Дети надежды

15. Вместе

Последний месяц весны.

В это время на Ильме начинается сезон штормов. И у спасателей изрядно прибавляется работы. Вот и сейчас… сигнал бедствия был получен с рыбацкого судна, промышлявшего на севере.

В Кайсе, откуда они вылетели всего полчаса назад, был ласковый солнечный денек, а здесь — на черном небе то и дело сверкали молнии, а внизу бесновалось такое же черное море, словно гигантское живое существо, разозленное, неистово-яростное. Это буйство стихии было одновременно и ужасающим, и величественным, прекрасным даже. Вот ведь: жутко смотреть, а глаз не оторвать — как завороженный… Яромир, кажется, начал понимать местных моряков…

Рыбаков спасли всех. А старенькое суденышко прямо у них на глазах заглотила пучина. Яромир смотрел на старика-капитана, который тихо стонал, обхватив голову руками. Двое его сыновей стояли рядом в угрюмом молчании. Казалось, они и не рады, что спаслись. Но Яромир уже прожил на Ильме полтора года и начал понимать, что к чему. Он знал наверняка, что старика и его семью не ждет голодная смерть, и из дома их не выгонят. Здесь всё не так, как на Элпис… Капитан получит страховку, тут все суда застрахованы, сыновья его быстро найдут работу — на Ильме с этим нет проблем, здесь не особенно торопятся заменять рабочие руки автоматикой. А старику даже полагается по возрасту… эта, как её… пенсия. Всего этого бы хватило на Элпис, чтобы не горевать по погибшей собственности. Но на Ильме… Беда заключалась в другом. Суденышко было маленьким и старым, полученные по страховке деньги не позволят построить новое. А значит, чтобы выходить в море, придется наниматься на работу. Парней-то сразу возьмут, понятно, а старика побоятся, хоть и опытный, да мало ли что — возраст, всё-таки. И старый моряк станет жить на пенсию, ухаживать за садом и домом… Или найдет работу в какой-нибудь рыболовецкой конторе, будет подсчитывать чужой улов… Встречать и провожать чужие суда, стоя на берегу… Яромиру пришло в голову, что лучше б он этого всего не понимал, потому что он никак не мог придумать, чем утешить старика, какие слова подобрать…

… А ещё этот месяц был знаменит Днем Весны — одним из самых веселых праздников на Ильме. Правда, Яромиру так никто и не смог внятно ответить, почему День Весны отмечают в последний месяц этой самой весны, а не в первый. Говорили только, что пошла эта традиция ещё с Изначальной, первые поселенцы перенесли её на Ильм. Хорошая такая традиция, принято дарить цветы и подарки — друзьям, любимым — чтоб, значит, порадовать. На Элпис таких праздников не было. Поэтому в прошлом году День Весны как-то мимо Яромира проскочил… Да и не до праздников тогда было… Зато в этом году он решил всё сделать, как положено.

В обеденный перерыв Яромир заскочил в магазин и купил… «Пусть, что хочет, делает, хоть выбросит, но я ему это подарю…» Ещё выбрал три букета. Один — понятно кому, второй — тетушке Анни. А третий преподнес Дейдре. Та зарделась и, поколебавшись немного, поцеловала Яромира в щеку. Приятно, что ни говори.

За то время, что он работал спасателем, они с Дейдрой… ну, подружились-не подружились, а ладили отлично. Другие парни из их команды посмеивались, правда, да подначивали Яромира: глаз, мол, командир на тебя положила, а ты не теряйся — девушка что надо. Яромир отнекивался: дескать, поживем — увидим. Он и сам считал Дейдру хорошей девушкой, красивой и умной, и характер… ну, нормальный… Бывают хуже, он даже пальцем может показать — у кого хуже…

Ээ, так вот, Дейдра… Яромир, если честно, подумывал… У них с Дани — не то, чтобы плохо, а вообще никак. То есть, общаются-то они уже вполне нормально, вместе ужинают, могут ещё посидеть у камина, и Дани вовсе не возражает, когда Яромир готовит ему чай с молоком и медом. Или ванну. Или теплый плед приносит, когда златоглазый изволит в саду на скамейке отдыхать. Даже, вроде как, поговорить могут: «Как дела?» — «Идут себе». Что-то в таком духе… Попыток сблизиться Яромир не предпринимал. Не потому, что не хотел, а… Он слишком хорошо помнил… «Этого больше не повторится…» Он чувствовал невидимую стену, которой Дани окружил себя, и был уверен, что любая попытка проломить эту стену ранит Дани, и он ещё больше уйдет в себя.

Оставалось только ждать и надеяться. И довольствоваться тем, что есть. А есть не так уж мало: вечера у камина, иногда — совместные прогулки по саду или на берег моря… И ещё… изредка… Яромир мог видеть Дани голым… ну, или почти… Запирался потом в ванной, представлял, первым делом, его коленки… Нет, вообще-то, Дани весь был красивый, но почему-то коленки заводили Яромира особенно. Округлые, гладкие…

Яромир, конечно, понимал, что такая сексуальная жизнь не вполне нормальна, и сдерживаться, находясь рядом с объектом вожделения, становится всё сложнее. Казалось, всё просто решается: ведь давно же собирался уйти, не мучить ни себя, ни его. Однако…

Что касается «себя не мучить», то, как раз по этой причине, он и начал замечать знаки внимания со стороны Дейдры. И тогда же стал подумывать о ней… не только как о своей начальнице… «А что, может, и правда — жениться?..» Но, как только он пытался представить себя с Дейдрой в постели… у неё почему-то всё время оказывались золотистые волосы и кожа… а коленки — точь-в-точь, те самые… «Блин! Вот ведь — засел, как заноза, и в башке, и в прочих местах. Хрен вытащишь!»

И главное — Яромир сильно сомневался насчет «его не мучить». Потому, что было совсем не похоже, чтобы Дани мучался. Вон, в госпитале, сколько девушек красивых возле него крутится. И заигрывают — Яромир сам видел. Ещё бы с ним не заигрывали… Дани может любую выбрать, а они к тому же и образованные — вроде как, ровня ему. Но Дани особого отношения ни к кому не выказывал. Сколько ни следил за ним Яромир ревнивым взглядом, ничего такого не заметил. Но это во-первых. А во-вторых, Яромир готов был поклясться, что все эти появления Дани перед ним — якобы, невзначай — в самом что ни на есть соблазнительном и аппетитном виде — что это вовсе не случайно. Нет, определенно, Дани с ним не мучается. Наоборот, златоглазому, кажется, понравилось мучить Яромира.

«Заноза… Наказание» — Яромир остановил кар возле госпиталя и любовно погладил пакет с подарком. — «И ведь уверен, что я никуда от него не денусь. Ну… Правильно уверен».

… И зачем делать такое лицо? Это же не гадость какая, это белый шелковый шарф. Длиннющий… Дорогой, между прочим. На ветру — а здесь всегда ветер, то легкий, то порывистый — будет развеваться. Как крылья… Красиво же. Ладно, хоть не выкинул и не отказался брать. Уволок вместе с букетом к себе в комнату, пробурчав на ходу: «Спасибо».

А потом они слопали вдвоем праздничный ужин, заботливо приготовленный тетушкой Анни, и Яромир предложил Дани погулять по берегу. «А чего дома сидеть, погода — сказочная!» И Дани, по обыкновению, сделал вид, что задумался. Конечно, Яромир-то уже знал, что согласится златоглазый мучитель, но правила игры таковы, что торопить или, тем более, настаивать нельзя, а надо покорно ждать.

