Лапать полез, не терпелось… И что теперь?.. Можно, конечно, опять лбом об стену, да толку… Лучше приготовлю ему чай с молоком и медом. Он любит…»