Яромир ждал, предвкушая уже, как лучики предзакатного солнца будут играть на золотистой коже, а ветерок — ерошить крупные кольца пушистых волос… А Яромир будет смотреть… глядеть — не наглядеться…

Но тут… В кои-то веки — всё испортил не Яромир. А Дейдра… Правда, она об этом даже не догадалась, она просто приехала поздравить с праздником, подарок привезла — собственноручно испеченный пирог с ягодами.

Дани был с ней вежлив, улыбался, поблагодарил вполне душевно.

— Ну вот же, оказывается, на Элпис тоже водятся обходительные парни, — вконец очарованная Дейдра решила подколоть стоящего остолопом Яромира. — Не все такие грубые мужланы…

На берег с ним Дани не пошел. И пирог есть не стал.

Яромир попытался было объясниться.

— Послушай, я ей просто цветы подарил. На День Весны. Здесь так принято. Всё-таки, уже давно вместе работаем. А она в ответ мне подарок принесла. Ничего особенного…

— А почему ты решил, что меня это интересует?

И неделю потом с Яромиром не разговаривал… До того случая…

… В тот день шторм прошелся по их берегу. Ураганный ветер разломал деревянный домик, стоявший рядом с причалом. Это было уютное местечко, что-то вроде бара, там рыбаки обычно время коротали — пропустить стаканчик-другой, перекусить, поболтать…

Яромир с Дани возвращались домой поздно вечером — из-за урагана пришлось задержаться в Кайсе. И вот видят — толпа на берегу, обломки дома… Дани приказал — да, именно приказал, умеет он это — подъехать поближе, может, врач там нужен.

Подъехали, значит, узнали, что все, кто был в баре, благополучно спаслись. Кое у кого есть, конечно, синяки да царапины, но и врачи уже на месте, оказывают необходимую помощь.

Так что, можно было ехать домой… Но Яромир заметил в толпе пацаненка лет десяти, тот кричал, плакал, рвался к разрушенному домику.

Яромир выяснил, что мальчишка в этот день к матери приходил, она в баре работает. И приходил со щенком. А когда ураган начался, щенок испугался и забился куда-то, его не смогли найти… Да и некогда было искать — в подвал все побежали, прятаться. Мальчонку, ясное дело, тоже увели… А теперь он уверяет, что слышал, как щенок его скулит, уже после урагана слышал, когда все из подвала выбрались.

В домик-то опасно сейчас лезть — вот-вот совсем рухнет, да там ещё, говорят, провода оголенные везде торчат… Но на мальчишеском лице такое горе было написано…

Яромир многое в своей жизни повидал, да, есть вещи и пострашнее. Но, если б сказал ему сейчас кто, мол, дурень, куда ты лезешь — рисковать жизнью ради собаки безмозглой — Яромир бы в рожу дал, не задумываясь. Потому, что стоило многое повидать, чтобы решить для себя: если можно что-то сделать, чтобы высохли эти горькие детские слезы, то это надо сделать непременно.

И он полез в этот чертов домик, отыскал там глупую маленькую псину, выбрался благополучно… только доской с гвоздем по спине огрело — фигня, в общем-то, он почти не почувствовал.

— На свою зверюгу! — вручил пацаненку хнычущий мокрый комок шерсти с толстыми лапами — большая, должно быть, собака вырастет…

Пока врач из местных царапину его — ту, от гвоздя — обрабатывал, Яромир всё шарил взглядом вокруг, искал Дани. Не увидел нигде, но… будто чувствовал, как тот смотрит на него, наблюдает откуда-то.

А утром Яромира ждал сюрприз.

Он не сожалел. Ни секунды.

Даже когда валился с ног от усталости. Даже когда проигрывал… той черноте, что прокрадывалась иногда в операционную, и ждала… и дожидалась… И Дани смотрел на остывающее тело… Но он не позволял отчаянию заполнить себя, говорил себе, что борьба не окончена… никогда не будет окончена… потому, что он не собирается сдаваться, и чернота не сломает его. Есть другие жизни, которые нужно отвоевать…

Нет, он не сомневался. Он должен быть здесь. И он хочет быть здесь. Хочет возвращать жизнь и возможность радоваться жизни, хочет слышать слова благодарности… Да, именно так, не пополнение счета в банке, не дорогие подарки — это всё пустое — но признательный, счастливый взгляд. Улыбки спасенных похожи на солнечные лучи. Дани почти чувствует, как они греют, наполняют энергией… У Дани не было сомнений, что такая награда для него и дороже, и нужнее всего.

А по вечерам его ждал дом у моря, шепот деревьев в саду, огонь в камине… И этот человек… Майор Шоно, отобравший у него Элпис. Яромир, подаривший ему Ильм. Дани не знал, как к нему относиться, кого он хочет видеть в этом человеке…

Ясно было, пожалуй, одно: твердить себе, что человек этот — никто, что он ничего не значит для Дани — это самообман.

Почему он оставался с Яромиром? Ведь не только же из-за домика на холме и уютных тихих вечеров?.. Конечно, нет. Яромир испытывал к нему… сильное влечение. Которое, судя по всему, даже не думал скрывать… Это было так странно, немного пугающе и, в то же время, волнующе…

Дани понимал, зачем ему нужно чувствовать себя желанным. Он привык… Он был даже, в некотором роде, избалован поклонением, восхищением, восторженным вниманием. А после всего произошедшего… После того, как он всё потерял… Ему было необходимо подтверждение того, что он по-прежнему привлекает внимание, может нравиться, что в нём видят не только гениального… ну, хорошо, просто очень талантливого хирурга, но и мужчину… Всё это понятно. Он только никак не мог себе ответить, почему для него так важно, чтобы его желал именно Яромир. А может, ответ на этот вопрос был неприятен Дани, и он упрямо не хотел признавать…

Он отталкивал от себя воспоминания о том случае… Когда он порезал руку, а Яромир прикоснулся к нему так… Тело Дани отреагировало раньше, чем он успел понять, осознать… проанализировать… Эта дрожь, как электрический разряд… И острое, почти болезненное возбуждение… Но, когда Яромир привлек его к себе, и Дани ощутил его близость, его участившееся горячее дыхание… и запах крови… На миг он снова стал беззащитным, беспомощным. И почувствовал себя добычей, отчаянно бьющейся в когтях хищника с горящими от возбуждения зелеными глазами. Вернулись — яркой вспышкой в сознании — боль, животный страх… и птица с мертвыми глазами… Жутко, невозможно!

Лучшим выходом было бы уйти, бежать от этого человека. И теперь у Дани было предостаточно возможностей для этого. Более чем… Хельга, та самая, очень милая девушка, однажды игриво предложила Дани «расслабиться вместе после тяжелого трудового дня». Девушки здесь были такие раскованные… И Дани охотно последовал за ней в помещение, где хранилось белье.

Она была нежной и умелой, она очень старалась… Но у Дани так ничего и не вышло. Он чувствовал себя униженным, совсем как тогда, во время процедур. Девушка мягко утешала, но от этого ему было ещё хуже.

— Этот Ваш друг, который высокий, заленоглазый, — вдруг спросила она, — Вы с ним любовники?

— Нет, — ответил он. Слишком поспешно. — Конечно, нет.

— Но Вы ведь этого хотите — стать его любовником? — она подмигнула.

И тогда Дани понял — это наказание.

Мысли о сексе… Не с Яромиром, нет, просто о сексе, о руках, ласкающих его тело, неизменно вызывали в памяти прикосновения нежных, осторожных рук… прохладный шелк волос, терпкий сладкий запах… Разве имеет он право на счастье, право наслаждаться жизнью вот так, в полной мере?.. Эстэли любил его… Умер за него… А он… Неужели он хочет найти удовольствие в объятиях убийцы?.. Не может же Дани, в самом деле, хотеть… Или может?..

Как бы там ни было, ему нужен этот человек. Хотя бы, потому, что ни с кем другим Дани не чувствовал себя настолько… живым. Требуется время, чтобы понять, что значит для него Яромир, понять собственные желания… принять их или победить. «Пусть будет так» — говорил себе Дани. — «Если невозможны нормальные отношения. А они невозможны, мы не имеем на них права, мы не заслужили… Тогда пусть он страдает, и… и я тоже…»

… Однако, как выяснилось совсем недавно, Дани был готов страдать вместе с Яромиром, но никак не из-за Яромира.

Та девушка. Дейдра. Едва Дани увидел её, увидел, как она заговорила с Яромиром, как смотрит на него, стало понятно, что Яромир ей нравится. Конечно же, в этом нет ничего необычного: он хорош собой, он обеспеченный человек и… не лишен своеобразного обаяния. Глупо было предполагать, что… «Интересно, а они уже… Между ними что-то было?..» Девушка казалась такой решительной, смелой. Если она станет действовать… или уже действовала?.. так же, как и Хельга… И у Яромира такой вид… Он кажется смущенным… Даже эти его глупые оправдания, они только усиливают подозрения.

«А разве мне не все равно? Да, я хотел, чтобы он страдал, но ведь это в прошлом. Я же не хочу зависеть от него. Он волен делать, что пожелает, так же, как и я». Все эти самоуговоры не помогали ни капли. Дани только больше злился. Совершенно нелогичной и неразумной злостью.

… Злился он и тогда, после шторма, когда увидел, как Яромир полез в разрушенный дом. Чтобы вернуть щенка мальчику… Он ничего не сказал Дани, не посмотрел даже в его сторону, просто бросился, не раздумывая, к этим развалинам… А ведь это опасно было. Он же мог… Он даже погибнуть мог. Что же, его совсем не интересовало, что при этом почувствует Дани?! Дани в тот момент… не просто злился, а, прямо-таки, возненавидел Яромира. За то, что заставил волноваться, переживать… хоть он этого и не достоин… И радоваться, когда Дани увидел, что глупый солдафон выбрался живым и почти невредимым. И испытать досаду, что кто-то другой… другой врач, не Дани… занимается его раной…

Но то, как он смотрел на мальчика… «Дейдра… И этот ребенок… У него может быть настоящая семья, дети… Он ведь любит детей. И тогда я освобожусь от него… Нет, не так. Это он освободится от меня».

Наутро Дани достал тот самый шарф…

Нет, это ничего не значит. Просто… он хочет проверить, из-за чего Яромир до сих пор остается с ним. Желание и чувство вины… Так было с самого начала. И Дани нужно было убедиться, что желание не ушло и даже не умалилось, что оно, как и раньше, на первом месте. А если… Если теперь Яромира держит только лишь чувство вины… То Дани это не нужно.

Он повязал шарф. Неплотно, так, чтобы шея была открыта. Подумал немножко… И расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке. Как будто бы забыл застегнуться… В таком виде вышел в кухню, где Яромир хлопотал над утренним кофе…

«Нет, это не только чувство вины!» Выражение лица и взгляд Яромира позволили Дани ликующе улыбаться всю дорогу до госпиталя.

Прошлого как бы не было. С нуля, так с нуля. Он старался не вспоминать. Но, так уж вышло, что прошлое само добралось до него, ухватило за шкирку, как раз тогда, когда он меньше всего ожидал…

Вечером он, как обычно, заехал за Дани. Прибыл чуть раньше, зашел в холл. Там телевизор был, а по нему международные новости шли. И вдруг — пейзаж, знакомый до боли, до скрежета зубовного. Кровавое солнце, красный песок… Зоэ… Там опять заварушка началась — будь здоров. Гиндхали, видать, сразу после переворота на Элпис голову подняли, и пошла резня. Но то, что это показывают по местному телевидению… Значит, Инсар допустил туда телевизионщиков Торгового Союза?

Яромир попросил кого-то из персонала сделать звук погромче. Да, так и есть, пустили на Зоэ иностранцев. И не только телевизионщиков — комментатор сообщал, что неподалеку от зоны боевых действий, в предгорье, строится лагерь «Руки помощи». И те, кто не сможет получить медицинскую помощь на Зоэ — операция, например, нужна дорогостоящая или биопротезы — будут первое время вывозиться в госпитали «Руки помощи», находящиеся на других планетах. В том числе, на Ильм.

— Военные Элпис не будут чинить препятствий вывозу тяжелораненых и искалеченных, даже если таковыми окажутся люди, принадлежащие к клану Гиндхали… разумеется, речь идет о мирном населении, а не о повстанцах. Так нас заверил представитель вооруженных сил Элпис, ответственный за контакт с благотворительными организациями, майор Эйдо Мар.

Его показали… «ответственного за контакт»… всего на секунду… Такая знакомая, такая родная физиономия… А серьезный-то какой! Ишь ты, при исполнении, заважничал… «Малыш… Стало быть, вот как: повысил тебя Инсар, а потом — от греха подальше — сослал на Зоэ. Но должность-то — по тебе. Только ты и можешь что-то изменить… в этом мире цвета крови. Для этого одной силы мало, а надо чистое сердце… Как у тебя… Держись, Малыш, у тебя получится!»

… Вскоре они бродили по коридорам госпиталя. Хайраджу и Гиндхали. В одинаковых больничных пижамах — и не разберешь, кто есть кто. На Зоэ осталась война и многовековая взаимная ненависть. А здесь… Здесь были только измученные, израненные, несчастные люди. В глазах — одинаковая боль и бесконечная усталость…

Той ночью ему не было покоя… Во сне он снова видел красный песок под кровавыми звездами. И взгляд… Большие темные глаза… Прежде, чем они закрылись навсегда, Яромир успел увидеть… смог прочитать — в них не было ни злобы, ни ненависти. Мальчик Гиндхали… Янни… Янгхор… Он не боялся и не проклинал. Он всем всё простил. Тоненькие пальцы сжимали разноцветные бусины… В последний миг своей жизни… он любил…

Яромир метался по постели, бессвязно выкрикивая слова запоздалого покаяния… Пока на лоб ему не легло влажное полотенце.

— Спа… сибо… — прохрипел Яромир.

Дани в ответ лишь передернул плечами.

— Мне на работу завтра. Я спать хочу. А никакой специальной звукоизоляции здесь нет.

«Я люблю его» — подумал Яромир. Ни с того, ни с сего. — «Я с ним, потому что люблю его. И хочу быть с ним. Хочу любить…»

Для Дани это был первый пациент с Зоэ.

Он обернулся, когда вошел «доктор Айри»… Вот так, вблизи — картина была намного страшнее, чем на экранах. Ожоги ужасающие… Потребуется биопротез руки, пересадка кожи, но не это самое сложное. Левой половины лица у него практически нет, и левого глаза…

Уцелевший глаз в упор смотрел на Дани. Тот уже готов был произнести слова, которые обычно говорил пациенту перед операцией: что бояться нечего, что у них есть всё необходимое, чтобы оказать ему помощь. Конечно, потребуется время, прежде, чем он сможет вернуться к полноценной жизни…

Пациент с Зоэ… отшатнулся, как только Дани попытался приблизиться к нему. На лице… на том, что осталось от лица — смесь ужаса и ненависти.

— Дин-Хадар! — плевком сорвалось с почерневших губ.

… Несколько минут спустя он сидит в ординаторской и пьет воду со льдом.

«У нас проблема, доктор Айри» — мрачно думает он, когда замечает, что рука, держащая стакан, чуть вздрагивает.

— Эти ребята с Зоэ — большинство из них не в себе, — словно извиняясь, говорит ему анестезиолог. — Жить в таком аду… Неудивительно, что у него галлюцинации.

«Это не галлюцинации» — думает Дани. — «Он знает, кто я. А я… Я знаю?.. Кем нужно быть, чтобы внушать такой ужас, такую ненависть?!»

Нет, так нельзя, недопустимо! Эти эмоции сейчас мешают… Сосредоточиться на работе, взять себя в руки… «Он, конечно же, из Гиндхали. Да, наверняка. Они ненавидят Элпис, ненавидят Дин-Хадаров».

А если нет?.. Если Гиндхали тут вовсе не при чем? На Зоэ находились филиалы его лаборатории… Лаборатории Дани Дин-Хадара… «Досточтимый амир Дани, к сожалению, мы не сможем закончить исследования в установленный срок из-за нехватки подходящего материала…» Он же прекрасно знал, что это за «материал». Но не задумывался, нет, его не интересовали подобные мелочи. Как и тот мальчик, о котором говорил ему Яромир, как и многое другое… Главное — результат. «Ради науки». «Ради народа Элпис». «Ради блага всего человечества». Этих пафосных формулировок хватало, чтобы заглушить и без того слабый и тихий голос совести.

Когда это началось, когда с ним произошло такое? В памяти всплывает — совсем юное лицо со светящимся перевернутым треугольником. «Будь ты проклят…» Да… Проклятый путь, который он выбрал сам… Или выбор был ещё раньше? Когда он унизил человека, чтобы получить рисунок… портрет, который потом так и не доставал из папки… словно боялся… И только здесь, на Ильме, — повесил, наконец, на стене своей комнаты. И, всё равно, избегал смотреть…

Его предназначение… Сможет ли он теперь верить в себя?.. Врач, которого боятся и ненавидят?..

— Доктор Айри? — в ординаторскую зашел профессор Бьярни.

— У Вас же выходной сегодня? — удивился Дани.

— Да, но мне сообщили о… об инциденте, который произошел с Вашим пациентом.

Дани тяжело вздохнул, опустив глаза. А что он мог теперь сказать?

Бьярни сел напротив него, и заговорил очень ровно и спокойно — так он обычно говорил с практикантами.

— Конечно, Дани, мне не следовало поручать Вам этого пациента… Но я привык думать, прежде всего, о благе больных. И, в данном случае, посчитал, что даже я не смогу провести первую операцию лучше Вас. Я не предполагал, что он узнает Вас и так отреагирует…

У Дани округлились глаза.

— Так Вы знаете?! Когда Вы узнали?

— С самого начала. Специалистов такого уровня в мире, к сожалению, немного… Не волнуйтесь так, Дани, вот, выпейте ещё воды.

— Да, спасибо, — Дани послушно глотнул. — Но почему?..

Его ни о чем не спрашивали… Сохранили его тайну…

— Видите ли, как я уже говорил, для меня важнее всего жизнь и здоровье пациентов. А Вы — и это я тоже говорил — очень хороший специалист. Но я ни за что не стал бы с Вами работать, если бы сомневался в Ваших человеческих качествах. А я видел, как Вы, несмотря на то, что сами пережили тяжелейшую ситуацию, отбросили в сторону собственные переживания ради спасения чужих жизней. У меня нет причин сомневаться в Вас. Даже то, что сейчас Вы так сильно переживаете, подтверждает, что я в Вас не ошибся. Ни как во враче, ни как в человеке. Вы умеете быть судьей самому себе, а для врача это качество необходимо.

— Спасибо, — мир перестал вращаться, вызывая противное головокружение. Почва под ногами снова была твердой и надежной.

— Да, в общем-то, не за что. Я был с Вами откровенен. А теперь к делу: Вы сможете провести эту операцию? Или, раз я уже здесь…

— Смогу, — рука, держащая стакан, не дрожала. Нисколько. Профессор Бьярни и дальше может не сомневаться в нем.

… Операция прошла успешно. Но сразу после неё Бьярни выпроводил Дани с работы.

— Езжайте-ка домой. И завтра возьмите отгул, — и, увидев, как Дани собрался, было, возразить. — Не спорьте со мной, юноша, я лучше знаю, что Вам сейчас нужно. Ступайте отдыхать!

… Бьярни ошибался — Дани сейчас не нужен был отдых. Ему сейчас… Он сам не знал, что ему нужно. Но был уверен, что не хочет оставаться наедине со своими размышлениями.

Раньше… в другой жизни, на Элпис, когда ему было вот так же отвратительно, он шел в «Лезвие тьмы». Это помогало, но это было не то, чего ему на самом деле хотелось. Здесь, на Ильме, когда он был весь в швах… «несчастная жертва»… он выплескивал всю эту душевную муть в агрессивных выходках. Становилось легче. Но это опять было не то…

Потому что хотелось — и он не мог этого не признать — открыться без страха, быть самим собой, зная, что такой он и нужен, таким его и примут, быть откровенным, не опасаясь непонимания. Но Дани никогда не мог себе этого позволить — довериться кому-то настолько. Ему казалось — это слабость, уязвимость, это недопустимо и опасно. А сейчас… Он лишился такой возможности, когда не стало Эстэли…

Но что-то ведь нужно предпринять, чтобы избавиться от невыносимого жжения в груди, дурноты, подступающей к горлу…

Позвонить глупому солдафону? «Он же должен меня забрать отсюда, привезти домой…»

Должен? Дани горько усмехнулся: нет, ничего ему Яромир теперь не должен. Да и раньше… «Он, по крайней мере, сознавал, что убивает, смотрел в лицо своим грехам. А я… „Выделывался“, как он выражается». Нет, срываться на Яромире он не станет, это не лекарство, это яд. Лучше вообще его сейчас не видеть…

Подумав немного, Дани решил, что нашел выход. Спиртное ему нельзя, но можно кое-что другое. Что-то, что на время даст ему забвение, выключит из реальности.

… Не все беженцы были несчастными жертвами, желающими поскорее вернуться к нормальной жизни. Среди тех, кто находил убежище в «Руке помощи», было не так уж мало темных личностей с криминальным прошлым. Некоторые из них прочно обосновались в Кайсе, промышляя в окрестностях госпиталя и центра по приему беженцев. Местная полиция, по мере сил, боролась с этим безобразием. Но — законы на Ильме суровыми никак не назовешь. «Несчастную жертву» сложно было не то, что депортировать, а даже в тюрьму надолго упрятать. И жертвы, на которых подчас клейма негде было ставить, отсидев год-другой в комфортабельной тюрьме Ильма, возвращались к прежнему занятию. В основном, это была наркоторговля.

… Дани знал, где найти то, что было ему нужно. В госпитале ходили разговоры…

Он спустился в подземный гараж, в конце которого начинался длинный тоннель, ведущий в морг. Тоннелем этим почти никто не пользовался…

Они подошли к Дани не сразу — присматривались, видимо.

— Решили взбодриться, док?

У них были неприятные лица, но разве это важно?

— Или, может, расслабиться?

— Да, да, скорее, расслабиться.

Наркоторговец — тот из двух, что казался главным, — усмехнулся.

— Нет проблем, док. Всё, что угодно, за Ваши деньги. Желаете употребить здесь?

Дани кивнул. Конечно, лучше здесь. И прямо сейчас.

— Пойдемте, док, тут есть местечко, где Вам никто не помешает.

Он пошел за ними по тоннелю. Сбоку были двери. Наркоторговец открыл одну из них — это оказался туалет.

— Сюда, док. Итак, что берем?

Дани немного растерялся. Он хорошо разбирался только в тех наркотиках, что применялись в медицине. Но ему нужно было что-то…

— Посильнее, но чтобы быстро выводилось из организма.

Торговец понимающе закивал.

— Ясное дело — чтоб вставило поглубже, но без ущерба для репутации. Вот эта штучка Вам подойдет, — он достал инъекционную упаковку. — Действует сразу. Отправит Вас в расчудесную сказку, а к вечеру будете, как новенький. Внутривенно. Вы же не боитесь уколов?

— Давайте! — Дани решительно протянул руку. Да, он поступает неправильно, он это понимает, но ведь, в случае чего, пострадает только он…

— Э, док, — торговец прищурился. — Сперва денежки.

И он назвал сумму. У Дани с собой столько не было.

— Может, есть что-нибудь подешевле? — неуверенно спросил он.

Второй торговец, стоящий у входа в туалет, громко захохотал.

— Может, чем другим с него взять? — он выразительно и громко причмокнул губами.

— Заткнись! — резко оборвал его тот, что договаривался с Дани. — На мели, док? А по Вам не скажешь.

Он показал пальцем на ухо Дани.

— Дорогущие штучки, а? Самой мелкой бы хватило.

Рубины… Подарок Эстэли… Как он может отдать?!

— Ну же, док, не жадничайте! Оно того стоит — пропуск в сказку!

А если в этой сказке будет Эстэли? Он бы понял, Дани уверен…

Он вынул сережку, протянул торговцу — и маленький красный огонек исчез в чужой ладони. А Дани получил свою «сказку».

— Наслаждайтесь, док! — торговец помахал рукой, выходя из туалета. Дани не понравилось его выражение лица. Но… «Это же преступники, какие у них ещё могут быть лица!» Он не стал тратить времени на раздумье и сделал себе укол.

Всё произошло быстро и… как-то внезапно… Пол стал уходить из-под ног, и Дани схватился за стену, а потом сполз по ней на пол. Тело стало необычайно легким. А потом… потолок как будто исчез… и пошел дождь из золотых и серебряных искр. Дани подставлял ладони, пытаясь поймать «дождинки». Было легко и весело. Без мыслей. Без переживаний… Потом откуда-то появились… неприятные лица… Это были… не вспомнить… Ему не нравится… Шарят по нему руками… Пусть убираются из его сказки! Их головы превратились в сверкающие пузыри и начали раздуваться. Это было… смешно… Дани смеялся… И тут вдруг один пузырь взял и лопнул с оглушительным треском, а второй… куда-то исчез. Где они?.. Лопнули оба?.. Ну и ладно, пусть не мешают ему ловить сияющие искорки. Ой, а он что тут делает? Этот… Лицо совсем близко, смотрит на Дани… Он весь в искорках, обсыпан ими. Красиво… Глаза… зеленые… не страшные… А почему должны быть страшные?.. Он поднимает Дани, куда-то несет. «Нет, мне здесь хорошо, здесь все сверкает!» Не слушает, не отпускает… Пахнет морем… и табаком… Дани нравится… И руки теплые, которые несут… Горячая грудь, к которой Дани прижимается…

— Ты горячий! — смеется Дани и дует ему в шею. А он так забавно вздрагивает.

«Яро-мир»… Имя — как огонь. И весь он как огонь — жаркий и яркий. Хорошо! Пусть Яро-мир несет его подольше. Дани нравится… Его несут к солнцу и небу, его окутывает голубой свет. Радость переходит в восторг…

А потом он приземлился. Это его кровать? Дома?.. Дома… Восторг сменился ощущением тепла и счастливого покоя. Всё было привычно, за исключением того, что комнату заполняло голубое сияние. А рядом с Дани, на краешке кровати, сидел… Эстэли. Живой и изумительно красивый.

— Эстэли! — удивленно обрадовался Дани. — А как же птица? Та, со стеклянными глазами…

Эстэли рассмеялся. Легко и беззаботно, как всегда.

— Да забудь ты эту дурацкую птицу!

Но Дани не может смеяться вместе с ним. Потому что…

— Я виноват, Эстэли, прости меня…

Эстэли вздыхает и хмурится.

— Ты забыл… Я же говорил, что не смогу на тебя обидеться, даже если захочу. И мне совсем не за что тебя прощать.

— Но я виноват, — настаивает Дани. — Всё из-за меня… Если бы не я…

Эстэли мотает головой.

— Нет-нет-нет, всё не так! Ты же не бросил меня, как ненужную вещь, вернулся за мной… Ты это сделал, остальное неважно… Те несколько часов рядом с тобой… были самыми счастливыми в моей жизни…

— Но я должен был раньше…

Эстэли печально улыбнулся.

— У тебя в голове столько знаний… А, всё равно, — глупенький. Любовь — это не долг, не обязанность. Она или есть, или нет. И никто тут не виноват… Это я и хотел тебе сказать.

Дани кажется, что Эстэли прощается с ним, что он сейчас исчезнет, пропадет… Дани хочет удержать его.

— Останься со мной, Эстэли, — просит он. Он никогда и никого, и ни о чем так не просил. — Останься, не бросай меня!

Глаза Эстэли так знакомо наполняются слезами… Слезами, которые когда-то раздражали… А потом — забавляли… А позже — умиляли, выглядели трогательно… Но чаще — оставались незамеченными. Тому, что привычно, не знаешь истинной цены…

— Я тебя очень люблю, больше всего на свете… Но… Мы должны отпустить друг друга. Иначе… ты будешь страдать. А мне так больно, когда ты страдаешь… меня словно сжигает… Я хочу видеть тебя счастливым. Разреши себе счастье, пожалуйста, если ты… если ты меня… хоть когда-нибудь… хоть немножко…

И Эстэли протягивает к нему руки, и Дани тоже тянется к нему, и на этот раз они смогли коснуться друг друга… Но в тот же момент, когда их руки соединились, Эстэли растаял, растворился в голубом сиянии, и Дани почувствовал, как это сияние проникает в него, наполняя покоем… удивительным покоем…

Они в тот день опять спасали рыбаков. Но на этот раз врагом их был не шторм, а банальная поломка двигателя. Небольшую лодку отнесло течением черт-те куда, а упрямцы-рыбаки долго не хотели звать на помощь… Но всё завершилось хорошо: и лодка цела, и гордые морские волки. Яромир любил, когда дело вот так заканчивалось — без жертв, без потерь, пусть даже все мокрые и ругаются.

Вернулись, как раз, перед самым обедом. Яромир наскоро ополоснулся, переоделся и помчался — по традиции уже — в госпиталь, за златоглазым подсматривать.

… Дани нигде не было.

Яромир, уже не опасаясь быть замеченным и разоблаченным, заглянул, в конце концов, в ординаторскую. Там сидели двое врачей, которые обычно работали вместе с Дани. Один из них узнал Яромира.

— Вы, если не ошибаюсь, друг доктора Айри? У него сегодня была сложная операция, и его отпустили домой пораньше.

— Когда? — быстро спросил Яромир.

— Примерно полчаса назад.

Яромир прикинул, что за полчаса Дани точно не успел добраться до дома. Даже если сразу выехал… А кстати, на чем выехал-то? Такси?..

И он пошел к стоянке такси возле госпиталя. Где сразу же узнал, что за последний час… даже за два часа… да что уж там — за все утро!.. такси никто не нанимал. Обычное дело для Ильма. Даже для самого оживленного места столицы. Он попытался связаться с Дани, но телефон у того был отключен. «Он всегда выключает во время операции, а потом, должно быть, забыл включить…»

Таксист смотрел на него сочувственно. Потом осведомился.

— А кто пропал? Может, я чем помочь могу?

Яромир вздрогнул. Очень уж не понравилось ему словечко это — «пропал». Но обращаться за помощью к таксисту… Мелькнула было мысль: «Сам найду, обойдусь без помощников!», но он тут же вспомнил, что ослиное упрямство давешних рыбаков едва не довело их до серьезной беды. А рисковать Дани…

— Мой… друг, доктор из госпиталя. Такой… тоненький… глаза золотые. И волосы… Офигенный, в общем…

— А, доктор Айри! — сразу сообразил таксист. И счел нужным пояснить. — Внешность необычная, приметная… Но из госпиталя он сегодня не выходил — я тут от скуки наблюдаю за главным входом.

Конечно, Дани мог выйти и через запасной выход… Но Яромир отлично знал, что тот, другой, выход ведет на пешеходную аллею, которая огибает больничные корпуса, и — опять-таки — выходит на эту стоянку. Куда же он ещё мог подеваться?..

— Некоторые из персонала или посетителей оставляют кары в подземном гараже. Он мог спуститься, попросить кого-нибудь подвезти его, — сообщил ему таксист.

Яромир тут же спросил его, «где находится этот чертов подземный гараж» и, выслушав объяснения, отправился на поиски.

Охранник при въезде в гараж четко ответил, что за последний час выехал только один кар, но вела его женщина, а пассажиров не было.

— Надеюсь, с Вашим приятелем там ничего не случилось, — добавил охранник. — За последние годы в этом гараже кое-какие дрянные местечки образовались.

— Что за местечки?! — немедленно вскинулся Яромир.

Охранник всё выложил: пара подсобок, бывшая мойка, которая сейчас не работает, тоннель в морг…

— Ну, и какого хера вы тут сидите?! — вместо благодарности обругал его Яромир. — Скоро у тебя под носом всякая шушера будет орудовать, а ты — всё сопли жуешь!

И, оставив охранника стоять с раскрытым ртом, помчался в гараж.

«Только бы отыскать его. Пусть набросится, пусть называет идиотом и издевается по-всякому, только бы с ним всё в порядке…» Сердце бешено колотилось, грозя вот-вот проломить ребра, пока он носился, как угорелый, обыскивал «дрянные местечки» одно за другим…

В тоннеле была куча дверей. Почему он ломанулся именно в эту, ведущую в туалет? Чуял, не иначе, чутьем своим звериным… А может, что другое его вело, тащило, рисовало видимые только ему одному знаки беды?..

Он всё понял, как только увидел… Взгляд охватил всю картину разом — валяющийся шприц, расстегнутая рубашка, затуманенный взгляд… и двое мерзких ублюдков, чьи грязные лапы шарят по гладкой золотистой коже… Напали, вкололи какую-то дрянь, а теперь собрались ограбить и изнасиловать…

Уже почти забытая — темная мутная волна… Накатила, обдала яростным, неистовым жаром…

Но он не позволил темному снова взять верх. Когда хрустнули под ударом кулака чужие кости, он смог остановиться… что-то остановило его, что-то шепнуло: «Не для того ты сюда пришел!»

И они удрали… Яромир позволил им удрать. Избитым, напуганным до смерти… Он не убивать пришел — спасать. Дани — вот что главное, главнее не бывает…

Яромир немного разбирался в разной дури. Достаточно, чтобы понять, что с Дани ничего серьезного. Можно, конечно, врачам показать, но… Дани ему потом за это точно «спасибо» не скажет. По этой же причине полицию вызывать Яромир тоже не стал. Просто подхватил глупо хихикающего златоглазого на руки и понес…

Нести Дани оказалось задачей трудновыполнимой. Нет, сама ноша-то легкой была, и силушки у Яромира — в достатке. Но вот… На что тяжко было сдержаться и не прибить этих уродов, а гораздо тяжелее — когда такое сокровище на руках, да ещё и прижимается потеснее, дышит в шею… Уу, вот уж испытание на прочность!

… Довез, наконец, до дома, уложил на кровать… Успокоился, вроде, златоглазый, перестал хихикать. Похоже было, что спит, только Яромир понимал, что не настоящий это сон, а что-то наподобие глубокой отключки…

Обратно на работу Яромир решил не ехать. Нельзя сейчас Дани оставлять — вдруг, наркота на него тоже как-нибудь не так подействует…

Позвонил Дейдре, та сначала разорялась, мол, где шляешься, никакой ответственности… Яромир слушал терпеливо, не перебивая. Женщина… И минут через пять, когда Дейдра решила, что нерадивый подчиненный отруган достаточно, она, наконец, посчитала нужным спросить, в чем дело.

— У меня тут… друг себя неважно чувствует. Мне бы приглядеть за ним, — не вдаваясь в подробности, ответил Яромир.

— Друг? Тот, хорошенький? Ой, да, конечно, тогда тебе лучше остаться, извини, что налетела сразу… А что с ним? Что-то серьезное? Нужна помощь? Я бы могла… — в голосе девушки слышалось неподдельное беспокойство.

— Да не, не надо, справлюсь.

Яромир усмехнулся: стоит только упомянуть златоглазого, как все сразу млеют. «Ах, доктор Айри!» «Ой, хорошенький!» М-да… Вырисовывалась неважнецкая перспективка — всю оставшуюся жизнь ревновать Дани к каждому встречному-поперечному. «Ну и плевать! Зато мне достаются вечера у камина и прогулки к морю!» Угу… А также язвительные насмешки, надменно поджатые губки, высокомерные взгляды… А иногда даже поломанная домашняя утварь — в случае, если «милашку доктора» что-то уж совсем не устраивает… «Всё равно, плевать!» — повторил Яромир, с нежностью глядя на взъерошенные золотые кудряшки, на раскинутые точеные руки… пальцы — длинные, изящные, с розовыми ноготками… «Такой ты — только для меня одного».

Проснулся… Или правильнее будет сказать — очнулся?..

За окном уже были сумерки. В комнате царил полумрак, разбавленный приглушенным светом маленького ночника.

На краешке его кровати сидел Яромир и обеспокоенно смотрел ему в лицо.

— Как ты? — осторожно спросил он. — Как себя чувствуешь?

Дани себя чувствовал… неловко. Хуже всего было то… да — винить снова, кроме себя, некого…

Он смутно помнил, как Яромир нес его на руках. Это точно не было галлюцинацией. Запах моря и табака, жар тела… Ох, нет! Эти воспоминания лучше отложить… на потом… Сейчас Дани куда больше занимало вот что: наркоторговец и его приятель действительно пытались его… с ним… Раздевали, щупали… Как бы так узнать?

— Те двое, — произнес он и почувствовал, что краснеет. — Они не…

Яромир нахмурился.

— Ублюдки, что напали на тебя? Они ничего не успели, не волнуйся…

Он осекся, внимательно посмотрел на Дани… Слишком уж внимательно. Дани чувствует, что его лицо стало уже пунцовым.

— Вот выродки! — вдруг гневно выкрикивает Яромир. — Всё-таки, кое-что успели напакостить! Сережки твои… Их же три было, я помню. Такая красота — как капельки крови… Блядь! Ну, нахрена я дал им уйти?! Успели таки стянуть. А я сразу не заметил… Ты уж меня прости, купим тебе новую. Или закажем, чтоб сделали… Обещаю!

— Спасибо, — Дани улыбается ему.

Глупый солдафон… Вбил себе в голову, что на Дани напали. И никакая другая правда ему не требуется, он не мучает Дани расспросами, сомнениями… «Вот уж никогда не думал, что буду настолько рад видеть его рядом».

— Ты, правда, пришел в себя?

Глупый… Какой он глупый… Думает, наверное, что Дани улыбается ему из-за наркотиков… смешной он. Пахнет морем и табаком.

— Слушай, давай я тебе сейчас ванну приготовлю? С хвоей, как ты любишь. И чай с…

— … с молоком и мёдом, — Дани опять улыбается.

… «Он так сияет. Просто оттого, что со мной всё в порядке, и я всем доволен» — размышлял Дани, нежась в теплой ванне с душистой пеной и прихлебывая ставший любимым чай.

Мысли текли плавно и неторопливо. Он, и правда, был сейчас всем доволен. Ощущение тихой радости… вокруг него, внутри него — как чистый звенящий воздух. Дани был уверен, что наркотики здесь не при чем. Это… тот голубой свет. Это Эстэли… который не был галлюцинацией… Пусть «антинаучная чушь», пусть «невозможно»! Но Дани хочет верить — и будет верить! — что всё правда, что Эстэли приходил к нему, говорил с ним… простил его… «Разреши себе счастье…»

Над «счастьем» Дани не успел как следует задуматься — помешал заглянувший в ванну Яромир.

— Я это… чашку забрать. Если ты уже все выпил…

— Да, можно забрать, — лениво протянул Дани.

Он бы с удовольствием выпил ещё, но… Как-то не хотелось гонять Яромира, без которого этот день мог закончиться для Дани очень скверно.

«Да и вылезать пора…» Как только Яромир вышел, Дани встал, потянулся за полотенцем, но поскользнулся и, чтобы не упасть, схватился за висящую сбоку полочку… откуда тут же с грохотом посыпались на пол всевозможные пенки, лосьоны, гели, щеточки…

Яромир, разумеется, немедленно вернулся, окинул ванну встревоженным взглядом.

— Что-то случилось?

— Да, — ответил Дани. — Я хотел достать полотенце.

И засмеялся. В руках у него была отломавшаяся часть полочки.

— Я сегодня, как стихийное бедствие. Так и от дома скоро ничего не останется.

— Да уж, — только и сказал Яромир. И облегченно вздохнул, словно скинув с плеч тяжеленный груз. Потом подошел к Дани, отобрал у него кусок злосчастной полочки, а взамен вручил полотенце.

Дани так и стоял в ванне, теребя в руках полотенце, глядя, как Яромир подбирает все эти баночки, бутылочки…

«Я чего-то жду?» — озадаченно спросил себя Дани. И ответ тут же нашелся. Да, он ждал… ждал, когда этот глупый солдафон обратит на него внимание и догадается, что Дани вовсе не против того, чтобы его вытерли. А потом закутали в полотенце и отнесли в кровать…

… Прижимаясь — теперь уже сознательно, без всяких наркотиков — к широкой горячей груди, Дани думал об огне, который может быть смертельно опасным и безжалостным, но ведь и согревает, спасает от лютой стужи… А ещё думал о том, что наркотики, конечно, гадость, но они высвобождают тайные желания, о которых подчас и сам не подозреваешь… И сегодня, когда Яромир тащил его, накачанного наркотиками… В тот момент у Дани были такие желания… Он думал ещё о словах Эстэли, о том, чтобы разрешить себе…

Он столько всего успел передумать, пока Яромир нес его до кровати. Несколько шагов — из одной жизни в другую…

… Забыть невозможно. Как ни старайся. Но можно оставить прошлое прошлому. Можно разрешить себе жить.

Он принял решение. Как раз в тот момент, когда его бережно опустили на мягкую постель…

Что-то такое случилось со златоглазым. Когда он очухался… Поначалу Яромир даже подозревал, что Дани всё ещё под кайфом. Но времени уж очень много прошло. Да и зрачки у того были в норме, и поведение вроде бы соответствовало…

Странность — или что это ещё? — заключалась в том, что Дани был… почти, как в тот день, когда руку порезал. Тогда он… светился для всех, даже для Яромира. И сейчас тоже светился. Не так ярко, как тогда, не ослепительным солнцем полудня, а мягкими рассветными лучами новорожденного утра… Таким Яромир его ещё не видел. Даже в мечтах… Он и не подозревал, что Дани может… умеет… захочет быть таким…

«Не стой столбом, сделай ему что-нибудь приятное, чтоб, значит, светился подольше!»

И Яромир приготовил ванну с пеной и чай с мёдом и молоком — дальше этих маленьких привычных «приятностей» фантазия залетать остерегалась. Как бы не разрушить опять это хрупкое чудо…

… И всё шло правильно, как надо — Яромир это чувствовал, не звериным чутьем, нет, а сердцем, которое, хоть и в шрамах всё, но, оказывается, не потеряло чувствительности… Дани не дразнил его и не испытывал. Это было… другое, чего раньше не было… с ними… между ними…

Но как же хотелось остановить время, когда он нес Дани на руках… Второй раз за этот день, но сейчас не было никакой наркоты, а был только Дани — знакомый и совсем неизвестный… Тепло кожи под пушистым полотенцем… и пушистые волосы щекочут шею Яромира… А запах — прохладный, с горчинкой — дурманит похлеще всяких специальных ароматов…

Чуть не со стоном кладет драгоценную ношу на постель, выпускает из рук… Да только руки Дани, обвившиеся вокруг Яромировой шеи, отпускать не хотят, держат крепко… А золотые глаза… ждут? А приоткрытые губы… «Это я, наверное, дурью накачан… Хорошая такая дурь… Да что бы оно ни было, если этот кайф сейчас закончится, я сдохну!»

Едва не ошалев от привалившего нежданно счастья, Яромир, тем не менее, помнил — нельзя набрасываться, как бы не закипало всё внутри. Чтобы снова не напугать, не испортить всё… себе и ему…

«Как лучше для него. Чтобы ему хорошо было»

Легкий, осторожный поцелуй в уголок рта… Потом — в приоткрытые губы… языком… глубже…Его пропустили, не препятствовали. Но и не ответили.

«Слишком настойчиво» — понял Яромир. — «Вроде как, вторжение получилось. Не стоило так сразу».

Яромир отстранился — ох, блин, как же тяжко ему это далось! — посмотрел на Дани… Зардевшиеся щеки, испарина на лбу… Но лучше, всё-таки, спросить.

— Тебе вправду этого хочется?

А тот чуть наклонил голову к плечу.

— Можно попробовать…

— Мучитель ты! Славный мой мучитель! — и Яромир, сказав, наконец, вслух то, что давно мечтал сказать, в два приема скинул одежду. И развернул полотенце на Дани. Как подарочную упаковку…

«Не торопиться. Главное, чтоб ему хорошо было» — напомнил он себе. И накинулся на вожделенные коленки. Дорвался… Теперь зацеловать всласть — и коленки, и под коленками… Чуть раздвинуть… приникнуть щекой к внутренней стороне бедра, потереться и так, и эдак — кожа там мягонькая, шелковистая… животик потом вылизывать… и втянутый пупок… целовать и гладить золотые завитки в паху… И нашептывать, нашептывать…

— Солнышко… лапонька… ангел золотой…

И много, много ещё всего… Оказывается, Яромир столько ласковых слов знает. Но говорит их в первый раз. И ласки такие, нежность без конца-края — тоже в первый раз. Первый и есть. С другими — другое было. А сейчас он наслаждался тем, что любил каждую клеточку кожи, каждый пальчик, каждый волосок… Отдавал… дарил годами остававшийся невостребованным запас ласки, нежностей всяких… Надо же, сколько в нем этого всего! Будто хранилось до поры, до времени, скрытое даже от него самого. Чтобы не разбазарить попусту то, что предназначено только для одного… того самого.

А тот самый… единственный, драгоценный, ненаглядный… он и хотел, видно было, но в то же время — что-то в нем сопротивлялось, не пропускало Яромировы ласки-нежности, не позволяло отвечать… «Ничего… Я понимаю… Я буду стараться… Всё у нас будет, как надо… Всё для тебя».

— А теперь самое время заняться твоим молодцом, а?

Ответ Яромиру был не нужен, он ведь и не спрашивал, по правде говоря. Взял без спроса… Сперва погладил легонько, пощекотал языком, подразнил… А как только Дани ойкнул, двинул бедрами, подавшись к нему — тут Яромир смилостивился, обхватил губами, не торопясь, смакуя, забрал в рот… горячий, твердый, а вкус — с той же горчинкой… Как награда — пальцы Дани, зарывшиеся в густую Яромирову шевелюру…

Когда Дани завертелся, развел согнутые в коленях ноги, Яромир, выпустив изо рта то, что так старательно и умело баловал, приподнялся, заглянул в золотые глаза… И прочел в них разрешение.

Но как только Яромир, сияя от радости, что твой светильник, приподнял бедра Дани, намереваясь водрузить их себе на колени, златоглазый вдруг вывернулся и перекатился на живот, уткнувшись носом в подушку.

О как, значит… Видеть его не желают… Первым порывом было — схватить, развернуть, прижать, притиснуть сверху, чтоб дернуться не мог… И в тот же момент Яромир пожалел, что не обо что сейчас башкой треснуться. «Давай-давай, гад, испогань всё опять, только это и умеешь» — клеймил его беспощадный внутренний голос. — «Все для него, да? Чтобы ему хорошо?..» Для него… Яромир погладил чуть вспотевшую золотистую спинку. Пусть… Если так ему будет лучше… Пусть не смотрит на Яромира, пусть даже кого другого себе представляет… может, того, красивого… Пусть. А Яромир сделает всё, чтобы ему было хорошо.

Он слизал капельки пота с поясницы… Там пушок такой… бархатный… глазу его не видно, и пальцы недостаточно чувствительные, чтоб нащупать… а губами можно… Раздвинул маленькие тугие ягодицы, добрался до заветной дырочки… Э, нет, просто так не пустит, тут даже пальцами — слишком грубо. Только языком…

И когда эта маленькая дверца приоткрылась для него, Яромир понял… что крепко оплошал. Слюна слюной, но этого недостаточно. Там так узко, так пугливо всё сжимается… Он вовек себе не простит, если сделает Дани больно. Если ещё раз сделает…

«Придурок!» — заорал внутренний голос. — «Точно сделаешь больно, если вот так его оставишь — остывать, после того, как разогрел не на шутку. Лучше ищи, чем смазать!»

Первая мысль была — в ванную побежать, там гели разные… что-нибудь, да подойдет. Но Яромир всерьез опасался, что пока он бегает да рыщет, передумает златоглазый. Он такой — скажет, мол, не оправдал доверия… Что же тогда… А, вот же, на тумбочке, когда чашку ставил из-под чая, видел… да, точно — крем для рук, смягчающий… хороший, должно быть, руки-то у Дани такие мягкие…

Он был словно заключен в кокон. Множество прочных пут держали его, и он не мог выбраться.

А так хотелось… ощутить, почувствовать, насладиться… в полной мере, не думая больше ни о чем…

Он был благодарен Яромиру. За терпеливые и, в то же время, настойчивые ласки. За то, что тот нежностью своей осторожно распутывал кокон, постепенно вызволяя спрятанного в нем живого, настоящего Дани…

Оставалось совсем немного… Дани знал — ещё чуть-чуть, и он освободится.

Он не боялся — ни в коем случае! — он хотел идти до конца. Но он просто не был готов к тому, чтобы смотреть сейчас на Яромира. Дани опасался снова увидеть в нём зверя, а себя — его слабой и беззащитной добычей.

Но закрывать глаза он тоже не хотел. Это… для него это было сродни подчинению. А подчиняться он не будет.

Лучше он перевернется. Неважно, хочет этого Яромир или нет. Дани сам решает, как получать удовольствие.

Яромир так старается… Конечно, Дани ему разрешит… Так и быть. Пока всё хорошо, всё нравится… Но он будет контролировать…

Он не смог контролировать… не захотел… Когда удовольствие разлилось в нем, как медовый чай из расколовшейся чашки, проникая всюду, заполняя самые тайные, самые закрытые уголки тела… сознания… «К чертям контроль!»

Наверное, это и означало «разрешить себе счастье»?..

Ну… Извел чуть ли не весь тюбик… Но всё — пальцами, пальцами… Пока Дани не начал нетерпеливо ерзать, крутить попкой. Только тогда вошел…

Яромир так давно этого ждал, столько раз представлял, закрывшись в ванной… Он мог бы кончить уже сразу… Если бы отдался ощущениям, если бы не сдерживал себя…

Но он должен был сдерживать. Потому что — сначала Дани. Только так. Тяжко… Вроде как, опять испытание… Но — так надо, иначе — обидится златоглазый, решит, что Яромир только о себе думает.

Вот он и сдерживался… Только чуточку подпуская к себе удовольствие… И ласкал своего ненаглядного, не уставая шептать — да разве ж можно от такого устать?! — какой он… самый лучший… самый красивый… самый желанный… И чувствовал, как рушится постепенно то, что всё время держало Дани, как уходит напряжение, недоверие, как они все ближе к тому, чтобы стать по-настоящему вместе…

И только когда дрожь пробежала по золотистому гладкому телу, и Яромиру в ладонь, которой он ласкал Дани, брызнула бесценная влага, только тогда он отпустил себя…

Но и в тот момент они ещё не стали — вместе. Яромир это понял, почувствовал… Дани продолжал лежать лицом в подушку… даже когда Яромир тихонько позвал его… «Это неправильно. Так не должно быть».

По наитию какому-то, будто опять подсказал кто, — мягко обнял Дани за плечи, развернул к себе… А тот — упирается ладонями ему в грудь… но — несильно, нерешительно. Поэтому Яромир не отпускает его, продолжает мягко, но настойчиво притягивать к себе, он понимает, что это — не настоящее сопротивление, что Дани вовсе не отторгает его… Но сдаться сейчас, отпустить — нельзя, тогда он снова закроется, спрячется…

Яромир держал, пока Дани не обмяк в его руках… и почти слышно было, как рухнула невидимая стена… но Яромир продолжал прижимать к себе своего любимого, гладить стриженый золотой затылок… Пока Дани не уснул, тихонько посапывая на Яромировом плече. И Яромир, счастливый и довольный, как ни разу в своей бестолковой жизни, уснул тоже. С мыслью, что вот теперь… только теперь… они по-настоящему вместе.

Утро Ильма. Золото и бирюза. Запах моря, дождя и мокрой травы… И спокойное дыхание рядом…

Отголоском остывшей боли — воспоминание о другом дождливом утре… в другом мире…

Вот оно как вышло — и ломала их матушка-Элпис, и корежила по-всякому, но до конца не сломала. Ну да, не хватило у них силенок, чтобы одолеть суку-родину, но выжили ведь, не сгинули, пустили корни в новую землю… А если кто и считает, что бегство — это слабость, то… то… «То пускай себе в задницу засунет своё дурацкое мнение! Сам бы попробовал столько-то дерьма хлебнуть!»

Яромир аж рассердился на себя. Вот, начал ни с того, ни с сего фигней страдать… в такое утро необыкновенное… И золотые глазоньки вот-вот откроются…

— К теплому морю. По мокрой траве… — прошептал он чуть слышно.

— …Я бегу босиком… — негромко откликнулся его любимый.

…Портрет на стене — как окно в иной мир. Из которого смотрела на них и улыбалась… Мама.